Инна пила кофе и смотрела в окно со второго этажа своего дома. Ночь пролетела незаметно, и утро застало как-то внезапно. Как обычно, в общем. Она всю ночь рисовала на планшете, и очнулась только в девять утра, одуревшая, вся в дыму, с покрасневшими сухими глазами и наполовину готовой работой.

Смысла ложиться уже не было. Проще залить внутрь кофе и дорисовать заказ. А потом, когда станет больше света, порисовать "вживую". В последнее время промежуток этот сократился.

Все началось, когда через дорогу начали возводить семиэтажное здание делового центра. До этого было светло целый день. Напротив не было домов. В полярный день вообще чудесно! Квартира была во вставке между двух домов, что на перекрестке. Оба окна выходили на улицу, так что Инна могла рисовать целый день. Это и сыграло свою роль, когда они с братом разменяли бабулину элитную "двушку" на две однокомнатные.

Теперь напротив высился зеркальный ультрасовременный монстр, где сосредоточились магазины, пункты выдачи интернет-магазинов, ресторан, филиал какого-то банка и даже ЗАГС. Дворец бракосочетаний переехал сюда из старого здания.

Может, и не все так плохо…

Инна любила наблюдать, как из ЗАГСа выходили брачующиеся. Иногда можно было сочинить целую историю, глядя на парочку и их друзей. Инна брала бабушкин театральный бинокль и разглядывала молодоженов.

Обычно все начиналось с утра, и дальше вереницей следовали лимузины, экскорт жениха и невесты разной степени крутизны, подружки невесты стайками в похожих коктейльных платьях… Солидные родители, которые держались радушно или наоборот чопорно. Иногда вместе с парой приходили их дети; бывали и невесты с заметным животиком.

Инна думала, как изменились понятия. Бабуля их с братом воспитывала не так. Егорку — настоящим мужчиной, который должен брать на себя ответственность и защищать сестру. Она даже в армию его послала, чтобы был как все, а не позорился. Инну растила в строгости и любви. Никаких дискотек и танцулек. Хореография, художественная и музыкальная школа. Уроки по вечерам, когда старший брат помогал сестренке. Репетитора не нанимали, на него просто не было денег.

Инна никуда не поступила. Не потому, что не могла, просто не стала подавать документы. Хотела в пед на ИЗО, но не срослось. Бабушка заболела, и пришлось сидеть с ней. А потом самого близкого человека не стало, и брат с сестрой начали работать.

Он устроился охранником в супермаркет, а она… что она? Фриланс и картины, которые она отдавала в галерею дяди Марка, кое-как держали на плаву. Много ли ей надо?

Инна Ветошко всегда была пацанкой, худенькой и легкой, как пушинка. Ходила за братом и его друзьями хвостиком, стригла коротко "под скобку" темные и густые волосы, никогда не красилась. Только однажды, только раз…

Отчего она сегодня про это вспомнила? Вот дура, понадеялась на что-то! Она тогда почему-то понравилась одному парню, но это на поверку оказалось обманом. На нее поспорили. Ей повезло, что она вовремя узнала. Бывшая девушка ухажера раскрыла "уродине" глаза. До постельных дел так и не дошло. Инна удержала брата, когда он хотел избить обманщика. Знала, что отец того парня, Михая — большая шишка, и не хотела, чтобы брата потом посадили.

— Как же я без тебя? — спросила она, и брат прислушался к голосу разума.

Ближе родственников никого нет. Он у нее, и она у него. Инна старалась не думать, что будет, если у брата появится своя семья. Наверное, она тогда вообще станет не нужной.

Тем временем кофе в кружке закончился, и девушка сварила еще чашку, маленькую, крепкую, с густой пенкой. Сверху корицы немножко — вот так! И ложечку сахара, что вообще-то редкость. Обычно она пила несладкий.

К ЗАГСу подъехал свадебный кортеж. Инна взяла бинокль, постелила на широком подоконнике плед, укутавшись в него наполовину, и устроилась поудобнее. Подумала и закинула ноги наверх.

