— О чем?

— Зачем я вам?

Ключевой вопрос был "Почему?" Почему он выбрал меня? Почему связался с человеком? Потому что я дочь врага? Это давало какие-то преимущества в переговорах? Вряд ли.

Тогда зачем? Что это дает послу? Я не верила в любовь с первого взгляда, особенно если это касалось пришельцев. Может быть, они вообще не имеют понятия о таких высоких материях. Многие люди, справедливости ради, тоже…

С другой стороны, его "секретарь" был тоже против нашей связи. И одновременно жаждал заполучить "трофей". Я припомнила разговор в баре на космической станции. Хаоли, кофе и странное предложение, от которого просто невозможно отказаться.

Первопричина всего была на поверхности. Бритва Оккама отсекает все ненужное. Но мне надо было убедиться, права я или нет.

Хаоли Этти отодвинулся, чтобы лучше видеть мое лицо. Странно. Мимика, должно быть, у нас на самом деле сходная, раз он полагается на зрительный контакт. В любом случае, он еще и принюхивался. Не стесняясь, поднес руку к носу, извлек из ноздрей миниатюрные фильтры и принюхался.

— О! Зачем они вам?

— В этом доме слишком много запахов, — проворчал посол. — Я попросил ваших людей убрать устройства, но это сложнее, чем кажется.

Ах, вот он о чем! В системе вентиляции и рециркуляции воздуха в санузлах и служебных помещениях была снабжена функцией освежения и ароматизации. Но я отвлеклась.

— Вы не ответили, господин посол.

Хотела пошутить, но получилось глупо. Только-только сократив дистанцию, я снова ее увеличила, переходя на формальное обращение. Мужчина прижался лбом к моему лбу, втянул воздух и что-то тихо пробормотал на своем языке. Снова отстранился и взъерошил волосы. В этот момент я отчетливо поняла, на кого похож Эши Этти, если не внешне, то своими повадками.

— Вы точно хотите знать? — почти без надежды переспросил он.

— Да, хочу.

— Даже если это будет неприятно? — эррг сделал паузу. — Правда не всегда принимает подходящую форму.

— Просто ответьте на вопрос.

Тогда он просто взял меня за руку и потянул прочь из кабинета. Мы прошли уже знакомым маршрутом, спустились на лифте в жилую зону и добрались до его комнаты.

На входе посол активировал "глушилку" отца. Когда он пересек черту, ограниченную рамкой, с него осыпалось что-то вроде пыли. Я последовала за ним, и с меня вспорхнуло точно такое же облачко, которое быстро осело. В воздухе стоял запах озона и тихое потрескивание. Прибор запищал, извещая об окончании очистки от следящих наноботов. В вентиляции загудело, и пыль втянулась в один из скрытых каналов.

— Поговорим, — непринужденно улыбнулся Хаоли, не отпуская моей ладони.

Если бы не телесный контакт, я бы не догадалась, насколько он напряжен.

— Вы хотели знать причину? — переспросил он. — Для этого нужно безопасное место.

— Безопасное? — тупо, непонимающе повторила я. — Что вы имеете в виду?

— Теперь можно показать, — сказал посол и начал раздеваться, стягивая с себя традиционные одежды.

О, боги и богини! Что он задумал? Явно не то, о чем можно было подумать, исходя из ситуации. Когда мужчина закончил, на нем осталась только "одежда" — симбионт, который стек с костюма и распластался на груди у посла, маскируясь под родимое пятно. Наверное, недавно питался, раз его было видно.

Животное было крупнее моего и напоминало по форме небольшого ската или камбалу. Небольшой такой ромб с выступом на одной из граней, который по ошибке можно было принять за ротовое отверстие.

— И что теперь? — спросила я.

— Руку.

С опаской, еще не зная, чего ожидать, я протянула руку. Посол выдохнул, издав звук на грани слышимости, и через пару секунд моя "одежда" тоже выползла из-под манжеты. Симбионт посла поплыл вниз по коже своего владельца, чтобы встретиться с собратом. Я опять ощутила укол и вздрогнула.

