Отрывок из «Нэшнл инкуайрер», 20 августа 1988 года.

Уж эти зазнавшиеся звезды! Задравшая нос Катерин Беннет делает вид, что не была совсем недавно неудавшейся бродвейской актрисой. Если кто-нибудь на съемочной площадке «Семьи Скеффингтонов» заговаривает с ней о ее сценической карьере, Джорджия-Гадюка разворачивается и удаляется. Все актеры и остальные работники группы возмущены ее наглым поведением, которое полностью соответствует изображаемому ею персонажу. Поберегись, Китти, карабкаясь наверх, не порть отношений с людьми, поскольку тебе придется снова столкнуться с ними на пути вниз, когда ты провалишься, как уже один раз произошло в пьесе, шедшей вне Бродвея!

Отрывок из «Глоб», 20 сентября 1988 года.

Три ха-ха! Ужинавшие в роскошном ресторане «Спаго» были изумлены, когда супердива Джорджия-Гадюка Скеффингтон, также известная как нью-йоркская драматическая актриса Катерин Беннет, поскользнувшись на капустном листе, шлепнулась на задницу! Этот веселый инцидент произошел в тот вечер, когда Катерин развлекала модный ресторан, появившись там со своим очередным дружком, на этот раз парикмахером Карлосом ди Соуза, который на 18 лет ее моложе.

– Так ей и надо, – заявила ее бывшая поклонница, шестнадцатилетняя Белинда Нэш. – Она слишком много последнее время о себе воображает. Даже автографов больше не дает. Это мы, поклонники, сделали ее звездой, но мы же можем и покончить с ней.

– Слушайте, слушайте Белинду, – говорим мы. – Поостерегись, Джорджия. Если твои поклонники тебя бросят, телевизионная аудитория последует за ними.

Отрывок из «Нью-Йорк дейли пост», 29 сентября 1988 года.

ПОГИБНЕТ ЛИ ДЖОРДЖИЯ-ГАДЮКА РАЗ И НАВСЕГДА?

Звезда сериала о Скеффингтонах Катерин Беннет, возможно, увеличит статистику убийств, поскольку ее персонаж Джорджия Скеффингтон будет убита наемным убийцей. Как нам сообщили, продюсер Гейб Хеллер нервничает по поводу бесконечных скандалов и дурного поведения Китти на съемочной площадке и подумывает, не заменить ли ему Беннет новой звездой, предположительно Донной Миллс.

Из источников, близких к съемочной группе, мы узнали, что Беннет и другая звезда шоу – Элеонор Норман – ненавидят друг друга. Элеонор Норман только что сыграла замечательную роль в мини-сериале ценой в десять миллионов долларов – «Любовники Эммы Гамильтон» – и пользуется все большей популярностью. Человек, работающий в съемочной группе, сказал: «Мистер Хеллер не любит, когда его звезды ведут себя как испорченные дети. Он считает, что предоставил им замечательную возможность и что они за это должны быть ему преданы». (Еще четыре года назад о Беннет на Бродвее никто и не слышал.) Кроме того, убийство Джорджии Скеффингтон станет самым зрелищным эпизодом в истории телевидения. Уже год, как рейтинг сериала падает, а сейчас и вовсе низок. Смерть Джорджии поможет ему подскочить вверх.

* * *

– Милая, ты должна перестать вести себя так высокомерно. Ты что же, решила, что ты – Лиз Тейлор?

Катерин сжала зубы.

– Нет, мама, я не решила, что я кто-то, кроме себя, и меня тошнит от того, что ты веришь всему этому деръму!

– На той неделе ты не пришла на свидание к Клинту Иствуду. На этой неделе ты кусаешь руку, которая тебя кормит. Ты должна это прекратить, или они с твоей героиней разделаются, все газеты так говорят.

Катерин закатила глаза к потолку. Почему ее мать, во всех других отношениях трезвомыслящая англичанка, верит всему этому вранью в газетенках?

– Ладно, мама, мне пора идти, позвоню позже.

Она повесила трубку, прежде чем мать начала следующую тираду, и повернулась к Бренде.

– Я сыта по горло. Все это совершеннейшее вранье, от первого до последнего слова.

– Я знаю, радость моя, знаю. Сплошное безобразие.

– Мы уже месяц как возобновили съемки, а с прессой еще хуже, чем раньше. Но почему? – спросила Катерин. – Почему именно ко мне они вяжутся? Почему не к Элеонор или Сюзанне? Поверить невозможно. Кто поставляет им такой мусор?

– Не знаю, – призналась Бренда.

– Постоянный поток лжи. – Катерин пролистала пачку последних газетных вырезок, лежащих на столе. – Тут все вранье. Ты только посмотри! Я завидую Элеонор! Надо же такое придумать!! Она не умеет играть, она вреднее хорька, у нее лезут волосы – чему тут завидовать?

– Ты никогда никому не завидовала, тем более этой кошелке с силиконом.

– Верно, я ее не люблю, у нее ума, как у горошины, – продолжала Катерин. – Но ведь и она меня не любит, так что здесь мы квиты. И эта идиотская история насчет того, что я поскользнулась на капустном листе! Это на прошлой неделе случилось с Сюзанной.

– Ну, ты же знаешь, какие они, эти газеты. Сегодня все читают, завтра все забыли.

– Они врут все больше и больше. О Господи! Как ты думаешь, люди действительно поверят этой последней истории?

