Я дремал на песке Малибу и грезил о деньгах, как вдруг услышал одинокий крик. Это была всего-навсего чайка, стремительная снежинка в жарком бесцветном небе, но из-за крыльев, белизны и глубокого пессимизма в ее крике я подумал, что, может быть, это мой ангел-хранитель.

Тут черный телефон подал свой лживый голос из мрачных глубин прибрежного домика, и я повиновался. Звонил, разумеется, мой агент.

— Чарлз, я организовал тебе деловую встречу. Ты сегодня приглашен на обед. Слыхал о человеке по имени Махмуд?

— Он турок?

— Не исключено.

— Не слыхал.

— Не стану скрывать, Чарлз, я тоже не слыхал. Но ты уж мне поверь, он человек надежный. У него есть деньги, новые идеи, потрясающие организаторские способности — все что надо.

— Чего ему от меня надо?

— Всего.

— Не слишком ли много?

— Вот что, Чарлз, этот малый хочет делать кинокартины. Кинокартины надо ставить, Чарлз, и писать для них сценарии. А этот малый…

— Знает он мою ставку?

— Я все пытаюсь тебе сказать, Чарлз: ты получишь больше, чем твердый оклад. Намного больше.

— Где и в котором часу?

С первым ударом часов, бьющих восемь, я входил в вестибюль отеля "Биверли-Ритц". Точнехонько при последнем ударе лифтер с торжествующим видом открыл дверцу, негромко лязгнув ею, и моему взору открылась, как бриллиант "Кохинор" в ларце, персона такого важного вида, что мне на мгновенье показалось, будто это манекен, придающий отелю хороший тон. Я ошибся. Манекен всосал в себя дым сигары невообразимого размера; он обвел мрачным и проницательным взглядом убогую публику, снующую по вестибюлю, взгляд остановился на моих волосах, причесанных без особых претензий. Он узнал меня. Я узнал его.

— Мистер Ритим, с вашей стороны это очень, очень любезно. Вы проделали путь из Малибу.

— Да. Никогда ничего не делаю наполовину.

— Превосходный принцип, мистер Ритим. Я все время пытаюсь внушить его своему шеф-повару — он путешествует вместе со мной. Если мы сейчас поднимемся ко мне в номер, вы получите возможность судить, насколько мне это удалось.

Когда мы вошли в номер, Махмуд замолчал, ожидая криков удивления и восторга. Эти крики я не без труда подавил в себе. Восхитительно было услышать вопрос, заданный с едва заметной досадой в голосе: — Надеюсь, вас не раздражает такая отделка?

— Ни в коей мере. Люблю барокко; обожаю Тициана.

— Признаться, я люблю комфорт. Люблю путешествовать со своей обстановкой. Я велел произвести здесь кое-какие архитектурные переделки.

— Отличный вкус, да будет мне позволено сказать, и отличное суждение!

Он знал, что произвел на меня впечатление, но и я знал, что он хотел произвести на меня впечатление. Таким образом, мы были квиты, но, конечно, деньги по-прежнему были только у него.

— Проверим искренность вашего комплимента, — сказал он. — Доверяете ли вы моему вкусу настолько, чтобы согласиться отведать совершенно новый коктейль?

— С нетерпением жду этой возможности.

Какой приятный разговор! Кто из нас его начал? Того и гляди, мы начнем отвешивать друг другу поклоны.

Новый коктейль подавался внушительными порциями, мутновато отливая опалом, как абсент, и отличался неуловимым, но одуряющим букетом — в нем были смешаны воспоминания, сожаления, презрение… Я проглотил первую порцию; вторая поглотила меня; я вынырнул в разгаре пиршества и беседы, более жаждущий и веселый, чем когда-либо в жизни.

— Выпейте еще вина, мистер Ритим. Так вот, мы остановились на том, что я бы стал во главе возрожденной и облагороженной кинопромышленности.

— Для этого нужны только деньги и, разумеется, талант.

— Значит, вы присоединяетесь?

— Если мой агент не будет возражать. Подлый тип, предупреждаю!

— Он присоединится к нам попозже, вечером. Думаю, мне удастся потолковать с ним на его языке. Я плесну вам капельку коньяку, мистер Ритим. Выпьем за длительное и счастливое сотрудничество.

