Гад Хасан не сумел бы дослужиться до высокого поста начальника каирской тюрьмы, если бы все вре­мя шел на поводу у других людей. Не говоря уже, ра­зумеется, о женщинах. Хасану надоело подчиняться мисс Карнахэн. Особенно его возмутило то, что эта стерва, не носящая паранджу, оказывается, и не со­биралась искать сокровища фараона.

В этом подземном городе, где спрятаны несмет­ные богатства, и где на каждом шагу имеется шанс обнаружить их, эта чокнутая леди-библиотекарь, видите ли, вздумала искать какую-то книжку! Ну да, конечно, эта книга сделана из золота, это он понима­ет. Но учтите, что когда раскопали гробницу царя Тутанхамона, там вообще абсолютно все было из чис­того золота!

В одном женщина оказалась, безусловно, права, и за это ей большое спасибо: добычи тут хватит на всех!

И потому начальник тюрьмы решил потихоньку отстать от группы. Он отправился в обратный путь, а потом выбрал себе наугад один из туннелей и двинулся по нему, держа в руке факел, позаимствованный у Джонатана Карнахэна. Правда, из-за своей чрезмер­ной полноты ему иногда приходилось буквально про­тискиваться между каменных стен, и к тому же посто­янно продираться сквозь паутину. Но что значат по­добные пустяки для Хасана! Этому человеку ежеднев­но приходилось иметь дело с самыми ужасными вора­ми и убийцами во всей Азии. Какая опасность могла подстерегать его здесь, по сравнению с тянувшимися, казалось, бесконечно днями в каирской тюрьме?

Спустя всего несколько минут с начали своей са­мовольной экспедиции Хасан сделал удивительное открытие. Случайно бросив взгляд в сторону, он об­наружил проход в еще один, фантастический по сво­ей отделке, зал. Древние строители вырубили его в толще скалы и украсили причудливыми узорами. Ошеломленный Хасан водил факелом из стороны в сторону, осматривая стены. Внезапно рука его замер­ла. Кусок одной стены, помимо иероглифов, украшали вкрапленные между ними крупные драгоценные камни...

Снедаемый алчностью и тщеславием, начальник тюрьмы вытащил из кармана нож и принялся выко­выривать камни из стены. Если бы здесь была Эвелин Карнахэн, о которой несколько минут назад Хасан вспоминал с таким презрением, она открыла бы ему глаза. Девушка объяснила бы, что кварцевые аметисты не стоят таких усилий. Их ценность слишком неве­лика, чтобы уродовать замечательное творение древ­них мастеров.

И еще Эвелин наверняка бы заметила рисунок, в который складывался узор. Хасан не мог его увидеть, так как стоял почти уткнувшись носом в стену. Если бы такой суеверный человек, как начальник тюрьмы, мог разглядеть, что тут изображено, он, скорее всего, оставил бы стену в покое и отправился искать сокро­вища в другом месте. Дело в том, что на стене был вы­резан жрец, заживо пожираемый хищными скарабе­ями. Его искривленное в муках тело и распахнутый вопящий рот наверняка отпугнули бы неосторожно­го кладоискателя.

Хасан бросил первый добытый аметист в просторный кожаный кошель на поясе и принялся за следую­щий. Работать приходилось одной рукой, так как в другой он держал факел.

Но он упорно и методично продолжал трудиться, и его лоб покрылся крупными каплями пота, сверкаю­щими, словно драгоценные камни. С горящими от жадности глазами Хасан принялся напевать песню о богатстве, вине и женщинах. Этакий гимн собствен­ной изобретательности и находчивости. Увлеченный работой, начальник тюрьмы не заметил, что один камень упал мимо кошелька. Аметист откатился и за­мер на покрытом толстым слоем пыли каменном полу у самых ног Хасана.

Не обратил он внимания и ни то, что камень, выре­занный в форме скарабея, начал светиться изнутри и пульсировать. Как будто в каменной скорлупе пробу­дилось какое-то живое существо, пытающееся выб­раться наружу, словно из кокона. Хасан был настоль­ко поглощен расшатыванием последнего камня, что не увидел, как лежащий аметист раскололся и из него выбрался настоящий живой скарабей.

Отвратительный крупный черный жук двигался, как будто направляемый чьей-то злой волей. Он быс­тро пересек отделяющее его от человека расстояние. Хасан продолжал самозабвенно ковырять стену, сла­вословя самого себя. В этот момент скарабей с хрус­том вгрызся в его сандалию.

