На второй день интерес прессы к процессу не только не ослабел, но, напротив, возрос еще больше, что объяснялось происшествием в особняке Прайса Вашингтона.

Сам Прайс был потрясен и пребывал в полной растерянности. Он давно знал, что суд сам по себе не сулит ему ничего хорошего, но такого он не ожидал.

Его имя прочно заняло первые полосы газет, которые наперебой сообщали читателям обстоятельства ограбления, помещая подробные — и перевранные — списки украденного. Это возмущало Прайса больше всего.

Казалось, каждый, кто умел держать в руках карандаш или набирать на компьютере простые фразы, считал себя вправе писать о нем все, что только взбредет в голову.

О нем и о бедной Консуэлле, которую Прайс от души жалел. Она работала у него уже лет пять и была милой, спокойной, аккуратной женщиной (что бы ни говорила о ней Ирен, для которой все горничные были неряхами и лентяйками). Прайсу было неприятно думать о том, что ее изнасиловали именно в его доме, хотя он и понимал, что его вины здесь нет.

— Будьте осторожны, мистер Вашингтон, — предупредил его Гринспен. — Она может подать на вас в суд.

— Кто? Консуэлла? А я-то здесь при чем? — искренне удивился Прайс. До сих пор он полагал, что несет лишь моральную ответственность за то, что случилось с горничной.

— Это произошло в вашем доме. Какой-нибудь шустрый адвокат может зацепиться за это и убедить горничную предъявить вам иск. Надеюсь, с вашей страховкой гражданской ответственности все в порядке…

В ответ Прайс лишь в ярости стукнул себя кулаком по колену. Он был настолько зол на Тедди за то, что тот привлек к нему такое пристальное внимание, что накануне вечером даже не смог заставить себя поговорить с сыном. Они поужинали в полном молчании и так же молча разошлись по своим комнатам, не сказав друг другу ни слова.

Между тем журналисты, которые буквально рыли носом землю в надежде разыскать новые подробности, успели пронюхать, что Ирен является матерью Милы, и, естественно, раздули из этого еще одну сенсацию. Количество фотографов и телевизионных бригад у ограды особняка удвоилось, и Прайс жил как в осажденном замке. Каждый раз, когда он вынужден был покидать дом, журналисты набрасывались на него, словно голодные шакалы, и ему пришлось нанять дополнительных телохранителей. Теперь его охраняло пять человек, трое повсюду следовали за Тедди, но даже этого было недостаточно, и Прайс от души жалел, что охранники не имеют права стрелять в журналистов или, на худой конец, бросать в них гранаты со слезоточивым газом.

Процесс повлек за собой и значительные финансовые расходы, и дело было даже не в оплате услуг адвокатов, телохранителей и прочих издержках. Из-за необходимости ежедневно присутствовать в суде Прайс вынужден был отказываться от новых предложений и отложить несколько гастрольных поездок. Слава богу, до разрыва контрактов дело пока не дошло — одни неустойки способны были его разорить, однако он понимал, что даже после того, как все закончится, ему придется на некоторое время лечь на дно, чтобы страсти успели остыть. Возможно, впрочем, это было и к лучшему, и Прайс решил что, если все закончится благополучно, он съездит с Тедди на Багамы или на Виргинские острова, а может — отправится на пару недель в Европу. Им обоим необходимо было сменить обстановку, а тем временем все уляжется…

Насчет смены обстановки Прайс задумывался все чаще и чаще. Его дом — роскошный особняк в Хэнкок-парке, который он так любил, — в последнее время совершенно перестал ему нравиться. Возвращаться туда ему было даже неприятно. Здесь жила Мила, здесь изнасиловали Консуэллу… Казалось, дом проклят, и теперь ему не видать удачи, пока он не переберется на новое место. Или, по крайней мере, не отдохнет как следует.

— Я надеюсь, что этот случай послужит тебе хорошим уроком, Тедди, — сказал он сыну утром, когда оба собирались ехать в суд. — Говоря откровенно, я очень зол на тебя. Ты совершил скверный поступок и навлек позор на всю нашу семью.

«Какую семью? — хотелось спросить Тедди. — Никакой семьи нет. Есть ты, есть я, и есть моя мамочка — жирная корова, которая зациклилась на том, чтобы стать знаменитой. Но мы не семья!»

— Прости, па, — пробормотал он в ответ. — Мне очень жаль.

Но Тедди знал, что сожалениями он вряд ли отделается.

Стив давно проснулся, но Лин все еще сладко спала, свернувшись калачиком в его объятиях. Ему не хотелось тревожить ее, но пора было ехать в суд, и Стив легонько тронул Лин за плечо.

— Эй, — сказал он негромко, пытаясь высвободиться, — мне пора, но ты можешь еще поспать.

— Подожди. Сейчас я встану и приготовлю тебе завтрак, — сонно пробормотала Лин, подтягивая колени к самому подбородку.

— О нет, не стоит, — мягко рассмеялся Стив. — Я не ем на завтрак жареных цыплят!

— Не говори так. — Ее теплая рука скользнула ему в промежность. — Я очень хочу научиться готовить, чтобы кормить тебя завтраками, обедами и ужинами.

С тобой я просто переродилась и стала совсем другим человеком.

— Со мной? — переспросил Стив, убирая ее руку.

Он хотел Лин, но сейчас было не самое подходящее время для занятий сексом.

Лин вздохнула:

— Да. Никогда не думала, что какой-то мужчина заставит меня измениться, но… Ты такой… надежный, Стив, и я чувствую себя спокойно и уверенно.