На другой день с утра пораньше я пришел в контору Джо. Наши брови дрожали, как усики муравьев при встрече.

— Ну, Джо? Я вчера что-нибудь подписывал?

— Подумай о цифре, — сказал он.

— Полно, я о ней всю ночь думал.

— Умножь ее на пять, — продолжал он с улыбкой.

— Не могу! Я не Эйнштейн.

— Вот контракт, Чарлз. Убедись своими глазами.

— Сколько же тут страниц! Эй! Что-то у него слишком много прав на бесконечные продления!

— Ты ведь сам вчера говорил: "За такую сумму — на целую вечность!"— Джо, я хотел бы перечитать этот контракт с тобой вместе, слово за словом.

— Извини, меня ждет другой клиент, — ответил Джо. — Ты ее заметил?

— Я видел в приемной что-то вроде лоскутка зари.

— Это мисс Белинда Уиндховер из Англии. Будешь выходить — взгляни еще раз, повнимательнее.

— Прежде чем я это исполню, Джо, расскажи побольше о Махмуде.

— Да что ж, — стал увиливать мой агент. — А сам-то ты что о нем думаешь?

— Похоже, он везде бывает.

— Безусловно.

— Всех знает.

— Это уж точно.

— У него поразительные глаза, Джо.

— Да, Чарлз, совершенно необыкновенные.

— Во всяком случае, — прибавил я, — у него денег куры не клюют.

— Богат как… Богат как Крез, — воскликнул Джо, вновь обретя свою обычную лучезарность.

— Наверное, он старше, чем кажется, Джо. Он описывал мне эпизод из англо-бурской войны.

— Серьезно? Ха! Ха! Я думал, ты скажешь — из крестовых походов.

— Что такое? Уж не рассказывал ли он и о них?

— Мне-то рассказывал. Конечно, чего только люди не наговорят агенту, — Джо, а этот Махмуд тебе никого не напоминает? Тебе не приходилось слышать его имя?

— Я никогда не умел связать имя с лицом, Чарлз. Но клянусь тебе, до сих пор я его нигде не видел.

— Нет, не увертывайся, Джо, — сказал я тревожно. — Как по-твоему, кто он такой?

— Старик, это не мое дело — думать о том, кто такие люди. Так не пойдет. Моя работа — продавать клиентов.

— Меня-то ты продал, Джо. Будь я проклят, если не продал! Будь я проклят в любом случае! Дьявол!

— Послушай, старина. Не заводись, не стоит. В конце концов, это же кино. Подумай о людях, которым я продавал тебя раньше.

— Да, Джо. Но вот эти чертовы пункты в контракте. Ты серьезно предоставил ему право продлевать контракт до бесконечности?

— Да это ведь только оборот речи.

— Оборот речи! Ну и ну!

— В конце концов, он выдающийся организатор. Пари держу, он добьется потрясающих результатов. Работай как следует, Ритим, и перед тобой ослепительное будущее.

— Джо, этот контракт надо расторгнуть. Я неиграю.

— Очень жаль, старина, но к этому контракту невозможно придраться. Кстати, подумай о деньгах. Подумай обо мне. Агенту нужны комиссионные, Чарлз. К тому же не исключено, что Махмуд вовсе не тот, за кого ты его принимаешь. Ты автор, мечтатель; надо помнить, что ты живешь в двадцатом веке. Может, это просто старик, которому вставили обезьяньи железы еще во времена крестовых походов или около того.

— С такими-то ушами?

— Может, он тогда давал деньги в рост. Может, ему за это слегка подрезали уши.

— А когти?

— Вот что, Ритим, нечего иронизировать. Я и сам знаю этих продюсеров. У меня вкус, так же как и у тебя. Тем не менее такова кинопромышленность, сам понимаешь. С этими людьми я делаю дела. Я не могу разбирать их по косточкам только смеху ради.

— Джо, пойду-ка я прогуляюсь по улицам.

— Вот это другой разговор! Я же знал, что ты окажешься на высоте. Господи! Все на свете бы отдал, чтобы этого не было, Чарлз. На меня просто затмение нашло.

