Я постучал в дверь номера на верхнем этаже центральной башни «Билтмора» и услышал грудное контральто Нэнси Оукс де Мариньи:

— Не заперто... Заходите.

По-видимому, гибель отца не заставила графиню ужесточить меры по обеспечению своей безопасности.

Я зашел в номер и обнаружил в современной, в пастельных тонах гостиной Нэнси де Мариньи — в белом трико и пуантах. Ее стройная, с развитыми формами фигура замерла напротив меня, причем одна нога повисла в воздухе, кончиками пальцев указывая в мою сторону.

Но это не был новый способ здороваться: она всего лишь отрабатывала какое-то па. Одной рукой она держалась за персикового цвета кресло, на которое предварительно свалила кучу толстых телефонных книг для равновесия. Видимо, кресло служило ей вместо балетного станка. Другая, свободная рука грациозно зависла в воздухе.

Совсем не накрашенная и с кое-как заколотыми волосами, она была похожа на восхитительную маленькую девочку — впрочем, она и была маленькой девочкой, женщиной-ребенком девятнадцати лет. Похожее на купальный костюм, белое трико обтягивало ее стан; на ногах были белые колготки. Трико оставляло открытыми ее руки и грудь чуть ниже допустимого.

— Не возражаете, если я продолжу свои упражнения? — сказала она. — Если я пропущу хоть один день, мне влетит от мисс Грехэм.

— А кто это, мисс Грехэм?

Она повернулась ко мне, взмахивая ногой.

— Марта Грехэм, моя учительница танцев. Я занимаюсь ими в Мэне.

— Понятно.

— Но сейчас я собираюсь быть с тем, с кем я должна быть: с моим мужем.

Я снял с головы шляпу.

— Миссис де Мариньи, примите мои соболезнования по поводу смерти вашего отца.

— Благодарю вас, мистер Геллер.

Черт, как неловко я себя чувствовал. Ее нога снова указывала на меня, и я не мог понять, какого дьявола я здесь делаю!

— Не возражаете, если я закрою дверь? — спросил я. — Боюсь, как бы кто-нибудь из репортеров не узнал вас и не начал преследовать в погоне за «жареным».

Теперь она стояла на коленях.

— Валяйте. Но я все равно записалась под вымышленным именем. Никто не знает, что я здесь.

Я все-таки закрыл дверь на щеколду.

— Кстати... откуда вы меня знаете? И как вы меня нашли?

— Что касается первого вопроса, управляющий отелем показал вас, по моей просьбе.

Несмотря на то, что она говорила не прекращая упражнений, казалось, она совсем не задыхалась, хотя крошечные капельки пота выступили у нее на лбу, блестя как бриллианты.

— А второй вопрос... Мистер Геллер, «Британский Колониальный Отель» принадлежал моему отцу. Вы оставили в нем свой временный адрес — отель «Билтмор», Майами.

— И правда. Но откуда вы вообще меня знаете? Что вы еще знаете обо мне?

— Вас наняли, чтобы запачкать Фредди, — спокойно сказала она. Таким тоном она могла бы сказать и «Асторы пьют у нас чай сегодня».

Я не знал, что ответить. Она повернулась ко мне своим хорошеньким задом, вытягивая ногу к противоположной стене.

— Мне сказал о вас мистер Хиггс, адвокат моего мужа, — продолжала она. — Это вы дали показания о том, что Фредди был около «Вестбурна» во время убийства.

— Да, но...

— Не могли бы вы оказать мне услугу?

— Конечно.

— Сядьте в это кресло. Мне нужно заняться растяжкой; эти книги — вряд ли надежный противовес.

Я вздохнул, подошел к креслу, сдвинул в сторону телефонные книги и сел в него. Она смотрела прямо на меня своими темными глазами, живыми и наивными, как у четырехлетнего ребенка.

— Дядя Уолтер признался, что он нанял вас, — сказал она.

— Дядя Уолтер? А, Фоскетт, адвокат?

Сидя в кресле, я был намного ближе к ней и мог слышать, что она все-таки тяжело дышала — все же немного запыхалась.

— Точно, — сказала она. — Я виделась с ним вчера, на похоронах.

— Но вы же вчера были здесь?

— Похороны были утром, а я прилетела сюда вечером.

