— Потяну-у-у-ли! Вот так, дамы. Усерднее, усерднее! Еще разок, дамы. Потяну-у-у-ли!

Элейн решила, что нанесла себе непоправимую травму. Она лежала на животе в большом гимнастическом зале вместе с еще тридцатью женщинами, в подавляющем большинстве — обладательницами идеальных фигур. Ее правая закинутая за плечо рука отчаянно цеплялась за лодыжку левой ноги. Все мышцы были перенапряжены.

Ощущение было ужасное.

— Отлично, дамы. Достаточно. Расслабьтесь, — сказал инструктор. Уткнувшись носом в пол, Элейн подумала, что он, возможно, голубой. В любом случае он облизывается, причиняя боль. Она посмотрела на него, не отрывая подбородка от пола. На нем было желтое трико, черные гетры и полосатый шарф. Вздутие в паху выглядело агрессивным.

— Он голубой? — шепнула она Карен Ланкастер, которая лежала рядом.

— Наверное, — ответила Карен. — Смазливенькие все нынче такие.

— Отлично, — сказал инструктор. — А теперь я хочу, чтобы вы присоединились ко мне способом, который называется «змея»!

— Одноглазой разновидности? — мечтательно пробормотала Карен.

Грянула музыка диско, и тридцать почти безупречных тел, извиваясь, поползли по полу на животе.

Элейн тоже поползла и вдруг испытала необъяснимый прилив желания. Конечно, такое давление на клитор…

А Росс уже столько времени… Но он возвращается со съемок как раз сегодня, и, может быть, если ей очень повезет…

«Хочу кончить! — подумала она. — Прямо здесь и сейчас».

Она смотрела на немыслимое вздутие, содрогаясь, извивалась и добилась вполне удовлетворительного оргазма, пока музыка гремела, а в густой аромат «Радости», «Эсте»и «Опиума» вплетался легкий запах пота.

— Господи! — вскрикнула она.

— Извини? — переспросила Карен.

— Я так… — И она хихикнула, испытывая чудесную легкость.

— Хорошо, дамы. На сегодня достаточно. Получили удовольствие?

Он шутит? Так кончать она могла бы хоть каждый день. Эта изящная двусмысленность так ей понравилась, что она засмеялась вслух. Потом встала, очень довольная собой, и пошла в душевую.

Гимнастическая оздоровительная группа Рона Гордино.

Самая последняя, самая лучшая. Открытие Биби Саттон. А куда бы ни направилась Биби, остальные следуют за ней. Элейн разделась в крохотной кабинке, а потом, голая, смело вошла в общую душевую. Совсем не в духе Беверли-Хиллс, но пока — последний крик. Та, которая боялась в душевой Роно Гордино показать все, что у нее есть, сразу же навлекала на себя самые черные подозрения. Нагота и выставление напоказ всего-всего было самое оно.

Душистое мыло сочилось из крана в стене, стоило нажать кнопку. Элейн хорошенько намылилась, рыская глазами по сторонам, озирая, что у кого есть. Таких огромных сосков, как у Карен, она еще никогда не видела. Большие коричневые блямбы, словно огромные ручки транзистора. Элейн решила, что, будь она мужчиной, они показались бы ей отвратными.

— Ты слышала про новый фильм Нийла Грея? — спросила Карен. Высокая, с гибкой загорелой фигурой, густыми медными волосами и точеным лицом. Связи ее были самыми-самыми, она знала всех и вся, поскольку ее отцом был Джордж Ланкастер, сверх-сверх-звезда, который пять лет назад кончил сниматься, чтобы жениться на Памеле Лондон, занимающей третье место среди богатейших женщин Америки. Теперь он жил в Палм-Бич, и Карен часто его навещала. Ей было немногим за тридцать, и она успела дважды развестись.

— Нет. А что такое? — Элейн мылила под мышками и старалась не смотреть на жуткие соски подруги.

— Фильм, который написала его жена. Представляешь?

На мгновение Элейн запуталась.

— Мэрли?

— Да нет, не его бывшая жена, дурочка. А нынешняя. Монтана. Большая стервоза.

— А-а! Эта… — Элейн помолчала, переваривая эту информацию. Мэрли так и оставалась для нее женой Нийла Грея, хотя они развелись давным-давно. С Монтаной знакома она не была, хотя, конечно, наслышалась о ней достаточно.

— Нийл прислал сценарий папочке, надеясь, что он захочет сыграть в фильме, — продолжала Карен. — Он сказал, что сценарий очень хорош. Конечно, никто не верит, что его действительно написала Монтана. Написал его Нийл, но почему-то хочет предоставить всю честь ей.

— И Джордж заинтересовался? — с любопытством спросила Элейн, прикидывая, к чему клонит Карен.

