На следующей неделе Лукас сопровождал Сесили на небольшой званый обед у леди Шелби. После свадьбы они не провели ни одной ночи порознь, но Лукас не мог не заметить, что Сесили старается установить между ними дистанцию. Ночью она была страстной, даже любящей, но при свете дня становилась сдержанной, хотя и любезной, и никакие ухищрения с его стороны не помогали преодолеть это расстояние. Поэтому, когда они прибыли в дом ее тети и дяди и вместе с другими гостями стали ждать, когда прозвучит гонг к обеду, Лукас не удивился, что Сесили уединилась вместе со своими кузинами в уголке гостиной.

Пока не нашлось ни единой ниточки, которая вела бы к артефактам, украденным из дома Нотона. Где находятся дневники лорда Херстона, было по-прежнему неясно. И Лукас, и Сесили отдавали себе отчеты, что ни на шаг не приблизились к разгадке исчезновения Уильяма Далтона. При таком количестве разочарований даже скромные развлечения вносили приятное разнообразие.

Лукас был поглощен разговором с лордом Деверилом и Монтейтом об их недавней поездке в Таттерсоллз, но тут, к его удивлению, к нему вдруг подошел лорд Джеффри Брайтон и спросил, могут ли они обсудить кое-что наедине. Лукас последовал за сэром Джеффри к камину, возле которого никого не было.

— Прошу прощения, ваша светлость, что прервал беседу. — Приятные черты лица лорда Брайтона сложились в гримасу сожаления. — Но не мог упустить возможность поговорить о вашей жене.

Лукасу было известно, что Брайтон знает Сесили с детства, но что-то в его интонации насторожило герцога. Все же он сумел ответить в непринужденно-общительной манере.

— Сэр, мне будет интересно услышать, что вы собираетесь сказать. Хотя, признаюсь, ума не приложу, о чем пойдет речь.

Брайтон кивнул:

— Да, я понимаю ваши сомнения. Я бы не стал беспокоить вас, не будь это крайне важно.

Лукас кивнул, поощряя сэра Джеффри продолжать.

— До меня дошли сведения, что леди Уинтерсон интересуется обстоятельствами исчезновения вашего брата, а также, возможно, пытается выяснить, что произошло в экспедиции, перед тем как он пропал.

Он замолчал, как если бы оценивал реакцию Лукаса на эту новость, но тот сохранял бесстрастное выражение лица.

— Интересно, кто рассказал вам эту небылицу. Я знаю, что после свадьбы у Сесили не было времени на что-либо еще, кроме хлопот по хозяйству. Ей сейчас многое приходится делать в качестве герцогини Уинтерсон. Но могу вас уверить, что если она занимается тем, о чем вы говорите, то с моего полного согласия.

— Даже если тем самым ставит под угрозу свою жизнь? — требовательно спросил лорд Брайтон. — Признаться, я думал, что вы больше печетесь о благополучии Сесили. По-видимому, ваше желание найти брата в какой-то степени перевесило заботу о молодой жене.

В ответ на этот выпад Лукас только скептически поднял бровь. Этого оказалось достаточно, чтобы сэр Джеффри принялся извиняться — не совсем искренне, как показалось Лукасу.

— Прошу прощения, герцог. Я погорячился, поскольку мне больно видеть, когда дочь моего друга, к которой я питаю очень теплые чувства, может пострадать. Конечно, вы делаете для своей супруги все, что возможно.

— Действительно. — Лукас наклоном головы показал, что принимает извинения. — Надеюсь, вы понимаете, что я не позволю леди Уинтерсон подвергать себя опасности.

— Конечно, конечно, ваша светлость. — Лорд Брайтон улыбнулся, но Лукас уже начал сомневаться в искренности его улыбки. — Прошу вас быть снисходительным к старому другу семьи.

— О да. Но с другой стороны, как просто старый друг семьи, — сказал Лукас с убийственным обаянием, — вы можете не беспокоиться о таких вещах. Сесили теперь под моей защитой. Тем не менее, благодарю за то, что вы поинтересовались этим вопросом.

