Поражение войск Западного фронта в приграничном сражении на минском направлении привело к тому, что в обороне Красной Армии образовалась брешь шириной 400 километров. Для восстановления положения Ставка ВГК 1 июля 1941 года включила в состав Западного фронта четыре армии — 19, 20, 21 и 22-ю, которые до этого входили в группу армий резерва Главного Командования. Новые части и соединения развертывались в так называемых «Смоленских воротах» между Оршей и Витебском, на рубежах рек Днепр и Западная Двина.

Но пока прибывали резервы, задерживать наступление противника приходилось теми частями, которые избежали окружения под Минском, а также группами и отрядами, созданными в спешном порядке. Наиболее известным из таких групп стал гарнизон города Борисова.

Немецкий танк Pz.III Tauchpanzer с оборудованием для преодоления водных преград по дну из состава 18-й танковой дивизии вермахта. Машина была подбита в Борисове 1 или 2 июля 1941 года, хорошо видны пробоины от 45-мм снарядов с левой стороны лобового листа корпуса, а также поврежденное ведущее колесо (ЯМ).

К началу войны в городе размещалось Борисовское бронетанковое училище, начальником которого был корпусной комиссар Иван Захарович Сусайков.

Училище это было довольно молодое — его сформировали в феврале 1940 года как Минское кавалерийское, в сентябре перевели в Ново-Борисов (часть Борисова на западном берегу Березины. — Прим. автора) и переименовали в Борисовское кавалерийское. С 14 февраля по 15 марта 1941 года согласно приказу наркома обороны его переформировали в Борисовское бронетанковое училище и к началу Великой Отечественной войны оно насчитывало около 1400 человек преподавателей и курсантов.

В 10.00 26 июня 1941 года через почтовую станцию Борисова начальник училища получил сообщение о том, что в районе Логайска появилась мотоколонна и танки противника. В это же время пропала связь с Оршей и Минском. По приказанию корпусного комиссара Сусайкова училище было поднято по тревоге и выведено из военного городка Печь в лес на восточный берег Березины. На следующий день оно перешло на штатный расчет стрелкового полка 16-ротного состава (четыре батальона). Кроме того, в его состав включили сводный пятый батальон, сформированный из отходивших бойцов и командиров.

Одновременно корпусной комиссар Су-сайков возглавил гарнизон Борисова, начав формирование частей из имевшегося личного состава. Для этого использовались отбившиеся от своих штабов подразделения, командиры, возвращающиеся из командировок и отпусков и т. д. Любопытно, что 26 июня к Борисову отошли остатки 5-го гаубичного артполка 5-й танковой дивизии, разгромленной в районе Алитуса и Вильно.

Для получения данных о противнике по приказу Сусайкова дозоры из двух бронемашин провели разведку в сторону Минска на Смолевичи и Загорье (глубиной до 40 километров).

Разбитый автомобиль ГАЗ-ААА со счетверенной зенитной установкой пулеметов Максима 4М в кузове из состава 1-й моторизованной дивизии. Район Борисова, начало июля 1941 года (ЯМ).

К 30 июня Борисовский гарнизон насчитывал 6876 человек «кроме частей 108-й стрелковой дивизии». Из состава последней, в городе оказался 585-й гаубичный артполк (около 600 человек). Таким образом, к началу июля в войсках гарнизона Борисова числилось около 7500 человек.

Наиболее боеспособным считалось танковое училище — об остальных частях Сусайков был невысокого мнения, называя их в докладе от 28 июня 1941 года «сборный сброд». Справедливости ради надо сказать, что создать из отдельных групп боеспособные соединения менее чем за неделю вряд ли было возможно. В городе оказались и кадровые части — 585-й гаубичный, и 575-й артполки (в первом 122 и 152-мм гаубицы, во втором 76-мм пушки), а также несколько зенитных дивизионов, вооруженных 85, 76 и 37-мм орудиями. Правда и в кадровых, и в спешно формируемых отрядах ощущался острый недостаток вооружения и личного состава. Так, в докладе начальника отдела политической пропаганды Борисовского гарнизона бригадного комиссара Михеева от 30 июня 1941 года говорилось:

«Основным недостатком является еще медленное укомплектование ряда частей людским составом, оружием и материальной частью. Так, например, полк майора Горгашвили имеет более 700 человек рядового состава, всего 8 станковых пулеметов, отсутствуют ручные гранаты даже на один день боя, нет автоматического оружия и бронебойных винтпатрон. В полку полковника Тупицы-на материальная обеспеченность ниже, чем в полку майора Горгашвили.

Кадровый 585 гаи 108 сд (командир майор Мородян) укомплектован на 75 % людским составом, конским на 40 %. В 3-м дивизионе отсутствуют трактора-тягачи, автомашинами обеспечены на 50 %, боеприпасов б/к к 152-мм пушкам. 16 гаубиц требуют ремонта, 5 из них капитального».

В целом по гарнизону не хватало до 500 винтовок для вооружения людей, имелось очень мало автомашин, совершенно отсутствовала колючая проволока, противотанковые мины, взрывчатка и перевязочный материал.

Тяжелое положение было с боеприпасами — совершенно не было снарядов к 85-мм зениткам, отсутствовали бронебойные к 76 и 37-мм, не хватало снарядов к сорокапяткам.

Танк БТ-7М, предположительно из состава разведбата 1-й моторизованной дивизии, подбитый у моста через Березину в Борисове (на западном берегу). На заднем плане хорошо видны металлические фермы моста (АСКМ).

Многие исследователи говорят о том, что в частях Борисовского гарнизона не было танков, что не соответствует действительности. Так, в приемо-сдаточной ведомости машин Борисовским танковым училищем от Борисовского кавалерийского, датированной 30 марта 1941 года, фигурируют 7 танков БТ-2, 10 БТ-5, 4 БТ-7 и 35 танкеток Т-27 (последние использовались для обучения вождению механиков-водителей). В сводке по училищу от 25 апреля числится 22 БТ (без разбивки на типы) и 18 Т-27. Увеличение бетешек на одну штуку связано, скорее всего, с получением ее из ремонта, а уменьшение танкеток наоборот отправкой их на ремонт. Таким образом, к началу боев училище имело два десятка танков и примерно столько же (а может и меньше) танкеток. Об участии этих машин в боях есть упоминания и в журнале боевых действий училища.

К 28 июня 1941 года части Борисовского гарнизона заняли оборону на широком 50-километровом фронте от совхоза Веселово до Чернявки. Из-за недостатка сил большая часть войск отдельными отрядами сосредотачивалась у переправ через Березину в Веселово, Бол. Ухолоды, Заборное (в районе этих населенных пунктов имелись деревянные мосты через реку) и в самом Борисове (деревянный пешеходный, железобетонный автомобильный на трассе Минск — Москва и железнодорожный мосты). Естественно, основные силы размещались в Борисове — два сводных стрелковых полка, 585-й гаубичный артполк, дивизион 76-мм орудий 575-го артполка, два дивизиона 76-мм зениток, минометная и пулеметная роты, танковый отряд. Приказом № 2 по Борисовскому гарнизону от 28 июня 1941 года отрядам предписывалось «упорной обороной не дать противнику форсировать р. Березина, при полном истощении сил и средств переправы капитально взорвать, продолжая упорную оборону».

Кстати, сам Сусайков не питал никаких иллюзий относительно боевой ценности своего гарнизона. В своем докладе в штаб Западного фронта от 28 июня он просил усилить свои части танковым батальоном, сколоченным стрелковым полком, а также обеспечить противотанковыми средствами (орудиями и минами), боеприпасами, связью и продовольствием, отмечая при этом, что «вне учета этого вопрос обороны Борисова и рубежа р. Березина разрешен быть серьезно не может».

Тот же танк БТ-7М, что и на предыдущем фото. Рядом самоходная установка 20-мм зенитки на полугусеничном тягаче Sd.Kfz. 10/4/. Июль 1941 года (ЯМ).

Кстати сказать, ситуация на фронте в тот момент была для командования Борисовского гарнизона (да и для вышестоящего тоже) совершенно неясной, сведения о противнике имелись самые противоречивые. Обстановку в те дни и настроения людей хорошо иллюстрирует фрагмент из книги воспоминаний писателя Константина Симонова «В разные дни войны». Она была написана на основе дневниковых записей, которые Симонов вел в годы войны. Впоследствии многие эти эпизоды писатель включил в свой знаменитый роман «Живые и мертвые»:

«26-го (июня), вернее, в ночь на 26-е поезд подошел к Борисову. Известия с каждым часом были все тревожнее. И надо сказать, мы быстро привыкали к ним, хотя и трудно было поверить.