— Папочка сниматься больше не будет, пусть фильм гарантированно побьет даже «Унесенные ветром». Он сыт съемками по горло. Быть мужем Памелы Лондон ему вполне достаточно.

Я хочу сказать: Палм-Бич просто принадлежит им.

Они вместе вышли из душевой, завернувшись в пушистые банные простыни.

— Но папочка считает, — многозначительно продолжала Карен, — что роль просто создана для Росса. Ты же знаешь, он ему всегда нравился.

Для Элейн это явилось полной новостью. Росс ни разу не сказал доброго слова о Джордже Ланкастере, а обзывал его по-всякому, начиная от бездарности и кончая уголовником. Они даже не были приглашены на свадьбу в Палм-Бич, одно из ключевых событий года. Карен тогда виновато объяснила: «Актерской братии приказано приглашать поменьше. Распоряжение Памелы». Но тогда почему там присутствовали все — от Люсиль Болл до Грегори Пека? Элейн пылала яростью не один месяц.

— Кто агент Росса? — безыскусственно осведомилась Карен.

Элейн посмотрела на подругу с недоумением. Откуда такой внезапный интерес к карьере Росса?

— Зак Шеффер.

Карен сдвинула брови.

— Не понимаю, почему не Сейди Ласаль. Она ведь, бесспорно, самая лучшая.

Элейн тоже не понимала, но всякий раз, когда она задевала эту тему, Росс бурчал что-то о том, что ему трудно ладить с Сейди. На приемах они старательно избегали друг друга, и он налагал решительное вето на все попытки Элейн пригласить к ним влиятельную миссис Ласаль. Всем было известно, что Сейди в давние времена открыла Росса, но, видимо, это не имело значения ни для него, ни для нее. Элейн оставалось только злобствовать, так как Карен сказала чистую правду — Сейди Ласаль действительно была самым лучшим агентом.

— Я слышала, что они теперь подумывают о Тони Кертисе или Кирке Дугласе, — продолжала Карен. — Почему бы тебе сразу же не связаться с Заком? Название, по-моему, «Люди улицы». Продюсер — Оливер Истерн. Ты ведь знаешь Оливера?

Да, она знала Оливера. Он был воплощением Сэмми из фильма «Чем дышит Сэмми»— мелкий жулик и проходимец, которому крупно повезло. Росс и его не терпел. Но в любом случае, если Джордж Ланкастер считает Росса таким совершенством, почему он сам его не предложил?

— У Росса столько намечается! — ответила она неопределенно. — А если они подумывают о Кертисе и Дугласе, то вряд ли им требуется суперзвезда.

Карен умиленно засмеялась.

— Брось, Элейн. Не пытайся втирать очки мне. Я ведь знаю, где зарыты все трупы в этом городе. Россу необходим хороший фильм, и, возможно, это именно тот случай.

— Девяносто два… девяносто три… девяносто четыре… — Бадди отрывисто считал, а его руки то выкидывали, то опускали его тело. Отжимание. Сто раз в день. Так он сохраняет самую лучшую форму во всем городе. — Девяносто восемь… девяносто девять… сто! — Он вскочил на ноги, дыша почти спокойно.

Ангель восхищенно захлопала в ладоши. Она любовалась им каждое утро.

— Бадди, я люблю тебя! — пропела она. — Я люблю тебя бесконечно!

— Э-эй! — Он засмеялся. — Что за выходки!

— Просто я ужасно счастлива!

Она подбежала к нему, и он схватил ее в объятия. Ангель больше всего на свете любила приласкаться. С Бадди это всегда переходило в другое, но она ничего не имела против.

Но теперь он нежно отстранил ее.

— Быстренько поплаваю. А потом у меня важное свидание.

Помнишь? Я тебе вчера рассказывал.

Она ничего не помнила. Но ведь он всегда куда-то спешил.

Они жили в Голливуде уже две недели, и днем она его почти не видела.

— Дела, — объяснил он. — Ты же знаешь, детка, я был в отъезде. И теперь нужно две-три недели, чтобы все снова вошло в колею.

Ей очень хотелось, чтобы все вошло в колею поскорее, потому что она не могла дождаться дня, когда пойдет с Бадди в студию.

Она просто видела заметки в киножурналах: «Миссис Бадди Хадсон посетила своего мужа на съемочной площадке его последнего фильма. Какая чудная пара! Ангель Хадсон, актриса с будущим, говорит, что Бадди и их дом для нее на первом месте».

Ей представились четыре страницы цветных фотографий, посвященных им обоим. Бегут трусцой в одинаковых спортивных костюмах. Кормят друг друга мороженым. Смеются в горячей ванне.

— Бадди! — Она догнала его уже в дверях. — А ты скоро начнешь сниматься?

Он смотрел на ее откинутое лицо, широко открытые, полные обожания глаза. Пожалуй, он немножко пережал, убеждая ее, что он большая шишка в мире кино. Но кто же знал, что она поверит каждому его слову.

