Перевод. Евдокимова Н., 1991 г.

Я дремал на песке Малибу и грезил о деньгах, как вдруг услышал одинокий крик. Это была всего-навсего чайка, стремительная снежинка в жарком бесцветном небе, но из-за крыльев, белизны и глубокого пессимизма в ее крике я подумал, что, может быть, это мой ангел-хранитель.

Тут черный телефон подал свой лживый голос из мрачных глубин прибрежного домика, и я повиновался. Звонил, разумеется, мой агент.

– Чарлз, я организовал тебе деловую встречу. Ты сегодня приглашен на обед. Слыхал о человеке по имени Махмуд?

– Он турок?

– Не исключено.

– Не слыхал.

– Не стану скрывать, Чарлз, я тоже не слыхал. Но ты уж мне поверь, он человек надежный. У него есть деньги, новые идеи, потрясающие организаторские способности – все что надо.

– Чего ему от меня надо?

– Всего.

– Не слишком ли много?

– Вот что, Чарлз, этот малый хочет делать кинокартины. Кинокартины надо ставить, Чарлз, и писать для них сценарии. А этот малый…

– Знает он мою ставку?

– Я все пытаюсь тебе сказать, Чарлз: ты получишь больше, чем твердый оклад. Намного больше.

– Где и в котором часу?

С первым ударом часов, бьющих восемь, я входил в вестибюль отеля «Биверли-Ритц». Точнехонько при последнем ударе лифтер с торжествующим видом открыл дверцу, негромко лязгнув ею, и моему взору открылась, как бриллиант «Кохинор» в ларце, персона такого важного вида, что мне на мгновенье показалось, будто это манекен, придающий отелю хороший тон. Я ошибся. Манекен всосал в себя дым сигары невообразимого размера; он обвел мрачным и проницательным взглядом убогую публику, снующую по вестибюлю, взгляд остановился на моих волосах, причесанных без особых претензий. Он узнал меня. Я узнал его.

– Мистер Ритим, с вашей стороны это очень, очень любезно. Вы проделали путь из Малибу.

– Да. Никогда ничего не делаю наполовину.

– Превосходный принцип, мистер Ритим. Я все время пытаюсь внушить его своему шеф-повару – он путешествует вместе со мной. Если мы сейчас поднимемся ко мне в номер, вы получите возможность судить, насколько мне это удалось.

Когда мы вошли в номер, Махмуд замолчал, ожидая криков удивления и восторга. Эти крики я не без труда подавил в себе. Восхитительно было услышать вопрос, заданный с едва заметной досадой в голосе: – Надеюсь, вас не раздражает такая отделка?

– Ни в коей мере. Люблю барокко; обожаю Тициана.

– Признаться, я люблю комфорт. Люблю путешествовать со своей обстановкой. Я велел произвести здесь кое-какие архитектурные переделки.

– Отличный вкус, да будет мне позволено сказать, и отличное суждение!

Он знал, что произвел на меня впечатление, но и я знал, что он хотел произвести на меня впечатление. Таким образом, мы были квиты, но, конечно, деньги по-прежнему были только у него.

– Проверим искренность вашего комплимента, – сказал он. – Доверяете ли вы моему вкусу настолько, чтобы согласиться отведать совершенно новый коктейль?

– С нетерпением жду этой возможности.

Какой приятный разговор! Кто из нас его начал? Того и гляди, мы начнем отвешивать друг другу поклоны.

Новый коктейль подавался внушительными порциями, мутновато отливая опалом, как абсент, и отличался неуловимым, но одуряющим букетом – в нем были смешаны воспоминания, сожаления, презрение… Я проглотил первую порцию; вторая поглотила меня; я вынырнул в разгаре пиршества и беседы, более жаждущий и веселый, чем когда-либо в жизни.

– Выпейте еще вина, мистер Ритим. Так вот, мы остановились на том, что я бы стал во главе возрожденной и облагороженной кинопромышленности.

– Для этого нужны только деньги и, разумеется, талант.

– Значит, вы присоединяетесь?

– Если мой агент не будет возражать. Подлый тип, предупреждаю!

– Он присоединится к нам попозже, вечером. Думаю, мне удастся потолковать с ним на его языке. Я плесну вам капельку коньяку, мистер Ритим. Выпьем за длительное и счастливое сотрудничество.