Упоенное бормотание и безудержная похвальба неожиданно смолкли. Начальник тюрьмы ощутил резкий болезненный укус. Чувство было такое, что его действительно цапнули зубами, а не ужалили. Так поступают мелкие животные, но не насекомые. Од­новременно Хасан ощутил жуткое жжение под кожей, будто туда влили расплавленный свинец. Но вместе с этим не оставляло сомнений и то, что в него продолжают вгрызаться острые жадные челюсти. Хасан закричал. Это был вопль страха и ужасной муки, которая больше не отпускала его. Бросив нож и факел, он начал отчаянно скрести себя ногтями в месте укуса. А жук тем временем (каким-то образом до Хасана сразу дошло, что это был именно жук) про­должал прокладывать себе дорогу через штанину. Нет, не через штанину! Через его живое тело! Обжи­гающая боль распространялась уже по всему телу Хасана, а скарабей трудолюбиво прогрызал путь все выше.

Протяжный вой начальника тюрьмы превратил­ся в короткие визгливые крики. Отчаяние и ужас полностью овладели несчастным. Он чувствовал, как жук ковыряется уже у него в паху. Хасан рва­нул рубаху, и пуговицы, весело подпрыгивая, рас­катились по полу в разные стороны. А проклятое насекомое добралось до живота, напоминая движу­щийся под кожей крупный желвак. Все выше и выше по жирному брюху, к поросшей густыми во­лосами груди. Так сноровисто пробирается роющийся под землей крот.

То, что Хасан чуть ли не раздирал свою плоть когтями, не приносило никакой пользы. Скарабей про­двигался целенаправленно и неумолимо. Крики сме­нились рыданиями и всхлипываниями. Потом Хасан почувствовал, как острые челюсти раздирают мяг­кие ткани его горла, и жук больше не прощупывался под кожей. Теперь скарабей стремился пробраться внутрь черепа.

Для человека таких габаритов, как начальник тюрьмы, телодвижения, которые он исполнял сей­час, казались попросту немыслимыми. Этот дикий танец сопровождался теперь и подобием музыки. Хасан возобновил свои вопли, тон и сила которых то повышались, то понижались. Не думая ни о факеле, ни о ноже, ни о добытых сокровищах, он, подпрыги­вая, помчался в темноту лабиринта. Однако изба­виться от своего невидимого сожителя Хасану было не суждено.

Крики бывшего начальника каирской тюрьмы не долетали до американской экспедиции. Все ее чле­ны по-прежнему стояли возле статуи Анубиса. Кажущийся еще более худосочным среди своих массивных партнеров, доктор Чемберлен внимательно разглядывал основание монумента. Он задумчиво теребил подбородок пальцами. Деятельных пред­приимчивых янки раздражала зависимость от это­го тщедушного книжного червя. Египтолог и сам чувствовал, что в любой момент они готовы сорвать­ся с поводка.

Однако существовали определенные вещи, кото­рые нельзя было делать наспех.

– Ну, и?.. – нетерпеливо поинтересовался Хендерсон. – Есть хоть что-нибудь в основании этого болвана или нет?

Египтолог, вооружившись мягкой колонковой ки­сточкой, аккуратно выметал песок из пазов между каменными плитами. Он подозревал, что именно за ними мог находиться вожделенный тайник.

– Иероглифы указывают, что у ног Анубиса поко­ится бесценное сокровище, – медленно и задумчиво проговорил Чемберлен.

– Тогда отвали! – грубо прорычал Хендерсон и с размаху воткнул ломик в шов между камнями.

– Нет! Ни в коем случае! – закричал египтолог и вцепился в руку американца. Эта мускулистая конеч­ность могла бы одним махом снести плиту, скрывающую тайник (если, конечно, он там находился).

В глазах Хендерсона промелькнула угроза:

– У вас должны быть веские причины на то, что­бы хапать меня своими клешнями, док.

Ослабив пальцы, египтолог заметил:

– Если здесь действительно расположен тайник, следует задуматься вот о чем. В сущности, эти иероглифы являются предостережением для воров и гра­бителей. Они заставляют опасаться совершить то, что чуть было не сделал ты.

Хендерсон задумался, потом подхватил ломик и отступил на шаг назад:

– Так что же вы предлагаете?

В этот момент появился Бени с улыбкой такой же тонкой и мерзкой, как и его усики:

– Позвольте, друзья мои, предложить вам скромную альтернативу? Вы заплатили хорошие деньги этому стаду с лопатами. Он кивком указал на группу рабочих в тюрбанах и нарочито изумленно вздернул плечи. Арабы кучкой стояли позади американцев. – Вот пусть они и копают.

Чемберлен вынужден был согласиться. Конечно, их проводник был порядочным подлецом, но советы иногда давал дельные.