Рядом со мной в вагоне сидели полковник-танкист и его сын, мальчик лет шестнадцати, которого отцу разрешили взять с собой в армию. Кроме них, один артиллерийский капитан, по виду спокойный человек.

Слезли в Борисове в шесть утра. Дальше поезда не шли. Были сведения, что пути до Минска разбомблены и перехвачены десантом. Потом говорили, что немцы уже вышли на железную дорогу между Минском и Борисовом, обойдя Минск. Но нам это еще не приходило в голову, думали, десант…

Поев, три часа метались по городу в поисках власти. Ни комендант станции, ни комендант города ничего не могли сказать. Начальник гарнизона корпусной комиссар Сусайков был не то в городе, не то километрах в двенадцати от города у себя в бронетанковом училище, которым он командовал.

После долгих поисков мы с артиллерийским капитаном поймали пятитонку, шофер которой готовился бросить ее из-за того, что кончался бензин, и поехали по Минскому шоссе искать хоть какое-нибудь начальство…

По дороге шли войска и машины. Одни в одну сторону, другие — в другую. Ничего нельзя было понять.

Выехали из города, но там, где стояло бронетанковое училище, верней, должно было стоять, и где, по нашим расчетам, мог находиться начальник гарнизона, все было настежь распахнуто и пусто. Стояли только две танкетки, и в ожидании отъезда сидели в одной из комнат их экипажи. Никто ничего не знал. Начальник гарнизона, по слухам, был где-то на Минском шоссе, а училище было уже эвакуировано.

Поехали обратно в город. Немецкие самолеты гонялись за машинами. Один прошел над нами, строча из пулемета. От грузовика полетели щепки, но никого не задело. Я плюхнулся в пыль в придорожную канаву.

Вернулись в комендатуру. Комендант — старший лейтенант — кричал: «Закопать пулеметы!» За два часа нашего отсутствия многое переменилось. По городу шли и бежали неизвестно куда люди.

Я попросил коменданта выдать мне наган. На это комендант мне ответил: «Эх! Что бы вам обратиться раньше на полчаса. Ничего не осталось. Все за час роздали. Даже маузеры раздавали рядовым бойцам».

В нашей машине бензин действительно был уже на исходе. Узнав, где находится нефтебаза — она была примерно в пятнадцати километрах в сторону Минска, — поехали туда за бензином. По дороге посадили в машину какого-то интенданта и еще двух-трех военных.

То же место, что и на предыдущих фото, снятое спустя некоторое время. Танк БТ-7М уже сдвинут немцами в сторону, чтобы не мешать проезду. На этом фото хорошо видны не только фермы моста, но и его опоры (ЯМ).

На нефтебазе все оказалось спокойно, хотя по дороге нас уверяли, что там уже немцы. Пока мы ведрами заливали бензин в машину, капитан пошел к начальнику нефтебазы что-то выяснить. Войдя вслед за ним, я увидел странную картину: капитан, с которым я приехал, и какой-то полковник держали под взведенными наганами двух командиров в форме саперов. Один из них был с орденами. У обоих было отобрано оружие. Как впоследствии оказалось, их прислали сюда выяснить возможность подрыва нефтебазы, и не то они перепутали и явились уже подрывать ее, не то их не так поняли, в общем, вышло недоразумение, из-за которого капитан и полковник приняли их за диверсантов и пять минут держали под револьверными дулами. Когда все наконец выяснилось, один из саперов — немолодой майор с двумя орденами — стал кричать, что с ним никогда еще такого не было, что он три раза был ранен в финскую кампанию, что после такого позора ему остается только застрелиться. С трудом удалось его успокоить. Заправившись бензином, поехали обратно…

Когда мы снова добрались до города, комендатура грузилась. На мой вопрос, что происходит, комендант охрипшим голосом прокричал:

— Есть приказ маршала Тимошенко оставить Борисов, перейти на ту сторону Березины и там, не пуская немцев, защищаться до последней капли крови!

Мы выехали из города. По пыльной дороге на восток шли машины, изредка — орудия. Двигались пешком люди. Теперь все же направлялись в одну сторону — на восток…

Переехав через мост, мы свернули с дороги и остановились в небольшом редком лесу, метрах в шестистах, от реки. Здесь уже кишмя кишело. По большей части все это были командиры и красноармейцы, ехавшие из отпусков обратно в части. А кроме них, бесконечное количество призванных, упорно двигавшихся на запад, на свои призывные пункты.

Было уже часа четыре дня. Несколько полковников, в том числе и тот полковник-танкист Лизюков, с которым я ехал в одном вагоне, наводили в лесу порядок. Составляли списки, делили людей на роты и батальоны и отправляли налево и направо вдоль берега Березины занимать оборону. Было много винтовок, несколько пулеметов и орудий.

Артиллерийский капитан, с которым я ездил, отправился еще обратно в Борисов за снарядами и пушками, потому что хотя здесь были и пушки, и снаряды, но калибр снарядов не соответствовал калибру орудий…

Я вернулся в лес. Шофер лежал под машиной, головой — под мотор. Выехав с ним на дорогу, мы узнали у проходивших военных, что всем приказано отойти километров на семь назад, туда, где через лес идет просека.

На лесной дороге было темно. Я шел перед машиной, чтобы не дать ей врезаться в деревья. Когда рассвело, мы добрались до опушки леса, где чуть ли не за каждым деревом стояли машины. Люди рыли окопы и щели.

Я оставил машину в лесу, рядом с другими машинами, а сам пошел искать какое-нибудь начальство. Мне указали как на старшего на корпусного комиссара Сусайкова. Он стоял на лесной дороге, молодой небритый человек в надвинутой на глаза пилотке, в красноармейской шинели, накинутой на плечи, и почему-то с лопатой в руках. Я подошел к нему и по своей все еще не выветрившейся наивности спросил, где редакция газеты, в которой я мог бы работать, потому что я писатель и направлен в армейскую газету.

Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом и сказал равнодушно:

— Разве вы не видите, что делается? Какая газета?!

Я сказал, что мне надо явиться в штаб фронта, в политуправление. Он покачал головой. Он не знал, где штаб фронта, вообще он ровно ничего не знал, так же как и все находившиеся вместе с ним в этом лесу».

Мост через Березину на старой автостраде Москва — Минск в Борисове, современный вид. Август 2010 года. Металлические фермы уже другие, но опоры остались от моста довоенной постройки. Бетешка, изображенная на предыдущих фото, стояла там, где показано стрелкой (фото автора).

Советское командование понимало важность удержания противника на рубеже Березины, но быстро усилить гарнизон Борисова не представлялось возможным — от рубежа развертывания резервных армий до Березины было почти 130 километров. Относительно быстро такое расстояние могло преодолеть только моторизованное соединение. Поэтому в спешном порядке к Борисову направили 1-ю Московскую Пролетарскую моторизованную дивизию 7-го мехкорпуса. Она была сформирована еще в декабре 1926 года как Московская Пролетарская стрелковая дивизия с дислокацией в Москве, и как правило, комплектовалась трудящимися этого города. К концу 1930-х годов это соединение являлось одним из лучших в Красной Армии. Она одной из первых получала на вооружение новые образцы боевой техники (например, динамореактивные пушки Курчевского, тягачи «Пионер», автоматические винтовки Симонова АВС-36), регулярно участвовала в парадах на Красной площади. Летом 1940 года дивизию переформировали в моторизованную и включили в состав 7-го мехкорпуса Московского военного округа. К началу Великой Отечественной войны в состав 1-й Московской Пролетарской дивизии входили 6 и 175-й мотострелковые, 12-й танковый и 13-й артиллерийский полки, 300-й зенитный и 123-й противотанковый артиллерийские дивизионы, 93-й разведывательный батальон, 28-й батальон связи, 22-й инженерный, 54-й ремонтно-восстановительный, 87-й медико-санитарный и 45-й автотранспортный батальоны. По состоянию на 24 июня 1941 года она насчитывала 10955 человек, 205 танков БТ-7, 24 Т-38, 39 бронемашин БА-10 и БА-20, 1202 автомашины, 4 37-мм и 8 76-мм зенитных орудий, 30 45-мм ПТО, 8 76-мм полковых и 8 76-мм дивизионных орудий (Ф-22УСВ), 16 122-мм и 12 152-мм гаубиц, 12 82-мм и 54 50-мм минометов. Дивизией командовал полковник Яков Григорьевич Крейзер.