Поняв, что от Лукаса он больше ничего не добьется, сэр Джеффри направился к Вайолет. Лукас, оставшись на месте, проводил Брайтона озадаченным взглядом. К нему подошел Кристиан и полюбопытствовал:

— Что ему было нужно? Он смотрел на тебя таким взглядом, что, будь это нож, ты был бы разрезан на мелкие кусочки.

Лукас кивнул:

— По-моему, лорд Брайтон не в восторге от того, что больше не имеет такого влияния на жизнь Сесили, как когда-то.

— А чего же он еще ожидал? — Кристиан покачал головой. — Что, выйдя за тебя замуж, она будет по-прежнему советоваться с ним? Как там в Библии говорится… приклеится к мужу своему или что-то в этом роде.

— Ну, ты всегда у нас был крупным ученым-библеистом, не так ли? — И Лукас сердечно похлопал друга по плечу.

— Заткнись, Уинтерсон, — закончил диалог Кристиан.

За обедом Сесили усадили между лордом Джеффри и лордом Деверилом; первый сидел по правую руку от нее, второй — по левую. Она пыталась поддерживать беседу с обоими, но лорд Джеффри так занимал ее разговором, что почти не давал ей этой возможности. Сначала он спросит, какие перемены произошли в ее жизни, с тех пор как она вышла замуж. Поскольку с этого события прошло немногим больше недели, Сесили мало что могла ему рассказать. Особенно если учесть, что большинство изменений касались того факта, что она теперь почти каждую ночь спит не одна, а рядом с обнаженным мужчиной. Это Сесили уж точно не собиралась обсуждать с лордом Джеффри, да и с кем бы то ни было.

Потом он спросил ее о состоянии лорда Херстона и поинтересовался, что нового врач сказал о перспективах на его выздоровление. На эту тему Сесили, к счастью, могла говорить довольно долго, хотя подробности о ходе лечения отца ее расстраивали.

— Милорд, — сказала она, когда лакей унес ее тарелку с почти не тронутым палтусом в винном соусе, — я полагаю, что, несмотря на эту неестественную безучастность, отец каким-то образом сознает все, что происходит вокруг него, и пытается сделать так, чтобы его поняли.

— Да нет же, этого не может быть, дорогая, — возразил лорд Брайтон. — Разве врач не говорил, что он не слышит и уж тем более не воспринимает абсолютно ничего?

— Да, конечно, он это говорил, — ответила Сесили с чувством. — Но когда сижу с отцом, иногда рассказываю ему о том, что случилось в моей жизни… — Сесили робко улыбнулась. — Может быть, это глупо с моей стороны, но мне кажется, что, когда я говорю ему о каких-то обыденных вещах, или про Уинтерсона, или иногда что-нибудь про вас, он сжимает мою руку. Поэтому я невольно начинаю думать, что он меня действительно понимает.

Сэр Джеффри замер, не донеся ложку до рта, потом положил ее обратно на тарелку.

— Вы упоминали обо мне? — спросил он, напряженно глядя на нее. — Что вы говорили?

— Просто упомянула, что вы рассказывали, какая удивительная была экспедиция. Как раз когда я ему передала ваше любезное предложение составить для нас каталог вещей, найденных в последней гробнице, он и сжал мои пальцы.

— Правда? Он это сделал?

Видя, как сэр Джеффри напряженно замер. Сесили прониклась к нему сочувствием. Она думала, что ему, лучшему другу отца, должно быть, больно видеть, что сделала болезнь с острым умом и сильным телом лорда Херстона. Она положила ладонь на локоть лорда Брайтона.

— Да. — Она кивнула. — Хочу еще добавить: мне известно, как много вы сделали, чтобы сохранить наследие моего отца в Египетском клубе. И мы очень признательны вам за помощь — пожалуйста, ни на минуту в этом не сомневайтесь.

Сэр Джеффри кивнул:

— Дорогая, мои заслуги не так уж велики.

Он дружески накрыл своей рукой ладонь Сесили.