— Да уж надеюсь, детка. Я же тебе объясняю, меня долго не было, а у этого города короткая память.

— А! — Разочарование затуманило ее глаза.

— Но можешь не сомневаться: Дружок Бадди скоро оторвет ту еще рольку. Я ведь только что отказался от эпизода в «Привете». Роль не та. Я должен вернуться с чем-то особым, верно, красавица?

— Верно, Бадди. — Она уже снова сияла.

Он подумал, не отложить ли плавание. Заниматься любовью с Ангель было как возноситься на небеса. Но тут же подумал: «Нет, надо держать форму, тренировать мышцы, плавать, разгоняя злость, пока нарастающее ощущение бессилия не выйдет из всех пор». В городе уже две вонючие недели — и ничего. Ни фига, куда бы он ни обращался. Реклама. Фильмы. Телевидение. Ноль на палочке.

Шесть заведующих подбором актеров.

Шесть отказов.

Он — Бадди Хадсон! У него есть все. Почему они не вывешивают флаги?

Он сбежал по двум маршам лестницы к так называемому бассейну. В доме было двадцать две квартиры, и в каждой жили минимум два человека. День за днем сорок четыре тела плескались и резвились в грязной двадцатифутовой лохани, которую, видимо, никогда не чистили. Единственное достоинство тесной квартиры заключалось в том, что она была любезно предоставлена Бадди его приятелем Рэнди Феликсом и платить за нее не требовалось.

Рэнди пока в Палм-Спрингс возится с богатой вдовой и ее дочкой. И пусть возится еще сто лет, ежедневно молился Бадди. Час .был ранний, и он опередил остальных жильцов. На поверхности воды образовалась жирная пленка. Он сразу нырнул: стоило помедлить — и уже не хватит духа. Потом он начал кружить, точно дельфин, запертый в слишком тесном водоеме. Когда он добьется своего, у него будет самый большой и самый лучший бассейн во всем городе. Длинный, широкий, с прозрачной водой, и трамплином, и итальянской плиткой, и с работающим фильтром.

— Доброе утро! — У края, глядя на него, стояла девица с оранжевыми волосами, завитыми в тугие кудряшки и забранные к макушке, а такого узенького бикини он еще не видел. Большие груди были почти не прикрыты, пах опоясывала какая-то веревочка.

Он продолжал плавать.

Она уселась на полотенце и начала натираться маслом для загара.

До Ангель он бы ее не упустил. Вот прямо сейчас. У него всегда были только красотки, а эта, хотя Ангель и в подметки не годится, в своем стиле выглядит лакомым кусочком.

— Я Шелли, — назвалась она. — А вы?

Он вылез из бассейна и принялся делать упражнения для ног.

— Бадди. Бадди Хадсон.

— Вы здесь один живете? — многозначительно спросила она, расстегивая и снимая свой символический лифчик. Он невольно уставился на ее большие тугие груди.

— Нет. Я живу здесь с женой.

Она прыснула от смеха.

— Вы — и женаты?

Но что тут смешного?

— Да. Женат. — Он бешено заработал ногами — осталось четыре подтягивания на каждом бедре, и опять в бассейн выкладываться еще сильнее. Он тридцать раз сплавал кролем туда-назад, туда-назад, прежде чем снова вылез из воды.

Шелли лежала на спине: намасленные ноги раздвинуты, груди торчат в небо, точно два глянцевых баклажана. Темный козырек прикрывает глаза, транзистор изрыгает музыку.

Бадди подхватил свое полотенце и вошел в здание. По пути он заглянул в почтовый ящик. Три счета, адресованных Рэнди. Листовочка, призывающая всех и каждого ИДТИ ЗА ИИСУСОМ.

И брошюрка рьяного истребителя бытовых грызунов: «ОТ МЫШЕЙ СЕЙ ЖЕ ЧАС МЫ ИЗБАВИМ ВАС!»

В однокомнатной квартире Ангель орудовала пылесосом.

Когда он вошел, она выключила пылесос и улыбнулась до ушей.

— Я попросила его у соседки. Она сказала, чтобы я не стеснялась и брала, когда будет нужно. Такая хорошая, правда?

— Ага. — Ангель просто свихнутая. Зачем тратить время на уборку этой дыры.

Он стащил мокрые шорты, бросил на пол и вошел в чулан, который тут называли ванной. Там он попытался вымыться под душем, который предварительно насаживался на кран. Задача не из легких.

Когда он вышел, Ангель выжимала для него свежий сок за стойкой, отгораживавшей кухню. Квартиру эту без труда можно было бы всю запихнуть в два чемодана средней величины.

Он открыл стенной шкаф, вынул черные спортивные брюки, свою единственную шелковую рубашку и куртку «Ив Сен-Лоран». Бадди, к счастью для него, был исключением из правила, гласящего, что одежда делает человека. Он прекрасно смотрелся в чем угодно и знал это. И недоумевал: если он всегда выглядит так прекрасно, почему же он до сих пор не звезда?