Таким образом, это соединение имело довольно высокий процент укомплектованности, близкий к полному штату военного времени (93 % по личному составу, 83 % по танкам, 75 % по броневикам, 76 % по автотранспорту, 100 % по артиллерии).

Немецкие солдаты осматривают подбитый танк БТ-7М из состава 1-й Московской Пролетарской дивизии. Автострада Москва — Минск, июль 1941 года (АСКМ).

Кстати сказать, немецкое командование вермахта отмечало высокую боеспособность Пролетарской дивизии. Например, в бюллетене германского генерального штаба сухопутных войск «Вооруженные силы Советского Союза по состоянию на 1 января 1941 года» говорилось:

«Особенно подготовленных соединений нет, кроме 1-й Пролетарской стрелковой дивизии, находящейся в Москве в качестве парадной».

Еще 24 июня 1941 года дивизия начала выдвижение в сторону Орши с задачей занять оборону в районе города. Гусеничная техника и артиллерия грузились в эшелоны, мотострелковые полки двигались на грузовиках по шоссе. Начиная с 26 июня, 1-я моторизованная дивизия начала занимать оборону вдоль шоссе Орша — Витебск. Вскоре в сторону Березины был выслан 93-й разведбат, который 28 июня вошел в контакт с частями Борисовского гарнизона. На следующий день по распоряжению Сусайкова части батальона провели разведку в направлении Смолевичи, Плисса. Примерно в 14.00 разведчики столкнулись с немецкими частями и после скоротечного боя, в ходе которого они потеряли 3 человека убитыми, 2 ранеными, сгоревшими два броневика БА-10 и два грузовика ГАЗ-АА, отошли к Борисову.

30 июня 1941 года авиаразведка Западного фронта сообщила о движении немецких мотоколонн в направлении на Борисов. Для предотвращения этого 30 июня командующий фронтом генерал Д. Г. Павлов подписал следующую директиву:

«1. В связи с обозначившимся обходом правого фланга фронта в направлении Зембин — Борисов приказываю: 1-ю моторизованную дивизию сосредоточить севернее Борисова, занять для обороны рубеж Крилевичи, Стахов и переправу у Чернявки южнее Борисова 25 километров. В этих пунктах войти в связь с войсками Борисовского гарнизона с задачей — не допустить прорыва противника, особенно его танковых частей, через р. Березина».

Кстати, это был один из последних документов, подписанный Павловым в качестве комфронта — в тот же день он был отстранен от должности, 4 июля арестован и вскоре расстрелян. Тем не менее, согласно этой директиве к Борисову выдвигалась 1-я Пролетарская дивизия — она находилась ближе других к Березине, к тому же являлась моторизованной, что позволяло значительно сократить сроки ее переброски.

Тот же БТ-7М, снятый осенью 1941-го или весной 1942 года. Сбоку на маске пушки видна цифра 3 (внизу справа дана более крупно) — такие обозначения использовались 1-й моторизованной дивизией на довоенных маневрах (АСКМ).

Приказ о выступлении командование дивизии получило ночью 1 июля, а через несколько часов соединение приступило к его выполнению. В оперсводке штаба Западного фронта, подписанной в 11.40 1 июля, говорилось:

«1-я мотодивизия подготавливает рубеж обороны западнее Орши. С 5.00 1 июля начала выдвигаться в район Березины на участок Зембин, Борисов, Чернявка с задачей — не допустить продвижение танковых частей противника, обходивших с севера Минский УР и задержавшихся в районе Плещеница, Логойск».

Если быть более точным, то в 5.40 на Борисов пошел разведывательный батальон и танковый полк дивизии, а спустя сорок минут — мотострелковые и артиллерийский полки. Именно такое время отражено в оперативных сводках Западного фронта.

Здесь необходимо дать небольшое пояснение. Дело в том, что документов о боевых действиях 1-й моторизованной дивизии в архивах сохранилось крайне мало. Это связано с тем, что в июле 1941 года дивизия дважды попадала в окружение — 17 и 27 июля. Поэтому главным источником о действиях Московской Пролетарской дивизии долгое время служили воспоминания ее тогдашнего командира Я. Крейзера, опубликованные в 1966 году. Последние, в свою очередь, основывались на историческом формуляре дивизии, содержащем ряд неточностей. Например, Крейзер пишет о том, что его дивизия получила приказ на марш в 4 часа 30 июня, к полудню прибыла в Борисов и начала занимать оборону.

В формуляре речь идет о еще более раннем времени выдвижения дивизии — вечере 29 июня 1941 года. Согласно этому документу к утру следующего дня части 1-й Московской Пролетарской заняли оборону и в 16.00 уже вступили в бой. Но как уже говорилось выше, приказ на выдвижение к Березине дивизия получила ночью, а движение начала в 5 утра 1 июля.

Прежде чем перейти к рассказу о боевых действиях под Борисовым, следует разобраться с танковым парком 1-й моторизованной дивизии. Как уже говорилось выше, к 24 июня она насчитывала 205 бетешек, причем, судя по документам, это были дизельные машины БТ-7М. По распоряжению Военного Совета 20-й армии (в ее состав входил 7-й мехкорпус, а с вечера 30 июня 1-я мотодивизия подчинялась непосредственно штабу армии) № 10 от 30 июня 1941 года 1 июля в распоряжение штаба армии был направлен «батальон танков БТ-7 дизельные из состава 12 ТП», всего 28 машин. Таким образом, к 1 июля в 1-й Московской пролетарской дивизии имелось 177 бетешек.

Маневры 1-й Московской Пролетарской дивизии. Весна 1941 года. На БТ-7, изображенном на фото слева, хорошо видна цифра 5 на маске пушки. На маске среднего танка цифра также присутствует, но ее плохо видно (РГАКФД).

Еще один вопрос, который, по мнению автора, требует уточнения — об участии Т-34 и КВ в боях в составе 1-й моторизованной дивизии. Так, в воспоминаниях Я. Крейзера сказано, что «находясь в районе Орши, дивизия получила 30 танков Т-34 и 10 танков КВ». Эти цифры впоследствии повторялись во многих публикациях. Однако изучение архивных документов показывает, что ситуация была несколько иной.

Дело в том, что еще 24 июня 1941 года в адрес 7-го механизированного корпуса с Кировского завода в Ленинграде было отгружено 40 танков КВ-1 и КВ-2. Машины разгрузились в Смоленске и 30 июня командующий 20-й армией Ремизов приказал командиру мехкорпуса:

«1. Роты батальона танков КВ не позднее 1.00 1 июля придать:

Две роты 14-й танковой дивизии, одну роту 18-й танковой дивизии, одну роту (76-мм) мотодивизии.

2. Командиру мотодивизии использовать роту танков КВ как танково-артиллерийский резерв на направлении Орша — Толочин с тем, чтобы при появлении противника перед Оршей уничтожить их контрударом.

3. Для движения по маршруту Бабиновичи — Орша использовать ночь».

Как видно из документа, 1-я Московская Пролетарская дивизия получала роту КВ-1 (с 76-мм пушками) — всего 10 машин. При этом одна машина сломалась при следовании со станции разгрузки и неизвестно, дошла ли она до пункта назначения. Что касается танков Т-34, то к началу боев на Борисовском направлении (1–5 июля) их в составе 1-й мотодивизии НЕБЫЛО (выделено мной — М. К.), что подтверждается документально. Однако это не значит, что Я. Крейзер в своих мемуарах лукавит — Московская Пролетарская действительно получила тридцатьчетверки, только это произошло несколько позже, о чем будет рассказано ниже. Все это говорит о том, что к мемуарам надо относиться критически, так как за давностью лет люди могли ошибаться, путать даты, смешивать разные события в одно и т. п.

Теперь попробуем восстановить, как развивались события у Борисова в июле 1941 года. Как и в случае с 1-й моторизованной дивизией, документов об этом сохранилось довольно мало. Попробуем восстановить картину, используя для этого имеющиеся как советские так и немецкие материалы.

Точно неизвестно, в какое время 1 июля подошли к Борисову части 1-й моторизованной дивизии. В своих мемуарах Я. Крейзер указывает, что «части же нашей дивизии подошли к Березине только к 12 часам» (при этом ошибочно указывает, что это было 30 июня).

