До "Фросты" мы так и не долетели. На полпути Гудрун решила зарулить в знакомый паб, где мы бывали, когда учились.
— Почему здесь?
— Ты же хотела посмотреть фильм, — ответила она. — Не получится, если нас выставят из отеля раньше времени.
— Оу… — я нервно сглотнула и поняла, что в горле пересохло. — А выставят?
Она тряхнула головой и поморщилась. Странные "живые шпильки" одна за другой посыпались на пол, свиваясь в спирали и переплетаясь, как змеи в брачный период. Гудрун не глядя раскрыла ладонь, и этот комок прыгнул прямо в руки хозяйки, чтобы слиться с кожей. На плечи ей упала волна светлых волос, струящихся до самого пояса.
— Все возможно, — философски заметила она, поправляя прическу.
— Мне уже заранее страшно.
— Ха-ха, — сказанное с серьезным видом, это было звучало как угроза. — Очень смешно.
Нет, она не напивается, но приключения ее сами находят. Бывают у нее периоды, когда она не занята работой… Так что предложение не лишено логики.
— Ладно, — согласилась я. — Уговорила.
Я тронула панель переговорного устройства и попросила сменить маршрут. Водитель пересчитал стоимость поездки и ожидания, и средства списались с моего счета.
Гудрун снова смежила веки и открыла глаза только тогда, когда мы начали снижаться.
* * *
В нише, где мы устроились, царил приятный полумрак. Играла ненавязчивая музыка. Эргу понравилось. На нас косились, пока вся троица шла по проходу, но теперь мы были скрыты от посторонних взглядов перегородками и живыми цветами. Мы сделали заказ. Эши Этти с интересом изучал орхидеи. Я даже знала, что он сейчас скажет.
— Образец? — спросил он.
Я рассмеялась и сделала глоток кофе.
— Если хозяин заведения не будет против, — ответила я.
— Или сделай это незаметно, — подмигнула ему Гудрун. — Пока никто не видит.
Эрг замер, обдумывая ситуацию. Подруга прыснула, наблюдая за работой мысли на лице мужчины.
— Пф… — она уже на скрывала веселья. — Знаешь, что я предложила?
Я вопросительно взглянула на нее.
— У них нельзя брать без разрешения, знаешь ли. Представляешь? — она закатила глаза к потолку. — У-у… Целая раса придурков, которые спокойно могут оставить личный "трофей" или "образец" где угодно, и никто не притронется. Можно не запирать двери, чужого они не берут.
— Ты, наверное, что-то путаешь, — засомневалась я. — А как же поединки?
— Турниры, без начала и конца, — вздохнула она. — Дай мне это, меняемся на это, ты подаришь мне это? Я первый нашел этот образец! Нет, я! — она взмахнула рукой и задела бокал с дорогущим вином, доставленным с Терра Нуэва.
Оно пролилось, пятная скатерть кроваво-красными пятнами. Я поспешно промокнула стол салфетками. Из ниши выполз робо-уборщик и принялся наводить порядок.
— Что, наболело? — не без интереса пробормотала я, вытирая липкие руки.
— А то! Без спроса не берут, зато могут прилюдно порвать друг другу глотки за какой-то кусочек плоти или засохший листочек. Или за даму. Так что проще отдать по доброй воле.
— Даму? — усмехнулась я.
Гудрун не ответила. Она смотрела куда-то в пустоту, будто вспоминая о чем-то неприятном. Между ее идеальных бровей залегла складка. Эши Этти наконец принял решение и обратился ко мне:
— Хельга?
— Что, Эши?
— Возьмите образец для меня.
Вот это поворот! Что бы это значило? Гудрун пришла на выручку, объяснив:
— Есть у них такая лазейка. Женщина решает. Значит, тебе ничего не будет, если ты возьмешь образец без спросу и добровольно отдашь ему.
— Вот как?
— Именно! — она одобрительно похлопала эрга по руке, и он дернулся от этого нежданного прикосновения. — Сообразительный малый. Не то что некоторые, — это уже мне.