Он оделся и торопливо выпил приготовленный Ангель сок.

— Я вернусь в шесть-семь. А чем ты думаешь заняться?

— Пожалуй, схожу в супермаркет. Только мне нужны деньги.

— А, да. Конечно. — Бадди смутился. Денег у него почти не осталось. Он добрался до последней сотни.

Вытащив из кармана несколько бумажек, он дал ей две десятки.

— Только не спусти их сразу! — Заплесневелая шуточка.

Иногда он был противен сам себе.

Она улыбнулась.

— Попробую.

Он схватил ее, провел ладонями по чудесному телу и поцеловал в губы.

— До встречи, лапочка.

Подготовка к съемкам шла полным ходом. Поскольку сниматься «Люди улицы» должны были в основном на натуре, требовалось предварительно организовать очень многое. В первую очередь надо было удостовериться, что будут свободны люди, с которыми Нийл привык работать, и пока все шло гладко, без заметных помех. Почти каждый день он отправлялся с оператором и первым ассистентом на поиски подходящих мест. Некоторые режиссеры поручали это другим, но он предпочитал делать выбор сам.

Монтана занималась подбором актеров. Она обосновалась в конторе Оливера Истерна на Стрипе и сразу же принялась за работу. Она могла бы поручить агентству просеять сотни возможных кандидатов или прибегнуть к помощи первоклассного специалиста по подбору актеров вроде Фрэнсис Кавендиш, но она хотела увидеть каждого кандидата своими глазами, а потом представить Нийлу на утверждение полный состав. Это был ее фильм, и она не собиралась уступать его никому другому.

Ее пьянила радость: подготовка началась на самом деле! Она знала, насколько ей повезло, что она вышла за Нийла, что он пришел в восторг от сценария и загорелся желанием снять фильм. Но даже если бы Нийл отверг его… Ну, она-то знает, что сценарий по-настоящему хорош, что его можно предложить любой кинокомпании или независимому продюсеру, и им обязательно заинтересуются. Сценарий — лучшее, что она написала, и ложная скромность ей ни к чему. «Люди улицы» хороши, потому что в них — живая жизнь. Она запечатлела то, что происходит всюду каждый день. В основу легли характеры, которые она наблюдала, когда снимала фильм о детях на улицах Лос-Анджелеса. Энтузиазм Нийла явился подлинным плюсом, но в глубине ее души теплилось убеждение, что не ухватись Нийл за фильм, то, может быть… ну, может быть, она получила бы шанс снять его сама.

Ерунда! С каких это пор женщинам выпадали такие возможности? Опомнись, детка, и благодари Бога, что снимает твой муженек и поэтому у тебя есть весомое право голоса.

В фильме были три главные роли плюс тридцать две второстепенные. Некоторые только с одной репликой, но очень важной.

Монтана не хотела брать актеров, которые примелькались во всех тягучих телевизионных сериалах, ей нужны были новые таланты, и она смаковала каждую минуту поисков идеального исполнителя или исполнительницы для каждой, даже самой маленькой роли.

Они приходили сотнями. Улыбчивые, угрюмые, жаждущие.

Старые, молодые, красивые, уродливые. Все приносили папки с фотографиями, перечнем участия в таких-то и таких-то фильмах и постановках, а также рекомендации.

Агенты набрасывались на нее со всех сторон. Хорошие и скверные.

«Тип Мэрилин Монро требуется? У меня есть девочка, от которой у всех встанет отсюда и до Сан-Велли!»

«Мальчик, которого я вам посылаю, — чистый Джеймс Дин. Да, Дин — только лучше».

«Юный Брандо».

«Брук Шиддс в самом расцвете».

«Сексуальная Джули Эндрюс».

«Дадли Мур».

«Американский Майкл Кейн».

Она тонула в водопаде типажей. Но постепенно начала намечать и отбирать, радуясь каждой новой находке все больше.

По вечерам она работала над сценарием — добавляла эпизоды, меняла реплики. Нийл рассказывал ей о местах, которые нашел, а она ему — о наиболее интересных кандидатах на роли.

Их личная жизнь отошла на задний план: они жили, дышали и питались «Людьми улицы». Будущий фильм стал центром существования их обоих. Иногда они ссорились. На три главные роли исполнители еще не были одобрены. Оливер Истерн требовал по меньшей мере двух кассовых звезд, и Нийл настойчиво осаждал переставшего сниматься Джорджа Ланкастера, сверх-сверх-звезду.

— Если мы заполучим Джорджа, — указывал он, — на остальные две можно будет взять неизвестных.

— Если мы заполучим эту задницу, — соглашался Оливер.

