— Ну и ну, — на лбу вдруг выступила испарина. — Пожалуй, я так не рискну.

— Ну так что? — спросила Асбьёрндоттир. — По мосту или в обход?

— Даже и не знаю.

Что-то было не так. Меня трясло. Все началось внезапно и захватило, как шторм. Низ живота тянуло, словно был самый конец цикла. Потом скрутило так, что я упала на колени и сжалась в комок.

— Ох… Кажется, я…

Что это? Воды отошли? По ногам потекло. Своды станции закачались над головой. Все было как в тумане.

— Детеныш, — пришелец принюхался. — Он скоро появится.

— Больно…

Алд легко подхватил меня на руки.

— Нужно место, укромное место, — сказал он. — Надо вырастить носитель. Почему вы не сказали, что подошел срок?

— Я не знала. Это… в первый раз.

«О, боги и богини! Как больно».

— Медицинская лаборатория на уровне четыре, — сказала госпожа Асбьерндоттир. — Только идти далеко. Это там, — указала она на другую сторону цилиндра.

— Я… не могу… идти, — выдавила я между схваток.

Алд зарычал, показав странно удлинившиеся клыки, потом вдруг успокоился и стал невероятно собранным. Он снова опустил меня на пол и нагнулся к женщине. Раздались какие-то странные звуки — причмокивание и чавканье, как будто кто-то ел сочный фрукт. Пришелец отпустил, и женщина безжизненно упала рядом со мной. Она была без сознания или мертва.

— Нет!!!

На миг я испугалась, что меня постигнет та же участь. Лайе Ма присел рядом. Его рот и подбородок были в крови. Он улыбался.

— Женщина жива, — сообщил он. — Мне нужна пища. Понадобится много биомассы.

— Что?

Не отвечая, он коснулся меня руками раз, другой, безошибочно выбирая точки, и боль отступила. Когти пришельца вошли мне под кожу в районе поясницы, и ноги онемели. Стало вдруг спокойно, словно меня накачали транквилизаторами. Мне было все равно, что с сопровождающей, и я сосредоточилась на том, что должна сделать. Когда он раскроил мой форменный костюм на куски, чтобы не мешал, я ни капли не стеснялась.

«Ребенок. Мой ребенок».

Только это было важно сейчас. Алд сидел рядом и сообщал о состоянии ребенка.

— Детеныш продвигается наружу. Скоро, — он мягко, бережно сжал мне руку. — Дышите. Тужьтесь. Расслабьтесь, ждем… — другой рукой инопланетный медик гладил меня по лбу.

Когда стало совсем невмоготу, я укусила его за руку, чтобы не закричать. Лайе Ма на мгновение зажмурился, и по его лицу пробежала судорога, словно он испытывал не боль, а удовольствие. Он даже не сделал попытки вырваться.

— Мать, — сказал он. — Кричите.

И я кричала.

— Мать-дочерей, — благоговейно прошептал он, принимая новорожденного. — Это девочка.

Еще пара схваток, и все закончилось. В голове царила гулкая пустота, горло саднило от крика. Хотелось есть и спать — даже не знаю, чего больше. Еще — помыться, но это потом… Раздалось какое-то тихое мяуканье и писк, и я тут же навострила уши. Всю сонливость как рукой сняло!

— Дайте! — я потянулась к алду.

Он держал подозрительно маленький сверток, свитый из множества нитей и похожий на кокон шелкопряда. Тот легко помещался на раскрытых ладонях. От свертка тянулись розоватые тяжи, которые заканчивались под костюмом доктора.

— Ну, хоть покажите, — я уже чуть не плакала.

Что, если это чудовище, химера? Что могло получиться от слияния человека и инопланетянина? Здорова ли она? Почему не плачет, как все нормальные дети? Может, не выделяется легочный сурфактант? Больше всего на свете я боялась, что не раскроются легкие, и ребенок не сможет дышать. У человеческого плода на таком сроке просто не сформированы легкие. Кроме того, он был бы гораздо меньше, с фалангу большого пальца. А этот — крупненький.

Лайе Ма протянул мне кокон. Внутри него виднелось голое, розовое существо, похожее на слепого новорожденного котенка. Оно тыкалось в стенки кокона и так отчаянно пищало, что у меня все обрывалось внутри.

— Дайте!!! Ну, дайте же…

Стоило мне взять ребенка, как он перестал пищать и успокоился. Тяжи кокона отделились от алда и присосались к моей коже. Я посмотрела, куда они прикрепились. Часть уходила под кожу в районе стыка локтя, как капельница. Остальные прикрепились к ладоням, как приклеенные.

Моя инопланетная суть заново знакомилась с ребенком. Это было как взрыв Сверхновой и рождение новой Вселенной в момент большого взрыва.