Я еще раз прошел мимо мисс Белинды Уиндховер. Она была прекрасна, как ангел. Мне-то что за дело? В тот же вечер я опять посетил отель "Биверли-Ритц", и на сей раз меня провели в номер мистера Махмуда. Хозяин был в умопомрачительном смокинге.

— Мистер Махмуд, вы случайно не участвовали в крестовых походах?

— Мистер Ритим, это было весьма увлекательное приключение.

— Выходит, вы довольно глубокий старик, не так ли?

— Да ведь человеку столько лет, на сколько он себя чувствует. А я сегодня чувствую себя дьявольски молодо, дорогой Ритим. Я остановился в отеле "Биверли-Ритц"; подписал контракт с талантливым человеком, со дня на день возрожу Американскую Кинопромышленность!

— Изыди!

— Дорогой мой! Мы живем в двадцатом веке!

— Ладно, тогда пшел вон!

— Возьмите сигару.

— Послушайте. Меня голыми руками не возьмешь.

— Меня тоже. Кстати, мне пришло в голову заново экранизировать Джекила и Хайда. Я мог бы сыграть заглавную роль. Смотрите!

— Бррр!

— Слабак! В таком виде меня никто не переваривает. Помню, навестил я одну святую. Она сказала, что лучше проведет свою жизнь на раскаленных угольях, чем посмотрит на меня хотя бы еще одну секунду. По-моему, это лестно. Но вы не беспокойтесь, Ритим, мы-то с вами сработаемся, как черти в аду.

— Да! Да, конечно! Оставайтесь только, как вы есть сейчас, вот и все. Очевидно, выбора у меня нет. Я сделаю все что хотите.

— Вот это мне и нравится в писателях. Итак, с чего мы начнем делать фильмы?

— Выслушайте дружеский совет. Вам вовсе ни к чему делать фильмы. Ничего это вам не даст, кроме забот. И потом, вам придется иметь дело с уймой актеров.

— Я всегда находил, что комедианты близки мне по духу.

— По-моему, вы отстали от жизни. Не видели наших звезд.

— Дорогой Ритим, простите, но мне по чину положено уметь обращаться с людьми. Что до забот — пфф! Я заправлял одной из крупнейших организаций мироздания. Ничего, кроме воркотни и жалоб. А теперь я вышел в отставку и намерен наслаждаться жизнью.

— Так почему бы вам не держаться в тени? — спросил я. — Держались бы в тени и ничего не принимали близко к сердцу.

— Видели бы вы мой трон! Нет, дорогуша, я твердо решил заняться. Вы обдумайте сценарий. А я останусь здесь и проведу пресс-конференцию. И кстати, кое-кто должен сюда скоро прийти. Ваш превосходный агент отыскал ее для меня. Чистая английская девушка. Свежая! Неизбалованная!

— Знаю я таких.

— Полагаю, что нет, Ритим. Она еще дитя! Я сделаю из нее звезду. Вообще-то она должна уже быть здесь. — Он нажал кнопку настольного звонка. — Пришла мисс Уиндховер?

— Да, сэр. Ожидает в приемной.

— Впустите.

Секундой позже вошла мисс Уиндховер, подобная все тому же лоскутку зари, затмевающая стодолларовое электрическое сияние.

— Ой, мистер Махмуд! Я… я… я…

Он ободряюще похлопал ее по руке: — Ну, ну, милочка! Право же, не стоит волноваться! Всегда помните, что вы талантливы, а это — достояние, которого не купишь ни за какие деньги. Помните. Это придаст вам уверенность в себе. Мисс Марлен Дитрих уверена в себе. Я хочу, чтобы и вы были уверены.

— Если бы вы знали, сколько я перенесла, мистер Махмуд. Борьба за крошечные роли. Дешевые меблированные комнаты. И папочка так сердится. А мамочка плачет. Почему родители всегда такие снобы? Они чудесные люди, конечно, чудесные старомодные люди. Почему родители всегда так старомодны?

— Полно, полно, милочка! Теперь все позади. Подумайте о большом экране. Богатство! Слава! Званые вечера на Биверли-Хиллс!

— И искусство!

— Да, да. Искусство.

— Оно прежде всего. И конечно, собачки.

— Да, в самом деле. Дорогой Ритим, мисс Уинд-ховер любит собак. Не могли бы вы?..

