Они вышли из подъезда. Инна подошла к машине, постучала в окно и сунула парню пакет. Там была одноразовая тарелка с куриной ножкой, хлеб и салфетки.

— С наступающим! — поздравила она.

Юра удивленно посмотрел на нее, но взял. Теперь все. А то Инна думала, как он там, бедный. Целый день сидеть, следить за ней и даже не поесть нормально.

— Идем, — поторопил ее Серый.

Дальше финт ушами. Юра перекрыл проезд, и они оторвались. Ехали не спеша. Серый поглядывал в зеркало заднего вида, но за ними никто не ехал. Он ради интереса завернул во дворы и снова выехал на проспект. Точно слежки нет. Отлично. Едем дальше.

Ему позвонил Иванченко.

— Ну как? — спросил Серый

— Наш вопрос решен. Можно сообщить кому следует, — сказал главный.

— Отлично.

Значит, Панина с дружками кончили, и чеченам предстоит жаркая ночка. Зато они могут спать спокойно. Подъехали к центру, и он услышал, как Инна тоскливо вздохнула.

— Эх…

— Что еще?

— Ничего, — засмущалась она.

Нет, не будет просить его остановиться. Если Инна попадет в художественный магазин, на час там зависнет. И вообще смерть бюджету и угроза кошельку. Нет уж! Однако мужчина проследил направление ее взгляда. Так точно. О чем мечтают женщины? Кто-то о брюликах, а эта о своем. Черт! Вспомнил, что забыл вручить.

— Я тебе купил бумагу, — сообщил он. — В багажнике оставил.

— Бумагу? — у нее загорелись глаза.

— Потом поглядишь, то или не то.

— То, то… — успокоила она.

Уж она-то найдет применение. Вот теперь полное, безоговорочное счастье. И предвкушение. Еще десять минут, и девушка увидит, что же он купил. Может, все-таки удастся его нарисовать? Он уснет, а она тихонько… Он даже не заметит.

* * *

Серый первым делом, как приехали, достал из кладовки хозяйский электрический шуруповерт и присобачил на стену саморез, чтобы повесить картину. Инна подсказала, где лучше будет смотреться. Да, действительно. На одной линии с гигантской «плазмой», размер подходит. Утром проснешься — и сразу увидишь.

— Отлично, — улыбнулась девушка и отправилась на кухню варить кофе.

Что-то давление упало. День был долгий. Заодно надо в памяти освежить, как эту штуку включать, раз у нее в хозяйстве завелась точно такая же. Ковырялась в настройках, как вдруг сзади подошел Сергей и обнял ее. Он молчал, и ей стало так тепло и уютно, словно она всю жизнь его ждала.

Наверное, так и есть.

Все так. Правильно. Как надо. Просто быть рядом, дышать вместе, согревать друг друга своим теплом, варить кофе, засыпать и просыпаться вместе… Чего еще желать?

Инна развернулась, встала на носочки и заставила Сергея нагнуться. Как же приятно с ним целоваться. Это тоже. Разве она знала, что так будет? Спасибо тому, кто сверху, за распределение. Мог бы послать какого-нибудь козла, а не этого волка.

— Ты чего? — спросил Серый, с подозрением глядя на беззвучно смеющуюся девушку. — Случилось что?

Щетина колется, вот что. Мохнатый волчище.

— Ничего, — ответила она и не стала добавлять то, что и так очевидно.

Однако он услышал. «Ничего» — значит любит? Это так понимать? Серый вспомнил, что она сказала в машине, когда он спросил, и понял, что больше это не повторится никогда. Такими словами не разбрасываются. Обязывает. И того, кто говорит, и того, кому это предназначено. Ни к чему нам это, девочка. Да и не вовремя.

— Смех без причины… — начал он, подначивая, хотя знал, что не стоит.

— Ну и пусть, — согласилась она и снова его поцеловала, чтобы он помолчал.

Одуреешь тут, как же! То стреляют и похищают, то спасают и в гости везут.

— Кофе-то будешь пить? Остынет, — проворчал он.

— Отпустишь — выпью, — тычок маленького кулачка ему в живот.

Серый хмыкнул и разжал объятия. Пошел в комнату поговорить с Гриневым, а Инна стала пить кофе с остатками чизкейка из морозилки. Затвердел и стал как мороженое. Вкуснятина!

Совсем рядом, прямо за окном рванула петарда, и девушка вздрогнула. Поразило, как повел себя в этот миг мужчина. На пол, потом вскочил, когда сообразил, что ложная тревога. И как ни в чем не бывало подошел, попросил ему кофе сварить. Все заняло пару секунд.

