Мать решила отправить Рафиллу в пансион благородных девиц. Лучше всего в Швейцарию. В конце концов она остановила свой выбор на очень дорогом частном женском пансионе „Ле Эвир“, расположенном в живописнейшей сельской местности.

— Ну почему пансион? — обиделась Рафилла. — Мне ведь уже почти семнадцать. Я слишком взрослая для пансиона.

— Ты пробудешь там только год, а потом я отправлю тебя в подходящий американский колледж. Ты ведь об этом мечтаешь, да?

— Если я выживу этот год в Швейцарии, — проворчала Рафилла.

Потрепав дочь ласково за щеку, мать улыбнулась.

— Ты выдержишь, дорогая, ты ведь так похожа на своего отца.

Рафилле нравилось, когда Анна говорила о ее отце. Она благоговела при каждом упоминании о нем, и, хотя Рафилла была слишком маленькой, когда погиб Люсьен, яркие воспоминания о нем жили в ее памяти.

Рафилла часто задавалась вопросом, насколько иной была бы ее жизнь, если бы отец остался жив. Не было бы Англии. Загородного замка. Отчима. Руперта.

Ах… Руперт. Он был ей настоящим родным братом, которого у нее не было. Рафилла очень любила Руперта. Сейчас он путешествовал по Америке с рюкзаком за плечами вместе с дочерью графа. Все надеялись, что они скоро поженятся. Все, кроме Рафиллы, которая в мыслях видела его мужем Одиль.

Пансион „Ле Эвир“ оказался самой настоящей тюрьмой, где в десять часов выключали свет, а руководила им очень строгая директриса. Рафилла посещала занятия по английской литературе, иностранным языкам — итальянскому и испанскому, домоводству, пению, этикету и истории искусств.

Она ненавидела каждую минуту, проведенную в пансионе. Для какой жизни ее готовили? Она вовсе не намеревалась выйти замуж за какого-нибудь богатого и титулованного мужа, жить в роскоши и заниматься благотворительностью.

Когда Рафилла звонила Одиль в Париж, то с горечью жаловалась подруге:

— Тут просто жуткая тоска.

— Так брось этот пансион, — дала простой совет Одиль. — Мой колледж дизайнеров самый лучший. Попроси маму, пусть разрешит тебе приехать сюда и учиться вместе со мной. Многому, правда, здесь не научишься, но сексуальный опыт приобретешь просто потрясающий!

— Она ни за что не разрешит. Тем более после того, как я по глупости рассказала ей о выходке того извращенца из Нью-Йорка. Ну, когда я отдыхала у тебя на юге Франции.

— Ох уж мне этот старый болван Маркус Ситроен! Он проделывает такие штуки со всеми, включая прислугу. Не надо было тебе говорить об этом матери.

— Знаю. Она теперь думает, что у вас там гостят сплошные извращенцы!

— Что за бред! Может быть, мне стоит позвонить своей матери, чтобы она попыталась уговорить твою освободить тебя из этой тюрьмы.

— Позвонишь?

— Почему бы и нет?

Между Изабеллой Роне и леди Анной Эгертон состоялась длительная беседа, в результате которой Рафилла все-таки осталась в Швейцарии. Обе матери пришли к выводу, что хотя их дочери и дружат всю жизнь, но все же они не лучшим образом влияют друг на друга.

Так что Рафилла продолжала влачить жалкое существование в „Ле Эвир“, с каждым днем ненавидя пансион все больше и больше, радуясь только урокам пения и занятиям в хоре. У нее был сильный, глубокий голос, несомненно доставшийся в наследство от отца.

Некоторые девушки в пансионе были просто ужасными задаваками, они с презрением относились к Рафилле, потому что кожа у нее была темнее, чем у них.

— В тебе есть примесь негритянской крови, милочка? — поинтересовалась как-то предводительница кучки тех самых задавак Фенелла Стивенсон, когда девушки принимали душ.

— Что? — переспросила Рафилла, кутаясь в полотенце и завязывая его на груди.

— Не мешало бы здесь иметь полицию, — фыркнула Фенелла. — Чтобы сюда не пускали черномазых.

