Утром Норитов посетила Мидана. У неё кончились запасные перья для стрел, а остальные истрепались от частых тренировок. Обратившись к Кэнту, она получила разрешение сходить в обоз и самой надёргать их, так как хозяйственный Ритатуй держал при своей ставке гусей и уток. Орит, естественно, вызвался сопровождать подругу. По пути они забежали к костру Фидия, чтобы прихватить с собой Эвридику, тоже жаловавшуюся на свои стрелы, и заодно, передать Кану приглашение посетить Кэнта. Учения в этот день были отменены и воины получили возможность отоспаться и привести себя в порядок.

Десяток Фидия под весёлую перебранку Орфея, Кула и Кэма дружно надраивал многочисленные бронзовые детали воинского снаряжения. Будучи наиболее ленивым и небрежным из всего состава десятка, Кан уже мало-мальски навёл блеск на свои доспехи и забавлялся тем, что мешал остальным. Получив приглашение к пелопонессцам, он изобразил на лице искреннее сожаление, никого, правда не обманув этим, быстренько затянул пояс с мечом и кинжалом на талии, и вприпрыжку умчался, обещав вскоре вернуться.

Кэнт, Герт и Энох, лёжа у костра, попивали хиосское. Прекрасно налаженная жизнь в стане южан, освобождала их от излишних хлопот, досаждавших Ритатую. Сотники и тысячники хорошо знали свои обязанности, не затевая ненужных споров, сами получали и делили оружие, продовольствие и нечастые пополнения, сами проводили учения и поддерживали дисциплину. Немного беспокоили шумливые и беспечные ириты, но и те последнее время не доставляли руководителям отряда особых неприятностей.

— Хайрэ! — сказал Кан, подходя к костру. — Хорошо ли прошла ночь?

— Привет, Афинянин! — за всех поздоровался Кэнт. — В наше время нет ничего хорошего, в лучшем случае — удовлетворительно. Садись.

Энох бросил наземь оленью шкуру, а Герт протянул чашу с подогретым вином.

— Вкусное, — сказан Кант, отхлебнув.

— Ещё бы, — Герд довольно улыбнулся, — подарок архистратега! Как самочувствие, Афинянин?

— Да что со мной сделается?! Удовлетворительное! — рассмеялся Кан. — Мидана передала ваше приглашение, а поскольку вы моё высокое начальство, я счёл это приказом и явился немедленно. Я слушаю вас, стратеги.

— Это не приказ, Афинянин, — сказал Кэнт. — Я вызвал тебя, чтобы обратиться с необычной просьбой. Ты любишь сражения…

— Нет, стратег, не люблю, — перебил его молодой гоплит.

— Подожди! Как так? Ты не любишь сражаться? — Герд в изумлении широко раскрыл глаза.

Кан помотал головой:

— Не люблю.

— Ну, ты даёшь! — Энох приподнялся на локте и озадаченно воззрился на юношу. — Нарушая приказ, лезешь в драку, дерёшься так, что фессалийцы чуть со стыда не лопаются, а после утверждаешь, будто всё это тебе не по нраву?

— Ну да, — Кан пожал плечами, его тоже удивляло, как это три опытных воина не понимают простых вещей. — Когда нужно драться, когда нельзя не драться — дерусь. А что ещё делать? Но война мне не нравится, я её ненавижу.

— А если нужно драться насмерть?

— Значит, дерусь насмерть. Но удовольствия бой мне не доставляет, даже успешный.

«А я-то твержу Фидию про подвиги и приключения!» — мысленно присвистнул Аркадец.

— Но всё-таки, значит, когда надо…

— Когда надо — значит надо, — сказал Норит.

— Нам достаточно и этого, — облегчённо вздохнул Кэнт. — Видишь ли, Афинянин, дело в том, что Орит и Мидана у нас не входят ни в один десяток. Они считаются кем-то вроде моих рассыльных.

— А почему — вроде?