На другой день с утра пораньше я пришел в контору Джо. Наши брови дрожали, как усики муравьев при встрече.

– Ну, Джо? Я вчера что-нибудь подписывал?

– Подумай о цифре, – сказал он.

– Полно, я о ней всю ночь думал.

– Умножь ее на пять, – продолжал он с улыбкой.

– Не могу! Я не Эйнштейн.

– Вот контракт, Чарлз. Убедись своими глазами.

– Сколько же тут страниц! Эй! Что-то у него слишком много прав на бесконечные продления!

– Ты ведь сам вчера говорил: «За такую сумму – на целую вечность!»– Джо, я хотел бы перечитать этот контракт с тобой вместе, слово за словом.

– Извини, меня ждет другой клиент, – ответил Джо. – Ты ее заметил?

– Я видел в приемной что-то вроде лоскутка зари.

– Это мисс Белинда Уиндховер из Англии. Будешь выходить – взгляни еще раз, повнимательнее.

– Прежде чем я это исполню, Джо, расскажи побольше о Махмуде.

– Да что ж, – стал увиливать мой агент. – А сам-то ты что о нем думаешь?

– Похоже, он везде бывает.

– Безусловно.

– Всех знает.

– Это уж точно.

– У него поразительные глаза, Джо.

– Да, Чарлз, совершенно необыкновенные.

– Во всяком случае, – прибавил я, – у него денег куры не клюют.

– Богат как… Богат как Крез, – воскликнул Джо, вновь обретя свою обычную лучезарность.

– Наверное, он старше, чем кажется, Джо. Он описывал мне эпизод из англо-бурской войны.

– Серьезно? Ха! Ха! Я думал, ты скажешь – из крестовых походов.

– Что такое? Уж не рассказывал ли он и о них?

– Мне-то рассказывал. Конечно, чего только люди не наговорят агенту, – Джо, а этот Махмуд тебе никого не напоминает? Тебе не приходилось слышать его имя?

– Я никогда не умел связать имя с лицом, Чарлз. Но клянусь тебе, до сих пор я его нигде не видел.

– Нет, не увертывайся, Джо, – сказал я тревожно. – Как по-твоему, кто он такой?

– Старик, это не мое дело – думать о том, кто такие люди. Так не пойдет. Моя работа – продавать клиентов.

– Меня-то ты продал, Джо. Будь я проклят, если не продал! Будь я проклят в любом случае! Дьявол!

– Послушай, старина. Не заводись, не стоит. В конце концов, это же кино. Подумай о людях, которым я продавал тебя раньше.

– Да, Джо. Но вот эти чертовы пункты в контракте. Ты серьезно предоставил ему право продлевать контракт до бесконечности?

– Да это ведь только оборот речи.

– Оборот речи! Ну и ну!

– В конце концов, он выдающийся организатор. Пари держу, он добьется потрясающих результатов. Работай как следует, Ритим, и перед тобой ослепительное будущее.

– Джо, этот контракт надо расторгнуть. Я неиграю.

– Очень жаль, старина, но к этому контракту невозможно придраться. Кстати, подумай о деньгах. Подумай обо мне. Агенту нужны комиссионные, Чарлз. К тому же не исключено, что Махмуд вовсе не тот, за кого ты его принимаешь. Ты автор, мечтатель; надо помнить, что ты живешь в двадцатом веке. Может, это просто старик, которому вставили обезьяньи железы еще во времена крестовых походов или около того.

– С такими-то ушами?

– Может, он тогда давал деньги в рост. Может, ему за это слегка подрезали уши.

– А когти?

– Вот что, Ритим, нечего иронизировать. Я и сам знаю этих продюсеров. У меня вкус, так же как и у тебя. Тем не менее такова кинопромышленность, сам понимаешь. С этими людьми я делаю дела. Я не могу разбирать их по косточкам только смеху ради.

– Джо, пойду-ка я прогуляюсь по улицам.

– Вот это другой разговор! Я же знал, что ты окажешься на высоте. Господи! Все на свете бы отдал, чтобы этого не было, Чарлз. На меня просто затмение нашло.

