Когда я всматриваюсь в далекие годы прошлого, воскрешаю в памяти незабываемые события гражданской войны и первых лет Советской власти, вспоминается прежде всего молодежь того времени. Молодежь рабочая. Молодежь солдатская и матросская. Молодая интеллигенция.

Молодежь была ударной силой революции. Из ее рядов наша партия черпала кадры самоотверженных бойцов для фронта и талантливых организаторов для тыла.

У нас, на родине В. И. Ленина, в бывшем Симбирске, первым председателем губисполкома был тридцатилетний рабочий-металлист М. А. Гимов, а во главе губкома РКП(б) стоял слесарь-инструментальщик и профессиональный революционер двадцатичетырехлетний И. М. Варейкис. В тот же период городскую партийную организацию возглавлял двадцатилетний техник Григорий Каучуковский, а его ровесник студент Александр Швер редактировал первую советскую газету.

Летом 1918 года Симбирскую губернию охватило пламя гражданской войны. На ее территории началось формирование 1-й Революционной армии, и командование этой армией было доверено бывшему поручику двадцатипятилетнему М. Н. Тухачевскому.

О моих встречах с Михаилом Николаевичем Тухачевским и впечатлениях от них мне и хочется рассказать здесь.

Впервые я увидел М. Н. Тухачевского в начале сентября 1918 года в поселке Чуфарово, Московско-Казанской железной дороги. Там располагался тогда штаб 1-й Симбирской Железной дивизии. Пути были забиты эшелонами. Готовилось наступление на Симбирск.

Я занимал в то время очень скромную, но хлопотную должность: красноармеец-письмоводитель, а попросту – писарь. Работы было невпроворот: дивизия принимала пополнение. Прибывали команды мобилизованных, шли добровольцы.

С какими-то бумагами я направился к начальнику штаба Вилумсону. Он отмахнулся:

– Потом. Сейчас иду вместе с начдивом встречать командующего армией.

Каждому из нас тоже, конечно, хотелось посмотреть, каков он, наш командующий. Но работа не пускала. Только примерно через полчаса после ухода Вилумсона мне и моему товарищу Володе Трубачеву разрешили отлучиться из штабного помещения.

Мы были еще очень молоды, но то ли из книжек, то ли понаслышке от бывалых солдат знали, что командующего армией полагается встречать торжественно, вероятно с оркестром и почетным караулом. Однако нам пришлось разочароваться. На этот раз ничего подобного не было и в помине.

Командарм запросто шагал через площадь в группе наших командиров и о чем-то оживленно разговаривал с ними. Когда группа приблизилась к штабу, нам удалось хорошо рассмотреть его. По сравнению с нашим начдивом Г. Д. Гаем, которому шел тогда тридцать первый год, М. Н. Тухачевский выглядел совсем юношей, словно только что покинул гимназическую скамью. Одет он был, как и все тогда, в самую обычную красноармейскую гимнастерку, только хорошо по фигуре пригнанную.

Командующий был немного выше среднего роста, строен, подтянут. От всей его фигуры веяло здоровьем, энергией, уверенностью и спокойствием. На лице светились большие серые глаза. У губ – волевая складка. Держался он просто, без всякой рисовки.

У нас в штабе М. Н. Тухачевский пробыл недолго. Почти сразу же вместе с Гаем уехал в полки. А через несколько дней мы узнали, что командарм лично наблюдал за ходом наступления нашей дивизии на Симбирск, находясь на одном из ее флангов.

Такова была моя первая встреча с М. Н. Тухачевским – одним из самых выдающихся полководцев Красной Армии периода гражданской войны.

Прошли годы. Отгремели военные громы. Советская республика, залечив раны, поднималась из пепла и разрухи. Красная Армия пристально изучала накопленный ею боевой опыт, совершенствовалась технически и организационно. И тут судьба опять столкнула меня с Михаилом Николаевичем.