Подбитый танк БТ-7М 1-й Московской Пролетарской дивизии на обочине шоссе Минск — Москва. Июль 1941 года. Слева от машины виден крест, установленный местными жителями на могиле экипажа. Этот же танк изображен на предыдущих фото на страницах 12 и 13.

Тем не менее, можно провести некоторые расчеты, исходя из имеющихся сведений о выдвижении 1-й моторизованной дивизии от Вязьмы к Смоленску 25–26 июня 1941 года. Согласно этим данным, средняя скорость движения определялась 20 км/ч, при этом «хвост» колонны прибывал в пункт назначения только через 3 часа после «головы». Причем это сведения для мотострелковых полков и тылов, движущихся на автомашинах (танковый и артиллерийский полки двигались по железной дороге). Исходя из этих данных и учитывая, что скорость движения танкового и артиллерийского полков дивизии была еще меньше (примерно 15 км/ч), можно прикинуть, что 130-километровый марш танки 1-й моторизованной дивизии пройдут не менее чем за семь — восемь часов и это при условии безостановочного движения. Зная, что выступили они в 5.40, можно сказать, что передовые части Борисова достигли около 13.00 1 июля (подразделения разведбата возможно и раньше, около полудня), причем полностью танковый полк мог сосредоточиться не ранее 15.00, а возможно и позже. Это кстати, подтверждается и немецкими документами. В частности, по данным авиаразведки в 10.15 (в 11.15 по московскому времени) 1 июля 1941 года «приблизительно 100 танков на автомобильной магистрали Крупки — Борисов, начало в 8 км к востоку от Борисова, окончание Крупки». Таким образом можно сказать, что передовые части 1-й Пролетарской дивизии подошли к Борисову примерно в 11.30–12.00 1 июля 1941 года.

Что касается сосредоточения всех частей соединения, учитывая трехчасовую разницу между прибытием «головы» и «хвоста», о которой говорилось выше, а также неизбежные задержки на марше, можно смело сказать, что последние из них могли достигнуть Борисова не ранее пяти — шести часов вечера, а может быть и позже.

По воспоминаниям Крейзера, 6-й мотострелковый полк с приданным танковым батальоном и артдивизионом занял оборону севернее Борисова в районе совхоза Веселово, два мотострелковых батальона 175-го полка и танковый батальон размещались за позициями танкового училища на автостраде Минск — Москва восточнее Борисова, а еще один мотострелковый батальон прикрывал переправу через Березину южнее города, у населенного пункта Большие Ухолоды. Кроме того, один танковый батальон оставался в резерве. Но следует учесть, что для переброски частей дивизии в районы севернее и южнее Борисова также требовалось время. Таким образом, сосредоточение соединения Крейзера и занятие им обороны на Березине было довольно растянуто по времени и началось во второй половине дня, даже ближе к вечеру 1 июля.

Тот же танк БТ-7М, что и на предыдущем фото. Июль 1941 года. Снимков этой машины сохранилось довольно много: проезжающие по шоссе Минск — Москва немецкие солдаты и офицеры его часто фотографировали.

Вдоль автострады Минск — Москва наступали части 47-го танкового корпуса немцев в составе 17 и 18-й танковых, 29-й моторизованной и 167-й пехотных дивизий. К 22 июня 1941 года танковые дивизии корпуса имели 384 танка всех типов. Естественно, что к 1 июля части понесли потери, но тем не менее представляли значительную силу. Любопытно, что в составе 18-й танковой дивизии (а именно она наступала по шоссе Минск) Москва — имелись так называемые Tauchpanzer — Pz.III Pz.IV приспособленные для подводного хода. Эти машины разрабатывались немцами для операции «Морской лев — десантной операции на Британские острова, но после отмены последней оказались «не у дел». 22 июня 1941 года эти танки по дну форсировали реку Буг в Бресте.

Боевые действия за Борисов начались утром 1 июля, еще до подхода 1-й моторизованной Пролетарской дивизии. Так, в журнале боевых действий 47-го танкового корпуса немцев говорится:

«1 июля 1941 года. Солнечно, жарко, вечером дождь. Перед фронтом 18-й танковой дивизии противник ночью отошел. Дивизия, двигаясь двумя колоннами, быстро достигает в 7.30 Cмолевичей, в 11.00 Шелино и около полудня юго-западной окраины Ново-Борисова.

Мосты через Березину в Борисове, о которых ранее сообщалось как о разрушенных, находятся, по данным воздушной разведки, в неповрежденном состоянии. Дивизия получает задание захватить их и занять плацдарм на противоположном берегу Березины».

Кстати, в документах Борисовского училища сказано, что мост у совхоза Веселово немцы атаковали уже в 8.00 1 июля. Переправа оборонялась 1-м батальоном и 8-й пулеметной ротой училища, которые после боя отошли на восточный берег Березины, подорвав при этом мост (в документе сказано, что мост подорван не полностью).

Скорее всего, и в первом, и во втором случае это были передовые немецкие части, а не основные силы. Подтверждением этому может служить следующая запись в немецких документах:

«В 16.30 (по московскому времени в 17.30 — в немецких документах 1941 года указывалось берлинское время. — Прим. автора) танки 18-й танковой дивизии западнее Ново-Борисова наткнулись на движущиеся им навстречу танки противника. После ожесточенного боя, в ходе которого было уничтожено 20 вражеских танков, захвачено 8 полевых и 4 зенитных орудия, противник отступает. Авангард входит вечером в Ново-Борисов. По радио еще раз указывается на необходимость захвата мостов через Березину в Борисове. Противник, с которым столкнулась дивизия, был, по данным пленных, переброшен от Смоленска к Ново-Борисову и не ожидал встретить немецкие части, так что столкновение оказалось для него совершенно внезапным».

Как видно в немецких документах есть некоторое противоречие: подошли к окраине Ново-Борисова в полдень, а встретились с советскими частями только в 16.30, причем в том же районе (то есть четыре с половиной часа стояли на месте). Объяснением может служить только то, что в полдень к Борисову вышли передовые части или разведка 18-й танковой дивизии немцев, которые ждали подхода основных сил.

Подбитый под Борисовым танк БТ-7М 1-й Московской Пролетарской моторизованной дивизии. Июль 1941 года. Рядом деревянный крест, установленный местными жителями над могилой экипажа (АСКМ).

С советской стороны в бою участвовал разведбатальон или передовой танковый батальон 12-го танкового полка 1-й моторизованной дивизии. Об этом есть запись и в журнале боевых действий 12-го отдельного дивизиона бронепоездов — два легких бронепоезда из его состава прибыли в Борисов 1 июля. По распоряжению Сусайкова 8 имевшихся у дивизиона бронемашин (2 БА-10 жд и 6 БА-20 жд) забрали и передали сводному полку майора Георгошвили (впоследствии шесть машин были потеряны в боях), а бронепоезда № 47 и 48 в 15.20 выдвинулись «в район станций Жодино — Смолевичи для содействия танковому батальону по разгрому танков противника».

Кстати, бронепоезда вступили в бой почти на два часа раньше, чем танки 1-й моторизованной дивизии (напомним, что по немецким данным столкновение с советскими танками произошло в 16.30 по берлинскому времени, что составляет 17.30 по московскому) — бепо № 47 «не доходя 500 м до станции Жодино», а № 48 — в 6–8 километрах от Борисова. По отчету дивизиона, огнем бронепоездов было подбито несколько танков, разбита танкетка и противотанковая пушка. В ходе боя бронепоезд № 47 получил попадание в котел бронепаровоза и встал, после чего был покинут командой и расстрелян немецкой артиллерией.

Кстати, об этом бое есть запись и в документах 47-го танкового корпуса немцев:

«Во взаимодействии с люфтваффе около полудня (1 июля) у Жодино был уничтожен бронепоезд, а еще один вынудили к отступлению».

Как видим, есть некоторая разница во времени: у немцев «около полудня», в отчете 12-го дивизиона — не ранее 15.20. Если даже принять разницу во времени в один час, то все равно получаем расхождение более чем в два часа. По мнению автора, более достоверными являются сведения дивизиона бронепоездов, так как в этом документе довольно четко все расписано по времени. Таким образом, можно видеть, что и немецкие документы могут содержать неверные сведения.

