Перед ними раскинулась бесконечная накаленная солнцем Сахара, этакая сковородка, на которой вполне мог поджариться маленький караван верблюдов. Во главе процессии двигался верхом О'Коннелл, за ним Эвелин, а чуть позади ее брат и самовольно оставивший каирскую тюрьму ее бывший начальник Гад Хасан.

О'Коннелл воспринимал мерцающий под солнцем пейзаж как нечто величественное и вызывающее бла­гоговейный страх. Словом, как то место, к которому нельзя относиться легкомысленно. Сейчас копыта верблюдов ступали по твердой песчаной поверхности, усеянной камнями. Чем-то эти равнины напоминали бесплодные пространства американского юго-запада. Лишь кое-где однообразие нарушалось редкими кус­тиками местной версии обыкновенной полыни. Через день равнина могла смениться бесконечной чередой подвижных песчаных дюн с высокими барханами и глубокими долинами между ними. В любой момент мог налететь обжигающий ветер «сирокко», способ­ный своей удушающей жарой прикончить и людей, и животных.

Четырех мучимых блохами «кораблей пустыни» путешественники приобрели в караван-сарае одного из оазисов. Своим спасением люди были обязаны бе­дуинам, которых привлек ярко полыхавший в ночи огонь. Оазис представлял собой группу финиковых пальм, растущих по берегам неглубокого ручья, и был своеобразным центром торговли. О'Коннелл потратил большую часть ночи, препираясь с бедуинами по по­воду цены на верблюдов, примитивное лагерное обо­рудование и продовольствие (финики, галеты и мят­ный чай).

Джонатан, единственный, кто сохранил деньги, поначалу надоедал своим спутникам жалобами на слишком высокую цену «четырех шелудивых тварей». Наконец О'Коннеллу это наскучило. Он предло­жил в качестве платы отдать бедуинам сестру несговорчивого англичанина, и тот сразу утих.

– А заманчивое предложение, да? – не смог удер­жаться Джонатан.

– Действительно заманчивое, – подхватил О'Коннелл, увидев выходящую из шатра переодетую в синий восточный наряд Эвелин. Умело сшитый, он одновре­менно и подчеркивал достоинства фигуры девушки, и скрывал их от нескромных взглядов мужчин.

Начало их пути пролегало по зеленой долине Нила, напоенной запахом цветущего клевера. Но уже через несколько часов их верблюды ступали по твердой по­верхности каменистой пустыни. Все вокруг свиде­тельствовало о неутоленной многовековой жажде, владевшей этими землями.

Джонатан вполне уверенно держался на спине верблюда. Он, безусловно, был неплохим наездником, но его здорово раздражала раскачивающаяся верблюжья походка.

– Грязные животные! – жаловался он О'Коннеллу. – От них воняет, они кусаются и плюются. Ни­когда в жизни не встречал более омерзительных тва­рей.

Очевидно, Джонатан не подумал о Хасане, который ехал следом за ним. Потный и вонючий начальник тюрьмы, покачиваясь в седле, с жадностью пожирал финики. Он плевался косточками во все стороны ни­чуть не хуже верблюдов и совершенно не обращал вни­мания на жужжащих над его головой жирных мух.

– Что ты такое говоришь, – возразила брату Эве­лин. – По-моему, они просто очаровательны!

О'Коннелл догадался, что она имеет в виду верб­людов, а не начальника тюрьмы с его мухами.

Казалось, Эвелин наслаждается путешествием. Сейчас ей очень пригодились те уроки верховой езды, которые она брала чуть ли не в детстве. Девушка с лег­костью управляла животным и, чуть подпрыгивала в седле, заставила его поравняться с верблюдом О'Коннелла.

– Не обращайте внимания на моего брата, – заго­ворила она с Риком. – Он такой раздражительный. Видите ли, дело в том, что все его запасы виски остались на дне Нила.