"Ну, спасибо, подруга!"
Никто еще не обвинял меня в том, что я тугодум. Но сегодня я и правда плохо соображала. Виной тому переживания и усталость. Это был долгий день.
Гудрун набрала на панели заказа комбинацию, чтобы повторить.
— Может, тебе уже хватит?
— Есть люди, которым никогда не хватит, — ответила она. — Извини.
Она извиняется, но продолжает делать то, что хочет. Помню, как она доводила своих респектабельных родителей до белого каления, когда бросила юридический и пошла учиться на ксенолога. Или как выбрала совсем неподходящего, по их разумению, мужчину. Впрочем, он скоро ей наскучил, да и любила ли она его? Он потом долго страдал, а она только смеялась ему в лицо. Но я видела, как она по ночам уходит гулять и возвращается, опухшая от слез.
О чем она вздыхала? О том, что использовала человека в своих интересах или о родителях? Мечта о несбыточном идет рука об руку с тоской и разочарованием. В конечном итоге она предпочла карьеру. Это любовник, который никогда не предаст, если ты ему верен.
— Не нужны мне твои извинения! — буркнула я.
— А мне твои разрешения, мамочка, — она показала язык.
— Гудрун!
— Хельга, — Эши Этти вмешался в разговор, напомнив о себе и кивая в сторону цветов. — Образец.
"Проклятье".
* * *
Мы болтали, позабыв о времени, как в былые времена, и не могли наговориться.
— Вот мне интересно, как они умудряются передавать данные? У них же нет компьютеров и ИскИнов, — сказала я. — Но они как-то умудряются путешествовать между мирами на скачковых кораблях.
"Как??? О, боги и богини!"
Гудрун рассказывала страшные сказки, которые надо слушать перед костром. В недрах корабля таилось живое, трепетное сердце. Или мозг? Поди разбери. Цель его существования была считать. Оно могло молниеносно рассчитать число Пи до тысячного знака после запятой, могло одновременно отвечать за сотни вариантов развития событий и тысячи функций. Это существо состояло из множества "расчетчиков", выращенных в клане Ма.
— Ма?
— Они носят красно-черное.
— А! — сообразила я. — Это "алды".
— Не алд, а Ма, — назидательно сказала Гудрун, подняв указательный палец вверх. — Алд — это профессия, вроде наших докторов. Они, как правило, из клана Ма, хотя и в клане Этти встречаются уникумы.
Хаоли, наверное, из их числа, раз умудрился меня спасти, когда я была на грани жизни и смерти. Или же это входило в обязательную подготовку инопланетных дипломатов.
— Ясно. Рассказывай дальше.
А дальше было вот что. Эта субстанция, которая только и занималась тем, что считала, каким-то образом контролировала всю хитрую систему выращенного корабля.
— Да, ты не ослышалась, корабли они тоже выращивают, по частям или целиком, в зависимости от размера. Потом начинка — другие твари. И в путь! Видела бы ты, что у них творится на мостике флагманского корабля!
— А, кстати, что?
— Ты входишь в облако света, — улыбнулась она. — И этот свет тебя поглощает. Если зазеваешься — может сожрать без остатка и присоединить твое тело к себе навсегда. Эйтэ Ла вовремя сообразил и вытащил меня. Для эргов это неопасно.
— Но не для людей.
ИскИн, не имеющий собственной воли, но весьма прожорливый. Вот, значит, как? А что насчет передачи сигналов? Оказалось, что есть другие биомеханические устройства, наполовину "животные", наполовину техника. Они позволяли обмениваться радиосигналами. Другие использовали остаточный гипердрайв, улавливая колебания.
Живые передатчики, живые радары, живые компьютеры… Что у них вообще было неживое?
— М-м… затрудняюсь, — призадумалась Гудрун. — Сама задаюсь этим вопросом. А! Сингулярность. Но тварь, которая ее держит, тоже живая. Это такое чудовище на самом деле.
