— Черта с два вам это удастся! — пробурчал Лукас.

Он боролся с желанием схватить мисс Херстон за плечи и как следует встряхнуть, чтобы вдолбить в нее немножечко здравого смысла. Выходить замуж за какого-то ученого зануду — нелепейшая идея, и не только потому, что мисс Херстон заслуживает лучшего, но и потому, что у нее должен быть другой способ добраться до путевых дневников ее отца. А то, как она выглядела при лунном свете, и то, что его взгляд то и дело задерживался на ее губах, тут было вообще ни при чем. К сожалению, в данный момент мисс Херстон хмурилась и ее соблазнительный ротик был недовольно надут.

— Кажется, ваша светлость, я не спрашивала у вас разрешения. — Сесили отстранилась от Лукаса и скрестила руки на груди, в точности как это делают все оскорбленные женщины. — Я просто поделилась с вами моими планами. Если вы их не одобряете…

Конечно, Лукас не одобрял! К счастью, воинская служба научила его держать язык за зубами, когда нужно.

— Не то чтобы не одобряю ваших намерений, — начал он, хотя в действительности был решительно против. — Просто мне кажется, что излишне идти ради достижения вашей цели на такие крайности.

Но сказанного не воротишь. За короткое время, которое потребовалось Лукасу, чтобы выругаться, возникшее между ним и Сесили хрупкое взаимопонимание было разрушено.

— Большое спасибо за совет, ваша светлость. — Сесили поднялась со скамейки. — Боюсь, мне пора возвращаться к моим кузинам.

Ее реверанс был безупречен, лицо казалось безмятежным, но Лукас понял, что своей несдержанностью сильно навредил делу. Если он хочет уговорить мисс Херстон помочь ему найти ключ к разгадке исчезновения Уилла, нужно как-то исхитриться снова привлечь ее в качестве союзника.

Уинтерсон осторожно встал со скамейки. Напряжение мускулов раненой ноги на несколько мгновений заставило герцога забыть обо всем, кроме жгучей боли. Когда Лукас снова смог вздохнуть, его мысли вернулись к мисс Херстон. Сесили. Никому не повредит, если он в мыслях будет называть ее по имени. Он должен найти способ отговорить Сесили от ее нелепого плана. Пусть в свете браки по расчету — обычное дело, но Лукас знал на примере своего брата, что быть привязанной к человеку, к которому не испытываешь никаких нежных чувств, губительно для души. Брак его родителей был совсем другим, основанным на истинной любви и взаимном уважении. Сесили прекрасно знает латынь, греческий и, возможно, другие языки, но в этом вопросе она прискорбно невежественна. Ему придется объяснить ей, как сильно она заблуждается, руководить ею, указывать на ее ошибки, как школьнице. Лукас шел к стеклянным дверям, опираясь на трость, и думал, что ждет этого урока с нетерпением.

На следующее утро Сесили, допивая чай, вдруг почувствовала странное покалывание сзади на шее. Она оглянулась и увидела, что в дверном проеме маячит какая-то темная фигура. Сесили невольно вздрогнула и тут же отругала себя, потому что таинственный силуэт оказался совершенно обыкновенным мужчиной средних лет.

— Дорогая моя, простите, я не хотел вас пугать, — сказал лорд Джеффри Брайтон, старый друг ее отца и удивленно поднял брови. — Я пришел поговорить о проклятии. Неужели вы тоже поверили в эту глупую болтовню? Я считал вас достаточно разумной леди.

Сколько Сесили себя помнила, закоренелый холостяк сэр Джеффри чувствовал себя в их доме на правах члена семьи. С годами седина посеребрила его виски, но лорд Брайтон по-прежнему выглядел таким же, как всегда, — спокойным, непринужденным и слегка растрепанным. Он с самого начала был верным соратником лорда Херстона, одобрял его экспедиции в Египет и вложил целое состояние в покупку и доставку в Англию различных древностей. А еще он заработал приличную прибыль, продавая те предметы, которые Египетский клуб счел не имеющими особой исторической ценности. Другие члены клуба по истечении первой, самой страшной недели даже не потрудились навестить лорда Херстона. В отличие от них лорд Джеффри почти постоянно находился в Херстон-Хаусе. Пару раз он даже помогал успокоить лорда Херстона, когда у того совершенно неожиданно случались страшные конвульсии. Когда Сесили увидела, как старый друг отца стоял подле и разговаривал с ним негромким терпеливым голосом, неожиданным для такого крепкого мужчины, она была тронута до слез.

— Прошу вас, хоть вы не упоминайте о проклятии, — с отвращением сказала Сесили. — Сегодня даже «Таймс» написала об этом. Это уже напоминает готический роман Уолпола.

Лорд Джеффри пожал плечами:

— Мы люди суеверные. — Он положил себе на тарелку бекон и занял свое обычное место за столом слева от Сесили. — Это помогает объяснить то, чему нет объяснения.

Не желая говорить об этом, Сесили сменила тему:

— Насколько я понимаю, вы уже видели отца? Как вы его находите?

— Пожалуй, ему лучше. — Лорд Джеффри отпил из чашки. — Мне показалось, сегодня он меня узнал, во всяком случае, я на это надеюсь. Когда я с ним беседовал, он сжал мою руку. До этого он так поступал только с вами или Вайолет. — Лицо лорда Джеффри омрачилось. — Ах, Сесили, не могу передать словами, как мне горько видеть вашего отца в таком состоянии. Иногда я близок, к мысли, что лучше бы апоплексический удар забрал его у нас.

Сердце Сесили словно сдавила невидимая рука. Хотя в первые дни болезни лорда Херстона они с Вайолет тоже говорили об этом, ей было больно слышать такие слова из уст самого близкого друга отца.

— Я никоим образом не хочу, чтобы это случилось, — продолжал Брайтон. — Я ни за что не пожелал бы лорду Херстону такой участи, но мне хорошо известно, что он превыше всего ценит остроту своего ума. Думаю, он не мог и представить себя в подобном состоянии. Он жив, но не может делать ничего, ради чего стоит жить.