– Прежде чем закончится наше путешествие, вздохнул, щурясь от яркого солнечного света, О'Коннелл, – боюсь, мы все станем раздражитель­ными.

– Лично мне очень нравится этот милый пей­заж, – бодро отозвалась Эвелин. – Неужели, глядя на него, вы не начинаете задумываться, а чего стоит вся эта возня вокруг так называемой цивилизаций? То есть я хочу сказать вот что. Мы находимся посреди необъятной бесплодной равнины. Неужели она не переполняет вашу душу смирением, не прогоняет прочь тщеславие из вашего сердца? Неужели вы не считае­те, что эти бескрайние просторы сродни самой Вселенной, где мы лишь крохотные песчинки?

– Я как раз собирался рассказать вам о том же.

Она улыбнулась, и на ее подбородке образовалась

очаровательная ямочка.

– Вы просто посмеиваетесь надо мной, мистер О'Коннелл.

– По-моему, вам уже пора называть меня просто Рик.

– Почему?

– Потому что меня так зовут.

Она чуть вздернула подбородок и придержала своего верблюда, чтобы снова запять свое место за верб­людом американца, успев заметить при этом:

– Но в таком случае, мистер О'Коннелл, мне при­дется разрешить вам называть меня Эвелин.

– Или, что еще ужасней, просто Эви, – усмехнул­ся Рик.

Девушка подарила ему в ответ скромную улыбку.

Примерно через час она снова поторопила своего верблюда и устроилась рядом с О'Коннеллом. Но те­перь ее бодрое настроение улетучилось. Она хмури­лась, и от этого на ее лбу появились морщинки.

– Я все время вспоминаю вчерашнее жуткое про­исшествие на пароходе, – начала девушка. – Эти страшные люди...

– Те самые разбойники с татуировками? Вы их имеете в виду?

– Ничего забавного я здесь не вижу. Мне кажется, они пытались остановить нас... и наших поисках.

– Как так?

– Их татуировки указывали на то, что эти люди принадлежат к древней секте и называются «медджаями». Но только все считали, что они давным-давно исчезли, вместе с культом.

– Каким культом?

– Ну... именно поэтому я и подумала, что они рас­считывали на то, что им удастся не пустить нас в Хамунаптру. Говорят, что как раз медджаи и охраняли Город Мертвых. Вообще о них практически ничего больше и не известно.

– Значит, вы полагаете, что мы можем встретить еще кого-нибудь из этих странных типов?

– Я не могу точно предсказать это, мистер О'Коннелл. Ведь те, которых мы встретили на пароходе, были первыми, кто повстречался людям в двадцатом веке... или в девятнадцатом, раз на то пошло... или в восемнадцатом... или...

– Я вас понял.

День тянулся своим чередом, и О'Коннелл обратил внимание на то, что настроение девушки продолжало портиться. Впрочем, то же самое он мог сказать и о себе. Дорога по бескрайней неровной пустыне выма­тывала людей, а качающаяся походка верблюдов де­лала путешествие вообще невыносимым. Неудиви­тельно, что путники почти не разговаривали между собой.

О'Коннелл понимал, что его маленький отряд по­гружается в апатию. Ближе к вечеру Рик заметил вда­ли небольшую горсточку пальм. Убедившись, что это ни мираж, он объявил, что там они остановятся но ночь.

Огромный багровый солнечный диск, разбрасывая по пустыне пурпурные и красные полосы света, опус­кался к горизонту. Постепенно вечерние тени густели, лишая путников возможности вдоволь налюбоваться этим восхитительным зрелищем. Удушающий раскаленный зной сменялся вечерней прохладой. К тому вре­мени, когда компания разбила лагерь, приятная све­жесть превратилась в ощутимый холод. Пресной во­дой путешественников обеспечил древний колодец – перекладина с длинной веревкой и ведром из козлиной кожи на конце. Привязав веревку к седлу верблюда О'Коннелла и заставляя животное отойти, путеше­ственники добыли достаточное количество воды.

