Инна пошла в дом. Нужно в туалет, а это внутри. Убранство дачи было старорежимным, немного помпезным. Дерево, ковры, медные львы на ручках, богемский хрусталь в шкафу и хрустальные люстры. Так раньше делали.

Потом хотела вернуться обратно и застыла. Дверь в гостиную была полуоткрыта. Она нажала на выключатель и убедилась, что глаза ее не обманывают. О, боже! Рояль. Настоящий, как в музыкальной школе. Советский, эстонский! Двестидесятый, наверное. Большой какой!

Девушка подошла ближе. Она благоговейно провела рукой по лакированной крышке, оставив полосу на пыли. Схватив салфетку с банкетки, Инна протерла инструмент и подняла крышку, закрепив на стойке. Все, теперь можно пробовать.

Прямо руки чесались проверить!

Как-то несерьезно на нем играть "Собачий вальс" или замученный многими поколениями школьников багатель "К Элизе". А что, если? Инна присела, огляделась, не видит ли кто, и начала наигрывать "Поезд на Чаттанугу". Вариация Питерсона. Она раньше очень любила эту мелодию.

Однажды им дали задание выучить что-то сверх программы — и вот. Пальцы помнят. Ритм никто не задает. Плохо. Темп тоже не сразу поймала. То слишком медленно, то чересчур быстро. Она, когда разучивала, чуть себе мозги не сломала, пока докопалась. С виду просто, а на деле… То, да не то.

— О-о… — выдохнула почти в экстазе, когда наконец получилось.

Поняла еще, что инструмент немного расстроен. И еще акустика помещения сильно гасила звук. Не место здесь инструменту, в маленькой комнате с низким потолком, на холодной даче, да еще и без чехла.

— Эх…

Попробовала еще раз — лучше. Замерзшие пальцы согрелись и размялись. Игра на фортепьяно, выходит, тоже как велосипед. Не забывается. Все, все помнит мудрое тело. В консерваторию ей не светило, но поиграть для души — всегда пожалуйста. Даже на душе стало легче.

Кто-то за спиной захлопал. Инна вскочила, с грохотом уронив стул. Это был он! Подполковник в отставке. Кивал сам себе и смотрел одобрительно.

— Да вы умелица, оказывается. Кладезь скрытых талантов, — похвалил он.

У Инны часто-часто забилось сердце, словно ее застали за чем-то неприличным. Не стоило, правда не стоило. Что же теперь будет?

— Извините, — сказала она. — Я без спросу.

— В музыкальную школу наверняка тоже ходили, — сделал он вывод и подошел ближе.

Инна отпрянула. Мужчина удивился, но ничего не сказал.

— Просто хобби, — добавила девушка. — Инструмент жалко.

— А что с ним? — нахмурился он.

— Расстроен. Наверное, давно на нем не играли. Понимаете, ему нельзя на холоде. Лучше вообще тогда не держать дома рояль.

Она высказалась, и на душе сразу стало легче. Рояль — как домашнее животное. Почти живой. Надо следить, и чтобы работал, двигался, жил. Каждая вещь создана для чего-то. Если она себя не находит, не реализуется, то вроде как и не живет. Заживо умирает. Инна не знала, как облечь эти мысли в слова, и потому просто провела сверху донизу по клавишам.

— Слышите? Жалуется.

— Жена моя любила играть, — сказал старик. — Дочь отдал в школу искусств, но она бросила.

— Может, у нее другие интересы.

— Да уж, другие!

— Простите.

— Вам-то за что извиняться? — возразил он. — Как раз у вас все в порядке.

— Надеюсь, — она не была в этом уверена.

Петр Иванович провел рукой по волосам, повел плечами, словно у него там что-то мешалось. Тело старое, что ли, ноет? На погоду, скорее всего. Обещали морозы.