— Я вас понимаю, — сказала Сесили. Она думала о том, каким активным и полным жизни был ее отец до удара. — Не представляю, чего бы он хотел, зная, что с ним случится, но уверена — именно тот факт, что он жив, дает нам надежду. Мы все надеемся, что настанет день, когда он сможет вернуться к своим прежним занятиям.

— Дорогая моя, вы, как всегда, правы. — Лорд Джеффри взял Сесили за руку. — Я это знаю. Если бы сэр Майкл видел вас теперь, когда вы наконец позволили себе сбросить кокон и расправить крылья, как прекрасная бабочка, то обрадовался бы.

— Скажете тоже, бабочка. — Сесили засмеялась. — Вы отлично знаете, что папе очень не понравилось бы, что я продолжаю свои научные занятия. Хотя я согласна: ему было бы приятно видеть, что я наконец-то позволила Вайолет помочь мне с выбором гардероба.

— Сесили, мне кажется, вы несправедливы и к отцу, и к самой себе. Он вами очень гордился. Равно как и вашей матерью, упокой Господь ее душу.

При упоминании о матери улыбка Сесили поблекла.

— Да, это верно. Вот только жаль, что он воспринял ее смерть как знак того, что дамам не стоит заниматься никакими науками. Не занятия переводами свели ее в могилу, а то, что она упрямо отказывалась отдыхать, когда подхватила легочную инфекцию. Я сама неугомонная и думаю, что, если бы при маме были ее книги, это помогло бы ей пережить скуку лежания в постели.

— Ваш отец очень тяжело переживал смерть жены, — сказал лорд Джеффри. — Признаться, бывали времена, когда я боялся, что он совершит самое страшное, но все-таки он выстоял. Я уверен, ради вас. А потом он связал свою судьбу с леди Вайолет, и все снова стало хорошо.

Но Сесили знала, что это только часть правды. Вероятно, со стороны казалось, что все хорошо, но она считала, что после смерти супруги лорд Херстон так и не стал прежним. И когда дочь показала такие же способности к языкам, какими обладала ее мать, лорд Херстон сделал все, что было в его силах, дабы Сесили не увлеклась литературными занятиями в той же степени, как и его покойная жена. Но Сесили оказалась настойчивой и при помощи крестной, несмотря на отцовские запреты, сама стала уважаемым ученым. Во всяком случае, насколько это возможно для леди благородного происхождения.

И Сесили просто согласно кивнула, понимая, что лучше не ворошить прошлое.

Они еще некоторое время поговорили на нейтральные темы: о новых платьях Сесили, о бале у леди Бьюли, о последних новостях из Королевского общества. — но Сесили видела, что лорда Джеффри явно что-то гложет. Она вопросительно посмотрела на человека, которого считала практически своим дядюшкой. Долго подбирать слова было так непохоже на него.

— Что случилось?

Лорд Джеффри посмотрел на нее как-то смущенно:

— Дорогая моя, мне бы не хотелось затрагивать эту тему, особенно после того, что вы только что говорили, но я должен. Репутация вашего отца висит на волоске.

— Я думала, мы уже определили проклятие как суеверие невежественных людей, — сказала Сесили.

Еще в те времена, когда до Англии только дошли новости об исследованиях Наполеона в Египте, и даже раньше, читающую публику взбудоражила идея, что древние строители пирамид запечатали их неким проклятием, которое падет на голову всякого, кто осмелится потревожить гробницы фараонов. Всякий раз, когда умирал подсобный рабочий, или заболевал участник экспедиции, или если ящик с древностями из Египта роняли при погрузке на судно, в этом винили древнее проклятие. И не важно, что проклятия больше говорили о тех, кто начертал их на стенах гробниц, чем о тех, кто их нашел. Газеты и скандальная хроника взахлеб рассказывали истории о несчастьях и распространяли слухи, что над каждым участником экспедиции в Египет нависла беда.

Сесили уже порядком надоело, что приходится иметь дело с этими кривотолками всякий раз, когда она выходила из дому, но надеялась, что по крайней мере в комнате дня завтраков Херстон-Хауса ей это не грозит.

— Сесили, я верю в проклятие не больше, чем вы, — сказал лорд Джеффри. — Но знаю точно, что с членами этой экспедиции творится что-то неладное. Как вы знаете, я тоже там был. И пока мы находились в Александрии, случилось довольно много странностей. Теперь, задним числом, мне кажется, это был знак, что с затеей вашего батюшки что-то не так.

О том, что в Египте все пошло неблагополучно с самого начала — помимо исчезновения Уилла Далтона, — Сесили услышала впервые. И ей немедленно хотелось узнать все подробности.

— Расскажите, сэр Джеффри.

— Кроме этой ужасной истории с Далтоном, — начал лорд Брайтон, — было много разных мелочей, из-за которых мы чувствовали себя не в своей тарелке. Например, предметы исчезали где-то между площадкой раскопок и местом хранения в нашем лагере. Один из наших проводников так неудачно упал, что не смог продолжать путь. А один из местных жителей, которых твой отец нанял в помощь для переноски крупных предметов, был раздавлен насмерть упавшим саркофагом, который они не удержали.

— О Боже! — в ужасе выдохнула Сесили.

Случай, конечно, был страшный, но пока все, что рассказал сэр Джеффри, укладывалось в рамки ее ожиданий.

— Я полагаю, в предприятиях такого рода подобные происшествия случаются. Зачем приписывать их проклятию, когда можно объяснить просто неудачей?

Лорд Брайтон помолчал, теребя кружево на обшлаге рукава. Он явно чувствовал себя неловко.

— Потому что в данном случае нас заранее предупредили о проклятии прямо перед тем, как мы открыли дверь в усыпальницу. — Рассказывая, сэр Джеффри мысленно переживал все заново, и его взгляд стал тревожным. — Думаю, вы знакомы с переводчиком Гилбертом Губаром? Он неоднократно ездил в Египет в составе нашей группы.

Сесили кивнула. Она пару раз переписывалась с герром Губаром по поводу некоторых греческих текстов. Он был хорошим человеком, и Сесили ему завидовала — ведь он участвовал в экспедициях.

