Соседку увезли, а Ольга все еще растерянно сжимала в руках поводок. Чарли наконец-то перестал лаять от возбуждения и рваться вслед за хозяйкой.

— Идем, — сказала женщина. — Идем, идем…

Пекинес тут же принялся изучать новую, неизведанную территорию. Он попытался атаковать мужские тапки, за что был бит свернутой газетой. Как истинный джентльмен, давать сдачи даме не стал, хотя и возмущенно зарычал.

— Кушать! — позвала Ольга с кухни.

Она насыпала корма в миску, которую прихватила из соседской квартиры. Чарли тут же сменил гнев на милость и побежал на зов. Пес хрустел, а она думала, куда его девать, пока ее не будет дома. Не оставить же тут? К приезду от ее квартиры останутся рожки да ножки. Скучно ему, бедному, будет одному. Собака же очень социальное животное, в отличие от кошки. Кроме того, с утра надо выгуливать.

Эх… Придется брать с собой на дачу. Как это воспримет супруг? Его терпение не бесконечно.

В дверь снова зазвонили, и Ольга пошла открывать. На пороге стоял Зимин с замом. Они удивленно смотрели на песика, который, вывалив язык, сидел у ног женщины и приветливо бил хвостом.

— Привет, — сказала она и поцеловала мужа в щеку. — Здравствуйте, Антон Николаевич. Знакомьтесь, это Чарли.

— Псяку себе завела? — спросил Поп и нагнулся погладить пекинеса. — Как звать?

— Чарли.

Она посторонилась, и мужчины вошли в дом. До дачи, оказывается, почти час езды, так что она сварила голодным мужикам кофе и опять по-быстрому поджарила мясо. Чарли подбегал то к одному, то к другому, выпрашивая подачку. Мужики посмеялись, но угостили мясными обрезками.

— Куда девать будешь? Скоро поедем, — спросил Зимин.

— Некуда, — развела руками Ольга и объяснила, что произошло.

— М-да, ситуевина, — выдал Поп. — Придется брать с собой.

Мужик с хитрецой поглядел на Мирослава, гадая, что тот решит.

— Ты как? — спросила женщина.

— Бери. Только сама за ним будешь смотреть, — решил муж.

Он не любил таких вот мелких, брехливых кабысдохов и не понимал резонов их держать. Старушачье племя любило, а он нет. Мирослав пару раз заводил овчарок. Вот это зверь! Настоящая собака, а не это карликовое недоразумение. Но раз так получилось, пусть берет хоть собаку, хоть кошку, хоть попугайчика…

Чарли как раз решил подлизаться, встал на задние лапы и сунул нос ему под руку. Мужчина погладил лобастую морду и ощутил, как ладонь мазнул влажный собачий язык.

Поп смотрел на эту идиллию и улыбался. Раньше ведь как? Жениху щенка подсунут на смотринах и глядят. Пнет, оттолкнет — злыдень какой, не отдадут хорошие родители за такого любимую дочь. А погладит, значит, добрый муж будет, не обидит.

Странно. Тем более странно, что Попов знал, как может быть жесток Зимин, если его довести. Кузя и компашка допрыгаются. Огребут.

— Ну чего, едем штоле? — поторопил он. — Темнеет.

— Ага, двигаем, — поднялся с места Зимин.

Ольга побросала посуду в раковину и не стала мыть, хотя порыв такой был. Тоже решила менять привычки. Никто над душой не стоит и по рукам не бьет за небольшой беспорядок. Вернется — приберет.

* * *

Когда они доехали до дачи Калаша, на землю уже опускалась ночь. Вдоль горизонта рдел закат. Во дворе зажгли фонари и, к приятному удивлению Ольги, включили фумигаторы и инфракрасный обогреватель возле большого деревянного стола. По-любому не замерзнут.

Надежда сразу взяла ее в оборот, как и других дам, которые собирали на стол.

