Когда муж ее отпустил, она откинулась на спинку сиденья и с трудом отдышалась. Хотелось продолжения и послать ужин лесом. И все неприятные разговоры тоже. Но…
— Слав!
— Что?
— Я хочу тебе кое-что показать.
Решилась. Решилась наконец. До последнего момента колебалась — и нырнула, как в омут с головой.
— Прямо сейчас?
— Можно потом.
А лучше никогда.
— Пойдем, ребята ждут.
Зимин прихватил с заднего сиденья ее сумку, в которой трепыхался ноутбук и какие-то бумаги. Потом попрощался с бойцами и пошел с Ольгой к лифту.
Пока поднимались, он снова не выдержал, прижал ее к отполированной стенке с поручнем и начал целовать, воплощая свой план в жизнь. Сумку на пол. Свитер выше, топ тоже, одна рука уже на ее груди, не стиснутой лифчиком, а другая сжимает ягодицы. Ольга тяжело дышит. Дергается, когда лифт останавливается, но снаружи никого нет. Просто приехали. Все время забывает, что на этаже вход только к ним.
Ногу в проем, чтобы не закрылись двери. Теперь целует Ольга. Губы ее без помады. Ее собственный вкус, нежность и странная беззащитность, даже невинность — то, что воспламеняет, и от чего он сходит с ума.
— Слав, — усмехнулась она, когда все закончилось. — Не дотерпеть до дома, да?
— Типа ты недовольна?
Женщина смущенно уткнулась ему в грудь. Чарли, который не совсем понимал, отчего люди медлят, метнулся к знакомым дверям.
— Там у тебя ничего не помнется в твоих баулах? — спросил Зимин.
— Не думаю. Но всегда можно погладить.
Вообще-то она планировала сдать вещи в химчистку, которая была тут в здании. Все здесь есть. При желании можно никуда не ездить. Очень удобно.
— Отлично! — заключил он.
Значит, можно отослать охрану. Завтра с утра перенесут сумки на квартиру. Они вышли из лифта и пошли домой.
* * *
Ольга сделала на скорую руку омлет и салат. После ужина она пошла в гостиную и полезла в сумку. Папка там. Включила ноутбук, вставила диск и включила на пробу.
«— Я же тебе говорила! — Ты не сказала, что она беременна…»
На паузу. Стоп! Стоп… Прекратить все и не слушать, иначе ее недавний ужин окажется на ковре. Нет, пусть Зимин слушает это без нее. Главное, что она убедилась в сохранности аудиозаписи.
Ее «родители» обсуждали, как испортили машину Олега. Борис велел кому-то это сделать, потому что его подбила на это Изабелла. (Если она, конечно, все правильно поняла.) Как еще понять их слова «избавиться от щенка»?
Потом Летков передумал, но дело было сделано. Ольга записала разговор перед первым побегом, до того, как ее запихали в психушку. Эту запись «потеряли» в милиции, когда она заявила на родителей. За деньги можно все. Летковы не знали, что она сделала копию.
Потом узнали. Борис был в бешенстве, но пошел на мировую. Он забывает, что у него была дочь, а Ольга делает вид, что этого разговора никогда не было.
— Что делаешь? — услышал с кухни муж и вошел в гостиную. — Кино смотришь?
— Нет.
Если бы! Ольга достала диск, отключила компьютер и закрыла крышку. Папка с документами легла на журнальный стол.
— Слав, — серьезно сказала она. — Это тебе. Я хочу, чтобы ты знал.
* * *
Зимин изучил свидетельство о рождении. Оба свидетельства. Вот это номер! Крагин до такого не докопался. Знал бы, что искать, нашел бы. А так — нет.
Ольга украдкой кинула взгляд и увидела, как он отложил документы и повертел в руках диск. Мужчина молчал и думал, а она все больше и больше напрягалась, не зная, что он скажет.
— Так-так… — протянул он и подытожил: — Понятно. Борис Борисович Летков твой отец. А мать тогда кто?