– Теперь всем необходимо поспать, – объявил О'Коннелл, когда они уже сидели у костра, сложенно­го из пальмовых ветвей и листьев, и подкреплялись галетами, финиками и мятным чаем, сладким, слов­но сироп. – Мы снимемся с лагеря в час ночи, чтобы двигаться по холодку.

Это означало, что спать им остается всего несколь­ко часов, но никто не возражал. Сама мысль о путе­шествии под луной и звездами казалась очень привле­кательной после трудного пути под палящим солнцем.

Снаряжение, купленное у бедуинов, включало в себя четыре маленьких палатки, верблюжьи одея­ла и подстилки, которые легко превращались в удобные ложа. Однако, несмотря на это и на костер, под­держиваемый О'Коннеллом, холод ночной пустыни оказался весьма ощутимым. Кроме всего прочего, Рик выторговал у бедуинов четыре бурнуса и накид­ки с капюшонами. Сейчас они оказались как нельзя кстати.

Хотя О'Коннелл и усмехался про себя, слушая, ка­ким высоким слогом Эвелин говорила о пустыне, он вынужден был признать, что в ее словах есть доля правды. Бесспорно, пустыня привлекала своей бескрайностью, похожей на вечность, по сравнению с которой человеческая жизнь казалась бессмысленной. Пустыня дарила неповторимое чувство свободы и отвергала необходимость суетливой погони за сла­вой и богатством.

Только под темно-пурпурным, усеянным звездами шатром неба пустыни человек мог размышлять о веч­ности.

По крайней мере, О'Коннелл мог, чего нельзя было сказать о начальнике тюрьмы, раскатисто храпевшем в соседней палатке. Джонатан некоторое время вор­чал, возмущаясь этими звуками и ворочаясь с боку на бок, пока не захрапел сам. Занятый своими мыслями, Рик уже начал дремать, когда к нему в палатку вдруг вползла Эвелин.

– Простите, – начала девушка, – но холод сна­ружи собачий. Вы не будете против?

– Против чего?

– Чтобы свернуться калачиком... вместе. Обстоя­тельства, как вы заметили, весьма настойчиво требу­ют этого.

Рик нежно обнял Эвелин и привлек ее к себе. По­том целый час он упивался охватившим его чувством нежности и покоя, размышляя при этом, не стоит ли ее поцеловать, пока его не сморил сон. Ему и в голову не приходило, что Эвелин испытывала точно такие же чувства.

О'Коннелл проснулся около часа ночи и разбудил Эвелин. Он попросил ее удалиться в свою палатку, пока не встали остальные члены отряди, которые мог­ли бы неправильно истолковать происходящее. Потом Рик растолкал Джонатана и Хасана и посоветовал им не снимать бурнусов, когда они отправятся в дорогу. Путешественники сложили палатки и взгромоздились на верблюдов. Им предстояло совершить очередной переход через пески, блестевшие в лунном свете, словно слоновая кость.

Горячий и бежевый днем, мир Сахары превратил­ся ночью в голубоватый и холодный. О'Коннелл, как и накануне, занял место во главе каравана. Рядом с ним пристроилась Эвелин. Чуть позади бок о бок дви­гались Джонатан и Хасан. Последние тут же снова ус­нули и покачивали головами в такт шагу своих верб­людов, словно китайские болванчики. Их слитный храп привольно разносился над песками.

О'Коннелл не сводил глаз с девушки. Та была еще совсем вялой после непродолжительного сна. Каж­дый раз, когда Эвелин начинала сползать с седла в сторону, Рик приближался и, не будя, возвращал ее на место. Пользуясь тем, что девушка погрузилась в дремоту, О'Коннелл без помех любовался ею. Его восхищало ее нежное лицо и пухлые чувственные губы...