– Плевать! Не обращай внимания. И заканчивай с волосами. Магический час не за горами.

– Ив самом деле, есть что-то магическое в том, как это дерьмо попадает в газеты каждую неделю. – Катерин расческой дергала волосы. – Как будто кто-то намеренно взялся меня дискредитировать.

– Кто станет этим заниматься? Это же надо, сколько ненависти. В мое время такого не было.

Но был кто-то, кто действительно хотел ее уничтожить. Элеонор стремилась вытеснить Катерин из постановки и, как ей казалось, нашла беспроигрышный способ сделать это. В обмен на несколько сочных сплетен о Катерин время от времени «Нэшнл тэттлер» печатала хвалебные статьи об Элеонор. Одна беда – рейтинг сериала по сравнению с прошлым сезоном упал, так что теперь продюсеры, а вместе с ними и Элеонор, вынуждены были подумывать об окончательном закрытии сериала. Следовало принести жертву, и естественным кандидатом на эту роль была Катерин, хотя все знали, что зрители ее обожают и яростно протестуют против убийства Джорджии Скеффингтон. Так что они все оказались перед дилеммой. Катерин спросила Стивена, что, по его мнению, может произойти.

– Откуда мне знать, что будет в следующих сценариях, Китти. Но тебе не стоит беспокоиться. Ты же изюминка в нашем общем пироге. Без тебя сериалу не обойтись.

– Господи, мне бы твою уверенность. Ничего не могу с собой поделать, чувствую что-то зловещее в воздухе.

– Ты хочешь сказать, нам придется сделать нечто вроде перестрелки в «Далласе»?

– И посмотри, как это сказалось на их рейтинге, – заметила Катерин. – Он поднялся к самому верху и оставался там три сезона.

– Верно. Но, Китти, не суетись. Обещаю предупредить тебя заранее, если они решат от тебя избавиться…

– Да уж, спасибо…. – Катерин поколебалась. Ей хотелось спросить, правда ли то, что говорят на студии: что его брак с Мэнди распадается. Она должна знать, нечего ходить вокруг да около.

– Кстати, поговаривают, что вы с Мэнди расходитесь. Мне так жаль… – Она смущенно замолчала, но, к ее облегчению, он улыбнулся.

– Боюсь, что так. Я не иду в сравнение с этим ее тренером, который как две капли воды похож на Шварценеггера. Она – славная девочка, мы с ней хорошо жили. Я слышал, что в твоей жизни появился новый мужчина.

Китти пожала плечами.

– Если бы, Стив. Я кое-кого встретила во Франции, но он с той поры не потрудился снять телефонную трубку. Наверное, забыл про меня.

– Тогда он дурак, – сказал Стивен, стараясь подавить приступ ревности. – Кстати, а как Джонни после операции?

– Пока все идет очень хорошо, и Томми почти успокоился, слава Богу.

Жан-Клод Вальмер с негодованием прочитал статью в светской хронике в самолете, летящем из Парижа в Нью-Йорк. Хотя они встречались с Катерин всего дважды, он испытывал к ней необыкновенную симпатию и не верил газетным сплетням. Он слишком хорошо знал на собственной шкуре, как пресса обожает стирать в порошок идолов. Он сохранил в бумажнике клочок бумаги с ее телефоном, так что сразу же после прибытия в «Карлайл» набрал номер ее уборной.

Недружелюбный голос ответил:

– Слушаю.

– Могу я поговорить с мисс Беннет?

– Посмотрю, смогу ли я ее найти. А кто это?

– Жан-Клод Вальмер. Напомните ей, что мы встречались во Франции.

– Жан-Клод! Как приятно вас слышать. Как у вас дела? – В мгновение голос из уксуса превратился в мед.

– Так это вы, Китти? А я подумал – какая-нибудь старая ведьма.

– Это специально, чтобы держать подальше моих наиболее ярых обожателей. – Она рассмеялась. – Вы и представить себе не можете, как много людей узнают этот номер, хотя его нет в справочниках. Где вы?

– У меня дела в Нью-Йорке, потом в Неваде. Но после этого я смогу приехать в Лос-Анджелес. Как долго, вы там пробудете?

– О, да я всегда тут. Я никуда не езжу, разве что в отпуск, а это уже, мне кажется, было так давно.

– Трудно, наверное, – сочувственно заметил он.

– Порой. – Неожиданно ей захотелось откровенно поговорить с Жан-Клодом. Ему удалось задеть в ней какой-то нерв, она ощущала покой и уверенность, только слушая его голос.

– Я видел этот кусок дерьма о вас. Поверить невозможно. – Голос доносился через три тысячи миль, разделяющие их, перекрывая потрескивание на линии.

– Вот вам шоу-бизнес! – Она натянуто рассмеялась. – Последнее время пресса взялась за меня всерьез.

– Вы этого не заслуживаете, – мягко сказал он. – Вы слишком хороши, чтобы обливать вас этими помоями.

Чувства, о которых она последние несколько недель старалась забыть, с новой силой охватили ее. Она таяла от одного звука его голоса. Хотела видеть его; ей необходимо было видеть его.

– Где вы останавливаетесь в Лос-Анджелесе?

– В гостинице «Беверли-Хиллз». Обычно там. Или у Квентина.

– Вы можете остановиться у меня. – Слова выскочили прежде, чем она успела остановить себя. Она поразилась собственной смелости. Что это на нее нашло? Похоть? Ослепление? Потребность? Она почувствовала, как запылали щеки. Последовала длинная пауза.