Но основную тяжесть боев за Борисовские мосты вынесли на себе курсанты и «сборный сброд». Так, в журнале боевых действий танкового училища говорилось:

«1 июля. Противник атакует Ново-Борисов со стороны автомагистрали, но его атаки отбиваются. Над районом КП полка сбиты два бомбардировщика противника, взяты в плен три летчика.

Около 23.00 4-й батальон был выброшен к мосту Ново-Борисов, удачными атаками отбросил противника и удерживал его, а разведгруппами вел бой в городе.

2 июля.

В ночь с 1 на 2 июля противник, пытаясь овладеть переправой через Березину, неоднократно атаковал мосты в Борисов и Ново-Борисов. Деревянный мост в Борисове был сожжен, но танки противника (около 30) прорвались через железобетонный мост в Ново-Борисове и вышли на магистраль Минск — Москва на восточном берегу Березины».

Поле боя восточнее Борисова у шоссе Минск — Москва: подбитые танки БТ-7М из состава 1-й Московской Пролетарской моторизованной дивизии. Июль 1941 года (АСКМ).

В течение всего дня 2 июля курсанты удерживали позиции, несмотря на артиллерийский обстрел и атаки противника. Но к вечеру немецкие части переправились севернее Борисова в черте города и около 22.00 бригадный комиссар Сусайков отдал приказ об отходе на рубеж реки Мужайка.

В течение всего дня на направлении главного удара противника — у бетонного автомобильного моста на шоссе Минск — Москва действовал 4-й батальон училища. Он должен был поддержать контратаку танков 1-й мотодивизии, «которая по неизвестной причине не состоялась». В результате 4-й батальон с боем прорывался через обошедшие его немецкие части, «дважды переходя в штыковую атаку против обошедшего его противника, причем нанес потери противнику, захватив трофеи и пленных».

В том же журнале боевых действий о действиях 1-й Московской Пролетарской дивизии сказано только в одном месте — о том, что 1-й батальон училища, оборонявший переправу у совхоза Веселово, в 23.00 2 июля сдал позиции частям 1-й мотодивизии.

Несмотря на героические действия бойцов Борисовского гарнизона, удержать рубеж на Березине они не смогли. В своей оперсводке, направленной в штаб Западного фронта в 13.00 2 июля, корпусной комиссар Сусайков сообщал следующее:

«1. Мотопехота противника, усиленная артиллерией, бронемашинами, при активной поддержке штурмовой авиации на протяжении дня 1 и 2 июля 1941 г. активными действиями овладела переправами через р. Березина у Борисова и продолжает теснить наши части в восточном направлении.

2. Части гарнизона, прикрываясь отрядами прикрытия, отходят на следующий оборонительный рубеж: Санаторий, Пчельники, Прудзище, Немоница, Стайки, Бол. Ухолоды, создав вокруг гор. Борисов полукольцо.

За время боя 1 и 2.7.41 г. имею большие потери и в людском составе, в танках и, особенно, в артиллерии, из которой орудия противотанковой обороны выведены из строя почти 100 %. Подробные цифры потерь выясняются.

3. Решил: отойти на промежуточный рубеж обороны Санаторий, Пчельники, Прудзище, Немоница, Стайки, Бол. Ухолоды, создав вокруг Борисова полукольцо, с целью прикрыть выход с других направлений из района Борисов на автостраду.

4. Прошу:

а) Во что бы то ни стало выслать в мое распоряжение хотя бы одну эскадрилью истребителей, ибо основные потери и, главное, паника наносится авиацией противника, которая, пользуясь отсутствием авиации на нашем участке, работает все время на бреющих полетах почти безнаказанно…

б) Убедительно прошу о срочной выброске сколоченного соединения, ибо собранные мною люди тут и сведенные в части мало боеспособны и в бою недостаточно упорны…

Прибывшая мотострелковая дивизия, несмотря на неоднократные мои требования, вчера и сегодня участия в боях не принимала (выделено мной. — М. К.).

в) Прошу об усилении моей группы средствами противотанковой обороны, так как я уже указал, что потери в материальной части артиллерии и особенно орудий противотанковой обороны очень велики. Дальнейшая оборона последующих рубежей моими силами будет малоэффективна, если не получат соответствующего разрешения поднятые мною вопросы».

Подбитый БТ-7М 1-й Московской Пролетарской дивизии. Июль 1941 года. Этот танк виден на заднем плане предыдущего фото (АСКМ).

Прошу обратить внимание на выделенную фразу, касающуюся Московской Пролетарской дивизии. Из нее следует, что 1 июля ее основные соединения не воевали и утром 2 июля тоже. Исключение, скорее всего, составлял разведбатальон и передовой батальон танкового полка, о столкновении с которыми западнее Борисова говорится в приведенном выше немецком документе.

Почему так произошло, сейчас можно только гадать. Из-за плохой разведки, неверной оценки сил противника, несогласованности или непонимания между Крейзером и Сусайковым, части 1-й моторизованной дивизии оказались «распыленными» на более чем 50-километровом фронте. На направлении же главного удара противника оказались лишь разведывательный и танковый батальоны, да два мотострелковых батальона, причем последние, как следует из воспоминаний Крейзера, находились за позициями частей Борисовского гарнизона. Скорее всего, утром 2 июля, сбив курсантов с позиций возле моста и продвинувшись вдоль автострады Минск — Москва на восток, немцы столкнулись с мотопехотой Московской Пролетарской дивизии. Произошло это, как следует из оперсводки Сусайкова, не ранее 13.00, а быть может и позже. Поняв, что на этом участке наносится главный удар противника и, пытаясь ликвидировать прорыв, Крейзер отдает приказ своим частям, занимавшим оборону севернее и южнее Борисова выдвигаться к автостраде. Однако время было упущено — 18-я танковая дивизия немцев заняла плацдарм на восточном берегу Березины и занималась его расширением. А спешно проводимые атаки подходивших (причем видимо в разное время) соединений Московской Пролетарской, не давали результата, а приводили лишь к тяжелым потерям.

Еще один подбитый БТ-7М 1-й Московской Пролетарской дивизии. Июль 1941 года. Этот танк виден на заднем плане предыдущего фото. Обратите внимание на снарядные пробоины — две в лобовом листе корпуса и три в борту башни. Судя по размеру пробоин, машина подбита из 37-мм орудия (АСКМ).

Вот как описывались эти бои в немецких документах:

«18-я танковая дивизия в течение вечера (1 июля), ночи и раннего утра (2 июля) вела бои с артиллерией и многочисленными танками противника и после захвата шоссе, и автомобильного моста заняла небольшой плацдарм в Борисове на другом берегу Березины. К 12.00, после танковой атаки, этот плацдарм расширяется на 6 км восточнее Борисова вдоль дороги на Крупки. В это время получено сообщение о вражеской колонне, движущейся с севера, в районе Бродни, во фланг дивизии. В 16.00 удается, преодолев сопротивление танковых сил противника, расширить плацдарм до Ближней Неманицы».

Упоминаемые в немецком документе колонна и танковые силы противника и есть вводимые в бой с других участков подразделения 1-й моторизованной дивизии. Однако было уже поздно, и ввод в бой сил по частям не мог кардинальным образом переменить ситуацию.

Таким образом, в результате задержки с выдвижением к Березине, неверной оценки направления главного удара противника и неразберихи в штабах, 1-я моторизованная дивизия не смогла удержать переправы в Борисове. Из-за неблагоприятно сложившейся обстановки она вводилась в бой по частям, понеся при этом тяжелые потери.

Кстати, согласно немецким документам, захват моста через Березину в Борисове стоил вермахту немалых потерь. Согласно журналу боевых действий 47-го танкового корпуса, только 52-й стрелковый полк 18-й танковой дивизии, который атаковал непосредственно мост, потерял в течение 1 и 2 июля 1941 года 21 офицера и 550 унтер-офицеров и солдат, и это без учета остальных частей дивизии! Если исходить из соотношения между убитыми и ранеными один к трем, то без малого две сотни погибших за сутки — весьма впечатляюще и очень ощутимо для немцев в начале войны. А 571 человек, выбывший из строя — это фактически целый батальон! И потери эти немцы понесли в боях с курсантами, «сборным сбродом» и разрозненными частями 1-й Пролетарской дивизии. Остается гадать, какие потери были бы у немцев, если бы 1-я моторизованная дивизия успела занять оборону на направлении главного удара. Ну это уже их области фантазии и альтернативной истории.