— Ну, где пикули?!

— В багажнике. Пошли, покажу.

Ольга попросила охрану открыть багажник, где уже полдня ждали своего звездного часа банки и склянки. Мужчины уже зажгли угольный мангал и газовое барбекю. В воздухе заманчиво пахло дымом, мясом и лесом. Воздух свежий, сразу ясно, что не в городе.

— Ой, а это что?

На улицу с заднего сиденья машины соскочил пекинес. Ольга не успела пристегнуть поводок, и рыжий метеор помчался во двор.

— Чарли! Чарли!!! — крикнула Ольга.

Но где там! Пес даже не слышал ее. Он начал скакать, изучая новое место и взлаивая от избытка чувств. Сбегать, вроде, не собирался, двор огорожен, так что женщина успокоилась. Ладно, пусть побегает самостоятельно.

— Ты собаку, что ли, завела? — спросила подруга.

— Сам завелся.

Зимин отошел к мужикам. Надя завела подругу внутрь дома. Дача была всепогодная. Ольга поняла, что в этом доме можно жить круглогодично. Внутри двухэтажного деревянного сруба было оборудовано вполне современное жилище с ванной, туалетом, телевизором и интернетом. Рожки модема торчали из-за телетумбы. Ольга проверила, достав телефон — точно! Есть вайфай.

Надя на правах хозяйки перезнакомила ее с другими женщинами. Тут была томная загорелая красавица с накачанной грудью, пухлыми губами и наращенными ногтями, которая нехотя раскладывала по тарелкам то, что подавали другие женщины.

— Марина.

Две другие выглядели более адекватными — темноволосая пышная хохотушка Зина лет тридцати и стройная брюнетка средних лет Ирина. Эти две женщины, как ни странно, хорошо отнеслись к Ольге, хотя обычно красота играла с ней дурную шутку, и с женщинами она сходилась с трудом. Ни та, ни другая не вписывались в каноны современной гламурной красоты, однако гордо носили на безымянном пальце кольцо, тогда как их товарка пока не была замужем.

Незамужняя коллега Надежды, Мария Николаевна, работала анестезиологом и была на хорошем счету в больнице. Сорок лет, в разводе. И, как говорится, в активном поиске.

— А с кем знакомить-то? — не поняла Ольга.

Они как раз отошли на приличное расстояние, а то неудобно обсуждать других.

— Ну, зам же твоего мужа не женат?

— О, боже… Боже мой…

Ольга на миг представила, как эту статную, крепкую даму с короткой стильной стрижкой и цепким взглядом будут знакомить с Поповым. Да он же сбежит через пять минут! Или она. Как получится.

— Не дрейфь!

— Да я думаю, кто раньше свалит.

— Рассадим, как хомячков, если что, — засмеялась подруга. — У моих недавно было. Подрались, и мы отсадили одного джунгарика в банку. Потом узнали, чего они дерутся.

— И?

— Обе самки.

— Жуть.

Вся сущность, вернее, «сучность» женского коллектива как она есть. Этим все кончается, если запереть дам в одном месте надолго без мужчин. То-то у них в бухгалтерии ЧОПа такие подковерные войны.

Они с Надей заняли место у столешницы, чтобы лучше обозревать вход в гостиную, где на ковре играли два младших сына подруги. Старший, как она сказала, общался во дворе с мужиками.

— Важный такой, — улыбнулась мать. — Уже считает себя взрослым.

— Двенадцать лет — переломные. Голос, наверно, скоро начнет ломаться.

— Так уже! Прыщей пока нет, но это скоро. На вот, нарежь еще эти перцы.

Надя рассказала, что Ирина замужем за Колей Бузиным, давним другом Зимина и Калашникова, причем поженились они, когда мужик был на «зоне». И такое бывает. Зина была женой Бори Федченко, который прибился к этой компании лет десять назад, когда Зимин начал строить свою маленькую бизнес-империю. А вот Марина, как это принято говорить — «гражданская жена» Жени Кузнецова, юрисконсульта фирмы.

