Я повернулась к послу и сказала:
— Вы не возражаете, если я ненадолго вас оставлю? Побудьте здесь немного. Я скоро вернусь.
— Э… нет. Не возражаю. Куда вы? — удивился он.
— Я в номере девять. Как только прибудут люди из Службы безопасности, посылайте их туда, — ответила я. — А это на всякий случай.
Я отдала ему запасной ключ доступа и пошла в снятый мной номер.
Открыв дверь номера, я огляделась. За шторкой обнаружилась небольшая сидячая ванна. Включив воду, я нажала на кнопку раздатчика, и на подставку выпал комплект из губки, моющего средства с яблочным ароматом и полотенца. Дополнительной опцией я заказала одноразовое чистое белье.
О, Боги и Богини! Неограниченное водопотребление. От часа оставалось ровно сорок пять минут. Время пошло…
* * *
Я уложилась ровно в полчаса и уже сушила феном волосы, когда в дверь без предупреждения распахнулась. На пороге, не решаясь войти внутрь, стоял Хаоли Этти.
— Господин посол?
— Доктор Рагнарссен, с вами все в порядке? — спросил он. — Вас долго не было.
— Более чем. Все просто отлично, — ответила я, приплясывая на одной ноге, чтобы вытрясти воду из уха. — Дайте мне еще пять минут. Вы не могли бы подождать снаружи?
— Да, простите. Я, наверное, не вовремя, — сказал он.
Посол смутился, и немудрено. Я была в белом нетканом топе до бедер и таком же белье, выданном раздатчиком отеля. Но мне проще показать, что ничего особенного не происходит, чем смущаться и краснеть при виде постороннего мужчины.
Мой кит привык плавать нагишом, и вряд ли его это смущает… разве что, иногда. Исключения крайне редки.
* * *
Когда меня снова побеспокоили, я уже переоделась в привычную синюю форму и была готова к общению.
На пороге стоял взъерошенный Родригес. Вот как он, должно быть, выглядит после… Да-да, тут должна быть некая небрежность.
Слишком идеальные мужчины меня всегда настораживали. Это или скрытые психопаты, или, по крайней мере, люди с диссоциативным расстройством личности. Уж в этом разбиралась, как никто другой.
— Рагнарссен, вы соображаете, что натворили?!! — прорычал он, схватив меня за ворот форменного кителя и практически прижавшись ко мне лицом. — Как мне теперь разгребать за вами все это дерьмо?!
— Отлично соображаю. Я предотвратила дипломатический скандал с эрргами. Чем вы недовольны? — спокойно сказала я, а потом прошипела ему в лицо, — А ну-ка, отпустите! Немедленно!
Он отпустил и, по-моему, немного успокоился и стал думать головой.
— Вы уже видели записи, которые сделал Хорхе? — поинтересовалась я.
— Не успел.
— Ну так посмотрите, — бросила я. — Там все достаточно ясно. Рекомендую заблокировать скачковый механизм торгового судна и начать официальное расследование.
Ну, вот… Все хорошее когда-нибудь кончается. Еще три года до возвращения и полноценной ванны. Кончики пальцев все еще были сморщенными от горячей воды.
Не знаю, как насчет моего "дерьма", но мне абсолютно точно придется иметь дело с дерьмом Родригеса и военного советника, и такая куча даже слону не снилась.
* * *
Когда меня уводили для снятия показаний, а фактически на допрос, я, проходя мимо, на секунду остановилась в коридоре и кивнула послу и его "секретарю".
Вот вляпалась. Я подумала о том, что — страшно подумать — пришельцы могут подумать обо всем этом. Или не подумают? Почему я сужу о них с точки зрения человека? По крайней мере, мне не хватило ума задуматься о последствиях.
— Прошу меня извинить. Это меньшее из двух зол, если вы понимаете, о чем я, — неловко попросила я прощения за доставленные им неудобства. — Я должна была так поступить.