Невеста сегодня была хороша, хоть и сделана вся от и до. Издалека похожа на скандально известную балерину, вся яркая, пафосная, броская. Ресницы — километровые! Кожа покрыта ровным сияющим загаром. Полные губки бантиком. Грудь высокая, так и норовит выпрыгнуть из белоснежного декольте. Платье не с кринолином, а множеством нижних юбок. Сразу видно, что штучная работа. Умело осветленные платиновые волосы уложены в причудливую прическу, с которой каскадом ниспадали локоны. Один из них, выпавший из прически, девушка сейчас кокетливо поправляла. На руках — френч маникюр.

А вот жених подкачал. Любовь зла, полюбишь и козла? Этот даже на козла не тянул, скорее, на борова. Весь какой-то плотный, жирный, несуразный. Даже сшитый на заказ белый костюм не мог этого скрыть. Шея утопала в складках, а волосы уже начали редеть, радуя обладателя залысинами на лбу. Нос картошкой и да — "морда красная". Выпил, что ли? На мальчишнике. Или на солнце обгорел?

Нина случайно пролила на себя кофе и качнулась. Бинокль скользнул в руках, и она вдруг увидела что-то странное в соседнем доме на перекрестке. Отвела бинокль подальше и пригляделась: блестит. Но что это? Телескоп? Кто-то, такой же любопытный, как и она, наблюдает за молодоженами? Или… У Инны внутри екнуло, и она стала вспоминать, сколько раз нагишом прохаживалась по квартире, оставив окна незашторенными.

Второе окно было напротив. Она накинула плед на плечи и перебралась туда. Прильнув к биноклю, она вдруг увидела нечто странное. В окне сидел мужчина. Профиль, силуэт, и больше ничего. У него был армейский бинокль. Уж такие она видела не раз! Брат просто фанател от армейской амуниции.

Мужчина в окне, словно почувствовав посторонний взгляд, развернулся. Инна отпрянула. Сердце часто забилось, словно ее уличили в чем-то запретном. Сделав вид, что просто смотрит в окно, она постояла еще немного и отошла, жалея, что пропустила фотосессию с подружками невесты. Наверняка у такой женщины было что-то экзотическое. Пара уже исчезла внутри. Через полчаса подъехали другие брачующиеся, а немного спустя через главный вход начали выбираться молодожены.

Свидетель открыл шампанское и, заливая хмельной пеной все вокруг, что-то сказал, отчаянно жестикулируя. Ему мешал уличный шум. Невеста, которая была на целую голову выше жениха на своих каблуках, наклонилась, и жених запечатлел у нее на губах смачный поцелуй. Инна содрогнулась.

"Красавица и чудовище".

Она схватила альбом, лежащий рядом на столе, и несколькими штрихами зарисовала эту парочку. Потом этот набросок обретет плоть и кровь, оказавшись в галерее и, вполне возможно, его купит та самая пара…

Рядом с женихом-боровом крутились какие-то типы в темных костюмах, вероятно, телохранители. Только вот от кого и чего защищали они? Инна была уверена, что это просто дань статусу, не более того. Город был тихим, и кроме банальной "бытовухи" редко что-то случалось. Хорошо жить в провинции! Тишь да гладь, божья благодать.

Вдруг новоиспеченный муж начал заваливаться вперед. У него на голове и на груди словно расцветали алые цветы. Новобрачная упала на мужа, увлекая его за собой. Инна сначала подумала, что она вымазана в крови мужа, но это была ее кровь. Женщина тоже была мертва. Они оба были убиты!

"Проклятье!"

Инна вскочила с места. В голове щелкнуло, время как будто замедлило свой бег. Свидетели пары кричали, подружки в розовом бегали и суетились, пытаясь спрятаться за машиной и в здании, телохранители впустую водили оружием из стороны в сторону, пытаясь понять, откуда велась стрельба. А художница подошла к окну с другого угла и посмотрела. В окне напротив больше никого не было. Незнакомец исчез.