— Жены уже двадцать лет как не стало. Я просил, умолял. У нее же почки, сердце. Сорок три года. Думали, все уже, расслабились, дураки старые. Она решила рожать. Лучшие доктора вели ее и принимали роды, но все равно не спасли. Мила маленькая была, не помнит ничего, — в порыве откровенности сказал он. — Миша помогал, но что взять с третьеклассника. Бабушек-дедушек нет. Мне тогда сложно было. Почти не спал. Однажды… а, дело прошлое!

Инна молчала, слушала, широко распахнув глаза. Она как наяву видела, как он едет по ночной обледеневшей дороге. Голова клонится вниз, носом клюет. Спит на ходу. Столкновение. Авария. Смерть.

Кого теперь винить? Эту Милу, которая тогда еще ходить не умела, ночами не давала спать отцу? Жену подполковника, которая не сделала аборт и родила в сорок с лишним лет, а потом умерла? Все остальное — просто следствие. Ну, посадили бы его. Дети — сироты при живом отце. Что хорошего? Инна правда не знала.

Она не оправдывала его. В самом деле, что ему мешало нанять няньку или взять отпуск? Наверное, он просто пытался забыться в работе после смерти жены. Инна раньше думала: может, хорошо, что папа и мама… в один день. Не пришлось горевать и тосковать. Бабушка рассказывала, как сильно они друг друга любили. Потом девушка, конечно, корила себя за такие мысли.

— А знаете что? — вдруг сказал подполковник. — Давно хотел отдать рояль, только жалко было. Память. Теперь понял. Надо отпустить прошлое.

Девушка не знала, что на это сказать. Только пожала плечами.

— Нас, наверное, уже все потеряли, — сказала она. — Идемте.

Они вернулись на улицу. Серый увидел, как они выходили, и удивился. Никаких следов конфликта. Девушка вся в себе, как обычно. Старик немного растерян, но доброжелательно улыбается.

Инна села рядом и сказала:

— Вторая партия уже? Что-то я проголодалась.

Поведение ее тоже резко изменилось. Что-то случилось за те десять-пятнадцать минут, пока девушка была в доме. Инна успокоилась, будто сбросила с плеч страшный груз. А всего-то и надо — понять другого человека.

* * *

Домой шли пешком.

Петр Иванович приглашал переночевать у них в гостевой комнате, но Серый отказался. Знал, что Инна не захочет. Угадал. Она хотела уйти. В итоге остались Игорь со Светланой.

Фонари освещали дорогу кругами. Один, два, три… До их дачи еще девять. Инна считала, когда шла туда. Теперь обратно. По наезженной колее идут, Инна иногда спотыкается, и Серый ее ловит. Очень уж он ловок, девушку это всегда удивляло. Инстинкты, наверное.

— Смотри! — показала она на снег. — Сугроб какой пушистый!

Не успел он опомниться — подошла, повернулась спиной и упала, как в облако. Лежит в снегу. Мужчина уставился на нее с интересом:

— Так и будешь лежать? Домой не пойдешь?

— Не-а, — улыбнулась она. — Сейчас, еще минуточку.

Руками пошевелила вверх-вниз, создавая узор.

— Не замерзла? — спросил Серый, поглядев на покрасневшие щеки и нос девушки.

— Нет, — покачала она головой. — Еще немножко. Можно?

— Ладно. Что это?

— Делаю ангела. Помоги, — устала она лежать на холодном и протянула ему руку.

Серый помог подняться. Девушка обернулась. На снегу отпечаталась фигура с крыльями.

— На бабочку больше похоже, — хмыкнул мужчина. — Идем уже.

— А ты?

— Что я?

— Ну, тоже.

— На ангела не тяну, прости.

Вроде не рассердился, но до конца пути помалкивал. Инна взяла Сергея под руку. Он сразу сбавил шаг, подстраиваясь под нее. И все равно не смотрит на нее, только вперед, профиль видно — губы сжал, сосредоточился. Точно рассердился. Почему? Что она такого сказала? Непонятно. Не всерьез же все.

Дошли. Калитка открывается, скоро войдут в дом.