— Надо же, — пробормотала себе под нос Ольга, строгая пекинскую капусту для салата.

Ей показалось странным, что эти бандиты в прошлом не сменили старых жен на новых, помоложе и получше, как это часто делают неплохо поднявшиеся бизнесмены. Вопрос престижа или кризис среднего возраста — называть можно как угодно. Но факт остается фактом. Разводятся ближе к сорока и женятся на таких вот гламурных «Маринах». Или просто живут с ними.

Юрист, наверно, как раз дозрел до этой стадии. Это он в паре с поверенным Зимина занимался скоростной организацией свадьбы.

— А этот Кузнецов, наверно, недавно развелся? — решила посплетничать Ольга, наклонившись к уху Нади.

Обычно ей такое было несвойственно, но она хотела проверить свою догадку.

— Как ты догадалась?

— Просто предположила.

И опять попала в точку. Люди весьма предсказуемые создания. У них внутри словно записана некая программа действий, которой они придерживаются, и этого не избежать.

— Семен, не отбирай игрушки у Вани!!! — закричала подруга, быстро сполоснула руки и поспешила в гостиную, на ходу вытираясь полотенцем.

Средний сын, которому было шесть с половиной, как раз забрал самосвал у пятилетнего брата. Тот заревел, но слезы моментально высохли, когда мать ему сказала, что у них в гостях тетя Оля. Маленький увалень Ванюшка, словно сошедший с советских плакатов о детях, тут же со всех ног кинулся на кухню.

— Тетя Оля! Тетя Оля! А что ты мне пливезла? — бесхитростно спросил он, обнимая ее за ноги.

— Потом покажу, если будешь хорошо себя вести.

Ольга наклонилась и чмокнула своего любимчика в пухлую щеку, пахнущую детским мылом и конфетами.

— А мне? Мне? — подключился Сема, который был копией брата, только постарше.

Ольга всегда привозила им что-то интересное, не такое, как обычные игрушки из магазина.

— И тебе, — улыбнулась она.

— Так. Вы обнаглели оба, — шикнула на них мать. — Что нужно сказать?

Семен обнял брата, хотя еще пять минут назад оба были готовы подраться.

— Здлав-ствуй-те!!! — хором сказали мальчики.

— А еще?

— Спа-си-ба!!!

— А теперь идите играть, а то мы с тетей Олей пока заняты.

— Ма-ам, а потом? — протянул Сема.

— Потом можно.

Ребята умчались, и женщины облегченно вздохнули. Мать — и так понятно почему, а Ольга — потому что сердце билось чаще, и всегда мечтала о несбыточном, когда эти дети были рядом.

* * *

Зимин перетер одну тему с Колей Бузиным, или Бузиной, как его звали приятели. Мужик только что прилетел с севера, из Мурманска, и доложил, как идут дела. Зимин года два назад понял, что в столице все уже давно поделено, сделал ставку на регионы и не прогадал. Он поставил там своего человека, и теперь все было схвачено.

Бузина слетал туда, чтобы посмотреть все на месте, и вернулся весьма довольный. Парни докопались до нефтяного терминала, и деньги потекли рекой. Местные компании потихоньку скупались, в порту тоже все было схвачено. Отлично все!

Все-таки официальный бизнес — это вещь. Это раньше, в «лихие девяностые», все решала сила. Теперь — деньги, связи и хорошие юристы.

— Значит, Иванченко приветы шлет? Не надумал возвращаться?

— Да он там, похоже, совсем завяз. Жениться надумал.

— Ну, добро.

Калаш в это время колдовал с мангалом, показывая Вите, сынку свидетельницы, как правильно жарить мясо. Тот внимал и помахивал веером, раздувая угли. Похоже, что эти парни хорошо спелись.