Бени не ошибся, характеризуя своего бывшего кап­рала. Рик действительно питал слабость к противо­положного полу. Но на этот раз им овладели совсем другие чувства. Это не было легким флиртом с целью достижения очередной победы. Теперь его подстере­гала опасность, самая страшная из тех, что может под­стерегать солдата удачи: он повстречал женщину, в которую мог влюбиться без памяти.

Но тут его глаза, скользнув по линии дальних барханов, обнаружили еще одну опасность. Группа кон­ных всадников двигалась параллельно их маленькому каравану, причем с той же скоростью и в том же направлении. Конечно, они были слишком далеко, чтобы О'Коннелл мог с уверенностью утверждать, да и луна давала не слишком много света...

...но все же Рику казалось, что руки и лица всадни­ков покрыты татуировкой. Совсем как у тех арабов, что напали на «Ибис» прошлой ночью. Неужели эти «тени в пустыне» и являлись теми самыми медджаями, о которых рассказывала Эвелин?

Не исключено, правда, что всадники принадлежали просто к одному из многочисленных кочевых племен, не представляющих для каравана шишкой угрозы. Слов­но опровергая тревожные предположения Рика, арабы неожиданно исчезли с бархана. Приближалось утро, рассветало, и больше О'Коннелл их не видел.

Ночная прохлада начала отступать, хотя солнце еще не поднялось над горизонтом. Как только обыч­ная для этих мест жара стала напоминать о себе, путешественники спешились. Они сняли бурнусы и вдоволь напились воды. Джонатан и Хасан, воспользовавшись короткой передышкой, тут же набросились друг на друга с взаимными обвинениями в невыноси­мом храпе. Каждый из них клялся, что не храпел ни­когда в жизни.

Вскоре маленький отряд возобновил свой путь. Те­перь караван двигался по подножью длинной и высокой песчаной гряды, защищавшей путников от солнца.

Эвелин подъехала к О'Коннеллу:

– О чем выдумаете? – поинтересовалась девушка.

– О том, что мы уже почти на месте.

– Как вы можете быть в этом уверены? Один учас­ток пустыни как две капли воды похож на другой.

– Ничего подобного. Просто надо научиться обра­щать внимание на некоторые «дорожные знаки», – И он кивком указал куда-то влево. Девушка проследила взглядом за его движением и увидела какие-то белесые предметы, которые поначалу приняла за кам­ни. Но уже через пару секунд Эвелин поняла, что смот­рит на обветренные и выбеленные безжалостным сол­нцем человеческие кости. Несколько скелетов беспо­рядочно лежали на песке, при этом некоторые кости торчали из земли так, словно их обладатели пытались выбраться из своих песчаных могил.

– Боже мой! – негромко произнесла Эвелин.

– Черт побери! – тут же выругался Джонатан, за­метивший кости. – Как ты считаешь, кто были эти несчастные?

– Очередные авантюристы, пытавшиеся отыс­кать Город Мертвых, – ответил ему Хасан. Его на­чало трясти, хотя ночная прохлада давно сменилась зноем.

Неподалеку в землю был врыт столб с какой-то таб­личкой, покрытой арабской вязью. Столб стоял по­среди этого импровизированного кладбища и выгля­дел довольно нелепо.

– Что тут написано? – обратился Джонатан к се­стре. – «По газонам не ходить»?

Эвелин бросила в сторону брата испепеляющий взгляд:

– Нам советуют держаться подальше от этих мест, а еще лучше – повернуть назад.

– Ну, я почти что догадался, – пожал плечами Джонатан.

– Эта табличка появилась здесь недавно, – всту­пил в разговор О'Коннелл. – Иначе песок бы успел проредить свежую краску. – Я полагаю, данные советы исходят от ваших приятелей – медджаев?

Эвелин промолчала, но лицо ее стало мрачным. В этот момент она услышала какой-то шум позади них и невольно оглянулась.

