Когда, вернувшись домой после долгой гастрольной поездки, Прайс узнал, что его сын был задержан и провел ночь в арестном доме для несовершеннолетних правонарушителей, с ним едва не случился припадок.

— За что, мать твою так, я тебе плачу?! — орал он на своего адвоката, мечась по гостиной, как раненый лев. — Почему ты не связался со мной? Как ты допустил, что мой сын провел целую ночь в тюрьме? Ты должен был вытащить его оттуда немедленно, слышишь?! Почему ты этого не сделал?

— Было уже слишком поздно, судья закончил работу и уехал домой, и с залогом пришлось ждать до следующего утра, — объяснял Говард Грйнспен, стараясь как-то успокоить одного из своих самых богатых клиентов. — Но даже тогда это было довольно трудно, так как вас не было в городе. Мне пришлось поднять на ноги всех моих высокопоставленных знакомых, и только после этого мальчика отпустили.

— А почему такие сложности? — продолжал кипятиться Прайс. — Что он натворил? Или, может быть, его не хотели выпускать, потому что Тедди черный?

Если так, то это им даром не пройдет! Они еще об этом пожалеют!

— Успокойтесь, Прайс, — сказал адвокат своим хорошо поставленным, звучным голосом. — Помните убийство Мэри Лу Беркли? Так вот, копы почему-то считают, будто убийцы были в джипе вашего сына.

— Что за чушь?! — взвился Прайс. — Это убийство произошло много месяцев назад!

— В этом деле замешана девушка — дочь вашей экономки, — продолжал адвокат.

— Мила?!

— Да. Полиция арестовала и ее тоже, но, поскольку ей уже исполнилось восемнадцать, ее содержат в тюрьме. Ленни Голден — единственный свидетель убийства — утверждает, будто в Мэри Лу стреляла именно девушка, но сама девушка заявила следствию, что убийца — ваш сын. И что хуже всего, она утверждает, что Тедди стрелял из вашего револьвера.

Глаза у Прайса округлились.

— Из моего револьвера? — повторил он. — Это что, шутка?!

— Увы, мистер Вашингтон, это совсем не шутка.

Положение весьма серьезное.

Прайс на минуту прекратил бегать по комнате и, остановившись у бара, налил себе в стакан виски.

— Где сейчас Тедди? — отрывисто спросил он, выпив содержимое одним глотком.

— Его выпустили под вашу ответственность. Я решил, что на данный момент школа для него — самое безопасное место, поэтому сейчас Тедди в классе. Я порекомендовал ему вести себя так, словно ничего не случилось. Пока это единственное, что мы можем сделать.

— Газетчики уже пронюхали? — спросил Прайс, наливая себе еще порцию виски.

— Пока нет. — Говард Гринспен внимательно следил за действиями Прайса, гадая, предложит он виски ему или нет. Не то чтобы адвокату хотелось выпить, просто от этого зависело, как ему вести себя дальше.

Прайс виски не предложил, и Говард Гринспен понял, что мистер Вашингтон не вполне владеет собой.

— Но это только вопрос времени, — мстительно добавил он.

Прайс залпом выпил вторую порцию виски и со стуком поставил стакан на столик.

— Господи Иисусе! — воскликнул он. — Тедди — убийца!.. Бред! Кто в это поверит?..

— Многие могут поверить, — поспешил вставить адвокат. — Я так понял, что у полиции на руках очень серьезные улики.

— Да? Какие?

— Ленни Голден вспомнил номер джипа. Это была машина Тедди — тут нет никаких сомнений.

— Тогда его наверняка угнали.

— К сожалению, нет. И Мила, и Тедди подходят под описание преступников, которое полицейский художник составил на основании показаний Ленни Голдена. Кроме того, она заговорила…

— Кто?

— Мила. Как я уже говорил, она заявила полиции, что Мэри Лу застрелил именно Тедди. Она также утверждает, что он угрозами заставил ее сесть в машину и поехать с ним в город. И между прочим, она обвиняет его в том, что он напичкал ее наркотиками и изнасиловал.

— Изнасиловал? Тедди изнасиловал эту тварь?! Да ты что, смеешься надо мной, что ли?!

— К несчастью, нет, — хладнокровно ответил адвокат. — И если эта история просочится в газеты, вам придется плохо вне зависимости от того, насиловал ваш сын эту девицу или нет.

— Что говорит Тедди?

Гринспен пожал плечами:

— Он утверждает, что все было с точностью наоборот. Это Мила стреляла в Мэри Лу и Ленни Голдена. И это она подпоила его и заставила нюхать кокаин. Кроме того, там еще какая-то история с кражей компакт-дисков из магазина.