Не слишком польщенный, я снял телефонную трубку и вызвал Бюро Обслуживания.

— Собак. Для мисс Белинды Уиндховер.

— Очень жаль, сэр, но зоомагазины уже закрыты.

— Это называется "обслуживание"? Разве в отеле нет собак?

— Только собаки Миры де Фаль.

— Она вышла в тираж. Пришлите их в номер. Вскоре явился паж с двумя борзыми, четырьмя гордонами и мопсом. Белинда Уиндховер была в восторге: — Ой, собачки!

— Смотрите, как она их целует, дорогой Ритим. Станет она звездой, как вы полагаете?

— Слушайте, Махмуд, я вижу, вы избалуете эту девушку.

— Чепуха. Льщу себя надеждой, что я умею обходиться с людьми. Я хочу, чтобы вы куда-нибудь сводили ее, изучили ее психологию и написали бы для нее эффектную роль.

— Пусть она изучает роль. Психологию к чертям!

— Да будет вам, дорогой Ритим.

— Не стану, — заявил я. — Это мое последнее слово.

— Жаль! Жаль! Послушайте, взгляните-ка на паркет. Один квадратик вроде бы расшатался.

Пока я смотрел, он приподнял паркетину носком. Эффект был необычайный. Я как будто заглянул в бездонную глубину и увидел массу быстро-быстро двигающихся фигурок на сцене с декорациями огненного цвета. Мистер Махмуд водворил квадратик на место, и видение исчезло.

— Бррр!

— Как вы сказали, дорогой Ритим?

— Я сказал "да".

— Вы проведете вечер с мисс Уиндховер?

— Да.

— И изучите ее психологию?

— Да.

— Ага, вот и репортеры! Входите, джентльмены! Входите. Я хочу, чтобы вы все познакомились с мисс Белиндой Уиндховер. Она ушла из аристократического дома ради искусства. Запишите.

— Да ладно. Мы это знаем. Старомодные родители.

— Ну сфотографируйте ее. Вот она, готовится стать звездой кинофирмы "Махмуд пикчерс инкорпорейтед". Вот ее любимые собаки.

— Да ладно. Мы их знаем. Привет, Мирза! Привет, Бобблс! Ребята, помните время, когда они принадлежали Нэнси Норт?

— Она вышла в тираж.

— А Люсиль Лэси? Ее всегда снимали с мопсом.

— Она тоже вышла в тираж.

— Их, наверное, никто не дрессировал. Ладно. Наводи аппарат. А это что за тип?

— Я писатель.

— Чудненько! Придержи-ка штатив. О'кей. Снимаю. Мисс Белинда Уиндховер. А вы мистер Махмуд?

— Я изложу вам свои планы относительно возрождения Американской Кинопромышленности.

— Само собой. Давайте снимем Белинду с большими белыми псами. В них есть шик. Где ваши соболя, мисс Уиндховер?

— Соболей для мисс Уиндховер, дорогой Ритим.

— Есть. — Раздраженный, я снова взялся за трубку: — Соболей.

— Очень жаль, сэр, но в такое время суток невозможно купить соболей.

— Что за паршивая забегаловка! Разве в отеле нет соболей?

— Есть, сэр, и много. Например, у мисс Полины Пауэлл.

— Она вышла в тираж. Пришлите их в номер. Вскоре все снимки были сделаны. Репортеры удалились.

— Итак, молодые люди, я отсылаю вас, чтобы вы подружились.

— Ой, мистер Махмуд, а вы с нами не пойдете? — вскричала Белинда, хитренько надув губки и вильнув бедрами.

— Зовите меня просто Николя, милочка. Сегодня, увы, я не могу. У меня еще куча всяких дел.

— А это ничего, что меня увидят вместе с писателем?

— Мистер Ритим — очень известный писатель, милочка. И что еще более важно, он — моя правая рука.

— Да, я буду изучать вашу психологию. Будущая звезда немного приободрилась.

— Я хочу узнать все-все про свою психологию, — щебетала она, пока мы шли к лифту. — Я ведь буду незаурядной актрисой, мистер Ритим? Я буду интеллектуальной актрисой. А в то же время больше всего на свете я люблю стряпать простенькие блюда в простеньком платьице. Как только прославлюсь, я приглашу Кларка Гейбла, и Кэтрин Хэпберн, и Гарри Купера и угощу домашними печеньицами.

