— Что случилось? — спросил Луи, когда Шарлотта поднялась по лестнице. — У тебя такой вид, будто ты готова кому-нибудь шею свернуть!

— Если не возражаешь, я не хочу сейчас это обсуждать.

— Я, конечно, не возражаю. Давить на тебя, когда ты в таком состоянии, бесполезно.

Шарлотта закатила глаза:

— У тебя ко мне какое-то дело?

Луи кивнул:

— По правде говоря, мне придется отменить наш сегодняшний ужин. Кое-что случилось. Но я хотел переговорить с тобой до отъезда.

Пожалуй, Шарлотта покривила бы душой, если бы стала утверждать, что отмена ужина сильно ее огорчила. В таком настроении она вряд ли могла составить кому-либо хорошую компанию.

— Ну и в чем же дело? Рассказывай, — произнесла она, взмахом руки предоставляя ему слово.

Смерив ее странным взглядом, Луис указал на перегородку, отделявшую ту половину дома, которую он снимал.

— Знаю, что должен был съехать отсюда в конце месяца, но я хочу еще на некоторое время сохранить за собой квартиру. Недавно мне предложили работу в охранном агентстве, — заторопился он с пояснениями. — А теперь вот мой сын и его семейство вновь вошли в мою жизнь, так что я передумал перебираться в дом на озере. Он слишком далеко… от всего.

И от всех, мысленно договорила за него Шарлотта. После долгих лет разрыва Луи и его сын помирились, и под «всеми» теперь подразумевался не только вновь обретенный отпрыск, но и его жена с маленькой дочерью.

— Ты же понимаешь, — продолжал Луи, — чтобы продать дом на озере и подыскать в городе что-нибудь мне по средствам, потребуется некоторое время. Собственно говоря, по этому делу я и должен съездить сегодня вечером. Домом заинтересовалась одна супружеская пара… В общем, ты не возражаешь, если я сниму эту квартирку еще на некоторое время?

Хотя Шарлотту так и подмывало поинтересоваться, надолго ли, она промолчала. С самого начала предполагалось, что он остановится здесь лишь на время. И она согласилась сдать ему квартиру только в угоду племяннице, запросив меньшую цену, чем могла бы взять с чужого человека. А какие гарантии, что он действительно подыщет себе другое место? Луи совсем не дурак! Жилье в Новом Орлеане может оказаться весьма дорогим. Вдруг он скряга?

Выходит, ни в чем нельзя быть уверенной, решила Шарлотта. Никаких гарантий — кроме его обещания. В любом случае, она не могла не признать, что соседство надежного, не вызывающего опасений человека — чего, увы, не скажешь о предыдущем квартиросъемщике — действовало на нее успокаивающе.

В другое время Шарлотта вполне могла бы начать с ним спорить и напоминать об обещании, но в этот момент ей хотелось лишь одного: остаться в одиночестве. Так что она решила поговорить с Луи позже — только не сейчас! А теперь — только вот как? — необходимо решить, что же делать с Мэделин.

— Ну что? — спросил Луи. — Ты не против?

Шарлотта пожала плечами:

— Да, все в порядке… Наверное. Но только до тех пор, пока ты не подыщешь что-нибудь, — на всякий случай добавила она. — А теперь извини… — Она открыла дверь. — Я устала.

И, не дожидаясь ответа, вошла в дом, захлопнув дверь перед носом Луи.

Но, оказавшись наедине с Милашкой, она поняла, что совершенно выбита из колеи… и не может отделаться от мыслей о Мэделин. Несколько томительно долгих минут Шарлотта прохаживалась от кухни до гостиной и обратно, время от времени останавливаясь, чтобы пробуравить взглядом телефон.

— Позвонить ей или нет, Милашка?

В ответ попугай забил крыльями и в свою очередь прошелся по жердочке.

— Так я и думала, — проворчала Шарлотта. — Какая от тебя помощь!

Она рухнула на диван, однако через секунду вскочила и решительно направилась к телефону. Она ненавидела ссоры, но хуже всего, если дело касалось семьи. Семья для Шарлотты была смыслом жизни, и Мэделин, как ни крути, ее родная — и единственная — сестра.

Шарлотта потянулась за телефоном, но, коснувшись трубки, почувствовала, что снова начинает злиться. Отдернув руку, она изобразила на лице равнодушие и, громко топая, устремилась на кухню. Если позвонить Мэделин сейчас, разговор снова не заладится. Позвоню позже, решила она, когда успокоюсь.