— Проклятье! — взревел Прайс. — Где Мила сейчас? Где эта мерзкая тварь?!

— Я же сказал: Мила Капистани в тюрьме. Учитывая все обстоятельства, мне показалось, что вы вряд ли захотите, чтобы я внес залог и за нее.

— Правильно, — кивнул Прайс, думая об Ирен и о том, что она может чувствовать сейчас. Когда полтора часа назад он вернулся домой, она не сказала ему ни слова — только приняла у него шляпу, и предупредила, что его адвокат хочет увидеться с ним по срочному делу. Прайс велел ей позвонить Гринспену и сказать, чтобы он приехал. Только тогда он узнал, что случилось. — Ну и что ты собираешься делать? — спросил он.

— Я уже договорился с одним из лучших адвокатов по уголовным делам, — сказал Гринспен. — Он готов встретиться с вами и Тедди завтра в любое время. Предварительно вы, мистер Вашингтон, должны поговорить с сыном один на один, чтобы уяснить себе, как все было на самом деле.

— Я и сам хочу с ним поговорить! — снова вскипел Прайс. — Дерьмо неблагодарное! У него было все, что он только хотел и чего никогда не было у меня, — и вот как он меня отблагодарил! Теперь меня будут склонять на всех углах, а такая известность мне не нужна!

— У меня есть одно предложение, — сказал Гринспен.

Прайс приподнял брови:

— Какое же?

— Нужно, чтобы мать Тедди как можно скорее подключилась к этому делу. Это произведет впечатление на присяжных. Мальчик, мать которого волнуется за него, вызовет больше сочувствия, чем подросток, чья мать даже не появилась в суде.

— Ты что, издеваешься надо мной? — взревел Прайс. — Джини — наркоманка и шлюха, пробы ставить негде, а ты хочешь притащить ее в суд?

— Когда вы в последний раз с ней виделись?

— Какое, черт побери, это имеет значение?

— Может быть, с тех пор она взялась за ум…

— Только не Джини, — мрачно ответил Прайс.

— Что ж, тогда нам придется с ней поработать.

Пусть оденется поскромнее и, главное, пусть забудет о косметике, пока идет процесс.

— Черта с два она это сделает! — откликнулся Прайс. — Джини красит морду и наклеивает ресницы, даже когда отправляется в туалет. И на Тедди ей наплевать. Она не виделась с ним уже бог знает сколько лет.

Гринспен пожал плечами:

— Что ж, посмотрим, что скажет ваш адвокат по уголовным делам, а пока… Подумайте над моим предложением, мистер Вашингтон.

— Думать — это твоя работа, Гринспен! — рявкнул Прайс. — Твоя, а не моя. Я плачу тебе деньги, вот ты и думай, как вытащить моего сына и оградить от скандала меня!..

Как только Гринспен уехал, Прайс вызвал звонком Ирен. Войдя в гостиную, она застыла в дверях;

Прайс тоже молчал и только смотрел на нее.

— Почему ты ничего мне не сказала? — выдавил он наконец.

Лицо Ирен оставалось неподвижным. Казалось, оно вытесано из самого твердого камня.

— Я сама не понимаю, что происходит, — ответила она спокойно. — Мила в тюрьме… Теперь мне придется вносить за нее залог.

— Ты хоть знаешь, какие показания она дает?

— Никто мне этого не сказал.

— Твоя дочь утверждает, будто ту женщину застрелил Тедди.

— В это трудно поверить, — покачала головой Ирен.

— А тебя никто не просит верить! — выкрикнул Прайс. — Свидетель сообщил полиции, что это Мила стреляла в него и в женщину. Ты понимаешь, что я говорю? Револьвер был у твоей Милы, это она убила Мэри Лу Беркли… — На его виске забилась жилка. — А теперь она пытается свалить вину на моего сына!

— У Милы нет и никогда не было оружия, — ответила Ирен ровным голосом.

— У Тедди тоже его не было! — заорал Прайс. — Зато револьвер был у меня! А твоя дрянь дочь утверждает, что Тедди стрелял из моего револьвера.

— А где ваш револьвер сейчас?

— Можно подумать, что ты не знаешь! — усмехнулся Прайс. — Тебе известно, где я храню «травку», где лежат презервативы и где — носки. Так вот, я хочу, чтобы ты сходила и посмотрела, на месте мой револьвер или нет.

Ирен вздохнула.

— Я уже проверила, — сказала она. — Его там нет.