— Вот уроды, — сказала она. — Прямо во дворе пуляют.

А сама подумала, что завтра весь город будет в таком же состоянии. Инна очень переживала за Лору и щенков. Животные сходят с ума, когда рядом гремят взрывы и орет автомобильная сигнализация. В Новый год этого будет предостаточно. А птицы! Бедные птицы. Они тучами взлетают вверх с деревьев, но там, в небе, их поджидают новые взрывы. Людям веселье, а птицам и зверям страх.

Окно было приоткрыто на проветривание, и по улице разносились пьяные вопли. Серый откинул занавеску в сторону и осторожно выглянул наружу. Вот идиоты! Так без руки можно остаться. Молодые парни воткнули еще одну зажженную петарду в сугроб и отскочили, едва не став жертвами взлетающей ракеты. Полыхнуло, и на мгновение Серый ослеп. Стеклопакеты ощутимо тряхнуло.

Он закрыл окно и опустил занавеску. В ушах все еще гудело.

— Погоди. Я сейчас, — сказал он.

И вышел.

* * *

Инна не выдержала, открыла настежь окно и выглянула наружу. Она увидела, как Сергей подошел к парням и окликнул их. Они обернулись. Началась перебранка. Один, здоровый такой, сразу полез в драку и лег на землю, получив короткий, почти незаметный тычок под ребра. Сергей еще что-то сказал, и нарушители общественного спокойствия бросились поднимать лежащего приятеля и расходиться по домам.

Какой-то немолодой мужик, который в этот час, видать, возвращался домой, пожал Сергею руку и одобрительно похлопал по плечу. Больному, ага. И вошел в подъезд. Сергей задрал голову и увидел девушку. Помахал ей и тоже пошел домой.

— Инна, ты чего? — спросил он, когда вошел. — Я что велел?

— Ничего.

Она типа мысли должна читать? Не стоило. Сергей прижал ее к стене, так, что не вырваться, внимательно посмотрел ей в глаза. Нет, она решительно не согласна! Насилие над личностью. Когда он так смотрит, хочется рассказать и пообещать все, что угодно, лишь бы это прекратилось. Давит.

— Ну, хватит, — запротестовала она. — Хватит уже.

Раскомандовался.

— Да, наверное, — вдруг согласился он.

Мысли резко изменили свое направление.

Пришло время для другого.

Для того, чтобы уложить ее в постель. Чтобы раздеть…

Самому раздеться и поймать за пятку ускользающую добычу…

Придавить, заглушая смех…

— Ну, Сергей, — лежа под ним, девушка улыбнулась и поцеловала Серого, а ее ладони легли ему на грудь и, не отрываясь, перетекли вниз. — Ты так отпраздновать хочешь?

— Так тоже.

Попалась! Уже не трепыхается. Это щекотало нервы и было похоже на игру, где он охотник, а она — дичь. Только не убить он хотел.

Он развел коленями ее бедра и плавно вошел в нее. Так… тоже… И вот так… отпразднует… Инна ахнула и прогнулась, отвечая на его ритмичные, настойчивые движения. Она смотрела на его лицо. Капля пота скатилась по его виску, и она поймала ее губами. Соленая.

— Инна.

Запоздалая нежность и ласка. Он упирается здоровой рукой, поднимается на локте и целует ее, спускаясь от губ все ниже, прокладывая дорожку с шеи на грудь, сжимает шершавой ладонью, касается соска, и у нее от наслаждения перехватывает дыхание. Мужчина вдруг охает от неловкого движения, забыв, что ранен.

Это возвращает к суровой реальности.

Время снова течет по-прежнему.

— Ой, ты как? — она испуганно смотрела на него.

— Нормально.

А то не видно? Переоценил свои возможности, но бросать на полпути чертовски неохота. Серый перекатился набок, со стороны здоровой руки, так и не выходя из Инны. Их ноги переплелись, они все еще вместе, соединены в единое целое. Хочется еще. Ему и ей.

— Эх…

Она поцеловала его. Серый поглядел на нее. Забавная, однако. И желанная. Черт побери! Жаль, что столько помех. В это время Инна обняла его, и рука ее медленно спустилась на поясницу… еще ниже… еще… и все началось сначала. Заштормило от страсти и желания. Мужчина тоже сжал ее талию, поднял и перекинул бедро на себя и продолжил то, что начал.

— Ох!

— Нравится?

Инна смущенно уткнулась ему куда-то в шею и поцеловала туда. Конечно… нравится… Не прекращай! Казалось, если он остановится, она умрет от разочарования.