* * *

Серый вошел во двор первым, огляделся, нет ли на снегу чужих следов. Привычка. Вроде, чисто. В дверях кусочек газеты цел, так и висит. Открыл, вошел, девчонку запустил. Она вошла, куртку не по размеру сбросила. Нагнулась, подняла, повесила на крючок. Он смотрел, смотрел, а потом к стенке ее прижал и начал целовать.

— Сергей? Что случилось? — удивилась Инна.

Ты случилась, хотелось сказать. Остановиться уже никак. Зря он там пиво пил. Хотя вовсе не в нем дело. Просто отпускает тормоза. Раздевает ее уже, хочет прикоснуться и уже не отпускать.

— Ну, Сергей.

Он дал ей развернуться лицом и снова сжал в объятиях. Одной рукой расстегнул брюки. Девчонка смотрит серьезно, словно ждет чего-то, опять молчит. Серый ее приподнял и опять сказал:

— Прости.

Подхватил под бедра и за талию, резко и напористо вошел. Она ахнула — он замер.

— Не хочешь? — спросил, уже ни на что не надеясь.

— Хочу, — вдруг ответила она, глядя ему прямо в глаза. — Только…

Как-то неожиданно все. Она думала, позже, в спальне. Хотелось по-другому. Не готова, но… но… Он так смотрит, что не хочется отказывать. И снова закручивается спиралью желание. Аппетит приходит во время еды. Она тоже его хочет. Обнимает за шею, прижимается, ощущает в себе и ждет.

— Ага, понял. Не дурак, — он уже целовал ей шею, подбородок, добирался до нежных губ. — Сейчас все будет.

Снова накатил, как прибой. Оставляет свои метки и знаки принадлежности на шее. Целует так, что перехватывает дыхание, и кусаешь губы, чтобы сдержать стон. Впиваешься пальцами в твердые плечи, все еще скрытые свитером. Оставил на мгновение и опять вошел.

Да! Вот так. Заставь забыть обо всем. Вечер этот сотри из памяти. Замени собой.

Серый овладевал ею с каким-то упоением, а она отдавалась, как никогда в жизни. Пусть возьмет все, что есть. Стену, кажется, снесут сейчас. Глубже. Чаще. В такой позе как-то все острее ощущается. Каждое проникновение — как молния. Он стал ее опорой, крепко держал на весу и входил, как таран. Но защитники давно пали. Путь свободен.

— Еще.

Он рассмеялся. Подхватил под ягодицы поудобнее и продолжил. Теперь уже медленнее, растягивая удовольствие. Жадные поцелуи до одури. Взрыв.

Потом они стоят у стены, довольные и опустошенные.

— Прости, — повторяет он.

— Не надо.

Инна целует его. Не прощает, а молча благодарит. Было хорошо.

Странно, но очень, очень хорошо.

* * *

После всего случившегося Серому пришлось делать девчонке массаж. Он заметил, как она морщится и поводит плечами. Кожа тонкая, нежная, а он ее так вжал в стену. На постели никак не могла удобно устроиться, крутилась, как юла, туда-сюда. Спать не давала. Он встал, включил верхний свет.

— Так, раздевайся, — велел он. — Ложись на живот.

У Инны округлились от удивления глаза: что он еще удумал. Ладно, посмотрим. Почему-то она ему во всем доверяла.

Она лежала и млела, когда он не спеша разминал ей каждую мышцу, начиная с шеи и кончая многострадальными ногами. Окинул взглядом и снова поразился, какой она создана. Маленькие ступни, тонкие изящные лодыжки, стройные ноги бегуньи, легкая, почти незаметная округлость бедер, крепкая задорная попка — и по контрасту тонкий стан, и позвонки все видно, пальцами пересчитал — вздрогнула и прогнулась, — и плечи эти хрупкие, которые он недавно целовал. Гладит, мнет, и она впивается пальцами в простыню…

Обнаружил на бедрах следы от своих пальцев и хмыкнул. Вроде, не сильно сжал, но синяки остались. Надо осторожнее. Но как осторожнее, когда он с ней? Ему в такие минуты просто крышу сносит.

Непорядок.

