В 1917 году король Великобритании Георг V разослал телеграммы семерым мужчинам и семнадцати женщинам, выказав им свое почтение и поздравив их со столетием. Так зародилась традиция, которая жива и поныне, – только теперь царствующая внучка короля Георга рассылает юбилярам уже не телеграммы, а поздравительные открытки. Но сейчас работы у королевского двора изрядно прибавилось: королеве Елизавете II приходится ежедневно подписывать больше поздравлений со столетием, чем ее дед подписывал ежегодно. Сегодняшние столетние юбиляры были еще детьми, когда король Георг рассылал первые поздравления, однако за время жизни этих уже весьма пожилых людей число британских подданных, ежегодно переступающих почтенный возрастной порог, выросло от двузначных чисел до примерно 10 000 человек.
В ХХ веке человечество нашло способ укротить и победить своего древнейшего и злейшего врага. Благодаря вакцинации, медицинской гигиене, обеззараживанию воды и антибиотикам мы вдвое увеличили среднюю продолжительность жизни, составлявшую ранее всего 31 год. Там, где эти четыре новшества получили наибольшее распространение, то есть в развитых странах, средняя продолжительность жизни приближается к 80 годам. Большинство перемен, которые позволили нам отдалить наступление смерти, произошло за очень короткий срок – примерно за 50 лет от последнего десятилетия XIX века до окончания Второй мировой войны.
Сейчас, в XXI веке, мы открываем новую главу в истории здоровья нашего биологического вида. Долголетие, выпадающее на долю многих жителей Запада, – не единственный показатель здоровья. Даже те, кому посчастливилось прожить восемьдесят, девяносто лет или больше, все равно ощущают ограничения, накладываемые на качество жизни состоянием физического и психического здоровья. А если вспомнить о малышах, попавших в капкан аутизма, о миллионах детей, страдающих от экземы, сенной лихорадки, пищевых аллергий и астмы, о подростках, которые узнают, что им всю жизнь придется делать себе инъекции инсулина, о взрослых молодых людях, сталкивающихся с разрушением нервной системы, и о многих миллионах людей, страдающих избыточным весом, депрессией и неврозами, – то качество их жизни гораздо, гораздо хуже, чем могло бы быть.
К счастью, нам, жителям развитых стран, больше не угрожают оспа, полиомиелит или корь, и уже одно это означает огромный скачок вперед. Однако болезни XXI века, которые пришли им на смену, – вовсе не неизбежная альтернатива, хотя именно так следовало бы думать в русле гипотезы гигиены. Прежнее стремление к долголетию сменилось стремлением к лучшему качеству жизни в те годы, которые нам дарованы. Догмы гипотезы гигиены и ее основную идею о том, что инфекции защищают нас от аллергий и других воспалительных заболеваний, нужно выбросить из головы и врачам, и пациентам. Нам нужны не инфекции – нам нужны наши «старые друзья». Мы уже знаем, что аппендикс, некогда считавшийся бесполезным рудиментом нашего эволюционного прошлого, в действительности служит «заповедником» для микробов, где иммунная система организма проходит обучение и получает руководство к действию. Аппендицит, вовсе не являясь обязательным событием в жизни (по крайней мере, некоторых из нас), представляет собой лишь следствие утраты богатого микробного сообщества – тех самых старых друзей, которые должны оберегать и защищать организм от вторжения патогенов. Оживить старую дружбу, восстановить эти древнейшие взаимовыгодные союзы – это в наших силах.
В первой главе я подходила к загадке происхождения болезней XXI века с позиций эпидемиолога, задаваясь вопросами о том, где они возникали, кого поражали и когда начались. В ответах на эти вопросы отразились перемены, которые произошли в нашем образе жизни благодаря богатству и изобретательности современного мира. Мира, где антибиотики используются в качестве лекарства против всего на свете – от смертельно опасных инфекций до безобидной простуды. Где фермерские хозяйства попали в зависимость от антибиотиков, которые помогают скоту быстрее набирать вес и позволяют фермерам содержать больше генетически близких особей в тесных помещениях – да так, чтобы они при этом ничем не болели. Где мы привыкли к рациону с самым низким в истории человечества содержанием пищевых волокон. Где многие дети не рождаются по-настоящему, а вырезаются хирургами из материнского живота. И где сами матери, забывая о грудном молоке, которым тысячелетиями кормили младенцев, выбирают искусственные молочные смеси.
Все эти перемены начались в 1940-е годы, когда стали доступны антибиотики, когда с окончанием Второй мировой войны основательно преобразился рацион и когда стали чаще делать кесарево сечение и рекламировать кормление из бутылочки. До недавнего времени мы упорно не замечали последствия этих перемен на том уровне, который скрыт от невооруженного взгляда. История совместной эволюции и сотрудничества с нашими симбиотическими партнерами, насчитывавшая тысячи поколений, неожиданно и бесславно подошла к концу в тот самый день, когда мы объявили войну собственным микробам.