– Не думаю, чтобы это было удобно, так ведь? – возразил он. – Ведь мы с вами почти не знаем друг друга.

– Вы совершенно правы. – Господи, чего это она все краснеет?

– Но мне хотелось бы снова встретиться с вами, Китти, очень хотелось бы. Мне кажется, мы еще очень многое не успели сказать друг другу.

– Я тоже так думаю.

– Я вам позвоню, когда приеду, и мы договоримся.

– Когда это примерно может быть? – Она прикусила язык. Снова она чересчур уж навязывается.

– Надеюсь, через неделю. Мы сможем где-нибудь потанцевать?

– Если нет, я буду несколько дней дуться, – улыбнулась Катерин.

Когда она вернулась домой с работы на следующий день, Бренда протянула ей еще одну золотую пластинку.

– Что там сказано? – потребовала ответа Бренда. – Давай, говори, не люблю секретов.

– Это «Ты никогда не узнаешь», – ответила Катерин. – Да ведь это одна из любимых песен Веры. А в записке сказано: «Но я надеюсь, что ты скоро узнаешь».

В их первое свидание в Лос-Анджелесе Катерин повела Жан-Клода на вечеринку в «Ма Мезон». Этот весьма популярный ресторан больше чем остальные напоминал французское бистро, а в этот душный вечер там на открытой веранде соберутся знаменитости, те, кто ими еще будет, и те, кто уже не будет ими никогда.

Катерин долго мучилась, решая, что надеть. Она точно знала, как ей хочется выглядеть, но она забраковала шесть туалетов и все еще не была уверена, что сделала правильный выбор. В Сен-Тропезе Жан-Клод восхищался ее плечами, поэтому она решила в этот вечер представить их ему на обозрение. Она надела короткое белое кружевное платье с достаточно глубоким вырезом, чтобы продемонстрировать загар и слегка намекнуть на ложбинку между грудями, волосы расчесывала так долго, что они засияли, отказалась от телевизионного грима, слегка воспользовалась тенями, румянами и помадой. Потом долго стояла перед высоким зеркалом, поочередно примеряя разные серьги.

– Все к черту, – заявила она вдруг, отбросив все сережки в сторону, и приколола к волосам за левым ухом свежую гардению.

Катерин не слишком разбиралась в языке цветов. Означает ли цветок за левым ухом доступность? Какая разница? Она уже знала, чем она хотела, чтобы этот вечер закончился, так что с того? Прошло уже много времени с той поры, как она делила свою постель с мужчиной, и, хотя ей на следующий день надо было ни свет ни заря на съемки, она так хотела видеть Жан-Клода, так хотела близости, что отбросила в сторону свою профессиональную дисциплину.

Он приехал за ней в семь часов, и, когда она увидела его в белой гостиной разглядывающим три золотые пластинки, подумала, что он выглядит еще лучше, чем ей запомнилось. Загар стал золотистее, светлые волосы непослушнее, прозрачные глаза зеленее моря.

– Вижу, они вас позабавили, – сказал он.

– Они очаровательны. Жаль, что я не знаю, кто их прислал.

– Теперь знаете.

Катерин внимательно посмотрела на него.

– Ну разумеется, это был я. Я хотел с вами познакомиться.

Он пригласил ее поужинать в «Л'Оранжри», но легко согласился изменить свои планы, когда она предложила вместо этого пойти на вечеринку.

Китти понимала, что хочет испытать его. На этой вечеринке должны присутствовать добрая половина ее друзей и большинство людей, имеющих вес в индустрии развлечений, которые очень быстро распространят слухи о последнем мужчине Катерин. Вечеринка устраивалась Беверли и Хэлом Хаун в честь дня рождения Гейба Хеллера в верхних кабинетах «Ма Мезон». Когда они входили, Катерин заметила, что на них смотрят все. Она прекрасно сознавала, что они составляют красивую пару и что очарование и сексапильность Жан-Клода немедленно привлекут к нему большинство дам.

– Милостивый Боже, где ты раскопала этот великолепный экземпляр? – восхитилась Донна Миллс, когда они столкнулись в дамской комнате.

– Импортировала, – улыбнулась Катерин.

– Давай признаемся честно, дорогуша, мужики такого сорта здесь под ногами не валяются. Ты уверена, что он не актер?

– Совершенно определенно. – Катерин постаралась объективно оценить свое лицо. Румяна ей явно не требуются. Раскрасневшаяся, с блестящими глазами, и замирающая от предвкушения. – Он точно не в шоу-бизнесе, дорогая Донна. Слава Богу, он занимается другими делами.

– Ну, выглядишь ты как кошка, проглотившая канарейку. – Донна усмехнулась, взбивая свои светлые волосы.

– Еще нет, но вся ночь впереди.

Вернувшись в зал, она обнаружила, что Жан-Клод очаровывает Шарон Ласкер, молодую жену престарелого голливудского воротилы. Шарон имела репутацию покорительницы мужских сердец и в данный момент была окружена ореолом сексуальной доступности. Приблизив свое сильно напудренное лицо почти вплотную к лицу Жан-Клода, она не отрывала от него бирюзовых глаз с контактными линзами. Она облизала свои сверкающие помадой губы, как будто хотела его съесть, и одним ловким заученным движением сунула ему в карман свою визитную карточку. Жан-Клод ничем не показал, что заметил ее маневр. Вместо этого он слегка отступил назад к Кэролин Люпино, жене президента «Парадигм пикчерс», и умело вовлек ее в общий разговор. Потом он сияющей улыбкой встретил Катерин и предложил ей сигарету из элегантного золотого портсигара. На внутренней стороне крышки имелась гравировка. Катерин попыталась незаметно прочитать.