Надо отвлечься работой, сделать паузу. Сейчас будет много дел. Завтра они вернутся в город, решил он.

— М-м-м… — выгнулась Инна. — Хорошо.

— Больше не тянет? — мужчина снова коснулся ее спины, провел по лопаткам.

— Нет.

Когда случайно провел по ребрам на боку, Инна захихикала:

— Щекотно. Хватит.

Она натянула топик и трусики, укрылась одеялом, а потом откинула край, приглашая мужчину внутрь, в тепло.

* * *

Наутро случился переполох. Машина скорой помощи разбудила их, с воем проехав мимо дачи. Только, когда она приехала, уже некого было спасать. Инна с Серым пришли, когда выносили тело, укрытое простыней. Дочка подполковника выла над телом отца.

Инна видела, что девушка запрыгнула в "скорую". Сын покойного велел жене оставаться, а сам сел в свой "семейный" минивэн и поехал следом за машиной скорой помощи.

— Вот и все, — сказала Инна.

Конец истории. Хорошо, что она вчера ничего не сказала старику. Он ушел спокойно.

— Ты о чем? — спросил Серый.

— Нам не пора возвращаться в город? — спросила она вместо ответа. — Что-то я устала отдыхать. В гостях хорошо, а дома лучше.

— Ладно, поехали.

* * *

Сергей завез Инну домой и сразу укатил в офис. Оказалось, ее брат все это время провел у нее на квартире вместе с собакой.

— Что я мог поделать? — ворчал он. — Она не хотела. Не увезти никуда. Выгуливается и сразу обратно. И меня к щенкам не подпускала. Кстати, у них глаза открылись.

— Правда?! — девушка подскочила к коробке и задохнулась. — Фу… Егор, ты не убирал, что ли? Я так и знала! Вон же запасная коробка. Поменять бы.

Она стала по одному извлекать оттуда щенков, которые поскуливали и с интересом смотрели на мир. Лора гавкнула для приличия, глядя на произвол, но хозяйке разрешила. Только внимательно осматривала каждого отпрыска, который оказывался на ковре, и носом подталкивала в общую кучу. Да так и легла на пол, когда малыши нашли молоко.

Ну, все. Коробку поменяли на чистую, обшитую марлей. Размер гофры был больше, на вырост. Лора запрыгнула, изучила новое место, одобрила и принялась за шкирку таскать туда щенков. Брат Инны вынес старую гофру и начал названивать друзьям, что он "поправился" и может за них теперь отработать лишние смены.

— В новостях передали, — поделился он. — Опять разборки. Армянина убили.

Инна не удивилась. Знала, когда Сергей уехал, что в городе что-то происходило, но закончилось хорошо.

— Где почитать?

— В группе было, еще в новостях. Может, повторят.

А надо ли знать? Инна сомневалась, но все же решила: надо. Включила компьютер, почитала последние новости, и волосы зашевелились на голове. Киллер. Убит отец ее бывшей одноклассницы, Динки Аракелян. Чем мог досадить обычный бизнесмен, владелец кондитерского цеха и двух магазинов?

— Что случилось? — спросил Егор из-за спины и тоже влез, взглянул на монитор. — Да, точно. Аракелян. Что-то там армяне не поделили. Может, айзербаджанцы его? Тем место у озера понравилось, где парк культуры.

Да не они это. Инна это отчетливо понимала. Те бы просто постреляли из автоматов или подложили взрывчатку под машину. И то не факт. Не те времена уже. Снайпер, который валит с одного выстрела — это Сергей. Больше некому.

— Ладно, я побежал. Отдыхай, — сказал Егор. — У меня будут полные сутки, потом к себе отсыпаться. Поговорим послезавтра. Сейчас ругать не буду.

— За что? — удивилась она.

— За все хорошее, — сказал он строго, потрепал ее по волосам и ушел, захлопнув дверь.

Инна на всякий случай закрыла на еще один замок и задремала. Все-таки спать легла поздно, а встала рано. Полярная ночь, хочется лечь в берлогу и проснуться уже весной, когда все растает, и появится солнце.

