За шесть месяцев Рафилла настолько привыкла к Рио-де-Жанейро, как будто жила здесь всю жизнь.

— Я люблю этот город, — говорила она Одиль. — Люблю, люблю, люблю! И никогда отсюда не уеду!

Одиль понимающе улыбнулась. Она была беременна и чувствовала себя очень счастливой.

— Никогда — это слишком сильно сказано. Знаешь, что я тебе скажу, если бы не ужасающая бедность вокруг, я бы тоже никуда отсюда не уехала.

Рафилла согласно кивнула. Это было сущей правдой. В этом прекрасном городе жили богатейшие люди, но их окружали такие ужасающие трущобы, которых ей никогда не приходилось видеть. Грязные склоны холмов были усеяны ветхими, крохотными лачугами, целые поколения жили в этих хибарах, кишащих крысами.

— Да, — согласилась Рафилла. — Это просто ужасно.

— Но это не наша проблема. — Одиль вздохнула. — А значит, она и не должна нас волновать.

— Наверное, — неуверенно ответила Рафилла, хотя в глубине души чувствовала, что они могли бы хоть что-то сделать.

Первое время после приезда в Рио они с Джон Джоном жили вместе с Одиль и Рупертом в их роскошном доме, но через шесть недель Рафилла почувствовала, что они надоедают хозяевам, и начала подыскивать собственную квартиру. К этому времени она уже позвонила матери в Англию — сообщила, что остается, и попросила дать указания адвокатам, чтобы начали бракоразводный процесс с Эдди.

Анна почувствовала глубокое облегчение.

— У меня всегда было ощущение, что у вас что-то не в порядке, — сочувствовала Анна дочери. — Но зачем надо было убегать так далеко? Разве ты не могла просто переехать к нам?

Слишком сложно было объяснить, почему ей было просто необходимо уехать подальше. Впервые в жизни Рафилла хотела почувствовать полную независимость.

С деньгами проблем не было. К двадцатипятилетию ее ожидало богатое наследство, оставшееся от отца, и, хотя ей сейчас шел всего только двадцать второй год, не составило труда договориться с английскими адвокатами о выделении аванса.

Рафилла нашла современную солнечную квартиру рядом с пляжем Копакабана с чудесным видом на море, где поселились она, Джон Джон и строгая няня-англичанка, которую прислала Анна.

Наконец-то свободна! От Эдди не было абсолютно никаких известий, и это ее не удивляло. А что он мог сказать? Она застала его на месте преступления, так что бессмысленно было говорить о какой-то дальнейшей совместной жизни.

— Что у вас в действительности произошло? — допытывалась Одиль.

Рафилла просто пожала плечами.

— Не знаю, но меня это и не волнует. Просто я никогда больше не хочу видеть Эдди.

— Гм… но ведь тебе придется разрешить ему навещать Джон Джона.

Но этого Рафилла не собиралась делать.

— Посмотрим, — ответила на загадочно.

Она никому не сообщила о гомосексуальных наклонностях своего мужа. Это был ее секрет, и, пока Эдди не будет доставлять ей неприятности, она сохранит это в тайне. Вот уже шесть месяцев от него не было ни слова, и процедура развода продвигалась без каких-либо затруднений.

В Рио Рафилла завела много новых друзей. Поначалу она общалась только со знакомыми Одиль и Руперта — богатыми молодыми семейными парами, избегая холостых мужчин, которых постоянно подсовывала Одиль. Но вскоре такая жизнь ей наскучила, Рафилла нашла работу в картинной галерее, такую же, на которую хотела устроиться в Лондоне. На работе она познакомилась с самыми различными людьми — художниками, дизайнерами, коллекционерами. Многих из них Рафилла действительно находила интересными, даже непродолжительное время встречалась с некоторыми из них, но, как только мужчин начинало интересовать нечто большее, чем просто беседа, она давала им отставку.