«Схожу от тебя с ума» – вот что там было написано. Она почувствовала резкий укол ревности, но понимала, что не должна ничего показывать.

– Я бы была в восторге, если бы вы оба смогли прийти в субботу на вечеринку в честь дня рождения Луи. Ему шестьдесят! – Кэролин Люпино обращалась к Жан-Клоду. – Только никому не рассказывайте. Он так это переживает!

Катерин уже открыла рот, но Жан-Клод спокойно ответил.

– Очень мило с вашей стороны, Кэролин, но у нас с Катерин другие планы. Мы на уик-энд собираемся в Палм-Спрингс.

Брови Катерин поднялись. Что это, способ изящно отказаться от вечеринки, или он начинает проявлять собственнические наклонности? В любом случае она ничего не имела против – слишком хорошо ей было в его обществе. Палм-Спрингс? Отчего бы и нет? Ей хотелось быть с ним. Чем дольше, тем лучше.

– Жаль, тогда в другой раз. – Затем добавила шепотом, достаточно громким, чтобы его разобрал Жан-Клод: – Он потрясающий, Китти. И такой милый. Мне всегда нравились французы, особенно после нашего ужина с Ивом Монтаном.

Остальная часть вечеринки прошла в вихре сплетен, смеха и – для Китти – счастливого предвкушения того, что обязательно должно произойти. Даже вид Элеонор Норман, явно флиртующей с Жан-Клодом, не испортил ей настроения, и у нее хватило ума не обращать на это внимания и не допытываться о подробностях его дружбы с Элеонор. Как-нибудь в другой раз.

А Катерин знала, что будут другие разы, когда он обнял ее за талию, наклонился к ней и сказал:

– Вы сегодня самая красивая здесь женщина, Китти, причем намного красивее всех.

Когда Жан-Клод вез ее домой, они со смехом обсуждали вечеринку. Катерин ядовито копировала миссис Люпино и ехидно подражала фальшивому акценту английских высших классов Элеонор. Они перестали хохотать только у ворот дома Катерин.

Ее сердце стучало так громко, что она боялась, Жан-Клод услышит. Чугунные ворота распахнулись, и тут она заметила, что в комнате Томми все еще горит свет. Это, несомненно, помешает Жан-Клоду пойти дальше, чем выпить рюмку на посошок. То, что Томми в такой час не спал, грозило новыми проблемами. Последнее время он вел себя прекрасно, просто идеальный сын. Возможно, она приняла желаемое за действительное?

Пока Катерин возилась с ключами, Жан-Клод стоял у входной двери. Взял ее за руку и тихонько сжал.

– Значит, мы встретимся в пятницу. Вам нравится Палм-Спрингс, Китти?

– Я обожаю Палм-Спрингс, – прошептала она.

– Вот и хорошо.

Он нежно поцеловал ее в губы и снова прошептал:

– Вы самая прекрасная. – Сел во взятую напрокат машину и уехал.

Катерин слегка разочарованно смотрела ему вслед. Но зачем горевать, пятница – это послезавтра. Она может подождать, а пока ей следует заняться сыном.

Китти почувствовала беду, только подойдя к двери Томми. Рэп-музыка внутри звучала оглушающе. Она громко постучала, но он явно не услышал стука. Толкнув дверь, она вошла и увидела его, лежащего одетым на постели. Глаза закрыты, на щеках следы слез. Рядом с кроватью на полу – бутылки из-под пива, десятки оберток от конфет, а на груде грязных носков – целая перевернутая пицца. Комната выглядела так, будто там побушевал дикий зверь.

– Томми, что здесь происходит, черт побери?

Он не ответил, даже не открыл глаз, а дикая музыка продолжала сотрясать комнату. Она прошла к телевизору и выключила звук. Это подействовало, Томми зашевелился.

– Зачем выключила, мама? – Он открыл глаза, выражение их было злым.

– Томми, уже далеко за полночь. Тебе завтра в школу. Почему ты еще не спишь – что случилось?

Он посмотрел на нее с пьяной усмешкой и легонько икнул.

– А ничего, мам. Абсолютно ничего. Я в порядке. – Он говорил невнятно. Прищурившись, Катерин подошла к кровати. Он попробовал отвернуться, но она взяла его лицо в ладони и повернула к себе. Зрачки сузились до размеров булавочной головки, а на лице было какое-то странное, вялое выражение.

– Томми, – сказала она, стараясь скрыть панику. – Где ты был? Что ты делал?

– Я был с отцом. – Он упрямо отодвинулся от нее.

– В самом деле? И как он?

– Нормально, наверное. Но он живет в жутком свинарнике, мама. – Сын уставился на нее обвиняющим взглядом. – Как можно жить на те крохи, что ты ему даешь?

– Крохи? Да ты понимаешь, о чем говоришь, Томми? Мы с ним разведены. Мы все решили в суде. По справедливости.

– Ага, для тебя, но не для него. – Томми выпил глоток пива и взглянул на мать с вызовом. – Уж эти женщины… нельзя с ними жить… и убить всех нельзя. – Он хихикнул.