Эрги контролировали плазму и магнитные поля. Они сумели приручить сингулярность и создать аналог скачкового двигателя по принципу Рингера. Оказывается, наш путь, основанный на техническом прогрессе — далеко не идеальный и не единственный. Цель может быть одной, но пути достижения разные. Было над чем подумать.
— Почему они этого не скрывают? — вслух подумала я.
— Потому что мы при всем желании не сможем это повторить. С другой стороны, мы тоже можем не скрывать свои технологии.
— Ясно.
* * *
Стол был уставлен бокалами, недоеденными закусками и чашками из-под кофе. Эши Этти мы тоже покормили. Что интересно, он отказался брать пищу из рук Гудрун.
— Вот даже как? — удивилась она и что-то пропела на их языке.
Эрг отрывисто ответил и искоса поглядел на меня.
— Кормишь ты, — перевела она. — Значит, он у нас однолюб. Как интересно…
— Гудрун!!!
Пришлось кормить. Не могла же я так жестоко поступить с ним? Он с утра не ел. У меня просто кусок в горло не лез в его присутствии. Я вдруг вспомнила, как в детстве читала книгу о римских патрициях. Они предавались обжорству, а их слуги, влачившие полуголодное существование, за этим наблюдали, сглатывая слюну. Для меня это было немыслимым.
— Отец говорил, когда их кормишь — повышаешь статус.
— Все верно, — подтвердила она. — Он самец "второго периода", и ему это важно.
— "Третьего периода", — невозмутимо поправил Эши.
Подруга уставилась на эрга. Глаза ее горели нездоровым блеском.
— Но-но! — сказала я. — Остынь. Он не лабораторная свинка. Простите, продолжайте, — это уже эргу. — Почему "третьего периода"?
— Недавно получилось, — он сделал какой-то жест рукой и перешел на родной язык.
Гудрун бойко зачирикала в ответ, после чего повернулась ко мне:
— Он говорит, что недавно была трансформация. Это правда?
— Ну, он превращался в химеру, полухэсси-полуэрга. Это так. А что?
Она прищелкнула пальцами.
— Он скрыл этот факт, — сказала она. — Хороший тактический ход. В среднесрочной перспективе ему не стоит это афишировать.
— Почему? И как это связано со статусом?
— Что ты об этом знаешь?
— "Второй период" наступает при достижении половой зрелости, — ответила я. — "Третий период" после выполнения важной миссии.
— Не совсем так. Каждый раз происходит качественная трансформация. На этом этапе часть эргов отсеивается. Просто не выживают.
— Кошмар.
— Наоборот, хорошо! — заявила она.
— Почему?
— Уменьшается численность мужской части населения.
— А…
Вот, значит, как. Мой кофе совсем остыл, и я машинально помешивала его ложечкой. Пить или не пить? Вот в чем вопрос.
— Значит, скрыл, — сказала я. — Если узнают, то что?
— Все что угодно. От поединка до брачной договоренности. С этого момента уже можно.
У-у-у… Эши Этти попал. Может быть, в этом и была причина, что он не спешил делиться радостью от вновь обретенного статуса? Хотя вряд ли. У них все мысли только о "трофеях". Почему у него должно быть иначе?
— Я подумаю над этим.
— Подумай, подумай.
И я думала.
* * *
— Ты учила язык с помощью этой штуки? — наконец-то решилась я спросить.
Я указала на ее живые "татуировки" на висках. Гудрун кивнула:
— А иначе не получится. Можно полжизни на это потратить и все равно ошибаться в каждой фразе.
— Ты рисковала.
Симбионт мог не прижиться. Она могла умереть от анафилактического шока, если бы ее организм не принял чужеродный организм. После пересадки могло начаться отторжение. Или, что еще страшнее, инопланетная зверюга не смогла бы прижиться, и тогда ее мертвая плоть вызвала бы сепсис. Гудрун могла сто раз умереть.
— Ученые всегда ставят самые опасные эксперименты на себе, — согласилась она, сознавая риски.