Ольга до боли стиснула кулаки, потом разжала. Зимин видел, как она напряглась. Сидит на диване прямая, как стрела, кусает нижнюю губу, смотрит вниз, на колени.
— Ну, я не уверена, — опять засомневалась она. — Но я думаю, она дочь Артура Багратуни.
— Точно?
Мирослав спросил осторожно, потому что знал — в таких делах и с такими людьми нельзя промахнуться. Хотя армяне тоже странно вели себя на ипподроме. Он потом думал об этом и все никак не мог понять, что не так.
— А ты, значит, их внучка.
— Может быть.
Она опять ни в чем не уверена. На ипподроме знала и в доказательствах не нуждалась, а теперь нет. А даже если так? Вдруг они ее знать не хотят. До этого столько лет не искали и не вспоминали, что же теперь изменится?
В этот миг она окончательно поняла, что не позвонит им. Больше никогда в жизни она не будет кому-то навязываться. Хватит! Ей достаточно Летковых, любовь которых она так и не смогла заслужить, как ни старалась.
— Что думаешь делать? — спросил он, и глаза их встретились.
— Ничего.
Странно. Мирослав понял, что опять ошибся в оценке. Он-то сначала решил, что она от него что-то хочет. Ну там, навалять этим козлам хорошенько. Во всех смыслах. Оказывается, нет. Ему стало интересно, чем она руководствовалась, когда решила раскрыть карты.
— Зачем тогда показала бумаги?
— Хотела, чтобы ты это знал.
Вот, значит, в чем дело. Тут он понял, что не так было утром. Она решалась, рассказать ему или нет. Сомневалась, не доверяла, потому и была так зажата.
«А ларчик просто открывался».
— А это что? — покрутил он в руках диск.
— Возьми. Там… Я не хочу это слушать.
Ладно. Заберет в офис и послушает потом. Сейчас неохота прерываться. Он поймал мысль за хвост и хотел довести дело до конца. Иначе картинка не складывалась.
— Хм… А как же Ибрагимов? — уточнил он на всякий случай.
— А что с ним? — удивленно вскинулась Ольга.
Резкая смена темы, однако.
— Какое у него место в этой истории?
— Они дружили. И сейчас дружат.
— Ага, дружат, — скептически хмыкнул он. — Это не секрет.
Знает он эту «дружбу». Деловые интересы держат крепче всего остального. Но стоит дать слабину, и дружба заканчивается. Ты никому не нужен. Кинут, если встанет денежный вопрос или репутация может пострадать. Случись что, все так называемые друзья сразу отвернутся.
— Мои… Изабелла и Борис хотели выдать меня за него замуж, — продолжила она, чтобы закрыть тему. — Спали и видели, чтобы объединить бизнес.
Она рассказывает, и из открывшихся заново ран опять сочится яд. Но это надо было сказать. Из песни слов не выкинешь.
— Ты не захотела, — констатировал он.
— Нет.
Вот же му…чье. Подложили девчонку под делового партнера, хотя ей это нафиг не надо, сделал вывод Зимин. Ильхан падок на таких вот хороших, красивых девочек. Он бывал в клубе у Зимина, и за столиком его всегда обслуживали самые милые девушки-консумматоры, похожие на прилежных студенток.
— Потом ты встретила Олега Большакова.
— Почему потом? — удивленно моргнула она.
Ольга поняла, что муж откуда-то знает имя ее парня, хотя она не говорила.
— А когда? — уточнил он.
— До этого.
Мирослав помолчал. Потом подошел к укомплектованному бару, порылся внутри и, достав оттуда коньяк, плеснул себе в стопку. Выпил.
— Ты его любила.
Она молча кивнула.
— Замуж хотела?
— Он… сделал мне предложение. Мы хотели окончить школу и пожениться. Поступить в один вуз.
— Но он погиб.
— Да.
Все ясно. Зимин подумал, посмотрел на бутылку и убрал в бар. Баста. Надо переварить новую информацию. Потом он вернулся обратно и сел за стол напротив жены.