Для него все актеры были задницами — и звезды и последняя мелочь. — А это, судя по всему, вряд ли светит.

— В субботу я слетаю в Палм-Бич, — объявил Нийл. — Сценарий ему нравится. Думаю, мне удастся его уломать.

— Надеюсь. Время бежит. У меня есть кое-какие идейки.

Идейки Оливера были хорошо известны Нийлу. Полузвездные имена. Совсем не то, не то, не то. Он не собирался даже обсуждать их.

Монтану мысль о Джордже Ланкастере в восторг не приводила.

— Он не умеет играть! — отрезала она.

— Заиграет. У меня.

Она осталась при своем убеждении, но у нее хватало здравого смысла понять, что некоторые уступки неизбежны.

— Как, по-твоему? Может, мне поехать с тобой?

Нийл помотал головой.

— Нет. У тебя хватает хлопот здесь. С Джорджем я справлюсь.

Она кивнула.

— Да. У меня есть два актера, которых нам следует попробовать на роль Винни.

— Если мы поймаем на крючок Джорджа Ланкастера. Иначе придется подыскивать имя.

— Не понимаю почему.

— Прекрасно понимаешь. Это называется играть на кассу.

— Я не люблю играть в игры.

— Научись.

— Иди ты в… — пробормотала она нежно.

— Если бы было время!

Она ухмыльнулась.

— Когда ты вернешься, время я найду!

День Элейн.

После занятий у Рона Гордино — в «Ноготь — жизни поцелуй», затем четыре часа у Элизабет Арден: приведение в порядок ног, поправка бровей, питательная маска, мытье волос и сушка феном. Она успела домой вовремя, чтобы переодеться в зеленую норелловскую пижаму, до того как Росс вернулся со съемок.

И выглядела она изумительно, пусть даже это было ее собственное мнение.

— Ты выглядишь божественно! — прошептала она трюмо у себя в спальне.

Лопни от зависти, Слониха Этта!

Она вышла в гостиную и собиралась налить себе чего-нибудь, как вдруг, случайно взглянув в зеркальное окно, с ужасом увидела его — и он снова мочился в бассейн!

— Лина! — завопила она, бросаясь к стеклянным дверям и выходя наружу. — Лина!

Мальчишка лениво застегнул «молнию», словно настроение у него было самое беззаботное.

— Здрасьте, мэм, — протянул он.

— Грязный поросенок! — закричала она. — Я видела, чем ты занимался!

Он наклонился к шлангу, из которого в бассейн лилась свежая вода.

— А?

— Ты не акай! Ты знаешь, о чем я.

Тут, вытирая руки о туго повязанный передник и хмурясь, появилась Лина.

— Что такое, сеньора? Я обед хочу готовить.

Элейн ткнула пальцем с безупречно наманикюренным ногтем.

— Я не желаю, чтобы он приходил сюда. Ты меня поняла, Лина? Больше никогда!

Мальчишка продолжал возиться со шлангом. Лина испустила театральный вздох.

— Мигель… он болеет… — начала она.

— При чем тут Мигель! — взвизгнула Элейн. — Пусть он хоть сдохнет! Но я не желаю… пойми хорошенько… я не желаю, чтобы этот… этот бездельник еще хоть раз появился здесь. Ты поняла, Лина?

Лина испустила еще один театральный вздох и возвела глаза к небу.

— Ага, — сказала она. — Я поняла.

— Отлично. Ну, так убери его отсюда немедленно!

Элейн широким шагом вернулась в дом и сразу направилась к бару, где налила себе почти полную рюмку водки с одним символическим кубиком льда. Невероятно! Нынешняя прислуга! Невообразимо!

Позади дома пронесся старый пикапчик — как раз в тот момент, когда перед домом остановился длинный черный лимузин.

Росс! Элейн быстро оглядела себя в антикварном зеркале за баром. Она выглядит отлично. Может быть, против обыкновения, он все-таки заметит?

Но он не заметил. Вошел в дом в выгоревших «ливайсах», заправленных в заляпанные глиной сапоги, в клетчатой рубашке и в старой кожаной куртке. Последнее время Росс одевался по-молодежному. Это ему не шло. Он выглядел как ковбой-перестарок.

— Милый! — Она чмокнула его в щеку и за свои труды укололась о щетину.

— Черт! — воскликнул он. — До чего хорошо выбраться из этого нужника! — Он плюхнулся на белую парчовую софу, которую Элейн только что перетянула заново, и закинул на нее ноги прямо в сапогах! — Вымотался до… Налей что-нибудь выпить, пока я совсем не опупел!

Кинозвезда вернулся домой.

Бадди сбегал по ступенькам, насвистывая. Доверчивые глаза Ангель. Она никогда не пилила его, не жаловалась на квартиру, на то, что у них нет денег. Никогда не допрашивала его вечером, не требовала, чтобы он отчитался ей в каждой минуте прошедшего дня. Она была само совершенство. Золотая жена. Придет день, и он завалит ее мехами, драгоценностями, стереосистемами и машинами. Чего она ни захочет — пожалуйста!