Эрг закончил с рыбой и рисом, получил вожделенные "образцы", которые словно впитались в его костюм, и замер, охраняя. Я еще вначале обратила внимание, что он сел с краю, лицом к проходу, чтобы владеть обстановкой. Он молчал, а мы с подругой болтали о том, о сем.
— Знаешь, у них никогда не было Вавилонского столпотворения, — рассказывала Гудрун. — Один язык на всей планете. Забавно, правда?
— Но как такое возможно?
— Это все их животные, — ответила она. — Эти твари заменяют им нейролингвистические сети. Ребенок растет, и вместе с ним растет и это животное. Я предполагаю, что в мозгу параллельно формируются свои и заимствованные связи. Эрги не учат, а воспринимают напрямую. Мысль — слово — запах. Это целый комплекс сигналов! Их язык не ограничивается знаками и звуками. А потом между кланами наступила унификация, и нужда учить новое отпала.
— Это точно то, что я думаю?
— О, да!
— Значит, они в принципе не приспособлены учить чужие языки, — резюмировала я и покосилась на Эши Этти.
Рисковый мужчина. Если Гудрун права, он совершил почти невозможное! Эши Этти не должен быть военным. Такому, как он, прямая дорога в дипломаты или ксенологи. Он учил наш язык и пытался понять людей сам, а не прикидывался человеком, как Хаоли.
"Хаоли".
Что я на самом деле полюбила? Эрга? Его личину? Эрга и маску? У меня холодок пробежал по спине.
— И не забывай о невербальной надстройке, — добавила она. — Запахи и вкусы. Вкусы и запахи. Это как парфюмерия для людей. Только мы составляем композиции и собираем запахи ради удовольствия, чисто интуитивно. А для эргов все несет определенную информацию.
— Неужели это слова? Не верю.
— Нет, конечно, — согласилась она со мной. — Но настроение, физическое состояние собеседника и даже ложь они вполне способны почуять.
Это я тоже понимала. Пока я общалась с Хаоли, сложно было не заметить. Он тонко чувствовал, когда я не в духе или в хорошем расположении. Интересно, Гудрун сообразила, что служило механизмом трансформации в химеру с чужими признаками? Я поделилась своей догадкой, и мы сошлись во мнениях.
— Ты передавала этот отчет министру Цуда?
— Пока нет.
— Очень хорошо. И не надо, — я тронула ее руку. — Так будет лучше.
— Ты предлагаешь скрыть данные?
Я кивнула. Должностное преступление, ну так что же… Если это ради всеобщего блага, почему бы и нет? Какая же я испорченная! Моя совесть безмятежно спала и не подавала признаков жизни.
— Пай-девочка, — погрозила она пальцем и удовлетворенно сказала. — Это все видимость? Я всегда это знала.
— Так ты сделаешь?
— Ладно.
Хорошо, это многое решает, если не все. Некоторых вещей людям лучше не знать. Особенно нашим военным. Меньше знаешь — крепче спишь. Пусть другие тоже остаются в неведении, и сны их будут спокойны и безмятежны.
— Так мы будем смотреть кино?
* * *
Когда мы пересекли воображаемую демаркационную линию из "глушилок" на входе в номер, с нас шелухой осыпалась пыль. Эти штуки были везде: на мне, подруге и эрге. Эши Этти нагнулся и попытался добыть "образец", однако был разочарован.
— Неживое, — констатировал он и утратил всякий интерес.
Гудрун проворчала что-то под нос, отряхивая платье.
— Да ладно тебе, — сказала я. — Зато теперь можно поговорить.
— А до этого был не разговор?
— Я не хочу трясти на публике грязным бельем.
Я имела в виду данные своего обследования. В медкарте они покопались, но остальное — мое. Сеансы у дока были сокровенным, и я не могла делиться этим с кем попало. Кроме того, записи Улафа тоже не предназначались для публичного просмотра.
В номере Гудрун тут же скрылась в ванной, где с наслаждением избавилась от экзотического инопланетного платья и вернулась через десять минут, закутанная в белоснежный халат и с тюрбаном из полотенца на голове.
— Я готова.