Ольга как-то легко и естественно в его понимании перешла в категорию «своих» людей, а их он в обиду не давал. Теперь два варианта действий. Спустить на тормозах и сделать вид, что ничего не происходит, пока другие не лезут. Но чутье подсказывало, что Летковы не успокоятся. Значит что? Предупреждающий удар. Или на худой конец иметь в руках рычаги давления.
Компромат — это хорошо. Очень хорошо. Но это предполагает огласку, что его жене нафиг не надо. Скупить акции и войти в совет директоров холдинга «Лето» — гораздо лучше.
Ему нравилась такая охота. Вот в чем азарт и настоящий риск, а не в этих дурацких тотализаторах. Хотелось размазать и унизить, зная, что противник ничего не может сделать в ответ, потому что у него связаны руки. Но самое главное — знать, что человек это заслужил. Пусть Летков сидит тихо и не отсвечивает.
Он думал.
Ольга ждала ответа.
— Прости, — услышал он.
Женщина оперлась локтями на стол и бессильно спрятала лицо в ладонях. Волосы рассыпались, скрыв ее от пристальных взглядов. Накатило отчаяние. Все кончено? Да… Наверно, да. Зря она все рассказала. Никому эта правда не нужна. И чужие проблемы тоже.
Вдруг она почувствовала, как он обнимает ее за плечи. От облегчения по лицу потекли горячие жгучие слезы. Ольга уткнулась мужу в шею и часто задышала, пытаясь сдержать рвущиеся из груди рыдания. Зимин гладил ее по спине, чувствуя, как дрожат плечи женщины.
— Что скажешь? — прошептала она, в глубине души страшась ответа.
— Что все это х…ня. Я женился на тебе, а не твоих «предках».
Она — это она, а не ее семья. Это с ней он делит дом и постель. Она ходит полуголая по утрам, напевает в душе и готовит ему еду.
— Что?!
Женщина попыталась отстраниться. Зря. Держал он аккуратно, но крепко. Не вырваться, не скрыться, пока сам не отпустит, а он не хотел ее выпускать их своих объятий. Ну, вот, молодцом… Затихла, успокоилась и перестала сырость разводить.
— Вот, значит, как? — тихо фыркнула она. — Во всем видишь свои плюсы?
— А то!
Ольга отлично поняла, о чем он. Конечно, приятно, что не надо обхаживать тестя с тещей. Она считай что сирота, одни плюсы — и никаких минусов, если так посмотреть. Никто не будет совать нос и лезть с непрошеными советами в его налаженную жизнь.
— А если бы у меня была дюжина родственников в Мухосранске? И всем надо помочь.
— Пристроил бы куда-нибудь, — ничуть не смутившись, ответил он. — Но денег бы не дал. Мало ли что.
Нефиг баловать. Начнут доить, сядут на шею и ножки свесят. Зимин знал такой тип людей, которым все вокруг должны. Помочь подзаработать, дать в долг без процентов — всегда пожалуйста. Но не спонсировать.
Жизнь научила, что люди не ценят того, что легко дается в руки. Или ценят, но как-то странно, и ты получаешь потом удар в спину за все хорошее. Люди злятся на тебя за то, что ты когда-то проявил к ним великодушие, приписывают скрытые мотивы, чтобы оправдать свою злость, и в конце концов внушают себе, что правы. Это оправдывает любую подлость по отношению к благодетелю.
Батя тоже так считал. «Не делай добра — не получишь и зла». Не в том смысле, что совсем не помогать людям, а в том, как именно это делать.
— Ох, Слав! — рассмеялась Ольга и окончательно оттаяла. — Слав.
Она обняла его сама. Крепко-крепко. У него все просто, и это вселяет уверенность в завтрашнем дне. Зимин придумает, что делать. Выходит, не зря она поделилась с ним своими секретами. Сразу легче на душе. Нечего больше скрывать.
— Ву-у! — нарисовался в дверном проеме пекинес.
— Покормишь?
— Твоя собака, ты и корми.