— Ах-х…

И все вдруг кончилось. Осталась только безграничная любовь. По лицу катились слезы благодарности за это маленькое чудо.

— Мать-дочерей, — услышала я где-то на периферии. — Ваш клан ждет большая слава.

* * *

— Ух, как ты меня напугала, — переживала Гудрун. — Я пропустила все самое интересное.

Мы были в медицинском корпусе, куда я добралась сама, на своих двоих. Я стремительно восстанавливалась. Теперь я понимала инопланетных женщин, производящих по нескольку детенышей в год. Я сверилась с таймером: прошло всего полчаса. Правда, мне они казалось вечностью.

Я несла ребенка, а пришелец — обескровленную им жертву. Когда мы ввалились на уровень, как два оборванца, и втащили безжизненно обвисшую, окровавленную женщину, нас чуть не пристрелили охранники. Потом, конечно, разобрались. Гудрун уже была там, она добралась раньше.

Госпожа Асбьерндоттир была в порядке и восстанавливалась в медицинском кювезе. Я лежала в палате и отдыхала. Дочь стремительно поглощала ресурсы через внешний носитель, так что доктор Нордманн поставила мне капельницу и принесла протеиновый коктейль.

— Теперь доращивание, — сказала она, осторожно водя портативным сканером рядом с коконом. — Придется побыть тебе этаким «сумчатым». У эргов внешнее вынашивание, как я это назвала.

— Доращивание? Сколько это займет?

— Около месяца, дальше у ребенка открываются глаза, и он начинает самостоятельно перемещаться, — ответила она. — Возвращается только ради кормежки. То есть кокон тебе все равно придется подпитывать время от времени. Самостоятельно питаться твоя дочь будет с трех-четырех месяцев.

«О, боги и богини!»

Я с опаской, как на гранату, посмотрела на ребенка. Самостоятельно перемещаться, значит. Если придется ее ловить по всей станции, я этого не переживу! Мне казалось, что я умру, если мы хоть на минуту расстанемся. Из носителя виднелась только крохотная головка с выпуклым лбом. Ротик приоткрылся. Она зевала! О… Точно! Красавица моя.

— Малышка.

— У-тю-тю, тетя Гудрун сейчас возьмет анализы, — занесла она над коконом инъектор.

— Нет!!! — я подскочила и оскалилась.

Верхняя губа приподнялась. Внутри зарождался и нарастал странный звук, напоминающий рычание. Испугавшись самой себя, я упала обратно на больничную койку. Моя реакция была непроизвольной, как у дикого животного, которое защищает своего детеныша от посягательств.

— В смысле, я сама возьму пробы, — уже более миролюбиво добавила я. — Но сделаю это не сейчас, а когда она станет постарше.

— Но вдруг с ней что-то не в порядке?

— О, поверь мне. Она в порядке. Я это точно знаю.

Я чуяла это в воздухе, ощущала через кокон, всей кожей впитывала жизненные показатели ребенка. Здорова. Сыта. Спит. Ребенок-мой-самка-несамостоятельная-трофей. Это был мой «трофей».

«О, Эши».

Значит, опять я все перепутала, запутав его и себя. Я тогда спросила, бывают ли «трофеи» у женщин. Он ответил, что понял. Может быть, он соотнес это с материнской и сыновней привязанностью?

«Какая нелепость».

— Я хочу поспать. И побыть одна, — сказала я.

— Лайе Ма тоже хотел осмотреть тебя и малышку.

— Нет.

— Я ему передам, — рассмеялась она, убирая диагност в бокс на дезинфекцию. — Но мне кажется, он не послушает.

— Разбирайся с ним сама.

* * *

Она разобралась, о, да. Месяц меня поглощала малышка, а потом я поняла, что алд приходит не столько ко мне и ребенку, сколько к подруге. Это была самая настоящая осада крепости. В ход шло угощение, подкуп при помощи образцов, периодический вызов на поединок и — та-дам! — совместная медицинская практика. Последнее — самое соблазнительное. Знаю я Гудрун. Медицина пришельцев интересовала ее больше всего.

— Что будешь делать? — спросила я.

— Дождусь Эйтэ Ла. Пусть сражаются. Хотя бы отстанут, а я делом займусь, — она закинула долгожданные пробы в анализатор. — Вот этим, например.

Сегодня она была в медицинском костюме и маске. Глаза горели азартом.

— Этот эрг сильно отличается от остальных, — поделилась я своими мыслями. — Он может тронуть женщину. Для остальных это просто немыслимо. Я его побаиваюсь.

— Я тоже, — призналась она. — Знаешь, я спрашивала, — Гудрун повернулась ко мне. — Он не убивал, просто питался. Перед ним стоял выбор между смертельным оскорблением женщины и потерей пациентки, и он его сделал. Этот пришелец из какой-то особой генетической линии выведения, он сильно отличается от остальных.