— Да потому, что рассыльные мне ни к чему. В бою я отрядом не командую. Выбираюсь себе в первые ряды, и дерусь как простой гоплит.

— А кто командует?

— Герд. Я же не пехотинец, я моряк, и в сухопутных сражениях полный профан.

— Ну, стало быть, Орит — рассыльный Герда? — предположил Кан.

— Не-е-ет! — протянул Герд. — Орит — слишком важная фигура, чтоб им распоряжался бывший микенский сотник. Кэнт этого не допустит. Правда, Кэнт?

— А что, Орит какой-нибудь царевич? Или жрец?

— Он сын великого гражданина Аркадии Тина, — сказал Аркадец строго. — В нашем городе было два человека, знаменитых на всю Элладу. Но Гедион и его сын погибли при осаде, а Тин уплыл в Айгюптос и до сих пор о нём ни слуху, ни духу.

— Знаменитый Тин командует афинским флотом, — сказал Кан, весело блестя глазами.

— Что ты сказал? — в голос воскликнули Кент и Эноха.

— Тин две недели назад вернулся. И наш басилевс предложил ему командование флотом. Вы разве не знали?

— Да, как-то разговора не было, не до того нынче.

— Немедленно ухожу на флот! — Энох стукнул кулаком по земле

— Когда Коринф освободим — пожалуйста, — парировал Кэнт, — а пока ты мне нужен здесь.

Кан наблюдал за южанами, с удовольствием цедя сквозь зубы пахучее сладковатое вино. Ему было приятно, что он первым принёс им хорошую весть. Кэнт всё же убедил Эноха в том, что он пока необходим отряду, поскольку ириты охотней слушаются его, нежели Герта и даже самого Аркадца. Покончив с этим делом, он снова обратился к афинянину.

— Так вот, об Орите. Парень храбр до безрассудства. Чтобы не погубить его, мы вынуждены отряжать двух своих лучших бойцов для присмотра за ним. Сам понимаешь, они не столько сражаются, сколько трясутся над Оритом. А мы не настолько многочисленны, чтобы позволить себе выключать из боя двух человек. У нас дерутся все. Даже повара.

— А что могу я? — удивился юноша.

— У вас подобрался славный десяток. Что, если б на время боя, вы взяли Орита с Миданой к себе? Фидий ведь и прикрикнет, и похвалит вовремя. А у нас Орит — любимчик. Избалуют, захвалят — и пропал парень!

— Так поговорите с отцом.

— Это само собой, махнул рукой Аркадец. — А ты пригляди за ним, помоги когда, и главное — воли ему не давай. Ему ведь дозволь, он на тысячу в одиночку кинется. Договорились, Афинянин?

— Хорошо, я попробую. Только что это вы меня всё: афинянин да афинянин? Вроде как попрекаете, что я не в Пелопонессе родился. Мне что — вас тоже по месту жительства величать?

— Не обижайся, — засмеялся Герд. — Мы не нарочно. Это фессалийцы тебя Афинянином прозвали. Имени-то не знают. В легенду входишь! На днях сам слышал, говорят, будто ты в ночном бою две сотни искромсал, а у коня твоего подковы золотые и из ушей дым идёт. Отдайте, говорят, нам Афинянина, мы с ним, дескать, через месяц Атлантиду по камешку разнесём.

— Ишь какие шустрые! — усмехнулся Кан.

— Выпей ещё, — Герт протянул руку за пустой чашей, но Афинянин отрицательно покачал головой:

— Мне пора, я и так задержался, попадёт.

— Разве Фидий не понял, что тебя вызываю я? — надменно приподнимая правую бровь, протянул Кэнт.

— Фидий-то понял, да кроме него у меня личный командир появился. Для него вся военная иерархия — пустой звук! За ночной бой и то влетело.

— Такому командиру, наверное, очень приятно подчиняться! — подмигнул Энох.

— Ему-то приятно…  — вздохнул Кан.

