У въезда на склад внезапно, словно из-под земли возник молодой смуглый парень с автоматом. Он махнул им рукой: мол, проезжайте.
На складе гостеприимно распахнулись стальные ворота. Двое развели створки в стороны. Иванченко, однако, въезжать внутрь не спешил. Сказал Серому остановить у входа. Машина «зоотовары» с их прикрытием стояла позади.
Главный вышел. Вслед за ним — Гринев и москвичи. Серый, как было заранее условлено, остался пока за рулем. Он приоткрыл дверцу и опустил стекло с другой стороны, чтобы слышать, как развиваются события. Бойцы высыпали наружу из второй машины. Их водитель тоже остался за рулем, не заглушая мотора.
Чечены подошли познакомиться. До них метров пять, хорошо все видать. Из руководства было двое, остальные — ребята простые, которые их прикрывали. Все с «калашами». Главный оказался темноволосым мужчиной дет тридцати, не больше, смуглым, ярким, с правильными чертами лица и, что удивительно, рыжей бородкой. Бабам, наверное, нравился. Вежливый, спокойный, не в пример скандальному Мансурову. Он первым протянул руку Иванченко для рукопожатия.
Поздоровались. Вроде, никто никого убивать пока не торопится. Обсуждают дела. Серый краем уха ловит имя Зимина. Панин начинает вдруг дергаться и нервничать. Он неестественно напряжен, как будто готов напасть или сломя голову убежать. Лицо еще может солгать, но его-то как раз и не видно. Зато заметно по его спине. Рябов отступает на шаг: не выдержал первым. Иванченко и Панин начинают спорить на повышенных тонах.
Серый ловит краем уха слова: «товар», «сдал», «гнида»… Чечен, улыбаясь, наблюдает, как главный трясет за грудки рыжего. Тот отталкивает Иванченко и получает пудовым кулаком в морду. Встает с земли, сплевывая кровь, и бросает какие-то слова кавказцу. Улыбка исчезает с лица.
— Эй! — крик Гринева перекрывает базар. — Стоять!!!
По знаку начальника службы безопасности бойцы скрутили Рябова и Тихона, уложив их на землю. Те даже не успели оружие достать. Панин остался без поддержки. Гринев подошел и протянул руку, как в тот раз, когда собирал мобильные телефоны.
Панин что-то сказал и хотел оттолкнуть Гринева. Он отступил в сторону, ухватил рыжего за руку и завел ее за спину, надавив за локоток. «Вывод нежелательного гостя из дома». Обезоруживает, бросая ствол на землю. Достает нож. Зачем?
- *ля!!!
Да что вообще происходит? Чечены тоже в недоумении, половина стволов теперь направлена на Панина с Гриневым и ребят. Иванченко расстегивает молнию на куртке рыжего, и Гринев быстро проводит ножом, полосуя одежду. Что они ищут? Кажется, нашли что искали.
Панина с подельниками передают чеченам. Значит, не придется его кончать. Серый одновременно рад и разочарован. Странное чувство. Иванченко жмет руку чечену, возвращается в машину и запрыгивает на переднее сиденье. Гринев садится назад. Их ребята, которым так и не пришлось поработать, быстро грузятся обратно во второй микроавтобус.
— Трогай!
Машины лихо трогаются с места, поднимая крошево из гравия и снега.
— Ну, как все прошло?
— У него прослушка была. Прямо на нем.
— Дистанционная? Или просто запись?
— Запись.
Это радует.
— Жаль, не допросить теперь, — вздохнул Гринев, доставая начатую пачку «парламента». — Иван Сергеевич, можно курить?
— Форточку только открой.
Все кончилось, так и не начинаясь.
* * *
Они ехали, и Серый думал. Потом вдруг резко дал по тормозам, благо, они теперь замыкали строй. Их «пицца» ехала следом за «зоотоварами».
— Эй, ты чего?! — крикнул Иванченко.
Он и Гринев не понимали, что случилось. Машина впереди тоже встала. Серый сказал:
— Я же знал.
Он действительно знал, что с Паниным что-то не так. Все время знал. Его чуйка не ошибалась. Серый всегда понимал, друг перед ним или враг. Или просто посторонний человек, не представляющий угрозы. Жаль, подавил в себе это странно чувство в зародыше и еще в Москве не настоял, чтобы Панина как следует проверили.
Хотя кто бы ему поверил? Кому веры больше — не судимому бывшему вояке или «своему» в доску уголовнику? Легенда при внедрении наверняка была безупречной. Или его уже потом завербовали, чем-то зацепив.
