Став мадам Жан-Клод Вальмер, Катерин была безмерно счастлива. Жан-Клод воплощал все, что ей хотелось видеть в мужчине, она никогда и не надеялась, что может встретить такого. Их любовь была сильной и чистой; их сексуальная жизнь – смелой, чувственной и необыкновенно эротичной. Он хотел ее и днем и ночью, и она тоже желала его каждый день и каждую ночь. Часто днем или в выходные, когда она лежала у бассейна или зубрила текст, он брал ее за руку, поднимал на ноги и вел в спальню. Ей не приходилось встречать мужчину, который так бы любил заниматься любовью. Каждый раз они отдавались друг друг полностью и страстно. Каждое утро, когда она уезжала на студию в холодном Лос-Анджелесе, он касался ее и шептал:

– Je t'embrasse, cherie. – Он учил ее французскому языку: Жан-Клод мечтал, что когда-нибудь они купят маленький домик в долине Луары. – Ты должна выучить мой язык, cherie, – убеждал он. – Французский – самый красивый язык, хотя и трудный, именно поэтому немногие американцы говорят на нем. Американцы предпочитают что-нибудь полегче. – Он настаивал, чтобы дважды в неделю они с Томми разговаривали с ним за ужином только по-французски. В эти дни Томми по большей части молчал.

Не вызывало сомнений, что его новоявленный отчим не нравится Томми. Напрасно Катерин говорила, что тоже имеет право на личную жизнь и что с Жан-Клодом она впервые за много лет чувствует себя счастливой. Даже Бренда, тоже недолюбливающая Жан-Клода, пыталась объяснить Томми, что именно состояние Катерин является главным в этом уравнении.

Беда была в том, что Томми не желал слушать. Однажды после такого разговора он вышел из дома, хлопнув дверью и заявив, что отныне будет жить с отцом. На следующее утро он несколько пристыженно вернулся; Катерин сумела удержаться от упреков. Она прекрасно понимала, что жизнь в запущенной квартире Джонни устраивает Томми еще меньше, чем необходимость каждый день сталкиваться с Жан-Клодом.

Из всех близких Катерин лишь Вера действительно обрадовалась этому браку, особенно когда она увидела фотографии на первых полосах газет. Квентину удалось сделать несколько снимков в часовне в Лас-Вегасе, а Жан-Клод умудрился договориться об огромных гонорарах за их использование.

– В том белом костюме ты выглядела прекрасно, хотя тебе и не следовало надевать белое, выходя замуж второй раз, – сказала мать Китти. – И тебе не мешало бы заняться шеей. Она выглядит слишком тощей. Мужчины не любят костлявых женщин, Кит-Кэт; им подавай немного мяса на косточках.

Катерин рассмеялась. В эти дни ей ничто не могло испортить настроения, пусть мать говорит что хочет. Она влюблена и все больше и больше одержима своим мужем; мысли о нем ни на минуту не выходили у нее из головы. Все эти клише из любовных песен теперь подходили ей: «Путешествие на Луну на легких крыльях», «Все в тебе» и «О нет, им не отнять тебя у меня». Только на съемочной площадке, становясь Джорджией Скеффингтон, могла она забыть о нем.

Казалось, Жан-Клоду ничего не нужно от Катерин, кроме возможности быть с ней.

– Самое главное для меня – твое счастье, cherie, – говорил он и не уставал ей это доказывать.

Он часто грустно качал головой, когда заставал ее спорящей по телефону со своими импресарио или агентом. Хотя ей и удалось неопровержимо доказать, что американская публика обожает ее. Хал все никак не мог найти для нее работу на других каналах. Поскольку она вернулась в «Семью Скеффингтонов», то уже не смогла сыграть заглавную роль в обещанном сериале Луи Люпино.

– Я ничего тебе не подыскал на следующий перерыв между съемками, – признался Хал.

– Если я пользуюсь такой популярностью у публики, то почему нет?

– Все дело в том, что ты играешь эту треклятую роль слишком хорошо. Другие каналы тоже опрашивали публику. Для нее Катерин Беннет на сто процентов Джорджия Скеффингтон. И никаких вариантов. Так уж получается. Мне очень жаль.