Первая партия шашлыков была готова, и Калаш окликнул их, а малого послал в дом, чтобы бабы дали кастрюлю, куда складывать. Юрист как раз дожарил колбаски на круглом гриле. Почти одновременно управились.

Подросток вышел с кастрюлей. За ним потянулись женщины с мисками, подносами и лотками. Накрывали на свежем воздухе. Надя вынесла несколько пледов для желающих, но пока никто не мерз.

Ольга, закончив накрывать на стол, подошла к мужу.

— Ну как ты тут? Не заскучал?

— Без тебя? — усмехнулся он, обнял ее за талию и притянул к себе. — Вообще нет.

Наконец-то в ней хоть что-то бабское прорезалось. Хочет подтверждения чувств.

— Ну тебя!

Фыркнула, как рассерженная кошка, и ушла обратно к столу. Только кудри взлетели и опали. Впрочем, Мирослав вскоре к ней присоединился. Он уселся рядом и снова притянул жену к себе.

— Да ладно тебе, — сказал он. — Что там вкусного?

— Вот, — она шмякнула ему на тарелку какой-то салат.

Потом взяла себя в руки и поняла, что ведет себя как базарная баба. Осталось только прилюдно закатить истерику. А все почему? Потому что ей не хватало слов. Но это же глупо — хотеть монологов и признаний, как в фильмах. Такого не бывает. У нее кольцо на пальце. Чего еще? Ольга наконец поняла, что ее беспокоило, и все встало на свои места.

Кстати, она дома так и не поела, может, сахар в крови низкий, вот и хочется поныть или поругаться.

— Ты шашлык будешь или колбаски? — примирительно спросила она.

— Все давай.

Она чмокнула его в колючую щеку и попросила передать им блюдо с мясом. Марина «дакфэйс» мурлыкала на другом конце стола со своим возрастным юристом, другие парочки тоже ухаживали друг за другом. Все как у людей.

И ведь правда. Что, преступники не люди? Ольга как-то особо не задумывалась об этом раньше. Эта была некая параллельная реальность. Вроде знаешь о ее существовании, но, пока не столкнешься, не начнешь анализировать и смотреть изнутри — не видишь в них людей.

Не человек, а функция.

Такие вот «функции», между прочим, после развала страны завладели ее большей частью и стали респектабельными господами в костюмах и галстуках. И это тоже часть нашей реальности.

— Ты чего не ешь? — спросил ее Зимин.

Опять витает в облаках, думает о чем-то. Вроде развлекаться приехали и отдыхать, а не получается. Баба должна расслабляться, а не напрягаться, иначе рано или поздно начнет напрягать других.

— Да, так, — ответила она. — Положи мне во-он ту штуку. И кусок мяса.

Надежда, кстати, выполнила угрозу и усадила одинокого зама Зимина и свою коллегу рядом. Попов сначала удивился, не понял. Потом дошло. Мужик криво улыбнулся, словно не привык общаться с женщинами. Надя что-то прочирикала и упорхнула к хозяину дома. Анестезиолог сначала смерила взглядом мужчину напротив, потом что-то сказала, и он вдруг расхохотался.

— Что там? — не выдержал Зимин.

— Говорит, сколько на меня препаратов надо будет, — пояснил Поп. — А я ж курю, ошиблась малехо. И потом, она только по бабам… Ой, простите покорно… Я к вашему женскому полу со всем уважением.

Он обернулся к женщине и потряс ее руку. Потом что-то спросил, она милостиво кивнула, достала сигареты, и он помог ей прикурить от своей «зиппо». Она что-то сказала, и мужик налил ей вина. В общем, дело сладилось, как показалось Ольге.

Тут ее отвлекли.

— Тетя Оля, а это твоя собака? — подошел к ней Ванюшка.

Рядом с ним уселся довольный пекинес.

— Вуф! — сказал он.

— Почти моя, — сказала Ольга, развернувшись на складном стуле и взъерошив мальчику волосы.