— Ага, *опой чуял, — рассмеялся главный. — Поехали.
По дороге обратно Гриневу опять позвонили. Он перегнулся через переднее сиденье и сказал Серому:
— Разберись со своей бабой.
— Что опять?
— У нее были зять и дочь Хаджитура. Недолго. Что-то забрали. Говорят, сумка была небольшая, типа спортивной.
Интересно, что внутри? Зная Инну, Серый затруднялся даже представить. Уж точно не наркота или что-то запрещенное. Однако она нарушила данное ему слово. Обещала же, что не будет контачить с этой семейкой. Месяца не прошло.
— Хорошо, я сам, — ответил он, ощущая, как внутри становится пусто.
— Она куда-то поперлась. Сначала в косметический салон, потом в «первомайку».
— Это на въезде в город, — отметил Серый. — Адрес точный нужен. Высадите меня там.
— Вот как бывает, Серега, — сказал вдруг главный. — А с виду не скажешь.
Не хотелось отвечать. Матерное только вырисовывалось. Непечатное.
* * *
Когда-то, давным-давно, еще в другой жизни отец ушел от матери Серого. Мрачный был мужик, нелюдимый и гордый. Потомственный военный. Только ей и верил. Что-то там у них случилось, даже сын всей истории не знал до конца, но они разъехались. Разводиться раньше было не принято: позор, всеобщее осуждение. Особенно у членов партии и высоких военных чинов. Это потом стало проще.
Так что до совершеннолетия Серого они официально были женаты. И в армию провожали сына вместе. Отец не стал отмазывать, как это часто делали другие. Счел бы позором, если бы сын не отдал долг Родине.
Серов-старший часто бывал в гостях, воспитывал, брал сына к себе на дачу на выходные. Второй раз он так и не женился.
— Веры бабьему роду нет.
Почему-то именно сейчас вспомнилась эта история.
С чего бы это?
Они на месте. Серый вышел, и Иванченко пересел за руль. Гринев вместе с Серым вошел в холл и подозвал своего «топтуна», который вел девчонку по пути следования. Неприметный парень в черном уже ждал их у входа.
— Ты же на машине? — спросил Гринев.
Юра, как там его? Точно. Память не подвела.
— Подбросишь потом Сергея Викторовича до офиса, — велел «топтуну» начальник. — Или куда попросит.
Он вышел. Машина уехала.
— Стой тут, — велел парню Серый. — Я скоро буду.
Стоя у входа в съемный зал для конференций и коучингов на первом этаже крупного торгового центра, он выискивал глазами указатели. Ага, вот и он. Фонд «Гиперборея». Стилизованный узор в виде наскального петроглифа-оленя. Ему сюда.
Инна там, внутри. Отчего-то она сегодня решила навестить свою бабку Валевскую.
Вопрос тот же: с чего бы это?
Почему? На каждый ее сегодняшний странный поступок.
Почему Инна взяла визитку, почему виделась с Аракелянами, почему пошла на прием?
Серый должен был знать причину.
* * *
В зале было шумно и многолюдно, как на той выставке. Даже больше. Просто не протолкнуться. Нарядные люди сновали по залу и изучали экспозицию, пили шампанское и воду, которую разносили официанты, общались и поздравляли друг друга…
Стены были увешаны какими-то плакатами, фотографиями с мероприятий, видами северной природы и картинами. У входа была стойка администратора. За ней стояла девушка, которая отвечала на вопросы гостей и раздавал проспекты. Серый взял один и, сжимая его в руке, пошел дальше.
— Эй, а пригласительный билет?
— Меня ждут.
Он так это сказал, что девушка тут же увяла и только растерянно смотрела ему вслед. Наверное, испугалась. Надо было успокоиться, а то люди чувствуют. С ним так иногда бывало. Окружающие напрягались в его присутствии, хотя Серый никому не угрожал.
Вдалеке мелькнула знакомая тонкая фигурка. Инна? Точно, она. Девчонка стремительно шла к выходу, стрелой пронзая пространство, и от нее тоже исходило что-то такое… такое… Люди просто расступались, пропуская ее мимо. Прямая, горделивая, идет уверенно и ровно. Она такой раньше никогда не была. Вся в черном, только алый шарфик, ниспадая, кроваво-красной лентой полощется вслед за ней.
Несколько шагов навстречу. Заметила! Глаза сверкнули, когда девушка увидела его. Только вот от радости или испуга? Непонятно. Подходит ближе и вдруг…
— Сергей.