Болезни XXI века угрожают всем, от новорожденных до престарелых, не щадя ни женщин, ни мужчин, не делая исключений ни для одного народа. Многие из этих болезней, особенно аутоиммунные, «предпочитают» женщин, хотя до сих пор неясно почему. Один эксперимент показал, что даже это половое различие связано с микрофлорой. Среди мышей еще одной линии, генетически склонной к диабету 1-го типа (так называемых нежирных мышей-диабетиков – НМД), у самок болезнь развивается в два раза чаще, чем у самцов. Такой перекос в распределении болезни между полами, возможно, как-то связан с воздействием гормонов на иммунную систему: например, после кастрации самцы становятся более уязвимыми для диабета. Но если вырастить мышей породы НМД без симбиотических микробов, то у них этот перекос исчезнет. По-видимому, микрофлора каким-то образом влияет на риск развития болезни. Можно даже защитить самок от угрозы развития диабета, пересадив им микрофлору самцов: вероятно, это повышает уровень тестостерона. Впрочем, эти специфические половые различия становятся очевидными только после полового созревания – и это, кстати, объясняет, почему диабет 1-го типа у людей проявляется с одинаковой частотой у обоих полов: ведь он развивается обычно до достижения половой зрелости. При других аутоиммунных болезнях, например при рассеянном склерозе и ревматоидном артрите, смещение в сторону численного преобладания женщин относительно мужчин становится тем слабее, чем позже развивается заболевание.
Разобравшись с вопросами где, кто и когда, я стала интересоваться, почему и как возникли болезни XXI века. Если говорить коротко, мы сами навредили собственной микрофлоре. Уже одно нарушение равновесия наших микробных сообществ – особенно тех, что живут в кишечнике, – вызывает воспаление, а воспаление, в свой черед, вызывает ту или иную хроническую болезнь. Одно время мы надеялись, что человеческий геном окажется кладезем сведений о причинах недугов, но в итоге розыски, проведенные среди наших генов, обнаружили гораздо меньше генетически обусловленных заболеваний, чем ожидалось. Зато полногеномный поиск ассоциаций (ППА) обнаружил гены, которые отвечают только за предрасположенность к различным болезням. Эти варианты генов вовсе не обязательно являются ошибками – это просто естественные вариации, которые в нормальных условиях не представляют опасности для здоровья. Однако при особых обстоятельствах такие генетические различия действительно могут сделать некоторых людей более уязвимыми к развитию той или иной болезни. Показательно, что многие из генетических вариантов, имеющих отношение к болезням XXI века, как выяснилось, принадлежат генам, связанным с проницаемостью стенок кишечника и с управлением иммунной системой.
В 1900 году в развитых странах летальными болезнями были пневмония (воспаление легких), туберкулез и инфекционная диарея. Средняя продолжительность жизни составляла 47 лет. В 2005 году тремя главными причинами смерти стали болезни сердца, рак и инсульт. Средняя продолжительность жизни достигла 78 лет. Мы предпочитаем думать об этих болезнях как о недугах, свойственных старости, как о неизбежных последствиях роста продолжительности жизни. Однако среди людей, живущих в не затронутых вестернизацией уголках мира, даже те, кто перенес немало инфекционных болезней, трагических случайностей и насилия и дожил до старости, нечасто умирают от этих недугов. Теперь мы начинаем понимать, что сердце не «затвердевает», клетки не размножаются бесконтрольно и кровеносные сосуды не лопаются просто оттого, что им уже много лет и они «устали». Новая точка зрения, которую все чаще разделяют ученые-медики, заключается в том, что эти болезни вызваны не старостью как таковой, а воспалением. Если здесь и сказывается эффект почтенного возраста, то лишь в той мере, в какой современные эксперименты с человеческим организмом уже привели к воспалениям, переросшим в настоящую катастрофу. Если все дело в этом, значит, при отсутствии многолетнего воспаления вполне можно дожить до преклонных лет и сохранить здоровье.
Аналогично тому, как расшифровка человеческого генома ознаменовала новую эру в биологии, фактическое признание микрофлоры скрытым внутренним органом открыло новую эру в медицине. Болезни XXI века поставили новые задачи и перед пациентами, которые стали жить дольше, и перед врачами, которые хотят испытать новые лекарства и методы лечения, и перед фармацевтическими компаниями, которые производят препараты для лечения хронических расстройств. Традиционные методы терапии зашли в тупик – они оказались бессильны против многих современных заболеваний. Мы скорее хронически лечимся, чем окончательно исцеляемся: постоянно принимаем антигистаминные средства при аллергиях, инсулин при диабете, статины при болезнях сердца и антидепрессанты при психических расстройствах. Но избавиться от этих болезней нам так и не удается, ведь до недавних пор не удавалось понять даже их причины. Теперь, когда стало ясно, что микрофлора – вовсе не сторонний наблюдатель, а активный участник управления нашим организмом, мы наконец можем подступиться к болезням XXI века по-новому.