Краем глаза Сесили заметила, что Лукас наблюдает за ними с другой стороны стола. Она поспешно убрала руку из-под руки лорда Джеффри. Она сама не знала, почему этот момент привел ее в смущение, и когда леди Шелби объявила, что обед закончен, Сесили со вздохом облегчения встала из-за стола и последовала за другими дамами в гостиную. А разрешать этот инцидент предоставила мужу и лорду Брайтону.

Поскольку гостей было довольно мало и компания получилась вполне управляемая, после обеда Джульет предложила парам помоложе поиграть в комнатные игры. Уинтерсон согласился, хотя чувствовал себя до крайности глупо. Как женатая пара они с Сесили легко могли отказаться, но Лукас видел, что ей хочется участвовать, а когда дело касалось его жены, ему оказалось почти невозможным думать о своих собственных желаниях.

Как только поставили карточный стол, Джульет объявила:

— Первая игра будет в перемещение.

Вместе с Мэдди, которая явно была сообщницей кузины в этой затее, она раздала всем восьми парам по листочку бумаги и карандашу.

— Я объявлю категорию, дамам дается одна минута, чтобы написать слово, которое относится к этой категории, но надо поменять местами буквы, чтобы слово нельзя было узнать. После этого джентльмену надо будет угадать, какое слово имела в виду леди. Если он не сумеет угадать за две минуты, то должен будет уплатить штраф. Потом леди и джентльмены меняются ролями, и так далее. Игра будет идти полчаса, после чего пара, у которой накопилось меньше всего штрафов, получает приз — все остальные штрафы.

— Но сначала нам надо разбиться на пары, — сказала Мэдди. — Я написала на листочках номера от одного до восьми и сложила листочки в две кучки. Каждая леди и каждый джентльмен вытянут свои номера. Леди, которая вытянет номер один, образует пару с джентльменом, который тоже вытянул единицу, и так далее.

Стараясь не показаться невежливым, Лукас честно ждал своей очереди тянуть номер. Он развернул бумажку и посмотрел на цифру. Семь. Остальные бродили вокруг, называя свои имена и разыскивая партнеров. Лукас окинул взглядом дам, которые еще не определились с парой, и, следуя правилам игры, объявил:

— Семь. У кого из вас семерка?

К его удивлению и радости Сесили, которая тоже осматривалась по сторонам, встретилась с ним взглядом.

— Семь, — сказала она немного озадаченно.

По ее слегка раздраженному виду Лукас заключил, что она подозревает кузин в том, что они пытаются их сосватать, но поскольку они и так уже поженились, это казалось бессмысленным.

— Все салитесь за столы, — распорядилась Джульет и сама заняла место со своим партнером — лордом Кристианом Монтейтом — за столиком, на котором стояли карточки с цифрами «семь» и «восемь».

Лорда Джеффри заставили засекать время. Он сел перед всеми с карманными и песочными часами.

— В честь хозяйки дома и ее сестер, — объявил Брайтон, — первой категорией будут цветы. Каждая леди должна выбрать название цветка не меньше чем из семи букв и не больше чем из десяти и поменять буквы местами.

Он взял песочные часы и поднял их над головой.

— Время… — он перевернул часы, — пошло!

Лукас заворожено наблюдал, как Сесили смотрит куда-то в пространство, выискивая в памяти название цветка. Наконец, найдя название, которое сочла подходящим, она стала писать, стараясь сделать это как можно быстрее, потом передала листок Лукасу. Он посмотрел на листок и вздохнул.

На бумаге значилось: «Яьнакнл».

Кристиан, недовольно щелкнув языком, спросил Джульет:

— Вы хотите, чтобы мы проиграли?

— Я подумал о том же самом, старина, — сказал Лукас.

Кузины явно получали удовольствие от ситуации, потому что обе, равнодушно пожав плечами, откинулись на спинки стульев и принялись наблюдать, как их партнеры пытаются разгадать головоломки.

В комнате стало тихо: все мужчины принялись за работу. Потом, по мере того как головоломки разгадывались, один за другим стали раздаваться голоса, выкрикивающие названия цветов:

— Нарцисс!