— Чудненько! Не расставайтесь с этой идеей. Она мне нравится.

— А вы мне расскажете все-все про мою психологию?

— Непременно, — сказал я. — Мы нырнем в нее вместе. Идемте же.

На другой день я провел много времени с мистером Махмудом. Его номер был полон орхидей и телеграмм.

— Люди начинают нервничать, — сказал он, потирая руки.

— Да.

— Нас ждут великие дела.

— Да.

— А как там наша Белинда? Придумаете роль под стать ее психологии?

— О да. Ручаюсь.

— Она… она вчера обо мне что-нибудь говорила?

— Говорила. Она считает, что вы потрясающий парень.

— Потрясающий парень, вот как? Ритим, нас ждут великие дела. Великие! Ну, бегите.

Я побежал в ресторан, где должен был встретиться с Белиндой. За ночь она, как видно, набралась уверенности в себе.

— Здравствуйте, мистер Ритим!

— Послушай, киностудия — самое демократическое заведение в мире. Можешь называть меня Чарли. — Ладно. Я ведь простая душа. Люблю стряпать. А как мистер Махмуд?

— Белинда, он от тебя без ума.

— Скажи-ка, он вправду крупный продюсер?

— Крупнейший. Ни у кого нет таких денег, как у него.

— Да, Чарли, так-то так. Но есть на свете кое-что, чего не купишь ни за какие деньги, по крайней мере в Англии. Или это я сама придумала?

— Ты имеешь в виду талант. Я ведь читаю твои, мысли, Белинда.

— Не смей. Понимаешь, у меня старомодные родители. Мне бы хотелось сыграть Джульетту.

— Это уже было.

— Не так, как сыграю я. Ты напишешь новый сценарий, специально для меня.

— Ладно. Мы его модернизируем. Квартира Капулетти находится в одном из небоскребов Нью-Йорка. Ромео — молодой оперативник из ФБР, он окончил Гарвард, но притворяется, будто учился в Йейле, чтобы сбить с толку гангстеров. Все Капулетти тоже учатся в Гарварде. Это создает почву для примирения и счастливого конца. Ромео увлекается альпинизмом; это создает почву для сцены на балконе. На балконе небоскреба. Только героя зовут не Ромео, а Дон.

— Разве он тогда не получится какой-то другой?

— Ты ведь знаешь, что Шекспир сказал: "Зачем Ромео ты?"— Это Джульетта сказала.

— Вот видишь, значит, были сомнения.

— Ты прав. А я вот что придумала: записывай мои мысли о Шекспире в книгу, а я потом поставлю свою подпись. Не хочу быть заурядной актрисой.

— Не будешь. Но нам пора к Махмуду. Он от тебя без ума.

— И он действительно самый крупный продюсер?

— Действительно. Но дай я шепну тебе на ушко. — Господи! Ушко как раковина! Прелестная розовая раковина! — Я хотел сказать: помни, что ты талантлива. Вчера вечером тебя только-только открыли. Сегодня ты то, что есть сегодня. Ты быстро проявляешь себя. Мысли в крупном масштабе. Никому не давай сковывать твой стиль. Даже Махмуду.

— Ни за что не дам. Ради искусства. Оно священно.

— Молодец!

Когда они вошли в номер, мистер Махмуд сжал обе ее руки в своих.

— Очень, очень мило со стороны очень, очень прелестной дамы навестить бедного старого кинопромышленника в его трущобе в "Биверли-Ритц"!

— Ники, Чарли придумал мне роль, Джульетту, но гораздо лучше.

— Отлично. А кого вы метите на роль Ромео, дорогой Ритим?

— Да кого угодно.

— Он должен карабкаться по фасаду небоскреба, Ники. Чтобы я могла сыграть сцену на балконе с розой в руках.

— А вашим голливудским героям-любовникам это под силу, Ритим? Они ведь все не так молоды, как хотелось бы.

— Конечно. Вскарабкаются куда угодно. И вот еще что, при создании роли надо выработать кое-какие черты Жанны д'Арк. Она спасет Нью-Йорк.

— От чего?

— От гангстеров. А знали бы вы, из-за чего зритель валом повалит.