Так что же делать? Нашему союзу с микробами угрожают три вещи: бесконтрольное применение антибиотиков, недостаток клетчатки в нашем рационе и изменение того способа, которым мы сеем и взращиваем микрофлору наших детей. Мы – и как общество в целом, и как отдельные индивиды – вполне можем исправить ситуацию и устранить все три угрозы.
Общественные изменения
Главный принцип медицинской этики со времен Гиппократа звучит так: «Не навреди». Любому методу и средству лечения сопутствует риск нежелательных побочных эффектов, и врачи обязаны взвешивать и соотносить этот риск с ожидаемыми положительными результатами лечения. До недавних пор побочные эффекты употребления антибиотиков считались незначительными. Но, признавая важность микрофлоры для человеческого здоровья, мы должны понимать, что от приема антибиотиков порой может быть больше вреда, чем пользы. Даже в тех случаях, когда антибиотики успешно справляются с инфекцией, плата за исцеление может оказаться слишком высокой. У нас уже есть убедительная причина ограничить употребление антибиотиков – это формирование устойчивости к ним. Несмотря на риск, которым чревата эта проблема для общества в целом и для каждого человека в отдельности, врачи и пациенты, похоже, недооценивают ее масштаб и уделяют борьбе с ней слишком мало внимания. Но если люди задумаются о последствиях нарушения микрофлоры, то, вероятно, станут относиться к приему антибиотиков так же, как к противораковой химиотерапии: то есть как к методу лечения, чреватому серьезными последствиями для здоровых клеток, – и прибегать к нему лишь тогда, когда плюсы значительно перевешивают минусы.
Есть еще несколько полезных шагов, которые может предпринять общество, чтобы снизить зависимость от антибиотиков и ослабить их побочные эффекты в тех случаях, когда без них нельзя обойтись. Как мы знаем, врачи слишком часто прописывают эти препараты, выдавая рецепты даже тем пациентам, чьи заболевания носят вирусный, а не бактериальный характер. Беда в том, что врачи часто сами не в силах понять, какая болезнь вызвана вирусами, а какая – бактериями. В настоящее время, чтобы точно установить, какой патоген является причиной инфекции в каждом конкретном случае, нужно взять пробу микроорганизмов для изучения или культивирования, а затем в течение нескольких дней ждать результатов анализа. Для многих больных – и при многих инфекциях – это недопустимое промедление. Таким образом, первым шагом к ограничению необоснованного приема антибиотиков должна стать разработка биомаркеров быстрого действия, которые позволят за несколько минут или часов выявлять источник инфекции по простым пробам кала, мочи, крови или даже выдыхаемого воздуха.
До сих пор универсальность большинства антибиотиков воспринимается как их преимущество. Чтобы вылечить пациента от той или иной болезни, врачу даже не нужно знать, какой вид бактерий ее вызвал: препарат широкого спектра действия наверняка окажется эффективен. Однако в идеальном мире мы могли бы быстро опознавать бактерию, возбудившую инфекцию, а затем лечиться, максимально точно выбирая нужный антибиотик. Установив тип молекул, свойственных каждому патогену, мы могли бы создавать идеальные антибиотики, которые уничтожали бы их – и только их, щадя полезную микрофлору, которая в противном случае неизбежно несет ущерб. Есть и оправдание дополнительным расходам на разработку по препарату на каждый патоген: вместо того чтобы расплачиваться постфактум за последствия побочного действия, мы авансировали бы лечение инфекций с существенно меньшим риском.
Однако признание важности микрофлоры не должно сводиться лишь к ограничению приема антибиотиков. Мы могли бы извлекать пользу из полезных микробов, делая их своими союзниками в борьбе с опасными бактериями. Сопротивляясь агрессии со стороны таких патогенов, как золотистый стафилококк, клостридия диффициле и сальмонелла, наша постоянная микробная «резидентура» оказывает нам ценную услугу. Дополнительно укрепляя уже созданные ею оборонительные рубежи при помощи улучшенных, специализированных и подходящих к каждому конкретному случаю пробиотиков, мы помогали бы собственному организму бороться с инфекциями или ослаблять течение воспалительных процессов.
