С того дня, как он взялся за ее дела, Жан-Клод настаивал, чтобы Катерин участвовала во всех решениях, принимаемых им от ее имени. Он заставлял ее сидеть за своим столом по меньшей мере раз в неделю и следить за мелькающими таинственными цифрами на мониторе.

– Я хочу, чтобы ты меня проверяла, – говорил он. – Вся твоя беда в том, что ты чересчур наивная и доверчивая. Именно поэтому тебя и грабила шайка мошенников, а ты полагала, что они блюдут твои интересы.

Катерин вынуждена была признать, что цифры Жан-Клода выглядели впечатляюще. Ему удалось получить прекрасный аванс за использование ее имени в этикетках на одежде, а также восемь процентов от объема розничных продаж. С косметикой тоже все было на мази, выпускалась целая серия кремов для ухода за кожей под ее именем, а также духи. Они должны были появиться осенью одновременно с показом первого эпизода мини-сериала «Все, что блестит».

Уволив большую часть работников Катерин, Жан-Клод нанял себе на неполный день секретаршу, чтобы помогала ему с бумагами Катерин и ее контрактами. То была студентка-старшекурсница экономического факультета, хорошенькая рыжеволосая девушка по имени Али, которая самозабвенно отдалась работе с Жан-Клодом.

Он также подыскал Китти нового юриста по имени Кеннет Стрингер, который признался ей:

– Жан-Клод действительно заботится о ваших интересах. Никогда не видел, чтобы кто-нибудь так сражался на переговорах. Вы бы только поглядели на него. Он становится похож на тигра. Ни уступает ни пяди, и знаете, что самое удивительное? Он обычно добивается своего.

– Он действительно устроил мне замечательный мини-сериал. К тому же мы сами будем его ставить.

– Он очень талантлив, и столько энергии. Вы везучая женщина, Катерин.

– Я знаю, – согласилась Китти. – Мне не надо об этом напоминать.

За несколько месяцев Жан-Клод разделался с большинством завалов в делах Китти. Уволил половину прислуги, а оставшимся – верной Марии, Вону, новой горничной Эсперанце и садовнику – было сказано, чтобы получше старались, иначе и им придется уйти, Барри Лефковиц получил предупреждение, что, если он не перестанет присылать счета в связи со всякими «непредвиденными обстоятельствами», его услугами больше не будут пользоваться.

Уорика Кингсли перевели на гонорарную систему.

Жан-Клод сказал ему:

– Вам следует делать Китти большую рекламу. Мало публиковать снимки в разделе мод в «Инкуайрере» и всю эту ерунду в местных газетах. Если вы не сумеете добиться чего-то большего, вам придется уйти. – Последними прогнали Сэма и бухгалтера.

– Я сам буду вести бухгалтерский учет, – заявил Жан-Клод. – Я это делал, будучи поп-звездой. А шофер тебе и вовсе не нужен. Вечерами тебя вожу я, а Бренда может посидеть за рулем днем.

Бренду он предупредил, чтобы перестала пользоваться кредитными карточками Катерин.

– Никогда не видел, чтобы столько денег тратилось на писчебумажные принадлежности, – рявкнул Жан-Клод. – За один прошлый месяц сто пятнадцать долларов только на бумагу, блокноты и карандаши!

Он просмотрел счета за месяц, связанные с закупкой продовольствия и домашними расходами, и сократил все до предела.

– В холодильнике почти ничего нет, а ты тратишь по семьсот баксов в неделю у Гельсона! Да они за твой счет содержат свои семьи, – резко заметил Жан-Клод.

Китти запротестовала, не желая слушать, как обвиняют ее верную Марию, но Жан-Клод уставился на экран компьютера и напечатал еще несколько цифр и фактов.

– Никогда никому не доверяй, cherie. Приобретай только самое необходимое! Ты должна откладывать деньги, иначе разоришься.

Катерин вынуждена была признать, что ее счет в банке под его присмотром стал выглядеть куда внушительнее. Впервые она начала копить деньги.

Иногда, вернувшись домой, она заставала Жан-Клода настолько погруженным в свой компьютер, что он лишь бегло целовал ее перед ужином. Но случалось, что он все бросал и проводил весь вечер с ней.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты самая прекрасная и элегантная женщина в мире? – бормотал он, когда они обнявшись сидели перед камином.

– Постоянно говорили, – шутила Китти. – Я сама себе это говорю каждое утро, дорогой, стоит мне увидеть себя в зеркале.