Жан-Клод слышал этот разговор и видел расстроенное лицо Китти.

– Почему бы тебе не разрешить мне помочь тебе, cherie? – спросил он. – Прежде всего, я считаю, что дела твои ведутся безобразно. Бретт не только жулик, хуже, он идиот. Жулик бы просто слизывал пенки, но и тебе бы давал возможность заработать. Идиот же нечто значительно худшее. Послушай… – Жан-Клод сидел в своем новом кабинете за портативным компьютером. Он превратил в кабинет комнатку рядом с кухней. – Давай я тебе покажу некоторые цифры. – Он бойко напечатал колонку цифр. Она наблюдала, стоя за его спиной. – Если ты столько зарабатываешь, – сказал он, – то нет никаких причин для того, чтобы не откладывать двадцать процентов. А сейчас ты тратишь больше, чем зарабатываешь. Знаешь старую китайскую поговорку?

– Еще одну? – Она засмеялась и ласково провела рукой по его шее.

– Счастлив тот человек, кто зарабатывает сто долларов и тратит девяносто девять долларов и девяносто девять центов. Но горе тому, кто, зарабатывая сто долларов, тратит сто один.

– Чертовски верно, – неохотно согласилась Катерин.

– В шоу-бизнесе тьма звезд, продюсеров и режиссеров, которые, будучи когда-то богатыми, сейчас живут в нищете. – Его голос обрел уверенность. – Большинство актеров и вообще исполнителей широко известны тем, что ничего не понимают в деловой стороне. Ее знают адвокаты, бухгалтеры, агенты, менеджеры и все другие акулы и пираньи Голливуда, и они этим пользуются, cherie.

– А откуда ты все это знаешь?

– Знаю, – многозначительно промолвил он. – Мой отец был бухгалтером. Ничего особенного, понятно, но я многому у него научился. Потом, когда я был поп-звездой, моими финансами занимался Квентин. Он не смог научить меня, как зарабатывать деньги, но он уж точно научил меня их беречь и удачно вкладывать.

– Ты так и делал?

– Разумеется. Не хочу хвастать, мадам Вальмер, но смотрите сюда. – Он поцеловал ей руку и быстро напечатал еще какие-то цифры на компьютере.

– Voila! Это империя Жан-Клода Вальмера. И она растет. Тебе не придется трудиться всю жизнь, cherie, потому что у тебя есть муж, который вскоре сможет о тебе позаботиться.

Катерин уставилась на цифры.

– Однако, – продолжал Жан-Клод, нахмурясь и быстро стуча по клавишам, – в данный момент все мои активы завязаны в новом проекте в Лас-Вегасе. Временно, разумеется.

– Разумеется. – Катерин следила за его ловкими пальцами. Радовалась, что он начинает хоть чем-то с ней делиться.

– Теперь, cherie, тебе ведь необходимо иметь свои собственные деньги, n'est-ce pas?

Она кивнула.

– И malheureusement, мои деньги все сейчас вложены в отели. Так что, cherie, хотя я и могу вносить свою долю хозяйственных расходов, ты должна понять, что пока мое финансовое положение не позволяет оплачивать все твои расходы, хотя как твой муж я должен был бы это делать.

– Я свободная женщина; я никогда и не ждала, что ты станешь платить за Томми и его школу, или за этот дом, или за прислугу и вообще оплачивать все, что мне нужно.

– И все же, cherie, – он напечатал еще несколько цифр, которые немедленно возникли на экране, – ты должна сделать две важные для твоего будущего вещи.

– Что именно?

– Первое, тебе следует больше зарабатывать.

– Ха! Легче сказать, чем сделать. Конечно, сорок тысяч долларов за эпизод тоже не кот начихал, но знаешь ли ты, сколько у меня от них действительно остается?

– Полагаю, не слишком много. – Он снова нахмурился.

– Абсолютно верно, черт побери. По правде говоря, я в долгах по уши. Мне и подумать страшно, на какую сумму Бретт заложил этот дом.

– Мы с этим разберемся, – сказал Жан-Клод. – Второе, тебе надо копить заработанные деньги. И в том, и в другом я могу тебе помочь.