Рафилла почувствовала, как красна прилила к лицу. Фенелла была слишком полной, и Рафилла решила отыграться на этом.

— Фанни, — произнесла она спокойным, глубоким голосом, — мне кажется, что им не стоило бы пускать сюда жирных.

Разразившаяся драка привела бы в возбуждение любого стороннего наблюдателя. Забыв о всяких приличиях, девушки налетели друг на друга, и прикрывавшие наготу полотенца свалились на холодный каменный пол.

— Черномазая сучка! — завопила Фенелла.

— Жирная белая лохань с дерьмом! — не осталась в долгу Рафилла. Они мутузили друг друга, драли за волосы, царапались.

Дерущихся обступила толпа возбужденных девушек, подбадривая их возгласами и советами. Ничто так не разгоняет скуку, как хорошая драка.

— Что здесь происходит? — раздался гневный голос воспитательницы, пробирающейся сквозь толпу к месту схватки.

Рафилла быстро подхватила с пола полотенце и завернулась в него.

— Извините, мадам, — ответила она. У Рафиллы была рассечена губа, а под глазом начал набухать синяк. — Я просто поскользнулась на кафельном полу, а Фенелла помогала мне подняться.

— Это правда, Фенелла? — громовым голосом потребовала ответа воспитательница, не поверив ни единому слову Рафиллы.

— Да, мадам, — подтвердила Фенелла, закутываясь в полотенце. Ее вполне устраивала ложь Рафиллы.

— Господи! — воскликнула Рафилла, глядя на воспитательницу широко раскрытыми невинными глазами. — Вам надо что-то сделать с этими скользкими плитками. Вы же не хотите, чтобы в один прекрасный день кто-нибудь подал на пансион в суд за это?

Воспитательница бросила на нее гневный взгляд и поджала губы. Она невзлюбила Рафиллу с самого первого момента ее появления в пансионе, потому что та напомнила ей другую девушку, обучавшуюся здесь несколькими годами раньше. Ее звали Лаки Сант или Сантанджело, как оказалось на самом деле. Лани была достойной дочерью отца-гангстера, она с самого начала учебы доставляла пансиону одни только неприятности. Именно из-за Лаки начальство пансиона было вынуждено поставить на окна дополнительные запоры, чтобы пресечь визиты ночных посетителей.

Да, в Рафилле таилась точно такая же опасность. Возможно, ее, как и Лаки, придется исключить из пансиона, несмотря на то что она падчерица лорда Эгертона.

Но оказалось, что Рафилла закончила семестр с наивысшими оценками по иностранным языкам и английской литературе, получив еще и похвальную грамоту от учительницы пения. Они подружились с Фенеллой, Рафилла порекомендовала ей диету, которая здорово помогла. После той злосчастной драки девушки выяснили, что у них имеются общие знакомые, а в Англии они живут совсем недалеко друг от друга. Девушки подружились, хотя, конечно, никто не мог заменить Рафилле ее лучшую подругу Одиль.

Когда наступили каникулы, Фенелла пригласила Рафиллу провести выходные в их поместье в Оксфордшире. Отец Фенеллы был крупным торговцем недвижимостью, а мать ради развлечения обожала устраивать балы. Увидев впервые леди Стивенсон, Рафилла с трудом удержалась от смеха, в наряде этой огромных размеров женщины было столько всяких оборок, рюшек и воланов, сколько не бывало даже в нарядах гомиков, наряжающихся женщинами!

В субботу вечером леди Стивенсон устраивала костюмированный бал для пятисот своих самых близких друзей.

— Мамуля устраивает такие балы два раза в год, — сообщила Фенелла. — Она говорит, что видит каждого в ином свете, когда они в маскарадных костюмах.

Рафилла нарядилась в костюм чикагского гангстера, позаимствовав у одного из братьев Фенеллы брюки и пиджак, которые были велики ей на несколько размеров, черную рубашку, белый галстук и мягкую бежевую шляпу, под которую упрятала свои длинные темные волосы. Без макияжа она была похожа на симпатичного озорного юношу.

Когда на балу появился Эдди Мафэр в костюме пирата, Рафилла тяжело вздохнула. Она понимала, что он ни за что не узнает ее в нынешнем наряде.