— Да, — призналась она и вздрогнула от еще одного проникновения.

— Хорошо.

Медленно и тягуче, как мед, течет страсть. Не спеша закручивается спираль желания. И потому разрядка — неожиданная и острая — застает обоих врасплох. Тяжелое, сбивчивое дыхание превращается в стон. Кончают. Она чуть раньше, опередив на миг, он позже.

Инна все еще не очнулась от горько-сладкого дурмана. Хорошо. Лучше и быть не может.

Серый снова ощущает больную руку, но как-то так, слегка. Словно под заморозкой. Инна — лучшее обезболивающее на свете.

* * *

Он заснул так безмятежно, словно был тем самым волком, и наступил мир. Не шелохнулся, хотя за окном шумел проспект, а в комнате ходила и шуршала девчонка. Знал, что безопасно.

Инна все-таки его нарисовала, пока он спал. В весьма пикантном ракурсе. Она ему польстила, убрав недавние шрамы, зато остальное запечатлела во всей красе. Серый, конечно, потом отобрал наброски. Хотел порвать, только рука не поднялась. Оставил у себя.

Девушка дулась целых полдня, когда ее «раскулачили» и экспроприировали рисунки.

— Да ладно тебе, — сказал Сергей, пряча их в стол и закрывая на ключ.

— Не ладно.

Он промолчал, нянчиться не стал. Хочет — пусть обижается. Ее дело. Лишь бы не капала на мозги и не ныла.

Съездили выгулять собаку. Потом по магазинам, закупили разных вкусностей, чтобы устроить «праздник живота» и два дня не выходить из дома. Серый сначала держал характер, но потом передумал. Встал выбор: два дня провести приятно или на ножах. Девчонка порой бывала очень упрямой.

И тут ему пришла в голову одна мысль…

Инна дулась ровно до тех пор, пока он не свозил ее в художественный магазин. Девушка тут же забыла все свои высокие принципы про подарки. Если дать выбор, она бы тут жить осталась — среди этих красок, бумажных залежей, холстов, кистей и мелков. Так что она, как хомяк, разрываясь от жадности, унесла целую сумку с покупками. Мужчина только посмеивался. Обнаружил ее слабое место.

Как раз успели перед закрытием магазина.

Наступал Новый Год.

— Спасибо! — она чмокнула мужчину в щеку, не выпуская добычу из рук.

Падал снег.

— Пожалуйста, — он отобрал пакет и понес дальше.

Наконец-то помирились после того, как Сергей у нее отобрал наброски. Но Инна знала, что непременно напишет его портрет. Глаза и руки помнят.

Она знала каждую его черточку и морщинку, каждый шрам на теле, каждую родинку… Странно, но за этим непримечательным лицом ей виделось совсем другое. Почему? Кто бы объяснил. Ему бы горбинка на носу пошла. Сразу появилась бы индивидуальность. Хотя при его э-э… профессии… так даже лучше. Незапоминающаяся обычная внешность — только плюс.

— О чем задумалась?

— Ни о чем.

Врет и не краснеет.

— Точно?

— Тебе нос случайно не ломали? — спросила Инна.

Ломали. И не только нос.

— Случайно да. Было дело.

Причем трижды. Два раза в драках и один раз сами доктора, которые настоящие садисты, особенно пластические хирурги. Он до сих пор помнил, как специальным молоточком долбили по переносице. Бр-р…

— И потом исправляли? Да? — уточнила она.

— Исправляли.

Вот пристала. Вполне нормальное лицо ему состряпали. Собрали по кускам, можно сказать. Он доволен. Могло быть и хуже. Инна ступила на скользкую дорожку и задает неудобные вопросы. Еще один вопрос — и он ее увезет на квартиру, где заставит замолчать, чтобы знала свое место. Способ выберет сам.

— Эх…

Художница поняла, что лучше остановиться, иначе разговор уведет ее не туда. Серый обрадовался молчанию. Так и дошли от магазина до центра города, где стояла наряженная красавица-елка. Вообще-то это не дерево, как бывало раньше, а стальная основа, на которую прикрепили еловые «лапы» и гирлянды. Она возвышалась на площади и сияла, освещая все вокруг. Вокруг залили небольшой каток и поставили горки. Дети и взрослые наворачивали круги на коньках и ледянках.

Рядом разворачивали сцену для вечернего концерта и стойки для пиротехников. Будут запускать салют.

— Пойдем вечером? — из вежливости спросил мужчина, хотя совсем не хотел идти.

— Не-а.