— Ну?

— В фильме будут стрелять настоящими пулями.

— Эх, Ритим! Полно, полно! В конце концов, знаете ли, в каждой игре есть свои правила. Даже я…

— Выслушайте меня! — вскричал я. — Этого требует роль. Ты согласна, Белинда? Как может она вжиться в образ, выложить всю себя, если вы жалеете для нее пули?

— Мне кажется, пули должны быть настоящие, Ники.

— Конечно, — настаивал я. — Вы думаете, стала бы Теда Бара играть Клеопатру без настоящих жемчужин?

— Играла же без настоящего аспида, — ухватился за соломинку Махмуд. Этот довод я разбил: — Аспид был настоящий, только старый. С вырванными зубами. Можете употребить старые пули. Можете даже пригласить старых гангстеров, а потом пустить слух, что они умерли от разрыва сердца.

— Вы что-то решительно настроились, дорогой Ритим.

— Решительно? Дайте мне добраться до павильона!

— Может, там будет паркетный пол?

— Все может быть, — ответил я подавленно. — Может быть, мы будем стрелять холостыми патронами. Может быть, я пойду за настоящими жемчужинами. Потому что я хочу придать роли некоторые черты Клеопатры, когда ее приносят закутанную в ковер.

— Пожалуйста, дорогуша. Автор у нас талантливый, Белинда.

— Чарли в порядке, вот только быстро уступает. Ну пожалуйста, Ники, мне хочется настоящих пуль.

— Вот что, — объявил я. — Я пойду куплю жемчуг. А вы тут пока все обговорите.

На обратном пути меня одолевали дурные предчувствия. Не слишком ли далеко я зашел? Жемчужины казались слишком вульгарными. Я решил отправиться сначала к себе в номер и посмотреть, что получится, если вынуть две-три самые крупные. Когда я шел по коридору, лифт с гуденьем опустился вниз. Оттуда вышел мистер Махмуд. Одними губами он произнес: "Она изумительна!" И его не стало.

Чуть позже я поднялся к нему в номер. Там в одиночестве сидела Белинда, обрывала лепестки орхидей.

— Похожи на конфетти, — сказала она. — По-моему, он о-очень ми-илый, ваш мистер Махмуд.

Про себя я отметил ее среднеевропейский акцент. Получила свои пули?

— Чарли, ты сделаешь так, чтобы я спасала город от Красного Флота. Настоящие снаряды.

— Правильно, Белинда, милая. Ник мировой парень. Он белый человек, Белинда. За ним стоит многое. Был бы я девушкой, я бы по Нику с ума сходил. Но не забывай: талант-то у тебя. Никому не давай сковывать твой стиль. Перед тобой блистательное будущее. Ты, может, думаешь, что купаешься в деньгах? Детка, это крохи по сравнению с теми деньгами, что у тебя еще будут, если только ты не дашь испортить себе стиль.

— Ты прав, Чарли. Это ведь искусство. Оно священно.

Вечером я застал Махмуда одного.

— Она изумительна, Чарлз! Но… послушайте…

— Да?

— Говорила ли она с вами о снарядах?

— Она сказала, что это вы с ней говорили о снарядах.

— Возможно, так оно и было. В приливе чувств. Тяжело, Чарли. Настоящие снаряды! Неприятностей не оберешься. Я не хочу, чтобы меня затаскали по судам.

— А вам-то что за дело?

— Мне дело до моих стремлений в области кино. Более того, Чарлз, мне не нравится ваш сценарий. Не сердитесь, старина. Сценарий великолепный, но мне он не нравится. Откровенно говоря, он слишком накладен.

Он не смотрел мне в глаза. Я видел: ему стыдно, что его миллионы не так уж неисчерпаемы. Я рассудил, что если одной из сторон, заключивших контракт, не чуждо подобное тщеславие, то у другой стороны еще есть надежда. Тут я стал его подначивать: — А я-то думал, что вы владеете всеми сокровищами мира. Я думал, вы надежная фигура. Есть ведь поговорка "Богат как дьявол".

Ему не хотелось откровенно признаться, что он не самый главный Дьявол. Он пробормотал что-то вроде "бюджет есть бюджет".

— Могу сделать вам вестерн, — саркастически предложил я. — Разоритесь на живую лошадь?