— Быстро ты. Хм… Ты ночевать здесь собралась? — удивилась я.
— А ты нет? Я сейчас в посольство не поеду, — решительно отмела она эту возможность. — Пусть эрги решают без меня.
— Гудрун?
— Что?
— Я верно расслышала? Ты там что-то решаешь?
Она кивнула, стащила полотенце с головы и тряхнула волосами. Эрг не то чтобы смутился, но странно посмотрел. Я не понимала, что написано у него на лице. Однако он ничего не сказал и не ушел, хотя я предлагала ему разместиться в другой комнате. Мы в этот раз взяли совмещенный номер. Кажется, он тоже решил смотреть с нами кино. Могу ли я поделиться чужой тайной и болью?
Эрги, значит, планировали совет у себя в посольстве.
— А что именно, — я сглотнула, — что именно они решают? Переговоры же закончились.
— Эйтэ Ла хочет охотиться, — встрял эрг и одобрительно улыбнулся. — Все хорошо, Хельга. Хорошая охота, много образцов.
— Да-да. Они предложили нам поучаствовать в "большой охоте".
Я присела в кресло. В охоте, да? Какой такой охоте? И на кого, интересно знать. Гудрун объяснила. Оказалось, эрги были в состоянии проследить за хэсси. Эти твари не первый раз совершали набеги, и военный лидер Эйтэ Ла решил поохотиться. Цель — уничтожить первоисточник проблемы и захватить побольше "образцов".
— В ксенологической лаборатории сейчас находятся три особи хэсси, — закончила она. — У Эйтэ Ла еще один. Знаешь, что с ними происходит, если нет носителя?
Я не хотела знать, но она сказала, не дожидаясь моего согласия.
— Эмбрионы начинаются развиваться, пожирая родителя изнутри. Так что они вынуждены искать носителя, иначе умрут.
— Интересно, а как в естественных условиях? Должны же быть какие-то животные, на которых они паразитируют, — предположила я.
— Этого мы не знаем. Кстати, как думаешь, почему у нас три хэсси? Вот поэтому. Изначально было две особи. Еще две вылупились из захваченного рептилоида, который издох. Второго мы успели погрузить в состояние гибернацию. Он сейчас лежит в капсуле, и ученые решают, можно ли извлечь зародыши и спасти хэсси.
— А смысл?
— Нужен взрослый, чтобы общаться. Детеныши особого смысла не имеют, разве что, можно лучше узнать биологию этого вида, но не их психологию или язык.
Общаться с этими ящерами? Нет уж, увольте! Знаем, проходили. При встрече расстреливать на месте. Никаких переговоров! Хотя не исключено, что они такие только в период гона. Торговцы же как-то с ними общались, избегая гибели? Гудрун была того же мнения.
— Тогда они должны знать, где находится колония хэсси.
— Только нам они точно об этом не скажут, — покачала она головой. — Это означает признаться во всем, что они сотворили.
Ясно. Конечно, всегда может найтись человек с чистой совестью или предатель, готовый раскрыть секреты. Это неважно, главное результат.
— Надеюсь, "Терра корп." докопается до истины, — сказала я.
Очень на это надеюсь.
— Итак, что там у тебя?
Я познакомила Гудрун с записями, которые сделал Улаф.
— Не спрашиваю, откуда это у тебя, — она уставилась на меня неподвижным взглядом. — Но это точно знакомые кадры.
— Позже посмотришь?
— Надо будет запрашивать доступ у военных, — ответила она. — Странно, что память не подчистили.
Улафу подчистишь! Родственник того самого Трюгвассона и друг отца. Его бы не посмели тронуть даже ради его блага и душевного спокойствия. Может, и зря. Я бы предпочла, чтобы те дни без остатка стерлись из его памяти. Современный уровень медицины позволял это сделать. Но он не дал согласия. Почему он предпочел помнить все это? Хотел вскармливать и лелеять свою ненависть, желал возмездия? Не знаю. Я просто оказалась не в то время и не в том месте. Однако мне от этого не легче.