Кем бы они ни были — врагами, чужаками или кем-то еще, — они не заслужили такого обращения.
— Ничего. Все в порядке. Я вас понимаю, — ответил посол и впервые искренне мне улыбнулся.
* * *
Спустя половину суток от меня наконец отстали, я получила внеочередной отгул и дисциплинарное взыскание.
Я, конечно, не рассчитывала на благодарность, но это… Такая отметка в личном деле на будущее, равно как и вычет неустойки по контракту меня совсем не устраивали. Впрочем, я всегда могла его разорвать, хоть и со значительными финансовыми потерями. Что я и сделала.
Не прошло и получаса после того, как я отправила официальный запрос на расторжение контракта и оформила заказ места на ближайший рейс на Фрейю, как мой коммуникатор уже разрывался от вызовов начальства.
Я отключила звук, заблокировала дверь в своем лофте и легла спать. Сон всегда был моей защитной реакцией на стресс.
Мне снился кричащий на меня Родригес и, почему-то, Эши Этти. Они тянули меня за руки в разные стороны, словно хотели разорвать пополам. Потом мои руки превратились в плавники, и я легко освободилась от их хватки.
Оставив мужчин на поверхности, я ушла в глубину, издавая протяжный зов, как кит.
* * *
Разумеется, мой шантаж сработал. Хотя это был вовсе не шантаж. Просто начальник станции и остальные так решили. Пусть… Главное — результат.
Дисциплинарное взыскание сняли, жалованье не урезали, так что я осталась при своем, и это не могло не радовать. Хотя неприятный осадок, без сомнения, остался.
Я продолжала принимать пациентов, опылять свои томаты и тренироваться с десантниками. И еще я продолжила встречи с дипломатами эррг.
Есть теперь приходилось за общим столом с начальством. Хаоли Этти с любопытством отведал мои продукты, запас которых с каждым днем уменьшался. Ему понравились водоросли и чай, и он выразил надежду, что еще раз попробует их по прибытии на Фрейю.
— Думаю, это возможно. В анклаве Нихон, откуда родом моя мать, знают толк в хорошем чае и чайных церемониях, — обтекаемо ответила я.
— Это интересно, — ответил посол. — А в чем заключается эта церемония? Какое она имеет значение?
— Сложно сказать, — задумалась я о смысле дзен. — Словами это трудно выразить. Мой дед знаком с человеком, практикующим чайную церемонию. Надо попробовать, а потом решить для себя.
Невыразимое нельзя передать словами. Так же бессмысленно, как человеку с аносмией пытаться объяснить, как пахнет сливочная тянучка, а слепому — как прекрасно небо на рассвете, розово-лиловое. Разве можно объяснить это только сцеплением рецепторов слизистой носа и циклических ароматических соединений или попаданием квантов света на сетчатку глаза?
Причина и следствие, механизм возникновения, но не одно и то же. И не суть явления.
Медитативно взбивать зеленый порошок с водой, отмечая его насыщенный цвет, свежий запах и терпкий вкус, контраст с грубой глиняной чашей, которая хранит следы рук создателя… И передавать после глотка другому участнику церемонии.
Разве можно это объяснить в двух словах? Это можно только испытать, как и жизнь.
Когда я смотрю в глаза послу, мне не хочется отводить взгляд.
* * *
Однажды посол заинтересовался, чем мы с Хорхе занимаемся весь остаток ужина, и я на свою голову показала проекцию с очередной партией в Го.
После этого посол попросил у меня несколько уроков. С одной стороны, мне не нравилось это навязанное внимание, но, с другой… Может, у Хорхе наконец появится достойный соперник? Хаоли Этти проявлял отличные стратегические способности в игре.
Я же с досадой заметила, что все чаще проигрываю Хорхе. Может, виной тому присутствие Эши Этти, который неотлучно находился при после и молча сидел рядом с ним. "Секретарь" наблюдал за мной. Иногда просто испытующе, а иногда настолько неприятно давил на психику, что я терялась. Он считал это своим долгом? Все еще считал, что я "угроза"?