Я еще раз прошел мимо мисс Белинды Уиндховер. Она была прекрасна, как ангел. Мне-то что за дело? В тот же вечер я опять посетил отель «Биверли-Ритц», и на сей раз меня провели в номер мистера Махмуда. Хозяин был в умопомрачительном смокинге.

– Мистер Махмуд, вы случайно не участвовали в крестовых походах?

– Мистер Ритим, это было весьма увлекательное приключение.

– Выходит, вы довольно глубокий старик, не так ли?

– Да ведь человеку столько лет, на сколько он себя чувствует. А я сегодня чувствую себя дьявольски молодо, дорогой Ритим. Я остановился в отеле «Биверли-Ритц»; подписал контракт с талантливым человеком, со дня на день возрожу Американскую Кинопромышленность!

– Изыди!

– Дорогой мой! Мы живем в двадцатом веке!

– Ладно, тогда пшел вон!

– Возьмите сигару.

– Послушайте. Меня голыми руками не возьмешь.

– Меня тоже. Кстати, мне пришло в голову заново экранизировать Джекила и Хайда. Я мог бы сыграть заглавную роль. Смотрите!

– Бррр!

– Слабак! В таком виде меня никто не переваривает. Помню, навестил я одну святую. Она сказала, что лучше проведет свою жизнь на раскаленных угольях, чем посмотрит на меня хотя бы еще одну секунду. По-моему, это лестно. Но вы не беспокойтесь, Ритим, мы-то с вами сработаемся, как черти в аду.

– Да! Да, конечно! Оставайтесь только, как вы есть сейчас, вот и все. Очевидно, выбора у меня нет. Я сделаю все что хотите.

– Вот это мне и нравится в писателях. Итак, с чего мы начнем делать фильмы?

– Выслушайте дружеский совет. Вам вовсе ни к чему делать фильмы. Ничего это вам не даст, кроме забот. И потом, вам придется иметь дело с уймой актеров.

– Я всегда находил, что комедианты близки мне по духу.

– По-моему, вы отстали от жизни. Не видели наших звезд.

– Дорогой Ритим, простите, но мне по чину положено уметь обращаться с людьми. Что до забот – пфф! Я заправлял одной из крупнейших организаций мироздания. Ничего, кроме воркотни и жалоб. А теперь я вышел в отставку и намерен наслаждаться жизнью.

– Так почему бы вам не держаться в тени? – спросил я. – Держались бы в тени и ничего не принимали близко к сердцу.

– Видели бы вы мой трон! Нет, дорогуша, я твердо решил заняться. Вы обдумайте сценарий. А я останусь здесь и проведу пресс-конференцию. И кстати, кое-кто должен сюда скоро прийти. Ваш превосходный агент отыскал ее для меня. Чистая английская девушка. Свежая! Неизбалованная!

– Знаю я таких.

– Полагаю, что нет, Ритим. Она еще дитя! Я сделаю из нее звезду. Вообще-то она должна уже быть здесь. – Он нажал кнопку настольного звонка. – Пришла мисс Уиндховер?

– Да, сэр. Ожидает в приемной.

– Впустите.

Секундой позже вошла мисс Уиндховер, подобная все тому же лоскутку зари, затмевающая стодолларовое электрическое сияние.

– Ой, мистер Махмуд! Я… я… я…

Он ободряюще похлопал ее по руке: – Ну, ну, милочка! Право же, не стоит волноваться! Всегда помните, что вы талантливы, а это – достояние, которого не купишь ни за какие деньги. Помните. Это придаст вам уверенность в себе. Мисс Марлен Дитрих уверена в себе. Я хочу, чтобы и вы были уверены.

– Если бы вы знали, сколько я перенесла, мистер Махмуд. Борьба за крошечные роли. Дешевые меблированные комнаты. И папочка так сердится. А мамочка плачет. Почему родители всегда такие снобы? Они чудесные люди, конечно, чудесные старомодные люди. Почему родители всегда так старомодны?

– Полно, полно, милочка! Теперь все позади. Подумайте о большом экране. Богатство! Слава! Званые вечера на Биверли-Хиллс!

– И искусство!

– Да, да. Искусство.

– Оно прежде всего. И конечно, собачки.

– Да, в самом деле. Дорогой Ритим, мисс Уинд-ховер любит собак. Не могли бы вы?..