Следующим шагом к персонализированной медицине должно стать умелое манипулирование микрофлорой конкретного человека для того, чтобы повысить эффективность препаратов для его лечения. Например, сердечный препарат дигоксин требует индивидуального подхода при применении. Пока что врачи, можно сказать, «играют в угадайку», пытаясь понять, какую дозу дигоксина прописывать тому или иному пациенту. Неделями или даже месяцами они постепенно корректируют дозировку, уравновешивая плюсы и минусы лечения. Разная реакция пациентов обусловлена вовсе не генетическими причинами, а различиями в составе кишечной микрофлоры. Пациенты, в организме которых живет один-единственный штамм бактериального вида Eggerthella lenta, плохо реагируют на дигоксин, так как этот широко распространенный кишечный микроб просто инактивирует препарат, лишая его эффективности. Если бы кардиологи знали, кто из пациентов является носителем E. lenta, они бы, среди прочего, рекомендовали им увеличить потребление белка, так как входящая в их состав аминокислота аргинин мешает этой бактерии инактивировать дигоксин.
Реакция человеческого организма на лекарства часто непредсказуема. Какой она будет в каждом конкретном случае, нельзя узнать заранее, обладая информацией только о генах и образе жизни пациента. Чрезвычайно важную роль в индивидуальной реакции человека играют 4,4 миллиона дополнительных генов микрофлоры – отчасти унаследованные, отчасти приобретенные. Микробы способны то активировать, то инактивировать медицинские препараты и даже делать их токсичными. В 1993 году за эту способность микробиома вмешиваться в работу лекарств пришлось дорого заплатить восемнадцати японским пациентам, у которых на фоне рака появился лишай. Их нормальная кишечная микрофлора трансформировала лекарство от лишая в вещество, которое делало смертельно ядовитыми компоненты противоракового препарата. В ту пору, когда апробировался противолишайный препарат, об опасности такого взаимодействия уже было известно и на этикетке лекарства имелось предупреждение о том, что его нельзя принимать одновременно с противораковыми средствами. К несчастью, в те времена врачи в Японии часто скрывали от пациентов диагноз «рак» и прописывали им противораковые препараты, выдавая их за другие.
Легко представить, что когда-нибудь мы начнем секвенировать микробов пациентов не только для того, чтобы точнее ставить диагнозы, но и для того, чтобы назначать подходящие лекарственные препараты в правильно рассчитанных дозах. Манипулируя микрофлорой, подселяя к ней или, наоборот, устраняя из нее какие-то конкретные виды, можно было бы ослабить побочные эффекты, усилить желаемый эффект и гарантировать безопасность лечения. Чем дешевле становится процедура секвенирования ДНК, тем больше надежды, что нам удастся исследовать микробиом каждого пациента для правильной оценки всех рисков для здоровья и планирования этапов лечения.
Наше злоупотребление антибиотиками распространяется и на интенсивное сельское хозяйство. В своей блестящей книге The Great Food Gamble («Большое продовольственное казино») ведущий канала Би-би-си Джон Хамфрис рассказывает о том, как он посетил одну британскую животноводческую ферму. Фермер с гордостью показывал гостю могучих быков и коров, выращенных с применением лучших препаратов, созданных ветеринарной медициной. А потом Хамфрис заметил одинокую поджарую корову, стоявшую в углу. «А с этой что-то не так?» – спросил он фермера. «Да нет, все в порядке, – последовал ответ. – Эта тощая скотинка когда-нибудь окажется у нас в холодильнике. Жена не хочет, чтобы наши детишки ели всякую дрянь, напичканную этими проклятыми антибиотиками».
В странах Европейского союза фермерам больше не разрешается использовать антибиотики в качестве стимуляторов роста, но (что, видимо, неизбежно) они все равно продолжают применять их – в качестве «лекарств». А вот США пока не спешат запрещать антибиотическое стимулирование роста, хотя Управление по контролю над продовольствием и лекарствами уже объявило о намерении ограничить их применение. Но использование антибиотиков сказывается не только на продуктах животного происхождения: даже для выращивания «органических» овощей официально разрешено удобрять землю навозом, содержащим антибиотики. Разумеется, сельское хозяйство без использования антибиотиков (а также пестицидов, гормонов и других препаратов, безопасность которых для человеческого здоровья вызывает сомнения) окажется более затратным. Но где бы вы предпочли расплачиваться: у кассы магазина или позднее, день за днем тратясь на лечение и выплачивая огромные налоги для поддержки здравоохранения?
Когда речь заходит о нашем рационе, высказываются противоречивые мнения. Что хуже – сливочное масло или растительное? Сколько калорий нужно потреблять ежедневно? Полезны или вредны орехи? Потребление чего нам необходимо снизить, если мы хотим похудеть, – углеводов или жиров? Даже эксперты не могут прийти к единому мнению, отвечая на эти вопросы, однако едва ли вам встретится такой эксперт, который не согласится с тем, что нужно употреблять больше клетчатки, или волокон.