— Я уже разорился на живой капкан, дорогой Ритим.

— Может, вы и правы. Ладно, пойду набросаю что-нибудь начерно.

На другой день спозаранку я навестил Белинду.

— Ну вот, красотка, наш сценарий погорел. Пишу тебе историческую вещичку из жизни провинциального городка. Ты носишь такую здоровенную шляпу, знаешь, из тех, что закрывают все лицо.

— Чарли, не может быть! Я хочу, чтобы меня принесли в ковре, с тремя большими жемчужинами.

— Жемчужины исключаются, цыпочка. Мы перешли на режим экономии. Представляешь, даже снарядов не стало. Остались только ты да лошадь.

— Не пиши ни слова, Чарли. Подожди, пока я увижусь с Ники.

После ленча раздался телефонный звонок: меня вызвали к мистеру Махмуду. У него сидела Белинда, разрумянившаяся и счастливая.

— Настоящие снаряды, Чарли! — И наряды. Мы с Белиндой женимся. Правда, малютка?

— Да, я получу настоящие снаряды.

— И настоящие броненосцы, — вставил я. — Как вам нравится эта идея? Давайте я введу их в сценарий. Они пойдут вверх по Гудзону, изрыгая адский огонь! Мой подарок невесте.

— Слышишь, что он предлагает, Ник? Ой, Чарли, ты умеешь писать сценарии! Настоящие броненосцы!

— Боюсь, что Чарлз шутит, дорогая. Он любит шутить с адским огнем. А мы с тобой… поговорим лучше о нашей свадьбе.

— Ладно, Ники. Полетим в Нью-Йорк. Зайдем в первую попавшуюся церквушку…

— Я не ослышался? К первому попавшемуся судье?

— Нет, голубок, в церквушку.

— Это не для нас, голубка. Мы устроим тихую свадьбу, пусть нас обвенчает судья.

— Что? За кого ты меня принимаешь? Кто я — твоя собственность? Рабыня? Кинозвезда я или нет?

— Но ты ведь и хорошая женушка, голубка. Помни, ты простая девушка. Собачки… печеньица… Ее поклонники хотят, чтобы она стала идеальной женушкой, не так ли, Чарлз?

— Да, Ники. Но я ведь еще не законтрактовалась на роль жены. Я не играю роль, пока на нее не подписан контракт. Моя мать готворит, что девушка не должна изображать жену, пока она еще не жена. Моя мама старомодна. Почему родители так старомодны?

— Я тоже старомоден, моя радость, — сказал Ник. — Я не могу войти в первую попавшуюся церквушку. Я провалюсь сквозь землю. Давай, родная, пойдем к простому судье, а я уж как-нибудь увеличу смету. Может быть, достану тебе броненосец — другой.

— Только не забудь, что ты обещал.

— Гора с плеч! Какое счастье! — воскликнул он. — Настоящее счастье! Так не будем же медлить.

— Линда, — шепнул я, пока он заказывал по телефону самолет. — Не забывай о своем престиже.

Устрой себе хороший, долгий медовый месяц. По меньшей мере два месяца, голубка, иначе весь мир подумает, что твоим чарам чего-то недостает.

— Ты прав, Чарли. Устрою.

И вот они отправились в Юму. Несколько недель спустя получаю телеграмму: "Вернемся пятницу зпт приветом тчк Ник Линда". Вскоре другая: "Секрету зпт нельзя ли наметить другой сценарий вопросительный знак Вестерн зпт острова Южных морей зпт любые простые съемки на природе тчк Повторяю тире секрету тчк Ник".

Поразмыслив, я набросал веселую пьеску из сельской жизни; примерно такие играла в старину Мейбл Норман. Я подумал, что Белинда навряд ли придет в восторг, но меня связывал контракт. Приказ есть приказ.

Я поехал в аэропорт встречать молодоженов. Первой появилась Линда, ее тотчас же обступили репортеры. До меня долетали отдельные слова: "Муж… собачки… печеньица… " — Чарлз, — шепнул Махмуд. — На два слова. Вы наметили вчерне? Другой сценарий?

— Да, он готов. А в чем дело? Скупитесь на настоящие броненосцы?