Когда утром Ритатую доложили о побеге пленников все, виновные и невиновные ожидали крупного разноса, однако архистратег весть воспринял внешне абсолютно спокойно.

— Сколько их было? — спросил он только.

— Сорок шесть.

— Почти полусотня, — отметил Ритатуй. — Представляю себе, что они натворили по дороге! Да-а-а…

Отпустив помощников, он прилёг и крепко призадумался. Его не волновало то, что у противника стало на полсотни больше вояк, а у него самого примерно столько же убыло. Не жаль ему было и коней. Но то, что с появлением беглецов у атлантов поднимется боевой дух, который они порядком подрастеряли за пять дней мелких неудач, архистратега союзного войска раздражало и беспокоило. Поправить дело можно было только весомой победой, да такой весомой, чтоб захватчики и вспоминать забыли обо всём, что было до этого.

— Эй, Эзикл! — крикнул полководец. — Пошли кого-нибудь за Шатом.

Едва Гетид переступил границу шатровой тени, Ритатуй поднялся. Не отвечая на приветствие, он подошёл к Гетиду вплотную.

— Скачи к Кэнту, — сказал он вполголоса. — Пусть немедля соберёт всех подручных — и ко мне. На обратном пути заедешь к Меласу и пригласишь, пригласишь — понял — его приехать. Ясно?

— Ясно, стратег!

При всей своей развязности и легкомыслии Шат, тем не менее, был отличным солдатом. С чёткостью, сделавшей бы честь любому гвардейцу, развернувшись на месте, он со всех ног бросился исполнять приказание. До него уже долетели слухи о ночной неприятности, и, сопоставив её с вызовом в ставку Кэнта, Шат понял, что не сегодня-завтра шестой когопул получит хорошую встрёпку.

Поэтому, исполнив поручение Ритатуя, неугомонный Гетид решительно повернул коня и снова отправился на правый фланг. У костра Норитов было шумно и весело. Орфей напевал озорную песенку про жеребца, который подавился гусём, принесённым в жертву беспощадным Мойрам; остальные, хохоча, подпевали. Шата встретили с радостью, угостили вином с мёдом, заставили рассказать анекдот и плотно накормили. Улучив минутку, когда общим вниманием снова завладел Орфей, Гетид отозвал в сторонку Кана и Фидия и поведал им о своих наблюдениях.

— Вот, гадство! — чертыхнулся Афинянин. — Я же предупреждал. То, что простые пленники утекли — хрен с ними! А вот Клет, Петнафс и Молос ещё натворят бед!

— Значит, бой сегодня или завтра? Фидий задумчиво посмотрел на веселящихся подчинённых. — Ну что ж, боя мы не боимся.

— Вы же знаете, что Белые Султаны — крепкий орешек, — сказал Шат. — Резня будет нешуточной. Я сейчас же иду к Медису, пусть просится к вам со своими цепниками, мы тоже постараемся присоединиться. Да, командир, это правда, будто Литапаст снова пытался тебя свалить?

— Правда, но больше ему это не удастся.

— Держись настороже всё-таки. От этого мерзавца всего можно ожидать. А то, глядишь, какой-нибудь шальной дротик…

— Не боись, не поддамся, — заверил друга младший Норит.

Пока Шат совещался с бывшим своим командиром, в шатре Ритатуя шло гораздо более важное совещание.

— Я представляю, как над нами сейчас потешаются в атлантском лагере, — со сдержанным гневом говорил архистратег, — а когда противник превращён в посмешище, его никто не боится. Поэтому бой вам предстоит тяжёлый, я бы сказал больше смертельно опасный. У тебя, Кэнт, сейчас под рукой тысяч восемнадцать. Так?

— Около этого.

— У Флика примерно столько же, однако для полной уверенности в успехе, я передаю вам две тысячи щитоносцев из своего личного резерва. Возьмите также цепников, ими командует Медис, такой человек вам пригодится. Цепников предлагаю использовать лишь для подавления очагов особо упорного сопротивления, а щитоносцы мои против Султанов слабоваты, поэтому в бой их следует бросить только в самом конце, когда ребята Флика подвыдохнутся.