В 2003 году в Великобритании стартовала кампания под названием «5 раз в день», призывавшая людей съедать хотя бы по пять порций фруктов и овощей каждый день. Этот девиз основательно закрепился в сознании британцев, и появились даже шутки о том, что вино, джем и конфеты с фруктовым вкусом – это «один из пяти раз в день». В Австралии появился призыв к здоровью: «Выбирай 2 + 5». Здесь имеются в виду две порции фруктов и пять порций овощей. По-видимому, эти призывы уже начали влиять на пищевые привычки людей, но беда в том, что упор обычно делается на витамины и минеральные компоненты, а не на волокна. Производители ухватились за удобную возможность привлечь внимание к своим товарам – от томатного пюре до фруктовых соков – и на упаковках начали появляться одобрительные «знаки качества», напоминающие о том, что данный продукт полезен и даже необходим для здоровья. Фрукты – часто в виде соков или пюре – явно пользуются большим спросом, чем овощи, зато другая растительная пища – вроде зерновых, семян и орехов – вовсе игнорируется. Похоже, клетчатка так и не получила того внимания, которого заслуживает. Выходит, нужно найти более правильный призыв? «Ешьте больше растений!»
Пожалуй, самая большая проблема, с которой сталкивается наше общество, когда идет речь о еде, – это темп жизни. К дефициту клетчатки часто приводит банальная нехватка времени. В развитых странах типичный обед на ходу – это простой сандвич, который содержит тонкую прослойку из салатных листьев и в лучшем случае горстку жареных овощей. Вряд ли можно назвать это рационом, богатым клетчаткой. Да и ужин, когда на его приготовление нет времени, часто представляет собой разогретые в микроволновке полуфабрикаты, которые редко содержат достаточное количество овощей. Даже вроде бы такая не требующая обработки еда, как фрукты, попадает к нам на стол в упакованном для удобства и скорости виде – или в виде сока, или в виде измельченной и загнанной в бутылку смеси: чтобы ничего не нужно было чистить, резать и чтобы фрукт не помялся в школьной сумке. Часть этой большой проблемы – отсутствие помещений для приготовления и приема пищи на рабочих местах, поскольку овощи в холодном виде не слишком вкусны. Итак, если обеспечить микроволновкой каждое рабочее место, это уже был бы важный шаг на том пути, который в итоге позволит людям полноценно питаться в течение рабочего дня, не лишая себя растительной пищи. Парадоксально, что при всей сфокусированности нашей культуры на еде мы крайне пренебрежительно относимся к тому, что и как употребляем в пищу.
Наконец, перейдем к младенцам. За последнее столетие человечество достигло огромных успехов в области медицинского сопровождения беременности и снижении уровня младенческой смертности, особенно среди недоношенных детей. После заблуждений последних десятилетий, когда искусственные смеси почти вытеснили грудное молоко, мы (по крайней мере, в развитых странах) наконец-то вернулись к истокам – и осознали, что самой правильной и нормальной пищей для грудных младенцев является материнское молоко. Однако в других областях мы пятимся назад. Мы безоговорочно верим в науку и медицину и больше всего на свете ценим свободу выбора. В результате во многих крупных городах кесарево сечение практикуется гораздо чаще, чем нормальное влагалищное родоразрешение. Нам следует с большей осторожностью относиться к этому вмешательству в естественное течение родов: пока проведено еще слишком мало исследований, которые выявляли бы последствия этой операции для здоровья женщины и ребенка, особенно при условии «идеального состояния здоровья» во время беременности, родовой деятельности и самих родов.
Врачам и акушерам необходимо знать о микробных последствиях кесарева сечения и искусственного вскармливания. И уж точно, матери заслуживают этих знаний. Техника, которую мы применяем, когда появляются на свет наши дети, основывается на представлении о том, что лучше для матери и ребенка. Но эти знания продолжают пополняться. Теперь мы знаем, что кесарево сечение отнюдь не так безопасно, как мы думали раньше: изменение в составе микрофлоры, которую получает младенец, может сказываться на его здоровье в течение еще многих дней, месяцев и даже лет.
Выяснилось, что целое поколение детей стало «подопытными кроликами» в широкомасштабном эксперименте. Что будет, если ребенка вырезать хирургическими инструментами из живота матери, часто за несколько дней или даже недель до того, как он будет готов родиться, – вместо того, чтобы позволить ему самому выбрать время появления на свет через то отверстие, которое более чем точно называется родовым каналом? Даже если оставить микробов в стороне – что произойдет, если лишить ребенка тех гормонов, которые высвобождает организм матери во время родовых схваток, или того давления, которое выталкивает его наружу, навстречу миру? А что происходит с организмом матери, когда она переходит от беременности к пустоте одномоментно, от быстрого вмешательства хирургического скальпеля, а не после многочасовой химической и физической подготовки? Мы пока только начинаем находить ответы на эти вопросы. Если говорить о нас как об обществе, мы должны прибегать к кесареву сечению лишь тогда, когда оно является единственным спасительным выходом для матери и ребенка, а во всех остальных случаях полагаться на природу.