– Ты слишком много от меня хочешь, дорогой.

– Ты знаешь, что я думаю о Бретте, и то же самое касается Хала. Они бесполезны. Вспомни, это я устроил тебе роль в сериале на другом канале, когда тебя едва не выкинули из «Скеффингтонов».

– Конечно, я помню, дорогой.

– Всего-то и понадобились легкие психологические игры с Кэролин Люпино. Ничего сложного, если знаешь правила бизнеса и привычки людей. Ладно. Давай я тебя познакомлю со своими идеями насчет твоего финансового будущего. Потом я скажу тебе, что, по моему мнению, ты должна делать со своей карьерой и как я тебе могу в этом помочь.

Остаток вечера они провели за бухгалтерскими книгами, корешками счетов, налоговыми декларациями и квитанциями об оплате. Катерин никогда не хватало ни сил, ни желания разобраться со всеми этими скучными делами, но тут к концу вечера она убедилась в двух вещах. Не только, что Жан-Клод – совершеннейший финансовый гений, но и что ей следует немедленно уволить Бретта и поручить все свои финансовые дела мужу.

– Ты не пожалеешь, cherie. – Он поцеловал ее в лоб и заглянул глубоко в глаза, – Обещаю, я все для тебя сделаю.

– У тебя что, совсем крыша поехала? – Голос Бренды достиг небывалых высот. – Ты не можешь позволить ему взять в руки твои финансовые дела, не можешь, и все!

– Почему? – спросила Катерин. – Уж наверняка он будет не хуже моего бывшего бухгалтера и других советчиков. Жан-Клод доказал мне, что Бретт совершенно беспомощен. Мои дела сейчас в худшем состоянии, чем были до его появления. Что я теряю?

– Не знаю. Просто чувствую, что ты поступаешь неправильно. – Бренда сидела на диване в гардеробной Китти, просматривая почту от фанатов. – Ведь ты, по сути, этого мужика очень плохо знаешь. Ну встретила его во Франции, он тебе позвонил, пришел, трахнул тебя несколько раз, ты вышла за него замуж, а теперь ты передаешь ему всю свою жизнь на блюдечке. Зачем?

– Инстинкт, – сказала Катерин. – Мы оба прошли сквозь огонь и воду. Он все понимает про этот дерьмовый бизнес, так же как и я. У нас много общего, и я ему доверяю.

– Доверяет она! О Господи! – воскликнула Бренда. – Слишком рано еще, ты же только-только вышла замуж, ты же его всего три месяца знаешь, черт бы все побрал!

– Трех месяцев достаточно, чтобы поверить в кого-то, – твердо заявила Катерин. – Послушай, Бренда, я знаю, Жан-Клод уговаривать умеет, но он абсолютно честен, и надо с ума соскочить, чтобы усомниться в нем хоть на секунду.

– О Господи, – простонала Бренда.

– Послушай, он говорит, я должна постоянно его проверять, что глупо было бы вот так полностью довериться. Я и проверила, и все, что он говорит, сходится. Бренда, все уже решено, так что, пожалуйста, ничего не говори.

Бренда и не стала ничего говорить, по крайней мере Катерин. Но она позвонила Стивену и все ему рассказала.

– Ты не поверишь, что он заставил ее сделать, Стив. Я жду беды.

– Она уже взрослая девочка и умница, – возразил Стивен. – Она знает, что делает.

– Дай Бог, чтобы ты оказался прав, – вздохнула Бренда, но в душе была убеждена, что Стив ошибается.

По два или три раза в месяц Жан-Клод ездил в Лас-Вегас по делам строительства новой гостиницы, и Катерин один или два раза составила ему компанию. Ее беспокоило, что гостиница находится в стороне от наезженных путей, почти в восьми милях от побережья и таких первосортных отелей, как «Цезарь», «МГМ Гранд» и другие. Когда она поделилась своими сомнениями с Жан-Клодом, заметив, что средний игрок жаждет действия и толпы, хочет быть в центре событий, он рассмеялся.