— Скажи, стратег, а что если атланты двинут нам во фланг четвёртый когопул? — Изолий посмотрел прямо в глаза Ритатую.

— Скоро сюда прибудет Мелас Фивский. Он со своими перекроет дорогу и четвёртому, и, если понадобится, восьмому когопулу. Сил у него достаточно. Насколько мне известно, резервов за левым флангом у атлантов нет — вам будет противостоят только Флик.

Наступил полдень, когда в лагере правого фланга союзной армии заиграли тревогу. Через минуту поднялся такой лязг, что пикеты поневоле стали оборачиваться, чтобы узнать, что случилось. Затягивая поясом свой чешуйчатый панцирь, Кан обратился к старшему брату:

— Сейчас прибудут Орит и Мидана, десятник.

— Зачем? — удивился Фидий.

— Их временно придают нам. Кэнт настаивает, чтобы Орит сражался рядом со мной.

— Нашим легче, — отозвался Леон. — Фидий, у тебя скоро будет не десяток, а сотня.

— Кем же тогда будет считаться дядюшка Априкс? — со смехом спросил Кул.

— Двухсотником, видимо…

В считанные минуты воины облачились в доспехи, и вот уже десятки сомкнулись в сотни, сотни в тысячи, а тысячи стремительно заняли положенные им места в трёх походных колоннах — пелопонесской, фракийской и аттической. Отдельно выстроились фивяне и цепники. Не прошло и двадцати минут, а войско уже готово к походу.

Вот двинулись бойцы южной Ахайи, сотрясая землю мерным шагом тысяч ступней. Небольшая колонна афинских воинов марширует в центре, следом за ней пристроились цепники, а Священный Фивский отряд примкнул к упорным, неподатливым в сече фракийцам. По замыслу Кэнта, лучшие бойцы Эллады должны были, в случае надобности, либо прикрыть левый край от фланговой атаки, либо стремительным ударом во взаимодействии с бойцами Элиота, отрезать атланским выкормышам путь к отступлению. Двухтысячный отряд щитоносцев, пропустив основное войско вперёд, следовал за центром в трёх стадиях.

Шли долго, выслав вперёд разведчиков. Кан шагал крайним слева. Впереди покачивалась широкая спина Леона, сзади слышалось размеренное дыхание Кула; оборачиваясь, младший Норит за сыном Изолия мог заметить подрагивающий при ходьбе гребень шлема своего брата Гифона. Справа переставляла свои хорошенькие ножки Венета. Она отказалась остаться в лагере и никому не позволила нести свою сариссу. Сбоку от сестры — третьим слева топал Кэм. Перед Венетой и Кэмом шли Орфей и Эвридика. Прекрасная фракийка так и не успела заново оперить стрелы. Справа от Кула образовалось пустое пространство — это место должны были занять Орит и Мидана. Ну, а замыкали строй десятка три самых опытных его члена: Гифон, Фидий и Торит.

Аркадцы нашли своё новое подразделение, когда бивуак уже скрылся из глаз. Встав в строй, Орит щитом подтолкнул Кана:

— За последней тысячей топают чудаки с одними цепями. Командует ими вот такой вот громила. Сказал, что хочет с тобой попрощаться, когда привал будет. Ты его знаешь?

— Знаю, — сказал Кан.

— Там ещё четыре брата на лошадях на одно лицо. Так они тебя тоже отыщут.

— Старина Кан вечно с оборванцами путается, — насмешливо заметил Изолид. — Раненько они к смерти приготовились!

— Всем нам надо быть готовыми к самому худшему, — подал голос Фидий. — Белые Султаны шутить не любят.

— Наш увенчанный славой десятник тоже считает, что мы годимся только для Аида? — полюбопытствовал Кул.