— Так вот мы копали целый день, и из-за жары троим из наших рабочих пришлось бросить работу и сделать перерыв. Но лорд Херстон был уверен, что мы уже близки ко входу в гробницу и нельзя останавливаться. Я пытался с ним спорить, но в вашем семействе не только вы упрямы, моя дорогая. И вот наконец мы до него добрались. Когда мы достигли цели, все собрались вокруг и смотрели, никто уже не обращал внимания на жару. Затем сэр Майкл попросил Губара прочитать надпись на двери. Тот выступил вперед. Воцарилась тишина. Это было похоже на торжественное открытие, я не припоминаю другого такого случая. Записывая текст в блокнот, Губар произносил его вслух на своем английском с немецким акцентом, хотя мы понятия не имели, что он означает. Сгорая от нетерпения, все ждали, когда он переведет эти слова на английский. Наконец он прочитал все, слово за словом: «Всякий, кто осквернит эту гробницу, прекратит свое существование, годы его сократятся, а его дом перейдет к его врагу».

— Я вас уверяю, — с чувством произнес лорд Брайтон, — в ту ночь никто из нас не лег спать с легким сердцем.

— Но это же ерунда! — От слов сэра Джеффри по спине Сесили пробежал холодок, но она пыталась сохранять здравый смысл. — Как такое может быть, чтобы человек перестал существовать и одновременно его годы сократились? Эти проклятия для того так путано и писали, чтобы отпугнуть возможных желающих поживиться ценностями, захороненными вместе с богатыми умершими, вот и все.

Она рассмеялась, но даже ей самой собственный смех показался нервным. А друг отца оставался по-прежнему серьезным.

— Сесили, я это знаю. Я повидал больше гробниц, чем вы — бальных залов. И могу сказать, что это проклятие отличается от других. Я никогда не чувствовал, чтобы вся группа одновременно испытала такое… жуткое ощущение. Это был один из самых тревожных случаев за всю мою жизнь.

— Но даже если это проклятие — реальность, — не сдавалась Сесили, — мы ничего не можем с этим поделать. Мы не можем повернуть время вспять и снова запечатать ту гробницу.

— Да, не можем. — Лорд Брайтон устремил на нее серьезный взгляд. — Но мы можем соблюдать осторожность. Я знаю, что вы хотите получить из клуба дневники экспедиции.

Сесили удивленно ахнула. Сэр Джеффри только рукой махнул.

— Вы же знаете, я по-прежнему активно участвую в жизни клуба, а слухи распространяются быстро. Прежде чем вы спросите, отвечаю: я не смогу вам в этом помочь. Я считаю, что чем скорее эта экспедиция будет забыта, тем лучше, и не сделаю ничего, что могло бы подвергнуть опасности дочь моего старого друга. И уж конечно, ничего такого, что пошло бы вразрез с желаниями лорда Херстона, какими бы альтруистическими ни были ваши мотивы.

Сесили нахмурилась, но отвечала спокойно.

— Я очень хочу, чтобы все перестали обращаться со мной как с ребенком. Я вполне способна мыслить разумно и сама решать, что мне стоит делать, а что не стоит.

Лорд Джеффри снисходительно улыбнулся, отчего Сесили захотелось закричать.

— Дорогая моя, умоляю вас прислушаться к пожеланиям того, кто любит вас как собственную дочь. От чтения этих дневников не будет ничего хорошего. Если с вами тоже что-то случится, боюсь, ваша семья этого не перенесет.

Через несколько минут сэр Джеффри ушел. Сесили осталась сидеть за столом, глядя на быстро остывающий чай, погруженная в свои мысли. Безусловно, лорд Брайтон очень добр и его поступки продиктованы заботой о ней, но она будет вести себя так же, как всегда, и сама решит, какие действия ей следует предпринять. В данном случае это означало, что она и дальше будет пытаться добыть дневники отца. Сесили поднялась и пошла переодеваться для конной прогулки в парке с Джорджем Винсоном — этим утром он прислал ей приглашение и маленький букетик фиалок. Выбор цветов был довольно странным, если учесть, что ее мачеху зовут Вайолет, но вряд ли его можно упрекнуть в какой-либо преднамеренности. Сегодня ей также доставили букет нежно-розовых пионов с коротенькой записочкой: «Эти цветы напоминают мне о вас. Уинтерсон». Конечно же, герцогу просто повезло, что его выбор случайно пал на ее любимые цветы. И только потому, что это были ее любимые цветы, она велела горничной поставить букет на туалетный столик, а вовсе не потому, что, когда она на них смотрела, у нее в животе словно порхали бабочки. Этого она всячески старалась не замечать.

Вчера вечером Сесили танцевала с мистером Винсоном и нашла его милым, хотя и несколько недалеким. Главное, что он был членом Египетского клуба, а значит, числился в ее тайном списке кандидатов в мужья.

К несчастью для лорда Брайтона, его предостережение возымело обратный эффект — дало Сесили еще один веский повод раздобыть дневники отца. Теперь они были важны для нее не только как научное наследие — теперь она стремилась развеять миф о проклятии. И возможно, мистер Винсон предоставит ей возможность это сделать.

Проведя в обществе мистера Винсона пятнадцать минут, Сесили всерьез засомневалась, стоит ли рассматривать его как потенциального мужа. Каррикл мистера Винсона полз со скоростью улитки, чтобы все увидели его, а он увидел всех, в самый модный час в Гайд-парке. Сесили пыталась втянуть его в разговор о чем-нибудь еще, кроме его спортивных увлечений, но ее попытки оставались безуспешными. Джордж был идеальным кандидатом в мужья: не чрезмерно умный, легко управляемый и по каким-то непостижимым причинам еще и член Египетского клуба. Однако мистер Винсон относился к числу «коринфян» и посему без умолку говорил о вещах, о которых совершенно не подобало говорить с молодыми леди благородного происхождения, — в этом Сесили была совершенно уверена. Не то чтобы ее это слишком заботило, но такой разговор не давал ей возможности узнать подробности о его участии в работе Египетского клуба.

— Мистер Винсон! — Следуя наставлениям из танцевальной карты Амелии, она улыбнулась, похлопала ресницами и склонила голову набок. — Прошу вас, расскажите мне о других ваших интересах. Например о Египетском клубе. Я думаю, это должно быть ужасно страшно — увидеть настоящую мумию.