– Ты накурился, верно, Томми?

Его лицо приобрело обиженное выражение. Она встряхнула его за плечи.

– Отстань, мам, – заныл он.

– Не выйдет. Пока не скажешь правду. Тебе отец дал наркотики? – Его испуганные, настороженные глаза подтвердили, что она попала в точку.

– Ну и дал, и что? Подумаешь, один косячок.

– Один косячок? И все? Твой отец выздоравливает от тяжелой болезни и не только сам принимает наркотики, но и дает их тебе, и ты говоришь «и что»? Что с тобой происходит, черт побери, Томми?

– Ты слишком старомодная, мама. Шагай в ногу со временем! Курить травку ничуть не хуже, чем пыхтеть этими твоими любимыми «Мальборо». – Он снова включил телевизор на полную мощность. – Спустись на землю, мам. Все ребята теперь курят – все, и, что бы ты тут ни говорила, это не остановит ни меня, ни кого другого.

Она понимала, что бесполезно спорить с пьяным и одуренным наркотиком человеком, даже если это твой сын.

– Ладно, Томми. Похоже, мне не помешать тебе делать то, что делают другие ребята, – пробормотала она. – Но одно я тебе скажу. Мне никогда не приходилось встречать человека, который колется, нюхает или курит травку, или как ты там это называешь, и у которого мозги бы работали нормально. Наркотики разрушают твой мозг, Томми, высушивают его.

Ее слова его нисколько не обеспокоили. Он откусил кусок пиццы, запил его пивом и пробормотал:

– Спокойной ночи, мам, увидимся утром. – Но глаза его не отрывались от экрана.

Она тяжело поднялась к себе в спальню, но тут ее мысли вернулись снова к Жан-Клоду и Палм-Спрингс.

Она займется Томми после уик-энда. На эти два дня она выкинет все свои проблемы из головы.

– И ничто меня не остановит, – тихо пообещала она самой себе, расчесывая волосы. – Теперь меня ничто не остановит.

Белое бунгало Квентина в Палм-Спрингс располагалось немного в стороне от Боб-Хоуп-Драйв. Оттуда открывался прекрасный вид на поле для гольфа, покрытое густой зеленой травой, и дух захватывающую панораму гор Джасинто с алыми вершинами. Жан-Клод и Китти приехали после обеда в жуткую жару, и он предложил немедленно поплавать.

– Здесь нет прислуги, – сказал он ей. – Домик крошечный, но Квентин любит, чтобы ему никто не мешал, да и я тоже.

«И я тоже», – подумала Катерин, раздеваясь в забавной спальне в стиле пятидесятых годов. На стене висели очаровательные индейские офорты, а деревянные полы были прикрыты выцветшими коврами атцеков.

Из двух спален бунгало Жан-Клод отдал Катерин большую. Он занес в спальню свой саквояж, потом отнес на кухню несколько пакетов с продуктами, до того стоявших у черного хода.

Катерин натянула гладкий черный купальник и скорчила гримасу, взглянув на себя в полный рост в зеркало.

– Слишком жирна, – пробормотала она. – Садись-ка на диету, детка, иначе Гейб снова вызовет тебя на ковер.

Она швырнула на постель последний сценарий. Он был в желтом переплете, на котором было напечатано: «Семья Скеффингтонов № 106. Кто виноват?»

Ей обязательно нужно прочесть сценарий за уик-энд, но голова была занята Жан-Клодом. Она понимала, что сосредоточиться не сможет. Катерин почувствовала, как встают дыбом волоски на ее руках в предвкушении, и, несмотря на жару, по телу пробежала дрожь.

Она слышала, как он напевает в кухне, раскладывая продукты по полкам.

«Он здорово аккуратный, – подумала Катерин. – Ему бы женой быть. То, чего мне не хватает».

Катерин никогда не любила домашнюю работу, и к тому же теперь даже визит в ближайший мини-маркет заканчивался небольшим столпотворением, так что она редко заходила на кухню, а уж готовила и того реже.

Бассейн зазывно поблескивал под испепеляющим полуденным солнцем, его мелкий конец частично находился в тени больших пальм. Дворик был ухожен, кактусы росли стройными рядами, мебель на веранде старая, но чистая, а матрацы на двух шезлонгах покрыты сверкающей белизны полотенцами.

Их двери кухни вышел Жан-Клод в голубых плавках, в руке он нес поднос с напитками. Плавки удачно подчеркивали его великолепную фигуру.

– Voila. – Он поставил поднос на столик и подал ей пластиковый стакан, украшенный черешней.

– Любимый напиток мадам. Шампанское и персиковый сок.

Он что, ничего не забывает? Она мельком упомянула у Бетти, что любит коктейль «Беллини», и вот он, пожалуйста, смешанный из марочного шампанского «Крюг» и только что выжатого сока. И как он умудрился сделать все за десять минут?

– Тут местная женщина приходит и делает все, что потребуется. – Он усмехнулся. – Очень послушная.

– А вам такие женщины нравятся?

– Нет, мне нравятся женщины задорные, очень умные и очень красивые. Вроде вас. – Он стоял очень близко, возвышаясь над ней, поскольку она сняла туфли. Склонив голову, он зарылся лицом в ее волосы. – Вы пахнете радугой, – прошептал он. – Радугой и ирисом.