С тобой я в полной безопасности.

— Мэри Лу тоже чувствовала себя в полной безопасности, и чем это кончилось! — пробормотал Стив мрачно и, выбравшись из постели, пошел в ванную комнату.

Лин не переносила, когда ее отвергали, поэтому, выскользнув из-под одеяла, она последовала за ним.

— Извини меня, Стив, — промурлыкала она, заглядывая в ванную. — Я не имела в виду ничего такого…

Лин была совершенно раздета, и Стив поспешно отвел глаза. Ее безупречное, гибкое и стройное тело действовало на него слишком сильно.

Не дождавшись ответа, Лин проникла в ванную и, встав позади него, потерлась грудью о его спину.

Этого легкого, дразнящего прикосновения оказалось вполне достаточно, чтобы Стив сдался.

— У тебя есть для меня пять минут? — спросила Лин, разворачивая его лицом к себе.

— С чего ты решила, что пяти минут мне будет достаточно? — рассмеялся он.

Из-за шумихи, которую подняли вокруг процесса газеты, Лаки решила отвезти детей в Палм-Спрингс раньше, чем планировала. К счастью, Джино обожал внуков и всегда готов был принять их у себя.

Отправив их к деду вместе с Чичи, Лаки поспешила обратно в дом, чтобы еще раз позвонить Ленни, но, взяв в руки трубку, неожиданно остановилась. Она чувствовала, что, если ей снова ответит — Клаудия, она не сумеет сдержаться.

«Ты ревнуешь!» — раздался у нее в голове насмешливый голос.

«Конечно, я ревную! — подумала Лаки. — А кто на моем месте не ревновал бы? Ленни переспал с другой женщиной, сделал ей ребенка, а теперь преспокойно переселился к ней, как будто так и надо. А ведь он мой муж — мой, а не чей-нибудь еще! Так что я не просто ревную — я готова голыми руками разорвать их обоих на куски!»

Она продолжала сердиться на Ленни, и все же в душе ее произошел какой-то переворот. Лаки чувствовала, что ей на самом деле хочется увидеть его. Алекс был прав — она не сможет ни с кем встречаться, пока у нее не будет полной уверенности, что Ленни не любит ее и не хочет к ней возвращаться. Иными словами, Лаки слишком дорожила их отношениями, чтобы не попытаться спасти их еще раз.

Отбросив колебания, Лаки набрала номер Ленни в отеле, но, как и вчера, трубку снова взяла Клаудия.

Просить эту шлюху, чтобы она позвала к телефону ее мужа, Лаки не собиралась, поэтому, не сказав ни слова, она положила трубку.

Она как раз собиралась ехать в суд, когда из Италии позвонил Буги.

— Я нашел Бриджит, — сказал он. — И надеюсь увидеть ее уже завтра.

— Это отличные новости, Буги, — обрадовалась Лаки. «Хоть что-то идет как надо», — подумала она.

— Не все так хорошо, как кажется, — сказал детектив, и Лаки представила, как он качает головой. — Насколько мне удалось установить, Карло отвез ее в заброшенный охотничий домик. А сам уехал на Сардинию с какой-то девицей.

— Этого только не хватало! — Лаки нахмурилась. — Бриджит беременна; возможно, принимает наркотики, а он в это время развлекается с девками! Ну и везет же Бригги на мужиков! Жаль, я не могу приехать немедленно — я бы кастрировала Карло своими собственными руками!

— Ну а если серьезно? — спросил Буги.

— Серьезно? Что ты собираешься делать дальше, Буги?

— У нас сейчас вечер, — ответил детектив. — Утром я отправлюсь на поиски охотничьего домика — он находится довольно далеко, в глуши, и на это потребуется какое-то время.

— А потом?

— Я хочу убедиться, что с Бриджит все в порядке.

Если она принимает наркотики, я это пойму.

— Хорошо бы Карло не было поблизости — тоща, возможно, Бриджит будет с тобой откровенна. Мне почему-то кажется, что сейчас она скорее доверится тебе, чем мне.

— О'кей, как только у меня будут какие-то новости, я с тобой свяжусь.

— Еще одно, Буги, — добавила Лаки железным голосом. — Если Бриджит в беде — если тебе только покажется, что она в беде, — ты должен привезти ее в Лос-Анджелес, понятно? Что бы она тебе ни говорила, как бы ни отнекивалась — если ты почувствуешь, что с Бриджит неладно, хватай ее и вези сюда. Я за все отвечаю, я беру на себя все последствия — только сделай это, ладно?

— Ладно.

— Я доверяю тебе полностью, Буги.

— Я знаю. Мы с тобой побывали во многих переделках, и я всегда готов прийти к тебе на помощь.

Даже несмотря на то, что я давно на пенсии.

— На пенсии!.. — Лаки фыркнула. — Я тебя не узнаю, Буги, — ты говоришь как старик.

— Иногда я действительно чувствую себя старым.

Ну, когда…

— Знаешь, я начинаю тебе верить, — язвительно сказала Лаки, не дав ему договорить. — Ты стал слишком много говорить. Когда-то ты был немногословным и решительным мужчиной, но теперь ты размяк и сделался болтливым, как старая…

— Можешь не продолжать. — Буги рассмеялся. — Я позвоню, как только что-нибудь выясню.

— Хорошо. Я весь день буду в суде, но оставлю свой сотовый телефон включенным. Можешь звонить туда.

— Отлично, Лаки.

— И спасибо тебе, Буги!