…вдруг прижимается к нему, как к последнему оплоту спокойствия на земле. Приникла, слилась, растворилась в нем. Вцепилась в пальто, сжала пальцами так крепко, словно боялась потеряться.
— Это ты! Увези меня отсюда. Пожалуйста! — попросила она.
* * *
Инна явилась на прием фонда «Гиперборея» через час после начала. Наверное, все вступительные и поздравительные речи уже отзвучали.
— Мне назначено, — сказала она на входе. — Ветошко, к Валевской.
Не внучка к бабушке. Не стоит. Один человек идет на встречу с другим, но не ему навстречу. Администратор, приятная девушка, улыбнулась и, сверившись со списком, пропустила Инну в зал.
Инна осмотрелась. Бабушку Ксению она не увидела, скорее, почувствовала. Или просто догадалась. Вокруг кого, как не попечителя фонда, могла собраться такая толпа? Человек десять тесно обступили кого-то, внимательно слушая. Голос был женский.
— …итоги уходящего года радуют, — услышала она. — Фонд предоставил гранты на археологические исследования Кольского полуострова, а также на обнародование этих сведений в виде ограниченного издания, которое поступит во все публичные библиотеки города и области.
Голос был хорошо поставлен, с четкой дикцией, но ощущалось, что говорящая немолода. Манера и произношение было как у актрис из старых фильмов. Все в порядке с ритмомелодикой. А то ведь сейчас как? Никак. Слушать тошно порой, когда люди дают интервью в новостях. Интонация скачет; бесконечные паузы и зависания рвут фразу на части.
Инна заслушалась, почти не вникая в смысл сказанного. Потом сбросила с себя наваждение и подошла ближе, собираясь с мыслями. Если это Валевская, надо было дать знать, что она пришла. И еще вспомнить отчество. Это важно. Придется обращаться по имени-отчеству и на «вы».
— Андреевна, — ухватилась она на подсказку, вовремя прочитав в проспекте, который ей дали на входе.
Точно! Уже легче. Девушка увидела, что в круге слушателей стоял дядя Миша, и тронула его за руку.
— Здравствуйте.
Он обернулся.
— А, это ты?
Недовольный. Наверное, ожидал, что она будет раньше. А вот выкуси! Другие были дела.
— С наступающим Новым годом, — словно не заметив его грубости, поздравила она. — Как поживаете?
Странное дело, но ей стало весело. Накатила бесшабашность, словно они все тут — артисты из погорелого театра или провинциального ТЮЗа, а она — настоящая, живая. И просто зритель.
Мужчина отошел к ней, и его место тут же заняли другие. Круг сомкнулся.
— Хорошо, — буркнул он. — Сейчас, еще пару минут. Подожди там.
Дядя Миша указал на служебное помещение. Господи! С надписью «не входить» и пиктограммой бытовки — ведром и шваброй.
— Там? — у нее приподнялись от удивления брови.
Лучше места не могли найти для разговора. Нет уж, туда она не пойдет.
— Я пока выставку посмотрю, — улыбнулась она. — Надеюсь, не потеряюсь.
И, не дожидаясь ответа, пошла прочь. Походкой плавной и ровной, как обычно ходила Лиля, но не она. Инна обычно или бегала вприпрыжку, или шла не спеша, разглядывая все вокруг и запоминая, чтобы потом перенести впечатления на бумагу. Но, то ли дело было в том, что она сегодня «девочка», то ли звезды так сошлись, но ощущение себя самой тоже изменилось.
Вспомнился старый, любимый, выученный наизусть фильм, где Одри и Питер О’Тул грабят музей. Героиня тоже пряталась в подсобке и мыла полы, не снимая кольца с бриллиантом.
Выставка была неплоха. Если бы не разные мысли, Инна бы просто ходила и наслаждалась.
— Скажите, а здесь разве нет кабинета? Правда нет? — удивилась она, услышав отрицательный ответ от администратора. — Только комната для переговоров? Надо же! Платная?
Хм… Стоит полторы тысячи в час. У нее с собой две тысячи, взяла на всякий случай. Хорошо, даже на такси останется.
— Там сейчас занято? Нет? Можно оплатить?
Договорилась, что подойдет минут через …цать, что будет два-три человека. Нет, напитков не надо.
Инна отошла от стойки, пропустив вновь прибывших гостей, и задумалась. Значит, на публике Валевская не хотела говорить. Логично. Зачем сор из избы выносить? И комнату для переговоров не желала арендовать. Значит, решила побеседовать с внучкой в подсобке.
— М-да…
«Все страньше и страньше».