— А, понятно. — Но на самом деле я ничего не понимал.

— Я хочу оказаться вместе с моим мужем как можно скорее, но сначала мне нужно было связаться с вами. Я улетаю в Нассау сегодня в полдень.

— Значит, вы уверены в том, что ваш муж невиновен?

— Нет никаких сомнений. — Ее лицо не дрогнуло, когда она говорила это. Похоже, у нее и правда не было сомнений. Но когда миссис де Мариньи, глядя на меня, поочередно наклонялась то к правой, то к левой ноге, я заметил, что она нервничает. — Понимаете, мистер Геллер, хотя я и не изучала психологии, я знаю человеческую природу. Я жила с Фредди... Может, он и не идеален, но он — мой муж, и он — не убийца.

— Похвальное отношение к супругу.

— Спасибо. Я хочу, чтобы вы выполнили для меня одну работу.

— Работу? Какую работу?

— Доказали, что Фредди невиновен, конечно. Не хотите ли чашечку кофе? Или сок? Я думаю, даже мисс Грехэм признала бы, что сегодня я потрудилась на славу.

Она указала мне на место у окна, выходившего на лужайку для гольфа, и я в одиночестве уселся за резной деревянный столик в форме большой морской раковины и принялся за кофе, который она налила из серебряного кофейника.

Она исчезла и через минуту появилась в белом махровом халате, надетом поверх своего гимнастического костюма, улыбнулась многомиллионной улыбкой и сказала:

— Может, хотите позавтракать? У меня здесь есть кое-что.

— Нет, спасибо, я уже поел.

В руке у нее был стакан с соком. Она выглядела очень уверенной, спокойной, но это была лишь маска. Белки ее глаз покраснели, как у Марджори Бристол. Вчера она напоминала Мерле Оберон; сегодня я подумал о Джине Тьерни.

— Ваша подруга, Салли Ранд, очень талантлива, — заметила она.

— Я знаю. Странно только, что многие этого не замечают.

— Классно танцует. — Ее улыбка тоже была уверенной, но я почувствовал неуверенность в голосе. — Так что, мистер Геллер, беретесь за это дело?

— Нет!

Ее глаза вспыхнули.

— Нет?

— Нет. Это невозможно, миссис де Мариньи. Я же... свидетель обвинения!

Она недобро улыбнулась:

— Ну и что? Так даже лучше.

Я пожал плечами.

— Вообще, по-моему, неплохая идея — нанять частного детектива для работы вместе с этим адвокатом... Хиггсом. Честно сказать, я не впечатлен методами, которые применяют полицейские — как нассаусские, так и те, импортные, из Майами.

Она сверкнула глазами.

— Мне тоже известно об их методах.

Откуда? Я не мог этого понять, но не стал спрашивать. Вместо этого я сказал:

— Поверьте, я очень хочу помочь вам, но...

Она опять окинула меня своим немигающим взглядом.

— Мистер Геллер, я говорила с человеком, который рекомендовал вас моему отцу, вашей старой знакомой — Эвелин Уолш Маклин. Она очень тепло отзывалась о вас и уверяла меня, что вы — как раз подходящий человек для этой работы.

Эвелин. Имя из прошлого. Одна из королев вашингтонского высшего света, владелица знаменитого проклятого «Алмаза надежд». Она поддержала меня во время того злосчастного расследования дела Линдберга. Мы расстались довольно прохладно, но — странная штука: через столько лет я был рад слышать, что я прощен.

— Она сказала, что вы распутали дело Линдберга, — продолжала Нэнси де Мариньи.

— Да, тогда для всех все закончилось замечательно.

Ее улыбка стала задумчивой, глаза заблестели.

— Как странно... Ведь это — одна из причин, почему папа переехал жить на Багамы.

— Какая причина?

— Киднеппинг.

— Что?

Она грустно засмеялась.

— Я знаю, все думают, папа переехал в Нассау только для того, чтобы не платить огромных канадских налогов. Я уверена, это только отчасти так. Дело в том, что после похищения ребенка Линдберга папа получил несколько писем... Его шантажировали... Угрожали, что если он не заплатит, я буду следующей. Мы тогда жили у Ниагарской водопада... примерно в той же части страны, что и Линдберги. Отец и мама Дружили с ними, мистер Геллер. И я помню, потом два года меня охраняли вооруженные люди. Конечно, это относительно недолго — два года, — но теперь мне кажется, я провела все детство в компании вооруженных охранников.