Зимин сказал так, а сам не торопился ее отпускать. Горячее дыхание обжигало ей шею. Большие ладони мужа скользнули под свитер, и пальцы его сжали ей сосок. Ольга застонала. Руки его переместились вниз, сжав ей ягодицы и приподняв, так что женщине пришлось привстать. Она влезла с ногами на диван, перекинула через мужчину ногу и устроилась у него на коленях. Лица их оказались напротив.
— Иди сюда, — сказал он.
Она прижалась, став еще ближе. Широко раздвинутые бедра ныли, внутри все сжималось и пульсировало от нетерпения. Ольга приподнялась и опустилась, оценив его возбуждение… Муж сдернул с нее через голову свитер, спустил лямки топика и поцеловал в грудь, обхватив губами сразу затвердевший сосок. Потом зарылся лицом ей в декольте, целуя нежные полушария.
Если бы не тоскливый скулеж собаки, все бы продолжилось к обоюдному удовольствию.
— Эх!
Разочарованию ее не было границ.
— Да покорми ты его! И запри, чтоб не мешался.
Ольга рассмеялась и легко поцеловала мужа. Ага, запри. Конец тогда его элитным дверям из массива неизвестного-но-очень-дорогого дерева, которые познакомятся с коготками пекинеса. Она поправила лямки на топике и с неохотой слезла с мужчины.
Ладно, иду, иду… Кормлю-пою. Все мужики одинаковые. Кобели тоже. Вынь да полож!
* * *
Зимин подошел, постоял в дверях, понаблюдал, как жена тетешкается с собакой, плюнул и пошел в душ. Холодный. Контрастный, всяко-разный.
Ему правда было все равно, что было с Ольгой в прошлом. Не отвратило, просто факт из биографии. Не она это сделала, а люди с ней. Теперь она стыдится того, что случилось. Зато виновные, как оказалось, ничуть не стыдятся.
Выходит, его жена — единственный нормальный человек в этой семейке. Про отца ее не скажет, поскольку тот давно умер. Но вполне возможно, что пошла в него. А внешностью, понятное дело — в мать. Да, теперь он тоже был готов поверить, что она внучка Багратуни. Сходство налицо.
— Слав, ты скоро? — окликнула его Ольга, приоткрыв дверь в ванну. — А то я уже ложусь.
После бани обычно тянет поваляться. Только она опасалась, что заснет, и будет мужу облом вселенского масштаба, когда он вылезет из душа.
— Что? — переспросил он, высовываясь из-за стеклянной перегородки. — Не слышу.
Шум воды мешал. Ольга подошла ближе и вдруг оказалась прямо под потоком воды, льющейся сверху из продвинутой «лейки» душевой. Зимин затащил ее к себе. Она взвизгнула, как девчонка, и он засмеялся. Потом уткнулся ей в шею и начал целовать.
— Снимай все.
Легко сказать! Топик стащила, но мокрые насквозь легинсы и колготки снимались с трудом. Стащила вместе с трусиками и осталась перед ним абсолютно нагая. Вода стекала по ее волосам, которые свивались в тугие спирали, по гладкой медовой коже, и так чистой и свежей после бани…
— Вообще-то я уже сегодня мылась.
— Чистота — залог здоровья, — ответил он. — Секс, кстати, тоже.
Особенно с ней.
— Пошляк!
Ольга фыркнула, как кошка, на которую попала капля воды. И тут же оказалась прижатой к кафельной стенке душа. Зимин не глядя нашарил рукой регулятор и сделал воду теплее. Выключать не стал, чтобы не замерзнуть, а то не в кайф все остальное. Как удачно она зашла! В душе они еще этого не делали.
Руки его блуждали везде, гладили, ласкали, тискали, скользили по влажной коже. Он подхватил женщину за ягодицы, сжал, приподнял и вжался ей между бедер. Подался вперед-назад, качнулся, и его напряженный член коснулся ее в самом чувствительном месте. Это скольжение, эта тайная ласка заставила ее застонать.
Она впилась пальцами в плечи мужа. Приподнялась на носочках, пытаясь стать ближе и страстно желая, чтобы он наконец вошел в нее, иначе это сделает она… Да! Вот так, глубже, сильнее… Без остатка, до основания.