Она-то думала, что-то изменится, но, как выяснилось, Инна для старухи чужая. Не стоит даже копейки, не то, что тысячи. Может, она будет что-то требовать? Может, боится, что кто-то узнает об их родстве? Так шила в мешке не утаишь. Город маленький, многие знают эту историю, правда, в интерпретации ГАИ. О разладе в семействе людям известно гораздо меньше.
Ладно, узнаем.
А вот и она! Идет навстречу в сопровождении зятя. Инну поражает, как она держится. Вдовствующая императрица! Или королева? Худощавая, прямая и величественная, подавляющая всех вокруг. Нет в ней простоты и тихого достоинства. Только порода, родовая гордость и осознание этого, что автоматически ставит ее выше других. На секунду девушка представила, как бы бабушка Ксения выглядела в придворном платье и с другой прической. Она бы ее нарисовала.
Бона Сфорца кисти Матейко! Похожа, особенно по ощущению присутствия. Только не такая оплывшая, наоборот, сухая. И дядя рядом — как тот мужчина на портрете, тянет бокал с минеральной водой. Вот ведь совпадение! Она что-то говорит, морщится, и он, чтобы избавиться, ставит бокал на поднос проходящей мимо девушки.
Подошли.
— Инна, — сказал он племяннице. — Куда ты пропала? Как не стыдно.
«Стыдно когда видно».
Инна чуть не ляпнула это вслух. Любимая присказка брата, когда она его учила жизни. Он дурачился, а она, ощущая себя правильной и важной, его поучала. Он слушал, кивал и все равно делал по-своему. Такое вот распределение ролей.
— Дядя Миша, вы нас представите? — попросила она, перехватив инициативу. — А, впрочем, мы все друг друга знаем.
Он спохватился, испытывая неловкость:
— Да-да.
И осекся, остановленный жестом свекрови, которая оборвала заготовленную речь.
— Значит, это ты Инна.
Девушка молчала, не зная, что добавить.
— Так вот, Инна, — четким, поставленным голосом, лишенным тепла, изрекла старуха. — Нам надо поговорить. Михаил, ты сказал, что нашел подходящее место.
Вот как! Значит, это дядя ее хотел запихнуть в кладовку, а не эта строгая дама. Уже легче. Дядя Миша задергался, глаза его забегали.
— Ну, не то, чтобы место…
— Да, согласна, — вклинилась Инна. — Поговорить надо. Но подсобка для этого неподходящее место, так что я сняла комнату для переговоров. Прошу вас…
Она обернулась, не дожидаясь ответа, и пошла к стойке администратора. Надо было не просто перехватить, а удержать инициативу. Это важно. Егор с Максом однажды обсуждали какой-то крутой коучинг, на котором побывал адвокат. Инна готовила, мыла посуду и слушала. Они на нее не обращали внимания: ну, что там может понять двадцатилетняя девчонка? А вот и нет. Поняла, усвоила. Пригодилось.
— Девушка, это мы, — улыбнулась она администратору. — Вы нас проводите?
Она покосилась на бабушку Ксению. Та удивленно приподняла брови.
— Михаил, почему ты не позаботился? — спросила она.
— Ксения Андреевна, все хлопоты, хлопоты. Времени нет, все на мне.
— Позже поговорим.
Он заткнулся, словно воды в рот набрал.
В комнате для переговоров был массивный круглый стол, окруженный деревянными стульями, обитыми кожей. Стояли письменные приборы, лежала бумага для записей. Все продумано на случай, чтобы все приглашенные чувствовали себя на равных.
Инна все-таки попросила принести минеральной воды. А домой поедет на троллейбусе. Не привыкать! Официантка расставила открытые бутылки и сверкающие стаканы на столе, пожелала успешных переговоров и скрылась.
— Присаживайтесь, — сказала Инна. Это ее комната, и она приглашает, не Валевская. — Прошу вас.
Сама не садилась, покуда пожилая женщина не займет место за столом. Правила и хорошие манеры никто не отменял. Она моложе, надо подождать. Ксения Андреевна неспешно прошлась по комнате. Совершив полукруг, встала спиной к окну. Зять тут же подскочил и отодвинул ей тяжелый стул. Вздохнув, словно ее утомили невоспитанные плебеи, старуха села.
Это место хозяина положения — сидеть так, чтобы видеть входную дверь и заставить других оказаться в невыгодной позиции. Об этом Макс тоже рассказывал. Спасибо, Максим! А мы вот так.
Инна подумала и выбрала сторону справа, у тонированной зеркальной стены. Она сядет вполоборота, чтобы видеть всех и не сидеть спиной к выходу. Свет падает так, что будет отражаться и мешать им. Кроме того, они будут видеть сами себя. Значит, инстинктивно будут смотреть на свое отражение, а не сверлить Инну взглядом.