Как и надеялась Сесили, Винсон немного раздулся от гордости — явный признак того, что ее лесть и метод, который она стала мысленно называть «упс» — «улыбнись, похлопай, склони», — достигли цели.

— О нет, мисс Херстон, я не испугался, — произнес он отвратительно хвастливым тоном. Ну почему болваны вроде Винсона считают, что принадлежность к мужскому полу дает им превосходство? — Мумия — это всего лишь старые бинты и тряпки и немного чего-то коричневого под ними, вот и все. Кроме того, парень, из которого сделали мумию, давно умер, так что не может выскочить из этой деревянной штуки, в которой лежит, и наброситься на тебя.

Винсон игриво подмигнул.

«О Господи!» — взмолилась Сесили, но, скрывая раздражение, поинтересовалась:

— Много ли времени вы там проводите? Я имею в виду, в Египетском клубе. Мне кажется, изучение древностей не может по-настоящему увлечь такого человека, как вы… я имею в виду, вы так искусны в других областях — например в спорте…

— О, я бываю в клубе, — ответил Винсон.

Он переключил все внимание на управление коляской, умело объезжая экипаж вдовствующей леди Далримпл, который остановился, чтобы его хозяйка могла обменяться парой слов с мисс Генриеттой и мисс Элоизой Стэндиш. Сесили отметила, что обе мисс выглядели так, словно им хотелось сбежать от леди Далримпл.

— Вообще-то это устроил мой отец, — продолжил Винсон. — Членство в клубе то есть. Скачки и все такое прочее он не одобряет. Вот он и записал меня в Египетский клуб в надежде, что я там займусь чем-нибудь более мирским.

Сесили подумала, что он неправильно понимает смысл слова «мирской», но говорить об этом не стала.

— Вот я вас спрошу, мисс Херстон, похож я на малого, который убивает скуку, разглядывая заплесневелые кости и книги со странными знаками?

Винсон от души рассмеялся над собственным предположением. Сесили подмывало последовать его примеру, но она лишь тактично сказала:

— Да, вы и впрямь кажетесь чуть более активным, чем требовалось бы для подобных занятий.

Джордж просиял:

— Вот и я говорил папаше то же самое! Да и потом, это он любит все это египетское старье, а не я. Если я хочу быть сам себе хозяином, ясное дело, мне надобно другое хобби, не так ли?

— Действительно, — согласилась Сесили.

У нее не было сомнений, что из Джорджа получился бы муж, идеально подходящий для ее целей. Пусть мистер Винсон никогда не оценит ее академические наклонности, но зато он также никогда не будет завидовать ее научным достижениям, как завидовал Дэвид. Сесили решила оставить Джорджа в списке.

Она хотела выяснить, как он относится к ученым женщинам, у которых есть свое хобби.

— Мистер Винсон, — начала она, но больше ничего не успела сказать, так как экипаж внезапно остановился.

— Приветствую, Уинтерсон, — сказал мистер Винсон, когда герцог ловко остановил свой фаэтон рядом с его. — Первоклассная у вас упряжка! Не те ли это гнедые, которых я видел на прошлой неделе у Татга?

— Мисс Херстон.

Герцог поднял шляпу, приветствуя Сесили. Она была раздражена появлением его светлости сразу по двум причинам: потому что в его присутствии немного терялась и потому что он прервал ее охоту на Винсона. Вообще-то крайне нежелательно, чтобы он тут околачивался. И в костюме для верховой езды выглядел как греческий бог. И выражение смеющихся глаз тоже не было в его пользу.

— Да, это гнедые Найтона, — подтвердил Лукас. — Я был на ярмарке, увидел этих красавцев и не смог пройти мимо.

Как показалось Сесили, обсуждение лошадей продолжалось целую вечность. Она прямо-таки кипела негодованием. Каким ветром Уинтерсона занесло в парк в этот час? По ее сведениям, полученным от Мэдди и Джульет, он редко участвовал в светских увеселениях. Повеление сэра Лукаса на балу у Бьюли, где он держался на дальних позициях, лишний раз подтвердило, что его светлость не интересует праздная болтовня. Это значит, что он здесь только для того, чтобы вставлять ей палки в колеса в ее планах выйти замуж. В тот вечер в саду во время их недолгого разговора он совершенно ясно высказал свои возражения, но Сесили не ожидала, что он реально что-то предпримет, чтобы ей помешать.

Она вдруг спохватилась, что, пока размышляла, Уинтерсон ее о чем-то спросил. Не желая признавать, что упустила нить разговора, Сесили просто кивнула:

— Да, конечно.

По лицу Уинтерсона расплылась широкая улыбка. Сесили на мгновение даже опешила. Если его светлость был красив, когда не улыбался, то улыбающийся стал просто неотразим. А еще с таким выражением лица он казался менее… менее похожим на герцога. Сесили ощутила дрожь возбуждения, но быстро совладала с собой.

— В таком случае, мисс Херстон, я помогу вам спуститься, — предложил Винсон. — Он бросил поводья на сиденье позади и спрыгнул на землю. — Жду от вас полного отчета о гнедых, — добавил он, криво усмехаясь.

Тут только Сесили поняла, на что согласилась, и мысленно прокляла Уинтерсона на шести языках. Но отказываться от поездки она не собиралась: было уже понятно — хотя Винсон не боится мумий, он, похоже, становится пуглив, когда дело касается незамужних молодых леди. Поэтому Сесили придержала язык до тех пор, пока не оказалась на сиденье рядом с Уинтерсоном. Но как только они отъедут на приличное расстояние от чужих ушей, Сесили собиралась устроить его светлости грандиозный разнос, дабы он усвоил, что не стоит становиться между женщиной и ее целями.

Уинтерсон снова выехал на тропинку и, прощаясь с Винсоном, коснулся древком хлыста полей своей шляпы. Затем, не сводя взгляда с упряжки, дружелюбно заметил:

— Знаете, мисс Херстон, вы зря теряете с ним время. Винсон, как говорится, не торопится под венец. Кроме того, он и в самом деле слишком молод, чтобы думать о супружестве. Вы гораздо больше преуспели бы с Холлингсуортом или Пилкингемом. Они по крайней мере намерены вступить в брак.

