В одежде Прайс всегда предпочитал экстравагантный стиль, поэтому для вечеринки, которую устраивали Купер Тернер и Венера Мария, он выбрал черный смокинг с черной рубашкой и брюки с черным кожаным лампасом вместо обычного атласного. Черный цвет в сочетании с его темно-коричневой кожей и выбритой головой делал его заметной фигурой даже среди остальных «звезд», которые пускались на любые ухищрения, лишь бы привлечь к своей особе как можно больше внимания.

Но не удачный выбор костюма служил главной причиной хорошего настроения Прайса. Как раз сегодня агент прислал ему окончательный вариант договора на главную роль.

Это была его первая главная роль в фильме, который мог стать стопроцентным хитом.

Себе в спутницы он выбрал Крисси — ту самую супермодель, которая регулярно доставала его своей непроходимой глупостью, но ведь он и брал ее с собой не для разговоров. Прайс подбирал ее, как подбирал бы часы или браслет с бриллиантами, и не сомневался, что, покуда Крисси будет молчать, большинство мужчин на вечеринке будут завидовать ему завистью такой же черной, как цвет его кожи.

В последний раз подойдя к зеркалу. Прайс любовно оглядел себя, втер в темя несколько капель масла, добиваясь, чтобы кожа головы заблестела, и подушился диоровской туалетной водой «Eau Sauvage». Наконец он счел себя готовым и спустился вниз.

Ирен, как обычно, возилась в кухне.

— Я ухожу, — сказал ей Прайс.

Но Ирен даже не обернулась, и Прайс почувствовал острый приступ раздражения. Эта женщина провела ночь в его постели, и он ожидал, что она, по крайней мере, заметит, как хорошо он выглядит. Но — нет! Ирен, как ни в чем не бывало, продолжала полировать столовое серебро.

— Я сказал, что ухожу! — повторил Прайс, слегка повысив голос.

На этот раз Ирен услышала. Она повернула голову, и Прайс развел руки в стороны, ожидая комплимента своей внешности.

— Как тебе, нравится?

— Вы хорошо выглядите, мистер Вашингтон, — сказала Ирен, при этом на ее лице, как и всегда, не отразилось никаких чувств.

Хорошо? И только-то? Да, черт побери, за что он ей платит?!

— Я старался, Ирен. Старался в меру моих слабых мужских сил.

«От вас пахнет так, словно вы только что побывали в борделе», — хотелось сказать Ирен, но она только прикусила губу. Во-первых, это было не совсем так, а во-вторых, она очень хорошо знала, какие границы нельзя переступать ни при каких обстоятельствах.

Хозяин оставался хозяином, даже если она с ним спала.

Между тем в кухне появилась Мила, зашедшая с заднего хода. Увидев Прайса, она остановилась и негромко присвистнула.

— Вы клево выглядите, мистер Вашингтон.

Просто потрясно!

Прайс милостиво кивнул ей, хотя на самом деле он не выносил это белое отродье. Мила казалась ему насквозь лживой, неискренней и… опасной. «Надо будет еще раз предупредить Тедди, чтобы он не общался с этой малолетней шлюхой.

Добру она его не научит, а вот подвести может запросто. Хорошо, что она, по крайней мере, устроилась на работу — теперь Тедди будет видеть ее не так часто, как раньше».

Между тем Мила заискивающе улыбнулась.

— Куда вы собираетесь, мистер Вашингтон, если не секрет? Что-то особенное, да?

— На вечеринку, — ответил Прайс, перехватив сердитый взгляд, который Ирен бросила на дочь. Ирен не любила, когда Мила лезла в разговоры взрослых так нагло.

Но на Милу этот взгляд не произвел никакого впечатления.

— Там небось будут одни знаменитости? — спросила она с кривоватой ухмылкой, и мать бросила на нее еще один яростный взгляд.

— Наверное. Сегодняшний прием устраивают Купер Тернер и Венера Мария, — объяснил Прайс и сам удивился, чего это он так разговорился. Надо было пропустить вопрос мимо ушей — тогда бы эта маленькая тварь поняла, где ее место.

— О-о-о, значит, посиделки будут первый класс! — протянула Мила, и теперь в ее голосе Прайсу почудилась насмешка. — Надо было дать вам мой альбом для автографов.

«А мне давно надо было дать тебе хорошего тумака, белое отродье!»— подумал Прайс, чувствуя, что начинает выходить из себя. Похоже, еще немного, и он действительно бросится на эту маленькую шлюху с кулаками. Интересно, зачем она осветлила свои патлы? Чтобы выглядеть еще большей потаскухой?