Совсем как в скайпе!!! Стоит включить видео, и наступает косоглазие. Смотришь на мини-изображение себя на экране, а не на собеседника. Здорово она придумала?
Тяжелый стул заскрипел. Дядя даже не дернулся, чтобы ей помочь.
— Прошу вас, говорите, — попросила она Валевскую. — Я вас слушаю.
* * *
Она позорит их семью своим поведением.
Встречается с теми, с кем не следует, рисует порнографические картины, нищенствует, нигде официально не работает, ведет богемный, асоциальный образ жизни, никуда не поступила учиться, встречается с мужчиной вдвое старше себя…
На этом моменте Инна очнулась, перестав считать и мысленно записывать свои прегрешения.
И ничего не вдвое старше! Так, лет шестнадцать-семнадцать. Сергей же скорпион, разница в два месяца между ее и его днем рождения. И вообще какое ее собачье дело. Лезет в личную жизнь.
— Что ты молчишь? — вдруг возмущенно спросила ее Валевская, так и не дождавшись извинений или видимого раскаяния. — Что, нечего сказать?
— О какой семье речь? — задала девушка встречный вопрос. — О вашей? Так я не член этой семьи. Уж простите. А мои родные мной бы гордились.
— Да как ты смеешь! — метнула молнии взглядом ее собеседница.
— Ксения Андреевна, вам нельзя волноваться, — забеспокоился дядя Миша. — Вот, выпейте.
Он налил в стакан воды, и на сей раз старуха отхлебнула, тяжело дыша. Она сама себя накрутила, Инна тут была ни при чем. Так отчего же они оба смотрели на нее как на врага народа? Неприятно. Девушка с трудом подавила порыв скрестить руки и сжаться в комочек. Дома, все дома…
— Я не поняла, чего вы хотите, — сказала девушка. — Или просто позвали меня, чтобы отругать? Так вы это сделали. Я вас услышала. Это все?
Нет, оказывается, не все. Она обязана перестать позорить их род. Ксения Андреевна уже все продумала. Она должна устроиться на склад в галерею к дяде Мише, чтобы быть под присмотром. Разумеется, официально. Приходить утром, уходить вечером, все, как у нормальных людей. Никаких богемных знакомств, исключить старый круг общения.
— Да, и не мешает сдать анализы, мало ли чем тебя наградил этот тип! — припечатала старуха.
Ну, это уже слишком! Инну просто трясло от возмущения. Даже сильнее, чем в тот миг, когда ее работы сняли с выставки. Эта женщина беспардонно лезет в ее жизнь, но не потому, что хочет помочь. Просто одно ее существование нарушает размеренный, респектабельный уклад жизни Валевской.
Инна — неудобная родственница. Лучше держать ее при себе и воспитывать. Вернее, контролировать во всем и дрессировать, отрываясь за все предыдущие годы, когда она даже не вникала в жизнь внучки. До той поры, пока та не начала мелькать и принимать активное участие в творческой жизни города. Где она раньше была?
— Знаете, с меня хватит, — сказала она и встала. — Не желаю больше слушать. Где вы раньше были? А теперь все. Поздно. Поймите это.
— Да ты-ы!!!
Была царица, да вышла вся. Кончилась. Осталась покрасневшая от возмущения старая женщина. Пока девушка тут, крик не прекратится.
— Извините, я вас покидаю, — Инна коротко кивнула Валевской и дяде Мише и вышла.
Скорее, скорее! Прочь отсюда, пока она не расплакалась. Никто не должен видеть ее слез. Лилия бы сказала: от бедра. Идти плавно, не останавливаясь, словно перед тобой невидимая дорожка, на которую никто не смеет ступить. Люди где-то там, а она здесь и сейчас.
И голову нести гордо. Нос вверх! Смотреть прямо и не моргать, иначе потечет из глаз. И так уже все перед ней затуманилось. Силуэт у выхода кажется смутно знакомым. Это… это же… Она узнала бы его из тысячи, всегда и везде.
Сергей! И он идет ей навстречу. Значит, увидел пропущенные звонки. Значит, как-то ее нашел. Она сейчас уйдет с ним, и этот ужасный день наконец закончится. Инна прижалась к нему, уже не сдерживая слез. Сжала так крепко, что испугалась, что сделает больно его руке, но ничего не могла с собой поделать.
— Это ты! Увези меня отсюда. Пожалуйста! — попросила она.