* * *

Конечно, полиция интересовалась, кто и что видел. Инна рассказала, умолчав о том, что видела в соседнем доме. Этим делу не поможешь и людей не вернешь. Только себе хуже сделаешь. Ей было страшно.

"Он придет за тобой".

Придет серенький волчок и укусит за бочок… И утащит во лесок… Прикопает, и найдут по весне "подснежник". Страх подтачивал силы. Брат явился за ней вместе со своим другом, который был юристом, и отбил у следователя. Пока они кричали друг на друга, Инна размышляла, как быть дальше.

Она знала за собой эту особенность впадать в оцепенение в случае опасности. Со стороны казалось, что она безучастна, но она напряженно думала. Вариант раз: уехать как можно дальше. Но тогда ее достанут через брата. Вариант два. Просто сделать вид, что ничего не было, и надеяться на лучшее. Вариант три. Готовиться.

"К чему?"

Знать бы.

— Собирайся, мы уходим, — бросил ей Егор, и она кинулась к нему, прижалась к груди, как в детстве. — Ты в порядке? Не обижали?

Инна отрицательно помотала головой. Молча. Она вообще была немногословной. Все свои эмоции и переживания она выплескивала на бумаге или в танце, но чаще молчала. Она и заговорила-то поздно, почти в семь лет, перед школой, полными и связными фразами. После гибели родителей в автокатастрофе она с трех лет не произнесла ни слова.

— Есть хочешь? Пить? — спросил брат.

— Поесть. Пирожное или шоколадку.

Егорка застонал и схватился за голову.

— Ох, ну где я тебе в такой час найду шоколадку?

— Не ссы, прорвемся, — рассмеялся Макс, а в миру Максим Агейко, тот самый юрист. — Держи, кнопка.

Он достал из своего солидного кожаного портфеля шоколадку с орехами.

— Что нужно сказать? — подколол брат.

— Спасибо, — пробормотала Инна, впиваясь зубами в плитку. — Ой, мальчики, что бы я без вас делала…

* * *

Инна из-за всех этих волнений не сдала вовремя коммишн и денег не получила, более того, пришлось вернуть задаток. Зато потом, закончив, продала готовый рисунок еще дороже.

В новостях передали, что жестоко убили бизнесмена, мецената Театра кукол, видного общественного деятеля Даниляна Ираклия Игоревича и его супругу Томилину Ирину Васильевну. Полиция сделает все возможное, чтобы раскрыть это резонансное дело, рассматривает все версии и опрашивает свидетелей. Инне не понравилось, когда упомянули о свидетельнице, проживающей по соседству. Именно так, о свидетельнице. Ушлая журналистка задавала вопросы представителю пресс-службы УМВД области, а тот увиливал как мог.

"Кто-то слил информацию".

Это было плохо. Хуже некуда. Инна снова начала переживать. Потом взяла себя в руки и успокоилась. Никто до сих пор не пришел по ее душу, значит, скорее всего, и не придет. Если у этих людей есть связи в полиции, а они есть, то они знают: свидетельница ничего не видела и не знает, и вообще не при делах. Она еще сказала, что у нее плохое зрение, покривив душой. Зрение было — единица, если в линзах. А уж с биноклем и подавно.

— Черт знает что такое! — в который раз уронив и рассыпав сначала сахар, а потом соль, крикнула она. — К ссоре.

С кем ссориться, предстояло подумать.

* * *

С того рокового дня прошло десять дней, и все утряслось. Люди нашли новые темы для обсуждений. Невольная свидетельница тоже утратила бдительность. Разве что задумалась о том, что было бы, если… если…

— Документы.

Надо оформить документы. Решение пришло сразу, и она занялась этим вопросом. "Все под богом ходим", — говорила бабуля. Наверное, так и есть. Но это не значит, что все надо пускать на самотек.

Осень заканчивалась. Инна купила сапоги, резиновые, с узором, на небольшом каблучке. В таких здорово шлепать по лужам! Манерные дамы в туфельках обходили их, а она шла напрямик. Мы не гламурные, нам и так сойдет. Весь двор в лужах, так чего страдать? Она улыбалась своим мыслям и солнышку, что пришло на смену дождю.