— И оба по возрасту годятся мне в дедушки! Пилкингем уже похоронил двух жен; у меня нет желания становиться третьей, благодарю покорно.

Лукас чувствовал на себе сердитый взгляд Сесили так же ощутимо, как если бы она лупила его им по голове.

— Если вы не очень возражаете, я лучше буду придерживаться Винсона.

Тон Сесили давал понять, что она категорически против участия его светлости в ее судьбе. Уинтерсон покосился в ее сторону, надеясь, что не превратится в соляной столб. Или в камень. Сесили выглядела очень недовольной. Но хорошенькой. Ничего общего со змееволосой Горгоной Медузой. Его размышления на тему, на кого из персонажей классической греческой литературы Сесили, к счастью, не похожа, были прерваны ею самой.

— Ваша светлость, извольте объяснить, зачем вы прервали мою весьма приятную прогулку с Винсоном. — От раздражения голос Сесили звучал выше обычного. — Не может быть, чтобы герцог Уинтерсон приехал на других посмотреть и себя показать, поскольку вы миновали три экипажа, даже не удостоив взглядом никого из седоков.

— Я пытался убедить вас, что ваш план выйти замуж за первого попавшегося члена Египетского клуба никуда не годится, но мои слова не возымели никакого действия.

Слова Лукаса прозвучали резче, чем он ожидал. Он с раздражением запустил руку в волосы. «Черт бы ее побрал, до чего же с ней тяжело!»

— Мой план, как вы выразились, — отчеканила Сесили, нимало не задетая его тоном, — вовсе не состоит в том, чтобы выйти замуж за первого члена клуба, от которого мне удастся добиться предложения руки.

Лукас подумал, что если бы они стояли, Сесили топнула бы ногой в подкрепление своих слов.

— Мистер Винсон — добрый и щедрый молодой человек, — продолжила она. — Он всего лишь пригласил меня покататься в парке. Я приняла приглашение, потому что таков этикет. Он станет прекрасным мужем той, на ком решит жениться. И одно то; что он чуть менее… умный, чем вы, не дает вам права смотреть на него свысока поверх вашего огромного носа.

На протяжении этой тирады голос Сесили становился все громче и тоньше. Когда у нее вырвался эпитет про нос Уинтерсона, она поспешно закрыла рот затянутой в перчатку рукой.

Лукас к этому времени свернул с аллеи в лесистую часть парка почти на его окраине, так что никто, кроме него, не слышал Сесили. Это было очень кстати, потому что он собирался провести с ней серьезную беседу о том, какие опасности подстерегают ее на пути воплощения своих намерений. Кроме того, его светлость ожидал, что в процессе этого разговора голоса еще не раз будут повышены, но сначала хотел разобраться с одним мелким вопросом.

— Мой нос вовсе не огромный, — сказал герцог, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. — А если бы и был, это не повод для личных нападок. Впрочем… — Лукас задумался с серьезным видом. — Вы знаете, как говорят? Чем больше нос…

Не договорив, он выразительно поднял брови.

Сесили посмотрела на него с недоумением:

— Вы что же, не собираетесь закончить эту цитату?

Лукас остановил фаэтон. Теперь он мог вволю смотреть на Сесили, не опасаясь наехать на какого-нибудь зазевавшегося пешехода. Озадаченное выражение лица мисс Херстон было поистине очаровательно, и Лукас вдруг остро почувствовал ее близость. Аромат розовой воды манил его наклониться к ней.

Сесили посмотрела на него снизу вверх из-под ресниц и прикусила полную нижнюю губу.

— О!

Лукас не знал, что означало это восклицание: то ли она сообразила, чем заканчивается цитата, то ли угадала его намерения, но этот краткий возглас был красноречивее, чем все пьесы Шекспира, вместе взятые. Их взгляды встретились. Рука Лукаса будто по собственной воле, независимо от него, легла сзади на шею Сесили и притянула ее лицо к нему так близко, что он мог разглядеть крошечные веснушки на ее носу и щеках. Глаза Сесили расширились за мгновение до того, как она опустила ресницы. Досадуя на себя за то, что ему не хватает выдержки, Лукас мысленно выругался и прижался губами к ее губам. Это был нежный поцелуй. Пробный. Он просто прикоснулся к ее ротику, получив удовольствие от мягкости ее кожи. Лукас хотел гораздо большего, но пока и этого было достаточно. Он медленно обвел кончиком языка контуры ее губ, словно безмолвно испрашивая согласия на дальнейшее. Ответ Сесили ему понравился: она приоткрыла рот и схватилась за его плечо, словно ей нужно было опереться на него, чтобы не упасть.

Уинтерсона захлестнула волна чисто мужского торжества, и в тот же момент он почувствовал, что Сесили несмело прикасается языком к его языку. Для Лукаса все перестало существовать: парк; деревья, легкий ветерок, — он забылся в ощущении ее податливого тела, находящегося совсем рядом. А потом — словно пара дуэний — вмешались лошади. Они понесли. И разверзся ад.

Когда это случилось, Сесили, к своему стыду, закрыв глаза, наслаждалась поцелуем. С тех пор как она в последний раз давала себе волю, прошли годы. И с тех пор как ее в последний раз целовали — тоже. Восхитительно было чувствовать его сильные руки, обнимающие ее, настойчивые прикосновения губ. Все это пьянило и вело Сесили в совершенно новый мир, но одновременно ей казалось, что она наконец-то возвращается домой после долгого отсутствия. И когда его светлость проник в ее рот, что ей оставалось делать, как не покориться соблазну? Ответить на вопрос, который задавали его губы. Руки Сесили сами скользнули к нему, чтобы притянуть ближе, потрогать пальцами на удивление мягкие черные кудри, которые ей так нравились. Сквозь одежду она ощущала тепло тела, твердость торса, прижатого к ее груди.

Но все это было до того, как фаэтон резко дернулся, так что они стукнулись головами. Стукнулись сильно.

— Проклятие! — пробормотал Уинтерсон.