— Кто для чего. Некоторые, правда, поесть мастаки, ну, ещё и языки почесать. Гадство, сколько ни стараюсь, а меч до остроты твоего змеиного язычка никак отточить не могу.

— Пусть потреплется, — разрешил Гифон. — Будем надеяться в последний раз.

Пройдя около пятидесяти стадий, ахейское войско остановилось на короткий привал. Разведчики сообщили, что до противника рукой подать. Пикеты Белых Султанов сейчас находились меньше, чем в десяти стадиях.

Шли последние приготовления к бою. Сотники в который раз осматривали доспехи подчинённых и проверяли оружие. Воины разминали мышцы, удобней прилаживали снаряжение, прощались с друзьями.

Сыновья трёх афинских друзей собрались вместе, может быть в последний раз. Обнялись на прощание, обменялись советами и пожеланиями. Едва Изолиды и Адамантиды разошлись по своим сотням, пожаловали новые гости.

— Что я вам говорил?! — ещё издали закричал Шат, у которого на крупе пилосского скакуна расположился хмурый Медис.

Доехав до стоянки, они спешились.

— Ну, как тут у вас? — спросил Медис, мрачно осматриваясь вокруг. — Всё в порядке?

— Всё, господин, — насмешливо кланяясь, доложил Кул.

Пастух даже не взглянул на шутника, его тёмно-карие, почти чёрные глаза испытующе всматривались в глаза Кана.

— Как самочувствие, командир?

— Не сказал бы, что блестящее, но, слава Аресу, драться могу.

— А это главное, — сказал Медис. — Если что, пошли за мной, я буду в тылу левее вас. Только свистни.

— Зачем девушек-то с собой взяли?! — Эльид покосился на Фидия. — Не ровен час на копьё наскочат.

— А копьё — это вовсе не… , удовольствия никакого, — ввернул ехидный Шат и тут же получил затрещину от Нима.

— Может, тебе ещё кинжал нужен, командир? — спросил Аробист, считавший это оружие самым надёжным из всех. — У меня отличный клинок, могу одолжить.

— Спасибо, друг! — Кан обнял его за плечи, он был счастлив.

— Останься в живых, Канонес! — сказал Ним. — От всего сердца желаю остаться в живых. А уж если… то уж сразу наповал.

Они поочерёдно обнялись, Кан и Кэм проводили их, высоко подняв руки.

— Удачи вам! Удачи! — послышался издалека мощный голос Эльида.

— Удачи! — дружно ответили коринфинец и Афинянин. — Гелиайне!

Белые Султаны после обеда мирно отдыхали у костров, многие спали, когда дозорные со всех ног примчались к лагерю.

— Тревога! — раздались крики. — Всем подъём! Тревога!

Вскочив, бойцы шестого когопула быстро, но без суеты начали напяливать доспехи. Однако передним снаряжаться было некогда — по склонам ближайших холмов уже накатывалась плотная ахейская фаланга. Осознав, что времени на экипировку нет ни грамма, они похватали щиты, мечи и копья, наскоро нахлобучили шлемы и кинулись строиться. Едва они успели сомкнуть ряды, как эллины сходу ударили по врагу и с громовым боевым кличем опрокинули только что созданный строй, смешали его, и началась кровавая потеха.

Уступая неудержимому натиску, атланты пятились, теряя сотни человек, но не поддавались панике — хладнокровие не изменяло им никогда. Пока передовые части сдерживали противника, Флик успел выстроить и выровнять остальных. И очень скоро ахейская волна наткнулась на живую стену атлантской фаланги. Те, кто остался в живых после первого натиска туземцев просочились в тыл и поспешно облачались в запасные доспехи, подвезённые из обоза когопула. Бой разгорался с каждой минутой. Эллины наседали, атланты не уступали ни шагу. Вскоре стало ясно, что попытка сходу разгромить шестой когопул провалилась. Как и предсказывал Ритатуй, битва пошла на взаимное уничтожение.