— Инна! Привет, это ты? Не узнала, долго жить будешь, — окликнула ее девушка.

Инна пригляделась и узнала свою одноклассницу, с которой они еще посещали танцкласс. Красоткой стала. Лилия… Лилия Верхова! Инна с облегчением вспомнила имя и поздоровалась:

— Привет. А я тебя сразу узнала, Лиля.

Она не изменилась. Только вот диетами себя довела до ручки, вернее, до той модельной худобы, которая скорее желательна, чем обязательна, и мила только фотографам, но не здоровым мужикам. Такие кости гремящие не потискаешь, как говорил брат. На ней серебристое полупальто из альпаки, бэбидолл с коротким рукавом, длинные кожаные перчатки черного цвета, сапоги-ботфорты, плавно переходящие в мини-юбку. Хороша! Модная, видная.

— Ой, сто лет не виделись, — прощебетала она, поправляя и так идеальные волосы в прическе. — Приехала к родителям ненадолго.

Инна на ее фоне ощутила себя замарашкой в своем молодежном спортивном прикиде с рюкзачком.

— Откуда? — спросила она.

— Из Москвы! — гордая своими жизненными достижениями доложила Лилия. — А тут ничего не изменилось. И ты… Думала, ты выросла.

Что на это ответить? Инна развела руками. Какого роста была в шестнадцать, такого и осталась в двадцать два. Закон природы. С ним не поспоришь. Учительница биологии все хорошо объяснила.

— А как там баба Аля?

— Бабушка умерла.

Наверное, Инна сказала это как-то по-особому, неживым голосом, потому что Лилька вдруг сбросила свою гламурную мишуру и подскочила ближе, не испугавшись луж.

— Ах ты, горемычная, — она обняла, как раньше. — Идем к нам. Чаю попьем.

Инна шла и думала, как интересно сводит и разводит людей жизнь. Через полчаса она снова увидит Нину Борисовну, бабушку Лильки, попьет чаю из электрического самовара с колотым сахаром и, быть может, даже сыграет по старой памяти что-нибудь на расстроенном хозяйском фортепьяно.

* * *

Инна думала, все ограничится одним вечером, но на другой день Лилька позвонила и позвала по магазинам. На смущенные возражения Инны, что много работы, и что денег нет на шопинг, она возразила:

— Ну, ты же девочка! Как можно!!! И мне надо, чтобы кто-то оценил после примерки. Можешь ничего не покупать. Лучше я тебе куплю подарок.

— Лиль, не надо.

— Засунь свои "нинады" знаешь куда? Мне мой Петюня карточку дал, надо освоить, пока не отобрал обратно.

Приятельница приехала к Инне домой, заставила умыться и за руки выволокла ее на улицу.

— Потопали, потопали. Нас ждут великие дела!

И они потопали. Лилия прошлась по Самойловке, как шторм, утаскивая в примерочные десяток-другой платьев и комплектов, и потом устраивая модные показы. И шагала она так, как учат в модельных агентствах, от бедра. Инна только глазами хлопала. Потом сообразила, как с пользой время провести. Пока Лилия переодевалась, художница доставала свой молескин и делала зарисовки. Потом сгодится для художеств.

— О! Покаж! — Лилия вырвала у подружки молескин и начала его листать. — Круто… Это фэшн-иллюстрация? Когда научилась?

— Только что.

Ну, не только. Но слово узнала сейчас и дала себе зарок потом поискать в интернете, что это такое и с чем его едят. Может, это золотая жила, о которой Инна не подозревала.

В конце концов, устав отбиваться от Лилии, девушка согласилась сходить с ней в салон красоты.

— Мне самый крутой! Какие открыли в последнее время?

— Сейчас, погоди.

Инна набрала брата, и он спросил у девушек с работы.

— "Седьмое небо", — озвучила она. — Говорит, там все есть.