Не слишком польщенный, я снял телефонную трубку и вызвал Бюро Обслуживания.

– Собак. Для мисс Белинды Уиндховер.

– Очень жаль, сэр, но зоомагазины уже закрыты.

– Это называется «обслуживание»? Разве в отеле нет собак?

– Только собаки Миры де Фаль.

– Она вышла в тираж. Пришлите их в номер. Вскоре явился паж с двумя борзыми, четырьмя гордонами и мопсом. Белинда Уиндховер была в восторге: – Ой, собачки!

– Смотрите, как она их целует, дорогой Ритим. Станет она звездой, как вы полагаете?

– Слушайте, Махмуд, я вижу, вы избалуете эту девушку.

– Чепуха. Льщу себя надеждой, что я умею обходиться с людьми. Я хочу, чтобы вы куда-нибудь сводили ее, изучили ее психологию и написали бы для нее эффектную роль.

– Пусть она изучает роль. Психологию к чертям!

– Да будет вам, дорогой Ритим.

– Не стану, – заявил я. – Это мое последнее слово.

– Жаль! Жаль! Послушайте, взгляните-ка на паркет. Один квадратик вроде бы расшатался.

Пока я смотрел, он приподнял паркетину носком. Эффект был необычайный. Я как будто заглянул в бездонную глубину и увидел массу быстро-быстро двигающихся фигурок на сцене с декорациями огненного цвета. Мистер Махмуд водворил квадратик на место, и видение исчезло.

– Бррр!

– Как вы сказали, дорогой Ритим?

– Я сказал «да».

– Вы проведете вечер с мисс Уиндховер?

– Да.

– И изучите ее психологию?

– Да.

– Ага, вот и репортеры! Входите, джентльмены! Входите. Я хочу, чтобы вы все познакомились с мисс Белиндой Уиндховер. Она ушла из аристократического дома ради искусства. Запишите.

– Да ладно. Мы это знаем. Старомодные родители.

– Ну сфотографируйте ее. Вот она, готовится стать звездой кинофирмы «Махмуд пикчерс инкорпорейтед». Вот ее любимые собаки.

– Да ладно. Мы их знаем. Привет, Мирза! Привет, Бобблс! Ребята, помните время, когда они принадлежали Нэнси Норт?

– Она вышла в тираж.

– А Люсиль Лэси? Ее всегда снимали с мопсом.

– Она тоже вышла в тираж.

– Их, наверное, никто не дрессировал. Ладно. Наводи аппарат. А это что за тип?

– Я писатель.

– Чудненько! Придержи-ка штатив. О'кей. Снимаю. Мисс Белинда Уиндховер. А вы мистер Махмуд?

– Я изложу вам свои планы относительно возрождения Американской Кинопромышленности.

– Само собой. Давайте снимем Белинду с большими белыми псами. В них есть шик. Где ваши соболя, мисс Уиндховер?

– Соболей для мисс Уиндховер, дорогой Ритим.

– Есть. – Раздраженный, я снова взялся за трубку: – Соболей.

– Очень жаль, сэр, но в такое время суток невозможно купить соболей.

– Что за паршивая забегаловка! Разве в отеле нет соболей?

– Есть, сэр, и много. Например, у мисс Полины Пауэлл.

– Она вышла в тираж. Пришлите их в номер. Вскоре все снимки были сделаны. Репортеры удалились.

– Итак, молодые люди, я отсылаю вас, чтобы вы подружились.

– Ой, мистер Махмуд, а вы с нами не пойдете? – вскричала Белинда, хитренько надув губки и вильнув бедрами.

– Зовите меня просто Николя, милочка. Сегодня, увы, я не могу. У меня еще куча всяких дел.

– А это ничего, что меня увидят вместе с писателем?

– Мистер Ритим – очень известный писатель, милочка. И что еще более важно, он – моя правая рука.

– Да, я буду изучать вашу психологию. Будущая звезда немного приободрилась.

– Я хочу узнать все-все про свою психологию, – щебетала она, пока мы шли к лифту. – Я ведь буду незаурядной актрисой, мистер Ритим? Я буду интеллектуальной актрисой. А в то же время больше всего на свете я люблю стряпать простенькие блюда в простеньком платьице. Как только прославлюсь, я приглашу Кларка Гейбла, и Кэтрин Хэпберн, и Гарри Купера и угощу домашними печеньицами.