– Cherie, мы не собираемся устраивать из отеля дешевое казино, как другие. Это будет нечто вроде французской гостиницы, какую можно найти в Провансе или в долине Луары. Разумеется, там будут карточные столы и автоматы, но обслуживать мы собираемся совершенно других клиентов. Более избранных, в основном из Европы.

– А не кажется ли тебе, что избранные европейцы предпочтут играть в Монако или в Атлантик-Сити? Зачем им тащиться в Вегас, если им хочется более изысканной атмосферы? – Но Жан-Клод уже слишком увлекся, чтобы слушать. Это его дело, подумала она, лучше ей в него не лезть.

Квентин был полноправным партнером Жан-Клода, и их поддерживал синдикат французских финансистов.

– Та же группа поддерживала строительство моего отеля во Франции, – сообщил Жан-Клод Катерин. – Разве не прелесть? – Он показал ей брошюру с фотографиями очаровательной гостиницы в средневековом стиле. – Она как раз в долине Луары, – пояснил он. – Мне бы очень хотелось, чтобы мы с тобой когда-нибудь смогли туда съездить.

Они сидели после ужина у камина.

– Мне бы тоже хотелось. Когда мы сможем это сделать?

– Раньше, чем ты думаешь. Я тут занимаюсь организацией сделки для тебя.

– Какой сделки?

– Через четыре месяца у тебя будет перерыв в съемках. Non?

Она кивнула.

– И, как обычно, Хал и все остальные в агентстве заявили, что ничего для меня не подобрали.

– Все это дерьмо, cherie. Ты слишком талантлива, чтобы играть эту стерву всю свою жизнь. Я взял на себя смелость поговорить с парой друзей.

– В самом деле?

– Разумеется, некоторые из них и твои друзья, cherie, но, к сожалению, ты никогда не умела пользоваться своими связями для своей же пользы.

– У меня мало друзей в Лос-Анджелесе, – призналась она, – но я всегда считала, что дружба в Голливуде зависит от твоего успеха в шоу-бизнесе. Я знаю, что в последнее время я добилась порядочного успеха, но нужно признаться, что я в этом городе почти никому не доверяю.

– Ничего страшного в этом твоем цинизме нет, cherie. – Он погладил ее голую ногу, и знакомые мурашки забегали у нее по спине. – Ты хоть представляешь, что будет с сериалом без тебя?

– Останется достаточно развлекательным, так я думаю.

– Вовсе нет. В тебе вся изюминка. Они отчаянно в тебе нуждаются, а без тебя, я уверен, им их нынешний рейтинг долго не удержать.

– Мне вообще кажется, что сериалу скоро придет конец, – сказала Китти. – Рейтинг так себе, к тому же падает. Несколько новых постановок в этом сезоне нас обогнали.

– Exactement! – Он кивнул. – Так что, как безумно влюбленный в тебя муж, я должен сказать, что мы должны использовать тебя в полную силу.

– Как?

– Максимально развив твой потенциал. Усилив твою роль на телевидении. – Он принялся вышагивать по комнате, высокий, стройный и элегантный в черных джинсах и черной же водолазке. – Дико, Китти, что ты не играешь заглавные роли в мини-сериалах или же в телефильмах, когда у тебя перерыв в съемках. Мы тут с Квентином об этом недавно говорили. Он считает это преступлением, особенно когда эта бездарная англичанка получает такую замечательную роль в «Эмме Гамильтон». Ты бы сыграла эту роль потрясающе, Китти.

– Таков шоу-бизнес. Ты не забывай, что я уже двадцать четыре года актриса. Я это дело знаю слишком хорошо. Мне плевать на муру – звезда, не звезда. Для меня это не имеет значения. Фанаты, охотники за автографами, кланяющиеся мэтры в ресторанах, все то хорошее и плохое, что пишут в прессе. Серьезного значения для меня это не имеет, поскольку я знаю, что все это эфемерно.

– Exactement. Именно эфемерно. Но пока ты на гребне, Китти, ты должна получить по максимуму.

– Я постоянно звоню Халу. Он ничего не предлагает.

– Халу. Merde. – Он закурил сигарету. – Хал и его агентство не стоят гроша ломаного. Китти, мне думается, тебе следует от него избавиться.