Танк КВ-1 из состава 1-й моторизованной дивизии, подбитый на шоссе Минск — Москва в районе населенного пункта Лошница. Лето 1941 года. Машина уже сдвинута немцами с дороги, чтобы не мешать движению (РГАКФД).

К вечеру 2 июля 1941 года понесшие большие потери части Борисовского гарнизона и 1-й моторизованной дивизии заняли оборону на рубеже Стайки, Немоница, на восточном рубеже небольшой речушки. Однако надолго задержать здесь противника не удалось -18-я танковая дивизия немцев, перешедшая в наступление в 11.00 3 июля, отбросила советские части к западной окраине Лошницы (примерно 18 километров от Борисова на автостраде Минск — Москва). В 14.40 последовала контратака танкового полка 1-й моторизованной дивизии, но она была отбита с большими потерями для наших частей. При этом штабом 47-го танкового корпуса немцев отмечалось:

«Во время русского контрудара, среди прочих, из 16 атакующих тяжелых 45-тонных танков удалось уничтожить 7, также было разбито или захвачено 16 орудий (…) Всего за последние три дня 18-я танковая дивизия уничтожила более 80 танков и вывела из строя и захватила 44 орудия».

Однако в документах дивизионного уровня информация об этом бое несколько иная. Так, в журнале боевых действий 18-й танковой дивизии за 3 июля есть такая запись: «14.40 ч. (15.40 по московскому. — Прим. автора).

Передовое подразделение — 1-й батальон 18-го танкового полка — ведет бой с 15 вражескими танками. В ходе боя уничтожено 8 вражеских танков, из которых 3 тяжелых (38–42 тонные), для которых, по опыту 3,7-см снаряд безопасен, а 5-см снаряд противотанковой пушки пробивает их броню только с дистанции не менее, чем с 300 м. Оставшиеся 7 танков отходят назад вдоль автострады».

Как видно из документа, тяжелых танков КВ уничтожено уже три, а не семь, как в приведенном выше отчете 47-го корпуса. А если посмотреть на документы полкового звена, то число подбитых КВ еще сократится. Вот что сказано об этом бое в журнале боевых действий 101-го стрелкового полка 18-й танковой дивизии вермахта:

«В 10.30 (11.30 по московскому времени. — Прим. автора) 03.07.1941 г. с западной окраины Ново-Борисова выступил передовой отряд Schrepffer.

В 11.15 у Неманицы авангард атаковал полевые позиции противника. Танки их преодолели, однако следующие за ними стрелки, были задержаны, понеся значительные потери. В рукопашных схватках остатки противника уничтожены…

В лесу авангард столкнулся с танками противника, из которых семь, в том числе два тяжелых, были уничтожены 1-м батальоном 18-го танкового полка.

Бронирование тяжелых танков «красных» было настолько мощным, что снаряды 50-мм и 75-мм танковых орудий ее не пробивали».

Таким образом, число подбитых КВ под Лошницей сократилось до двух. Именно эти в этих боях части 47-го танкового корпуса немцев впервые столкнулись с тяжелыми танками КВ.

Тот же КВ-1, что и на предыдущем фото — хорошо видно, что по машине велся интенсивный артогонь. Видны следы попадания в башню пяти 50-мм снарядов, не пробивших броню (один из них срикошетировал). Еще одно снарядное попадание видно на правом борту корпуса (РГАКФД).

По документам советской стороны, к утру 3 июля до 1-й моторизованной дивизии наконец-то добралась рота КВ-1, отправленная в ее состав в 3.30 1-го числа. Ничего удивительного в этом нет — танкам требовалось пройти более 150 километров, а механики-водители не имели никакого опыта — в документах говорилось, что «водительский состав не опытен — главным образом бывшие шоферы колесных машин и танков Т-26». В результате, тяжелые машины часто останавливались из-за поломок, недостатка топлива и т. п. Кроме того, шли они из района Заольши через Добромысль и Оршу, а уже затем по автостраде Минск — Москва. Причем к рубежу обороны 1-й моторизованной дивизии в районе Лошницы дошло лишь 9 КВ-1, одна машина сломалась и отстала по дороге. Из прибывших две машины потребовали текущего ремонта, в результате в контратаке, предпринятой 12-м танковым полком, смогли участвовать только 7 КВ. О результате этого боя сообщал заместитель командующего Западным фронтом генерал Еременко:

«…Вследствие того, что танки КВ не были снабжены бронебойными снарядами, их усилия оказались неэффективными, танки противника потерь не несли. Противник же вел огонь только бронебойными снарядами, которые, хотя и броню КВ не пробивали, но рвали гусеницы. Из 7 танков КВ, участвовавших в атаке, 5 штук не вернулись с поля боя (1 был прибуксирован, 1 взорван, 3 остались в районе, занятом противником). Дивизия перешла к обороне по восточному берегу р. Бобр».

Теперь два слова о потерях КВ. Фразу о том, что 5 машин не вернулись с поля боя, не следует читать как «5 безвозвратно потерянных». В документе четко видно, что три танка остались на территории противника и один взорван. Слово «прибуксирован» надо понимать буквально — подбит и эвакуирован с поля боя другим КВ. Кстати, есть немецкие фотографии, на которых как минимум три подбитых КВ-1 в районе Лошницы. А вот проблема с 76-мм бронебойными снарядами во время боевых действий Западного фронта в начале июля 1941 года стояла довольно остро. Во всяком случае, это не единственное донесение, в котором упоминается отсутствие боеприпасов данного типа.

Тем не менее, определенную роль в тех боях танки КВ все же сыграли. Вот что сказано о боевых действиях 18-й танковой дивизии во второй половине дня 3 июля 1941 года:

«В 3-х км западнее Начи 1-й батальон 18-го танкового полка столкнулся с транспортной колонной с боеприпасами, и сжег ее. Однако горящая колонна с боеприпасами задержала дальнейшее продвижение.

Пройдя мимо горящей колонны, 1-й батальон 18-го танкового полка и 1-й батальон 101-го стрелкового полка подавили слабое сопротивление противника, при этом несколько легких танков выведено из строя.

Атака 1-го батальона 18-го танкового полка была остановлена четырьмя тяжелыми танками русских.

Для усиления танко-истребительного дивизиона вперед были подтянуты одна батарея 88-мм зениток и 25-мм орудия ПТО (видимо трофейные французские пушки. — Прим. автора). Вследствие наступившей темноты, наступление продолжать не представляется возможным».

Тот же КВ-1, что и на предыдущих фото. Хорошо видно, что машина была обездвижена попаданием снаряда в ходовую часть — на ленивце левого борта видна значительная вмятина. Видимо после этого танк потерял гусеницу (РГАКФД).

На следующий день, 4 июля, к 11.45, «преодолевая упорное сопротивление противника», 18-я танковая дивизия выходит к населенному пункту Крупки и останавливается из-за взорванных мостов через реку Бобр.

Как видно из приведенных выдержек, в немецких документах имеются разночтения, в частности по числу уничтоженных танков КВ (напомним, что в документах 47-го корпуса немцев сказано о 16 действовавших 3 июля КВ и 7 уничтоженных). Таким образом, хваленая немецкая пунктуальность на деле оказывается не такой уж и пунктуальной. Во всяком случае, верить безоговорочно немецким данным не следует (сейчас у нас, к сожалению, зачастую немецкие сведения многими считаются стопроцентной истиной).

Встреча с КВ в районе Борисова для немецких танкистов 47-го танкового корпуса стала неприятным сюрпризом. Ведь это было первое столкновение 17 и 18-й танковых дивизий вермахта с новыми советскими танками летом 1941 года. В книге Вольфа фон Аакена «Ведьмин котел» на Восточном фронте. Решающие сражения Второй мировой войны. 1941–1945» есть весьма красочное описание боя с КВ, написанное по воспоминаниям лейтенанта Дорша, командира Pz.III:

«Начиная с 22 июня 1941 года 24-летний лейтенант видел много советских танков…

Однако колосс, который в первые дни июля 1941 года двигался по шоссе Минск — Москва… дивизии восточнее Борисова, существенно отличался от танков, которыми Красная армия пыталась остановить продвижение вперед группы армий «Центр» на центральном участке фронта.

Советский танк, внезапно показавшийся в 1000 метрах от танка Дорша, был настоящим гигантом. В нем было около 6 метров длины, на своей широкой «спине» он нес плоскую башню и тяжело двигался вперед на непривычно широких гусеницах. Технический монстр, крепость на гусеничном ходу, механический геркулес. Бронетанковое транспортное средство, которое на Восточном фронте до этого никто не видел.