Слабый рокочущий звук постепенно усиливался, пока не превратился в громоподобный стук множества копыт. На дальнем конце дюны, закрывавшей маленький отряд от солнца, показалось три дюжины всадников. Копыта их коней взметали настоящую песчаную бурю.

Эвелин, до сих пор находившаяся рядом с О'Коннеллом, в страхе дернула его за рукав:

– Медджаи! – воскликнула девушка.

– Нет, – успокоил ее Рик. – Это местные копате­ли во главе с моим старым знакомым Бени.

– Да в придачу и с этими проклятыми американ­цами, – добавил Джонатан.

Он не ошибся. Среди всадников были и трое гру­бых американских парней и их трусоватый профес­сор-египтолог верхом на муле. Всю экспедицию возглавлял Бени – человек, действительно знающий путь в Хамунаптру. Он восседал на верблюде, причем очень ухоженном, чего нельзя было сказать о живот­ных О'Коннелла и его компании.

Бени натянул поводья и остановил верблюда. Вся группа всадников последовала его примеру. Они на­поминали эскадрон, изготовившийся для атаки. Теперь маленький караван от американцев отделяло не­многим более ста футов.

– Доброе утро, Рик! – жизнерадостно завопил Веки. – Какая маленькая пустыня, если друзья то и дело встречаются в ней!

О'Коннелл согласно кивнул и ударил верблюда пятками. Маленький караван медленно двинулся в сторону восходящего солнца.

Бени подал знак американцам, те обратились к группе копателей, и они все вместе так же неторопли­во последовали за отрядом О'Коннелла.

– Эй, О'Коннелл! – позвал Рика надменный Хендерсон. – Наше пари никто не отменял, верно? Тот, кто первым доберется до города, получает пять сотен.

Ричард снова кивнул, но теперь его взгляд был устремлен к горизонту, туда, где небо уже посветлело над песчаными барханами.

– Какого черта мы тащимся за ними? – не выдер­жал всегда молчаливый стоик Дэниэлс, обращаясь к Бени.

Но эту беседу ни О'Коннелл, ни его товарищи уже не слышали.

– Терпение, мой друг, ответил Бени. – Терпение.

Бернс, щуря глаза, спрятанные за стеклами очков, тоже задал Бени вопрос:

– Кто быстрей бегает по песку? Верблюд или лошадь?

– Верблюд.

– Хочешь получить сотню хрустящих, малыш Бени?

– Смотря сотню чего?

– Ну, зеленых, бабок, монет, баксов. Долларов, одним словом.

– Теперь понятно. Как там говорится? «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет».

– Ну, тогда помоги нам выиграть пари, и мы тебе отдаем сотню «роз». В нынешних верблюжьих скач­ках ты выступишь нашим жокеем.

Пока продолжался этот разговор между Бени и его работодателями, О'Коннелл воспользовался возмож­ностью поговорить с Эвелин с глазу на глаз.

– А вы неплохо держитесь в седле, – начал Рик.

– Благодарю вас, – удивленно отозвалась де­вушка.

– Очевидно, вы считаетесь отличной наездницей, иначе не смогли бы справиться с верблюдом.

– Спасибо, мистер О'Коннелл. Но почему вы вдруг...

– Приготовьтесь.

– К чему?

Он пристально посмотрел на нее, едва сдержива­ясь, чтобы не улыбнуться:

– Еще немного, и нам укажут путь.

Малиновое солнце наконец вырвалось из песков, чтобы залить их своими лучами. Одновременно взгля­дам путешественников открылась темная, будто в ту­мане, гора со срезанной вершиной... Это был потух­ший вулкан, старше самой древности и мертвый, словно бесплодные пески пустыни. Единственный и неповторимый ориентир, созданный древними богами... или Господом Богом, притягивающий взор.