— Теперь смотрите.

Посол менялся. Сначала на гладкой коже появились чешуйки, которые превратились в рыжий пушок; грудная клетка слегка раздалась в стороны; посол стал чуть бледнее, отчего новоявленные веснушки стали заметнее.

Волосы из темных вдруг стали рыжими, а привычные серые глаза — карими. Скулы выступали чуть сильнее обычного, глаза сузились, и над ними появились надглазные складки. Уши слегка оттопырились. Тонкие губы стали полнее и чувственнее.

Он улыбнулся. Между передних зубов мелькнула небольшая щель, точь-в-точь такая, как у меня в детстве, до того, как зубы выправили скобками.

Преображение заняло меньше минуты. Я ахнула.

— Вы хотели правды, Хельга, — продолжил он. — Теперь вы знаете.

Передо мной стоял человек, который внешне напоминал моего брата. Или меня.

— Но… как такое возможно?!

Это не было обычной мимикрией. К тому же, меня сбивало с толку то, что симбионт пришельца взял пробу крови. Что-то здесь было не так.

— Одежда передает… информацию трофея, — с трудом подобрал слова посол. — Они обмениваются, чтобы отдать ее владельцу. И наоборот.

Тому, что я испытала, было сложно подобрать название. Инсайт, кэнсё, озарение? Прозрение? Я вдруг поняла, как это работает.

О, боги и богини!!! Обратная транскрипция белок-ген! Неужели это возможно? Это было единственное, что приходило на ум. Раньше считалось, что этого не может быть. Изредка в научном мире раздавались робкие голоса в защиту крамольной мысли, строились гипотезы, но они так и не были подтверждены на практике.

Это явление не встречалось в терранской природе, хотя было экспериментально доказано в лабораторных условиях. Но, раз возможно в теории — рано или поздно встретится и на практике. Это был как раз такой случай!

Если имеется прямая, от гена к белку, то должна быть и обратная. Он берет чужой белок, считывает и заимствует. Что-то в его организме позволяет ему воссоздать код и синтезировать те же самые белки, что и у человека. Странно только, что трансформация была частичной, обратимой и не летальной. Ведь это чужеродные белки, которые у человека вызвали бы сильнейший иммунный ответ.

А что значит "наоборот"? Люди к такому не приспособлены по определению. Должно быть, посол имел в виду других эрргов. Может быть, у них существовал полноценный обмен генетической информацией. Например, с брачным партнером или "трофеем".

Теперь мне становилась понятна их повышенная чувствительность к запахам. Они не просто обоняют, а "собирают пробы". И эта их зацикленность на еде, должно быть, могла быть следствием этого. Хотя я могла и ошибаться, с учетом того, что продукты подвергались частичной или полной тепловой обработке, затрагивая белковые структуры.

С другой стороны, что есть обычай, как не следствие культуры и биологии?

Эррги, став разумными, не перестали быть отчасти животными (как и люди). Пока не было тепловой обработки пищи, каждый кусочек для них нес в себе информацию об источнике. Смысл такого жеста был шире, чем у людей.

Человеческий обычай преподносить подарки, задабривая даму сердца — не что иное, как далекое эхо тех времен, когда от этого зависело выживание вида. У земных животных смысл ухаживания сводился к доказательству состоятельности как кормильца и защитника. И только.

Сходство было, но только внешнее.

Посол "заимствовал", и делал это непрерывно. Например, когда посещал оранжерею на станции. И тогда, когда знакомился с биотэнками и земной флорой. И когда я дала ему образец тканей своей собаки. А "секретарь"? Может быть, Эши Этти делал это, когда обнюхивал покойников или в вручал королю "верительные грамоты".