И, пока спать, ни о чем плохом не думать.

* * *

Егор съел все, что было в холодильнике, проглот такой. Пришлось выйти за едой. Куртку присмотрела в промтоварном отделе, но поняла, что сейчас не потянет. Придется мерзнуть.

— Эх…

Заела досаду сладким сырком и побежала, побежала до дома, чтобы совсем не околеть.

Не с кем было поговорить, и пришлось звонить по скайпу Лильке. Она была рада слышать приятельницу. Поболтали о новом клипе, о том, о сем. У девушки записывался первый диск.

— А ты чего сама звонишь? — вдруг озадаченно спросила девушка. — Обычно я тебе звоню.

— Совет нужен.

— О чем? — глаза Лилии загорелись, даже плохая веб-камера не могла скрыть. — Ты влюбилась, да? Да?

— Ну…

Вообще да. Влюбилась. Но вопрос не о том.

— Смотри, — сказала Инна. — Вот пара, он преступник, а она нет. Если она узнала, что он делает, как поступить?

— Надеюсь, речь не о тебе? — насторожилась Лиля. — Какой-то "крестный отец" получается.

— А, кино? Слышала.

— Да. Ты разве не смотрела?

Инна отрицательно покачала головой.

— Это по книге, Петюня рассказывал. Я потом читала. Но фильм мне понравился больше, — сказала подруга. — Он грешил, а его жена потом за него в церкви молилась. Такое вот распределение обязанностей.

Инна закашлялась и поспешно отставила чашку с кофе подальше. Иначе компьютеру хана. Мысленно она дала себе зарок обязательно посмотреть это кино.

— А ты почему спрашиваешь?

— Надо.

Поболтали еще немножко, и разговор стух. Лиля обещала прилететь на Новый год с гастролями и Петюней. Художнице даже стало любопытно, так хотелось посмотреть на эту легендарную личность.

* * *

— Алло, Егор? У тебя есть "Крестный отец"? Ух ты, и "Крестная мать", а так тоже бывает? Ладно, давай. Еще что есть? Нет, Чака Норриса не надо. "Эквилибриум"? А это каким боком? Просто интересно — ладно, давай. "Перевозчик" — тоже нет, не видела. Это про что? Хорошо, неси все.

Брат плохого дома не держит. Инна задумала киномарафон. Надо же как-то выживать с таким мужчиной, как Сергей. Может, зерно истины кроется где-то там? А нет — просто поглядит хорошее кино. Все видели, а она нет. Непорядок.

Старосте класса еще позвонила, узнала новый телефон Динки Аракелян. Сердце было не на месте.

* * *

Серый позвонил и узнал от юриста, который занимался делами, что внедорожник ремонту не подлежит. В рекордные сроки он организовал независимую экспертизу и выслал результаты страховщику. За деньги можно все. Теперь ждать ответа и выплат или бодаться в суде. Сумма немаленькая.

Значит, придется пока поездить на сменной машине. Эта мысль Серому оч-чень не нравилась. Мало ли чем Гринев ее нашпиговал. И вообще чужая иначе ощущается.

Как вариант: тратить сбережения. Эх-ма! Гулять так гулять. А то живет аскетом. Только на одежду и съем квартир тратится. И на поесть. Оружие еще, но это святое. Серый вообще не понимал, как можно прогулять в казино целое состояние. Не азартный он человек. Или как потратить это же состояние на брендовые тряпки, где платишь за надпись. Разбираться — разбирался, жизнь заставила. Но не любил.

Кстати, о тряпках. Куртку надо ей. Инна мерзнет. Надо только подумать, как ее поставить перед фактом, чтобы не обидеть. Реакция могла быть какой угодно. Она же не содержанка, у них только "в гости". Одно дело букет и тортик, а другое — одежда.

Следаку еще позвонил, но тот ничего утешительного не смог сказать. Камер во дворе не было, от тачки нападавшие избавились в ближайшей подворотне. Парень, который потерял сознание и остался тогда в машине, внезапно покончил жизнь самоубийством прямо в СИЗО. Не успел дать признательные показания. Серый подумал: помогли, не иначе. Он же просто за рулем сидел, мог наплести, что заставили. Недоказуемо. Просто не было смысла умирать.