О'Коннелл и Бени обменялись многозначительны­ми взглядами. Итак, единственные уцелевшие легионеры из отряда полковника, который когда-то привел их сюда, к этой вулканической вехе, приготовились. Азартно улыбнувшись, оба одновременно пустили сво­их верблюдов с места в галоп, подбадривая их пронзи­тельными криками: «Тык-тык-тык».

Рик и Бени устремились в направлении величе­ственного конуса потухшего вулкана. Остальные всадники, наконец-то придя в себя, поскакали вдо­гонку. Роскошные арабские скакуны обладали дос­таточной скоростью, но соревноваться в беге по пес­кам наперегонки с уродливыми неэстетичными вер­блюдами не могли.

Один из тех, кто восседал на горбатом животном, а именно Джонатан Карнахэн, при виде такого пово­рота событий разразился ликующими криками. Он с таким пылом принялся освистывать конных аме­риканцев, что едва не вывалился из седла. Тем вре­менем верблюды О'Коннелла и Бени вырвались да­леко вперед, держась ноздря к ноздре. Животное, уп­равляемое Эвелин, тоже включилось в гонку, посте­пенно нагоняя лидеров.

Физиономия Бени сложилась в противную ухмы­ляющуюся гримасу. Он нахлестывал своего верблю­да, а потом вдруг ни с того ни с сего злобно замахнулся хлыстом на Рика. В воздухе дважды звонко щелкну­ло, и хлыст два раза обрушился на О'Коннелла. Бени пытался таким образом выбить соперника из седла. При третьей попытке Рик перехватил хлыст, зажатый в руке мадьяра. Сильно рванув его на себя, быв­ший капрал выкинул своего бывшего солдата из седла па песок, Бени, жутко вопя и ругаясь, кубарем пока­тился но земле, преграждая путь спешащим за О'Коннеллом всадникам.

Сначала чуть ли не ползком, потом спотыкаясь и подпрыгивая, Бени поспешил убраться с дороги, и мимо него, в облаке пыли и песка, проскакали Джо­натан и остальные. На размахивающего руками, каш­ляющего и отплевывающегося венгра никто из них не обратил внимания.

Рик вдруг обнаружил, что Эвелин почти поравня­лась с ним. Ее верблюд уверенно держал ритм бега и даже порывался выйти вперед. Глаза наездницы свер­кали восторгом, на губах играла торжествующая улыбка, а испытываемое девушкой удовольствие ка­залось почти осязаемым. Конус вулкана был уже рядом. За ним открывался вид на долину, из глубины которой путешественников манили развалины знаменитой Хамунаптры.

Победный смех Эвелин и ее сияющие глаза заста­вили О'Коннелла улыбнуться. Он вынужден был со­гласиться с тем, что эта девушка ему очень нравится, хотя на самом деле он уже был влюблен в нее по уши. Эвелин на своем верблюде вырвалась вперед и помча­лась к каменному пандусу с пилонами, оставшимися от храма.

И только теперь О'Коннелл вспомнил о странной дюне, находившейся прямо за воротами храма.

– Эвелин! Сбавь скорость! Там...

Это было все, что успел прокричать Рик. Верблюд с наездницей, миновав пилоны, сам резко затормозил, осей на задние ноги, Эвелин, кувыркаясь, вылетела на седла и плюхнулась прямо на дюну.

– Ну, ничего страшного, – подбодрил О'Коннелл ошарашенную девушку. Та сидела на песке и яростно отплевывалась.

Рик спешился и помог Эвелин подняться. Она на­чала отряхивать с себя песок, который набился даже в ее роскошные полосы. Вскоре подоспел Джонатан в сопровождении Хасана, а уже за ними явились амери­канцы и их наемные копатели. Вновь прибывшие с широко раскрытыми ртами обозревали раскинувшиеся перед ними развалины Хамунаптры.

– Добро пожаловать в Город Мертвых, ребята. – О'Коннелл широким жестом обвел руины. – И кста­ти, вы задолжали вот этой леди пятьсот монет.