Он подобрал поводья и осадил резвых гнедых, которые уже тянули их по дорожке обратно к Роттен-роу. Сесили одной рукой крепко ухватилась за бортик коляски, а другой стала придерживать на голове шляпу.

Им просто не повезло, что их увидел не кто иной, как трехглавый дракон света, включая мать Джульет, леди Шелби. Можно было не сомневаться — благодаря ей эта история еще до конца сегодняшнего дня станет известна Вайолет.

Лучше некуда.

— Добрый день! — окликнула их маркиза Даунс, ее глаза горели злорадством. — Ваша светлость! Мисс Херстон! Прошу вас, присоединяйтесь к нам!

Если бы так повела себя жена какого-нибудь мелкопоместного дворянина, она была бы навсегда исключена из светского бомонда. Но поскольку родословная Даунсов брала начало еще от Вильгельма Завоевателя, бестактность маркизы все воспринимали как эксцентричность.

Уинтерсон, или Лукас, как Сесили теперь стала называть его про себя, цветисто выругался под нос. Сесили мысленно присоединилась к нему. Она предпочла бы скорее пойти на прием к дантисту, чем оказаться в обществе компании, которая собралась в открытом экипаже Даунсов.

— Улыбнитесь, — процедил ей Лукас, почти не разжимая губ, чтобы со стороны казалось, что он ничего не говорил. — И постарайтесь не выглядеть такой… зацелованной.

— Боюсь, ваша светлость, — ответила Сесили с холодком, — мы не можем делать вид, что ничего не было.

— Сесили, я и не говорил, что хочу этого. — Уинтерсон повернулся к ней и бросил на нее горящий взгляд, от которого она затрепетала. — Я только стараюсь, чтобы эти болтушки не обсуждали наше поведение вместо своего.

Лукас снова сел лицом к упряжке, а тем временем к их фаэтону приближался еще один экипаж. Сесили с ужасом увидела Амелию и Фелисию, наблюдающих за ними с плохо скрытой враждебностью.

— Сесили, — резко сказала леди Шелби, как только они обменялись приветствиями, — что ты здесь делаешь?

Сесили не сомневалась, что за этим вопросом скрывался другой: «Что ты делаешь с герцогом Уинтерсоном?»

— И правда, Сесили, — подхватила Амелия, чей елейный голосок не мог замаскировать ее раздражение. Она быстро перевела взгляд с Сесили на Лукаса и обратно на Сесили. — Расскажи нам, почему ты здесь.

Сесили понимала, что это ребячество, но отчасти ей было приятно видеть ревность Амелии. Но она не успела ответить ни на один вопрос — за нее это сделал Лукас.

— Я попросил мисс Херстон присоединиться ко мне, чтобы мы могли обсудить результат последней экспедиции лорда Херстона.

Сесили сдержала вздох. Неплохо было позлить Амелию — пока это удалось, — но Лукас еще не закончил.

— На мой взгляд, приятно побеседовать с юной леди, которая не только красива, но и умна. Такое полезное времяпрепровождение! От разговора получаешь гораздо больше удовольствия.

Если его колкость и достигла цели, то Амелия этого не показала. Она улыбнулась одними губами, ее глаза оставались холодными.

— О, мисс Херстон, несомненно, умна.

В устах Амелии это прозвучало скорее как осуждение, нежели как комплимент.

— Но как ты оказалась в экипаже герцога, Сесили? — невинно полюбопытствовала Фелисия. — Готова поклясться, некоторое время назад мы видели тебя с мистером Винсоном!

— Да, — поддержала Амелия, — действительно.

Леди Шелби почувствовала, что эти две особы могут спровоцировать скандал, чего она никоим образом не хотела, поскольку пострадает репутация ее собственной семьи, и решительно вмешалась в ситуацию, хотя без особого удовольствия:

— Ваша светлость, осмелюсь предположить, что вы хотели обсудить исчезновение вашего брата, не так ли?

«Ну конечно, как будто он не может разговаривать со мной просто ради разговора со мной!» — мысленно возмутилась Сесили. Оставалось только удивляться, как этой злобной фурии удалось произвести на свет столь хорошего человека, как Джульет. Это было совершенно непонятно.

— Да, это так, — сказал Лукас с легким поклоном. — А теперь, дамы, с вашего разрешения я должен просить мисс Херстон продолжить нашу беседу.

Они попрощались: Лукас и Сесили — со вздохом облегчения, а все сидящие в экипаже Даунсов — недовольно. Когда фаэтон отъехал на безопасное расстояние, Лукас покачал головой:

— Это напомнило мне первую неделю в Итоне, когда нам с Монтейтом пришлось противостоять трем забиякам. Только сейчас мне было страшнее. Скажите на милость, чем вы ухитрились вызвать такую враждебность мисс Сноу и леди Фелисии? Да и вашей тетушки, если уж на то пошло?

— Про тетушку объяснить легче. Из всех сестер она больше всего озабочена положением в свете, и ее очень беспокоит, что Джульет, Мэдлин и я не смогли произвести в обществе такой же фурор, как она и ее сестры, когда они впервые приехали в Лондон. Леди Шелби уверена, что причина в том, что нам больше нравится говорить о философии, чем о том, какой фасон платьев моден в этом сезоне, или обсуждать последние сплетни.

— А как насчет мисс Сноу и леди Фелисии? — с любопытством спросил Лукас.

Сесили глубоко вздохнула. Она колебалась, стоит ли посвящать его светлость в историю с Дэвидом, но потом решила, что не обязательно упоминать все подробности.

— Амелия невзлюбила меня с того самого дня, когда некий джентльмен предпочел меня ей. Он очень интересовался египтологией и языками. Теперь понимаю, что его не столько интересовала я, сколько возможность познакомиться с моим отцом, но тогда я была весьма польщена. Думаю, Амелия винит меня в том, что она до сих пор не помолвлена.

— И что же случилось с тем джентльменом?

Лукас повернулся к ней и посмотрел на нее с непроницаемым выражением лица.

Сесили с удивлением осознала, что мысли о предательстве Дэвида уже не причиняют ей такой боли, как раньше.

