Домой мы возвращались архаичным способом из-за отсутствия атмосферного "лифта", который был утрачен небесным городом. Челнок, предназначенный для преодоления атмосферы, приземлился в космопорте рядом с Нью Трондхеймом, столицей Фрейи. Перегрузка благодаря работе компенсаторов не ощущалась, но инерция никуда не делась и впечатала меня в мягкое кресло.

Мы зарегистрировались, после чего получили разрешение выйти наружу. Нас с отцом уже ждали. Вооруженная охрана в защитных костюмах. Столько предосторожностей из-за меня одной… В одном из вооруженных людей я с удивлением узнала Улафа! Я осторожно коснулась руки отца. Он проследил за моим взглядом и сказал:

— Это я распорядился. Попросил его охранять тебя.

— Но, отец!

— Потом поговорим, — снова вошел он в роль строгого родителя.

Я была ужасно зла на отца. Конечно, он не знал всего, что случилось. Я никому не рассказывала, кроме дока Фредриксена. Но отец знал, что мы с Улафом расстались. Так долго избегать неприятных воспоминаний, чтобы столкнуться с ними лицом к лицу…

"Только не он!" Меня не нужно охранять. Вообще. Показания под присягой я уже дала, все записано и запротоколировано. Никому больше нет нужды от меня избавляться. И… он мне в охране не нужен. Внутри собиралась противная дрожь, и сердце забилось часто-часто. Я украдкой вытерла об одежду влажные ладони.

Лицо Улафа, видимое в прорези шлема за прозрачным щитком, было бесстрастным, как будто мы не знакомы. Хорошо. Я не знала, что сказать, если он вдруг заговорит со мной.

Мы сели в портовый флаер, который доставил нас в здание космопорта. Улаф сидел напротив меня, пристроив плазмоган в проходе дулом вниз и не снимая рук с рукояти. Я отстраненно рассматривала, подмечая изменения, накопившиеся за три года с тех пор, как я его видела в последний раз. Ему весьма успешно выпрямили сломанный нос. Он загорел и уже не выглядел изможденным. На подбородке совсем не по уставу — светлая, выгоревшая на солнце щетина.

Заметив, что я разглядываю, он уставился на меня в упор, и я тут же отвела взгляд. Надеюсь, он не поймет меня неправильно. Ничего не осталось.

* * *

В день приезда я отдыхала в нашей городской квартире, а отец уехал в Родехус улаживать дела. Улаф и другие остались в здании, чтобы меня охранять.

После отставки он связался с местным самоуправлением и консультировал по вопросам военных поставок. Логистика, закупки и прочее… Он умел быть полезным. Раньше это тоже входило в его обязанности. Он всегда интересовался отчетами нашей военной приемки и изучал сформированный заказ, вгоняя в дрожь подчиненных.

Я достала коммуникатор и отправила вызов маме. Мы немного поговорили. Она была рада, что я наконец-то дома. Про чужаков тактично не спрашивала, зная, что я сама ей все расскажу при личной встрече. Такие разговоры не для коммуникатора.

Потом связалась с Гудрун, которая обрадовалась не меньше, чем я.

— Ну как там образец? Выяснила, что это такое? — спросила я.

— Хельга! Где ты его взяла? Это что-то невероятное, — возбужденно спросила подруга. — Ты должна приехать и ознакомиться с результатами.

Ясно. Тоже не доверяет линии. Пусть даже она считается защищенной, для ИскИна это не помеха. Я пообещала приехать, как только будет возможно оторваться от охраны и зажить обычной жизнью.

Я вскрыла свой накопитель в инфосфере и стала перебирать сообщения за последние несколько лет. Также я аннулировала сервис по отправке корреспонденции. Еще до отъезда на станцию я приобрела подарки и поздравления, которые должны были доставлять близким, пока я отсутствовала. Теперь я могла сделать это лично.

Связавшись с известной юридической фирмой, услуги которой стоили до неприличия дорого, я договорилась о встрече. Я переправила им все необходимые документы, чтобы начать процедуру расторжения моего контракта по найму, и с облегчением вздохнула.

А потом, возможно, совершила самую большую глупость за последние дни, позвонив своему психоаналитику.

* * *

Док Фредриксен был по-настоящему странным. Хотя… кто я такая, чтобы судить? Думаю, человек, который должен общаться с "психами", сам отчасти должен быть ненормальным.

Странно ощущать себя бабочкой под стеклом, когда не можешь шевельнуться, а твои чувства препарирует безумный энтомолог. И, что интересно, я совсем не против. Он вытаскивает из глубины подсознания скрытые воспоминания и подавленные, загнанные внутрь эмоции. Сначала неприятно и больно обнажать все тайное перед незнакомцем. Потом приходит облегчение.

И так, постепенно, слой за слоем, мы поднимаем и пытаемся решить проблемы. А если не решить, то хотя бы понять их причины и следствия. Он не сравнивал это с луковицей, как другие умники.

— Мне не нравится такое сравнение, — говорил он.

— Почему? — стало интересно мне, почему он видит это иначе.

— В луковице есть одна особенность, Хельга.

— Какая?

— Много всего наворочено, а внутри ничего нет.