Лилия купила клубный доступ на двоих на один день, и они вошли в это женское царство, на поверку оказавшееся пыточной. Пока Лилию массировали, Инну атаковали косметологи, обругав шершавую кожу и назначив ферментный пилинг. Волосы намазали какой-то липучей, вонючей грязью, а с ног сорвали волосы воском. Инна попыталась было сбежать, но Лилия поймала ее за простыню.

— Куда? Стоять! Ни с места. Девочки правильно говорят. Ты больше похожа на мальчика, хотя фигура ничего, — Лилия хищно посмотрела на съежившуюся под ее взглядом приятельницу. — Нет, не мод. Но сгодится. Роста бы побольше.

— Ну, спасибо…

В конце испытания закончились, и в теле появилась странная легкость. Кожа на ногах стала гладкой и нежной, хоть и не такой загорелой, как у Лилии. Инна была бледной, потому что уже третий год никуда не выезжала с севера. Лицо тоже нравилось, так и хотелось трогать, настолько нежной стала кожа. Короткие волосы блестели и струились между пальцев упругими прядями.

— О-о… — у девушки не было слов. — Как так-то?

— Вот видишь? Можешь, когда хочешь.

— Все хочу спросить? Почему я? — задала волнующий вопрос Инна. — Почему не Машка или Лена. Ты же с ними дружила.

— Потому что гладиолус, милая. Сегодня я твоя фея-крестная. Ты одна не ссучилась, как эти две ш…вы, прости господи, — выдала внучка профессора и дочка кандидата наук, модель и начинающая певица.

Инна не знала, что сказать на это. Наверное, стоило принять, как есть, этот маленький подарок судьбы. Одно глодало изнутри. За белой полосой неизбежно последует темная.

* * *

Она проводила Лилию до такси, и та улетела делать карьеру, в чем ей должен был помочь ее бойфренд и "гражданский муж" Петюня. Девушка не хотела судить, но и не завидовала. У каждого своя жизнь. Она бы, наверное, так не смогла.

Бабушка с детства внушала беречь себя, ждать у моря погоды. "Судьба придет — за печкой найдет", — не раз повторяла она. Не пришла, не нашла. Уже двадцать два, и время неумолимо идет. Это кажется, что юность вечна. Инна в такие моменты ощущала себя старушкой.

— Да пошло оно все!

Отправляясь домой, она ощущала тревогу и беспокойство. Все словно стянулось в одну точку на прицеле, и скоро развернется. Только вот как? Вот в чем вопрос.

Дома все было по-прежнему. Тихая гавань, пристанище творческого человека. Только вот что-то было не так. Вещи не на своих местах. Инна машинально поправила мастихин, оказавшийся почему-то не слева, а справа на подставке. Она была левшой, поэтому заметила разницу. Прошла по комнате, заглянула в ванну и поиграла в "найди десять отличий", но все было чисто.

— Странно.

На вид ничего больше не изменилось, но Инна знала, что в доме кто-то побывал. Кто-то чужой был здесь, трогал ее вещи, касался белья и посуды. Кружка — вот она, не на мойке, а рядом. Тоже не на месте. Девушка сушила их странно: ставила на бортик, так что они норовили свалиться обратно и часто бились. Ей дарили кружки, и она их разбивала вдребезги. Круговорот керамики и фаянса в природе.

"Вот оно!" Второй кружки не было. Инна заглянула в ведро и увидела осколки, которые кто-то аккуратно туда сложил.

— Егорушка, — позвонила она брату. — Ты у меня был?

— Нет, конечно, ты же ключ забрала еще зимой. И я сейчас на смене.

— Но…

— А что? — вдруг насторожился он. — Погоди, я сейчас выйду.

Она слышала, как стих шум торгового зала и пиканье касс.

— Итак, почему ты спрашиваешь?

— Ты только не волнуйся, — она крепче сжала трубку в руках. — Кажется, кто-то был у меня дома.

Кто-то, кто знал, что ее не будет весь день. Кто-то, кто слышал ее разговор с подругой. Да что же это такое! В самом деле!