Лейтенант Дорш быстро собрался с мыслями и прокричал:

— Тяжелый вражеский танк! Башня на восемь часов! Бронебойными… Огонь!

5-см снаряд с грохотом и яркой вспышкой вылетел из ствола орудия и полетел в сторону советского танка.

Дорш поднес бинокль к глазам и стал ждать взрыва.

Гигант продолжал двигаться дальше. Дорш снова крикнул:

— Огонь!

Последовал еще один выстрел. Снаряд с воем пролетел вдоль шоссе и взорвался перед носом советского танка. Но гигант неторопливо продолжил свой путь. Судя по всему, обстрел его не обеспокоил. Он даже не снизил скорость.

Танк БТ-7М 1-й моторизованной дивизии, подбитый у автострады Москва — Минск на участке Лошница — Крупки. Июль 1941 года. На заднем плане, у развилки, видна еще одна бетешка (АСКМ).

Справа и слева по шоссе шли еще два танка Pz.III… Они также увидели колосс и взяли его под обстрел. Снаряд за снарядом летели через шоссе. Земля тут и там взметалась вокруг вражеского танка. Порой раздавались глухие металлические звуки ударов. Одно попадание, второе, третье… Однако на монстра это не оказывало ни малейшего влияния.

Наконец, он остановился! Повернулась башня, поднялся ствол, сверкнула вспышка.

Дорш услышал пронзительный вой. Он нагнулся и скрылся в люке. Нельзя терять ни секунды. Меньше чем в двадцати метрах от его танка снаряд ударил в землю. Вверх взметнулся столб земли. Снова раздался страшный грохот. На этот раз снаряд упал за танком Дорша. Лейтенант злобно выругался и заскрежетал зубами. Водитель — обер-ефрейтор Кениг, — манипулируя рычагами управления, вывел Pz.III из зоны обстрела. Другие танки передового отряда кружили по местности, стараясь уклониться от непрерывно падающих снарядов.

На правой стороне шоссе заняло позицию 3,7-см противотанковое орудие. Через несколько секунд раздался голос командира орудия:

— Огонь!

Первый снаряд взорвался, ударившись о башню советского танка, второй — над правой гусеницей в носовой части.

И ничего! Никакого эффекта! Снаряды от него просто отскакивали!

Орудийный расчет действовал в лихорадочной спешке. Снаряд за снарядом вылетали из ствола. Глаза командира орудия были направлены на страшилище. Его голос срывался от напряжения:

— Огонь!

Но советский танк продолжал неторопливо двигаться вперед. Он прошел через кустарник на обочине дороги, смял его и, покачиваясь, приблизился к позиции противотанкового орудия. До него оставалось около тридцати метров. Командир орудия клокотал от ярости. Каждый снаряд попадал в цель и всякий раз отлетал от брони огромного танка. Орудийный расчет уже слышал рев танкового двигателя. До танка оставалось двадцать метров… пятнадцать… десять… семь…

— С дороги!

Люди отскочили от орудия направо, упали и прижались к земле.

Танк ехал прямо на орудие. Он зацепил его левой гусеницей, смял своим весом и превратил в лепешку. Металл с треском сминался и рвался. В итоге от орудия не осталось ничего, кроме искореженной стали. Затем танк резко свернул вправо и проехал несколько метров по полю. Дикие отчаянные крики раздались прямо из-под его гусениц. Танк добрался до орудийного расчета и раздавил его своими гусеницами. Громыхая и раскачиваясь, он вернулся на шоссе, где исчез в облаке пыли».

Танк БТ-7М и бронемашина БА-20 1-й моторизованной дивизии, подбитые у шоссе Москва — Минск на участке Лошница — Крупки. Июль 1941 года. Эти машины находились недалеко от БТ-7М, изображенного на предыдущем фото (ЯМ).

Но оставим пока на совести немецких штабистов 47-го корпуса упоминания о 16 тяжелых 45-тонных танках (как читатель видимо уже догадался, речь идет о КВ) и обратимся к документам советской стороны. Как уже говорилось выше, архивных документов о боевых действиях 1-й моторизованной дивизии в первых числах июля 1941 года сохранилось крайне мало, нет ее оперсводок ни в фонде 20-й армии, ни в фонде Западного фронта. Это было связано с тем, что вышестоящие штабы потеряли связь с дивизией, а командование последней не смогло поддерживать связь с вышестоящим руководством. Так, например, в оперсводке 20-й армии, подписанной в 22. 00 2 июля, говорилось: «1-я мотодивизия в 5.40 1 июля начала выдвигаться на новый рубеж обороны. Оперсводка из дивизии не поступала, связи с ней нет».

Мало отличалась от нее и сводка, составленная в 10.00 3 июля:

«1-я моторизованная дивизия ведет разведку в направлении Борисов, связи с ней нет, послана группа на машинах (2 танка, 3 мотоцикла и 2 легковых машины)».

И лишь утром 4 июля появляются первые достоверные сведения о соединении:

«По докладу командира отдельного разведывательного батальона 1-й моторизованной дивизии капитана Цыганкова 12-й танковый полк перешел к обороне на р. Нача.

175-й мотострелковый полк отходит: 1-й батальон вдоль железной дороги, 2-й батальон и остатки 3-го батальона вдоль леса на север, штаб 1-й мотострелковой дивизии отходит по этому пути. О 6-м мотострелковом полку сведений нет. От штаба 1-й моторизованной дивизии сведений нет».

По директиве штаба Западного фронта 1-я моторизованная дивизия с 4 июля включается в состав подошедшего 44-го стрелкового корпуса, действовавшего в районе автострады Минск — Москва. Видимо только с этого момента командованию удалось наладить связь с соединением Крейзера.

К утру 4 июля части 1-й моторизованной дивизии и Борисовского гарнизона заняли оборону на восточном берегу реки Нача у населенного пункта Крупки. К этому времени в штаб Западного фронта поступили первые сведения о состоянии мотодивизии. Отмечалось, что ее мотострелковый полк, занимавший оборону севернее Борисова (6-й мсп. — Прим. автора), «понес большие потери от авиации противника и его остатки отходят после боя на восток». В районе автострады Минск — Москва оборону занимали остатки 175-го мотострелкового и 12-го танкового полков, «вся артиллерия выбита авиацией, танков БТ осталось 25 штук».

Бронеавтомобиль БА-20 жд (с приспособлением для движения по рельсам), подбитый у шоссе Москва — Минск. На заднем плане виден БТ-7М, изображенный на предыдущем фото (АСКМ).

Во второй половине дня 4 июля части 1-й моторизованной дивизии и Борисовского гарнизона отошли и заняли оборону по восточному берегу реки Бобр (7 километров восточнее Крупки по автостраде Москва — Минск), между станцией Бобр и одноименным населенным пунктом. При этом были взорваны все мосты через водные преграды, в результате чего до вечера следующего дня немцы занимались поиском бродов и наведением переправ.

Таким образом, в ходе боев с 1 по 5 июля включительно, части Борисовского гарнизона и 1-й моторизованной дивизии с боями отошли от Березины примерно на 45 километров вдоль автострады Минск — Москва. Легко подсчитать, что темп немецкого наступления на этом участке составлял около 8 километров в сутки, что было значительно ниже предыдущих дней. Однако, это далось дорогой ценой. Так, в направленном в штаб 44-го стрелкового корпуса в 9.00 5 июля докладе о боевых действиях 1-й моторизованной дивизии говорилось следующее:

«Оперсводка 1 МД на 9.00 5 июля 1941 года.

1… Авиация противника господствует в воздухе и беспрерывно воздействует на наши части. Бомбардировочная авиация группами по 2–5 самолетов бомбит передний край и районы сосредоточения дивизии, пикирующие бомбардировщики и штурмовая авиация препятствуют движению мотоколонн, патрулируя в воздухе, обстреливая колонны и отдельные машины пулеметным огнем.

Броню тяжелых танков противника наши 45-мм орудия не пробивают, а танки КВ и дивизионная артиллерия не имели бронебойных снарядов.

2. 1-я моторизованная дивизия с 29 июня (напомним, что 29 июня под Борисовом вступили в бой подразделениями разведбата дивизии. — Прим. автора) ведет подвижные оборонительные бои по рубежам:

а). р. Березина;

б). Немоница, Замошье, Стайки;

в). р. Неча;

г). р. Бобр.