– Я думаю, что эту редкую честь мы должны предоставить феллахам, – заявил ученый, – как корен­ным жителям этой страны. Мы здесь, в конце концов, всего лишь гости.

– Послушай доброго доктора, – посоветовал Дэ­ниэлс Хендерсону.

Но Хендерсон и так уже не горел желанием взять­ся за работу:

– Да-да, конечно, пусть это право принадлежит им.

Чемберлен считал Дэниэлса самым умным, сооб­разительным и опасным из всей этой троицы. Поэтому египтолог ничуть не удивился, когда тот повернул­ся к арабам и заорал:

– Слышали, что он сказал? Ну-ка, тащите сюда свои задницы!

Феллахи, бормоча что-то между собой и тревожно переглядываясь, попятились назад.

– Мистер Дэниэлс, – осторожно начал Чембер­лен. – Не подумайте, что я выказываю неуважение, но позвольте заметить вам вот что. Вы больше похо­жи на сержанта, муштрующего новобранцев. Но сей­час очень деликатный момент. Им надо спокойно и ра­зумно объяснить, что от них требуется.

Отстранив Дэниэлса, египтолог сам выступил впе­ред. Громко и отчетливо он произнес перед  феллаха­ми на арабском языке речь такого содержания: если трое из них сейчас же добровольно не выйдут вперед, то он, властью, данной ему небом, нашлет на непокорных страшное древнее проклятье. От него не только они, но и все члены их семей будут иссыхать, пока их не настигнет смерть.

Вокруг установилась мертвая тишина. Нанятые египтологом рабочие молча переваривали услышан­ное.

Затем трое из них, с ломиками и руках, опустив го­ловы, выступили вперед. Они нехотя двинулись к ос­нованию статуи, а остальные отступили еще на не­сколько шагов и там сгрудились, словно стадо пере­пуганных овец.

Чемберлен указал добровольцам, где именно сле­дует встать, и куда воткнуть острия ломиков. Исполь­зуя их как рычаги, феллахи должны были поддеть плиту в основании статуи с боков и сверху.

Как только арабы изготовились к работе, Бени предусмотрительно сделал несколько шагов назад. Заме­тив это, Хендерсон последовал его примеру. Бернс и Дэниэлс поступили так же. Чемберлена это немного позабавило. Оказалось, что с виду несокрушимые и неуязвимые солдаты удачи были столь же трусливы и суеверны, как темные феллахи.

Встав сбоку статуи, египтолог принялся командо­вать рабочими:

– Навались!

Трое добровольцев нажали на воткнутые в щели ломики.

Вздохнув, профессор на арабском языке объяснил, что тем следует поднапрячь мышцы, а не создавать видимость усилий, чтоб их...

– Навались! – снова крикнул он.

На этот раз феллахи с силой надавили на рычаги. Казалось, древняя плита подалась и почти тронулась с места.

– Навались!

После еще одного могучего усилия плита зашата­лась в своем гнезде.

– Навались!

Напрягая все силы, феллахи сдвинули плиту по­чти на полдюйма.

В тот же миг из образовавшихся щелей вокруг каменного блока брызнула какая-то жидкость. Вырвав­шись из-за плиты, она туманом обволокла троих сто­ящих у постамента рабочих.

Феллахи завопили на разные голоса, словно це­лый нестройный хор, запевший оду агонии, ужасу и боли. Жидкость, оказавшаяся концентрированной кислотой, обдала арабов, растворяя их одежду, об­жигая кожу и превращая плоть в подобие расплав­ленного воска. Прежде чем несчастные рухнули на каменный пол замертво, они представляли собой по­чти скелеты.

Оставшиеся в живых копатели уже давно сбежа­ли, и их полные ужаса крики эхом разносились по ла­биринту. Чемберлен, троица американцев и их про­водник замерли на месте. Сами они предусмотрительно отошли на такое расстояние, что капли смертонос­ного аэрозоля не коснулись их. Теперь все пятеро с ужасом взирали на кучки человеческих костей, еще исходившие едким паром. Плита у подножия статуи вновь вернулась на место.

Загорелые лица крутых янки побелели от страха. Бени закрыл лицо руками и трясся так, что его коле­ни стучали друг о друга, а зубы выбивали лихорадочную дробь.

– Интере-е-е-сно, – протянул Чемберлен, опять принимаясь мять пальцами подбородок. – Что ска­жете, джентльмены? Будем продолжать?