– Чудненько! Не расставайтесь с этой идеей. Она мне нравится.

– А вы мне расскажете все-все про мою психологию?

– Непременно, – сказал я. – Мы нырнем в нее вместе. Идемте же.

На другой день я провел много времени с мистером Махмудом. Его номер был полон орхидей и телеграмм.

– Люди начинают нервничать, – сказал он, потирая руки.

– Да.

– Нас ждут великие дела.

– Да.

– А как там наша Белинда? Придумаете роль под стать ее психологии?

– О да. Ручаюсь.

– Она… она вчера обо мне что-нибудь говорила?

– Говорила. Она считает, что вы потрясающий парень.

– Потрясающий парень, вот как? Ритим, нас ждут великие дела. Великие! Ну, бегите.

Я побежал в ресторан, где должен был встретиться с Белиндой. За ночь она, как видно, набралась уверенности в себе.

– Здравствуйте, мистер Ритим!

– Послушай, киностудия – самое демократическое заведение в мире. Можешь называть меня Чарли. – Ладно. Я ведь простая душа. Люблю стряпать. А как мистер Махмуд?

– Белинда, он от тебя без ума.

– Скажи-ка, он вправду крупный продюсер?

– Крупнейший. Ни у кого нет таких денег, как у него.

– Да, Чарли, так-то так. Но есть на свете кое-что, чего не купишь ни за какие деньги, по крайней мере в Англии. Или это я сама придумала?

– Ты имеешь в виду талант. Я ведь читаю твои, мысли, Белинда.

– Не смей. Понимаешь, у меня старомодные родители. Мне бы хотелось сыграть Джульетту.

– Это уже было.

– Не так, как сыграю я. Ты напишешь новый сценарий, специально для меня.

– Ладно. Мы его модернизируем. Квартира Капулетти находится в одном из небоскребов Нью-Йорка. Ромео – молодой оперативник из ФБР, он окончил Гарвард, но притворяется, будто учился в Йейле, чтобы сбить с толку гангстеров. Все Капулетти тоже учатся в Гарварде. Это создает почву для примирения и счастливого конца. Ромео увлекается альпинизмом; это создает почву для сцены на балконе. На балконе небоскреба. Только героя зовут не Ромео, а Дон.

– Разве он тогда не получится какой-то другой?

– Ты ведь знаешь, что Шекспир сказал: «Зачем Ромео ты?»– Это Джульетта сказала.

– Вот видишь, значит, были сомнения.

– Ты прав. А я вот что придумала: записывай мои мысли о Шекспире в книгу, а я потом поставлю свою подпись. Не хочу быть заурядной актрисой.

– Не будешь. Но нам пора к Махмуду. Он от тебя без ума.

– И он действительно самый крупный продюсер?

– Действительно. Но дай я шепну тебе на ушко. – Господи! Ушко как раковина! Прелестная розовая раковина! – Я хотел сказать: помни, что ты талантлива. Вчера вечером тебя только-только открыли. Сегодня ты то, что есть сегодня. Ты быстро проявляешь себя. Мысли в крупном масштабе. Никому не давай сковывать твой стиль. Даже Махмуду.

– Ни за что не дам. Ради искусства. Оно священно.

– Молодец!

Когда они вошли в номер, мистер Махмуд сжал обе ее руки в своих.

– Очень, очень мило со стороны очень, очень прелестной дамы навестить бедного старого кинопромышленника в его трущобе в «Биверли-Ритц»!

– Ники, Чарли придумал мне роль, Джульетту, но гораздо лучше.

– Отлично. А кого вы метите на роль Ромео, дорогой Ритим?

– Да кого угодно.

– Он должен карабкаться по фасаду небоскреба, Ники. Чтобы я могла сыграть сцену на балконе с розой в руках.

– А вашим голливудским героям-любовникам это под силу, Ритим? Они ведь все не так молоды, как хотелось бы.

– Конечно. Вскарабкаются куда угодно. И вот еще что, при создании роли надо выработать кое-какие черты Жанны д'Арк. Она спасет Нью-Йорк.

– От чего?

– От гангстеров. А знали бы вы, из-за чего зритель валом повалит.