Знать бы, зачем им это нужно. Механизм выживания вида? В нынешнем виде — не только. Я еще могла предполагать, для чего нужно сходство с человеком. Но зачем им, к примеру, геном растения или животного? Не думаю, что они могли бы превратиться в томат или лайку-хаску. Если только пришельцы не заимствовали признаки выборочно. Но это было вообще на грани фантастики!!!

Итак, я догадывалась, что произошло, но не понимала, как и почему. Хаоли Этти так и не ответил.

— Но… почему я? Объясните!

— Вы — мой самый ценный трофей, — был ответ. — Мне тяжко думать, что в любой момент это может закончиться. Однако я обещал. Вы всегда можете отказаться, это ваше приоритетное право.

Он досадливо вздохнул и начал обратное преображение, после чего потянулся к брошенной одежде и начал снова облачаться. Когда посол вернул себе привычный облик, мне стало легче.

— Это из-за моего отца? Поэтому ваш "секретарь" захотел сделать меня трофеем?

— Нет.

— Почему же тогда?

— Я уже говорил, — ответил он. — Потому что я не хотел, чтобы Эши претендовал на вас.

— Вы защищали меня или его?

Вот так, прямо. Спрашиваю, как есть, и хочу услышать откровенный ответ.

— Тогда — вас.

— А теперь?

— Теперь обоих. Вы оба — в круге близких, — ответил посол.

— А остальное? Личные отношения, ваш визит к нам в гости…

— Все остальное — только между нами, Хельга. Это вне моей миссии. И пусть так остается впредь.

Если это признание, то самое странное и трогательное на свете. Никто и никогда не отказывался ради меня от своего долга. Тошио не стал рисковать из-за меня карьерой. Для Улафа я была отдохновением между очередными миссиями. Посол хотя бы четко расставлял приоритеты и границы. Он выделил для меня часть своего личного пространства, и в эту область больше никому не было доступа.

Правда или ложь? Камень, ножницы, бумага…

С подачи рационального разума мне в голову лезли разные мысли о шпионах, которые используют постель, чтобы втереться в доверие и выведать секреты; мысли о мужчинах, которых я не умела выбирать, и которые мне не подходили, что в конечном итоге заканчивалось катастрофой.

"Не попробуешь — не узнаешь, Хельга".

Попробовать? Дать ему и себе шанс? Оценить откровенность или бежать сломя голову на свидание с кандидатами деда?

— Что мне теперь делать?

— Вот об этом я и говорил, — вдруг довольно улыбнулся Хаоли. — Вы всегда говорите без слов, Хельга. А когда произносите что-то вслух — это именно то, что вы думаете. В эррг-ласси это знак высокого доверия.

— У людей это называется честность, — сухо заметила я.

Честность ему, значит, нравится. Я придвинулась ближе, вторгаясь в его личное пространство, задышала в шею. Эмоций, понятное дело, я не ощутила. Мой нюх, к сожалению, не настолько острый, чтобы чувствовать чужие эмоции. Изначально неравная позиция. Белый кит, довольный таким исходом, танцевал на волнах. Сердце колотилось ровно-ровно, отмеряя секунды.

— А ваша обычная внешность? — для порядка уточнила я и чуть отодвинулась, чтобы видеть. — Это ваше настоящее лицо, или вы на самом деле выглядите иначе?

— Иначе, — выражение лица у посла стало совсем кислым. — Я взял его, чтобы было легче исполнять свои обязанности. Сходство с человеком усиливает доверие.

Лучше бы я не спрашивала.

— Хаоли…

— Что?

— Можно узнать, как вы на самом деле выглядите?

Кажется, это произнесла не я, а кто-то другой. Я ведь не хотела знать. Ведь правда? Но я должна сделать это.

— Хельга, — посол заговорил доверительно, как и положено дипломату. — Так ли это важно?

— Для меня очень важно.

Влюбленные видят то, что хотят видеть в своем воображении. Он знал истину, а я нет. Не всю. Я хотела быть с ним на равных. К тому же, одно дело знать, а другое — видеть своими собственными глазами. Это лучше, чем нафантазировать себе всякие ужасы. Может быть, в реальности все совсем невинно.