Но «позже» наступило раньше, чем она предполагала. Только Шарлотта налила себе стакан чая со льдом, как раздался телефонный звонок. Секунду она боролась с искушением не поднимать трубку — пусть звонок запишется на автоответчик, — но всего секунду. Не каждый, кто звонит, оставляет сообщение. Может, это выглядело странно, походило на суеверие, но ей всегда казалось, что тот самый звонок, на который она не ответит, окажется судьбоносным. К тому же могли звонить по работе.

Со стаканом в руке Шарлотта, устало переставляя ноги, доплелась до гостиной и взялась за телефон.

— Только не смей опять бросать трубку!

Мэделин.

— Зачем ты звонишь, Мэдди?

— Я… я хочу… извиниться.

Растерянно заморгав, Шарлотта спросила себя, давно ли была у врача и проверяла слух. Случаи, когда Мэделин за что-то просила прощения, она могла пересчитать по пальцам одной руки.

— Прости меня, Шарлотта. Я не имела права срывать на тебе злость. Я плохо поступила.

Поставив стакан, Шарлотта уселась на стол. Может, Мэделин не так уж и безнадежна!

— Знаешь, мне ведь хочется поступать правильно, — продолжала сестра. — Просто дело в том, что… Я… Ах, Шарлотта, я так все запутала! Джудит с этого воскресенья со мной почти не разговаривает, Даниэль не отвечает на мои звонки. И то, что я сказала о тебе, — торопливо продолжала она, — на самом деле я ничего такого не думаю. Знаешь, насчет того, что ты не поддерживала меня… Да ты сделала для меня гораздо больше, чем кто-либо заслуживает. Дело лишь в том… О боже, как же мне произнести такое? Я желала для Даниэля большего. Большего, чем женщина с ребенком на руках. Думаю, обе мы понимаем, что Даниэль — неплохой улов для любой, и я никак не могу отогнать от себя подозрение, что эта женщина увидела в нем просто кошелек и отца для своего незаконнорожденного сына!

Шарлотта поморщилась, как красочно изобразила сестра Надю и Дэви.

— Так что же, тебе нечего ответить?

Конечно, Шарлотта могла бы много сказать. Поступай хорошо, и чувствовать себя будешь хорошо. Не суди, да не судима будешь. Как аукнется, так и откликнется. И много чего еще. Но разве станет Мэделин все это слушать? Так что же ей сказать?

— Ты прекрасно знаешь, Мэдди, что я люблю тебя. И всегда желала тебе, Даниэлю и Джудит лишь добра. — Шарлотта глубоко вдохнула и взмолилась, чтобы Господь помог ей подобрать верные слова. — Даниэль — замечательный мужчина. Но теперь он именно мужчина, а не мальчик! — На последних словах она сделала ударение. — Он умный, образованный человек, уважаемый юрист. И я думаю, ты должна верить ему. Должна верить, что у него светлая голова и чуткое сердце. А еще, я думаю, тебе не следует рубить с плеча, когда судишь о людях. Да и всем нам, — добавила она. — Нам обеим по собственному опыту известно, как обманчиво бывает первое впечатление. Мы с тобой не вправе кидать камни в чужой огород: у нас обеих есть в прошлом такие события, о которых не хочется вспоминать.

Шарлотта смолкла, дожидаясь ответа, но на другом конце провода воцарилась мертвая тишина. Она продолжала ждать, приказывая себе быть терпеливой. А затем наконец услышала — тихий предательский всхлип и хлюпанье носом.

Прошло несколько долгих секунд, и Мэделин, наконец откашлявшись, заговорила.

— Ты права, — голос ее звенел от слез. — Я знаю, что ты права. Но почему же мне так тяжело правильно себя вести?

Да потому что ты эгоистичная и испорченная! Но произнести это вслух означает подлить масла в огонь. Шарлотта зажмурилась и еще раз обратилась к небу с мольбой о капельке терпения.

— На некоторые вопросы ты должна ответить сама, Мэдди. Мне кажется, ты уже делаешь успехи, пусть и медленно. Признать свои ошибки — это первый шаг… и порой самый трудный.

Положив трубку после разговора с Мэделин, Шарлотта позвонила Наде. К телефону подошел Даниэль.

— Привет, милый. Это Шарлотта. Как себя чувствует Надя, ей лучше?

— Не очень, — отозвался он. — Но ее хотя бы перестало тошнить.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Нет, тетушка. Мы справимся. Но спасибо за внимание!