— Проверь двери и окна, в кладовке тоже, — проинструктировал брат. — Двери запри, никому не открывай. Закрой на цепочку. Я скоро буду.

— Но…

— Никаких "но".

* * *

Егор поменялся с напарником и ночевал в этот день у Инны. Ей было спокойно, как в детстве. Но приснилось странное. Как будто в комнату вошел большой и страшный серый волк. Он прогулялся по дому, а потом превратился в того мужчину из соседнего окна. Пистолет с глушителем в руках незнакомца, в точности такой же, как в кино, тихо выстрелил. Брат даже не проснулся. А потом убийца повернулся к Инне и сказал:

— Ну, привет, красная шапочка.

И она проснулась.

* * *

Так прошла пара дней. Инна почти закончила картину, которую начала в тот роковой день. Окровавленная пара была похожа на два сломанных белых цветка с алыми сердцевинами.

"Два цветка — для покойника". Очень символично. Остались последние штрихи, и будет готово.

Художница думала, отдавать картину в галерею или не стоит. Пожалуй, это здорово смахивало на глумление над памятью усопших, так что нет. Как только высохнет, она уберет картину в кладовку и оставит там навсегда, чтобы больше к ней не возвращаться.

Инна чистила кисти и размышляла. Все позади? Никто не придет, никто не убьет. Глупо было бояться. Обругав себя за излишнюю мнительность, она подумала, что все равно правильно сделала, выправив документы. Если с ней что-то случится, у брата не должно быть проблем. Квартира — это квартира, и до нее найдется немало охотников.

Она помнила, как бабуля отбивалась от родственников, которые налетели, как стервятники, после кончины ее сына и невестки. В итоге она предпочла отдать имущество, лишь бы только с ней оставили внуков. Стоял вопрос об опеке. Но кто-то предпочел деньги, а бабушка Аля — детей. Сейчас все может повториться.

Инна, несмотря на возраст, давно не верила в людское благородство. Да, это есть, но это редкость. Чаще наоборот, увы.

Она проверила бумаги в коробке и убрала на антресоли, понадеявшись, что все это еще нескоро понадобится. А вообще надо было нанять ячейку в банке. Она читала про это.

* * *

Ночью она захотела пить, прошлепала босиком на кухню и жадно припала к стакану с водой. Потом поняла, что забыла снять линзы, и поплелась в ванну.

Впотьмах она сначала не поняла, что в доме кто-то есть. Кто-то в прихожей. Свет девушка уже выключила, и остались только мутные силуэты. Глаза еще не приспособились к сумеркам.

— Кто здесь? — хотела спросить Инна, но вместо этого из горла раздалось какое-то шипение, как будто кто-то железной рукой перехватил горло.

Фигура ожила и приблизилась. Миг — была там, еще один — и уже тут. Рука фантома стала реальностью, припечатав к стене. Нападающий придавил ее, не больно, но крепко, надежно удерживая на месте. Инна пискнула и попыталась вырваться, потом замерла, завороженная блеском глаз во тьме.

"Красивые".

Темные, как вишня. Черные, как дуло пистолета. Взгляд художника, казалось, существовал независимо от ситуации и происходящего, фиксируя мелкие детали. Половина лица была теперь освещена тусклым светом, пробивающимся через не до конца зашторенные гардины.

— Вот ты какая, оказывается… Маленькая… — сказала тень, и вдруг между ног по-хозяйски прошлась рука.

Пуговицы халата расстегнулись сами, выпав из слишком просторных петель. Теперь Инна начала сопротивляться по-настоящему, молча и с каким-то остервенением. Просто поняла, что ее никто не услышит. А если услышит, то не поможет. Она отталкивала мужчину, выворачивалась, пыталась пнуть и избавиться от руки, а потом и от ноги, которая легко и непринужденно раздвинула ей ноги и прижала к стене еще крепче.

— Нет.

— Ну, нет так нет, — тихий смешок. — Черт.