Теперь надо заехать в отделение, подписать кое-какие бумаги и все. От него отстанут, как от терпилы.

— Ну, чего? Уладил все? — хлопнул зама по плечу Иванченко. — Идем.

Однако планы резко поменялись. Панин не приехал на утреннюю планерку, так что совещание пришлось перенесли. Секретарша подскочила, доложила, что все откладывается.

— Ну что опять? — прорычал Иванченко. — До ночи развлекались, теперь после обеда придут.

Он-то всегда вставал рано, тренировался, потом ехал в офис. Вообще бывший вояка любил дисциплину и четкий распорядок дня. Серый промолчал, но про себя поддержал главного. Однако мысленно порадовался, что еще пару часов не увидит Панина. Рыжая сволочь будет опять подкалывать.

— Я к Гриневу, — сказал он.

— Что так?

— Надо, — ответил Серый.

— Ну, иди, — хмыкнул генеральный и в селектор уже, — Марина, два чая не надо, один только.

Гринев был у себя, пялился в монитор. Пепельница полная, чашки от кофе на столе и на полу. Его люди сидели за стеклянной перегородкой. Серый опустил жалюзи и сказал:

— Привет.

— Папка там, — не отрываясь, показал на соседний стол начальник службы безопасности. — С флешкой.

Серый ухватил увесистую папку, уселся прямо там и принялся изучать. Материалы дела. И? Непонятно ничего. Много бумаг, надо их с юристом изучать, наверное.

— А ты что думаешь? — спросил он Гринева. — Есть какие-нибудь странности в деле.

— Все идеально просто, — наконец повернулся тот, оторвавшись от компьютера. — Так не бывает. Понимаешь меня? Просто образцово-показательное дело, как из учебника.

— Бывает. В жизни все бывает, — усмехнулся Серый и потер пальцами переносицу. Кажется, на погоду ноет. Сломанный нос ему исправили, но тело помнит. — Что, вообще ничего?

— Кое-что. Наш медэксперт изучил заключение. В конце его ремарка.

Пролистав до конца, Серый вчитался. Понял не с первого раза. Что их там, в медвузах, специально учат так писать? Как курица лапой.

— Ого!

— Да-да. Думаю, все ясно? — улыбнулся Гринев. — Ну, пока. Работаем, негры, солнце еще высоко.

Значит, с такой концентрацией алкоголя в крови не то что машину водить, встать нереально. И даже можно умереть, если ты не алкоголик со стажем. Отец девчонки просто не мог сидеть за рулем. Кто тогда вел машину? Потом что, поменяли местами водителя и пассажира? Нет, зачем? Оба же умерли, и водитель, и пассажир — родители Инны. Вывод напрашивался сам. Дело было сфабриковано, когда гайцы выгораживали своего.

Непонятно поведение Инны. Странно все это. Хозяин дачи умер сам, тут сомнений нет. Но вот как? Как можно такое прощать? Вот это непонятно было. Так не бывает.

* * *

Панин хотел участвовать в переговорах с Овиком. Вроде бы все срасталось как надо. Овик лично извинился перед московскими и Иванченко, руку пожал. Еще бы! Они ему, можно сказать, жизнь спасли, устранив Хаджитура, и осуществили месть за свояка.

Их даже на похороны пригласили.

С вижу все тихо и чинно в благородном семействе. Овик Оганесян скорбит по невинно убиенному Хаджитуру, памятник в Армении заказал — крест из камня с узорами. Пышные похороны организовал. Дочку и зятя покойного это дело не коснется. Даже поддержит, не даст зачахнуть семейному бизнесу.

Полиция свои экспертизы закончила, и можно было хоронить.

— В пятницу, значит, — сказал Панин, когда ехали обратно. — А что, логично! Гулять и напиваться, да, Серый, — он хлопнул собеседника по плечу.