Утром в пятницу, Шарлотта удивилась, насколько улучшилось ее самочувствие. Садясь в фургон, она поймала себя на том, что напевает старую песенку «Как много значит один день».

И правда, подумала Шарлотта. Один день может полностью изменить все вокруг. Как и простое извинение.

Она пропускала машины, чтобы задним ходом вырулить на шоссе, и размышляла о собственных чувствах. Хотя Шарлотта не верила, что счастье и благополучие человека могут полностью зависеть от кого-то другого, она все же смотрела на вещи реалистично. Ссориться с единственной сестрой ей было крайне неприятно, и каждая их перепалка оставляла тяжелый след в душе. Это не первая ссора и, конечно, не последняя ссора, в этом Шарлотта не сомневалась. И теоретически — да, счастье, конечно, должно идти изнутри. Но люди есть люди. Человеку необходимо жить в согласии с теми, кого он любит.

Дорога была свободна, и, выезжая на Милан-стрит, Шарлотта рассеянно разглядывала подъездную аллею на противоположной стороне, а мысли ее обратились к Луи Тибодо. Голубого «форда» Луи на месте не оказалось. Куда он мог уехать в такую рань? — размышляла Шарлотта, проезжая мимо собственного дома. Она не помнила, чтобы слышала звук отъезжающего автомобиля; хотя Луи мог отбыть, пока Шарлотта была в душе.

Не твое это дело! И вообще, что за забота? — пробормотала она, стараясь не обращать внимания на тихий голосок в голове, который шептал в ответ, что ее это заботит, и даже очень, и даже сильнее, чем должно бы…

Путь к дому ее пятничной клиентки обычно занимал около десяти минут, в зависимости от интенсивности движения. Хотя в тот день машины двигались по шоссе плотным потоком, пробок на удивление не было.

Прошел почти год с тех пор, как Шарлотта начала работать у Мэриан Хеберт по понедельникам, средам и пятницам. И за это время ей пришлось наблюдать, как с ее клиенткой происходят разительные изменения.

Вдова под сорок, Мэриан уверенно шла к тому, чтобы победить алкогольную зависимость и твердой рукой взяться за воспитание двоих сыновей. Однако путь к трезвости был тернистым. Понадобились убийство и покушение, чтобы выдернуть Мэриан из трясины самоедства и жалости к себе, в которой она себя заживо похоронила.

Шарлотта поежилась: случай, о котором она подумала, слишком живо вставал перед глазами. В зеркале памяти все это казалось кошмарным сном. Но, в отличие от сна, воспоминание о котором постепенно блекнет и исчезает, она даже спустя пять месяцев с ужасающей ясностью помнила каждую жуткую деталь. Им с Мэриан пришлось постараться, чтобы спастись, и Шарлотта сомневалась, сумеет ли когда-нибудь забыть весь ужас происшедшего.

Паркуя фургон у обочины перед домом Мэриан, Шарлотта невольно отметила, как он отличается от жилища Пэтси. Оба дома в архитектурном плане представляли собой один и тот же тип украшенного лепниной старинного особняка, но на этом сходство кончалось.

Хотя дом Мэриан тоже старый, по возрасту он и сравниться не мог с домом Пэтси. Пэтси, как известно, была ярым приверженцем консервирования прошлого и отступала от принципа исторического соответствия лишь ради некоторых современных удобств. Мэриан же такие проблемы ничуть не заботили. Дом Пэтси являл собой исторический музей. А дом Мэриан… это просто дом.

Еще до смерти мужа и с его помощью Мэриан перепланировала свое жилище так, чтобы в задней части дома располагались две большие комнаты: одна — довольно современная кухня, совмещенная с гостиной, вторая — домашний кабинет. Подвал же превратился в жилое помещение с холлом, спальней, ванной комнатой и огромным игровым залом для детей.

Сыновья. Дети. Может, именно в этом и заключалось главное различие. У Пэтси нет детей. Не о ком заботиться, кроме себя и малютки Мисси.

Шарлотта переложила необходимые бутылки из багажника в свою коробку. Она как раз размышляла о том, что придется возвращаться за пылесосом, когда ее осенило, что пылесоса-то нет. Но где же он в таком случае?

Внезапно вспомнив, Шарлотта хлопнула себя по лбу.

— Замечательно! — воскликнула она. — Просто прекрасно!

Ну конечно! Пылесос именно там, где она его оставила: в доме Пэтси Дюфур.

При уборке Шарлотта предпочитала пользоваться собственным оборудованием. Слишком часто приходилось ей доставать пылесос клиента лишь затем, чтобы обнаружить, что он либо сломан, либо в нем полно пыли, а сменных мешков в наличии не имеется.

