У малого павильона нас уже ждали.

Пожалуй, он только наполовину оправдывал свое название. Павильоном он был с натяжкой, потому что там нельзя было прогуливаться. Только если сидеть, наслаждаясь видом, под низкой четырехскатной крышей, кое-где поросшей травой, пробивающейся между черепиц. Я бы назвала это "странной беседкой".

В отличие от ухоженного сада, здесь царило запустение. Сооружение бросили на произвол судьбы, и оно стало частью мира, развиваясь по своим законам. Я ожидала стен, но их не было. Только четыре опоры-столба и резные перила по краю.

Во тьме журчала вода и гулко постукивали водяные часы. Переполненные коленца бамбука, нанизанные на палочку, переворачивались, отмеряя время… Я подошла к рукотворному ручейку и поставила фонарь на землю. Обнаружив деревянный черпачок, я омыла руки в ледяной воде. Пальцы сразу онемели. Хаоли и Эши Этти последовали моему примеру.

Ночью здесь холодно. Что же делать?

Я не взяла теплых вещей и озябла. Когда мерзнешь, не тянет думать о высоком. Низменные страсти и телесные слабости сильнее. Плоть слаба по определению.

Дедушка уже был тут. Прийдя задолго до нас, он затопил чугунную печурку на треноге и поставил сверху закопченный каменный горшок. Старик с ног до головы укутался стеганым хлопковым одеялом, из-под которого выглядывало только лицо и кисти рук. Точно такие же накидки ждали нас у входа.

Посмотрев, что делаю я, гости тоже разулись, прежде чем залезть на помост. Согнувшись, я протиснулась внутрь. Да, давненько у меня не было такой практики. За два года отвыкла. Хаоли повторил мой маневр, а вот Эши в силу его роста пришлось нелегко. Он резко выдохнул; кажется, его взбесило происходящее. Я тихонько фыркнула, чуть не испортив момент истины. Дед, прекратив помахивать веером над углями, обернулся к гостям и поприветствовал их на спанглиш.

— Добрый вечер. Приветствую гостей в этой скромной обители.

Гостей. Он сказал "гостей"! Дедушка непроницаемо смотрел на меня темными глазами. Пара секунд — и отвернулся, продолжив приготовления. Он молча достал бамбуковый черпачок и грубо сработанную глазурованную чашу. Отмерив нужное количество чайного порошка, в тусклом освещении казавшегося черным, как порох, он поместил его внутрь. Вода уже пела в горшке, но еще не кипела.

Жар от бездымных древесных углей поднимался вверх, под низкий потолок, окутывая сидящих рядом приятным теплом. Теперь я поняла замысел. Будь кровля выше, мы бы давно продрогли до костей.

Эррги поздоровались. Хаоли передал мне одеяло и только потом закутался сам. Однако я обратила внимание, что Эши хотел помочь мне, просто посол перехватил сверток. Ткань пахла чистотой без признаков моющих средств. Воздух был напоен ароматами природы. Я наконец-то согрелась.

Пришельцы с нескрываемым любопытством осматривались. В стороне послышались чьи-то шаги и мелькнул темный силуэт, который скрадывали деревья. До боли знакомый голос произнес:

— А вот и я!

Эрик все-таки пришел. Пришел!

Одеяла ему не нашлось, но он был тепло одет в уличный комбинезон. Дедушка неодобрительно нахмурился, но промолчал. Я кивнула: "Спасибо". Спасибо, что пришел. И жаль, что это вышло такой ценой. Из-за брата Эши Этти пришлось потесниться и пересесть ближе к деду, по правую руку от меня.

Вода полилась в чашу. Метелка-кисть из рассеченной плоти бамбука зашелестела, взбивая чай в густую пену. Тон-тон-тон-тон-тон…

Чаша пошла по кругу. Трубка мира, зарытый топор войны. Разделенный ячменный хлеб и козий мюсост. Чай. Вот то, что нас сейчас объединяет. Разницы нет, главное то, что внутри.

Чтобы ничего не объяснять, дедушка начал по праву старшего. Не думаю, что он хотел оскорбить гостей, начав с себя. Лучше всего показывать на своем примере. Он обернул сухую морщинистую руку шелковым отрезом, обхватил чашу и сделал три вдумчивых глотка. Потом почтительно протянул чай послу. Он вопросительно посмотрел на дедушку, и тот с улыбкой кивнул:

— Это ни к чему не обязывает. Просто чай. Прошу вас, примите.

Хаоли повторил действия деда. Я заметила, что он не стал использовать свой анализатор пищи. Помнил этот запах и вкус еще со станции? Отпив, он протянул чашу мне, а я приняла. Тем не менее, он — не мой сеньор, а я — не вассал. Не трэль. Не "трофей". Не жена, но возлюбленная, не так ли? Так ли? Третий глоток — самый горький.