— Тюльпан!

— Примула!

«Пион» был отклонен как слишком короткий, что очень раздосадовало Мэдлин. Такая же участь постигла выбранную Люси Хантингтон «маргаритку» — это слово было признано чересчур длинным.

Не обращая внимания на гвалт, Лукас пытался выстроить доставшиеся ему буквы в каком-нибудь порядке. В конце концов он все-таки догадался, но только потому, что лишь на прошлой неделе у него был с матерью разговор именно об этом цветке, причем это был сорняк, он вырос сам по себе на заднем дворе его лондонского дома.

— Ваша светлость, у вас кончается время, — предупредила Сесили ангельским голосом.

Лукас пробежал глазами слово, быстро проверяя, что его ответ правильный.

— Дорогая, я и не подозревал, что ты так любишь соревноваться.

Наконец он посмотрел ей в глаза и хлопнул по столу листком с ответом.

— Льнянка!

Хотя Сесили его и поддразнивала, Лукас видел, что она довольна, что он разгадал загадку. Он решил отплатить ей той же монетой и выбрал слово, которое показалось ему довольно трудным:

— Лохунсопд.

Но Сесили решила головоломку за считанные секунды:

— Подсолнух!

Когда в следующий раз пришел его черед, он выбрал еще более сложное слово:

— Дкиреченс.

Сесили нашла ответ еще быстрее, чем в предыдущий раз:

— Сердечник!

Лукас снова и снова пытался поставить свою жену в тупик, уже и ограничения по длине слов отбросил, загадывал ей головоломки с количеством букв больше десяти, но она снова и снова распутывала буквы, как ребенок распускает за ниточку вязаный шарф.

— Как ты это делаешь? — наконец спросил он.

Лукас предполагал, что это как-то связано с ее способностями к языкам, но ему было интересно, использует ли она какой-то определенный метод.

— Я сама толком не знаю. — Сесили пожала плечами. — Я смотрю на буквы, и как-то получается, что я могу видеть, как они образуют слово, даже если они расположены в беспорядке безо всякого смысла или рифмы.

— У нее всегда так было, — вставила Джульет. — В детстве мы с Мэдди не любили играть с ней, потому что всегда было ясно, что она победит. Не то чтобы мы были против, но совсем не хочется участвовать, когда заранее знаешь, что у тебя нет никаких шансов.

— Неправда! — возразила Сесили. — Я пыталась дать вам фору. Много раз!

— Да, но тебе никогда не хватало потом терпения, — заметила Мэдди, смягчая свои слова улыбкой. — Я понимаю: тебе, наверное, было не очень-то интересно с нами играть, ведь мы не могли быть тебе настоящими противниками.

Лукас наблюдал за разговором между женой и ее кузинами и пытался представить, какой Сесили была в детстве. Серьезной обстоятельной девочкой, наделенной умом, который отдалял ее от сверстников. При одной мысли об этом у него сжалось сердце.

Словно почувствовав, что атмосфера за столом становится слишком серьезной, Кристиан подал голос:

— Ну, я думаю, Уинтерсон знает, каково это — всегда проигрывать более сильному противнику. На протяжении всего его детства они с Уиллом были вынуждены склонять головы перед моим сокрушительным превосходством во всех возможных видах спорта. Удивительно, как он вообще выжил.

При упоминании об Уилле Лукас поморщился, однако был благодарен другу за то, что тот отвлек его мысли от трудного детства Сесили. И все же упоминание об Уилле именно сейчас, за игрой, напомнило Лукасу, что брат тоже был мастером играть в слова. А это, в свою очередь, потянуло за собой другое воспоминание — о письмах, которые Уилл присылал домой из своей последней поездки в Египет. Многие слова в них были перечеркнуты, как будто Уилл из экономии бумаги не стал переписывать текст набело, и показались Лукасу и его матери неразборчивыми.