— А все ты, Мэдди! — проворчала Шарлотта, засовывая в ящик флакон с моющим средством для окон. — Вот награда за то, что я поддаюсь раздражению и голова моя занята не тем, чем надо.

Теперь остается только надеяться, что пылесос Мэриан исправен, решила Шарлотта. Вытащив блокнот и ручку, которые неизменно лежали в кармане фартука, она записала напоминание: «Позвонить Пэтси Дюфур насчет пылесоса и договориться о времени, когда можно его забрать». Засунув блокнот с ручкой обратно в карман, она подхватила ящик, захлопнула дверцу фургона и заперла ее.

Пройдя через парадные ворота, она поднялась по лестнице на веранду и только собралась позвонить, как дверь распахнулась настежь, и мимо нее вихрем пронесся Аарон Хеберт.

— Привет, мисс Лярю. Бегу! Опаздываю! Пока, мисс Лярю.

— Привет, Аарон. Пока, Аарон, — отозвалась она эхом вслед ему. — Хорошего дня.

Улыбаясь, Шарлотта смотрела, как восьмилетний сорванец бежит вприпрыжку по тротуару. Светловолосый и синеглазый Аарон очень напоминал ей маленького Даниэля. Хотя Аарон и не такой шалун, он полон жизни и готов без конца болтать обо всем на свете.

— Аарон Хеберт, немедленно вернись и закрой дверь! Ой! — Лицо Мэриан Хеберт залилось краской смущения. — Привет, Шарлотта. Извини, пожалуйста! Я тебя не заметила.

— Ничего страшного! — засмеялась в ответ Шарлотта.

В тот же день, около двух, Шарлотта остановила фургон у дома Пэтси Дюфур, намереваясь забрать свой пылесос. На звонок Пэтси не отозвалась, и Шарлотта решила, что, вероятно, найдет хозяйку на заднем дворе.

Обойдя задний угол дома, она замерла как вкопанная. Старая песенка, которую она недавно мурлыкала, вновь всплыла памяти. Огромная яма, уродовавшая двор, за ночь стала чудесным прудом с фонтаном в центре. Груды земли по обеим сторонам ямы разровняли и покрыли квадратами сочной зеленой травы. На берегах выросли тропические деревья и кустарники, и, будто по волшебству, весь двор вдруг превратился в пышный, полный покоя сад.

— Поосторожнее с ней! — громкий возглас Пэтси заставил Шарлотту посмотреть в сторону внутреннего дворика.

«Она» оказалась огромной статуей. И почему-то казалась очень знакомой. Шарлотта наморщила лоб в попытке вспомнить. Она уже видела эту статую… где-то видела… Но где?

— Ну конечно! — пробормотала Шарлотта, припоминая. Если память ее не подводила, это копия знаменитой работы Генри Мура «Мадонна с младенцем». К тому же уменьшенная и плохо сработанная, размышляла она, наблюдая за тем, как двое дюжих работяг из кожи вон лезут, пытаясь перетащить статую на противоположный берег пруда. Рабочие установили скульптуру у кромки воды, и в душу Шарлотты хлынули воспоминания — прежде всего об отце.

За оболочкой обычного механика скрывался по-настоящему тонкий и благородный человек, истинный художник, ценивший искусство во всех его проявлениях. Однако к скульптуре он питал особую страсть, которую сумел передать старшей дочери.

Родителей Шарлотты одолевала навязчивая идея, что девочка должна поступить в колледж и получить образование. И ее мечты полностью соответствовали мечтам родителей… пока она не встретила будущего отца своего ребенка. Но и после того, как Хэнк-старший ушел в мир иной, погибнув во Вьетнаме, а Хэнк-младший, напротив, только явился на свет, родители по-прежнему убеждали ее не бросать колледж… И под влиянием отца Шарлотта стала специализироваться на современной скульптуре. Так что она с головой погрузилась в творчество Генри Мура, избрав его объектом своих научных штудий.

Шарлотта заметила, что Пэтси подает ей какие-то знаки, и замотала головой, отгоняя болезненные воспоминания, как комаров. Пэтси помахала рукой и подняла вверх указательный палец, что означало: «Минуточку!» Рабочие уже водрузили статую на положенное место и теперь пыхтели над гигантской античной вазой — в древности такие служили погребальными урнами, — которую пытались вытащить с галереи.