– Это правда, cherie, ты самая лучшая, и мне ужасно повезло.

До окончания съемок «Семьи Скеффингтонов» оставалось еще шесть недель, а Катерин уже с головой ушла в подготовку к мини-сериалу. Ей пришлось потратить уйму обеденных перерывов на примерку изысканных туалетов восемнадцатого века и париков, так что домой она возвращалась настолько вымотанной, что даже радовалась, когда Жан-Клод шел к своему компьютеру, а не ложился с ней в постель.

Каждые две недели Жан-Клод ездил на строительную площадку в Неваду, но уже не приглашал Китти с собой. Она не возражала, потому что, хотя и обожала его, предпочитала потратить это время на сон или общение с Томми.

Перед отъездом во Францию, в субботу, Китти и Жан-Клод устроили грандиозную вечеринку у себя в доме. То был частично свадебный прием и частично отвальная перед отъездом из Лос-Анджелеса. Первая их большая вечеринка. Китти хотелось, чтобы это событие запомнилось, даже на фоне большого выбора развлечений в городе. Она продумала вместе с Брендой все до мельчайшей детали, но, к ее великому огорчению, в назначенный день с утра пошел дождь. Бренда поспешно села на телефон, пытаясь договориться о том, чтобы натянули тент с пластиковыми стенками.

– В июле в Лос-Анджелесе обычно не бывает дождей. – Китти с огорчением смотрела на раскисшую землю.

– Здесь ничего нельзя считать само собой разумеющимся, – с горечью возразила Бренда. – Теперь нам только не хватает землетрясения, тогда, возможно, половина гостей решит не приходить.

В саду бригада рабочих пыталась построить леса и натянуть тент, но при таком сильном ветре и дожде его каждый раз сносило сразу же, как они его укрепляли.

– Надеюсь, это не дурная примета. – Китти вообще отличалась большим суеверием.

– Не глупи. Все будет замечательно. Тебе последнее время везет, лапочка.

В этот момент из дома донесся визг. Когда они прибежали на шум, то увидели, что Жан-Клод выталкивает Эсперанцу из дверей.

– Какого черта здесь происходит? – крикнула Катерин.

– Не лезь не в свое дело, мать твою. – Он повернулся к ней спиной и пошел прочь, в направлении своего кабинета. Китти, едва сдерживая ярость, последовала за ним.

– Жан-Клод, не будешь ли ты так любезен и не объяснишь, что ты вытворяешь? Это мой дом. Как ты смеешь выталкивать горничную? Что такого она могла натворить, черт побери?

Жан-Клод продолжал шагать, не обращая на нее внимания. Китти почувствовала, что в глазах потемнело от бешенства.

– Ты ответишь мне или нет, негодяй? – Она закричала так громко, что занятые на площадке рабочие повернули головы, затем многозначительно переглянулись.

– Да уж, эта Джорджия действительно сука. Но Катерин было плевать, кто ее слышит.

– Лучше тебе сказать мне, что происходит, Жан-Клод, – прошипела она, еле переводя дыхание. – И немедленно.

Его зеленые глаза сверкали, а рот был сжат в тонкую, угрожающую линию.

– А ты бы лучше не совала нос в чужие дела, мисс Катерин Беннет, и давай отваливай с дороги, иначе только ты меня и видела.

Катерин осталась стоять с открытым ртом. Жан-Клод был в таком же скверном настроении, как и тогда, после ее возвращения из турне.

– Я лишь хочу знать, чем Эсперанца заслужила такое обращение. – Катерин заставила себя говорить спокойно, хотя лицо ее горело от ярости.

Жан-Клод схватил ее за руку и грубо утащил подальше, чтобы никто не мог слышать.

– Ладно, я скажу, что сделала эта сука-горничная. Она сняла трубку моего личного телефона.

– Ну и что в этом такого ужасного?

– Это мой телефон, – прошипел он. – Мой личный телефон, только для меня. Никто не имеет права его касаться, поняла? Никто, даже ты.

– Всякий может ошибиться.

– Ну нет, Китти, тут ты не права. Никто не должен ошибаться, имея дело со мной. Одна ошибка и все. Конец. Так что освободись от этой гребаной горничной, или я уйду. Я серьезно говорю, Катерин. Я ухожу.