— Понятно.

— Правда, их детеныши прелесть? — сменила она тему. — Не надо кормить по часам и менять подгузники.

— Это точно!

Тут я была согласна. Никаких бессонных ночей и плача. Грудь никогда не отвиснет от кормления. Ребенок всегда свеж как роза. Все утилизировала эта тварь-кокон. Ни забот, ни хлопот! Кстати, не пора ли девочке уже открыть глазки? Я порядком утомилась безвылазно сидеть в медицинском корпусе в обнимку с коконом.

— Не решила еще, как назвать? Пора зарегистрировать ребенка, — сказала Гудрун.

Она была права. Ребенок до сих пор не имел имени, только идентификационный номер и привязку к родителю. В графе «отец» я ничего не указала. Начальник станции пробовал уточнить: ему требовалось для рапорта. Потом отстал.

Что, если назвать в честь бабушки? Аоки. Да, пожалуй, звучит неплохо. Только вот Рагнарссен или Этти? Вот в чем вопрос. Расти безотцовщиной в колониях не принято, здесь поощрялись традиционные формы семьи с заключением брака.

— Мяа? — выдало существо в коконе.

За это время она оформилась и стала больше напоминать ребенка, только игрушечного. Пупс! Куколка фарфоровая, нежная и трогательная! Кожа стала светлой, на голове появился рыжий пушок. Рудиментарный хвостик исчез. Иногда она вертится и предпринимает попытки выползти из убежища, но тут же прячется обратно. Еще она увлеченно все обнюхивает и ощупывает.

— Ты прелесть, ты это знаешь? — сказала я ей и замерла.

На меня смотрели бледно-голубые, как осеннее небо, глаза. Маленькая ручка ухватила меня за мизинец.

— Гудрун! Подойди-ка сюда.

— Что еще? Не видишь, я занята?

— Это срочно.

* * *

Следующий месяц прошел под знаком «поймай-если-сможешь». Девочка научилась шустро ползать. Она уже весила полтора килограмма и стала необычайно проворной и непоседливой. Импровизированный «манеж» уже не спасал. Ее симбионт выстреливал клейким субстратом. Цепляясь, как геккон, малышка перелезала через ограду, чтобы выйти в большой мир. Приходилось прятать все опасные вещи и кодировать двери.

Лайе Ма однажды поймал девочку, когда она выбралась в коридор, соединяющий медкорпус и химлаборатории.

— Мать-дочерей, — укоризненно сказал он, возвращая мне назад сбежавшее сокровище. — Надо растить дочь в гнезде.

Я поблагодарила пришельца. Бегло осмотрев младенца, я убедилась, что повреждений нет.

— В гнезде? — переспросила я, крепко прижимая дочь к себе.

Сердце до сих пор было не на месте. Я была в панике, пока она не нашлась. Ничего не подозревающий ребенок тянул ручки к пришельцу и мяукал. Должно быть, девочка чувствовала в нем своего.

— Здесь плохое место, — скривился алд. — Все неживое. Животные-из-дома не защищают ребенка. Поедем в клан Ма, — предложил он.

— Я никуда не уеду отсюда.

Пришелец рассердился, хотя выражение лица оставалось почтительным. Я знала, что это так. Запах изменился, стал каким-то резким. Меня теперь сложно было обмануть. Быть живым детектором лжи совсем невесело.

— Доктор Ма, — примирительно сказала я, покачивая девочку. — Какие животные нужны для этого?

Через некоторое время эрги клана Ма доставили нам «штору», почти такую же, как та, что закупорила вентиляцию в посольстве. Это создание создавало определенный микроклимат и было предназначено для того, чтобы «вить гнездо». Мы использовали одну палату с замкнутым жизненным циклом, чтобы зверюга не заполонила всю станцию. Коммуникации там не сообщались с общестанционными. Гудрун подкормила животное удобрениями для гидропоники, биомассой из биотэнков и белковым миксом. Скоро вся поверхность комнаты поросла живым светящимся ковром. Воздух стал чуть более влажным, чем обычно, но дышалось легко.

— Хм… — я попрыгала на ковре, и он спружинил в ответ.

Упав на спину, я раскинула руки и рассмеялась.

— Палата для особо буйных.

— Для ребенка тоже сойдет.

Волокна животного тянулись ко мне, но не для того, чтобы съесть. Они мягко обволакивали и успокаивали, навевая сладкие сны.

— Это точно неопасно? — спросила я, вскакивая с пола.

За мной вслед тянулись тонкие светящиеся нити.

— Нет, Хельга, — ответила Гудрун. — На планетоиде и на самой Эрг-ласси то же самое. Никто еще не умер.

— Тогда ладно.