— Это как?

— Мне его отдали на несколько дней.

— Жа-алко… — огорчился ребенок.

— Почему?

— Я думал, ты с ним будешь плиезжать.

— Как получится.

Неизвестно еще, сколько хозяйка собаки пробудет в больнице. Вообще может случиться самое страшное. Что тогда делать с Чарли? Не усыплять же его.

Зимин смотрел на нее и ребенка и вдруг подумал, а какой бы у нее был малец? Ну, например. Видно же, что она детей любит. Внутри опять поднималась волна из ревности вперемешку с чем-то, чему он не мог дать названия. Он ее не жалел и о совместных детях не думал, но поди ж ты… Не судьба?

— Ваня!!! — позвала мать, и мальчик пошел обратно.

Пекинес увязался вслед за ним.

— Ты чего задумался? — теперь уже спросила она.

Мирослав сегодня какой-то странный. То веселится и подкалывает, то сидит как в воду опущенный. Вот как сейчас.

— Ничего, — ответил он.

* * *

Наелись, напились и даже натанцевались. Калашников вытащил во двор старый патефон с пластинками и похвастался:

— Дедов еще.

Завели какое-то старое танго. Юрист топтался на месте со своей красоткой. Бузин, обнимаясь под музыку, о чем-то шептался с супружницей. Остальные сидели и сыто млели. Дети, обрадованные, что никто не гонит их пораньше спать, носились с собакой.

Поп, как ни странно, нашел общий язык с анестезиологом. Даже поухаживал. Что-то ей подкладывал на тарелку, подливал в стакан и вообще морда лица его лоснилась, как у кота, который сожрал чужую сметану. Зимин все смотрел, смотрел на зама и думал, а чего он раньше под него молодых девок подкладывал. А ему вон что надо! Дела…

В общем, все заняты, самое время свалить.

— Пойдем? — спросил он Ольгу.

Она сначала подумала, что тоже танцевать, но муж взял ее за руку и повел к дому. Внутри все словно ухнуло в пропасть и снова взлетело в небо, как на американских горках.

— Оль, вы куда? — окликнула подруга. — Устали?

— Типа того, — ответил за жену Зимин. — Калаш, наша гостевая комната налево или направо?

— Надь? — посмотрел он на сидящую рядом женщину.

Наверное, сам был не в курсе, кого и куда разместили.

— Вторая направо. Что я, примет не знаю? — засмеялась та.

* * *

Зимин подхватил сумку с вещами, лежащую в холле, и понес ее наверх. Ольга шла следом. С каждым шагом нарастало странное беспокойство и нетерпение.

— О, классно! — довольно воскликнула она, попав наконец в комнату, которую им приготовили.

Даже электрокамин был. В нем мелькали язычки пламени, почти неотличимые от тех, что горели в настоящем камине на первом этаже. Обстановка была как в старых домах, которые строили без дизайнеров. Никаких новомодных ремонтов. Все просто, и ничего лишнего. Дерево, мореная вагонка, однотонные синие «римские» шторы на окнах, которые были приспущены наполовину, серые прикроватные ковры, синие покрывала на двуспальной кровати, зеркальный трельяж, навевающий мысли о старине, и платяной шкаф, который им не понадобится…

Зимин поставил сумку и обернулся к ней. Он молча подошел, закрыл дверь изнутри и прижал женщину к этой самой двери, да так, что у нее опять все внутри всколыхнулось. Чертовы американские горки набирали обороты. Кровь билась в висках.

Она застонала, когда он поцеловал ее, так давно она этого, оказывается, хотела. С самого отъезда из дома.

— Слав! — обняла она его за шею, стоило ему остановиться. — Собака.

Такие вот тривиальные мысли и портят все.

— Ничего с ним не случится, обожрется в худшем случае, — пробурчал мужчина, уткнувшись ей в шею.

— Тогда ладно.