— Просто скажи, где было самое, на твой взгляд, ужасное, — попросила я. — И когда случился переломный момент. Почему эрги вдруг решили отпустить пленных и заключить мир?
* * *
Алды резали пленных. Навигаторы, техники с имплантатами, киборгизированные десантники. Все, у кого были мозговые разъемы и коммуникаторы, попали в руки к этим живодерам.
Второй навигатор, у которого начали с мозгового разъема, впал в кому и вскоре умер. Алды были разочарованы, но не гибелью пациента, а потерей подопытного. Улаф все фиксировал, ожидая своей очереди к вивисекторам.
Запахло жареным, и люди попытались сбежать, но их скрутили, стараясь не повредить "образцы". С остальными эрги поступили более осторожно, если так можно сказать. Я по просьбе Гудрун отключила звук, и осталась только телеметрия.
Улафу ввели какой-то миорелаксант, но он действовал только до шеи. Он был подобен спинальной лягушке с перерезанным позвоночником: такой же беспомощный и неспособный шевельнуть даже пальцем. Но при общей расслабленности он все чувствовал.
Ему было больно. Давление и пульс зашкаливали. Анестетики ему не вводили, только местно какой-то антикоагулянт, чтобы пациент не истек кровью. "Одежда", заменявшая зажимы, перекрывала крупные сосуды в месте разреза. Они вскрывали руку наживую и щипчиками извлекали окончания имплантата. Сначала разъем коммуникатора, потом псевдонейронные тяжи и соединительнотканные капсулы в местах стыка биомеханики и собственной нервной системы.
— Почему ты попросила отключить звук?
— Слишком громко, — дернула она головой. — Слишком больно.
Эрг, который производил манипуляции, был спокоен и с интересом наблюдал за реакцией человека.
— Долго еще? — спросила я.
— Еще немного, — она закончила распутывать волосы и заплела их в косу. — Сейчас они дойдут до плеча.
В местах суставных сочленений скрывались датчики ударной нагрузки. Обычное дело среди военных! Киборг мог легко переоценить свои возможности и в эйфории от своей неуязвимости сам себе повредить. Например, Улаф мог легко погнуть ударом стальную пластину, однако то, что выдержат укрепленные кости, суставы не стерпят. Сервомоторы, скрытые в этих зонах, тоже имели предел прочности.
Он как-то рассказывал мне о специфике своей работы. Как боевой инструктор, он в первую очередь учил киборгизированных контролю над своим новым телом, а уже потом боевым навыкам.
Между тем алды добрались до плечевого сустава. Они ковырялись там, прерываясь ненадолго и обсуждая свои находки. Улаф периферическим зрением видел кровавое месиво и белесый хрящ. Потом взгляд сместился наверх, и картинка перестала записываться. Телеметрия осталась. Полная темнота и тишина.
— Все, потерял сознание, — констатировала Гудрун. — Включай звук.
За кадром слышался надорванный голос отца. Эрги что-то пели. Я слышала голос того эрга, который курировал землян. Сэйи Этти говорил отцу успокоиться. Улаф пришел в себя и приоткрыл глаза. Над ним склонился обеспокоенный отец и пришелец. Алды деловито накладывали на руку Улафа что-то вроде прозрачной повязки. Швы? Нет. Рана все еще была открыта. Из сустава торчал псевдонейронный тяж. Коммуникатор все еще болтался на этой кровавой ниточке. Наверняка у пациента болевой шок. Изображение снова поплыло и пропало.
— Можешь выключать. Дальше только повторы, — сказала она и зевнула. — И других точно так же вскрывают.
— Как ты можешь!
— А вот могу, — резко сказала она. — Знаешь, сколько я таких записей просмотрела за два года? Практически все, что имелось в нашем распоряжении. Важно было ничего не упустить. Каждая мелочь важна для того, чтобы понять, кто они и что они. Мне было интересно, зачем и почему они это делали?
— Но… — я в ужасе уставилась на нее. — Это же ужасно.
Гудрун все это видела и, возможно, даже не раз.
— Не спорю.