Инна не любила толпу. Неестественное, разухабистое веселье сопровождается попойкой. Люди оглушают криками. Все сходят с ума и ведут себя, как единый организм. Одна она нормальная.

Ты задыхаешься и паникуешь. Такое ощущение, что сейчас тебя раздавят и затопчут. Хочется убежать подальше и потом неделю не выходить из дома.

— Вот и хорошо, — обрадовался он. — Дома отметим.

Легко сказал: дома. Даже невольно удивился, а потом понял, что хотел бы задержаться в этом городе еще немного. Почему? Потому что тут она. Инна.

* * *

Он оставил Инну готовиться к празднику, а сам отъехал ненадолго по делам. У них с Иванченко и Гриневым состоялась внеочередная встреча. Не телефонный разговор, лучше при встрече. Они обсудили совместную операцию, устроенную ментами и особистами. В общем, все прошло по плану Гринева. Чеченов обвинили в убийстве Панина и всех постреляли.

Кто-то из особистов новые лычки получит за успешное выполнение задания. А Гринев — премию от руководства, интриган х**нов.

— А если бы кто-то сдался? — Иванченко всегда просчитывал разные варианты развития событий, в том числе и негативные. — Рассказали бы, что это мы отдели Панина чеченам?

— Не сдались — раз, не рассказали бы — два. Они всегда сами разбираются, по своим каналам, — ответил Гринев.

Он был уверен в своей правоте и доволен, как хитрый кот, съевший чужую сметану.

— Отлично, значит, празднуем спокойно, — подытожил главный. — А, Серый? Каково! Алиби себе не забудь обеспечить.

— Слушаюсь!

Хорошее такое алиби вырисовывается. Если на него вздумают навесить какую-нибудь праздничную «мокруху» — не выйдет. Он почти все время с Инной. Соседи видели, опять же, парни эти с петардами из соседнего подъезда, продавцы в магазине. Два дня мелькает тот тут, то там.

Визитку, кстати, он Гриневу так и не отдал. Как оказалось, это дело личное. Ни к чему впутывать друзей. «Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой…» Похоронено и забыто вместе с прошлой жизнью. Ворошить ни к чему.

В машине он снова достал визитку, которую дала девчонка, и задумался. Вот как интересно. Инна Викторовна, которая на самом деле Алина, и которая блондинка, а не брюнетка, была ему давно и хорошо знакома. Но он не думал, что они так скоро свидятся.

Думал, дурак, начнет жить обычной жизнью, только не получилось. Телохранителя и инструктора из него, увы, не вышло. А теперь даже простым преступником не дают стать, пришли по его душу.

Обложили флажками, как на охоте. Да уж, счастливого Нового года.

Виле грюсе аус Рюсланд.

Сталинград. Аллес капут.

* * *

Инна ждала Сергея. Когда он приехал, всего зацеловала. Она стояла в прихожей в его старой рубашке, надев ее вместо халата. Подпоясалась шнуром от гардин. На щеке — пятнышко, наверное, от шоколада. Серый поглядел и потер пальцем, и девушка рассмеялась.

— Ну, Сергей. Грязь, да?

— Сладкая, — попробовал он на вкус.

— Десерт делала, — доложила она.

Инна вдруг каким-то шестым чувством поняла: что-то случилось.

— Ты заболел? — забеспокоилась она. — Где болит? Рука?

Внутри болит. Душа болит, которой у него нет. И*ать колотить.

— Нормально все. Просто устал.

— Ужин готов, — сказала она. — Сладкого надо. Может, у тебя сахар низкий.

— Ага, как у диабетика, — пошутил он.

Серый потихоньку приходил в себя. Подумал о девчонке, которой мог испортить жизнь, об Иванченко и Гриневе, которых просто обязан предупредить. Решение давалось нелегко.

Инна поставила перед ним чашку с чаем и креманку с чем-то шоколадным. Вот для чего она покупала бисквиты и нутеллу, оказывается! Серый машинально попробовал и втянулся, съел все подчистую. Потом девушка сунула ему тарелку с салатом и курицей.

— А ты?

— Я уже напробовалась, пока делала. Просто посижу с тобой, ладно?

— Ладно.

Сиди. Смотри. Просто будь рядом.

* * *

Куранты били двенадцать. Президент зачитывал новогоднее обращение к гражданам. Телевизор вполголоса что-то бубнил. На улице взлетали и гасли петарды.

Серый с Инной лежали в постели и лениво, полусонно целовались. Они только что еще раз отпраздновали.

Отличное завершение года, прямо вишенка на торте.

Нечего больше желать.