Когда он подошел к двери, я выпрямилась во весь рост, уже не таясь. Рыжий воин опешил от неожиданности, когда я улыбнулась и поманила его рукой. Кажется, он что-то хотел сказать, но я приложила палец к губам, призывая к молчанию.

Не знаю, что он подумал, да и знать не хочу. Мне достало того, что он подошел ближе, и я без колебаний вонзила стилет ему между ребер, попав точно в сердце. Целитель во мне никогда не ошибался.

* * *

Я столько раз представляла себе это. Надеялась, что убийц Эйвинда казнят. Распнут у всех на виду или повесят. Да, я жаждала крови и возмездия. По крайней мере, первое время. Хотела справедливости.

Потом эта жажда постепенно сошла на нет, уступив место желанию просто знать правду. Ежегодно я нанимала дознавателей и «охотников за головами», но за десять лет ни одно расследование не увенчалось успехом. В какой-то момент я смирилась с неизбежным. Пожалуй, встреча с Рейвеном помогла мне примириться с тем, что случилось. Я думала, что он заставил меня все забыть, но заблуждалась.

В тот миг, когда я увидела одного из убийц перед собой, я не испытывала колебаний или моральных терзаний. Только чистую, ничем не замутненную радость от свершившегося возмездия.

Кровь за кровь. Слезы его близких за те слезы, что я проливала по покойному мужу. В прошлый раз они забрали его жизнь. В этот — все вышло наоборот…

* * *

А потом я выдернула стилет и двумя быстрыми росчерками вытерла об его одежду. Он еще не понял, что его убивает внутреннее кровотечение. Даже наполовину обнажил меч, но ржавчина на металле распространялась так стремительно, что клинок заело в ножнах. Он даже не успел позвать на помощь. Легкая смерть…

Я услышала шум и ругань на северном наречии.

— Экне, что там? — спросил второй северянин.

— Боишься, троллий выкормыш! Мои лошади сожрали твоего друга, — хрипло расхохотался Эйвинд, насмехаясь над беспокойством противника.

Силы! Наверное, он понял, что на конюшне был кто-то еще. Может быть, решил, что это кто-то из его конюхов. Я переступила через тело рыжеволосого и осторожно выглянула в проход.

Оба противника стояли ко мне боком. У светловолосого северянина был меч из халифата, слегка изогнутый, больше похожий на саблю. Наверное, он купил его или завоевал в бою. Хорошее оружие, но, к счастью, короче, чем привычный меч, так что он не мог дотянуться до Эйвинда.

Эйвинд прижался спиной к ограде стойла и выписывал кинжалом линии в воздухе, не давая противнику приблизиться. На лице у мужа играла улыбка, словно это был не бой, а развлечение. Я никогда еще не видела его таким. Таким… буйным. Словно помолодевшим на десяток лет.

Так бы и продолжалась их смертельная игра, если бы не мое участие. Эйвинд краем глаза скользнул по мне, и выражение его лица изменилось. На нем на мгновение мелькнул страх. Не за себя, а за меня.

— Твигги?!!

Этого мгновения вполне хватило его противнику. Эйвинд пропустил удар. Кинжал не смог удержать меч, только чуть-чуть изменив траекторию движения.

Эйвинд еще пытался увернуться. Разворот на пятках, как у танцора, легкий и стремительный для такого мощного мужчины. Но бритвенно острая кромка клинка уже полоснула по горлу. В стороны плеснула кровь, забрызгав все вокруг и опустошая сердце.

Вторым ударом, описав в воздухе восьмерку, нападающий почти обезглавил Эйвинда, тело которого упало на колени и, наконец, рухнуло на пол.

Лошади в стойлах испугано ржали, почуяв запах крови. Любимый гнедой жеребец мужа встал на дыбы и несколько раз ударил копытами в ограду загона.

Все казалось таким нереальным, как будто это происходит не со мной, а с кем-то другим. Совсем как зрелища, записанные на кристаллы. Я отлично помнила, что мне рассказал дознаватель. Эйвинда зарубили, но до этого он успел убить одного из наемников. Однако оружие, которым он защищался, так и не нашли. При нем был только кинжал.