– Ну?

– В фильме будут стрелять настоящими пулями.

– Эх, Ритим! Полно, полно! В конце концов, знаете ли, в каждой игре есть свои правила. Даже я…

– Выслушайте меня! – вскричал я. – Этого требует роль. Ты согласна, Белинда? Как может она вжиться в образ, выложить всю себя, если вы жалеете для нее пули?

– Мне кажется, пули должны быть настоящие, Ники.

– Конечно, – настаивал я. – Вы думаете, стала бы Теда Бара играть Клеопатру без настоящих жемчужин?

– Играла же без настоящего аспида, – ухватился за соломинку Махмуд. Этот довод я разбил: – Аспид был настоящий, только старый. С вырванными зубами. Можете употребить старые пули. Можете даже пригласить старых гангстеров, а потом пустить слух, что они умерли от разрыва сердца.

– Вы что-то решительно настроились, дорогой Ритим.

– Решительно? Дайте мне добраться до павильона!

– Может, там будет паркетный пол?

– Все может быть, – ответил я подавленно. – Может быть, мы будем стрелять холостыми патронами. Может быть, я пойду за настоящими жемчужинами. Потому что я хочу придать роли некоторые черты Клеопатры, когда ее приносят закутанную в ковер.

– Пожалуйста, дорогуша. Автор у нас талантливый, Белинда.

– Чарли в порядке, вот только быстро уступает. Ну пожалуйста, Ники, мне хочется настоящих пуль.

– Вот что, – объявил я. – Я пойду куплю жемчуг. А вы тут пока все обговорите.

На обратном пути меня одолевали дурные предчувствия. Не слишком ли далеко я зашел? Жемчужины казались слишком вульгарными. Я решил отправиться сначала к себе в номер и посмотреть, что получится, если вынуть две-три самые крупные. Когда я шел по коридору, лифт с гуденьем опустился вниз. Оттуда вышел мистер Махмуд. Одними губами он произнес: «Она изумительна!» И его не стало.

Чуть позже я поднялся к нему в номер. Там в одиночестве сидела Белинда, обрывала лепестки орхидей.

– Похожи на конфетти, – сказала она. – По-моему, он о-очень ми-илый, ваш мистер Махмуд.

Про себя я отметил ее среднеевропейский акцент. Получила свои пули?

– Чарли, ты сделаешь так, чтобы я спасала город от Красного Флота. Настоящие снаряды.

– Правильно, Белинда, милая. Ник мировой парень. Он белый человек, Белинда. За ним стоит многое. Был бы я девушкой, я бы по Нику с ума сходил. Но не забывай: талант-то у тебя. Никому не давай сковывать твой стиль. Перед тобой блистательное будущее. Ты, может, думаешь, что купаешься в деньгах? Детка, это крохи по сравнению с теми деньгами, что у тебя еще будут, если только ты не дашь испортить себе стиль.

– Ты прав, Чарли. Это ведь искусство. Оно священно.

Вечером я застал Махмуда одного.

– Она изумительна, Чарлз! Но… послушайте…

– Да?

– Говорила ли она с вами о снарядах?

– Она сказала, что это вы с ней говорили о снарядах.

– Возможно, так оно и было. В приливе чувств. Тяжело, Чарли. Настоящие снаряды! Неприятностей не оберешься. Я не хочу, чтобы меня затаскали по судам.

– А вам-то что за дело?

– Мне дело до моих стремлений в области кино. Более того, Чарлз, мне не нравится ваш сценарий. Не сердитесь, старина. Сценарий великолепный, но мне он не нравится. Откровенно говоря, он слишком накладен.

Он не смотрел мне в глаза. Я видел: ему стыдно, что его миллионы не так уж неисчерпаемы. Я рассудил, что если одной из сторон, заключивших контракт, не чуждо подобное тщеславие, то у другой стороны еще есть надежда. Тут я стал его подначивать: – А я-то думал, что вы владеете всеми сокровищами мира. Я думал, вы надежная фигура. Есть ведь поговорка «Богат как дьявол».

Ему не хотелось откровенно признаться, что он не самый главный Дьявол. Он пробормотал что-то вроде «бюджет есть бюджет».