Я просто не знал, что и сказать, поэтому лишь понимающе кивнул.

— Папе сказали, что в Нассау даже самый богатый человек в мире может спокойно спать с открытыми дверями.

Только теперь она наконец заплакала.

Достав из кармана халата бумажную салфетку, она приложила ее к глазам. Я поднялся, подошел к ней и дотронулся до ее плеча. Немного погодя она кивнула, жестом показывая, что ей уже лучше, и попросила меня снова сесть.

Я сел.

— Миссис де Мариньи... Я действительно хотел бы вам помочь...

Но на самом деле я не хотел — ну, может, только чуть-чуть. Все, что я действительно хотел — как можно скорее вернуться назад, в Чикаго. Я уже получил свою порцию видов пальмовых деревьев от Нассау до Флориды, и мне отнюдь не хотелось возвращаться в тропики, чтобы ссориться там с двумя тупоголовыми американскими копами.

— Так, значит, вы отказываетесь? — она в последний раз промокнула глаза.

— Да.

— В таком случае, мне придется поговорить с мистером Фоскеттом.

— Зачем?

— Ну... Вам придется вернуть десять тысяч долларов предварительного гонорара, которые заплатил вам отец.

— Что?

— По-моему, вы расслышали в первый раз, мистер Геллер.

— Но мы же договаривались, что это мои деньги...

— У вас есть письменный договор?

— Нет, но... Откуда вы узнали?

Она вежливо улыбнулась.

— Видите ли, управляющая домом моего отца, Марджори Бристол, — моя подруга. А у нее есть копия чека, который выписал вам отец.

Я ничего не сказал. Я был так ошарашен, что чуть не застонал.

— И, — весело продолжала она, — в его личном гроссбухе, куда он заносил все свои платежи, отмечено, что ваш ежедневный гонорар должен был составлять триста долларов. Он также отметил, что заплатил вам тысячу долларов авансом, за первый день. Вы столько и работали, разве не так, мистер Геллер?

Я кивнул.

— Но ведь там сказано, три сотни в день плюс расходы.

— И отлично. Если дело затянется, и вы отработаете свой предварительный гонорар, я буду платить вам по той же таксе. Триста долларов — это ведь максимум, сколько может заработать за день детектив, а?

Я вздохнул.

— Да.

— Значит... когда вы предпочли бы вернуться в Нассау?

Все, она победила. Ната Геллера, крутого парня, побила девятнадцатилетняя любительница танцев.

— Сегодня днем, — ответил я.

— Чудесно! — она достала что-то из кармана халата. — Вот ваш билет... Ваш номер в «Б. К.» ждет вас.

Она имела в виду — в «Британском Колониальном». Я молча взял билет, а она опять принялась за свой сок, глядя в окно, на лужайку. Гордясь собой.

— Миссис де Мариньи...

— Нэнси. — Она улыбнулась, довольно искренне на этот раз.

— Нэнси. Зовите меня Нат, Нэнси. А откуда вы узнали, что полиция проваливает расследование? Это адвокат графа, Хиггс, сказал вам?

Она отрицательно покачала головой.

— Я пообщалась с этими детективами из Майами. Я недоверчиво покосился на нее.

— С Баркером и Мелченом? Когда же?

— Они вчера прилетели в Мэн... Они без приглашения явились на похороны, мистер Геллер.

— Не может быть! Явились на похороны?

Они действительно явились туда, а потом проследовали за Нэнси и ее матерью в ее спальню, где леди Оукс разрыдалась от горя. Именно этот момент они выбрали, чтобы сообщить Нэнси и леди Оукс во всех отвратительных подробностях как, по их мнению Фредди де Мариньи совершил убийство...

Она была неподдельно рассержена, рассказывая мне все это. В ее карих, полных слез глазах было больше негодования, чем печали.

— Тот высокий, представительный, волосы с проседью...

— Баркер, — подсказал я.

Она кивнула.