– Избавиться? – Она слегка повысила голос. – Это будет уже четвертый агент, которого я уволила за четыре года. Почти что рекорд.

– Тебе пора перестать обращать внимание на то, что думают другие, cherie. – Он сел рядом с ней перед камином. Она взяла у него сигарету и затянулась, глядя на мерцающие языки пламени.

– Ты прав, – пробормотала она.

– Я всегда прав, – твердо заявил он. – Я на тебе женился, Китти, не только потому, что был и есть от тебя без ума. Мне также хотелось полностью служить тебе. Не только как женщине, но и как актрисе. Я наблюдал, что делали с твоей карьерой эти идиоты и как еще большие козлы вели твои дела, и мне кажется, самое время тебе помочь.

– И почему бы нет? – восторженно согласилась Катерин.

Хотя, подобно всем женщинам ее поколения, она считала себя феминисткой, она не могла не восхищаться сильным мужчиной. Жан-Клод был сильным, но не давил, не проявлял агрессивности, подобно многим другим мужчинам в Голливуде. Французский шарм и утонченность смягчали все, что бы он ни делал.

– Я снова говорил с Луи Люпино. Он твой верный поклонник. У него есть одна задумка специально для тебя. Он будет режиссером, я – его помощником, а ты – исполнительным режиссером. Снимать станем во время перерыва.

– Ты что, с ума сошел? – засмеялась Катерин. – Когда я просила своих агентов дать мне возможность контролировать то, что делаю, и, возможно, слегка режиссировать, они смеялись мне в лицо. Заявляли, что канал никогда не потерпит актрису, лезущую в режиссеры. «А как же Голди Хоун и Барбра Стрейзанд?» – спросила я. «То фильмы, – ответили они. – Эти дамочки – настоящие звезды кино, а ты – всего лишь телевизионная актриса, так что радуйся, что работаешь».

– Эти люди пустышки, Китти. Если бы ты только знала, насколько невежественны и необразованны те, кто руководит студиями и телевизионными каналами или выпускает телевизионные фильмы и шоу. Смеху подобно. Мне пришлось встречаться с ними в Канне во время фестиваля. Мне доводилось сидеть рядом в ресторанах, слушать их громогласные, нелепые рассуждения и позволять дыму от их дешевых сигар портить мой ужин. Большинство из них тупицы, Китти, и чем скорее ты это поймешь, тем лучше.

– Гм, наверное, ты прав. – Китти уставилась на огонь, отбрасывающий танцующие тени.

– Я думаю, ты должна поручить мне договориться о мини-сериале с Люпино. И делать я это буду один. Учитывая мои отношения с Луи, нам не нужен агент. Кстати, когда в последний раз твой агент предлагал тебе работу?

– Пару лет назад. Я в телефильме снималась.

– Ясно. Так что же ты теряешь?

– Похоже, ничего. Давай действуй, дорогой, – засмеялась Катерин. Таким образом, жребий был брошен.

За две недели Жан-Клод не только договорился о чрезвычайно выгодном контракте для Катерин, согласно которому она должна была сниматься в заглавной роли в своем собственном мини-сериале, но и начал другие переговоры. Обсуждалась возможность использования имени «Катерин Беннет» для женской одежды и некоторых видов косметики.

– Об этом твои так называемые советчики даже и не упоминали, – заметил Жан-Клод. – Они не обращали внимания на многие замечательные способы заработать деньги, Китти.

Это все произвело впечатление даже на Бренду.

– Он явно о тебе заботится, лапочка. Беру назад все, что о нем наговорила. Ты – счастливая женщина.

– Как будто я сама не знаю. Иногда мне кажется, что даже слишком, – сказала Китти.

После стольких лет душевных травм, драматических событий и финансовых неурядиц дела пошли гладко. Катерин смогла целиком и с энтузиазмом погрузиться в подготовку к мини-сериалу «Все, что блестит». Погруженная к тому же в съемки «Семьи Скеффингтонов» и свои Дела с одеждой и косметикой, Катерин не заметила, как ее сын отдаляется от нее все больше и больше.