Весной 1925 года я получил назначение в Смоленск на должность инструктора политуправления Западного военного округа по военной пропаганде. А Михаил Николаевич Тухачевский как раз в то время командовал войсками этого округа.

Дело, возложенное на меня, было совершенно новым. Никто не мог точно очертить круга моих обязанностей и сказать вполне определенно, чем я должен заниматься: то ли наблюдать за деятельностью Осоавиахима, то ли добиваться военизации учебного процесса в школах, то ли налаживать военную пропаганду на приписных участках территориальных частей. Пришлось употребить некоторое время, прежде чем все это прояснилось и у меня установились более или менее прочные связи с учреждениями и организациями, которые в какой-то мере уже занимались военной пропагандой.

И вот однажды я оказался на общем собрании ячейки ВНО (военно-научного общества), объединявшей работников штаба округа. Вхожу и глазам своим не верю: среди собравшихся – М. Н. Тухачевский. Сидит себе скромненько на стуле у окна и с кем-то тихо разговаривает в ожидании, пока откроют собрание.

Я занял место в углу наискосок и стал наблюдать. Думал, что Тухачевский приглашен сюда в качестве докладчика или, по крайней мере, будет председательствовать. Ничего подобного! Собрание вел кто-то из работников штаба. Докладчиками тоже выступали другие.

Не помню сейчас, какие вопросы разбирались тогда. Кажется, речь шла об изучении уроков и опыта польской кампании. Запомнилось другое: внимательность, с какой М. Н. Тухачевский выслушивал выступления рядовых членов ВНО, и то, как покорно взял он на себя разработку какой-то темы, предложенной председательствующим.

Когда собрание закончилось и все стали расходиться, я подошел к М. Н. Тухачевскому, представился. Сказал, что видел его под Симбирском в 1918 году.

– Приятно встретить старого сослуживца, – приветливо отозвался он и после некоторого раздумья добавил: – Много лет прошло с тех пор, были дела посерьезней и посложней, чем Симбирск, и все же тех дней я никогда не забуду…

От беглых воспоминаний мы перешли к деловому разговору. Я попросил совета, как мне поскорее заинтересовать делом военной пропаганды широкую партийную и советскую общественность. Может быть, лично объездить основные центры округа? Может быть, написать письма в местные советы и профсоюзы? Михаил Николаевич посоветовал воспользоваться прежде всего газетной трибуной. Рекомендовал написать серию статей о роли и значении военной пропаганды среди населения.

Я ухватился за эту мысль. Статьи были написаны и вскоре напечатаны.

В тот год мне довольно часто приходилось встречать Михаила Николаевича. Мы состояли в одной парторганизации, работали в одном здании, жили в одном доме у Лопатинского сада.

Однажды летом иду на службу и вдруг справа от себя слышу автомобильный гудок. Повернулся и вижу: возле меня останавливается машина командующего. Михаил Николаевич приоткрыл дверцу и приглашает:

– Садитесь… Вы же, наверное, в штаб?..

С тех пор в подобных случаях я и сам стал поступать точно так же: никогда не проезжаю мимо знакомых мне людей.

Вспоминается и еще один, может быть, мелкий на первый взгляд, но очень характерный случай. Как-то на открытой площадке одного из летних кинотеатров, расположенного неподалеку от нашей квартиры, мне пришлось делать для зрителей доклад о международном положении. Примерно на половине доклада я заметил среди зрителей М. Н. Тухачевского. Это меня смутило, начал было сбиваться с тона. Михаил Николаевич за метил мое смущение и ободрил кивком головы: ничего, мол, все хорошо, продолжай. Это помогло мне вновь овладеть собой, и доклад закончился вполне благополучно.

Из всех моих, очень разных по характеру, встреч с Михаилом Николаевичем Тухачевским я вынес совершенно твердое убеждение, что это был человек редкого ума, такта, обаяния и скромности. Той скромности, которая всегда отличает людей незаурядных от серой посредственности.