*   *   *

О'Коннелл, вооружившись долотом, отковырнул с потолка первый камень. Джонатан, стоящий рядом, проделал то же самое. Эвелин держала факел, светя мужчинам, так как невысокий рост не позволял ей присоединиться к ним. Так как заняться ей было не­чем, а стоять без дела не хотелось, она начала с энту­зиазмом делиться с партнерами своими знаниями из истории Древнего Египта и рассказывала им о процес­се мумифицирования.

– Древние египтяне верили в переселение душ, – говорили она. – Кроме того, они считали, что дух умершего человека может бродить во Вселенной ты­сячи лет, а потом вернуться на Землю с тем, чтобы попытаться снова войти в свое тело. Вот почему для них было так важно сохранить тело «целым и невре­димым».

– И что же, если обмотать тело бинтам и, разве оно таким и останется? – удивился Джонатан, продол­жая орудовать долотом.

– Ну что ты! Бинты – только малая доля того, что им приходилось делать с покойными. Внутренности, например, удалялись через разрез, сделанный сбоку. Затем органы тщательно вычищали и обмывали паль­мовым вином. После этого их покрывали ароматичес­ким камедным клеем и клали на сохранение в сосуды, украшенные драгоценными камнями. Так поступали с почками, печенью и легкими. Сердце удаляли у тех, кто был при жизни... порочным и нечестивым, что ли. Брюшная полость заполнялась кассией, миррой и другими благовониями, зашивалась, и все тело про­питывалось... каким-то составом, похожим на угле­кислую соль натрия, в котором находилось в течение сорока дней. И только потом оно заматывалось в мяг­кие льняные бинты, чтобы получилась мумия.

– А мозги они оставляли? – поинтересовался О'Коннелл, взглянув на Эвелин.

– Ой! Я же совсем забыла рассказать про мозг! – спохватилась девушка. – Мозг извлекали при помо­щи острого, раскаленного докрасна щупа.,.

Джонатан поморщился:

– Пожалуй, это уже излишняя информация. Нам вполне хватило того, что ты уже успела рассказать.

– ...который просовывали в ноздрю. Мозг разре­зался этим щупом на куски, которые потом специаль­ным крючком извлекали из ноздрей.

– Наверное, это очень больно, – заметил О'Кон­нелл.

Эвелин усмехнулась:

– Ничуть. Мумифицируют только мертвых.

– Такие процедуры пробудили бы и мертвого.

– Я бы уж точно насторожился, – поддакнул Джонатан.

Эвелин закатила глаза:

– Вы ведете себя, как школьники. Как там идут дела? Есть сдвиги?

И как будто в ответ на ее вопрос сверху обвалился целый фрагмент потолка, и в зал грохнулся огромный камень, разбившись при этом на тысячу кусков. О'Коннелл вовремя успел отскочить в дальний угол помещения, увлекая за собой девушку. Джонатан столь же удачно отпрыгнул в противоположном на­правлении.

Они еще не успели прийти в себя после случив­шегося, как в образовавшееся отверстие к ним со­скользнул массивный гранитный предмет. Вместе с ним сверху посыпались мелкие камушки. Гранит­ный монолит приземлился с таким невероятным грохотом, что вся комната сотряслась от его паде­ния, а некоторые камушки раздробились в пыль, которая тут же туманом распространилась по все­му залу.

Откашливаясь и осторожно вставая на ноги, вре­менно ослепленные неожиданной пыльной бурей, все трое не без опаски приблизились к незнакомому пред­мету. О'Коннелл поднял с пола все еще горевший фа­кел, который выронила Эвелин при падении.

– Вот такой шум, я думаю, тоже может разбудить мертвых, – высказался Джонатан.

– Ты, возможно, не так уж и далек от истины, – произнесла Эвелин, осматривая в свете факела свалившийся предмет. Это был, по всей очевидности, какой-то массивный гранитный «футляр».

– Что это еще за хреновина? – поморщился О'Коннелл.

– Саркофаг, – пояснила девушка. Пыль тем вре­менем уже почти осела на пол. – Захороненный под защитой Анубиса, у самых ног бога. Кто бы там ни был, он являлся очень важным лицом.

– Ты полагаешь, что ему таким образом были ока­заны все почести после смерти? – поинтересовался англичанин.

– Его сестра лишь неопределенно пожала плечами:

– Возможно, что так. Или же кому-то было необ­ходимо, чтобы за этой личностью присматривали сами боги. Возможно, он при жизни как раз и был...

– Человеком порочным и нечестивым? – подска­зал ее брат. – Может быть, заглянем внутрь и прове­рим, на месте ли его сердце?

– Помогите мне стереть пыль вот отсюда, – по­просила Эвелин. Мужчины тут же достали из своих рюкзаков тряпки, и вскоре на крышке саркофага про­ступил единственный, но весьма впечатляющий иероглиф.