Посол, по контрасту со своим подчиненным, был очень комфортным в общении. Он исподволь пытался узнать больше о моей семье. Особенно его интересовал мой отец. Я понимала это и отделывалась общими фразами, но всего не удавалось скрыть.
Сейчас я лучше понимала небрежно брошенные отцом фразы вроде "что-то вынюхивают, собаки!" или "воротят нос от нас". Оказывается, все это имело скорее буквальный, чем фигуральный смысл…
Однажды посол все-таки напросился ко мне в лофт, поинтересовавшись, как живет простой доктор на станции. Ну как-как? Как все. В адской тесноте.
Я немного сгладила это, воссоздав аскетическую обстановку нихонского дома, но не более того. Циновка на полу, пара плоских подушек вместо положенных стульев и низенький столик в центре. Кровати тоже не было. Я сдала ее на склад и спала на толстом мате, который днем сворачивала и убирала. На стене висела рамка со старомодными плоскостными фотографиями и каллиграфическое изречение Иккю.
— Мне нравится обстановка вашего дома, — сказал посол, оглядевшись вокруг.
— Э… спасибо.
Похоже, что ему и правда понравилось. Он обошел комнату по периметру и стал изучать фотографии.
На одной из них были родители и я с братом, оба пятилетние, стриженые под "скобку", как нихонские дети. Эрик улыбался, показывая дырку на месте выпавшего молочного зуба, а родители держались за руки, поглядывая друг на друга.
Вот дед, спокойный, степенный и морщинистый, как старый каштан. Волосы зачесаны набок, прикрывая лысину — "луна сквозь бамбук", традиционное юката скрывает его возрастную худобу. Моя мать рядом с ним по контрасту кажется еще моложе, чем на самом деле. Она — последыш, младший ребенок в семье, и отец ей в деды годился, а нам с братом — в прадеды, но для своего возраста мыслил на редкость здраво и ясно.
Еще одно фото, где я в мантии и четырехугольной шляпе в компании таких же выпускников произношу речь от имени нашей группы.
И наша семья с многочисленными родственниками со стороны Рагнарссенов. Женщины и мужчины, все, как на подбор, рыжие и светловолосые, в национальных бюнад, выстроились для общего фото. Я стою с краю, мне тринадцать. На мне тоже платье из синего сукна и новенькие туфли с серебряными пряжками. С непривычки ощущается странно. Помню, как отец ободряюще сжал мою потную ладошку и прижал меня к себе: я тогда очень стеснялась.
— Что это? — спросил посол, заинтересовавшись каллиграфией. — Выглядит… изящно… красиво? Я правильно выразился? Эта абстракция хорошо смотрится.
— Это не абстракция. Надпись на одном из земных языков.
— Да? А о чем она?
— "Все коаны лишь ведут тебя дальше", — коряво и почти дословно перевела я на спанглиш.
Лишь бледная тень того смысла, что несли слова, а более того — нажим кисти и намерение того, кто это написал.
— Коаны? Что это значит? — продолжал спрашивать мужчина.
— То же самое, что и чайная церемония. Нельзя объяснить, не испытав что-то. Много знаний, много способов, но лишь в практике будет истинное познание.
Я не уточнила, что это был подарок с двойным смыслом. Лишь начало изречения, первая строка стихотворения. Продолжение было крайне скандальным. Этот коан был доступен лишь посвященным.
Когда мама увидела это у меня в спальне, она вспыхнула, но ничего не сказала. Но поняла. И я поняла, что она поняла. Хорошо, что она тогда не спросила, от кого этот подарок.
— Кто это на изображении? — спросил Хаоли Этти, указав рукой на деда. — Он выглядит иначе, чем остальные.
Рука посла такая изящная, но в то же время сильная, и пропорции ближе к астеническим. Интересно… Если у них телосложение связано с кастой, то моя догадка насчет "секретаря" верна.