– То, что я больше всего люблю, – сказала она, пробуя коктейль и думая, что ведь радуга не пахнет – во всяком случае, насколько ей было известно. – Самый вкусный коктейль, какой я когда-либо пила. Вы все так хорошо делаете?

– Почти все. – Он поднял стакан. – Вам это еще предстоит выяснить.

Она оглядела маленький теннисный корт.

– Полагаю, вы и по теннису спец?

– Испытайте меня, – улыбнулся он. – Я обожаю соревноваться.

– Я тоже.

Катерин ощущала удивительную легкость в голове под действием коктейлей и Жан-Клода; она было отошла за сигаретой, но он предложил ей свой портсигар, и она снова заметила надпись: «Схожу от тебя с ума».

– Хотите знать, кто мне его подарил? – спросил он. Она улыбнулась и отрицательно покачала головой.

– Лучше не надо.

У Катерин хватало ума никогда не спрашивать у мужчин об их прошлой любовной жизни. Она не хотела знать имена, даты и события. Ревность – бесполезное чувство; важно только то, что происходит сейчас. Она не смогла сдержаться и не поднять руку к его лицу, когда он давал ей прикурить. Она чувствовала его мужской, терпкий, сильный, но чистый запах. Его недавно выбритая щека оказалась гладкой, и его зеленые глаза не отрываясь смотрели на нее. Он мягко взял из ее рук стакан и поставил на столик. Затем еще более мягко притянул ее к себе.

Все исчезло вдали – смех на соседних участках и звуки концерта Моцарта для кларнета, который Жан-Клод поставил на стереопроигрыватель. Катерин слышала лишь стук своего сердца. Их губы встретились. Она целовалась сотни раз перед камерой, но сейчас все было иначе. Первое нежное прикосновение к любимому. Мягкое, ласковое, податливое, но полное страсти и чувственности, которые Катерин полностью была готова отдать ему. Она родилась, чтобы принадлежать ему. Скоро она будет его.

Он овладел ею на мягкой траве рядом с бассейном, там, где пальмовые листья защищали их от палящего солнца.

Катерин часто думала, что с сексуальной точки зрения она женщина простая. В отличие от своих подруг она не любила эротическую акробатику и все виды садомазохизма. Она верила в старомодные вещи – верную, настоящую любовь. Пока Жан-Клод изучал ее тело своим, дразнил и возбуждал ее губами и языком, она ощутила взрыв такой чувственности, что не смогла сдержать дрожь. Еще она ощутила всепоглощающую любовь. Много лет она притворялась, что ей она не нужна, что она ее не хочет. Но теперь, в этот роскошный полдень в Палм-Спрингс, она поняла, что ошибалась. Вот так все и началось.

Эти два длинных, ленивых дня они были поглощены друг другом.

Для Катерин такая безумная страсть была внове. Она обнаружила, что природа щедро одарила его как мужчину и что он обожает заниматься любовью. Он не старался угодить Катерин, это получалось у него естественно, как дыхание. Снова и снова он уводил Катерин с собой в незабываемо-чувственные путешествия, уверяя ее, что он так же, как и психолог Уильям Рейх, верит, что высшая точка в страсти – оргазм.

– Похоже, ты не устаешь проверять эту теорию на практике, – заметила Катерин, начавшая тоже в это верить.

– Для меня заниматься с тобой любовью так замечательно потому, что я начинаю серьезно в тебя влюбляться.

– Так скоро? – Ей не хотелось покидать его объятия.

– Нам на роду написано быть вместе, – прошептал он. – Это судьба, Китти.

Эти магические два дня Катерин испытывала такую гармонию с Жан-Клодом, какой у нее не было ни с одним другим мужчиной. Он воплощал все, что она мечтала иметь в любовнике. Нежный, романтичный, сексуальный, умный, ласковый, чувственный, страстный – воплощение всех мужских достоинств. Что касается его, то он признал, что, хотя у него и были романы, влюблялся он редко.

Четыре года Катерин одна стояла у штурвала. Принимала решения, устраивала свою карьеру, руководила домом, занималась Томми и несла ответственность за все. Но, несмотря на такое свое положение, чувствовала себя уязвимой. В этом была виновата ее чрезмерная известность, она это понимала. Ей почему-то казалось, что Жан-Клод был послан, чтобы спасти ее. Она не сомневалась, что влюблялась в него.

Во вторую ночь, когда они в объятиях друг друга в полудреме смотрели «Ребекку» из серии классических американских фильмов, Катерин услышала снаружи шум. Такое впечатление, что открыли кухонную дверь. Она еще раньше заметила, что бунгало Квентина совсем не защищено от вторжений, но, погруженная в свой новый любовный роман, она решила забыть об этом. Теперь она быстро нажала кнопку дистанционного управления, убавляя звук, и прислушалась. Она четко расслышала шаги в гостиной. Жан-Клод тоже услышал их. Он тихо скользнул с постели, подошел к двери и прислушался.

– Позвонить в полицию? – одними губами спросила она, но он отрицательно покачал головой.

Обернув полотенце вокруг талии, он открыл дверь спальни и крадучись прошел по короткому коридору, ведущему в гостиную. Накинув халат, Катерин на цыпочках подошла к двери, чтобы посмотреть, где Жан-Клод.