Он хлопнул дверью своего кабинета, оставив Катерин дрожать от злости перед закрытой дверью. Через несколько минут она снова услышала знакомое раздражающее кликанье компьютера. Она должна взять себя в руки. Сейчас не время для серьезной ссоры. Через семь часов дом заполнят друзья, знакомые, деловые партнеры и обычные завсегдатаи голливудских вечеринок.

Бренда обняла Китти за плечи.

– Я все слышала, милая. Не обращай на него внимания, во всяком случае, постарайся. Ведь почти все мужики дерьмо, сама знаешь. Когда Франк был не в духе, он устраивал нам сущий ад. Это случалось нечасто, но уж если случалось, я не обращала внимания, пусть успокоится. Ради Бога, Китти, не позволяй этому ублюдку испортить тебе вечер. Ты потратила двадцать тысяч, так что постарайся получить удовольствие.

– Но как я могу не обращать на него внимания? Он выкинул мою горничную из моего собственного дома. Как он посмел?

– Пусть Эсперанца не показывается ему на глаза несколько дней, и он обо всем позабудет. Я о ней позабочусь, пусть поживет в доме для гостей у Кингсли.

– Ладно, Брен, – вздохнула Катерин. – Наверное, ты права. Лучше не раскачивать лодку, но, черт побери, что это с ним такое?

– Мужчина, – философски заметила Бренда. – Со своей придурью, как и у всех остальных сукиных сынов.

– Мне казалось, Жан-Клод другой.

– Большинство мужиков барахло. Знаешь ведь, как говорят, – и жить с ними нельзя, и убить тоже.

– Знаю, знаю. Последую примеру Скарлетт О'Хары и подумаю об этом завтра.

Жан-Клод просидел взаперти почти до самого вечера, а когда до вечеринки остался всего час, он вошел в гардеробную Катерин и холодно заявил:

– Мой телефон неприкосновенен, поняла? Катерин все еще так злилась, что ей захотелось закричать на него, но шла борьба характеров, и она понимала, что, если она скажет или сделает что-то неугодное ему, он не останется на вечеринку, тем самым продемонстрировав, кто у них босс. А кто в самом деле босс в их взаимоотношениях? Она безусловно кормилица, потому что хотя Жан-Клод и платил за свою одежду и поездки, а также редкие ужины, когда они куда-то ходили, основные расходы и жалованье прислуги ложились на плечи Катерин. Сегодня она не могла позволить себе встретиться лицом к лицу с двумя сотнями гостей, каждый из которых обязательно спросит, куда девался ее молодой муж. Особенно если принять во внимание, что среди гостей будут Альберт Эмори и Элеонор Норман. Призвав на помощь весь свой талант актрисы, она повернулась к Жан-Клоду с ангельской улыбкой.

– Ну, конечно, дорогой, мне и в голову не придет подходить к твоему телефону, тем более я их вообще ненавижу.

– Прекрасно. – Он слегка улыбнулся. – Кстати, я сам сегодня позабочусь об охране.

– Я уже дала подробные инструкции охранникам, объяснила, как, мне кажется, все должно быть организовано, – пояснила она.

– В этом нет необходимости. Я сказал им, как, мне кажется, все должно быть организовано. Я больше не твоя комнатная собачка, Катерин Беннет, так что не воображай, что ты можешь мной помыкать так же, как и всеми остальными.

Он прошел в свою гардеробную, с грохотом захлопнул дверь и во всю мощь включил душ. Катерин уставилась в зеркало.

– Что здесь происходит? – прошептала она, обращаясь к своему отражению. – Кто этот человек, черт побери?

Несмотря на выходки Жан-Клода, вечеринка удалась на славу. Еда была очень вкусной, модный нью-йоркский оркестр играл смесь хитов шестидесятых и семидесятых годов, и большинство гостей задержались гораздо дольше полуночи, что необычно для Голливуда.

Почти весь вечер Жан-Клод был само очарование, ухаживал за Китти, поощрял фотографов, чтобы они делали их совместные снимки с самыми знаменитыми гостями.

– Тебе чертовски повезло, Катерин, – восторгалась Кэролин Люпино. – Я не встречала такого замечательного, очаровательного мужчину, как Жан-Клод, в этом мерзком городе, за исключением моего мужа, разумеется!

– Разумеется. – Через комнату Катерин могла видеть развлекающего гостей Жан-Клода. При свете свечей его лицо казалось еще более загорелым, а волосы более золотистыми, чем обычно. Он выглядел потрясающе красивым в своем безукоризненном вечернем костюме. Даже чересчур красивым. К ним подошла Шарон Ласкер.