А это значит… значит… его убил не он, а я.

Северянин переступил через уже безжизненное тело, присел и не спеша вытер об одежду Эйвинда свой меч. Потом он поднялся, сорвал со стены масляную лампу и с размаху швырнул ее в стену. Масло растеклось по дереву и соломе, которые тут же занялись от огня! Тут я наконец очнулась и испуганно выдохнула.

— Нет!!!

«Лошади! Надо спасти лошадей», — билась в висках кровь. Уже загорелась одна из потолочных балок, и огонь грозил перекинуться на крышу. От паники мысли о случившемся на время отступили на задний план. Северянин, сделав свое дело, пошел на выход. Я испуганно попятилась.

— Женщина Эйвинда Секиры, — протянул убийца и осклабился. — Все беды от женщин. Он нарушил гейс, и это его погубило.

— Какой гейс?

— Он умер в бою, так что это почетная смерть, — словно не слыша, продолжил он. — Жена должна следовать за мужем в его посмертии.

Я всматривалась, запоминая это лицо со шрамом, который змеился по левой щеке и скрывался под бородой. Не убил сразу. Почему? Попробовать самой? Эффект внезапности уже потерян. Едкий дым ел глаза, подгоняя и заставляя думать о другом. А воин, все еще улыбаясь, прошел мимо, вышел с конюшни и прикрыл дверь с той стороны.

«Проклятье!!!» Я зачем-то подергала за дверную ручку, хотя и так было ясно, что бесполезно. В одно из узких оконцев я увидела, что северянин немного постоял у входа и пошел прочь.

* * *

Опустившись на пол, чтобы не дышать дымом, я всем телом приникла к деревянным дверям. Все чувства обострились до предела. Внутренним зрением я видела структуру дерева. Я хотела разрушить древесину анти-стасисом.

Трухлявое дерево легко поддается, когда я с силой налегаю на дверные створки. В конюшне вовсю бушует пламя. Обернув голову накидкой, я практически на ощупь шла вдоль прохода и открывала стойла, выпуская лошадей. Пару раз я чудом увернулась от копыт обезумевших животных.

— Бегите! Ну же!!! — кричала я на них, понукая и подталкивая к выходу.

Лошади выбегали в распахнутые настежь двери. Последней наружу выскочила я, едва живая от жары и дыма. Одежда на мне уже тлела. Я принялась скакать на месте, пытаясь затушить ткань на юбках. А вдалеке уже виднелись огни и слышался шум людских голосов.

Надо было уходить, и чем скорей, тем лучше.

* * *

Мне повезло, что я знала эту местность, как свои пять пальцев. Уйти, разминувшись со стражей и праздными зеваками, явившимися посмотреть на пожар, не составило труда. Я сделала крюк к окраине Хальтэ и вернулась в Рэнс по окружной дороге. Путь сам по себе был более длинным, чем по прямой, так что ни стражи, ни пожарных я не встретила.

Однако городские ворота были закрыты до рассвета, так что пришлось ждать в роще неподалеку от города. К рассвету у меня от холода уже зуб на зуб не попадал. Я не знала, как выглядела, однако, стирая с лица соленую влагу, я поняла, что оно черно от копоти, так же как и руки.

«Нет! В таком виде меня не пустят в город».

С учетом поджога меня вполне могли задержать до выяснения, и я не знала, как объяснить свой внешний вид. Пришлось прогуляться до обмелевшей речушки, чтобы смыть с себя следы ночных событий. Кромку обгоревшей юбки я просто оторвала и выбросила, а мелкие ожоги на руках залечила.

Утром я вошла в город, удачно пристроившись к прибывшему из Хины каравану. Торговец разрешил мне присесть на телегу, так что стража сочла, что я еду с ними. Я низко опускала голову, чтобы лица не было видно, и делала вид, что сплю.

В гостинице я, не откладывая, забрала вещи и сдала ключи от номера, спешно покидая город.