— Мы были помолвлены, но некоторые обстоятельства вынудили меня разорвать помолвку.

— Какие обстоятельства?

— Я поняла, что больше не хочу за него замуж.

Слишком мягко сказано, но по крайней мере это правда.

— На мой взгляд, вы не похожи на женщину, которая может принять столь важное решение под влиянием минутной прихоти, — заметил Лукас.

По его тону Сесили поняла, что он не вполне поверил ее рассказу. Тем не менее его светлость не стал допытываться об истинных причинах разрыва, и Сесили была ему за это благодарна. Ей было неприятно думать о том отвратительном эпизоде, а тем более говорить о нем.

— Как бы то ни было, — продолжила она, — с тех пор Амелии не удалось никого очаровать, и она винит в этом меня. Хотя не понимаю, при чем тут я, ведь после Дэвида больше не было случая, чтобы к нам обеим проявлял интерес один и тот же джентльмен. Если на то пошло, я всячески сторонилась любых романтических отношений.

«До недавних пор», — тихо подсказал ей внутренний голос. Сесили резко замолчала и поспешила сменить тему. Она вернулась к предмету, о котором они говорили перед тем, как лошади рванулись с места.

— Кстати, о романтических отношениях. — Голос Сесили прозвучал спокойно. — Я решительно намерена продолжать поиски потенциальных мужей среди холостяков, состоящих в Египетском клубе.

Лукас с досадой фыркнул:

— Ваш план… — Он снова поднял хлыст к полям шляпы, приветствуя кого-то с другой стороны коляски. — …никуда не годится.

Теперь уже Сесили недовольно фыркнула.

— Я считаю, это неразумно — нарочно добиваться внимания мужчин только потому, что они состоят в Египетском клубе. Вы же не можете знать, как они отнесутся к вашим научным склонностям. Вполне может статься, что вы станете супругой человека, которого ваши умственные способности будут раздражать. Это столь же вероятно, как и выйти за того, кто их оценит.

— Благодарю за разъяснение, — язвительно сказала Сесили. — Но, как я уже говорила вчера вечером, это не обсуждается.

— Знаете ли, мисс Херстон, — начал Лукас, — мужчины, которых вы отобрали в качестве кандидатов, не все такие же тупые, как бедняга Винсон. — Голубые глаза Лукаса пронзили Сесили пристальным взглядом. — Вы когда-нибудь задавались вопросом, каким окажется ваш брак с одним из них? Что будет после того, как вы доберетесь до дневников вашего отца?

Лукас, понизив голос, протянул руку и дотронулся большим пальцем до ее нижней губы.

— Ведь супружество — это еще и постель!

К своей досаде, Сесили почувствовала, что заливается краской. Черт бы побрал его светлость за то, что так на нее наседает! Но несмотря на недовольство, Сесили ощутила, как от его прикосновения ее сердце забилось чаще. Пытаясь совладать со своим голосом, она пробормотала:

— Я об этом думала. — Спрятав свое смущение под маской надменности, добавила: — И готова исполнять свой долг.

Уинтерсон, покачав головой, взял ее руку в свои ладони.

— Сесили, вы заслуживаете лучшего, чем всю жизнь исполнять обязанности жены лишь во имя долга.

Сесили с ужасом осознала, что от этих слов у нее выступают слезы на глазах. Управлять румянцем она не могла, но сдержать слезы было все-таки в ее силах, и она усилием воли подавила желание уткнуться лицом в сильное плечо Уинтерсона.

— Я полагаю, что интимные подробности моей семейной жизни, пусть даже только гипотетической, никого не касаются. — Сесили высвободила свою руку. — Так же как и другие детали моего плана по получению дневников отца.

Лукас уже мысленно корил себя за то, что испугал ее своей откровенностью, но ему была невыносима мысль, что его энергичная Амазонка выйдет за какого-то высушенного школяра или, еще того хуже, идиота вроде Винсона, не способного ее оценить и не умеющего с ней обращаться. А их поцелуй… но об этом Лукас сейчас думать не мог, как бы ему этого ни хотелось. Ему нужно было найти способ отговорить Сесили от ее затеи. А еще лучше — предложить взамен какое-нибудь другое решение.

— Дорогая моя, не кипятитесь, — непринужденно сказал Лукас. Он понимал, что сейчас дружеский тон придется ей больше по вкусу, чем нежные слова. — Я не собираюсь руководить вами. Конечно, выбор мужа — это ваше личное дело, будь он членом Египетского клуба или нет. Но согласитесь — ведь нам нужно одно и то же: дневники лорда Херстона.

Уинтерсон заметил, что Сесили смотрит на него с подозрением. Что ж, по крайней мере, она смотрела на него, а не в пространство.

— Я вас слушаю, ваша светлость, — мирно начала она.

— Возможно, это ускользнуло от вашего внимания. — Лукас одарил Сесили полуулыбкой, при которой, как он знал, у него на подбородке появляется ямочка. — Но я мужчина.

Сесили подняла бровь:

— Пожалуй, это обстоятельство мне известно.

— И, как мужчина, я имею больше шансов верно оценить качества джентльменов, которых вы включили в свой список.

— Это почему?

Сесили по-прежнему поглядывала на него с недоверием, но Лукас был уверен, что его слова ее заинтересовали.

— Когда вы встречаете молодых людей в искусственной обстановке бального зала, или клуба «Олмак», или… — Он показал на толпу гуляющих на Роттен-роу. — …в этом парке, в любом случае вы ничего не знаете ни о них, ни об их окружении. Фактически, будучи леди, вы от них изолированы.

Лукас с удовлетворением заметил, что Сесили слегка нахмурилась.

— Я же, как джентльмен, — продолжал он, — знаю об этих господах то, о чем вы не осведомлены просто потому, что вы леди. Например, известно ли вам, что у этого Винсона, с которым вы без колебаний согласились поехать на прогулку, огромные долги? Дела Джорджа настолько плохи, что его отец близок к тому, чтобы перестать выплачивать ему содержание и полностью лишить поддержки! А поскольку своим членством в Египетском клубе Винсон обязан отцу, сама причина, по которой вы собирались за него замуж, исчезнет.