А что, если они вовсе не были неразборчивыми, а написаны каким-то шифром? Лорд Херстон из предосторожности вел свои дневники шифрованным языком. А вдруг Уилл как его секретарь перенял этот метод для записи данных об экспедиции? Только вместо того, чтобы заносить заметки в личный дневник, он отправлял их по почте домой.

Это было разумно.

Это было очень разумно.

Прием заканчивался, и, как только позволили приличия, Лукас с Сесили попрощались и вышли к ожидающему их экипажу.

— Что за спешка? — недовольно спросила Сесили, когда они остались наедине.

Лукас привлек жену к себе и страстно поцеловал, потом сказал с усмешкой:

— Увидишь.

Дорога домой была невыносима — в основном потому, что Сесили старалась выпытать у Лукаса, чем он так взбудоражен, но ей это не удавалось. Когда они наконец остановились перед Уинтерсон-Хаусом, Лукас выпрыгнул из кареты и, подхватив Сесили, поставил на тротуар еще до того, как лакей успел хотя бы опустить подножку. Войдя в дом и держа Сесили за руку, Уинтерсон быстро прошел через вестибюль и стал подниматься по лестнице на второй этаж, где находился его кабинет. Сесили с трудом поспевала за ним.

— Лукас, скажи ты наконец, в чем дело?

— Мне надо было догадаться с самого начала! — сказал он. — Теперь-то я все понимаю, а раньше не видел связи между дневниками твоего отца и письмами Уилла. Ну и дураком же я был, что не подумал об этом! Особенно если учесть, что ты еще в самый первый день сказала, что способна разобрать его чертов шифр.

Сесили в недоумении покачала головой, наблюдая, как Лукас роется в ящиках письменного стола, что-то разыскивая. Наконец он достал связку бумаг и бросил ее на стол:

— Вот!

Он жестом предложил Сесили подойти и сесть за его письменный стол. Она подчинилась. Было немного странно сидеть на том месте, с которого правили герцоги Уинтерсоны, правили если не в буквальном смысле, то в метафорическом. Но она села — хотя бы только для того, чтобы узнать, что Лукас имел в виду, говоря о письмах Уильяма.

— Здесь они все, — сказал Лукас. — Должны быть все. Их было всего четыре.

Он развязал темную ленту, которой были перевязаны бумаги, и наклонился над Сесили. Она почувствовала тепло его тела там, где он к ней прижимался.

— Я вообще забыл об их существовании и вспомнил только сегодня вечером, когда ты молниеносно угадывала названия цветов. Просто нелепо, что я мог о них забыть, но это так. Если окажется, что я тем самым поставил под угрозу жизнь Уилла…

Не договорив, он покачал головой.

Сесили посмотрела на лежащие на письменном столе бумаги. Письма Уильяма, как она предполагала. Но ей нужно понять, почему ее муж вел себя так странно.

— Что это значит?

Лукас глубоко вздохнул, обошел вокруг стола и принялся расхаживать по комнате. По-видимому, он испытывал потребность двигаться.

— Это письма Уильяма к нашей матери, написанные во время этой проклятой экспедиции в Египет.

Сесили не обиделась за такую характеристику экспедиции, не оскорбило ее и ругательство. Она понимала, что Лукаса очень расстроила мысль, что он забыл про письма и тем самым упустил время, что могло иметь роковые последствия.

— И что?

— В тексте встречаются какие-то каракули, словно курица лапой начеркала. Сначала я думал, что Уилл использовал глупый шифр, который мы с ним придумали в детстве. Я никогда не был в нем силен, но предположил, что Уилл хотел сообщить что-то, о чем не хотел говорить матери и Клариссе. Но оказалось, что ничего похожего на наш детский шифр в письмах нет. И они не написаны ни на одном из известных мне языков. Когда я познакомился с тобой, то подумывал попросить тебя взглянуть на эти письма. Но сначала я не был уверен, что могу доверить тебе расшифровку, особенно если учесть, что в них могут содержаться сведения, которые представят твоего отца в невыгодном свете. А потом мы сосредоточились на поисках дневников лорда Херстона, и это как-то вылетело у меня из головы.