– Мирового мужика ты захомутала, Китти. Чего бы мы, девушки, не дали, чтобы затащить Жан-Клода к себе в постель! Тебе крупно повезло, Китти!

– Держись за него, – вздохнула Кэролин Люпино. – Смотри, не упусти.

Как раз перед тем как подали ужин, Жан-Клод начал нервничать, метаться между входами-выходами, проверять охрану и смотреть, не пролез ли кто тайком. В один из таких обходов он заметил Бренду, фотографирующую группу гостей.

– Какого хрена ты делаешь, Бренда? – заорал он, выхватив у нее камеру.

Бренда была не из тех, кто позволяет собой помыкать. Она вырвала у него камеру и, выпрямившись во весь свой рост в пять футов и два дюйма, холодно заявила:

– Я делаю фотографии для личного альбома Китти. Как смеешь ты до меня дотрагиваться? Что ты о себе воображаешь?

– Я не воображаю. Я знаю, кто я. Я муж Катерин Беннет. – Он навис над Брендой, загородив ее полностью своей крупной фигурой, злобно ощерился и с угрозой произнес: – У нас здесь сегодня есть свой фотограф, и мы договорились о продаже сегодняшних снимков за кругленькую сумму в несколько крупных журналов. Я не желаю, чтобы ты нам спутала карты. Ясненько?

Затем выражение его лица изменилось, и он одарил ее сияющей улыбкой. Ее настолько поразила эта мгновенная перемена, что она позволила ему забрать камеру и достать оттуда пленку. Галантно поклонившись, он вернул ей фотоаппарат.

– Пожалуйста, пойми, Бренда, я делаю это ради Китти. Я забочусь об интересах моей жены и не хочу, чтобы она потеряла деньги, которые может получить за эти эксклюзивные фотографии только из-за того, что где-то появятся любительские снимки. Comprenez?

– Разумеется, Жан-Клод, я comprend. Я могу идти? Он улыбнулся.

– Конечно, дорогая. Но запомни, Бренда, больше никаких фотографий.

– Слушаюсь, сэр. – Бренда отошла, бормоча про себя: – Этот парень меняется чаще, чем трехдолларовая потаскуха меняет одежку.

Гости сидели за двадцатью столами по десять человек за каждым. Столы были накрыты серебристой парчой, а сверху кружевом. В центре каждого стола стояли серебряные вазы с лилиями, кремовыми розами и длинными страусовыми перьями, переплетенными с жимолостью. Бледные восковые света бросали трепещущий свет, отражаясь в сверкающем серебре приборов.

Хорошее настроение вернулось к Катерин; она отбросила мрачные мысли и принялась очаровывать Гейба Хеллера и Луи Люпино, сидевших по обе стороны от нее. Ее усилия немедленно принесли дивиденды: к ярости Элеонор Норман и восторгу Катерин, Гейб произнес крайне хвалебную речь о ней после ужина.

Когда начались танцы, Катерин и Жан-Клод вышли на площадку в одиночестве. Он наклонил голову и прошептал:

– Ты сегодня выглядишь изумительно, дорогая женушка.

– Спасибо, дорогой.

– Только подумай, насколько изумительнее ты станешь выглядеть с замечательным новым бюстом.

– Что-что, а испортить вечер ты умеешь. – Катерин отодвинулась, но он прижал ее ближе и засмеялся.

– Я всего лишь шучу, cherie, ты что, шуток не понимаешь?

– Мне эта шутка смешной не показалась.

Он снова испортил ей настроение, пузырек радости в ее душе лопнул, оставив после себя пустоту и предупреждающий голос, который она предпочитала не слышать.

– Китти, Китти, cherie, – засмеялся Жан-Клод, снова сплошное очарование. – Не сердись, женушка. Где твое знаменитое чувство юмора?

– В зимней спячке, полагаю.

– Я не то хотел сказать. – Его дыхание грело ей ухо. – Ты такая красивая и у тебя belle poitrine. Попозже я докажу тебе, как мне все это нравится.

– Какая чудесная пара, – вздохнула Кэролин, обращаясь к Стивену.

– Она – да, – сказал он. – Она настолько чудесна, что самое время мне пригласить ее потанцевать, разумеется, после тебя, Кэролин.

Склонив голову, Жан-Клод что-то шептал на ухо Катерин, а оркестр играл «Даму в красном», песню, которую она считала их песней.