— Черт возьми! — взвыл Прайс и рассек воздух кулаком. — Этого только не хватало!

— Мила не могла его взять, — сказала Ирен. — Я не разрешаю ей заходить в дом, особенно когда меня нет.

— Твоя Мила ходит куда хочет и когда хочет, — перебил ее Прайс. — Она шляется по всему дому. И я знаю, что она побывала в моей спальне!

— Я никогда бы не позволила Миле…

— К дьяволу Милу! — решительно сказал Прайс. — Главное — добавил он несколько спокойнее, словно размышляя вслух, — что эта история может плохо отразиться на мне. Стоит только газетам пронюхать, в чем дело, и пошло-поехало!.. Все эти газетенки будут писать не о Миле и не о Тедди, они будут писать о Прайсе Вашингтоне — темнокожей звезде с застарелой привычкой к наркотикам и виски… — Тут, словно припомнив о каком-то важном деле, которое он давно собирался сделать, Прайс шагнул к бару и налил себе еще виски. — Слава богу, что Мэри Лу тоже была черной, — пробормотал он. — Если бы она оказалась белой, моего Тедди могли бы линчевать!

— А как насчет Милы? — подала голос Ирен. — Ей, наверное, нужен адвокат…

— Я уже сказал — плевать я хотел на твою Милу! — заорал Прайс. — Мне необходимо срочно поговорить с Тедди, так что поезжай в школу и привези этого идиота домой. О Миле поговорим потом, когда я выслушаю, что скажет мне мой собственный сын.

Тедди вернулся домой трепеща от страха. Прайс вернулся, он все знал, и Тедди ожидал самого худшего. Кроме того, Мила предала его. И не только предала — она оклеветала его, а Тедди не знал, как оправдаться. Теперь ему предстояло убедить полицию и суд в том, что убийца не он, а Мила, но Тедди понятия не имел, как это сделать, и от этого ему было еще страшнее.

Говард Гринспен предупредил его, чтобы он ни с кем не разговаривал о своем деле. Он и не разговаривал, но от этого ему было ничуть не легче. Все равно никто не мог защитить его от отца, которому ничего не стоило отругать его, отстегать ремнем или измолотить до бесчувствия. Прайс Вашингтон был способен и на это, особенно если перед этим он пил.

Когда Тедди вошел в гостиную, его отец сидел там, крутя в руках стакан с виски. Рядом стояла наполовину пустая бутылка, и у Тедди упало сердце. Это был скверный знак, так как, с тех пор как Прайс избавился от наркомании, он пил только тогда, когда не мог снять нервное напряжение никаким иным способом.

— Привет, па… — выдавил Тедди, робко останавливаясь на пороге, Прайс молча кивнул в ответ.

— Ну-ка, присядь, Тедди! — сказал он, указывая на небольшой диванчик.

Пока Тедди усаживался, Прайс молча следил за ним. Потом, тяжело поднявшись, он несколько раз пересек гостиную и наконец остановился перед сыном.

— А теперь, парень, я хочу, чтобы ты рассказал мне все, как было на самом деле, — сказал он. — Только не ври и не выкручивайся, иначе тебе же будет хуже. Ты понял?

Тедди почувствовал, что от стыда у него горит не только лицо, но и уши. Отец доверял ему, а он его подвел.

— Это все Мила! — выпалил он. — Я ничего не делал, па… Это… это было просто ужасно.

— Настолько ужасно, что ты испугался пойти в полицию? — требовательно спросил Прайс. — Неужели ты не понимаешь, что, сделай ты это, сейчас мы с тобой не сидели бы по уши в дерьме?!

— Я понимаю, — пробормотал Тедди, низко опуская голову.

— А если понимаешь, тогда расскажи мне обо всем, что произошло в тот день, расскажи честно, подробно и по порядку. Итак, с чего все началось?

Тедди судорожно вздохнул и начал свою печальную повесть. Он рассказал, как они с Милой поехали кататься, как украли из магазина несколько компакт-дисков, как пили пиво и нюхали кокаин в уборной на автозаправочной станции. Когда же Тедди наконец добрался до самого главного, в горле у него застрял такой комок, что он едва мог говорить.

Прайс внимательно слушал, изредка кивая.

— Значит, Мила отобрала ее драгоценности, а ты положил их к себе в карман? — переспросил он. — Так было дело?

Тедди кивнул, не смея поднять на отца глаза — так ему было тошно.

— Где сейчас это ожерелье?

— У Милы. Она взяла его.

— А мой револьвер? Тоже у нее?

— Я не знал, что это твой, — пробормотал Тедди. — Был у нее. Мила говорила, что избавится от него.