— Баркер. Он сказал маме... встал у изголовья кровати и сказал ей, что Фредди оторвал от забора у дома деревянный кол и оглушил им отца... Этот Баркер поднял руки, показывая, как он это сделал!

— Боже. Как же это перенесла ваша мать?

— Она — очень, очень сильная женщина, но с ней случилась истерика. Ее врач предложил им прекратить рассказывать, но мама сквозь слезы кричала им, чтобы они продолжали.

— А как вы выдержали это?

Она сказала сквозь зубы:

— Я была взбешена. Они просто взбесили меня.

— Понятно. Продолжайте.

Ее глаза дрогнули, и на щеку капнула слеза.

— Потом Баркер сказал, что Фредди обрызгал папу, который еще был жив, инсектицидом из распылителя. А потом... поджег его, и только огонь привел папу в сознание, и он поднялся, «корчась в ужасной агонии»!

— Даже если это и было так, — сказал я, — Баркер — садист и идиот. Как он мог заставить вас и вашу маму пройти через этот ад?!

Она стала яростно трясти головой, словно пытаясь освободиться от кошмара этой истории.

— Я не поверила ни единому его слову. Я только все больше и больше приходила в ярость. Но это была холодная ярость.

— Я понимаю. Эти сукины дети оставили вас наконец в покое?

— Еще нет. Баркер нанес завершающий удар: он сказал, что четыре или пять отпечатков пальцев Фредди нашли в спальне у папы.

Я покачал головой.

— Я хочу быть честным с вами, Нэнси: это плохо.

Очень плохо.

Она тяжело вздохнула и кивнула.

— Присяжные просто обожают отпечатки пальцев.

— Но странная вещь, — сказала она, нахмурившись. — Другой детектив, толстый... с южным акцентом...

— Мелчен.

— Точно, Мелчен. Он сказал: «Серьезно? Отпечатки пальцев?» Было ясно, что он слышит о них впервые!

Я приподнялся в кресле.

— А что на это сказал Баркер?

Она пожала плечами.

— Он громко шикнул на него, и они быстро ушли. Мой смех звучал глухо.

— Они летели из Нассау в одном самолете; они вместе занимаются этим делом с самого начала, и все же Баркер даже не сообщил Мелчену, что он нашел отпечатки обвиняемого в комнате убитого!

Она казалась немного сбитой с толку.

— А что это значит?

— Две вещи. Одна огорчает: они решили повесить все на графа. А другая радует: оба — некомпетентные идиоты.

Но она все еще была смущена.

— Но... почему они хотят «подставить» моего мужа?

— Может, это — просто старая добрая полицейская некомпетентность. Хороший детектив собирает доказательства до тех пор, пока они не приведут его к подозреваемому. Паршивый детектив сразу находит «виновного» и собирает только факты, «доказывающие» его вину.

— И даже фальсифицируют доказательства?

— Иногда, — медленно сказал я. — У Фредди есть враги в Нассау?

Она невесело улыбнулась.

— Боюсь, даже больше, чем достаточно. Он не подчиняется ничьим правилам. Он — сам себе хозяин.

Этих шутов, Баркера и Мелчена, пригласил сам герцог. Как относился к нему ваш отец?

— Они были друзьями. Дэвид и Уоллис были частыми гостями в «Вестбурне». Даже жили гам несколько недель, когда только приехали в Нассау, а в Говернмент Хаус по указанию Уоллис совершались кое-какие переделки. Мои родители бывали на многих официальных приемах, где присутствовали и герцог с герцогиней. Папа и герцог часто играли друг с другом в гольф. И, конечно, у них были определенные общие деловые интересы.

— Например?

Она на секунду задумалась.

— Я точно не знаю. По-моему, папа, Гарольд Кристи и герцог заключали вместе какие-то сделки... да, и еще с ними был Аксель Веннер-Грен, он — шведский промышленник.

— Это тот парень, который купил яхту Говарда Хьючэса?

— Да, «Южный крест».

— Аксель Веннер-Грен! — Я снова привстал. — Ведь этот парень, кажется, нацист? Герцог и герцогиня как-то позволили себе рискованный поступок, совершив плавание на его яхте. Об этом много было в газетах — пару раз американские власти запрещали им пристать.

Но она покачала головой и улыбнулась, как будто я был ребенком, только что рассказавшим ей какую-то дикую небылицу.