Владелец галереи, холеный разведенный мужчина сорока с небольшим лет, предложил ей подобрать себе мужчину солидного возраста.

— Это доставит тебе гораздо большее удовольствие, дорогая. Зрелый мужчина знает, как обращаться с женщиной.

…Рафилла неохотно приняла ухаживания Жоржи Марано, который годился по возрасту ей в отцы, но обнаружила, что довольно хорошо чувствует себя в его обществе. Он не приставал к ней, что уже само по себе было ново, общаться с ним было интересно, а степенность и уравновешенность Рафилла сочла довольно привлекательными.

Во время их второй встречи Рафилла узнала, что он миллионер, а четыре года назад его восемнадцатилетняя жена покончила жизнь самоубийством.

— Простите, — тихо сказала Рафилла, — вам, должно быть, ужасно тяжело вспоминать об этом.

Спустя шесть недель Жоржи попросил ее руки.

— Пора мне заново начинать свою жизнь, — проникновенно начал он, — а ты, дорогая моя Рафилла, именно та женщина, которая нужна мне.

Отказ Рафиллы поразил его, к подобному он не привык. И Жоржи начал настойчиво добиваться ее, засыпать дорогими подарками, которые она возвращала, ежедневно присылал дюжину красных роз, от чего квартира Рафиллы стала всегда выглядеть празднично.

— Что происходит? — любопытствовала Одиль, требуя полного отчета. — Ты же знаешь, он очень солидный мужчина.

— И очень хороший, — не кривя душой соглашалась Рафилла. — Только он не для меня.

— Подозреваю, что он для тебя просто слишком стар. Я слышала, у него дочь нашего возраста.

— Возраст не имеет значения.

— Нет, как раз имеет.

Через неделю Одиль родила девочку весом в десять фунтов, голубоглазую и безволосую. Рафилла помчалась в больницу. Сейчас Руперт очень нуждался в ее поддержке, нервы у него совсем расшалились, особенно когда ребенка привезли домой и обнаружилось, что молодая местная девушка, которую наняли для присмотра за ребенком, совершенно неопытна в этом деле.

— Что же делать? — встревожилась Одиль.

— Нет проблем, — спокойно ответила Рафилла. — Я пришлю к вам няню Джон Джона, а эту девушку заберу к себе. В конце концов, Джон Джон большую часть дня проводит в детском саду, так что услуги няни ему и не особенно нужны.

Очень разумное решение. Оно устроило всех, кроме Жоржи, который постоянно допытывался у Рафиллы, почему она привела к себе в дом присматривать за ребенком совершенно незнакомую девушку, тем более что у этой девушки не было ни опыта, ни рекомендаций.

— С ней все в порядке, — успокоила его Рафилла. — Ее тетка работает у партнера Руперта.

— Это недостаточная рекомендация, — не сдавался Жоржи.

Девушку звали Хуана. Маленькая, худенькая, спокойная, она работала прилежно, убирала квартиру, присматривала за Джон Джоном, который сразу привязался к ней. Всю неделю она жила в квартире Рафиллы, а на выходные уходила домой и возвращалась в понедельник рано утром. Рафиллу это вполне устраивало. Она любила проводить выходные вдвоем с сыном, ей нравилось ходить с ним на пляж, вместе купаться и играть.

Жоржи Марко как-то отошел на второй план, но он терпеливо ждал, когда сможет выступить для Рафиллы в более интересном образе, чем в роли почетного эскорта. Рафилла познакомилась с его дочерью Кристиной и многими друзьями Жоржи. Она проводила время в его великолепном, тщательно охраняемом особняке, потому что Жоржи ужасно боялся быть похищенным. Рафилла чувствовала себя с ним спокойно, в полной безопасности. Он мог защитить ее от всего мира, и, может быть, она все-таки выйдет за него замуж, когда получит развод. Почему бы и нет?