— Ты не знаешь, где Тедди? — спросил он внезапно.

Мила пожала плечами.

— Понятия не имею.

— Наверное, он у себя в комнате, — вмешалась Ирен.

Прайс отошел от дверей кухни и, встав у подножия ведущей наверх лестницы, несколько раз окликнул сына. Спустя несколько секунд на втором этаже хлопнула дверь, и на верхней площадке появился Тедди.

— Ты меня звал, па?

— Я сейчас ухожу, — сказал Прайс. — Какие у тебя планы на вечер? Ты будешь дома?

Заметив внизу Милу, которая стояла, прислонившись спиной к косяку кухонной двери, Тедди кивнул. Ах, если бы только, ему удалось куда-нибудь спровадить Ирен! Тогда весь дом был бы в их полном распоряжении, и, может быть, ему удалось бы начать с того места, где они остановились в прошлый раз.

— Тогда, э-э-э… веди себя хорошо, — сказал Прайс первое, что пришло ему на ум. На самом деле он ждал от сына комплиментов по поводу своей внешности, но не дождался. По-видимому, Тедди было совершенно наплевать, как и во что одет его отец. — Ну, пока. Увидимся позже, — закончил Прайс и, выйдя из коридора прямо в гараж, сел в новенький черный «Феррари»— свое последнее приобретение.

Прежде чем отправиться к Куперу и Венере Марии, ему предстояло заехать за своей Мисс Куриные Мозги, однако он подозревал, что уж от Крисси ему тем более не придется рассчитывать на комплименты.

— Тебе не следовало расспрашивать мистера Вашингтона о том, куда он едет. Воспитанные люди так не поступают, — сказала Ирен, раздраженно глядя на дочь. — Хорошо еще, что он позволяет тебе жить здесь, хотя ты уже не ребенок.

— Ты хочешь сказать, что мне крупно повезло? — Мила саркастически ухмыльнулась. — И что мне теперь, целовать мистера Вашингтона в его черную задницу, как это делаешь ты?

В глазах Ирен вспыхнули огоньки гнева.

— Ну-ка повтори, что ты сказала?! — произнесла она с угрозой.

— Нет, ничего особенного… — В этот раз Мила почла за благо дать задний ход, хотя ссоры между ними были для нее делом привычным.

Мила ненавидела мать, ненавидела по многим причинам, и главной из них была та, что Ирен так и не сказала ей, кто ее отец. Мила никогда не верила сказкам матери о русском отце. Ведь если бы это было действительно так, то какой смысл Ирен скрывать от нее его имя и фамилию?

О том, чем занималась ее мать до приезда в Америку, Мила тоже ничего не знала. Лишь однажды Ирен обмолвилась, что в России у нее не осталось никаких родственников, так как ее отец и мать якобы погибли во время крушения поезда.

Что ж, возможно, и так, подумала тогда Мила.

Жаль только, что семьей для Ирен стала не родная дочь, а этот черномазый мистер Прайс Вашингтон, Суперзвезда-Номер-Один и Шишка-На-Ровном-Месте. Он такой же, как и Тедди, этот сопливый щенок, который давно осточертел Миле. В последнее время Мила старательно делала вид, будто благоволит к нему, на самом же деле она лихорадочно и неотступно обдумывала, как бы свалить убийство Мэри Лу Беркли на Тедди и получить обещанную награду в сто тысяч долларов. Для Милы это было целое состояние, пропуск в иной, гораздо более совершенный мир, которого она, разумеется, заслуживала. Рай существует на земле, считала Мила, но он — только для умных и богатых людей, а себя она, конечно, причисляла к умным, пока только, а там — кто знает?.. Если бы она была дурочкой, разве сумела бы она устроить так, чтобы Тедди оставил свои отпечатки на револьвере?

Мила даже позвонила в полицию, чтобы убедиться, что объявление — не липа и не трюк и что деньги действительно существуют. Похоже, тут все было без обмана, однако оставалась одна маленькая закавыка. Ведь на самом деле в Мэри Лу стреляла она, Мила, и кроме Тедди, которого она не принимала в расчет хотя бы потому, что он еще не был совершеннолетним, указать на нее мог только один человек. Это был Ленни Голден, единственный свидетель. Если он покажет под присягой, что на спусковой крючок нажала именно она, никакие отпечатки ей не помогут, а этого нельзя было допустить.

Не допустить это можно было одним-единственным способом, и Мила приняла решение.

Ленни Голден должен умереть.

Вопрос только в том, как это устроить.

Впрочем, Мила не сомневалась, что в конце концов она что-нибудь придумает.