Постепенно приходя в себя, Белые Султаны, наконец, полностью оправились от неожиданности и начали наращивать натиск. Теперь уже ахейцы почувствовали некоторую растерянность. Под чудовищным напором их строй прогнулся в нескольких местах. Кэнт, по совету Герта немедленно бросил туда группы цепников. Однако стоило выровнять положение в одном месте, как строй начинал трещать в другом. Наконец, неистовым усилием атланты сумели потеснить центр. Хорошо вооружённые и обученные, но не слишком опытные афинские ополченцы, изнемогая и заливаясь кровью, подались назад, а пелопонессцы при всём своём страстном желании помочь союзникам, опрокинуть вражеский фланг и ударить сбоку, не могли сдвинуться с места.

Центр прогибался всё больше, но десяток Фидия отступать не пожелал. Молодые воины с каждой минутой рубились всё злей, они, словно вросли в эллинскую землю и, казалось, нет на свете силы, способной сдвинуть их хоть на дактил. Образовался выступ, так как сотня Априкса, видя упорство юноши, тоже упёрлась и, хотя несла чувствительные потери, но не поддавалась жестокому натиску. Десятники и лучшие бойцы, по приказу сотника, протиснулись вперёд, и сопротивление усилилось ещё больше.

Флик, наблюдавший за битвой с возвышения, заметил этот клин по чёрному конскому волосу, торчащему на гребнях ахейских шлемов. Белые перья атлантских боевых колпаков с трёх сторон обступили его, но клин не таял, не менял своих жёстких очертаний.

— Петнафс, пойди сюда! — крикнул Флик, не отводя взгляда от поля боя. — Видишь, вон там, чуть левее — клин? Видишь?

— Вижу, светлейший.

— Это плохо, Петнафс! Весь центр туземцев держится за его основание. Того и гляди, наши сами себе строй прорвут, если клин останется на месте. Понимаешь?

— Значит, надо сравнять его, — пожав широченными плечами, Петнафс мрачно хохотнул.

— Некем! — резко сказал Флик. — У меня осталась только охранная сотня. Бери восемьдесят человек, и дуй туда. Пока клин стоит на месте, не возвращайтесь!

— Есть.

Десяток Норитов, составляющее острие выступа, уже несколько раз перестраивался, хотя не прошло ещё и часа с начала боя. Эвридика и Мидана расстреляли весь свой запас и взялись за копья. Венета едва дышала от усталости.

И устали не только девушки. Даже Фидий и Леон уже не так резво проводили выпады, не с такой уже готовностью стремились заменить товарищей. Торит ругался сквозь зубы — клинок Белого Султана скользом сильно оцарапал его бедро. Побелевший от ярости и бессилия Орфей всё реже отвечал ударом на удар врагов. Кул забыл про шуточки, он храбро бился, но в душе возносил молитвы Аресу и своему покровителю Аполлону. Только нечеловечески выносливый Кэм, могучий Кан и яростный Орит по-прежнему разили наседающих имперских ублюдков.

В тот момент, когда воины охранной сотни Флика протиснулись к острию выступа, им как раз наступил черёд сменить изнемогающих Торита, Кула и Орфея с Фидием. Вместе с ними вперёд шагнул, было, Гифон, но набросившиеся на него два фликовских телохранителя, отшвырнули его назад, и Нориту пришлось приложить все силы, чтобы спасти свою жизнь. Правда, ему повезло — Кэм успел ткнуть одного из атлантов в бок, когда тот попытался оглушить Гифона щитом. Не смотря на все усилия ахейцев, их оттеснили на полдюжины шагов, и три юноши оказались отрезанными от своих.

— Ну, теперь держитесь, ребята! — крикнул Кан.

Орит ответил глухим рычанием и, развернувшись вполоборота, прикрыл Афиняну левый бок. Кэм проделал такой же манёвр. Маленький живой треугольник замкнулся.