* * *

Теперь я понимала, почему меня так настойчиво допрашивали после пожара, применяя артефакты Истины. Понимала, почему дознаватель решил, что я снимала номер в гостинице, чтобы встретиться с наемниками, убившими мужа. Он был до такой степени уверен в своей правоте, что пренебрег моим алиби и тем, что я не могла быть в двух местах одновременно.

«Неужели те северяне остановились в той же гостинице, что и я?» Странно. Все, кого я нанимала для поисков, первым делом проверяли именно постоялые дворы. В списках прибывших в этот мир их тоже не было. Вполне возможно, что они подделали документы и изменили внешность во время контроля прибывающих. Но теперь я знала, как выглядит один из убийц. Что дает мне это знание?

Мне до сих пор мерещился взгляд Эйвинда в тот миг, когда его покидала жизнь. Значит, я сама все испортила, своими руками. Если бы не я, Эйвинд, вполне возможно, был бы жив. Если бы он не отвлекся, увидев меня, его бы не убили. Если бы его не убили, я бы не вернулась в прошлое, чтобы все изменить, и он бы не умер. Замкнутый круг!

Это напоминало одну историю, рассказанную Дине. Легенда о падишахе, которому предсказали падение от руки собственного сына. Правитель велел избавиться от наложницы и ее сына, бросив их без воды и пищи в пустыне. Женщина погибла, но ребенок выжил и преисполнился мстительных помыслов. Когда он повзрослел, то вернулся и сверг своего отца с трона. Так падишах, поверив в предсказание, сам его воплотил в жизнь.

«Вопрос. Что было раньше: яйцо или курица?»

Вдруг, если я попытаюсь спасти мать Дине, как раз мое вмешательство приведет к тому, что она попадет в плен и станет рабыней?

«Пока не вмешаешься — не узнаешь». Получается, сейчас ситуация была неопределенной. Я не узнаю, пока не окажусь в том варианте истории, из которого и пришла. Значит, пока лучший выбор — невмешательство.

Я заплатила пошлину, ввела координаты и ушла в междумирье…

* * *

Итак, я снова оказалась в «мире-минус» неподалеку от дороги. Только в этот раз, с учетом коррекции во времени, я должна оказаться примерно на двадцать дней позже, чем в первый раз.

Небо тут все такое же ярко-синее и безоблачное, земля такая же желто-рыжая и растрескавшаяся от жары, а солнце такое же безжалостное и палящее…

Когда я дошла до автозаправки, то долго не решалась открыть дверь. Если там Литл Хаук, это может породить еще один парадокс. Через стекло я увидела, что за стойкой был другой коротко стриженый паренек. Отлично!

Я зашла внутрь и купила воды. Когда я взглянула на стойку с газетами, то узнала точную дату. Ровно двадцать один день до моего первого визита в этот мир. Потом я дождалась попутной машины, водитель которой согласился подвезти меня до города.

У меня были местные деньги, и весьма немалые, наличными. И у меня были вполне легальные на вид документы, так что я сняла комнату в местной гостинице и наконец отпустила зажим, который сводил мои внутренности.

* * *

Когда думаешь, что падать ниже уже невозможно, всегда находятся более глубокая пропасть. А если узнаешь, что сама вырыла эту яму, ставшую могилой для близкого человека, то не хочется жить…

Но жизнь продолжается. Солнце не погаснет и мир не перестанет вертеться оттого, что случилось с моей никчемной жизнью. Сколько бы слез я ни пролила, сколько бы ни кричала, обвиняя Судьбу.

А потом — только усталость и опустошение. Недовольный служащий, который барабанит в двери комнаты и требует прекратить шуметь. Смятые простыни на чужой постели, которая знала тысячи других постояльцев, и затягивающий в свои тенета сон… Спасительное забвение.

После которого — отрезвляющее пробуждение. И лишь одна фраза, которая вертится в голове: «Ты — и причина, и путь. Просто сделай это!»

Такие знакомые слова. Где-то и когда-то я их уже слышала.