Серый поморщился, как от зубной боли. Скорей новую машину завести, чтобы с такими не кататься. Он сегодня работал извозчиком при московских гостях. Игорь Панин спереди рядом с ним, а ребята его сзади сидят, молчат, напрягают.

Одно радует.

Инна его немного отпустила. Спокойствие возвращалось, и это хорошо. Сейчас срываться нельзя. Он подозревал, стоит ее увидеть — и снова здорово. Начнется все опять. Но пока ее нет в поле зрения, жизнь течет в прежнем русле.

* * *

Динка рыдала. Говорила, хоронят в закрытом гробу. Она даже не спросила, откуда Инна узнала ее телефон. Наверное, все сейчас звонили с соболезнованиями. Инна не знала, что сказать. Как обычно:

— Мне жаль.

Ей правда было жаль. Только не отца ее — его она совсем не знала, — а бывшую одноклассницу. Хорошая девчонка, это ее совсем подкосило.

— Когда прощание? — спросила она ради приличия и вдруг поняла, что спрашивает не просто так.

Она пойдет. Надо. Отчего-то казалось, что это нужно сделать. Трубку взял за Динку ее муж и сказал, что прощается. Тоже поблагодарил, сообщил время и место. Больничный городок, морг, потом поедут на кладбище. Сказал, у жены молоко от волнения пропало, и что плохо ей, пусть подруги поддержат. Кажется, он был искренне рад звонку.

Инна подумала, в чем ехать. О, боже! Черная у нее только демисезонная куртка. На морозе придется стоять. Ладно, утеплится. Два свитера, брюки лыжные на синтепоне, шарф и еще "труба". Пойти надо, надо…

Девушка получила от брата дозу нотаций и стопку дисков. Она уже посмотрела кое-что и прониклась идеей. Все было так, как описала Лилька. Странно это. Особенно супружество. Оба католики, по идее должно быть "не убий". Но мужики у них — самые настоящие хищники. Не братва, но среди англосаксов они выделялись, как восточные люди, хоть и христиане.

Чем-то это напоминало Россию и выходцев с Кавказа. Чем-то, но не всем. Книгу бы прочесть. Инна, в отличие от приятельницы, предпочитала шуршать бумагой и размышлять над строками. Все равно в кино не покажут всего, что задумал автор.

* * *

В морге Инна оказалась с небольшим запозданием. Опять копалась, искала повод не идти, потом корила себя за сомнения. Поехала. Благо, недалеко. Мерзнуть не пришлось.

Динку увидела, сразу подошла, обняла. Та мелко вздрагивала всем телом. Рядом женщина постарше, тоже в трауре. И еще одна. Дина представила свою мать и вдову Даниляна. Инна слушала и мотала на ус. Значит, вот эта кругленькая уютная женщина — вдова "мафиози"? Выходит, что так. Но вот за что отца Динки, до сих пор непонятно.

Она гвоздики положила на гроб и отошла подальше, чтобы не мешать. Потом Динка к ней подошла.

— Никто из класса не позвонил, — сказала она. — Только ты.

— Странно, — удивилась Инна. — Совсем-совсем никто?

— Никому это не надо. Чужие проблемы. Все с тобой только в радости. Тортиками их кормишь — радуются.

— Не в этом дело, Дин.

Не в тортиках. Это уже ее добрая воля. Просто кого-то остановило незнание — были в другом городе. Других вполне естественный страх. Третьих — равнодушие, чего уж тут. Люди как люди. Пора бы уже привыкнуть. Бабушка рассказывала, когда умерли родители, на похороны пришли от силы десять человек. Хотя папа был общительным человеком, душой компании. И, что самое ужасное, многие предпочли поверить в то, что он был виновником автокатастрофы.

Приехали новые гости. Люди все прибывали и прибывали. Все армяне. Сильная у них семейственность. У нас так помногу не собираются, а жаль. Потом гости со стороны. В дверь вошла целая процессия мужчин в темных пальто, серьезных и солидных. Вдруг среди них мелькнуло знакомое лицо.

— Сергей?