Дивизия понесла значительные потери в личном составе, вооружении и транспорте, и к 16.00 4 июля вынуждена отойти на рубеж р. Бобр.

Личный состав морально подавлен действиями авиации противника, а главным образом — отсутствием поддержки нашей авиации.

3. 6-й мотострелковый полк перешел к обороне на фронте р. Бобр, железная дорога, имея передний край по восточному берегу р. Бобр. К 6.00 4 июля отразил две атаки противника в направлении автострады.

4. В течение ночи с 4 на 5 июля 175-й мотострелковый полк собрал в лесах около 400 бойцов и младших командиров, ранее считавшихся пропавшими без вести при отходе с р. Березина и с 8.00 5 июля подготовил оборонительный рубеж по р. Тростянка. Сбор на дорогах и в лесах личного состава полка продолжается.

5.13-й артиллерийский полк — штаб полка и строевые подразделения в лесу 1 километр западнее Тростинец. Дивизионы:

1-й — на огневых позициях, поддерживает бой 6-го мотострелкового полка;

2-й — частично уничтожен, оставшиеся орудия поддерживают бой 6-го мотострелкового полка;

3-й — уничтожен полностью.

6. 12-й танковый полк — оставшиеся в строю 6 танков БТ-7 установил на огневых позициях вдоль автострады с задачей — стрельбой с места поддерживать пехоту. Около 15 танков собрано на СПАМе для восстановления, 18 ремонтируются на СПАМе и к исходу дня могут вступить в бой.

7. 300-й отдельный зенитный дивизион — на лицо 2 орудия, положение остальных уточняется.

8. 123-й противотанковый дивизион — во время боев с 29 июня имеет потерь 10 орудий и 14 машин. Оставшиеся, 8 орудий приданы командиру 6-го мотострелкового полка.

9. С соседом справа и слева — связи нет.

10. Состояние полевых дорог — дороги лесные, как правило, с грязью, имеют большие выбоины, для автотранспорта проезжи без ремонта с уменьшением скорости движения до 5-10 км/ч.

Приложение: справка о потерях (справка в деле отсутствует — М. К.).

За начальника штаба Модеев.

Начальник оперативного отдела Ратнер».

Тот же БА-20 жд, снятый с другой стороны. Машина имеет камуфляж, на бортах закреплены бандажи для движения по рельсам. Броневик входил в состав 12-го отдельного дивизиона бронепоездов, и 1 июля вместе с восемью другими был придан сводному полку майора Георгошвили (ЯМ).

Как видно из документа, дивизия действительно понесла чувствительные потери — например, из 181 танка БТ-7 на 1 июля (к ним надо добавить еще 9 КВ) осталось всего около 40 машин (21 % первоначальной численности). Причиной этого являлось отсутствие нормальной разведки, запоздание с выдвижением дивизии к Березине и неверная оценка направления главного удара противника. Конечно, часть ответственности за это лежит и на командовании Западного фронта (дивизия находилась в Орше с 26 июня, время для ее переброски к Борисову до подхода основных сил немецкой 18-й танковой дивизии было). Но, без сомнения, штаб дивизии не смог сориентироваться в обстановке и организовать оборону на направлении главного удара. Хотя, конечно, по прошествии с тех событий более 70 лет легко рассуждать — дескать, надо было делать не так, а по другому, и т. д. и т. п. Ведь мы знаем, что было до боев на Березине, что было после, какие и где наступали части противника, их состав и задачи.

Два уничтоженных БТ-7М на шоссе Москва — Минск на участке Лошница — Крупки. Июль 1941 года. За танками у рощицы находился уничтоженный КВ-1, изображенный на следующем фото (АСКМ).

Попытайся, уважаемый читатель, отбросить все эти сведения и оказаться на месте 35-летнего (всего-то) полковника Крейзера на Березине в июле 1941 года! Он ведь никогда не участвовал в боях, и хотя имел опыт командования дивизией (с середины 1939 года он командовал 172-й стрелковой, а с марта 1940-го — 1-й Московской Пролетарской), но опыт этот был опытом мирного времени. А ведь руководить соединением в ходе учений и на настоящей войне — вещи совершенно разные. На минуту представь, уважаемый читатель, что тебя во главе 11 тысяч человек бросают в самое пекло сражения. Как ты себя поведешь? Соседей справа и слева нет, связи с командованием нет, сведений о противнике нет, авиационного прикрытия нет, поступают самые противоречивые сведения о прорыве немцев в самых разных местах… Разве учили перед войной командовать дивизией в таких условиях? Думаю, что ответ очевиден.

Но как бы там ни было, ценой больших потерь Борисовский гарнизон и 1-я Московская моторизованная дивизия сумели выиграть у противника до трех суток, необходимых для подхода резервов. Кстати говоря, немецкие потери в этих боях также были довольно высокими. Хотя автор не располагает сведениями о потерях 18-й танковой дивизии, не следует забывать о том, что почти 600 человек потерял только один стрелковый полк этого соединения в боях за мосты. А в последующие дни сопротивление частей Красной Армии не было менее слабым — в документах 47-го танкового корпуса немцев постоянно отмечаются «тяжелые» или «ожесточенные» бои и «упорное сопротивление противника», а также в записи за 6 июля сказано, что «у 18-й тд 3 и 4 июля имелись серьезные потери».

В завершении рассказа о первых днях боев вдоль автострады Минск — Москва несколько слов о судьбе Борисовского танкового училища, которое приняло на себя первый удар противника. В ночь с 7 на 8 июля оно пешим порядком отошло по маршруту Соколовичи — Круглое, где было погружено на машины и к вечеру 9 июля переброшено в Оршу. 11 июля Борисовское танковое училище погрузили в эшелон и отправили в Саратов, где оно было преобразовано в 3-е Саратовское танковое училище. Что касается корпусного комиссара И. Сусайкова, то он закончил войну генерал-полковником танковых войск, занимая должности члена военного совета Брянского, Воронежского, Степного и 2-го Украинского фронтов.

Немецкие солдаты на уничтоженном внутренним взрывом танке КВ-1 из состава 1-й моторизованной дивизии. Машина находилась у шоссе Москва — Минск (оно видно на заднем плане) на участке Лошница — Крупки. Июль 1941 года. (ЯМ).

Кстати, в некоторых публикациях в вину Сусайкову ставят то, что он не приказал подорвать железобетонный мост через Березину. Действительно, его уничтожение могло бы на какое-то время задержать продвижение немецких войск. Кстати, в распоряжении штаба Западного фронта от 4 июля 1941 года захват этого моста назывался «преступной халатностью», а также предписывалось расследовать обстоятельства его сдачи. Однако никакого наказания для Сусайкова (а он, как начальник гарнизона Борисова, был в первую очередь ответственен за уничтожение моста) не последовало. Автору не удалось найти никаких документов, в которых бы разбирались обстоятельства сдачи моста противнику, но он хотел бы высказать свою версию событий. Не исключено, что взрывать мост Борисовскому гарнизону было просто нечем!

В пользу этого говорит фраза из боевого донесения № 1 начальника гарнизона Борисова Сусайкова, направленного командующему Западным фронтом генералу Павлову в 17.30 29 июня 1941 года:

«…Нет взрывчатого вещества для подготовки подрыва мостов, которое прошу срочно мне направить (3600 кг)».

Учитывая, что донесение ушло в штаб вечером 29 июня, не исключен вариант того, что взрывчатку могли и не успеть доставить к началу боев за мост. Ведь Павлов должен был отдать распоряжение о выделении ВВ начальнику инженерной службы фронта, тот — нижестоящим инстанциям, т. е. на склад и т. п. Одним словом, для доставки взрывчатки в Борисов требовалось время, а его могло и не оказаться.

Кстати, в своих мемуарах Крейзер пишет о том, что «немецкие танки на больших скоростях подошли к мосту, гусеницами порвали шнуры для дистанционного подрыва, перебили саперов-подрывников и с ходу прорвались на восточный берег Березины». Честно говоря, такая версия представляется мало вероятной — неужели шнуры лежали на проезжей части моста? Правда в немецких документах, сообщающих о захвате моста, есть упоминание о том, что мост был подготовлен к взрыву в двух местах, но и эти сведения требуют проверки. Во всяком случае, по мнению автора, вопрос с подрывом моста в Борисове пока остается открытым.