Сесили посмотрела на письма. На них твердым почерком Уилла было написано имя леди Уинтерсон.

— Вперед! — Лукас остановился перед письменным столом. — Посмотрим, сможешь ли ты разобраться, что все это значит.

Сесили вдруг осознала всю серьезность ситуации. Что ей делать, если в тексте обнаружатся обвинения против ее отца? Против отца, который до сих пор прикован к постели и не реагирует на окружающее? Сможет ли она убедить мужа сохранить такую информацию в тайне? Или еще хуже: прикажет ли ее совесть рассказать то, что хотел передать Уилл Далтон, что бы это ни было? Вопреки своим опасениям Сесили надеялась, что засекреченным окажется всего лишь признание одного брата другому в каком-то опрометчивом поступке. Но вряд ли это было так, учитывая, на какие ухищрения пошел Далтон, чтобы не предать огласке факты, изложенные в письмах.

— Зачем Уильям послал тебе зашифрованное послание, зная, что ты не сможешь ничего разгадать?

Сесили взяла первое письмо и развернула сложенный лист бумаги.

— Вероятно, он думал, что я смогу попросить кого-нибудь из министерства внутренних дел. Должна же быть какая-то польза от того, что я известный герой войны, — ответил Лукас с невеселой улыбкой. — Но я не решился отнести эти письма в министерство, не зная, о чем в них говорится. Если в них описаны какие-то события, которые бросают тень на Уильяма или, еще того хуже, на Англию, они неизбежно стали бы всеобщим достоянием, и я бы ничего не мог с этим поделать. И человек, которого бы я попросил перевести письма, тоже был бы связан чувством долга. Я предполагал, что, посылая мне зашифрованное письмо, Уилл мог руководствоваться одним из двух соображений: или ему было отчаянно необходимо послать сообщение из Египта и он понадеялся, что я найду способ его прочесть, или он рассчитывал, что я разыщу тебя. Ты ведь знаешь, как он высоко ценил твое знание языков. Он даже упоминает о тебе здесь…

Лукас показал на корреспонденцию брата.

Сесили кивнула с отсутствующим видом. Она уже рассматривала первое письмо и начинала изучать буквы, по которым изначальный текст был перечеркнут.

— У тебя найдется грифельная доска? — спросила она. — Или несколько листов чистой бумаги, перо и чернила?

Лукас нашел для нее все, что нужно, и скоро она уже ушла с головой в работу, молча разбираясь с головоломкой и подбирая возможные замены букв в первом из посланий Уилла.

Лукас расхаживал взад-вперед по кабинету примерно с час, потом наконец угомонился. Сесили так сосредоточилась на работе, что через несколько минут вообще перестала его замечать. Лукас наблюдал за ней со смешанным чувством восхищения ее умом и досады из-за того, что от него самого сейчас нет никакого толку.

Уинтерсон в миллионный раз спрашивал себя, как он мог забыть о письмах. Они пролежали в его столе уже почти полгода. Ему надо было попросить Сесили о помощи еще в тот день, когда они впервые встретились возле Египетского клуба.

Он провел рукой по растрепанным волосам и стал развязывать шейный платок. Поскольку Сесили, судя по всему, еще довольно долго будет разбирать тайнопись Уилла, Лукас плеснул себе бренди и, устроившись в кресле перед камином, принялся ждать. Он слегка задремал, когда Сесили тихонько взвизгнула. Лукас мгновенно проснулся и вскочил на ноги.

— В чем дело? Что ты узнала?

— Я нашла ключ! — воскликнула Сесили. — Теперь мне нужно методично расшифровать строку за строкой. — Видя, что Лукас снова стал расхаживать по комнате, она предложила: — Ты можешь принять в этом участие, если хочешь.

Лукас кивнул, пододвинул к столу еше один стул и сел рядом с Сесили. Она показала ему шифр замещения, использованный его братом.

— Нужно просто пройти все письмо, замещая буквы другими.