"Проклятье. Груминг у шимпанзе, вот что это такое". Мне просто не с кем обсудить свои проблемы, и я плачу деньги доктору, чтобы поговорить. Выговориться.

— В таком случае, с чем лучше сравнить то, что мы делаем? — удивилась я. — Разве это не бессмысленное времяпрепровождение, если в конце не будет результата?

Я лежу на кушетке, но не на спине, а на боку, подвернув и прижав полусогнутые в коленях ноги к животу. У него широкая кушетка, которая это позволяет. Это тоже часть защитной реакции на вторжение во внутренний мир. Что-то вроде позы зародыша. Животное обычно защищает свой живот от посторонних. Лежать на спине, полностью открывшись — высшая степень доверия. Док Фредриксен никогда на этом не настаивал, как другие.

Я знаю, что ему за пятьдесят. Он немного моложе моего отца, но на висках уже серебрится благородная седина. У него хищный профиль, высокий лоб с залысинами, холодные голубые глаза и полные, чувственные губы. Если вспомнить теорию Ломброзо, можно сделать вывод, что это умный и порочный человек. Харизматичный тип с лицензией на препарирование чужих душ.

Он сидит на стуле чуть дальше изголовья, сбоку, но при желании я могу его видеть. Это тоже необычно. Лучше, чем просто слышать голос. Когда я до него ходила к женщине, я ее не видела, и мне всегда казалось, что она во время сеанса перебирает бумаги или занимается чем-то посторонним. Она пыталась склонить меня обратиться в кризисный центр для жертв домашнего насилия, и на этой ноте мы расстались.

— Хм… Я бы сравнил это с семью покрывалами Саломеи, — откликнулся Фредриксен. — Все они по-своему прекрасны и равнозначны. А под ними, Хельга, то, чем вы на самом деле являетесь.

Ну, да. Например, мой Белый Кит. Под белым покрывалом Белизны… Док, когда обнаружил эту сущность, весьма заинтересовался. До сеансов это было чем-то аморфным и неструктурированным.

Он предложил придать моему альтер эго форму, дать ему имя и выделить место, где ему будет удобно. Научил лучше контролировать и выпускать на свободу для того, чтобы погулять или поохотиться. Сбросить стресс. Получить в награду чью-то голову — чужую или свою собственную.

Док Фредриксен не решил до конца мои проблемы с мужчинами. Но зато сделал гораздо больше, примирив между собой обе части моего "Я".

* * *

Он ответил сразу же, как только я послала вызов.

— Добрый вечер, доктор Фредриксен, — поприветствовала я его и сразу перешла к делу. — Когда вы сможете меня принять?

— И вам добрый вечер, Хельга. Вас давно не было на Фрейе. Как ваша жизнь на новом месте? — спросил он и прищурил глаза, как кот. — Не наскучили? Слышал, вы приехали вместе с чужаками.

Было в нем что-то такое… хищное. Может быть, у него была своя сущность, только не кит, а кто-то из семейства кошачьих. Оно выскальзывало из укрытия, потягивалось и выпускало когти, то хватая, то отпуская добычу. Когда док нащупывал слабое место, то начинал работать с ним, вытаскивая проблему на поверхность.

— Как раз об этом я и хотела поговорить. Думаю, мне нужен ваш совет, — сказала я.

— Почему я, а не штатный ксенолог?

— Вы серьезно?

Ксенологи все поголовно военные, такие так просто не отпустят, стоит мне заикнуться о проблемах и отношениях с эрргами. Кажется, все это было написано у меня на лице, так как доктор засмеялся и сказал:

— Я пошутил. Понятно, что с ними вы не хотите иметь дела. Но вы осознаете, что по запросу военных я обязан вскрыть записи с сеансов?

— Понимаю. А что, мы уже воюем? — пошутила я.

Для того, чтобы получить доступ к записям, нужно, как минимум, ввести военное положение. Или решение суда. В противном случае доктор откажет или уничтожит записи, на свое усмотрение. И никто его не упрекнет. Конфиденциальность превыше всего!

— Жду вас на этой неделе. У меня есть несколько окон в расписании. Я пришлю вам сообщение, а вы выберете удобное время, — сказал он и отключился.

* * *

Один день в номере — это ничто. На станции я привыкла годами не видеть неба. Но даже там я не находилась подолгу в одном помещении. Мне хотелось прогуляться. Желательно — без охраны.

Однако выйти значит столкнуться с Улафом. Дилемма… Что же делать?

Охрану мог бы отозвать кто-то, имеющий достаточно высокий статус у военных или в правительстве. Король или Вилья. Ни одного из них я не знала лично, так что отпадает. К тому же, скорее всего, распоряжение усилить охрану исходило от них самих. Отец нынче не в фаворе. А вот в руководстве…

"Нет! Хельга, не смей!" — мысленно обругала я саму себя. Тот, о ком я подумала, занимал не последнее место в военном аппарате. Я сама разорвала все связи, когда пришло время. С другой стороны, он был мне должен. Сейчас как раз тот случай, чтобы надавить и истребовать виру.

Подумала…

…и послала ему сообщение.

"Это Майко. Сыграем?"