Когда? В том-то и вопрос. Когда все это сбудется для него? Он в Голливуде уже десять лет. Десять лет — долгое время. Очень долгое.

Сбежать от матери во второй раз было просто, особенно с двумястами долларов в кармане. Шестнадцатилетний подросток, осторожный, как лис, решивший не попасться снова, выбрался из Сан-Диего почти сразу — сел на автобус в Лос-Анджелес, а там голосованием добрался до пляжей, где и остался, ночуя как попало, клянчя еду, заводя друзей. Таких, как он, там было хоть отбавляй.

Беглецы, которым нечего было делать, кроме как предаваться четырем «С»: Серфингу, Солнечным ваннам, Сну и Сексу. Не считая, конечно, Купания. И чуточки наркотиков, когда им удавалось их раздобыть. Бадди не мямлил и хватил секса сполна. Девочки почти все почти всегда готовы были поспособствовать. Мальчики, впрочем, тоже. Но уж это, извините, не для него.

Первой у него оказалась крупная веснушчатая девчонка, которая предпочитала покрепче и без рассусоливаний. Ей нравилось кататься по песку, так чтобы он проникал в каждую щелочку. Он брал ее два-три раза в день, пока она не уехала в «Кадиллаке»с толстяком, который обещал ей Акапулько. Затем была рыжая малютка, предпочитавшая «сосать петушка», как она выражалась. Ему это не нравилось. Он ощущал себя слишком уязвимым, словно ее остренькие белые зубки могли вдруг сомкнуться и испортить ему все будущее. Он сменил ее на шведскую звездочку, которая посещала дикий пляж для развития грудной мускулатуры. Она научила его водить свой бледно-розовый «Тандерберд»и доводить ее до оргазма. И то и другое ему нравилось.

Он нашел работу — готовил гамбургеры в пляжном ларьке и зарабатывал деньги, которых как раз хватало, чтобы, платить за комнату. Приятель научил его играть на гитаре, и у него получалось неплохо. Он работал над своим голосом, подбирал собственный репертуар. Иногда его нанимали попеть и побренчать на вечеринках, и это было неплохим подспорьем.

Четыре заглавные «С»и «К» оставались неизменными. Он был покрыт ровным загаром, развивал мышцы серфингом, укреплял их работой под открытым небом. Секса у него было сколько требовалось, спал он вдоволь и совсем не вспоминал о матери. Для него она умерла.

Он вел жизнь одиночки. Чего и хотел.

У него завязалась дружба с Рэнди Феликсом, учившимся на актера, и порой он голосовал, чтобы попасть в Голливуд, где Рэнди посещал «Курсы актерского мастерства Джой Байрон. Метод Станиславского». Джой Байрон была старой англичанкой с голосом как ржавая пила. Она носила цветастые платья и не расставалась с зонтиком. Ученики обожали ее и дважды в неделю регулярно собирались для преклонения в заброшенном складе в трущобах за Уилширским бульваром. Когда Рэнди бросил курсы и занялся чем-то другим, Бадди продолжал посещать их без него. Каждая минута двухчасовых занятий дарила ему наслаждение, и вскоре он уже играл все ведущие роли от Стэнли Ковальского в «Трамвае» Желание» до Джея Гэтсби в «Великом Гэтсби».

Джой Байрон сказала, что он талантлив, а уж кому было знать, как не ей! В свое время она играла с самыми лучшими — с Оливье, Гилгудом и всеми прочими английскими знаменитостями. Во всяком случае, так утверждала она, и Бадди был склонен ей верить.

По мере того как актерская лихорадка в его крови набирала силу, пляж утрачивал притягательность. Покинуть его представлялось логичным. Рэнди, снимавший с двумя девушками дом в Западном Голливуде, говорил, что для Бадди у них всегда найдется комната. И за несколько дней до того, как ему исполнилось двадцать, Бадди водворился там.

Дом оказался развалюхой, девушки — активными лесбиянками, но голливудский адрес — это голливудский адрес. Бадди сразу же почувствовал себя там как дома. Были только две трудности — отсутствие денег и отсутствие машины. Жить на пляже — это одно, а в городе — совсем другое. Рэнди словно бы всегда был при деньгах, и теперь Бадди спросил у него, каким образом он их зарабатывает.

— Беру за то, что ты делаешь даром, — объяснил Рэнди. — У меня есть агент, который прикарманивает двадцать процентов и устраивает все. Никаких неурядиц. Никаких хлопот. Я продаю хер желающим дамам. Это повеселей, чем жарить сосиски!

— Ты продаешь… что?!

— А ты попробуй, Бадди. Я получаю комиссионные с каждого жеребца, которого привожу в конюшню.