Вдвоем они справились с этой задачей за несколько минут. Когда тексты были расшифрованы, Сесили и Лукас по очереди прочитали их вслух, и каждое следующее письмо давало им все больше поводов волноваться за судьбу Уилла.

В первом письме Уилл писал:

«Я уверен, что кто-то из членов нашей группы ворует артефакты и продает их французам, чей лагерь разбит неподалеку от нашего. Мы с лордом Херстоном разработали план, как выследить вора. Мы сделаем вид, будто между нами возник конфликт, я при всех обвиню Херстона в том, что он присваивает мои находки. Потом я свяжусь с группой из Британского музея и распространю информацию, что буду действовать в качестве посредника, если кто-то из людей лорда Херстона пожелает продать находки за более высокую цену, чем предлагает за них он сам. От Дэвида Лоуренса и экспедиции музея в Александрию сэр Майкл узнал, что у них тоже есть случаи воровства. Хорошо бы, нам удалось поймать мерзавца».

Лукас закончил читать первое письмо.

— Значит, папа и мистер Далтон на самом деле не ссорились, — сказала Сесили. Ей с самого начала было неприятно думать, что у ее отца возникли разногласия с Уильямом, ведь раньше они были очень близкими друзьями. — Но кто мог быть вором? Кому хватило наглости воровать артефакты буквально из-под носа лорда Херстона?

Уильям устало вздохнул:

— Думаю, если бы мы это знали, то уже разгадали бы всю шараду.

— Да, правда. Следующее письмо, судя по дате, написано за три дня до исчезновения твоего брата.

«Слава Богу, наша хитрость подействовала. Но мы все еще не можем поймать вора. Похоже, наши попытки его обнаружить привели к тому, что он стал еще осторожнее, чем раньше. И все-таки я верю, что скоро мы этого типа найдем».

— Разница в настроении Уилла между этим письмом и этим, — заметил Лукас, поднимая следующее письмо, — просто поразительная. Должно быть, за дни, которые отделяют одно письмо от другого, что-то произошло, и ситуация стала казаться более зловещей. Вот, послушай: «Брат, это может показаться глупостью с моей стороны, но все же я прошу тебя позаботиться о маме и Клариссе, если со мной что-нибудь случится и я по какой-то причине не смогу вернуться домой. Я молюсь, чтобы это письмо застало тебя невредимым и в добром здравии. И я тебя умоляю, если случится самое худшее, не вини себя! Ты гораздо лучше подходил для армейской службы, чем я, и в конечном счете я получил гораздо больше удовлетворения, работая секретарем лорда Херстона, чем мог бы получить на полях сражений в Европе. Если я не вернусь, сведения о сделках, которые провернул вор, можно найти в синей кошке. Херстон поймет, что я имею в виду. А если не Херстон, то Дэвид Лоуренс из Британского музея».

— Похоже, он опасался за свою жизнь! — Лукас резко отодвинул стул и встал. — Черт подери!

Сесили молча смотрела на прямую спину мужа — он остановился у камина и стал смотреть в огонь. Желая его утешить, она подошла к нему и участливо взяла за руку.

— Мы не знаем наверняка, что вор догадался обо всем. — Она подвела Лукаса к удобному канапе, стоящему с другой стороны от камина. — Нам ничего не известно, кроме того, что Уильям и мой отец пошли на обман, чтобы найти негодяя.

— Мы знаем достаточно, — возразил Лукас. — Знаем, что Уилл пропал, а твой отец не в состоянии говорить. Я не удивлюсь, если окажется, что именно эта история вызвала у сэра Майкла апоплексический удар. Кем бы ни был похититель, он оказался достаточно хитрым, чтобы сохранить свою личность в тайне даже от людей, с которыми он имел дело в Египте.

— Но по крайней мере теперь у нас есть еще один человек, которому мы можем задать вопросы.

При одной мысли о том, чтобы встретиться с Дэвидом Лоуренсом, Сесили начинало мутить. Но ведь сейчас необходимо узнать, что случилось с Уиллом, и она готова была, сделав над собой усилие, пройти через это испытание.