Она рухнула на пол. Дверь ванной распахнулась, когда незваный гость включил свет. Потом огляделся, обнаружил выключатель, хитро запрятанный возле стеллажа, и включил верхний свет в проходе.

Инна отползала от мужчины по полу, прямо так, на попе, отталкиваясь ногами. Она лихорадочно пыталась застегнуть халат и хоть как-то прикрыться.

— Вы кто? — наконец-то прорезался голос.

Как ни странно, спокойный и лишенный нот истерии. Просто интересовалась, а мысли крутились вокруг того, успеет ли добежать и открыть дверь. И если успеет — догонит или нет?

— Даже не думай, — улыбнулся мужчина. — Не бойся, не трону. Чаю лучше налей.

Инна встала и прошла на кухню. Сказал, не тронет? Можно верить? И все равно она постаралась встать вполоборота, чтобы видеть гостя. Мало ли чего от него можно ожидать!

— Расслабься, — кажется, она своими маневрами умудрилась его снова разозлить.

Пришлось отвернуться к плите, но глаза все равно ловили шорохи за спиной, звук отодвигаемого стула и дыхание. Сел… Теперь встал. Зачем? Чего он хочет? Сердце забилось пойманной птичкой.

— Чаю нет, — сказала она, чтобы заполнить паузу.

— А что есть?

— Могу… сварить кофе.

Он не ответил, и она посчитала это знаком согласия. Инна протянула руку к полке, и на запястье легла ладонь, сжимая мягко и аккуратно. Но мы-то знаем. Стоит нажать чуть сильнее, и скрутит от боли.

— Там джезва, — сказал Инна, стараясь, чтобы голос звучал нормально, не напряженно.

Мужчина отпустил. Он стоял у столешницы и наблюдал, как она достает медную джезву, купленную по случаю в Сочи, потом кофе — из морозилки! Хмыкнул, взял в руки, прочитал название.

— Почему в морозилке?

— Не выдыхается.

Инна достала армянскую ручную мельницу и смолола необходимое количество на один раз, мелко, практически в пыль. Вода уже закипала в чайнике. Она залила кипятком кофе в турке и дождалась, пока пару раз поднимется пена, а кухня наполнится божественным ароматом, от которого сразу просыпаешься и понимаешь, ради чего стоит жить.

— А ты не болтлива.

Не зная, что ответить на это, Инна промолчала. Руки двигались сами, независимо от сознания. Привычные приготовления… Крохотные чашки и стаканчики под ледяную воду, которая всегда стояла в холодильнике на такой случай, тоже нашлись в шкафу. Чтобы достать, пришлось перегнуться через мужчину, едва не коснувшись его грудью.

Инна поставила кофе на стол и огляделась. А из еды-то ничего нет! Забыла вчера купить. Съела два глазированных сырка, а в магазин было сходить лень. Плевать.

Она села за стол и посмотрела на незнакомца. Не урод, но и не красавец. Какой-то неприметный, мимо такого взгляд скользнет в толпе, не задержавшись. Лет ему на вид тридцать пять-тридцать семь. Не молодой и не старый. Средний рост, короткие волосы, обычная стрижка, как там она называется? Неважно. Никакой. Обычный. Только вот глаза, карие глаза. Страшные глаза. Они все меняли.

Убийца, а это, скорее всего, был он, присел напротив и насыпал в кофе три ложки сахара. Инна пила так — черный, горький, бодрящий — и подумала, что они сейчас напоминают парочку, которая завтракает по утрам после совместно проведенной ночи. Бросив взгляд на настенные часы, она увидела, что сейчас четыре утра. Значит, она спала всего три часа.

Час быка, тяжелый самый… Час сердечных приступов и самоубийств.

— Вот скажи, Инна Ветошко, что мне с тобою делать? — ласково, как-то вкрадчиво спросил незнакомец.

Имя он знает. Инна почему-то не была удивлена. Наверняка разузнал все заранее, прежде чем явиться домой.

— А какие есть варианты? — после паузы задала она встречный вопрос.