Но интимной близости Рафилла не допускала, а Жоржи не настаивал. Не иначе, Жоржи был очень терпеливым человеком, готовым ждать.

И Одиль и Руперт не одобряли их отношений.

— Он слишком стар для тебя, — твердили они в унисон. — Ты с ума сошла? Деньги его тебе не нужны. А что тебя тогда в нем так привлекает?

Да… Привлекает… Подобное чувство у нее уже было к Эдди, а что из этого вышло?

Как-то в понедельник утром Хуана не пришла на работу. В среду Рафилла уже стала волноваться, потому что понятия не имела, как можно связаться с девушкой. Единственное, что она знала, — ее семья живет где-то в знаменитых трущобах.

— Тебе повезло, что она сбежала. — В тоне Жоржи читалось: „Я же предупреждал тебя“. — Что она украла?

— Ничего, — горячо возразила Рафилла. — Не надо спешить с выводами.

— Ты не понимаешь, моя дорогая, — напыщенно заявил Жоржи, — что воровство — это способ существования для людей из трущоб. Они не видят в этом ничего плохого.

— Откуда вы знаете?

— Я всю жизнь живу бок о бок с такими людьми.

— Тогда вам должно быть стыдно, что вы, с вашими деньгами и влиянием, не сделали ничего, чтобы помочь им. В этой стране контраст между богатыми и бедными просто ужасает.

— Вот как? Ты, наверное, думаешь, что знаешь, о чем говоришь?

— Я знаю то, что вижу.

— Возможно, ты просто видишь то, что хочешь видеть.

У них завязался ожесточенный спор, закончившийся тем, что Жоржи покинул ее квартиру.

Рафилла накормила Джон Джона, выкупала и благополучно уложила в постель. Ее вихрастый мальчик с ярко-голубыми глазами! Радость всей ее жизни, все ее будущее. То, что она ушла от Эдди, будет мальчику только на пользу.

На минуту ей припомнился холодный лондонский вечер четыре года назад. Крис Феникс, нахальный и дерзкий, типичная звезда рока, которому плевать на всех, кроме себя. Поездка вокруг Беркли-Сквер в машине с шофером, а потом пылкий, быстрый секс, и вся жизнь изменилась…

Возможно, брак с Жоржи Марко и не такая уж блестящая идея. Наверное, ей стоит сначала пожить для себя.

Звонок в дверь прервал размышления. Думая, что это вернулся Жоржи, чтобы извиниться, Рафилла даже не потрудилась глянуть в глазок.

Открыв дверь, она оказалась лицом к лицу с самым красивым из мужчин, которые когда-либо встречались ей в жизни. Бразилец, примерно ее возраста, с длинными темными вьющимися волосами, зелеными глазами и губами, до которых ей захотелось дотронуться. Одет он был в синие джинсы, простую рубашку и кроссовки. Рафилла удивленно отметила про себя, что одеты они были с ним примерно одинаково.

Несколько секунд длилось молчание, потому что они разглядывали друг друга. Парня так же явно поразила ее внешность. Рафилла машинально поправила волосы, собранные сзади в „конский хвост“.

— Гм… вы миссис Ле Серре? — высказался наконец парень.

Стараясь сохранять спокойствие, Рафилла кивнула. Уйдя от Эдди, она сразу же перестала называть себя миссис Мафэр.

Парень улыбнулся. Белые ровные зубы, добродушная улыбка.

Когда-то Рафилла считала Эдди очень симпатичным. Но он этому парню и в подметки не годился.

— Чем могу помочь вам? — спросила Рафилла, стараясь не слишком пялиться на него.

— Я брат Хуаны.

— Чей брат?

— Хуаны — девушки, которая работает у вас.

— Ах, Хуаны, — рассеянно промолвила Рафилла.

— Вы, наверное, волнуетесь, почему она не пришла на этой неделе.

— Она заболела?

— Пищевое отравление.

— Какой ужас!