— Надо отодвинуться друг от друга! — прокричал Счастливчик — наиболее опытный в этой группе. — Мы сами себе мешаем.

Однако невозможно было ступить и шагу — так яростно со всех сторон наседали на них враги.

— Кэм, принимай командование! — Норит мощным толчком щита отбросил светловолосого детину на добрых два шага, а другому, поднырнув под замах, вонзил меч в пах снизу. — Что нам делать? Пробиваться к своим? Или торчать здесь?

— Попробуй, пробейся! — резонно заметил коринфиянин, круговым движением отражая вражеский клинок. — Кан, прикрой слева! — и встречным выпадом проткнул султана насквозь.

Кан отмахнул щитом удар, нацеленный в голову друга, а Кэм, стремительно разгибаясь, ответил нападающему внезапным ударом ноги в бок. Атлант пошатнулся, теснимый в спину своими же товарищами, потерял равновесие и упал сперва на колени, а потом, добитый вторичным пинком, угодившим в переносицу — ничком. Напиравшие сзади Султаны, видимо, не ожидали от него такой пакости — ещё один упал, споткнувшись об его тело, а другие, через тело второго упавшего не могли дотянуться ни до Счастливчика, ни его афинского друга. С этой стороны ахейцы получили кратковременную передышку.

Они тут же воспользовались ею, что покрепче всыпать тем, кто имел несчастье оказаться с ними лицом к лицу. Кэм ранил своего противника в руку, а юный аттиец эфесом меча своему раздробил висок. Убитый осел наземь, раненный отступил, но их места тут же заняли новые атланты; бой продолжился с ещё большим ожесточением.

Руки немели под тяжестью щита и меча, хитоны промокли насквозь, струйки пота стекали из-под шлемов на разгорячённые лица молодых ахейцев, заливали глаза, щекотали ноздри и подбородки, а стереть их было некогда. Кэм, принявший на себя роль командира своих товарищей, лихорадочно искал выход из смертельно опасного положения.

— Будем отдыхать по очереди, — наконец решил он. — Переходите к обороне. Защищайтесь. Никаких активных действий — только защита!

— Я отказываю повиноваться, — прохрипел Орит. — Я ещё могу…

— Знаем, что можешь! — оборвал его Кан. — Когда не сможешь — тебе хана, и нам хана! Выполняй приказ, скотина!

Атланты обрадовались, видя, что двое из трёх сумасшедших рубак перешли в глухую защиту — выдохлись, голубчики! Они насели на молодых эллинов ещё сильней. Отдых получился не очень-то приятным, приходилось отражать сыплющиеся градом удары и щитом, и мечом. Но всё же это был отдых!

— Ну как? Полегче? — поинтересовался Кэм между двумя выпадами.

— Прям каникулы! — Кан резко отклонился влево, избегая смертоносного взмаха вражеского клинка. — Не нарадуемся. А вон ещё один доброжелатель пожаловал! Кэм, моя очередь! Прикройте меня!

Великанская фигура Петнафса возникла перед Афинянином. Белый Султан не то чтобы опасался этого мальчишки, каких на двенадцать вся дюжина, но ему любопытно было рассмотреть его хорошенько, чтобы понять своим неповоротливым умом, как же он умудрился уложить стольких бойцов отборного когопула. Кан воспользовался несколькими секундами свободного времени, чтобы отереть пот с лица и поправить шлем.

— Ну, — зловеще сказал он по-атлантски, — что стоишь, сволочь? Иди сюда, иди сюда, сын потаскухи!

Петнафс ухмыльнулся с тяжеловесным удивлением:

— Чудеса! Ты попрощался с друзьями, малец? Надо же, а? — сказал он, обращаясь к стоящим позади товарищам. — Такой клоп, и столько бед натворил.

Кан в ответ сделал молниеносный выпад.

— Ах, так? — прорычал атлант. — На, держи!