— О господи, ну и кашу ты заварил! — воскликнул Прайс, когда Тедди закончил. — Вот что, сын, я-то тебе верю, потому что знаю, что собой представляет эта сучка Мила. Но вот поверят ли тебе присяжные?..

Ведь ты — чернокожий, а она — белая, и это ей на руку. Если Мила найдет достаточно умного адвоката, то он сделает из нее новую Деву Марию, а тебя выставит мерзким, грязным ниггером, который скверно влиял на эту невинную, чистую душу. Ведь она говорит, что это ты пичкал ее наркотиками, угрожал ей, а потом изнасиловал. Кстати, тебе об этом известно?

Тедди выпучил глаза:

— Она говорит, что я… изнасиловал ее?

— Совершенно верно. Грязный ниггер трахнул нашу бедную белую овечку, и его надо за это наказать.

Именно так будут думать присяжные, парень.

— Но я ее не насиловал! — с негодованием воскликнул Тедди. — Она сама захотела, чтобы я ее… чтобы я сделал с ней это. Она сама вешалась мне на шею!

— И ты, разумеется, пошел даме навстречу, не так ли? Ты трахнул эту маленькую белую дрянь, потому что она этого захотела?!

Тедди с несчастным видом кивнул.

— Ага, понимаю, — насмешливо проговорил Прайс. — Вы, значит, поехали кататься, нанюхались кокаину и ограбили магазин. Потом Мила застрелила актрису, а теперь оказывается, что ты ее еще и трахнул, так?

Тедди снова опустил голову, машинально ковыряя ковер носком кроссовки.

— Я… я думал, что я ей нравлюсь, — проговорил он наконец. — Разве я мог подумать, что все кончится… так.

— Он не знал! — Прайс свирепо фыркнул. — Парень, ты был там, когда она выстрелила в Мэри Лу Беркли и в этого Голдена. Ты стоял рядом и смотрел.

Ты не пошел в полицию, ты не пришел ко мне. У тебя вообще-то с головкой все в порядке, а? Или ты — дебил, идиот, даун? Или эта девка совсем твою башку свинтила? — Прайс стоял перед сыном, широко расставив ноги. — Я старался воспитать тебя честным, добропорядочным гражданином, а ты что сделал? Ты наплевал и изгадил все, чему я тебя учил… — сказал он, качая головой. — Я не могу спасти тебя, Тедди. Я найму тебе лучших адвокатов, но спасти тебя не в моей власти. И не думай, пожалуйста, что это касается только тебя, — мне достанется побольше твоего.

Вот увидишь, газеты будут писать не столько о тебе, сколько обо мне — бывшем наркомане и бывшем алкоголике. Будем надеяться, это не отразится на моей карьере. Будем надеяться, что хоть это ты не сумел испортить…

— Мне очень жаль, па. Если можешь, прости меня…

— Тут уж ничего не поправить, так что ступай лучше в свою комнату, и чтобы я тебя не видел! У меня руки чешутся надрать тебе задницу так, чтобы она из черной стала красной!

— Но мне нужно поговорить с Милой! — воскликнул Тедди. — Обязательно, папа! Я уверен, мне удастся уговорить ее сказать правду!

Прайс недобро рассмеялся:

— Да ты, оказывается, действительно дурачок, парень! И это мой сын!

Услышав этот смех, Ирен, которая подслушивала под дверью, поспешно отступила в сторону. В эти минуты она испытывала то же, что и Прайс. Она отдавала Миле все, что могла, а эта мерзавка предала ее. Предала и кинула, потому что после того, что случилось, Ирен уже не могла рассчитывать на место экономки в доме Прайса Вашингтона. Ах, если бы ей только удалось уговорить босса внести залог и за ее дочь! Тогда бы она постаралась вбить Миле в голову хоть немного здравого смысла и заставить ее признаться во всем.

А тогда Тедди, конечно, отпустят — Ирен в этом не сомневалась.

Дождавшись, пока Тедди поднимется к себе в спальню, Ирен негромко постучала в дверь гостиной, но Прайс не откликнулся.

Тогда — очень осторожно — она приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Прайс сидел за столом, уронив голову на руки. Он не двигался, но Ирен показалось, что она расслышала какой-то тихий звук. Прайс Вашингтон плакал. Впрочем, Ирен могла и ошибиться.

Как бы там ни было, беспокоить его сейчас не стоило. Бесшумно прикрыв дверь, Ирен на цыпочках вернулась в кухню.

Завтра она поговорит с ним насчет Милы.