Предыдущее поколение детей невольно приняло участие и в другом эксперименте: что будет, если кормить детей молоком не родной матери, а чужой – телячьей? Примерно для четверти всех детей, рождающихся сегодня в развитых странах, этот эксперимент все еще продолжается. Разумеется, существует немногочисленная категория женщин (по некоторым подсчетам, не более 5 %), которые неспособны вырабатывать молоко, жизненно необходимое их малышам. Есть и другие, кто сталкивается с действительно большими трудностями, желая выкормить детей собственным молоком. Конечно, важно поддерживать таких женщин и находить качественную замену материнскому молоку, будь то сцеженное грудное молоко, донорское молоко или искусственные молочные смеси. Применение наших знаний об олигосахаридах и микробах, которые содержатся в человеческом грудном молоке, для совершенствования состава искусственного молока должно помочь матерям, которые физически неспособны кормить ребенка грудью, и тем, кто сознательно сделал выбор в пользу искусственного вскармливания.
Если врачи-акушеры, медсестры и другие медицинские работники будут хорошо осведомлены о пользе грудного молока, они смогут дать действительно полезные советы и помочь молодым родителям, которые ищут оптимальный вариант для здоровья и развития ребенка.
Личные изменения
Нам, жителям развитых стран, повезло: наше здоровье зависит прежде всего от наших собственных решений. Микробы, для которых наше тело стало родным домом, в отличие от генов, унаследованных нами от родителей, или от инфекций, которыми нас «награждает» окружающая среда, всецело принадлежат нам, мы вольны формировать и культивировать их колонии и заботиться о них. Выбирая пищу и медикаменты, взрослый человек сам определяет состав своей микрофлоры. Берегите и опекайте своих микробов – и они ответят вам взаимностью! Если у вас родятся дети, их микрофлора будет зависеть от вас, родителей, особенно – от матери.
Я обеими руками голосую за свободу выбора. Наличие выбора – это и показатель, и источник свободы; это главный признак цивилизованного общества. Однако выбор, совершаемый в темноте невежества, в отсутствие правдивой информации, обессмысливается. Научные исследования последних 15 лет показали, что микрофлора задействована в очень сложном процессе управления человеческим организмом, о чем раньше никто не знал. Это заставляет совершенно иначе взглянуть на функциональное устройство и работу нашего организма – прежде всего как суперорганизма. Какой именно выбор вы сделаете, владея новейшей информацией, зависит, конечно, от вас. Я лишь предлагаю сделать этот выбор сознательно.
Я призываю вас сознательно подходить к выбору своего рациона.
Многие из моих друзей-медиков говорят, что самое тяжелое и неблагодарное в их работе – это попытки помочь тем пациентам, которые не хотят помогать себе сами. Чаще всего врачи хотят «прописать» им активный образ жизни и здоровый рацион – пищу с низким содержанием жира, сахара и соли и с повышенным содержанием клетчатки. Но есть такие пациенты, которые и слышать об этом не хотят: они убеждены, что все их проблемы решат лекарства. При этом они не желают понять старой и простой истины: пища – это и есть лекарство.
Мы, люди, в процессе эволюции сделались всеядными. Пища, которой ждет наш организм, – это много растений и чуть-чуть мяса. Но многие люди едят много мяса и мало растений, а еще едят много того, что уже нисколько не напоминает ни мясо животных, ни растения. Но даже если вы хотите увеличить объем клетчатки в своем рационе и включить в него больше растений, делать это нужно медленно и постепенно, чтобы микрофлора успела адаптироваться. Если в кишечник, населенный преимущественно микробами, которые привыкли к жирам, белкам и простым углеводам, поступит сразу большое количество клетчатки, это может обернуться нежелательными последствиями. Помните, что овощи и бобовые (к ним относятся разные виды гороха, фасоли, чечевицы и т. д.) обычно содержат больше клетчатки и меньше сахара, чем фрукты; не забывайте, что измельчение растительного продукта и выжимание из него сока может снизить содержание клетчатки и расширить доступ к калориям, которые перевариваются при помощи человеческих ферментов и всасываются в тонкой кишке. Если вы уже страдаете от желудочно-кишечного расстройства, обязательно проконсультируйтесь с врачом, прежде чем менять рацион.
Употребление растительной пищи, которая способствует созданию благотворного микробного баланса, станет фундаментом для крепкого здоровья. Делайте сознательный выбор – и ЕШЬТЕ БОЛЬШЕ РАСТЕНИЙ!
Я призываю вас сознательно подходить к приему антибиотиков.