Оба покатились со смеху.

— Правда? — пропыхтел Бадди между приступами смеха. — Правда?

Рэнди кивнул. Он был пяти футов девяти дюймов роста, с приятной внешностью, но и только. Большой нос, небольшие глазки, отсутствие коренных зубов. Когда смеялся, это последнее было очень заметно.

— Чтоб меня приподняло и хлопнуло! — воскликнул Бадди.

Рэнди отвел его к своему агенту — черному гомосексуалисту, с ног до головы одетому в тугую белую кожу.

— Но без… э… заказчиков мужского пола, — промямлил Бадди, сам не веря тому, что он решился на такое.

— Без мужчин? — фыркнул агент, которого молодые жеребцы его конюшни ласково называли Тряпичник. — Ты что, извращенец?

Так началась его жизнь мужской проститутки. В первый раз он очень опасался, что у него не встанет. Он встретился с заказчицей в квартире, которую обеспечил Тряпичник. Дама опоздала на двадцать минут — довольно пожилая, в строгом костюме.

— А ты новенький, — заметила она вскользь, намекая, что ей знакомы все мальчики Тряпичника. — Я не раздеваюсь, — объявила она затем, вздергивая юбку к поясу и стаскивая практичное белое трико. — Но тебя желаю голым. Раздевайся!

Она откинулась на кровати и не спускала с него глаз, пока он неловко снимал с себя одежду.

У-ух! У него возникло ощущение, словно он идет к зубному врачу!

И у него никак не вставало, пока он в отчаянии не вспомнил совет Рэнди: «Закрой глаза и вообрази!» Мгновенно он нарисовал в уме девочку, которую трахал последние дни. Девятнадцать лет. Хорошенькая. Итак лизала ему яйца, что казалось, он брызнет на двадцать футов вверх.

Это подействовало. Он обрел квалификацию. И больше назад не оглядывался. Обслуживать женщин за деньги труда не составляло, но позволяло оплачивать счета и продолжать актерскую карьеру.

Джой Байрон устроила его к агенту, он обзавелся фотографиями и начал предлагать себя пароли. Почти сразу же он получил две реплики в сериале «Звездное небо и Хатч», а потом и маленькую роль в сверхбоевике Берта Рейнолъдса. Его открыли! Он будет звездой!

Однако получилось не совсем так. Наступило тощее время: эпизод «Звездного неба и Хатча» вышел в эфир — но без него. Появился на экранах фильм Берта Рейнолъдса — но без него.

Кончить в корзине монтажера! Унижение было невыносимым.

— Ничего, — утешала его Джой Байрон. — Будет еще что-то.

Она были чудаковатой старухой и повадилась приглашать его к себе домой для «дополнительных занятий». Это ему льстило, а проигрывать с ней сцены из великих пьес было настоящим удовольствием. Вот только в пыльной гостиной ее дома на Голливуд-Хиллс в кульминационные моменты сцены она порой оказывалась уж слишком близко от него. Он постоянно обслуживал женщин за деньги, но мысль о том, чтобы заняться этим с Джой Байрон, его не привлекала Во-первых, ей никак не меньше семидесяти. Кроме того, он ее уважает. Она была великой актрисой. Она же его учительница, черт побери!

Как-то вечером она сказала ему:

— Бадди, у меня чудесная идея! Курсы устроят специальный показ «Трамвая». Я приглашу агентов, заведующих подбором актеров, администраторов. Ты, естественно, будешь играть Стэнли Ковальского. Прекрасный для тебя случай.

— Здорово… — начал он.

Она вцепилась в него, прежде чем он успел договорить.

Это не было так уж плохо.

Это не было так уж хорошо.

Ему пришлось оставить проституцию. Он перебрался в странноватый дом Джой, и всю оплату его счетов взяла на себя она.

Ему приходилось играть день и ночь, ночь и день. Джой всегда была в полной готовности. Он пронесся через всех великих драматургов. Он спикировал через стопку старых сценариев. Он воплощал эмоции до посинения лица.

От Джой Байрон он почерпнул очень многое, начиная с секретов гримирования и освещения и кончая наиболее выразительными ракурсами съемки. Она тренировала его мимику, дикцию, жестикуляцию Она не давала ему минуты передышки и сдержала слово — сделала его звездой студенческой постановки «Трамвая»

На спектакль действительно пришло несколько влиятельных личностей, включая Фрэнсис Кавендиш. Кремнеглазая специалистка по подбору актеров стала одним из лучших агентов города, потому что не пропускала ни единого случая высмотреть новый талант.

Бадди выглядел сногсшибательно. Рваная рубашка с открытым воротом. Теснейшие джинсы. Марлон Брандо с процентами. Он видел фильм пятьдесят первого года много раз по телевизору. Он изучил все жесты, все нюансы игры великого актера. И теперь достиг совершенства. Он знал это и не удивился, когда Фрэнсис Кавендиш прислала ему за кулисы записку с приглашением посетить ее.