Когда прохладные женские ладони проникли под свитер и коснулись его живота, у Зимина все напряглось, как камень. Ольга довольно, едва слышно засмеялась. Она стала задирать свитер и майку все выше, и муж скинул ее сам, оставшись обнаженным до пояса.

И тут кубики, и там. Посчитать? Пальцы скользят по поросшей волосами дорожке, убегающей под брюки, оттягивают пояс… Она смотрит в глаза мужчины и видит в них отражение своих желаний.

Расстегнуть пряжку?

Она опустилась на пол, чтобы было удобнее, и поглядела на Зимина снизу вверх. Он молча смотрел, ожидая, что дальше. Пояс наконец поддался, обнажив ценный приз. Потянула за резинку «боксеров» — узрела то, что хотела. Красивый. Мужчины вообще устроены лучше, чем женщины, так ей казалось. А этот — тем более. Коснулась, провела ладонью вдоль — взметнулся еще выше, едва не касаясь живота. Тэк-с, боеспособность тоже проверена, можно ставить знак качества и соответствие ГОСТу.

— Долго будешь смотреть? — хмыкнул он.

Ольга так же плавно поднялась и сказала:

— Насмотрелась.

— Ты прикалываешься, что ли? — не понял Зимин.

Опять дразнится. Он-то ожидал другого, судя по началу.

— Ну, надо же запомнить, чтобы потом узнать.

Она вспомнила бородатый анекдот, не лишенный логики. А то уже неделю живут вместе, юбилей, можно сказать, а «в лицо» не знает самое главное. Ее в вузе интересовал вопрос: родился бы король Артур, если бы его мать провела такую проверку? Господи, что за бредовые мысли приходят в голову!

Зимин, сообразив, что жена и не думает сдаваться, взял инициативу в свои руки. В буквальном смысле этого слова. Он просто, не спрашивая, поднял ее на руки и понес в постель.

— Слав! Ну, поставь.

— Сейчас.

Он опустил ее на пол у постели и начал раздевать. Вещи полетели в стороны. Они поминутно целовались, и снова началось знакомое безумие. У нее между бедер ощущалась странная пустота, которую надо было заполнить. Только тогда она станет целой. Грудь напряглась от ласк, соски отвердели, и лоно увлажнилось.

Она легла и притянула мужчину к себе.

— Иди ко мне.

— Да я уже.

Мужское колено вклинилось ей между ног. Еще не вошел, но уже близко. Касается там, скользит вдоль, туда-сюда, тоже дразнит, и она чуть не плачет, так хочется, чтобы он наконец перестал.

— Ну, пожалуйста!

— Уговорила.

Толчок. Медленный, плавный, как движение поршня. Он заполняет ее целиком. Еще и еще, пока она не начинает стонать и тянуться к нему, умоляя о разрядке. Целует так, что захватывает дух. Приподнимается и снова входит до предела. Мышцы на спине мужчины напрягаются в такт движениям. Она обнимает его и ощущает это. Ее пальцы впиваются в кожу при каждом толчке.

— Слав!

Его губы касаются шеи. Горячее дыхание на ее коже, жар в груди… Горячая волна катится снизу вверх. Еще толчок. Движения становятся чаще, он проникает глубже, вонзается так, что удовольствие на миг переходит в боль — и обратно.

Стон.

— Ты как?

Пауза — это еще больнее. Хочется, чтобы он продолжал.

— Слав, еще!

Он входит до предела, она достигает вершины — и срывается вниз.

Все.

* * *

Американские горки, которые «русские», на сегодня закончились. Ольга лежала, устроившись на груди у мужа, и ни о чем не думала. В голове было пусто.

За окном играла музыка, лаяла собака, и ей вторили окрестные псины. Свет фонарей в окне смешивался с лунным сиянием.

Не хотелось ни говорить, ни спать. Просто лежать так вечно.

Это и есть счастье?