Позднее, когда заиграли джазовую музыку, подошел Стивен со словами:

– Ты выглядишь сногсшибательно.

– Разве? – В глазах стояла печаль.

– Слушай, Китти, ну разумеется. И тебе вовсе не надо при мне притворяться. Захочешь поговорить, я готов всегда. Не смей делать из себя жертву.

– Обещаю, не буду, – сказала Катерин.

– Так вытри глазки, золотко. Ни один мужик не стоит твоих слез.

– А ни одна женщина – твоих, Стив. Что-нибудь слышно о Мэнди? Возвращаться не собирается?

– Да нет, вроде нет. Она с этим двойником Шварценеггера вполне счастлива.

Он заметил, что Катерин все еще выглядит печальной и смотрит на Жан-Клода, танцующего с Элеонор.

– На нее посмотришь, сразу вспоминаешь о стервятниках, – сказал Стив. – Эту женщину интересуют лишь коктейли, наркотики и мужские члены. Не обязательно в таком порядке.

Китти взглянула на Элеонор, пытавшуюся обвить своими тощими руками Жан-Клода, и снова подумала, не является ли злобная кампания в прессе делом рук ее соперницы.

– Кстати, как сценарий? – спросил Стив.

– Нормально, даже хорошо, но я не видела его после последних исправлений. Луи говорит, что необходима окончательная полировка, но они только через неделю будут знать, когда поступит последний вариант.

– Ну, если вам нужен переписчик, то я готов наняться во время перерыва между съемками. – Он заглянул ей в лицо и спросил: – Ты уверена, что у тебя все в порядке?

– Конечно, уверена, – соврала она. – Честно, все хорошо, Стив.

Позже танцующие вместе Стив и Бренда наблюдали за Катерин и Жан-Клодом.

– Выглядит-то она потрясающе, – проговорил он, – но что-то меня беспокоит.

– И меня тоже. Этот мужик – змея в смокинге, если хочешь знать мое мнение. И взгляни-ка на его секретаршу. – Она повернулась в ту сторону, где Али, секретарша Жан-Клода, танцевала с Томми.

– Он не может отвести глаз от ее выреза, – засмеялся Стив.

– Ну да, а она не может отвести глаз от своего босса, видишь?

И верно. Даже танцуя с Томми, Али постоянно бросала взгляды в сторону Жан-Клода и старалась заставить Томми танцевать к нему поближе.

– За ней нужен глаз да глаз, – мрачно решила Бренда. – Она явно в него втрескалась.

– Как считаешь, нам следует сказать об этом Китти? – спросил Стивен.

– Нет, пока не надо. Но я уж постараюсь за Али проследить.

Не успели гости разойтись, как Жан-Клод начал ласкать Катерин еще в гостиной. Она несколько перебрала шампанского, и вскоре его чувственность растопила ее.

«Сделай вид, что ничего не случилось, – прошептал ее внутренний голос. – Разве ты не хочешь спокойной жизни?»

На следующее утро Катерин проснулась поздно, лениво потягиваясь на льняных простынях, сбившихся во время их любовных игр. Она удовлетворенно улыбнулась. Казалось, что страсть Жан-Клода не имеет границ; он удовлетворял ее в постели куда больше, чем любой другой мужчина в ее жизни. Особенно страстной была эта последняя ночь. Он любил ее с такой силой, приносящей ей полное удовлетворение, что она чувствовала себя еще больше влюбленной, хотя не забыла гнев и обиду. Теперь он начал говорить, что они должны завести ребенка. Напрасно она протестовала, утверждая, что слишком стара; в эту ночь он был так нежен и так неутомим, что Катерин почувствовала, что и в самом деле может забеременеть, чем черт не шутит.

Она нахмурилась, вспомнив про горничную, но Жан-Клод убедил ее, что девушке нельзя доверять.

– Я слишком часто заставал ее врасплох, когда она копалась в моих личных бумагах, делая вид, что вытирает пыль. Без нее будет лучше, cherie.

Катерин положила руки на грудь. Ей кажется, или в самом деле грудь ее стала меньше, как заметил Жан-Клод во время танца? Усыхает? Она сидела на диете для мини-сериала, но ей хотелось сбросить эти фунты с живота и талии, но не с бюста.