Давайте внесем ясность: антибиотики – это препараты, разработанные для спасения жизни, и во многих, действительно очень во многих случаях их польза перевешивает возможный вред. Да, мы должны учитывать фактор микрофлоры, решая, когда принимать антибиотики и принимать ли их вообще, однако следует помнить: не будь антибиотиков, нам вообще была бы недоступна такая роскошь, как забота о своих полезных микробах. Дело не в том, что антибиотики «вредны» сами по себе, – нет, они являются мощным оружием в нашем арсенале средств против патогенных бактерий, – дело в том, что кассетные бомбы не стоит применять для борьбы с пауками. Проще говоря – не стоит палить из пушек по воробьям.
Врачи – не единственные, кто должен нести ответственность за злоупотребление антибиотиками в западном обществе. Часто обычный терапевт в поликлинике успевает принять две дюжины пациентов еще до обеденного перерыва. На то, чтобы выслушать жалобы обеспокоенного пациента, поставить диагноз, дать рекомендации и выписать рецепт, отводится меньше десяти минут, и часто врач идет на поводу у настырного пациента, выписывая ему то, о чем он просит, просто чтобы скорее принять следующего. У него, быть может, тоже неотложный случай, но и ему отведено не больше десяти минут. Так что выбор за вами – хотите ли вы стать одним из таких настырных пациентов?
Есть несколько шагов, которые помогут понять, нужны вам антибиотики или нет. Во-первых, подумайте: может быть, стоит выждать день или два – вдруг за это время вам станет лучше? Пожалуйста, обратите внимание, я употребила слово «подумайте»: положитесь на здравый смысл. Во-вторых, если врач предлагает вам принять антибиотики, задайте ему несколько вопросов.
Вы уверены, что моя инфекция вызвана бактериями, а не вирусами?
В чем задача антибиотиков – облегчить мое нынешнее состояние или вернуть мне здоровье?
Каким рискам я подвергнусь, если откажусь от приема антибиотиков и позволю иммунной системе бороться с инфекцией самостоятельно?
Зачастую на вопросы о необходимости приема антибиотиков нет четкого ответа, и все же делайте выбор сознательно, понимая, что антибиотики способны принести не только пользу, но и вред. Взвесить все возможные за и против – это работа, которую должен выполнить информированный пациент, консультируясь с информированным врачом. Убедитесь в том, что вы оба действительно хорошо осведомлены.
Наконец, если при лечении вашей болезни можно помочь микрофлоре, улучшив рацион, задумайтесь об этом. В любом случае это пойдет вам на пользу. Помните о том, что этот раздел науки пока еще находится в стадии развития. Состав вашей микрофлоры не позволяет (во всяком случае, пока) говорить о том, какие болезни вас могут поразить.
Что бы вы ни решили в итоге – принимать или не принимать антибиотики, – делайте выбор сознательно.
Я призываю вас подходить сознательно к рождению и кормлению детей.
Сегодня нас окружает такое море информации и советов по поводу беременности и материнства, что порой кажется, будто все наши природные инстинкты, связанные с этим естественным процессом, давно утрачены. Но есть и хорошая новость: наши все более полные представления о микрофлоре дают надежную опору для принятия решений, когда речь идет о наших детях: если все идет хорошо, нужно просто довериться природе. Если вдруг произойдет какой-то сбой, нам помогут кесарево сечение и искусственное вскармливание.
Лучшее, что может сделать каждый, – это подготовиться и отдавать себе отчет в происходящем. Принимайте решение о способе рождения малыша сознательно, предусмотрите такой план родов, при котором ваш ребенок получит посевной материал здоровой микрофлоры. Самый эффективный способ этого добиться – рожать естественным, влагалищным путем. Если вы выберете кесарево сечение или если его нельзя будет избежать, подумайте о применении метода, предложенного Марией Глорией Домингес-Белло, – о мазке вагинальной микрофлоры и перенесении ее на тело младенца. Поделитесь своими планами с мужем, врачом и акушеркой.
Принимайте сознательное решение о том, как вы будете кормить малыша, помня, что грудное молоко помогает вырастить в его организме зародыши микрофлоры. Если вы захотите кормить грудью, заранее запаситесь знаниями, поддержкой и решимостью. Множество полезных советов можно найти в интернете, в том числе на сайте Всемирной организации здравоохранения, которая, наряду с информацией и советами, делится рекомендациями относительно оптимальной продолжительности грудного вскармливания для здоровья и счастья младенцев. Но ни в коем случае не казните себя, если у вас не получится осуществить задуманное: есть множество иных способов вырастить правильную детскую микрофлору.
Есть и другие хорошие новости для родителей маленьких детей. Можно не волноваться лишний раз по поводу «заразы». Большинство микробов, с которыми сталкиваются младенцы в повседневной жизни, для них совершенно безвредны. Даже наоборот: они повышают разнообразие микрофлоры и помогают «тренировать» иммунную систему. А вот применение антибактериальных распылителей и салфеток, пожалуй, приносит больше вреда, чем пользы.
Какой бы выбор вы ни делали – делайте его сознательно.