Я повернулась к сидящему ближе Эши Этти:

— Пожалуйста, примите. Это ничего не значит.

— Это… значит все, — обронил он.

Мужчина поднес чашу к лицу и принюхался, прикрыв глаза. Потом пригубил и слегка поморщился от резкого вкуса.

— Так и должно быть, — утешила я. — Вкус горький, немного терпкий.

— Так и должно быть, — передразнил он и добавил. — Благодарю вас.

Таким тоном не благодарят. Звучало как заученная фраза. Если бы он был человеком, я бы подумала, что это сарказм. Я немного растерялась от этой выходки. Однако, когда он возвращал чашу, то вдруг улыбнулся, светло и радостно. Я поклонилась:

— Нет, это я благодарю вас.

Секретарь, неумело мне подражая, сделал ответный жест. Кланяться он не привык. Я опять низко согнулась, коснувшись руками пола.

— Нет-нет, прошу вас! — я приняла у него остывающую чашу и передала брату. — Теперь ты.

Он младший в семье, по умолчанию ниже гостя, так что последний. Кажется, я выступила посредником. Ритуал с самого начала шел не так, как надо. Но и гости — не совсем люди, так что немудрено. Это нас всех оправдывает.

Дедушка забрал пустую чашу и ополоснул ее. Они некоторое время беседовали с послом об игре в Го. Кажется, Хаоли удалось заинтересовать деда.

Эрик, чтобы не скучать или разрядить обстановку, спросил Эши Этти о боевых искусствах. Тот сразу оживился. Завязался косноязычный разговор об айкидо. Брат как мог описал концепцию. За объяснениями он запутался в одеялах и едва не упал.

— Так-то ты быстр на татами, — улыбнулась я. — На словах все горазды!

Эрик не обиделся на подколку. А "секретарь" вдруг похвастался, что вызвал меня на поединок. Брат растерялся и не знал, как реагировать на такое высказывание.

Позже я помогла приготовить обычный чай и разлила всем в полукруглые фаянсовые чаши, явно старинные и ручной работы. Горечь ушла. Теперь легче пить, во всех отношениях.

Пошли разговоры о том, о сем. В том числе и о блокаде. Гости, которых я не предупредила, задавали неудобные вопросы. Пусть даже их новостной канал был с цензурой, они не могли не понять: что-то затевается.

Брат взял мою руку и предложил угадать, что он напишет. Палец скользил по ладони, выводя знаки.

— "Голова дракона, хвост змеи".

Мы переглянулись. Враги бодро начали, но их ждал бесславный конец. Даже если все пойдет не так, и наши люди погибнут, мы их посрамим. А я уже чертила ногтем на ладони у Эрика ответное послание.

— "Голова барана — мясо собаки", — прочитал он и рассмеялся.

Кажется, я одержала маленькую победу в этом состязании по остроумию.

Показушник — вот что я хотела сказать. Говорил при гостях на непонятном им языке и выбрал неприличную игру для посиделок. Как невоспитанно! То-то дедушка опять сердился, хоть и не показывал виду.

Ведь мы с братом были невежливы, разговаривая при гостях по-нихонски. Я, не дожидаясь порицания, извинилась и пояснила смысл сказанного, а посол взял с меня слово научить его языку.

Про собак Хаоли знал, но пришлось объяснять, что такое баран и змея. И вообще смысл пословиц. Когда дошло до дракона, я зашла в тупик. Посол не понимал, что такое "несуществующее животное". Если мы о нем знаем и можем описать, значит, оно должно быть. Третьего не дано.

Для эрргов "животные" были чем-то особенным, не то, что для людей.

Ладно… Ладно. Биоматериал дракона я не могла пообещать, но вот овцы или змеи — запросто! Посол был удовлетворен.

Я выдохлась и все ждала, когда же мне помогут. Дедушка пришел на выручку. Он вдруг, словно в ответ на мои мысли, хлопнул в ладоши и сказа на спанглиш:

— Думаю, будет более уместна другая игра.

— Какая? — заинтересованно спросил посол.

Дедушка предложил детскую игру.

— Эрик, покажи, — велел дедушка.

Пока он и дед выбрасывали руки, играя в "камень-ножницы-бумага", я подлила из бадьи еще воды в горшок. Угли еще не прогорели дотла, но скоро, скоро…

Не отличавшийся многословием "секретарь" с видимым удовольствием поучаствовал в забаве. Кажется, брат ему понравился. Он не держал камня за пазухой.

Быстро утомившись от этой забавы, мы играли в слова.

— Асгард, — начала я.