— Аксель — нацист? Но это же нелепо. Он — очаровательный человек, Нат.

— Ну, если вы так считаете...

Одна ее бровь недоверчиво изогнулась.

— Послушайте, это правда, это на Багамах его на время войны занесли в черный список, но...

Я щелкнул пальцами.

— Вот видите! По подозрению в симпатиях к коллаборационистам, не так ли?

— Да, — поспешно ответила она. — Но это чушь.

— И где же теперь наш очаровательный Аксель, как теперь его фамилия?

— Он — Аксель, и вы же сами прекрасно знаете Куэрнавака. Он пережидает войну в одном из своих поместий.

Я улыбался.

— Так значит, здесь замешаны нацисты... Очень интересно.

— Нат! Оставьте эту мысль — я точно знаю: Аксель — не нацист.

— Откуда такая точность, миссис?

Ее пристальный взгляд снова сверлил меня.

— Папа не стал бы его другом, будь он нацистом. Поймите, хотя папа был очень аполитичен... как и большинство богатых людей, он считал себя выше политики... но он ненавидел нацистов. Да отец скорее связался бы с дьяволом! Он активно занимался нассаускими военными проблемами, а когда Гитлер объявил войну Англии, папа немедленно пожертвовал ВВС Британии пять «Спитфайеров». И он разрешил использовать свой аэродром...

— Хорошо, хорошо, Нэнси. Может, вы и правы. А как насчет парня по имени Мейер Лански? Когда-нибудь слышали о таком?

Она пожала плечами.

— Нет.

Я бегло описал ей его.

— Может, когда-нибудь кто-то похожий приходил к вашему отцу?

— Нет, никогда.

— А может, приходили какие-нибудь американцы... непохожие на тех, кто обычно имел дела с вашим отцом? Кто-нибудь... подозрительный. С телохранителями, например?

— Что, какой-то гангстер? Нет, вряд ли.

Я не хотел углубляться с ней в детали, но все равно мне было интересно, какую связь с убийством имел Мейер Лански? Прошлым вечером он задавал мне колкие и вполне компетентные вопросы. Настолько компетентные, что я подумал, не предупреждает ли он меня, чтобы я держался подальше от этого дела?

Стук в дверь прервал Нэнси. Я тоже поднялся и стоя допивал кофе, глядя на игроков в гольф и обдумывая возможное предостережение Лански, когда услышал голос Нэнси, а потом другой, более высокий голос. Вторая женщина была, очевидно, старше Нэнси, но обе говорили на повышенных тонах.

Я подкрался и осторожно выглянул за дверь. Конечно, это было не мое дело, но по натуре я — шпион. И по профессии тоже.

— Мама, — говорила Нэнси. — Но я не убежала!

Я же оставила тебе записку, где меня искать и под каким именем. Иначе бы ты просто меня не нашла верно?

Леди Юнис оказалась высокой, величественной, красивой и ужасно рассерженной женщиной. Она была чуть полновата, с властными широкими губами и не очень длинными пепельного цвета волосами. Одета, естественно, в черное, но слишком уж стильно: черное норковое манто, черная шляпка, черные очки и очень черные перчатки. Даже нейлоновые чулки — и те были черными.

— Не говори со мной таким тоном, — отрезала она. — Думаешь, мне нравится разыскивать тебя? Нанимать ни свет, ни заря самолет...

— Тебе вовсе не обязательно было разыскивать меня, мама. Я — совершеннолетняя, и я — замужняя женщина.

— В следующий раз напомни мне об этом. — И леди Юнис вынула из своей, тоже черной, сумочки белый (!) носовой платок. Она закрыла им лицо, а Нэнси принялась виновато похлопывать ее по плечу.

— Мама, — сказала она, кивая в мою сторону, — мы не одни...

Леди Оукс быстро отняла платок от лица и сняла солнцезащитные очки. Ее глаза, в которых еще горели искорки гнева, были прозрачнее голубого неба. В свое время она, наверное, могла дать Нэнси сто очков вперед по части внешности.

Как следует изучив меня, она почти без неприязни произнесла:

— Кто вы, молодой человек?

Забавное обращение. Ведь она была всего на пять или шесть лет старше меня.