Собственный голос показался каким-то низким, хриплым, совсем чужим. Словно и не она спросила. Он пил и молчал, и она молчала, ожидая, что он решит. А решалась сейчас ее судьба, будет она жить или нет.

— Ты мне скажи.

Инна задумалась. Молча встав, подвинула табурет к антресоли и взобралась на него, мимоходом подумав, что короткий халат ничего не скрывает, а уж когда она руки задерет. А… плевать! Какого черта вообще. Не успела она запустить руку внутрь полки, как ее за шкирку сдернули со стула и прижали к себе.

— Ты что творишь?! — прошипел мужчина ей в ухо.

— Там… коробка. Достанете сами?

Не стал, чтобы не подставляться. Только достал из наплечной кобуры, которая скрывалась под пиджаком, оружие и положил на стол. Мол, смотри, без игрушек. Она и не думала. Достав жестяную прямоугольную коробку из-под печенья, девушка положила ее на стол. У мужчины приподнялись брови от удивления, когда она стала доставать оттуда содержимое, раскладывая на столе.

Ключ от квартиры. Запасной. Хотя этот вот зашел без ключа, например… Долго ли умеючи? Документы на квартиру. Доверенность. Сделала на прошлой неделе, не поленилась. Завещание. Все по закону, дядя Миша удивился, конечно, но помог уладить формальности в кратчайшие сроки. За деньги можно все. Последние оплаченные счета, полис, паспорт, пенсионное, свидетельство о рождении. Копия медкарты. И записка.

"В моей смерти прошу никого не винить".

— Ключ бросьте в ящик, — попросила она, серьезно глядя в глаза своему убийце. — Пожалуйста. Вот адрес. Это мой брат, он ничего не знает.

Он молчал и смотрел, и тогда она попросила. Имеет же приговоренный право на последнее желание?

— Можно… не стрелять? Как-то иначе? Не хочу, чтобы родные расстраивались.

Хотя они и так расстроятся от такой новости. Брат точно. А тетка с мужем будут показушно ахать и заламывать руки, утирая крокодильи слезы. Но это все же лучше, чем расследование. Кроме того, ей только что пришла в голову запоздалая мысль, что брата могут обвинить в убийстве. Мотив налицо! Она завещала ему квартиру. Полиция от него не отстанет.

"Чего он ждет? Почему молчит?"

Киллер молчал. Черные глаза изучали, сканировали, словно в душу смотрели. А она только думала: быстрее бы. Не смогла удержаться, спросила:

— Это будет быстро? Больно?

Инна хотела знать. Мучиться неохота. Пусть это скорее закончится, и наступит темнота. Жалко только, не успела дорисовать ту картину. Много чего не успела, а какие были планы! Наполеоновские просто. А теперь всему конец.

— Живи пока, — рука прошлась по ее лицу, сминая подбородок и заставив поднять лицо, снова взглянуть в глаза своей смерти. — Я еще приду.

Жесткий, мозолистый палец прошелся по нижней губе, надавил, так что девушка приоткрыла рот и уставилась на него испуганно, как заяц в свете фар. Киллер хмыкнул и отпустил.

— Не люблю мучить маленьких девочек.

Инна хотела спросить, когда придет, но не стала. Всему свое время. Гость встал. Коробку он аккуратно закрыл, все еще сжимая в руке ее записку. Смяв в руке, небрежно засунул в карман. Для чего? На будущее? Инна облегченно выдохнула. Значит, он подарил ей отсрочку.

Девушка все еще сидела неподвижно, когда он обошел ее. В прихожей хлопнула дверь. Кофе совсем остыл, но она уже расхотела пить. Ровно полчашки, горечь, настоянная на страхе. К горлу вдруг подступила желчь. Инна метнулась к мойке, и ее вывернуло. Желудок был пустой, так что были просто спазмы как остаточные явления удушающего страха, который она только что пережила. Во рту стояла страшная горечь.

Художница прошла в ванну и почистила зубы мятной пастой, пытаясь отбить привкус страха.