— Чарлз, она требует, чтоб был настоящий Нью-Йорк.

— Ну и ну! Ну и ну! Ничего, есть сценарий из сельской жизни. Белинда может получить настоящие чулки в резинку.

— Она мыслит масштабно, Чарлз. Ей может показаться, что после настоящего Нью-Йорка это просто издевательство.

— Не беспокойтесь. Езжайте в отель. Вам там все приготовлено. Я загляну после ужина.

Поздно вечером я пришел к ним в гости. Судя по всему, в романтическом супружестве не было полной гармонии. Махмуд хмурился над кипой счетов.

— Вы накупили уйму первосортных орхидей, Чарлз, — сказал он тревожно.

— Нет ничего слишком хорошего для вас с Линдой, — ответил я улыбаясь. — Вы мои лучшие друзья в мире кино.

— Да, но все ведь идет за счет текущих расходов.

— Ну вот, опять ты за свое, милый! — вскричала Линда. — Он стал таким скрягой, Чарли. Говорит, чтоему не по средствам купить мне Нью-Йорк. Для сцены бомбежки. Когда я спасаю город, не могу я играть на фоне картонных коробок, Чарли. Объясни ему.

— Отчасти она права. Ник, — поддержал я. — Но все же послушай меня, Линда. Я написал тебе новый сценарий. Прелестная роль. Ферма. Птички щебечут. Настоящие птички. И курочки есть. Ты сыплешь им зерно. На тебе комические чулки. Настоящие чулки. Настоящий комизм.

— Ник, эту шутку дурного тона вы специально приберегли к моему приезду?

— Постой, голубка, — сказал Ник. — Дай автору случай отличиться. Он написал этот сценарий кровью своего сердца. Продолжайте, Чарли.

— Правда, Линда. В сценарии есть и смех, и слезы.

— Смех?

— Там тебе попадают эклером в физиономию. Настоящим…

— Скажи-ка, а что еще ты для меня припас? До бурлеска не дошло? Хватит. С меня довольно.

— Жанна д'Арк начинала с фермы, голубка.

— В Жанну д'Арк никто не швырялся пирожными с кремом.

— С нею обращались еще хуже, радость моя, она доила коров, — убеждал Ник. — Я ведь там был. Я сам все подстроил.

— Что это значит "Я там был"? — взвизгнула Белинда. — Ты уже начинаешь мне врать? Лечу в Рино. А впрочем, нет. Не забудь, что ты вставил в мой контракт, когда мы были в Юме. Я одобряю или отвергаю сценарий.

— Ну что ж, радость моя, Чарлз напишет такой сценарий, что ты будешь довольна. Может быть, сыграешь молоденькую девушку, которая мечтает попасть на сцену. Тогда можно будет прочитать монолог Джульетты на какой-нибудь вечеринке. Если там присутствует крупный продюсер.

— Нет, не напишет.

— Нет, напишет.

— Нет, не напишет. Это мое последнее слово.

— Нет, напишет, — упорствовал Махмуд. — Прелестный сценарий. Роль, от которой весь мир с ума сойдет. Настоящий мир. Напишете, Чарлз?

— Да если начистоту, то не напишу, — ответил я.

— Что?

— Посмотрите на часы. Разве вы не слышали, как пробило полночь?

— Ну и что с того?

— А вот что. Ник, — сказал я. — Прошло два месяца. Сегодня — теперь уже вчера — был последний день, когда вы имели право требовать продления контракта. Боюсь, что вы прозевали. Я свободен!

— Силы ада! Впору провалиться на этом самом месте!

— Ники, ты должен нанять сценариста, пусть напишет мне такую роль, чтобы действие происходило в Нью-Йорке. И роли для моих собачек.

— Твои собачки издохли, — объявил я. — Наелись печеньиц.

— Чарли! Собачки!

— Провалиться мне на этом самом месте! — бормотал Ник. — Прозевать срок продления контракта!

— Вот так вот, — сказал я. — Прозевали. Теперь проваливайтесь!

— Так я и сделаю! — воскликнул он и топнул ногой.

Тут он схватил — Белинду в охапку, и-раз! — оба провалились сквозь землю.

Я выбрал себе в петлицу орхидею поменьше и пошел в ночной клуб. На другой день я вернулся на песок Малибу.