— Ну, это вряд ли такая уж недоступная информация, сэр, — спокойным тоном возразила Сесили, но Лукас видел, что ему удалось посеять в ней сомнения. Значит, его тактика сработала.

— Хорошо, в таком случае давайте поговорим о том, что не столь широко известно. Лорд Каррингтон, с которым вы так стремились потанцевать на балу, пользуется репутацией любителя молоденьких девочек.

Сесили усмехнулась:

— Тоже мне, великая тайна! Большинство мужчин…

Лукас прервал ее:

— Очень молоденьких. — Ему было неприятно об этом говорить, но он очень хотел удержать ее от связи с таким мужчиной, как Каррингтон. — Одиннадцати, двенадцати, тринадцати лет.

От лица Сесили отхлынула кровь.

— Как… где?

— Есть специальные бордели, рассчитанные на клиентов именно с подобными вкусами, — откровенно сказал Лукас. — И к сожалению, это не такая большая редкость, как хотелось бы.

В Сесили начало вскипать возмущение.

— Но он весьма популярен в свете. Моя мачеха не раз говорила, какой он замечательный человек.

— Это потому, что такие скандальные подробности в приличном обществе не обсуждаются. Но смею вас уверить, те мужчины, которые о них знают, стараются на пушечный выстрел не подпускать его к своим дочерям и женам.

Лукас удовлетворенно наблюдал, как на лице Сесили отражается смена эмоций. По-видимому, ей пришлось признать, что за гладким фасадом светского общества прячется больше секретов, чем она предполагала. Наконец она сказала:

— Сэр, вы меня убедили. Я верю, что вы владеете информацией, которая поможет мне сделать правильный выбор супруга. Но зачем вам этим заниматься?

— Вы знакомы с людьми, сопровождавшими лорда Херстона и моего брата в экспедиции. Это поистине бесценно.

— Но, ваша светлость, их знаю не только я. В этом деле вам могли бы помочь очень многие.

— Мисс Херстон, думаю, вы недооцениваете то уважение, которым ваше знание египтологии и языка пользуется в научных кругах.

Сесили склонила голову набок и нахмурилась:

— Уверяю вас, вы ошибаетесь. Друзьям моего отца, так же как и ему самому, не нравится мысль, что египтологом может быть женщина.

Лукас не мог не отмстить, что Сесили говорит об отце так, словно он здоров, хотя в обществе ходили упорные разговоры, что ему осталось жить считанные недели, если не дни. Впрочем, светские слухи никогда не славились достоверностью.

— Я читал письма брата к матери. Знаю, он придерживался мнения, что если необходима расшифровка текстов, начертанных на артефактах из Египта, то вы, мисс Херстон, разбираетесь в этом так же, как ваш отец, а может быть, и лучше.

В действительности брат даже советовал Лукасу обращаться за помощью к Сесили, если с ним самим что-нибудь случится. Зная, что Уилл слишком доверчив, Лукас не последовал его рекомендациям и решил сначала составить собственное мнение об ученой леди и теперь был убежден, что недооценил обоих.

На губах Сесили появилось слабое подобие улыбки.

— Ваш брат часто переоценивал людей, но был так добр, что позволил осмотреть некоторые древности, которые они привезли. Надписи на них позволили мне составить нечто вроде алфавита из иероглифов. — Сесили посмотрела на Лукаса с болью во взгляде. — Мистер Уильям Далтон хороший человек. Я не знаю, что с ним случилось в Александрии, но мне очень жаль. Я понимаю, это очень тяжело для вашей семьи — не знать, какая его постигла участь.

— Так давайте же узнаем, что произошло. — Для пущей убедительности Лукас снова взял Сесили за руку и пожал ее. — Мисс Херстон, только вы можете помочь мне выяснить обстоятельства исчезновения моего брата. Ваш отец потерял речь, а остальные участники его экспедиции не желают говорить на эту тему ни с кем, кто не вхож в их узкий круг. И как бы ни относился к вашим научным занятиям лорд Херстон, эти люди считают вас авторитетным ученым. Уильям восхищался вашим интеллектом, и из его писем становится понятно, что остальные участники экспедиции разделяли его мнение. — Лукас страстно желал, чтобы Сесили согласилась стать союзником. — Вы знаете, что они хотели пригласить вас в эту экспедицию?

Сесили искренне удивилась:

— Что-о?

— Да-да, это правда. — Лукас очень надеялся, что эта новость повлияет на ее решение. — Уилл говорил, что мистер Губар из Британского музея, который ездил в Египет в качестве переводчика, настаивал на вашей кандидатуре, поскольку вы помогли бы ему расшифровывать иероглифы на гробницах. Губар даже склонил на свою сторону еще нескольких участников группы, включая Уилла, и они обратились с этой просьбой к вашему отцу. Но лорд Херстон решительно отказал им, считая, что его дочери не подобает отправляться в такое путешествие.

Сесили покачала головой — ей все еще с трудом в это верилось.

— Я этого даже предположить не могла. То есть мне, конечно, известно, что мистер Губар относится к моей работе с уважением: несмотря на его разногласия с моим отцом, мы с ним переписываемся уже несколько лет, — но если бы я догадывалась, что все члены экспедиции так ценят мои достижения в области древних текстов…

— Мисс Херстон. Сесили. Прошу вас. Если вы когда-то были другом моего брата, то не ради меня, ради него помогите выяснить, что с ним случилось. Моя мать убита горем. А я… я…

Лукас замолчал, не в силах продолжать.

— Он был вашим братом, — тихо сказала Сесили, взяла Уинтерсона за руку и твердо заключила: — Ваша светлость, я вам помогу, если вы поможете решить мою задачу — найти члена Египетского клуба, который подойдет мне в качестве мужа.

Что ж, дареному коню в зубы не смотрят. Лукас просто кивнул. Он не собирался спокойно смотреть, как Сесили приносит себя в жертву на алтарь брака с человеком, которого не любит, но ей об этом знать ни к чему. Самое важное, что она не ответила отказом на его просьбу.

— Спасибо, моя дорогая. — Уинтерсон, пустив лошадей шагом, направил их обратно на Роттен-роу. — Вы об этом не пожалеете.