Но все обернулось совсем иначе. Эдди бросил на Рафиллу всего один взгляд и тут же подошел к ней.

— Ну и скучища на этих балах, — пробормотал он. — А мы ведь встречались с тобой раньше?

Рафилле трудно было поверить в такую удачу.

— Да, — быстро ответила она.

Оглядевшись вокруг, Эдди продолжил:

— Встретимся с тобой здесь через час. Надеюсь, у меня к этому времени поднимется настроение. Чертовски скучно вот так проводить вечер.

А ведь мог бы этак загадочно посмотреть на нее. Или, по крайней мере, сказать что-нибудь вроде: „Как я рад видеть тебя снова“ или „Ну как ты?“.

Рафилла с трудом дождалась, пока пройдет этот час, ежеминутно глядя на часы. Час этот показался ей вечностью, но, когда все-таки наступило назначенное время, она была готова к встрече с Эдди.

Эдди Мафэр опоздал на двадцать минут, при этом ничуть не смутился и не извинился даже. Взяв Рафиллу за руку, он вывел ее на улицу к стоявшей у края дороги открытой спортивной машине и уселся за руль, не потрудившись даже открыть дверцу для Рафиллы.

Она сама открыла дверцу и уселась рядом с Эдди, размышляя, стоит ли рассказывать Фенелле о своем приключении. А не хватятся ли ее, когда не найдут после окончания бала?

Ну и что? Наплевать. Она почти три года мечтала об Эдди, и вот этот момент наступил. И ничто не сможет испортить его.

Поворачивая одной рукой ключ в замке зажигания, а другой доставая сигарету, Эдди небрежным тоном спросил:

— Итон или Харроу?

— Что?

— Где ты учишься?

— А-а. В пансионе „Ле Эвир“ в Швейцарии.

Внезапно притормозив, Эдди с удивлением спросил:

— Ведь это женский пансион?

— Конечно, женский. — Рафилла сняла шляпу, и ее длинные волосы рассыпались по плечам.

— Боже мой! — воскликнул Эдди.

— Что с тобой?

Закашлявшись от табачного дыма, Эдди выдавил из себя:

— Ничего, ничего.

— Ты действительно узнал меня? — спросила Рафилла, заподозрив неладное.

Эдди откашлялся.

— Разумеется.

— Рафилла, — напомнила она.

— Я знаю, — с раздражением бросил Эдди.

С Эдди Мафэром творилось что-то странное. Рафилла подумала, что чем быстрее доставит ему удовольствие, сделав минет, тем лучше.

Спустя два часа они лежали голые под скомканными простынями в холостяцкой квартире Эдди Мафэра в Челси.

Они приехали сюда час назад, а дальше все развивалось в бешеном темпе. Фужер неразбавленной водки, стереозаписи Билли Джоэла, исполнявшего „Just the Way You Are“. А потом секс. Никаких поцелуев. Никаких любовных игр. Никаких ласк. Просто голый секс.

Рафилла была совсем неопытна в этих делах, но даже она поняла, что с Эдди что-то не так, когда он начал тыкаться в нее мягким пенисом. Одиль как-то сказала о подобном случае: „Пенис длиной два дюйма, но зато пальцы очень ловкие“. Но у Эдди ко всему еще и не было ловких пальцев.

Рафиллу это отнюдь не смутило, она понимала, что должна помочь ему справиться с этим неприятным затруднением. И инстинктивно она произнесла как раз те слова, которые он и хотел от нее услышать:

— Я девственница. Я никогда раньше не была в постели с мужчиной.

Насчет девственницы она не солгала. Да, собственно говоря, и насчет постели тоже. На пляже — да. В лесу — да. И во многих других местах. Но вот в постели действительно никогда.

— Ты такой… мужественный, — сказала Рафилла, тяжело дыша, — мне так хорошо с тобой.

И тут буквально свершилось чудо. Эдди почувствовал такой прилив мужской силы, которого не испытывал очень давно. А Рафилла отбросила в сторону все мысли о том, чтобы сохранить девственность для мужа. Сейчас она могла думать только об Эдди. Она любила его. Вот и все.