Ближайшая аналогия, наверное — военная каста сикхов с Нью Дели. Они тоже выглядят мощнее и выше остальных, в то время как брахманы ниже ростом и изящнее. Заточенность на определенную функцию в обществе приводила к закреплению характерных признаков.
— Доктор Рагнарссен?
— А… это мой дед, — ответила я.
Интересно, имеет ли посол понятие о человеческих расах? Думаю, облик деда ему показался непривычным. Азиаты долго сохраняют моложавый облик, но, постарев, меняются до неузнаваемости.
Странно, что он не спросил про мать. Она тоже отличалась внешне. Ну, эту тему я поднимать не буду раньше времени. Пусть ксенологи из дипкорпуса сами разбираются с этим.
— Получается, это он научил вас играть? — задал риторический вопрос посол, поскольку и так знал ответ.
Я утвердительно кивнула, а потом предложила ему чаю. Он не стал отказываться.
* * *
В конце квартала техники заговорили об активизации сингулярности вблизи станции. Чтобы ускорить развитие процесса, станцию отогнали на значительное расстояние, оставив несколько следящих зондов, и стали ожидать открытия портала.
К тому времени в плазменных реакторах созрело необходимое количество "странной материи", которой можно было стабилизировать портал и расширить до нужных размеров.
Пока шли приготовления, я отправилась в непродолжительную поездку в колонию на астероидах. Мне предстояло осмотреть и привить заключенных, при необходимости отсортировать больных и оказать помощь. Эти рутинные обязанности я выполняла каждую пару месяцев, по очереди с Димпси.
По пути пришлось ответить на позывные с пояса астероидов, где работали свободные старатели. Необходимо было провести диагностику пациента с подозрением на аппендицит.
По технике безопасности я надела гермокостюм и вошла в шлюз одна, после чего челнок сразу же отсоединился.
* * *
Внутри я, все так же, не снимая гермокостюм, по радиочастотному передатчику сообщила старателям, чтобы меня проводили к больному.
В маленькой клетушке, вырубленной лазером прямо в скале, укрытый одеялом, лежал бледный мужчина. Я нагнулась к нему и получила сильный удар сзади по шлему чем-то тяжелым.
— Что за?.. — выругалась я, встряхнув головой.
Лишь благодаря шлему я избежала сотрясения. Не успела я опомниться, как получила новый удар по голове, так что передняя часть шлема из прозрачного полимера деформировалась и вдавилась внутрь, но, к счастью, не разбилась. Мне заломили руки за спину и связали.
— В чем дело? Что вы делаете?! — закричала я, вырываясь.
— Доктор, ничего личного, — сказал мне один из старателей. — Ведите себя хорошо, и ничего с вами не случится.
— Вы мне скажете, в чем дело?!
— М… кажется, ей проще сказать, а то так и будет вопить, — сказал второй мужчина, постарше и более грузный, чем тот, который меня связал.
— Доктор, мы берем вас в заложники. Как только на станции выполнят наши требования, мы вас отпустим. Ведите себя хорошо, и с вами ничего не случится, — сказал он.
"Ха! Это он сейчас так говорит". Ни разу на моей памяти взятие кого-либо в заложники не заканчивалось без жертв. В лучшем случае — жертв со стороны преступников.
* * *
Потом похитители отключили внешние сенсоры, и я оказалась в полнейшей тишине. Шлем глушил почти все звуки, превращая их в невнятный гул.
Я попыталась по губам понять, о чем приблизительно говорили старатели, но тщетно. Когда воздушный патрон начал заканчиваться, один и похитителей просто открутил предохранитель, и внутрь стал поступать воздух извне.
"Какое нарушение техники безопасности, доктор Рагнарссен". Как будто это меня сейчас должно волновать!
Не знаю, зачем им нужно на станцию и что они собираются требовать, но техника безопасности — последнее, что меня должно волновать.