— Мидгард, — отозвался брат и кинул в ответ. — Сэхримнир!

— Не наешься, — засмеялась я. — Слейпнир!

— Не ускачешь! Есть что-то побыстрее, — улыбался он. — Скидбладнир.

— Нагльфар, — сорвалось с губ.

Верхний и тварный мир. Вепрь, способный прокормить тысячу воинов, легкий как ветер божественный конь и небесный корабль. И сделанная из ногтей мертвецов погребальная снекка нижнего мира, плывущая к месту последней битвы. Рагнарёк.

Я выиграла? Можно ли считать это пророчеством, хотя я не приносила жертвы и не бросала кости и кишки, пытаясь разглядеть, что будет?

Эши Этти странно на меня смотрел. Он переводил взгляд с одного на другого, пока мы перебрасывались словами. Дышал он часто и через рот.

"Надеюсь, у него не анафилактический шок". Не хватало только смерти инопланетного гостя в результате отравления!

— Все в порядке? — спросила я.

— Да.

Посол поморщился, глядя на подчиненного. Что-то происходило. Пришельцы не стали спрашивать, а я — объяснять. Отвечу позже, если вдруг зайдет речь.

— Не желаете начать? — спросил дедушка.

— Что нужно говорить? — уточнил Хаоли.

— Слово, лучше всего понятное собеседнику, — при этих словах дедушка смерил нас с братом взглядом. — А он предлагает свое, пока все слова не кончатся. Последний выиграл.

— Одежда, — сказал посол.

— Животное, — отозвалась я. Теперь мой ход. — Собака.

— Другое животное.

Мы с братом покатились со смеху, а дедушка сделал каменное лицо. Думаю, ему было так же смешно, как и молодежи.

— Не подходит, — сказала я. — Если вариантов нет, я выиграла. Не хотите попросить о помощи?

Я посмотрела на Эши Этти. Посол поощрительно кивнул.

— Самка животного, — как послушный ученик, сказал Эши. — Это не животное, это больше.

Оу… Что-то в этом было.

— Сука, самка собаки, — ответила я.

— Э-м… кобель? — продемонстрировал свой словарный запас посол.

Недаром он после схватки Шейда с секретарем выспрашивал у меня все о собаках. Кстати говоря:

— Шейд!

Я исчерпала варианты и развела руками.

— Тень, да-да. Я заметил, что имя — как другое слово на спаншлиш, — улыбнулся посол. — Странно называть животных чем-то посторонним. Кажется, я выиграл. Знаете, у нас тоже есть подобная игра. Но правила немного отличаются.

— Хельга, хей! — сказал брат. — Он тебе "омовасий" или "имавасий"?

— Прекрати, ради всех богов, — замахала я на него рукой.

Как неудобно! Эрик подкалывал меня.

Желанный мне или отвратительный? Кто теперь для меня посол? Чужак или свой? Да, я обиделась и смутилась. Дедушка неодобрительно кашлянул, и брат заерзал на месте, изображая пай-мальчика.

— Все в порядке, Хельга? — спросил посол. — Могу я спросить, о чем вы говорили?

— Можете, только я вряд ли сейчас отвечу.

— Ах… Ваше приоритетное право, — улыбнулся он.

Понятно, что ничего непонятно. Но спрашивать не будет. Он признавал за мной право на маленькие женские слабости, так воспользуемся этим!

— Не желаете ли еще чаю? — спросила я у Эши, который залпом осушил чашку.

Тот молча помотал головой. Ну и ну! Первый отказ. Обычно он радовался, когда его кормили с рук.

— У нас есть пословица, которую мы позаимствовали у Цинь, — вдруг сказал дед и прочитал вслух две строки.

Разумеется, чужаки ничего не поняли, но я тут же вклинилась в беседу.

"Мужчина подобен ореху: твердый снаружи и мягкий внутри.

Женщина подобна персику: мягкая снаружи, твердая внутри",

— перевела я на спанглиш общий смысл.

— Как интересно! — воскликнул посол, отрешившись от ритма и рифмы. — Персик и орех? Это что?

— Такая еда. Растения.

— А, понятно. Думаю, это больше всего подходит…

— …вашему "секретарю"! — закончила я за него и рассмеялась.

Эши Этти выглядел недовольным и взъерошенным. Одеяло с него сползло. Татуировки опять ползали по коже вдоль линии волос, но чешуей он не спешил обрастать, к счастью для дедушки.

— И вам тоже, Хельга. Подходит.

— Возможно, возможно.

— А что такое "цинь"? — спросил Хаоли у деда.

— Ах, вы же не знаете! — смутился тот и начал извиняться. — Мое упущение. Это древняя цивилизация, у которой мои предки многое позаимствовали.