– Могу сделать вам вестерн, – саркастически предложил я. – Разоритесь на живую лошадь?

– Я уже разорился на живой капкан, дорогой Ритим.

– Может, вы и правы. Ладно, пойду набросаю что-нибудь начерно.

На другой день спозаранку я навестил Белинду.

– Ну вот, красотка, наш сценарий погорел. Пишу тебе историческую вещичку из жизни провинциального городка. Ты носишь такую здоровенную шляпу, знаешь, из тех, что закрывают все лицо.

– Чарли, не может быть! Я хочу, чтобы меня принесли в ковре, с тремя большими жемчужинами.

– Жемчужины исключаются, цыпочка. Мы перешли на режим экономии. Представляешь, даже снарядов не стало. Остались только ты да лошадь.

– Не пиши ни слова, Чарли. Подожди, пока я увижусь с Ники.

После ленча раздался телефонный звонок: меня вызвали к мистеру Махмуду. У него сидела Белинда, разрумянившаяся и счастливая.

– Настоящие снаряды, Чарли! – И наряды. Мы с Белиндой женимся. Правда, малютка?

– Да, я получу настоящие снаряды.

– И настоящие броненосцы, – вставил я. – Как вам нравится эта идея? Давайте я введу их в сценарий. Они пойдут вверх по Гудзону, изрыгая адский огонь! Мой подарок невесте.

– Слышишь, что он предлагает, Ник? Ой, Чарли, ты умеешь писать сценарии! Настоящие броненосцы!

– Боюсь, что Чарлз шутит, дорогая. Он любит шутить с адским огнем. А мы с тобой… поговорим лучше о нашей свадьбе.

– Ладно, Ники. Полетим в Нью-Йорк. Зайдем в первую попавшуюся церквушку…

– Я не ослышался? К первому попавшемуся судье?

– Нет, голубок, в церквушку.

– Это не для нас, голубка. Мы устроим тихую свадьбу, пусть нас обвенчает судья.

– Что? За кого ты меня принимаешь? Кто я – твоя собственность? Рабыня? Кинозвезда я или нет?

– Но ты ведь и хорошая женушка, голубка. Помни, ты простая девушка. Собачки… печеньица… Ее поклонники хотят, чтобы она стала идеальной женушкой, не так ли, Чарлз?

– Да, Ники. Но я ведь еще не законтрактовалась на роль жены. Я не играю роль, пока на нее не подписан контракт. Моя мать готворит, что девушка не должна изображать жену, пока она еще не жена. Моя мама старомодна. Почему родители так старомодны?

– Я тоже старомоден, моя радость, – сказал Ник. – Я не могу войти в первую попавшуюся церквушку. Я провалюсь сквозь землю. Давай, родная, пойдем к простому судье, а я уж как-нибудь увеличу смету. Может быть, достану тебе броненосец – другой.

– Только не забудь, что ты обещал.

– Гора с плеч! Какое счастье! – воскликнул он. – Настоящее счастье! Так не будем же медлить.

– Линда, – шепнул я, пока он заказывал по телефону самолет. – Не забывай о своем престиже.

Устрой себе хороший, долгий медовый месяц. По меньшей мере два месяца, голубка, иначе весь мир подумает, что твоим чарам чего-то недостает.

– Ты прав, Чарли. Устрою.

И вот они отправились в Юму. Несколько недель спустя получаю телеграмму: «Вернемся пятницу зпт приветом тчк Ник Линда». Вскоре другая: «Секрету зпт нельзя ли наметить другой сценарий вопросительный знак Вестерн зпт острова Южных морей зпт любые простые съемки на природе тчк Повторяю тире секрету тчк Ник».

Поразмыслив, я набросал веселую пьеску из сельской жизни; примерно такие играла в старину Мейбл Норман. Я подумал, что Белинда навряд ли придет в восторг, но меня связывал контракт. Приказ есть приказ.

Я поехал в аэропорт встречать молодоженов. Первой появилась Линда, ее тотчас же обступили репортеры. До меня долетали отдельные слова: "Муж… собачки… печеньица… "– Чарлз, – шепнул Махмуд. – На два слова. Вы наметили вчерне? Другой сценарий?

– Да, он готов. А в чем дело? Скупитесь на настоящие броненосцы?