— Креветки. Она наелась креветок. И у нее все тело распухло.

Они вели обычный разговор о Хуане и ее болезни. Но совсем другой, тайный разговор вели их взгляды, встречаясь друг с другом.

Рафилла почувствовала, что у нее все горит внутри, ее взгляд скользнул по джинсам юноши. И она поняла, что и его обуревают подобные чувства.

— Может быть, хотите что-нибудь выпить? — быстро спросила она.

— Если только пива. Мне надо на работу.

— А чем вы занимаетесь?

— Я музыкант.

— Как интересно! А на каком инструменте вы играете?

— На многих — гитара, ударные, флейта, а еще я пою.

Рафилла улыбнулась.

— У вас масса талантов, да?

Парень тоже улыбнулся.

— Ну, если вы так считаете.

— Я принесу вам пива, — предложила Рафилла, с удивлением отмечая, как сильно бьется ее сердце. — Проходите, пожалуйста.

Он проследовал за ней, огляделся и тихонько присвистнул.

— У вас здорово.

— Мне тоже нравится моя квартира, — согласилась Рафилла и подошла к холодильнику. — Американское пиво подойдет?

Парень кивнул и подошел к окошку, что между кухней и гостиной.

Рафилла неумело потянула за кольцо на банке с пивом, и пиво хлынуло из банки. Они одновременно потянулись к стоящей рядом коробке с салфетками и почувствовали, как оба покраснели, когда их руки соприкоснулись. Рафилла торопливо отдернула руку и налила золотистую жидкость в стакан.

— А знаете, я вас совсем не такой представлял, — сказал парень, отхлебывая пиво.

— А какой?

— Да это все Хуана. Она всегда говорила, что работает у важной английской леди, поэтому я думал, что вы старше. А потом… вы совсем не похожи на англичанку.

— Я англичанка всего на четверть. Моя мать наполовину англичанка, наполовину француженка, а отец был наполовину американцем, наполовину эфиопом. Он умер, когда мне было семь лет. Тогда мы жили в Париже, а потом уехали в Лондон.

И чего это вдруг она рассказывает о своей жизни совершенно незнакомому человеку?

Глядя на нее в упор своими зелеными глазами, он сказал:

— Хуана вернется в следующий понедельник. Вас это устраивает?

Рафилла кивнула, заметив при этом:

— А вы очень хорошо говорите по-английски.

— Я изучал его самостоятельно.

— Трудно было?

Он пожал плечами.

— Иногда. Но без труда не вынешь и рыбку из пруда. Верно ведь? — Допив пиво, он направился к двери. — До свидания, миссис Ле Серре.

— До свидания, — попрощалась Рафилла, едва дыша от волнения.

Когда парень ушел, Рафилла вдруг вспомнила, что даже не спросила, как его зовут.

— Господи! — воскликнула Одиль. — Что еще за каприз! Почему мы должны идти в этот маленький ночной клуб? Порядочные люди в такие места не ходят.

— Да не будь ты снобкой, — ответила Рафилла. — Я слышала, что там очень здорово.

— И от кого ты это слышала? — поинтересовался Руперт. — Держу пари, что не от Жоржи.

— Да она просто пудрит Жоржи мозги, — заметила Одиль. — Ее квартира стала похожа на цветочный магазин. Бедный Жоржи наверняка просто с ума сходит.

— А, теперь он, значит, „бедный Жоржи“, да? — поддела подругу Рафилла. — А вспомни-ка, еще на прошлой неделе ты считала, что он — худший вариант для меня.

— Он один из самых богатых людей Южной Америки, — вставил Руперт.

— Ну и что? — спросила Рафилла равнодушно. — Вы мне уже надоели. То говорите, что он как раз для меня, то, что он совершенно мне не подходит. Вы же сами твердили, что мне не нужны его дурацкие деньги.

— Что верно, то верно, — согласилась Одиль.