Она опять зевнула.
— Я не могу проверить по личному номеру, но помню, чьи это записи, — сказала она. — Прости. Можешь считать меня циничной черствой сукой.
— Гудрун!
Как я могла? Никого я не считала, да и права такого не имела. Улаф ей никто, просто один из военных и объект исследования. Она была мельком с ним знакома через меня, но не более того. Так проще. Выгорание рано или поздно настигает нас, и жизнь становится проще.
Не знаю почему, но я все-таки спросила:
— А сколько…
— Сколько длилось? Около пятисот часов в общей сложности, с перерывами.
Я рухнула на колени. Пятьсот часов? Пятьсот часов! Пятьсот. Часов. Пытки. О, боги и богини… Твари! Твари.
— Хельга? — обеспокоенно спросил эрг. — Не надо, все хорошо.
Да ни чего не хорошо.
— Все стало хорошо, начиная с третьего сеанса, — проворчала подруга. — Они как-то отключили болевые рецепторы. Но все равно… — она махнула рукой. — А, черт побери! Надо было выпить. Почему я тебя послушала?
Она вскочила и ткнула пальцем в Эши.
— Смотри! Смотри, черт тебя подери, — прорычала она.
— Я смотрю, "трофей" моего врага, — ответил он.
— Как тебе это понравилось?
Он перевел взгляд на меня и что-то пропел. Гудрун чирикнула что-то в ответ и отвернулась.
— Неисправим. Второй Эйтэ Ла, — неожиданно мирно резюмировала она.
— Давай не будем смотреть дальше, — прошептала я.
Она присела рядом со мной на ковер и сжала мои ладони. Мои — потные и холодные, безжизненные, а ее раскаленные, как в лихорадке. Она обняла меня, убаюкивая и утешая. У меня никогда не было старшей сестры, и подруг в школе тоже не было. Но если бы были, я бы хотела такую, как Гудрун Нордманн. Мама говорила, что мы были близки в прошлой жизни. Может быть.
— Знаешь, я хотела, чтобы ты вышла замуж за Эрика, — призналась я.
— Ох, как ты резко сменила тему.
Она отодвинулась и рассмеялась.
— Думаешь, я не поняла? Ты тогда все время сталкивала нас друг с другом. Только зачем?
Я не ответила. Что будет, если я скажу: "Я хотела, чтобы ты осталась рядом?" Я желала привязать ее к себе, сделать частью семьи, но это невозможно. Сердцу не прикажешь. Самое забавное, что в конечном итоге Эрик предпочел женщину похожего склада ума и темперамента. Только вот Лисбет я терпеть не могла. Неудачная из меня сводня.
— Ладно. Можешь не отвечать.
Трель уведомления нарушила нашу беседу. Эши вскинулся, но я успокоила его жестом и пошла открывать. Архаичная доставка, которой так гордился отель! За дверью стояла робо-тележка с едой и напитками.
* * *
— Даже напиться теперь не могу, — Гудрун раздраженно отставила бокал. — Это все из-за этих штук! Они проросли внутрь и контролируют нейрологические реакции.
Эши осторожно принюхался и неодобрительно поморщился. Он-то пил просто воду и таскал с тарелки куски клонированной рыбы.
— Погоди, — удивилась я. — А как же печень?
— О, там тоже всего полно. Это уже внутри меня. Могу в любой момент изгнать, но процесс мучительный и… э… не слишком эстетичный.
Я задумалась. Когда я через поры избавлялась от "одежды", мне не было больно. Все смотрелось вполне пристойно. Эта штука послушалась и просто ушла. Было похоже на испарину, внезапно выступившую по всему телу. Почему у Гудрун все по-другому? Другое животное? Или она дольше с ним взаимодействует? Или…
"Я другая".
Я не решилась пока поделиться наблюдением. То, в чем я пока не была уверена, не стоило афишировать. Кто я и что я — мой маленький секрет.
— А теперь апофеоз, вишенка на торте! — с показным весельем пропела она. — Почему они вдруг резко стали добрыми и решили дружить.