– Чарлз, она требует, чтоб был настоящий Нью-Йорк.

– Ну и ну! Ну и ну! Ничего, есть сценарий из сельской жизни. Белинда может получить настоящие чулки в резинку.

– Она мыслит масштабно, Чарлз. Ей может показаться, что после настоящего Нью-Йорка это просто издевательство.

– Не беспокойтесь. Езжайте в отель. Вам там все приготовлено. Я загляну после ужина.

Поздно вечером я пришел к ним в гости. Судя по всему, в романтическом супружестве не было полной гармонии. Махмуд хмурился над кипой счетов.

– Вы накупили уйму первосортных орхидей, Чарлз, – сказал он тревожно.

– Нет ничего слишком хорошего для вас с Линдой, – ответил я улыбаясь. – Вы мои лучшие друзья в мире кино.

– Да, но все ведь идет за счет текущих расходов.

– Ну вот, опять ты за свое, милый! – вскричала Линда. – Он стал таким скрягой, Чарли. Говорит, чтоему не по средствам купить мне Нью-Йорк. Для сцены бомбежки. Когда я спасаю город, не могу я играть на фоне картонных коробок, Чарли. Объясни ему.

– Отчасти она права. Ник, – поддержал я. – Но все же послушай меня, Линда. Я написал тебе новый сценарий. Прелестная роль. Ферма. Птички щебечут. Настоящие птички. И курочки есть. Ты сыплешь им зерно. На тебе комические чулки. Настоящие чулки. Настоящий комизм.

– Ник, эту шутку дурного тона вы специально приберегли к моему приезду?

– Постой, голубка, – сказал Ник. – Дай автору случай отличиться. Он написал этот сценарий кровью своего сердца. Продолжайте, Чарли.

– Правда, Линда. В сценарии есть и смех, и слезы.

– Смех?

– Там тебе попадают эклером в физиономию. Настоящим…

– Скажи-ка, а что еще ты для меня припас? До бурлеска не дошло? Хватит. С меня довольно.

– Жанна д'Арк начинала с фермы, голубка.

– В Жанну д'Арк никто не швырялся пирожными с кремом.

– С нею обращались еще хуже, радость моя, она доила коров, – убеждал Ник. – Я ведь там был. Я сам все подстроил.

– Что это значит «Я там был»? – взвизгнула Белинда. – Ты уже начинаешь мне врать? Лечу в Рино. А впрочем, нет. Не забудь, что ты вставил в мой контракт, когда мы были в Юме. Я одобряю или отвергаю сценарий.

– Ну что ж, радость моя, Чарлз напишет такой сценарий, что ты будешь довольна. Может быть, сыграешь молоденькую девушку, которая мечтает попасть на сцену. Тогда можно будет прочитать монолог Джульетты на какой-нибудь вечеринке. Если там присутствует крупный продюсер.

– Нет, не напишет.

– Нет, напишет.

– Нет, не напишет. Это мое последнее слово.

– Нет, напишет, – упорствовал Махмуд. – Прелестный сценарий. Роль, от которой весь мир с ума сойдет. Настоящий мир. Напишете, Чарлз?

– Да если начистоту, то не напишу, – ответил я.

– Что?

– Посмотрите на часы. Разве вы не слышали, как пробило полночь?

– Ну и что с того?

– А вот что. Ник, – сказал я. – Прошло два месяца. Сегодня – теперь уже вчера – был последний день, когда вы имели право требовать продления контракта. Боюсь, что вы прозевали. Я свободен!

– Силы ада! Впору провалиться на этом самом месте!

– Ники, ты должен нанять сценариста, пусть напишет мне такую роль, чтобы действие происходило в Нью-Йорке. И роли для моих собачек.

– Твои собачки издохли, – объявил я. – Наелись печеньиц.

– Чарли! Собачки!

– Провалиться мне на этом самом месте! – бормотал Ник. – Прозевать срок продления контракта!

– Вот так вот, – сказал я. – Прозевали. Теперь проваливайтесь!

– Так я и сделаю! – воскликнул он и топнул ногой.

Тут он схватил – Белинду в охапку, и-раз! – оба провалились сквозь землю.

Я выбрал себе в петлицу орхидею поменьше и пошел в ночной клуб. На другой день я вернулся на песок Малибу.