— Истинная правда, — поддержал ее Руперт.

— Так мы идем? — нетерпеливо спросила Рафилла.

Она выяснила имя брата Хуаны — его звали Луис Оливьера, а еще, что он работает в ночном клубе, который назывался „Бархатная кошечка“. Наведя дальнейшие справки, она узнала, что это ночной клуб для туристов со стриптизом и комнатой для азартных игр. Вряд ли она уговорила бы Жоржи пойти в такое место, поэтому и потащила с собой Одиль и Руперта.

„Бархатная кошечка“ оправдывала свое название. Там было людно и шумно, между столиков сновали официантки в разноцветных весьма открытых, облегающих тело нарядах. В зале имелись длинная, облепленная посетителями стойка бара и маленькая сцена, на которой несколько музыкантов исполняли зажигательную самбу. На танцевальной площадке отплясывала потная и веселая публика.

— Боже! — воскликнул Руперт. — Ну и забегаловка!

— Привет, милый, — обратилась к нему красотка в красном кружевном наряде и тюрбане. Ее загорелые, полные груди так и рвались наружу. — Нужен столик?

— Пожалуй, да, — угрюмо ответил Руперт.

— На троих, — добавила Одиль, стараясь не смотреть на толстяка, который, облокотившись на стойку бара, призывно подмигивал ей.

Красотка в красных кружевах подвела их к молоденькому невысокому официанту, который направил их к столику, расположенному недалеко от сцены, приказал немедленно сменить скатерть и поинтересовался у Руперта, не нужна ли ему партнерша для танцев.

— Вот уж нет! — презрительно фыркнул Руперт.

Официант пожал плечами. Какое ему дело, платили бы чаевые.

— Шампанского? — машинально предложил он.

— Нет, — ответил Руперт.

— Да, — возразила Одиль. Она с торжествующей улыбкой повернулась к мужу. — Давай веселиться, раз уж мы здесь. Во всяком случае, это место не похоже на другие. А я уже по горло сыта всеми этими скучными деловыми обедами, куда мы с тобой вынуждены ходить.

— Ну хорошо, — согласился Руперт. — Принесите бутылку „Дом Периньона“.

— У нас только местное шампанское, — заявил официант.

— Несите, какое есть, — велела Одиль.

Рафилла пыталась сквозь толпу танцующих разглядеть музыкантов. Их было пятеро, но Луиса среди них не было. Сдержав вздох разочарования, она повернулась к Одиль.

— Я же говорила вам, что это необычное место, — сказала Рафилла, делая вид, что она очень довольна.

— Не надо убеждать меня, — воскликнула Одиль, — мне здесь очень нравится. Атмосфера возбуждает, а музыка просто чудесная.

— Потанцуем, милый? — Возле столика стояла курчавая „девушка для танцев“ в голубом ажурном платье, устремив сверкающие глаза на Руперта.

Руперт поджал губы.

— Нет, спасибо.

— Ну рискни, — рассмеялась Одиль.

— Конечно, потанцуй! — поддержала подругу Рафилла. — Я помню, как ты любил веселиться. А теперь превратился в старого, скучного зануду!

— Ну спасибо тебе, сестренка.

— Потанцуй, — настаивала Одиль.

— Не дрейфь, — поддакнула Рафилла.

— Ладно! — Руперт вскочил. — Подчиняюсь, а то вы совсем меня запилили.

Женщина в голубом ажурном платье улыбнулась, сверкнув золотым передним зубом, затесавшимся среди остальных белых неровных зубов.

— Пойдем, сладкий мой, попрыгаем! — Она повиляла пышными бедрами.

Отбросив сомнения, Руперт направился с ней на танцевальную площадку, где все его английские манеры растаяли в ритме зажигательной самбы.

— Пойдем и мы, — засмеялась Одиль, поднимаясь из-за стола. — Лучше быть поближе, пока Руперт совсем не потерял голову.