Кокон переселили в «гнездо», и за ребенком теперь не нужно было присматривать. Однажды я увидела, как дочь целеустремленно ползет к выходу. Я была в соседнем помещении, но дверь не заблокировала, чтобы понаблюдать, что будет. Стоило девочке подобраться к порогу, как животное мягко, но настойчиво притормозило ее движение. Малышка села и захныкала.

— Ах ты, моя маленькая, — я кинулась к ней. — Ну-ну, не плачь. Отобрали игрушку, да?

— Мяааа…

В бездонных голубых глазах плескалась вселенская скорбь и обида.

* * *

В наше пространство вошел большой транспортник «Морион». За ним, поставив на уши военных — два судна эргов. Они прибыли без предупреждения и шли из системы Ню Волка.

Мы с Гудрун выбрались в кантину и наблюдали за появлением чужаков по корабельной трансляции. Естественно, нам предложили места за столом начальника станции. Он и военный советник в последнее время обращались с нами, как с особо важными особами. Думаю, сказывалось внимание эргов к моей персоне. О дочери они неизменно отзывались как о «принцессе». Вместо ожидаемого неприятия и отторжения я встретила доброжелательное отношение. Я бы почувствовала.

Думаю, одна из причин в том, что девочка — милейшее создание, способное вызвать улыбку у самого мрачного типа. Все, кто ее видел, умилялись. Хорошо, что они не видели ее сразу после рождения. Тогда это был далеко не идеал. В первую встречу с начальником станции она потянула его за нос, мяукнула пару раз, и он растаял, а я потом была вынуждена рассматривать голограммы его детей и внуков.

— То ли дело наши коллеги, — ворчала потом Гудрун. — А этого бери голыми руками.

— Согласна, — ответила я. — Ученые гораздо опаснее военных, хотя все думают наоборот.

Люди из медкорпуса и санитарной инспекции предлагали полную изоляцию уровня. Или вообще передать нас эргам. Не вышло. Я оформила отпуск, и нам предоставили место в лаборатории. Естественно, все отчеты планировали передать в ксенологическую службу.

— Вынужден вас покинуть, — сказал Хрольф Торстейн, вставая с места.

Военный советник тоже извинился, и они ушли. А мы остались смотреть шоу дальше. Кантина наполовину опустела, когда ее покинули военные. ИскИн станции дал увеличение, и светящаяся точка на месте закрывшихся гиперврат превратилась в тупоносый транспортник, сияющий периферийными огнями и маршевыми двигателями, а по бокам виднелись две черные тени, на фоне которых не было видно пояса астероидов. Это шли корабли эргов.

— Смотрите, как близко идут чужаки, — обратил наше внимание мичман Догерти. — Применить гравитационное оружие наши фенриры не смогут, иначе заденут транспортник.

— А даже если не заденут, остаточные возмущения на месте прокола пространства повредят все, что рядом, — заметила я.

Аппетит совсем пропал. Я думала, кто же там? Чьи это корабли и какому клану принадлежат? Скорее всего, клану Ла. Этти в прошлый раз решили не вмешиваться, и посол был вынужден пойти на сделку. Но почему два корабля? Здесь пока не развертывался театр военных действий. Люди и эрги мирно сосуществовали.

Мичман прислушался к сообщению на гарнитуре и сказал:

— Транспортник вышел на связь. Его сопровождают корабли кланов Ла и Этти.

— Что они здесь забыли? — удивилась я. — Привезли пополнение на планетоид? Молодых эргов?

— Нет. Они следуют к станции без объяснения причины.

— Это опасно? — спросила я подругу.

— Не для нас.

— Но?

— Я бы предпочла, чтобы сначала выгрузили оборудование с транспортника, — ответила она.

Мы переглянулись. На «Морионе» были комплектующие для маршевого двигателя и гравитационных линз. Впрочем, бесполезно… Техники просто не успеют закончить монтаж щита. Эрги высадятся раньше.

— Это бессмысленно. Давай встретим их лицом к лицу, — сказала я. — Лучше знать, чем пребывать в неведении.

* * *

Начали трансляцию с посадочной зоны. Челноки эргов вплыли в ангар первыми. Прибыл Эйтэ Ла, как я и предполагала. А вторым был…

— Эши?!

Я от изумления вскочила и опрокинула стакан с водой. Это он! Нет, не он. Но… Он же? Нет. Почему я сомневаюсь? Должна быть причина. Выглядел он точно так же, но выражение лица отличалось. Они сейчас с военачальником Ла стали похожи.

— Не думаю. Разве этот самец достиг третьего периода? — озвучила мои сомнения Гудрун. — Этот — военачальник. Скорее всего, кто-то из близких родственников.

— Но так похож!

Я думала о дочери и ее отце. Внутри все трепетало.

«Я-трофей-мы-трофей». Единая плоть. Принадлежность. Любовь.