— Я ни за что не позволю тебе расспрашивать Дэвида Лоуренса, — горячо заявил Лукас. — Мы же не знаем, вдруг он и окажется вором. Я сам с ним поговорю.

Сесили покачала головой. Она ценила стремление мужа оградить ее от общения с бывшим женихом, но если они хотят узнать что-то о судьбе Уилла, ей придется побороть отвращение. Дэвид, мягко говоря, не был благородным человеком, но, насколько Сесили его знала, он никогда не опустился бы до воровства.

— Вряд ли это Дэвид. Ему незачем воровать, у него и так достаточно денег. И он ни за что не согласится поговорить с тобой наедине. Кроме того, он предо мной в долгу, и я могу это использовать, чтобы вынудить его рассказать то, что мы хотим узнать.

Лукас стиснул зубы. Вид у его светлости был такой, как будто он собирается спорить, но в конце концов он признал, что в доводах Сесили есть резон, и согласился.

— Тогда мы нанесем ему визит. Интересно, знает ли он что-нибудь про синюю кошку? Что, черт побери, Уилл вообще хотел этим сказать?

— Египтяне почитали кошек как богов. Думаю, Уилл имел в виду некий артефакт, который они привезли с собой: или на нем выгравирована синяя кошка, или он имеет сходство с синей кошкой. Это могут быть даже саркофаги. Если я правильно запомнила, в списке предметов, которые получил Египетский клуб, значилась синяя кошка. Этот список зачитывали на тайном собрании членов клуба, на которое мы с тобой пробрались.

Некоторое время Сесили и Лукас молчали, погруженные каждый в свои мысли. Им было о чем подумать. Они анализировали то, что узнали из писем Уилла, и пытались представить, как предполагаемая встреча с Лоуренсом может повлиять на их отношения. Но Сесили чувствовала, что ее мужа беспокоит что-то еще. Нечто не имеющее отношения к Дэвиду Лоуренсу. Наконец Лукас сказал:

— На месте Уильяма должен был быть я. Это я должен был стать секретарем сэра Майкла. Мой отец был младшим сыном в семье, и мы с братом давно знали, что его состояние невелико и нам придется самим зарабатывать на жизнь, а для этого необходимо получить какие-то профессии. Старший брат моего отца, герцог Уинтерсон, был дружен с лордом Херстоном, и они договорились, что мне будет предоставлено место секретаря.

В неярком свете черты лица Лукаса казались высеченными из камня, глаза смотрели с тоской.

— Но я тогда был преисполнен сознания собственной важности и был твердо настроен на службу в армии. Я скопил достаточную сумму, чтобы купить офицерский чин. Но отец не хотел сердить старшего брата, ведь он был обязан ему своими средствами к существованию. Считалось, что, будучи старшим сыном, я ухвачусь за этот чудесный подарок — должность секретаря лорда Херстона. В тот год мы спорили об этом несколько недель. В конце концов, я решил, что с меня хватит, и все равно купил офицерский чин. Мне даже не хватило порядочности сообщить ему об этом лично. И вот я был уже на пути в Португалию, а Уилл отправился в свою первую экспедицию в Египет.

— Но он казался очень довольным своей должностью, — сказала Сесили. Она положила руку на плечо мужа. Ей хотелось его утешить, но она не знала как. — У меня ни разу даже мысли не возникло, что он выбрал эту работу не по собственной воле.

Лукас улыбнулся, но в его взгляде все равно оставалась тень вины.

— Просто злоба и горечь были не в его характере. Он принимал мир таким, каков он есть. Со всеми его изъянами. Думаю, из него получился бы хороший священник, если бы только у него была к этому наклонность. — Лукас саркастически улыбнулся. — Увы, для этого он, как и его старший брат, питал слишком большую любовь к прекрасному полу и пирушкам.

Сесили встала.

— Вот что, твоя светлость, позволь-ка, я отведу тебя в постель.

Вспышка желания в глазах Лукаса отозвалась в ее теле трепетом. Он молча взял жену за руку и повел наверх.