Ваза была практически в рост рабочих, пытавшихся сдвинуть ее с места. Почти одинаковая по диаметру внизу и вверху — от двух до трех футов, — посередине ваза расширялась до четырех или пяти футов в обхвате. В отличие от множества пышно украшенных урн, которые Шарлотте приходилось видеть на знаменитых кладбищах и в Новом Орлеане, и за его пределами, ваза, что стояла во дворе у Пэтси, была предельно скромной и практически без лепных украшений. Именно в простоте и заключалась прелесть этого произведения, но она же и составляла главную проблему для рабочих: совершенно не за что ухватиться.

Оба уже заметно взмокли от напряжения. Поэтому, когда слуха Шарлотты достигла их нецензурная брань, она утвердилась в мысли, что эта штуковина просто неподъемна. Рабочие почти вытащили ее из портика, но дело продвигалось так медленно, что Шарлотта усомнилась, суждено ли вазе вообще добраться до пункта назначения.

— Да туда человек без труда поместится! — пробормотала она, продолжая наблюдать за тем, как надрываются рабочие.

— Поосторожнее с ней! — снова скомандовала Пэтси. — Она очень старая и…

И не успели эти слова слететь с ее губ, как один из рабочих ослабил хватку и отпустил свою сторону. От внезапного рывка руки второго тоже соскользнули, и ваза с глухим стуком опустилась на край каменного пола.

— Да вы что! — в ужасе взвизгнула Пэтси. — Только посмотрите, что вы сделали с моей прекрасной вазой. Вы же ее разбили!

Прикрывая рукой глаза от лучей полуденного солнца, Шарлотта сделала шаг вперед. И правда: на стенке вазы, у самого основания, красовалась длинная полукруглая трещина.

Несколько бесконечных минут Пэтси, рабочие и Шарлотта молча таращились на трещину. Наконец один из рабочих, более рослый и могучий, отважился заговорить.

— Это можно починить, мэм… — нервно проговорил он. — Я… я знаю одного парня во Французском квартале, он в таких штуках сечет. Он вам починит так, что и не поймешь, где было сломано!

Пэтси подняла на рабочего полный ненависти взгляд. Прошло несколько тягостных секунд… и наконец она с силой выдохнула и кивнула:

— Да… Да, конечно, это можно починить, — Пэтси расправила плечи и вздернула подбородок. — Но пока… — И она нервным жестом указала в сторону галереи, — давайте поставим ее обратно. Только, пожалуйста, обращайтесь с ней очень, очень ос-то-рож-но! — добавила она, растягивая слова, словно воспитывала двухлетних карапузов.

Лица работников так расцвели от облегчения, что стало смешно. Тот, что повыше, кивнул своему менее внушительному напарнику.

— На счет «три», — мрачно проговорил он. Обхватив вазу с обеих сторон, мужчины пружинисто присели.

— Раз… два… три…

И в тот момент, когда они приподняли вазу и немного сдвинули ее с места, отколовшийся кусок начал отваливаться.

— Постойте! — завопила Пэтси. — Погодите!

Но рабочие, осторожно двигая ногами по земле, уже сделали два шага в сторону, и исправлять ситуацию было поздно.

— О боже мой! — со слезами в голосе воскликнула Пэтси, глядя на осколок вазы, который теперь лежал на земле. — Посмотрите, что вы натворили!

Но Шарлотта замерла на месте, словно окаменев.

— О нет! — пробормотала она, уставившись на дыру в основании вазы. Оказывается, внутри сосуда было кое-что спрятано, и теперь, когда оно вывалилось наружу, Шарлотта почти немедленно поняла, что это такое.

Кости. Крупные кости, которые подозрительно напоминали кисть руки. Шарлотта поежилась. Но в самом ли деле это человеческие кости?

Ее охватил тихий ужас. Ей очень хотелось, чтобы кости принадлежали какому-нибудь несчастному животному, забравшемуся в сосуд на свою погибель, но в ней крепла страшная уверенность, что это именно то, чем кажется.

— Шарлотта? Что-то не так? — Пэтси бросила на нее взгляд поверх вазы.

Но в эту секунду Шарлотта не в силах была ни вымолвить хоть слово, ни оторвать взгляд от костей. Ее хватило только на то, чтобы вытянуть руку и указать на них.

Недоуменно нахмурившись, Пэтси проследила за взглядом Шарлотты, а затем подошла поближе. Когда она склонилась над вазой, желая лучше разглядеть дыру, глаза ее расширились от ужаса. И, испустив душераздирающий вопль, она схватилась за голову и принялась торопливо пятиться.