Хотя О'Коннеллу он показался довольно про­стым (правда, он даже приблизительно не представ­лял себе, что тот мог означать), Эвелин уставилась на него очень внимательно. При этом выражение ее лица становилось все более серьезным и даже испу­ганным.

Джонатан все это время нетерпеливо барабанил пальцами по крышке саркофага:

– Ну? И кто же там? Царь такой-то или просто его садовник?

Эвелин замялась, словно ее что-то смутило и оза­ботило:

– Здесь говорится только... Тот, Чье Имя Не На­зывается.

– Наверное, это очень плохой садовник, – пока­чал головой Джонатан.

– Этот гранит, судя по всему, был добыт в камено­ломне и привезен сюда издалека, – со знанием дела сообщил О'Коннелл, протирая поверхность саркофа­га, на которой обнаружился некий выступ, напоми­нающий замок. – Качество превосходное.

– Согласна, – отозвалась девушка.

– Ну, раз тут покоится такая важная персона, – подхватил Джонатан, – может быть, внутренний гроб у него сделан из чистого золота, как у царя Тутанхамона?

– Не исключено, – вынуждена была уступить брату Эвелин.

– Но без ключа нам понадобится месяц, чтобы от­крыть эту штуковину и заглянуть внутрь, – покачав головой, сообщил Ричард.

Внезапно Эвелин задумалась, и глаза ее радостно заблестели:

– Вот что это значит – ключ! – радостно восклик­нула она и щелкнула пальцами. – Вы понимаете? Вот что, оказывается, искал медджай, который забрался на пароход. Нy, тот самый, с крюком. Он хотел, что­бы я отдала ему ключ!

– Понятно! – лицо Джонатана просияло. – Вот для чего нужна была эта шкатулка с секретом! Еще одна тайна разгадана!

Эвелин достала шкатулку из рюкзака брата и быс­тро заставила ее раскрыться, так, что она развернула свои острые «лепестки». Теперь коробочка стала дей­ствительно напоминать большой ключ, и, более того, она идеально подходила к замковому механизму сар­кофага.

Все трое восхищенно заулыбались. Наступал тор­жественный момент. Джонатан и Рик встали по обе стороны Эвелин, а она не слеша потянулась ключом к замку.

Но церемония в тот же миг была прервана истош­ным криком, который донесся до них из глубины ла­биринта. По нему можно было легко определить, что человек, издававший его, находился в безвыходном положении.

Эвелин тут же закрыла шкатулку, бросила ее Джо­натану, а он уложил ее в свой рюкзак. О'Коннелл вых­ватил у девушки факел, и все трое помчались в туннель навстречу несчастному, который, вероятно, очень нуждался и помощи.

Они добежали до того места, где коридор расши­рялся, и остановились. Крики все усиливались и при­ближались к ним, и через несколько мгновений они увидели и сам источник этих нечеловеческих завываний: начальника тюрьмы Хасана!

Тучный араб выскочил из коридора, нелепо подпрыгивая на каждом шагу. Глаза его были вытараще­ны, и он буквально рвал у себя на голове волосы, раз­брасывая их клоки по полу.

– Хватай его! – велел О'Коннелл Джонатану, и оба мужчины зажали Хасана между собой, пытаясь удер­жать его за руки.

Но начальник тюрьмы, вконец обезумевший от боли, быстро избавился от горе-помощников, раски­дав их в стороны и продолжая орать, как целая орда диких туарегов. Он пробежал через широкую часть ко­ридора и со всего разгона ударился лбом о каменную стену, будто машина, потерявшая управление и вре­завшаяся в фонарный столб.

Хасан замер на месте и стоял так еще пару секунд, словно давая возможность Эвелин ощутить весь ужас его положения, и только после этого грузно шлепнул­ся на спину. Распростершись на полу, он уставился широко раскрытыми, но уже ничего не видящими гла­зами в каменный потолок.

– Боже мой! – только и смог вымолвить О'Коннелл.

Эвелин в страхе прикрыла рот рукой.

– Что это на него нашло? – пожал плечами Джо­натан.

О'Коннелл подошел к Хасану и, встав возле него на колени, сначала пощупал пульс, затем закрыл глаза бывшему начальнику тюрьмы и медленно поднялся на ноги.

– У Города Мертвых появился еще один жи­тель, – мрачно доложил он.

Эвелин отвернулась и заплакала. О'Коннелл и Джонатан тревожно переглянулись.

Наверное, поэтому они и не заметили, как из уха Хасана выполз покрытый кровью жук и тут же скрылся где-то в темноте лабиринта.