— Да.
Это слово, едва слышное, заглушаемое журчаньем воды, он все же услышал.
— Держись.
Она держалась. Содрогаясь от глубоких, мощных толчков, удерживаемая за бедра, практически на весу, она принимала его, и внутри все пульсировало от наслаждения. Ольга обняла его за шею, куснула, чтобы не вскрикнуть; потом отчего-то вдруг испугалась своего порыва. Снова застонала, когда он жестко протаранил ее лоно, и каждый его толчок вырывал из нее новые стоны.
— Слав!
Она достигла пика, потерялась в нем, остался только он и текущая вода, которая смывала все грехи.
* * *
Зимин вытирал ее большим махровым полотенцем, как ребенка. Они опять целовались, не в силах оторваться друг от друга.
Ольга отобрала полотенце и закуталась в него, обернув вокруг и подоткнув под грудью. Потом начала сушить волосы феном, наблюдая, как муж бродит туда-сюда по ванной, рыщет, что-то ищет…
— Что-то потерял?
— Да нет, просто еще не все перевез.
Сланцы он искал, как оказалось. Вот! Это тоже в список завтрашних покупок. Пойдет готовиться к новоселью и купит заодно разные мелочи для дома. Такими темпами скоро станет такой же хозяйственной, как Надежда, и перестанет быть прежней Ольгой из пресс-службы. Все ее интересы сконцентрируются вокруг дома и мужа.
Ей останется, как другим женам состоятельных бизнесменов, красить ногти, слоняться по бутикам, потеть в фитнес-центрах, посещать салоны красоты и скрашивать ночи супруга. Еще — совместные выходы в свет. И… и все. Надолго ее не хватит, помрет со скуки.
Впрочем, как оказалось, скучать ей не дадут. Но все равно.
Сохранит ли Зимин интерес, если она станет принадлежать ему вся без остатка? Ольге хотелось сохранить немного своей территории. Только так она останется сама собой. Если это работа — пусть будет работа.
— Слав, — сказала она. — Завтра мой начальник выходит из отпуска.
— Какой еще начальник? — удивился он. — Ты же уволилась.
— Может, еще вернусь обратно.
— Не говори ерунды, — подошел он ближе.
Женщина нервно сглотнула при виде литых мышц, стараясь не смотреть ниже пояса.
— Почему ерунды? — смутилась она, сообразив, что он заметил ее пристальный взгляд.
— Я теперь твой начальник.
Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. Ольга вырвалась и резко выдохнула. Так, надо успокоиться.
— Не путай, пожалуйста, — попросила она. — Это совсем другое. Я к тебе не нанималась.
Это пока. А потом, глядишь, он уломает ее устроиться к себе, чтобы не скучала. Его банку прямо сейчас потребовался пресс-секретарь, так он решил. Образованный, опытный и такой вот красивый. Как она.
— Ну, пусть, — согласился Зимин, придержав мысли при себе. — Но тебе обязательно возвращаться туда? Вдруг твой начальник решит точно так же?
— Все может быть.
Николаев был ей как отец — мудрый, спокойный и очень надежный. Однако неизвестно, что он решит. Работа всегда стояла у него на первом месте. Если он сочтет, что присутствие Летковой нежелательно, это конец. Хорошие отношения сохранятся, конечно. Она не ребенок, чтобы обижаться. Но будет бесконечно жаль.
— В общем, завтра все решится, — подытожила она. — Сама не знаю, чем все кончится.
Муж ее обнял, и сразу стало легче. В то же время Ольга сразу ощутила, как ноют мышцы, особенно спина, когда он сжал ее руками. Да уж, кафель есть кафель.
— Что смеешься? — спросил мужчина.
— Ничего.
Тяжелый он. Мощный. Создала же природа такое! Ну, такое… Впечатал ее в стену, и она подумала, что плитка обвалится. Но обошлось. Какие глупые страхи приходят в самый ответственный момент.
— Поцелуй меня.