Не в силах сопротивляться манящему ритму, Рафилла тоже встала, и они пошли танцевать. И совсем не имело значения, что у нее не было партнера, партнером была музыка, очарование бразильской мелодии скоро полностью захлестнуло ее.

Потом они выпили по нескольку бокалов шампанского, и все трое чувствовали себя прекрасно. Руперт танцевал с каждой хостессой — по пять долларов за танец, — а у Рафиллы и Одиль не было отбоя от мужчин, крутившихся возле их столика. И когда мадам в красных кружевах объявила перерыв в танцах для выступления артистов, все трое неохотно вернулись за столик.

— Черт побери, это самый прекрасный вечер за все годы, что я провел здесь, — пробормотал Руперт. — Мы вытащим сюда всех наших друзей.

Рафилла уютно устроилась в кресле, изучая карту напитков, а когда подняла взгляд, то увидела Луиса. Он сидел на стуле у края сцены и настраивал гитару.

— А сейчас, леди и джентльмены, — объявила мадам Красные Кружева, — мы рады приветствовать звезду „Бархатной кошечки“, очаровательную Еву.

Высокая, сверх меры разукрашенная женщина в сверкающем наряде выпорхнула из подвешенной большой птичьей клетки. Она вся сверкала с головы до ног, включая шляпу в форме колпака и туфли на очень высоком каблуке.

Луис начал играть задушевную мелодию „Девушка из Ипанемы“, и Ева стала медленно раздеваться. Начала она со шляпы, под которой скрывалась копна крашеных серебристых волос, а когда закончила, на ней не осталось ничего, кроме туфель на высоком каблуке, тоненькой полоски, прикрывавшей лобок, и двух маленьких сверкающих кружочков на внушительных размеров груди.

— Ничего себе пышки! — восхищенно вздохнул Руперт.

— Помолчи, — проворчала Одиль, — они, наверное, силиконовые.

Ева подождала немного, стоя, широко раздвинув ноги, потом дразнящим движением дотронулась пальцами до кружков, скрывавших соски от изнывающей в нетерпении публики. И вдруг резким жестом она сорвала их, обнажив темные, набухшие соски.

Ошалевший Руперт чуть не поперхнулся своим напитком.

— Точно силиконовые! — фыркнула Одиль.

Ева самодовольно улыбнулась и неуловимым жестом расстегнула невидимую застежку, отчего прикрывавшая лобок полоска упала к ее ногам.

Несколько секунд она стояла совершенно голая, а потом свет на сцене погас.

Когда он снова зажегся, Евы уже не было, но Луис оставался на сцене и приятным, хрипловатым голосом пел об ушедшей любви и сладостных ночах.

Рафилла не сводила с него глаз. Он был таким красивым, голос просто великолепный. Но кого это трогало? Все находились под впечатлением выступления Евы, этой здоровой кобылы. Нет, Луис заслуживал гораздо лучшего отношения публики.

В течение нескольких недель Рафилла еще пару раз посетила „Бархатную кошечку“, уговаривая кого-нибудь из друзей сопровождать ее. И, хотя ей ни разу не удалось поговорить с Луисом, он наверняка замечал ее в зале. В такие моменты их глаза вели понятный только двоим тайный разговор. Такие встречи наполняли Рафиллу счастьем и печалью, что раздражало и успокаивало одновременно. Она почти влюбилась в человека, с которым перебросилась всего несколькими фразами. О Господи! Ничего из этого не выйдет. Они из разных миров. И все же…

Жоржи продолжал пылкие ухаживания, он решил для себя, что им необходимо пожениться, и Рафилле все труднее было держать его на расстоянии. Но сейчас она уже была готова принять окончательное решение.

Одиль и Руперт уехали в Англию показать дедушкам и бабушкам ребенка. Предполагалось, что Рафилла с Джон Джоном тоже поедут с ними, но в последнюю минуту Рафилла отказалась, однако разрешила им забрать с собой Джон Джона.