Я сказал ей и выразил свое почтение.

— Вы — тот детектив, которого нанял мой муж, — сказала она и вдруг просияла. Она повернулась ко мне и протянула руку в перчатке. Я пожал ее, гадая, чем я обязан столь теплому приему. — Вы дали следствию чрезвычайно ценные показания против убийцы моего мужа, — сказала она. — И я хочу лично поблагодарить вас за это.

— Мама! Мистер Геллер теперь работает на меня. Он докажет, что Фредди невиновен.

Леди Оукс резко выпустила мою руку, как нечто отвратительное, но продолжала смотреть на меня тем же теплым взглядом.

— Не вижу в этом юмора, — сказала она.

— И я тоже, — признался я.

— Мистер Геллер, — сказала Нэнси, — получил десять тысяч долларов за слежку за моим мужем. Но я не хочу, чтобы он выходил из дела. Он проведет собственное расследование и докажет невиновность Фредди.

Леди Юнис улыбнулась быстрой иронической улыбкой.

— Должна ли я так понимать, — спросила она, обращаясь к нам обоим и попеременно глядя то на меня, то на Нэнси, — что ты хочешь оставить мистера Геллера у дел, чтобы он отработал те деньги, которые заплатил ему твой отец?

— Да! — возмущенно сказала Нэнси.

— У меня есть другая идея, — сказала леди Оукс. Она смотрела прямо на меня. — Я поговорю с нашим адвокатом, мистером Фоскеттом, и, думаю, мы решим вашу маленькую проблему, мистер Геллер.

— Подождите минутку! — сказал я. — Вы не можете обе запугивать меня одним и тем же адвокатом!

— Мама, — начала Нэнси, и обе стали спорить. Ни одна из них не кричала, но обе возбужденно говорили одновременно.

Я сунул два пальца в рот и издал такой свист, который заставил бы всю команду «Ринглинг Бразерс» замереть на месте.

Обе женщины вздрогнули и взглянули на меня.

— Есть предложение, — сказал я. Я посмотрел на Нэнси. — Ваша мама в чем-то права. Мой клиент в этом деле, в юридическом смысле слова, — ваш покойный отец.

Леди Оукс довольно улыбнулась и кивнула, подтверждая мои слова. Она крест-накрест сложила руки на своей груди почтенной матроны.

— Предположим, — сказал я леди Оукс. — Я стану работать на вашу дочь на следующих условиях: если я обнаружу улики, подтверждающие вину ее мужа, я не стану их скрывать. Они будут направлены представителям обвинения — прямо Генеральному прокурору.

Вдова одобрительно улыбалась, но Нэнси нахмурилась и сказала:

— Но...

— Иначе, — снова обратился я к очаровательной миссис де Мариньи, — получится конфликт интересов. Мне придется выступить против вашего отца, который все-таки мой клиент.

Нэнси задумалась над моей тирадой.

— Я уверена, что Фредди невиновен. Поэтому вы не станете раскапывать ничего, что можно было бы использовать против него.

— Вы так считаете? — спросил я.

— И вы будете отчитываться передо мной, — продолжала Нэнси. — Теперь я — ваш клиент.

— Да. Но — только с моим условием.

— Что ж... Оно мне подходит, — нерешительно сказала Нэнси.

— Оно подходит и мне, — вмешалась леди Оукс. Она посмотрела на свою дочь смягчившимся взглядом.

— Мы никогда не будем врагами, ты и я. Я защищаю своего мужа, а ты — своего. Я надеюсь, ты поможешь ему.

Теперь у Нэнси на глазах выступили слезы, она обняла свою мать, и та дружески похлопала ее по плечу. Пожалуй, несколько сильнее, чем обычно, но все-таки дружески.

— Все, что мне нужно, — сказал я. — Это чтобы старина Фоскетт сочинил письмо, подтверждающее, что я работаю за мой десятитысячный гонорар. И еще в нем должно быть сказано, что когда я отработаю его, моя зарплата по-прежнему составит три сотни в день плюс расходы.

До сих пор улыбавшаяся леди Оукс нахмурилась.

— Решайте этот вопрос со своим клиентом сами, — она повернулась к дочери. — Увидимся в Нассау, дорогая.

И исчезла за дверью, оставив нас одних.