— Вы мне потом расскажете об этом?

Дед сделал паузу.

— Безусловно, если вам интересно, — нейтрально-вежливо ответил он. — Расскажу и покажу.

"Если мы выживем этой ночью", — прочла я между строк.

Дедушка пошел на уступку, заведомо зная, что обещание он не исполнит. Легко обещать, если есть уважительная причина для отказа.

С другой стороны, что мешает мне? Это будет весьма познавательный экскурс в Терранскую историю. Лучше обсуждать это, чем текущую политику.

Я только порадовалась, что дедушка согласился, а не вежливо послал их куда подальше в своей излюбленной нихонской манере. А он вполне мог, учитывая его консервативные взгляды. Вдруг эта встреча заставит его переменить свое мнение?

Еще я поняла одну вещь.

Я превратила таинство в типичное "дзасики", посиделки. Почти как те, что люди устраивают у костра в летнем лагере, с поправкой на место, тему и возраст. И расу.

Кажется, сбылась еще одна мечта. Я никогда не ездила с братом в горы, не сидела вот так у костра, развлекаясь и рассказывая истории. И тем более я никогда не думала, что проведу так вечер с дедом и своим мужчиной.

Если боги раздают столько подарков сразу, что же они возьмут взамен, что отнимут?

* * *

Угли прогорели дотла. Фонарь, однако, еще мерцал и освещал нам обратный путь. Когда я споткнулась, Эши Этти деликатно поддержал меня, совсем как тогда, у флаера. В этот раз я почему-то смутилась, когда соприкоснулась с ним. Может, оттого, что ощутила тепло через одежду? Или потому, что его силуэт в ночи напомнил мне Улафа? Не знаю. И тогда, на станции, тоже был он, а не Улаф.

— Спасибо.

— Не за что.

В ресторане я посмотрела на таймер. Оставалось меньше часа до светопредставления.

— Господин посол, — сказала я. — Сегодня вам лучше оставаться в вашем челноке. Если есть что-то ценное, возьмите это с собой.

Если будет землетрясение, на корабле безопаснее, чем в здании. Определенно.

— Что-то должно случиться?

— Да, скоро.

— Что-то плохое?

— Возможно, — кивнула я.

Я была готова к худшему. И одновременно я отчаянно надеялась, что это не так.

* * *

Над городом ревела сирена. Звуки разносились по окрестностям, оповещая о стихийном бедствии. Тень на небесах промелькнула слишком быстро, чтобы я что-то поняла, но трясло знатно. Впрочем, обошлось без разрушений.

И на этом все.

Мы на некоторое время покинули дом, где было небезопасно оставаться. Шейд лаял и все порывался куда-то бежать. Должно быть, слышал стон измученной земли. Собачьи уши чувствительней людских. Мне стоило большого труда его успокоить.

Там же, на улице, мы умяли остатки ужина и лакомства из коробочек, прихваченных из ресторана.

— Ваша бабушка Аоки готовила вкуснее, — сказал дед. — Мне нравилась ее стряпня.

— Я скучаю по ней, — ответила я. — Но иногда забываю, как она выглядела.

— С тех пор прошло много времени.

Да, конечно. Но это не оправдание забвению. Только старые фотографии и голограммы напоминают теперь о бабушке. Она ушла, но незримая связь еще оставалась. Однако она, к сожалению, становилась все более зыбкой. Предки живы, пока мы помним о них и чтим.

— Я часто думаю о ней, — сказал он и тяжело вздохнул.

В новостях показали, как побережье лизнуло еще одно цунами. Волна не добралась до населенных пунктов, так что не страшно. Кажется, мы отделались малой кровью. Потянулись долгие минуты ожидания.

Наконец выступил с заявлением король Харальд. Как и ожидалось, он объявил о введении военного положения, разрыве дипломатических отношений с метрополией и об основании отдельной династии. Послов Фрейра отзывали с планеты. Остаток времени до открытия врат они проведут на орбите с ограничением в передвижении и общении. Они теперь нежеланные персоны.

Наша колония де факто откололась от объединенного Норэгра и стала независимой. Вряд ли на Фрейре сразу примут этот факт, но им придется смирится с тем, что свершилось по их вине.

Потом монарх передал слово министру, и Вилья доложил о событиях ночи. Все прошло по плану. Те, кто пришел к нам с недобрыми намерениями, попали в свои же сети. Начинался новый виток переговоров на наших условиях.

— Хорошо, — только и сказал дед. — Я устал. Дочь, проводи меня. Все ли готово для сна?

Наутро его не стало.

На сто двадцать третьем году насыщенной событиями жизни Нагато Сюдзи тихо уснул в своей постели, чтобы больше не проснуться.