В этот вечер она наняла машину с шофером и поехала в „Бархатную кошечку“ одна. Сердце у нее прыгало, словно шарик для пинг-понга, но Рафилла инстинктивно понимала, что Луис сам никогда не сделает первого шага, а ведь кто-то из двоих должен был сделать его.

Ее уже узнавали в клубе, поэтому посадили за столик перед самой сценой. Рафилла нервно заказала шампанское и стала ждать.

Закончив выступление на сцене, Луис подсел за ее столик.

— Похоже, вам понравилось здесь, — сказал он. — Мне очень жаль.

— Почему? — с вызовом спросила Рафилла.

— Потому что это место не для вас. Вы человек другого круга.

— Бог мой! Ну хоть вы-то не сноб? С меня хватит Руперта.

— Кто такой Руперт?

— Мой брат.

— Здравомыслящий человек.

— Чушь!

Внимательно разглядывая ее, Луис спросил:

— Чего вы хотите от меня?

— Отвезите меня домой, и там мы поговорим.

— Серьезно поговорим.

— Да, можем поговорить серьезно, если хотите.

— Не надо играть со мной, английская леди.

— Я не англичанка, — рассерженно возразила Рафилла. — Разве я похожа на англичанку?

Луис продолжил более мягким тоном:

— Вы прекрасны, — и со вздохом сожаления добавил: — Слишком прекрасны и слишком богаты. И какие бы мы ни испытывали друг к другу чувства, нам не суждено быть вместе. Я знаю это.

Но Рафилла уже решилась.

— Отвезите меня домой, Луис. Прошу вас, отвезите прямо сейчас.

Из стереопроигрывателя звучал голос Антонио Карлоса Джобима, в бокалах искрилось шампанское, комната была освещена только тусклым светом уличных фонарей.

Даже простой поцелуй был таким блаженством, которого она не испытывала раньше. Губы его были такими холодными, а язык таким горячим. Они стояли в темной комнате, слившись в волнующем, чудесном, бесконечном, проникающем в душу поцелуе.

Луис не спешил, Рафилла тоже не торопилась. Ведь они ждали этого момента с самой первой встречи, и вот он наступил, теперь можно было не спешить.

Гладя руками ее длинные волосы, Луис нежно бормотал ее имя.

— Рафилла, о-о-о… Рафилла.

— Луис, — шептала она в ответ, трогая мягкие завитки на его затылке, — о-о-о… Луис.

Его руки медленно опустились ей на плечи и дразняще начали играть с бретельками платья, опуская и поднимая их.

Рафилле захотелось, чтобы он снял с нее это чертово платье, ей хотелось кожей ощутить его руки. Она просто хотела его…

Наконец он медленно в последний раз опустил бретельки и осторожно дотронулся до ее груди. Сначала очень нежно, его пальцы лишь слегка касались сосков, но постепенно прикосновения становились все сильнее, а потом на смену пальцам пришли губы.

Радостно вздохнув от наслаждения, Рафилла нащупала рукой его восставшую плоть и высвободила ее из тесных брюк, шепча его имя.

Они опустились на пол. Гармоничная пара людей, так не похожих друг на друга. Рафилла инстинктивно угадывала, что доставляет ему наибольшее удовольствие, и Луис угадывал каждое ее желание.

Они были вместе. И, насколько понимала Рафилла, только это сейчас и имело значение.

Утром он ушел. Рафилла ждала, что он снова придет или позвонит, но он не сделал ни того ни другого. Она поехала в „Бархатную кошечку“, но там ей сообщили, что Луис здесь больше не работает. А пока ее не было, Хуана собрала вещи и уехала, не простившись и никак не объяснив свой отъезд.

Одна ночь, и все кончено.

Луис ушел, и у Рафиллы не было никакой возможности отыскать его.