— Для меня важно все, что имеет значение для вас, — сказал Хаоли. — Надеюсь, вы не пожалеете.

Липкий страх опутывает и душит. Но я смотрю.

Живые татуировки играют у него под кожей. Граница мелкой чешуи появляется изнутри, как неведомый архипелаг со дна моря. Волосы живут своей собственной, отдельной жизнью, как будто мелкие мышцы у их основания одновременно пришли в движение. Темные пряди поднимаются дыбом и ложатся по-другому. Ушные раковины округляются, исчезают мочки ушей и характерные завитки. Нос, напротив, становится чуть длиннее, а губы бледнее и тоньше. Черты его лица заостряются, как у голодающего.

А его глаза! Он моргнул, и на мгновение радужку перекрыли полупрозрачные мембраны, начинающиеся от внутреннего угла глаза. Если это не "третье веко", я съем свой диплом!

И, кажется, изменилась общая комплекция, как будто чужак стал стройнее и чуть выше. Пальцы, видимые ниже манжеты, тоже стали тоньше и изящнее. Если во внешности человека всегда присутствовал намек на приматов, то он походил не то на гончую, не то на ящера. Или на змею?

Ёрмунганд! Однажды я видела старинный барельеф, на котором был выбит Мировой змей. Чешуйчатый гад, наблюдавший сотворение из хаоса, и который увидит гибель мира. И… о, боги и богини…

— Что это? Когти?

Я приоткрыла рот. А посол, кивнув, пошевелил рукой, втягивая и выпуская когти. Выглядело это угрожающе и демонстративно. Он широко улыбнулся, продемонстрировав заострившиеся клыки. Нет, не заострившиеся. Просто они наконец-то показались, как и когти. Думаю, дело обстояло именно так.

Это создание было великолепно. Пугающе и одновременно красиво. Я затаила дух. Доктор Рагнарссен во мне вопил от восхищения, а вот Хельга, напротив, была не в восторге от перспектив, которые открывались перед нею. Кит, снова очнувшись от спячки, накручивал круги на воде.

— А на ногах такие же?

Когда я волнуюсь, то всегда задаю глупые вопросы. Но посол, похоже, так не считал, и вполне серьезно стянул с ноги обувь, продемонстрировав чешую и пять острых как бритва лезвий. Когда пришелец нагнулся, я отметила нечеловеческую гибкость и грацию, словно строение позвоночника и державших его мышц тоже в одночасье изменилось.

Какое счастье, что я спросила о когтях, а не… о чем-то еще. Не спросила, но покраснела.

"Прошу прощения, господин посол. Не могли бы вы снова раздеться? Я не рассмотрела все подробности".

Проклятье!

— А почему они не прорезают обувь?

Лезвия тут же скрылись в сумках на фалангах пальцев, втянувшись, как кошачьи коготки. М-да, глупый вопрос. Особенно от медика.

Так, понятно. У него есть весьма функциональные части, которые у человека перешли в разряд атавизмов или атрофировались за ненадобностью. Значит, зачем-то они нужны. Хм… Если есть когти и чешуя, значит…

— А хвост у вас есть?

— Хвост?

— Это продолжение позвоночника, — я жестом изобразила, где именно. — Как у моей собаки.

— А! Хвоста — нет, — оттаивая, усмехнулся Хаоли.

Проклятье! Мой научный интерес частенько заставлял меня попадать в нелепые ситуации, но такое было впервые. Но не спросить я не могла.

Посол снова обулся и поднялся. Посмотрел внимательно и испытующе, с затаенной надеждой. Кажется, он был рад, обнаружив во мне смущение, но не страх и не отвращение.

— Ну, как, Хельга? Вы не жалеете?

Даже голос изменился, стал более низким, напевным.

— Похоже, теперь мне надо обновить свои данные, господин посол, — ответила я.