Осторожно, чтобы не разбудить спящего Жан-Клода, она выбралась из постели и на цыпочках прошла в ванную комнату. С прошлой недели она потеряла три фунта. Создавалось впечатление, что эти три фунта испарились с ее бюста. Выглядела она, надо признать, довольно тощей. Это никак не подходило для похотливой Полетты, грудастой девицы из восемнадцатого века. Она подумала, не придется ли ей все же сделать себе силиконовую грудь, потом содрогнулась. От одной мысли о ноже где-то рядом с собой ей становилось плохо. К тому же уже не оставалось времени.

Послышался стук в дверь ее гардеробной, и вошел, слегка прихрамывая, Томми.

– Слушай, мам, можно, я возьму ключи от «мерседеса»?

– Дорогой, почему бы тебе не поехать на своей «вольво»? – Она подарила ему на шестнадцатилетие эту машину, и он ею ужасно гордился.

– Мам, извини. Я оставил ее в мастерской, я, это, попал в небольшую переделку.

– Насколько небольшую? – Она быстро оглядела Томми, чтобы убедиться, что он не принимал наркотики, но сегодня он выглядел просто замечательно, весь чистый и невинный.

– Да ерунда… какой-то придурок разбил мне задние подфарники, въехал в меня задом. Я совсем не виноват, Бренда уже говорила со страховщиками. Сказала, чтобы я тебя по этому поводу не беспокоил.

– Хорошо, дорогой. – Она вздохнула. – Ключи у Жан-Клода. Сейчас пойду и возьму.

Она молча взяла ключи с прикроватного столика со стороны Жан-Клода, стараясь не разбудить его, но он мгновенно проснулся и резко открыл глаза, схватив ее за руку с проворностью дикой кошки.

– Что это ты делаешь, cherie?

– Беру ключи от «мерседеса» для Томми.

– Почему ты разрешаешь ему брать мою машину?

– Дорогой, это не твоя машина, это моя машина. Она у меня уже четыре года.

– А, ну да, разумеется. Все равно, ты не должна давать безответственному шестнадцатилетнему сопляку, который балуется наркотиками и ввязывается в драки с бандитами, машину ценой в тридцать тысяч долларов, чтобы он валял дурака. Пусть поедет в машине горничной.

Катерин видела, что вот-вот возникнет новая ссора, несмотря на недавнюю страстную любовь, о чем еще напоминали скомканные простыни. Она швырнула ключи на постель. Сегодня она больше не могла ссориться.

– Я не собираюсь спорить. Ты устал и явно страдаешь от похмелья. Только не забывай, что Томми – мой сын, и, если я захочу дать ему мою машину, я это сделаю, черт побери.

– Ты его вконец испортила.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы ты меня учил, как воспитывать Томми, равно как я не хочу, чтобы ты мне снова испортил настроение. Если ты собираешься себя так вести, то нам лучше провести этот день врозь.

– С радостью, cherie. – Он пожал плечами и снова забрался под одеяло. – Если ты так хочешь.

Катерин в сердцах хлопнула дверью. Сказала Томми, что он может воспользоваться побитым «фордом» Марии, потому что «мерседес» нужен Жан-Клоду, и постаралась не обращать внимания на его надутую физиономию.

Китти после страстной нота собиралась весь день провести с мужем. Теперь она решила отвлечься от неприятностей и поплавать в бассейне, но забыла про десяток рабочих, снимавших тент и убирающих сад после вчерашнего разгула. Кругом был беспорядок: ящики, грузовики, разбросанная еда, перевернутые столы. Мария усердно терла белый ковер в гостиной, стараясь удалить пятна от еды, вина и пепла. Китти лишь диву давалась, насколько неряшливы отдельные гости, некоторые даже бросали сигареты на ковер и тушили их каблуком. Она передернула плечами. Какого черта? Пусть этот проклятый дом хоть на части разваливается. Особенно если учесть, что каким-то ужасным образом на части разваливалась ее жизнь.

Она вернулась в спальню, единственное оставшееся убежище. Жан-Клод опять спал; Катерин решила, что он проспит до полудня. Весь день был в ее распоряжении. Она может заняться ремонтными работами, которых все настоятельнее требовали ее лицо и тело. Она также поработает над сценарием и натает готовиться к поездке в Париж.

Париж! Ее самый любимый город в мире. Совершенно новое кино, совершенно новое приключение. Скорее бы начать. Ей не хотелось думать о неприятностях в отношениях с Жан-Клодом, за которого она едва успела выйти замуж. Ее сила и ее слабость были в том, что она могла закрыть глаза на те неприятности, которые предпочитала не замечать.

– Я подумаю об этом завтра, – прошептала она самой себе.