В гостиной было темно, но лунный свет из открытого окна позволял четко видеть силуэты двух мужчин. Она затаила дыхание. Безумие какое-то. Почему он не вернулся в спальню, не запер дверь и не позвонил в полицию? Жан-Клод направил мощный свет карманного фонаря прямо в лица грабителей. Подростки, вряд ли старше Томми. Они замерли, как кролики в свете автомобильных фар. Голос Жан-Клода прозвучал в тишине как удар хлыста.

– Убирайтесь отсюда немедленно к такой-то матери! Иначе я всажу вам по пуле в коленные чашечки.

Жан-Клод держал в руке «люгер». Большой, черный, страшный пистолет. Откуда он взялся, мельком подумала Катерин.

– Встаньте. Положите руки на голову. Считаю до трех, за это время вы должны отсюда убраться. – Жестким голосом Жан-Клод напоминал сержанта на плацу.

Мальчишки повернулись. Один держал в руке нож, который тут же уронил. Он со звоном покатился по каменным плиткам. Другой неожиданно увидел в дверях Катерин.

– Мать твою, да это же Гадюка, – выдохнул он.

– Черт! – сказал другой парень. – Ведьма. Давай скорее сматываться.

С воплем ужаса воришки ломанулись через открытое окно, оставив добычу лежать на полу.

– О Господи. – Катерин без сил упала на диван. – Тебя могли убить.

– Не мели ерунды, – резко произнес он и, нахмурясь, оглядел разбитое окно. – Не много найдется желающих, в том числе и грабителей, пошутить вот с этим. – Он положил пистолет на стол.

– Господи, я ненавижу эти штуки, – заметила Катерин, глядя на пистолет.

– Они – неизбежное зло, cherie. – Он закрыл окно, проверил задвижку и поднял с пола пакет для мусора, наполненный камерами и всякими мелочами, которые мальчишки успели нахватать. – Не волнуйся, cherie, они обыкновенные наркоманы. – Он обнял ее, чтобы успокоить. – Просто накурившиеся дети, которым срочно потребовались деньги.

– Но они могли быть опасны.

– Да нет, если знать, как с ними обращаться. Большинство людей повинуется команде. Слушаются более сильного, особенно если он держит в руке это. – Жан-Клод жестом показал на пистолет. – Мне думается, пора вернуться в постель, как ты полагаешь?

– Да, я именно так и полагаю, – прошептала она в ответ.

На следующей неделе Жан-Клод переехал в комнату для гостей в доме Катерин вместе с двумя чемоданами, портативным компьютером и закрытым на ключ кейсом. Китти не сомневалась, что именно этого ей хочется, равно как и Жан-Клод был уверен, что поступает правильно, однако Томми никакого энтузиазма не проявил.

– Мам, зачем нам в доме этот мужик?

– Потому что он мне нравится. – Катерин собиралась в гардеробной, опаздывая на студию, а Томми болтался без дела, вместо того чтобы отправляться в школу.

– Я рассказал папе, – обиженно заявил он.

– Что ты ему рассказал? – Она пыталась расчесать волосы, спутавшиеся во время любовных игр. Они занимались любовью три или четыре раза за ночь, причем с бесконечными вариациями. Ее лицо раскраснелось, глаза сияли, она явно выглядела как влюбленная женщина. Любая женщина бы догадалась, но не ее сын. – Что сказал отец?

– Он назвал тебя девкой.

– Очаровательно!

Катерин вспомнила о бесконечных чеках, которые она в последнее время подписывала для своего бывшего мужа. Джонни делали химиотерапию несколько раз в неделю, и ему были необходимы дорогие лекарства. Деньги, казалось, текли рекой, так что меньше всего Катерин нуждалась, чтобы Томми учил ее жить.

– Тебе уже шестнадцать, Томми, – твердо сказала она. – Пора тебе понять, что у твоей матери может быть своя жизнь.

– У тебя уже есть своя жизнь – на студии. Тебя, кроме этого, ничто не колышет.

– Если Жан-Клод стал здесь жить, это вовсе не значит, что я люблю тебя меньше, чем раньше! – Она попыталась обнять сына, но он уклонился и начал перебирать ее флаконы с духами. Казалось, что он на взводе больше, чем обычно, и она заметила, что глаза его чересчур блестели.

Восемь часов, а в девять ей надо быть на студии.

– Слушай, мне надо лететь, а тебе пора в школу. Поговорим вечером.

– Да ладно, мам, – угрюмо сказал он и вышел из комнаты.

Катерин печально уставилась на туманный горизонт Беверли-Хиллз.

– Pauvre petit chou. – Ласковый голос заставил ее повернуться. В дверях стоял Жан-Клод. – Похоже, у тебя проблемы, cherie!

– Похоже.

Он с улыбкой протянул к ней руки, и она подошла к нему. В его объятиях она казалась себе непобедимой, никого и ничего не боялась. – Я не могу ничем помочь, cherie? – Он гладил ее волосы, которые сегодня настолько ее не слушались, что казались живыми.

– Нет, спасибо, милый, – пробормотала она. – В этой битве мне придется сражаться в одиночку.

Занятая любовью, Катерин не успела прочитать сценарий на следующую неделю. И только теперь, войдя в комнату с сияющим от счастья лицом и увидев расстроенную Бренду, она узнала, что ее ждет.

– Они с тобой разделались, – мрачно объявила Бренда.

– Разделались? Что ты имеешь в виду?