Он выждал неделю. Не хотел выдать своего нетерпения. Затем вошел в ее приемную, сел на краю ее стола и буркнул:

— Вроде бы вы хотите сделать из меня кинозвезду.

Она поправила очки и поглядела на него.

— Убери свои плюшки с моего стола, сынок. В «Юниверсал» идет набор для фильма ужасов. По-моему, ты можешь им подойти.

Отправляйся туда, да поживей.

Он получил роль. Три съемочных дня. Ни одной реплики. Затем последовал ряд таких же мелочей. Неделя съемок гангстерского фильма. Два дня в «Женщине-полицейском». Реклама крема для бритья. Две реплики в «Вегас», его лучшая роль на тот момент. И наконец — удача.

— По-моему, ты подойдешь на главную роль в пробе сериала, — сказала Фрэнсис и даже улыбнулась. — Может, это оно и есть, Бадди.

Он был на седьмом небе. Продюсерам он понравился. Он мчался домой к Джой со сценарием и с бешено колотящимся сердцем. Он будет играть главную роль в сериале! Он станет звездой!

Джой Байрон прочла сценарий и охарактеризовала его как «дерьмо». Для старой дамы она злоупотребляла солеными словечками.

— Но мы сделаем из него нечто стоящее, — объявила она с театральным вздохом.

Отработали долго и усердно. Джой подсказала ему мотивировку всех действий персонажа, втолковала, что и когда делать. Она даже проводила его на съемочную площадку, чтобы он не вздумал хоть в чем-нибудь отступить от ее наставлений.

На второй день, сразу же после того, как продюсеры посмотрели отснятый накануне материал, его выгнали.

— Ну и что? — фыркнула Джой Байрон. — Я же сказала тебе, что это — дерьмо!

Ночью, когда она заснула, он ушел из ее дома, изнемогая от разочарования, злости и обманутых надежд. Когда же, когда Дружок Бадди станет кинозвездой?

Он соскользнул в свой прежний образ жизни. Только теперь начал слишком много пить и слишком злоупотреблять наркотиками. Подружка свела его к Макси Шолто, низкопробному агенту, который помогал устраивать голливудские вечеринки — те, где нанятая обслуга ублажает зрителей показательными выступлениями.

Но его хотя бы видели. Ну и что, если парочка девок мусолит его по всякому? Он ведь — часть зрелища. И женщины на этих вечеринках просто влюблялись в него.

Однажды он столкнулся со своим другом Рэнди.

— В этом городе, если не побережешься, легче кончить собачьим говном, — предостерег Рэнди.

Бадди пребывал в наркотическом восторге.

— Я тысячи загребаю. Хочешь поглядеть?

— А куда твои тысячи тебя приведут? Я вижу только снег у тебя в носу и травку в горле! Выкарабкивайся, не то тебе конец.

И он выкарабкался. Через три ночи. В разгар оргии, когда по его лицу стекала молофья жирного фабриканта пластинок и тощая девица паслась на его травке, он увидел свое отражение в зеркале. А еще он у видел снимающую камеру, что его взбесило.

Он смахнул с себя девицу, разбил камеру, отколошматил фабриканта и свирепо удалился оттуда. Он же Бадди Хадсон! Он будет кинозвездой, несмотря ни на что!

На следующий день он улетел на Гавайи, и там очистился от алкоголя и наркотиков, устроился петь в баре и познакомился с Ангель.

«Ну и что делать теперь?»— думал Бадди, трясясь в своем драндулете. Вернуться в Лос-Анджелес с молоденькой женой на буксире в надежде взять город штурмом — это одно. А реальность — совсем другое. Ему были необходимы деньги, и он знал только один верный способ их заработать.

Нийл Грей оглядел зал ожидания для важных лиц, поглаживая бокал «Джека Дэниелса» со льдом.

У стены напротив сидела Джина Джермейн. Блондинка. Искристая. Груди и ягодички. Ее окружали восторженные служащие авиакомпании, наперебой стараясь исполнять каждое ее желание. Он коротко поздоровался с ней, когда она вошла. Двое малознакомых людей. Черт! Но от одного взгляда у него заломило яйца. Ему не терпелось оказаться с ней в самолете — может, отработать ее в туалете, если она позволит?

Если позволит! Джина Джермейн позволит ему трахнуть ее в «Трейдер Вик»в воскресный вечер, если он скажет ей, что ему так хочется.

Господи! Не впадает ли он в старческий маразм? Что за маниакальная тяга к какой-то киноблондиночке? Нет, что-то с ним явно не так. Несомненно. Взять ее с собой в Палм-Бич было чистейшим безумием. Риск попасться…

Риск обеспечивал ему эрекцию, какой он не знавал уже много лет.