В 2000 году группа продвинутых представителей нашего вида расшифровала последовательность ДНК, которая отвечает за сотворение четырех новых человеческих существ каждую секунду каждого дня. Это событие ознаменовало очень важный момент в истории самопознания нашего вида, и оно произвело на меня сильнейшее впечатление, так как я в ту пору уже начала учиться на биолога. Несколько лет спустя, глядя в Лондонской коллекции Уэллкома на отпечатанные тома, посвященные А, Т, Ц, Г – аденину, тимину, цитозину и гуанину, которые служат азотистыми основаниями для нашего генома, – я все еще испытывала благоговение, полностью сознавая историческую важность этого открытия. Меня просто завораживала мысль о том, что в этих 120 томах заключена сама душа человечества и что нам удалось запечатлеть на бумаге ее тайну. Думая об этом, я все больше влюблялась в выбранную профессию.
Трудно вообразить, что расшифровка микробиома, даже если запечатлеть ее результаты столь же солидным образом, вызовет такое же благоговение, как расшифровка человеческого генома. Однако обретенное нами за последние два десятилетия знание о том, что живущие в человеческом организме микробы являются частью нас самих и что их гены – это часть нашего метагенома, пожалуй, способно оказать еще большее влияние на жизнь людей. Микрофлора – это по сути внутренний орган – забытый, невидимый орган – человеческого тела, который не менее важен для нашего здоровья и счастья, чем любой другой. Но этот орган, в отличие от всех остальных, лишен постоянства. В отличие от наших человеческих генов, микробные гены отнюдь не являются постоянными. И сами виды, которые нас населяют, и их гены – это наша собственность, а потому они находятся под нашим контролем. Гены не выбирают, а вот микробов выбирать можно и нужно.
Понимание наших тесных отношений с микрофлорой проливает новый свет на наши знания о собственном организме и образе жизни. Это неизбежная, нераздельная связь с эволюционным прошлым, которая соединяет нашу современную, наполненную техникой, оторванную от природы, протекающую на макроуровне жизнь с ее древними корнями. С тех пор как Дарвин написал «Происхождение видов», мы сломали немало копий, споря о том, что же определяет нашу сущность в большей мере – природа или воспитание? Врожденные или приобретенные черты? Почему этот человек высокий – потому что высоким был его отец или потому что он предпочитает здоровую и питательную еду? Почему эта девочка такая умная – у нее умная мама или хорошие учителя? Почему у женщины развивается рак груди – из-за генетической предрасположенности или из-за синтетических гормонов? Разумеется, это ложное противопоставление. Оба фактора – и природа, и воспитание – одновременно проявляются в огромном множестве черт и болезней. Если проект «Геном человека» чему-то нас научил, так это тому, что гены – то есть «природа» – могут делать нас предрасположенными к целому множеству заболеваний, но поразят ли нас болезни или обойдут стороной, зависит от нашего образа жизни, рациона и контактов. Словом, от среды и «воспитания».
Теперь мы знаем о третьей действующей силе, неловко примостившейся между природой и воспитанием. Хотя микробиом, строго говоря, является обусловленной средой силой, участвующей в работе над нашими совокупными физическими качествами, он имеет и генетический, и унаследованный характер. Пускай и не через яйцеклетку или сперматозоид, не через человеческие гены – но значительная часть микробиома достается потомству по наследству от родителей, и особенно – от матери. Многие родители надеются передать детям все лучшее, чем наделены сами; впрочем, научно-фантастические фильмы вроде «Гаттаки» рисуют совсем иное будущее, где этому желанию не дано исполниться. А еще многие родители надеются создать своим детям самую здоровую и прекрасную среду, какую только можно. Микробиом, который и передается по наследству, подобно генам, и поддается контролю, подобно окружающей среде, дает родителям возможность сделать и то и другое.
Несмотря на ажиотаж, возникший когда-то вокруг расшифровки человеческого генома, наши мечты о том, что она подарит нам рецепт вечного благополучия, так и не осуществились. «Это у нас в ДНК», – уже привычно говорим мы, когда речь заходит о наших человеческих свойствах или странностях, однако при этом понимаем, что наша ДНК едва ли может предложить нам полезную инструкцию для повседневной жизни. Однако и остальные 90 % – те самые другие 100 триллионов клеток, и наши другие 4,4 миллиона генов – это тоже мы. Мы развивались бок о бок с ними, мы неспособны жить без них. Впервые и теория эволюции Дарвина, и эти другие 90 % нашего естества показывают и подсказывают нам, как нужно жить.
Принять и полюбить наших микробов, которые прошли вместе с нами долгий путь длиной в миллионы лет, – вот первый шаг к тому, чтобы переосмыслить собственную природу. А сделав это, каждый вздохнет спокойно и ощутит себя человеком на 100 %.