– То, что говорю. Читай сама. Они тебя убивают. Ты умираешь, детка, вот как раз в этой сцене. Читай и рыдай. – Бренда открыла сценарий на последней странице и громко прочла: «Джорджия говорит: «Никогда тебя не прощу. Никогда – гореть тебе за это в аду». Джорджия умирает. Взломщик, лица которого мы не видим, тихо смеется и закрывает дверь. Безжизненное лицо Джорджии крупным планом. Конец».

– Поверить невозможно, – сказала Катерин.

– Придется. Я прочла сценарий еще вчера вечером, но не позвонила, не хотела портить тебе уик-энд.

– Ты со Стивом говорила?

– Да, я ему позвонила, спросила, правда ли это или просто еще одна ложная тревога.

– И что он сказал?

– Он сказал, они тебя убивают. Они все одинаковые, эти мыльные оперы. Каждый сезон у них кто-то висит на скале, а кто-то собирается умереть. Чтобы актеры слишком не жадничали, когда будет обсуждаться контракт на новый сезон.

Катерин тяжело уселась на продавленный диван.

– Просто не верю. Вроде бы зрители действительно любили меня. Слушай, позвони Гейбу. Скажи, мне надо с ним увидеться.

Раздался неизбежный стук в дверь.

– Шевелись, Китти. Тебя ждет парикмахер, бегом!

– Шоу должно продолжаться. – Катерин сжала зубы. – Тот, кто сказал, что хуже шоу-бизнеса может быть только шоу-бизнес, был прав.

Позже Бренда сообщила ей, что обоих продюсеров нет в городе.

– Замечательно, – заметила Катерин. – А с агентом моим говорила?

– Он должен мне перезвонить. Он был на совещании.

– Черт побери, – взорвалась Катерин. – Какого черта тут вообще происходит? Меня убивают, я не могу связаться со своим агентом, в жизни все идет наперекосяк, а всем вроде глубоко плевать.

Зазвонил телефон, она взяла трубку и рявкнула:

– Слушаю.

– Cherie, у тебя все в порядке?

– Ох, Жан-Клод. Господи, здесь все идет кувырком, дорогой. Обо всем расскажу вечером. Сейчас не могу разговаривать.

Снова постучал Чарли.

– У тебя три минуты на волосы и потом на площадку, Китти, – заорал он.

– Ладно! Ладно! – Она напялила на голову идиотскую шляпку и рванулась в соседнюю комнату к парикмахеру.

Рядом в кресле сидела Элеонор с довольной ухмылкой на лице.

– Доброе утро, Китти, дорогая, хорошо провела выходные? – с милой улыбкой спросила она.

Китти уставилась на нее, а команда тем временем занялась ее волосами и шляпой. Бекки дергала за ворот ее кусачего костюма.

– Замечательно, – коротко сказала она. – Просто чудесно.

– Я так рада, дорогая. Я ужасно desolee, что ты покидаешь нас, cherie. – Ее плохой французский акцент напомнил Катерин, что она была с Жан-Клодом на вечеринке у Джейка несколько месяцев назад. Надо будет его об этом спросить. – Но радостно, что Донна Миллс теперь появляется в качестве твоей давно потерянной сестры.

– Что же, всех не завоюешь, – заметила Катерин с легкостью, которой не испытывала.

– А я всегда думала, что ты это можешь, – проговорила Элеонор, блестя чересчур накрашенными глазами.

Катерин встала, одергивая свою излишне узкую и излишне короткую юбку, и пошла вниз на площадку, где ее уже ждал магический свет софитов.

«По крайней мере, у меня есть Жан-Клод», – подумала она.

В один из перерывов к ней подошел Чарли.

– Тебя к телефону, Китти. Твоя мама.

Катерин вздохнула и взяла трубку, лежащую на складном столике рядом с буфетом, обслуживающим съемочную группу.

– Привет, мама, как ты там?

– У меня все нормально, Кит-Кэт, если не считать астмы. Но я сейчас принимаю новое лекарство, так что у меня в последнее время нет приступов.

– Это хорошо, мама, я рада.

Чарли дотронулся до ее плача и одними губами произнес:

– Пора, Китти.

Она кивнула, отлично понимая, что остановить разошедшуюся мать невозможно.

– Так и кто же это такой, этот Жан-Клод Вальмер, или как его там? – спрашивала она. – На этот раз серьезно, Кит-Кэт?

Катерин вздохнула и улыбнулась.

– Да, мама, это серьезно, во всяком случае, я так думаю. Он – самое лучшее, что произошло со мной за долгие годы.

– Ладно, тогда я подержусь за тебя за дерево, дорогая. Будь осторожна. Ты же знаешь, ты никогда не умела обращаться с мужчинами. Если он так замечателен, не упусти его.

– Не упущу, – решительно пообещала Катерин.

В ту ночь Катерин поведала все свои горести Жан-Клоду. Рассказала о своих финансовых и налоговых проблемах, о своем продюсере, который, по ее убеждению, ее обворовывал, о Воне, заменившем Педро, невозмутимом молодом китайце, которого Томми за глаза звал «Суп», об обидах Томми и своем чувстве вины и о больном бывшем муже, чьи постоянные требования денег оставили ее практически без гроша.

Закончив повествование, она едва не расплакалась. Прижалась к Жан-Клоду, а он обнимал ее и утешал.

– Ни о чем не беспокойся, cherie, я тебе помогу, моя дорогая. Я решу за тебя все твои проблемы. Обещаю.