Мне было тринадцать лет.

Я слышал чудные звуки

И знал: удел небывалый

Судьбой уготован мне.

Мне было тринадцать лет.

Свирепый голос призванья

Гордостью беспредметной

Душу мне наполнял.

Мне было тринадцать лет,

Когда у ручья старуху

Я встретил: горб и лохмотья.

И мне сказала она:

— Юноша, воды быстры,

Камни остры... — С размаху

Ее, подхватив, перенёс я

Через воды ручья.

Костлявые помню пальцы

И тонкую, словно в веснушках,

Коричневатую кожу

В меня вцепившихся рук.

До пояса доходила

На стрежне тёмная влага,

И с левой ноги сандалью

Поток у меня сорвал.

— Сядь, милый, переобуйся... —

Тут, сбит воздушной волною,

Вскочил я: — Где ты, колдунья? —

И не было никого.

1988

* * *

Ах, васильки, васильки,

Сколько вас выросло в поле...

Прости, невозвратимый праздник...

Непостижимо далеки

В гербариях старообразных

Те давешние васильки.

Прости! Препоны и клинки,

И ласточки, и сквозняки

Осели в слайдах, беспристрастных

И не по-доброму прекрасных.

Под ними бирки, номерки.

Я молод был, земного пира

Цветочную галиматью

Из коммунального сортира

Волок в метафору мою.

Пир выдался под стать жилью...

Очнулся — бездны на краю,

Один. Посередине мира

Стою, у ног кирка и лира —

И не узнаю...

1987

* * *

Не любовницы девичий пыл,

Он отчизну чужую любил —

И уехал, мечтой окрыленный,

Ей же берег оставил иной,

Омываемый нежной волной,

Дактилический, неутоленный.

Он уехал — и призрак возник.

Всякий раз зажигая ночник,

Видит девушка: тень пробегает

Меж холстов, табуреток и книг

И с оглядкой к трюмо приникает.

Как в аквариуме, там среда,

Всколыхнувшись, стекло омывает,

От пробоины в трюме вода

Атлантическая прибывает.

Ночь проходит. Проходят года.

Успокаивается лишь днем

Взбаламученный зеркала омут.

И она вспоминает о нем,

А слезу экономит.

Днем, когда просветлел небосвод,

У мольберта она напевает:

— За морями синица живет,

Там тепло и забот не бывает.

1987

* * *

— Противится твоя совесть, велик соблазн уклониться,

Но битва — предначертанье верховного божества.

Итак, крепись и сражайся, — вождю говорит возница,

И кони ржут, подтверждая божественные слова.

— В бою ты не знаешь равных, тебе суждена победа,

Ты праведен перед небом, а Кауравы грешны.

— Всё верно, — шепчет Арджуна, — но сердцу противно это.

Ценой их жизни ни слава, ни царство мне не нужны.

Смотри, о бог кровожадный: там братья мои и дяди,

Там тот, кто мечом и словом меня научил владеть.

Каких утех и сокровищ, какого призванья ради

Их гибели предрешённой я должен сейчас хотеть? —

Два войска стоят недвижны, и каждый знает свой жребий.

Истории нет в помине, она еще не нужна.

Служенье, мудрость, величье — сам выбери, что нелепей.

Добавь любовь, если хочешь. Крепись, получай сполна.

27 октября 1992