Два удара неистовой силы обрушились на молодого ахейца, но от первого он уклонился, а второй отразил с такой яростью, что меч чуть не вылетел из руки великана. Гордая кровь рода Норитов вскипела в жилах афинянина, бешенство ударило ему в голову — никогда ещё не испытывал он такого прилива всепоглощающей злобы. Меч стал невесом и щит не оттягивал тяжестью руку. С неистовым воплем, которому мог позавидовать даже Эльид в лучшие свои минуты, он накинулся на Петнафса и в несколько секунд дважды рассёк на нём доспехи.

Кровь врага, брызнувшая из-под лат, подействовала на взбесившегося Кана как вид мулеты на испанского быка. Удары посыпались проливным дождём, и каждый из них был исполнен с такой силой, с такой скоростью, что опытный и хладнокровный Петнафс был ошеломлён — он не поспевал за противником. Один из таких выпадов пришёлся прямо в грудь фликовского телохранителя, пробил панцирь и свалил его с ног.

— Ахайя! — взревел победитель, кидаясь на сражённого врага, но двое подчинённых Петнафса прикрыли собой командира, а другие подхватили его под руки и стали проталкиваться в тыл.

Белые Султаны, увидев поражение досель непобедимого ибера, отступились от маленького треугольника, образованного кровожадными, будто мифические чудовища, молодыми «туземцами». Суеверный страх, абсолютно не похожий на обычную трусость, потихоньку вползал в каменные сердца непоколебимых гвардейцев Империи. Во внезапно воцарившейся относительной среди рёва и грохота битвы тишине послышался оглушающе громкий голос Медиса:

— Держитесь, ребята! Продержитесь ещё минуту!

«Откуда здесь Медис?» — эта единственная мысль в затуманенном бешенством мозгу отрезвила младшего Норита, он начал приходить в себя.

А дело было вот в чём: после того, как атлантам удалось ещё немного потеснить центр ахейского войска, Кэнт решил ввести в бой резерв.

— Рано, — сказал Герт. — Султаны ещё не выдохлись.

— А что ты предлагаешь? Ждать пока они нам проломят середину? Пока разорвут строй надвое?

— Афиняне не побегут, — возразил микенец, — им гордость не позволит — это их лучшие, отборные тысячи. Где-то там дерутся и Кан, и десяток Фидия и неразлучная троица афинских героев. На флангах положение стабилизировалось — фракийцы, правда, отступают, но понемногу. Так что время у нас есть, и мы имеем возможность укрепить афинян их согражданами. Пошли в центр всех цепников.

— Что могут изменить в этом безумии полторы сотни человек? — недоверчиво проворчал аркадец.

— Очень многое! Очень!

Повинуясь приказу, Медис собрал всех своих подчинённых, сражавшихся на разных участках фронта. Их действительно осталось чуть больше ста пятидесяти человек, но глядя, на их рослые фигуры, на лица, горящие мрачной отвагой, на тяжёлые цепи с массивными медными шарами на концах, Кэнт понял, что решение Герта было продумано, как следует. Микенец тем временем втолковывал Медису, что от них требуется:

— Вот это тысяча Тенция, парень. Бери своих ребят и проберись с ними вперёд. Найдёшь десяток Фидия и вместе с ним прорвёшь фронт. Ясно?

— Ясно, — спокойно ответил пастух, будто ему предлагали не чрезвычайно опасное поручение, а приятную прогулку за город.

— А сможете?

Медис посмотрел на южанина с недоумением. Что за глупые вопросы задаёт эта жердь?!

— Когда мы с Каном держимся вместе, — объяснил он бестолковому микенцу, — мы можем всё!

Дальше всё покатилось само собой. Прибыв в распоряжение Фидия, Медис в первую очередь заметил отсутствие и Кэма, и Кана. Заплаканное лицо Венеты навело его на мысль, что их он уже никогда не увидит, однако на всякий случай он спросил коринфянку:

— Где твой брат? Где Кан?

Прекрасная коринфянка вместо ответа зарыдала в голос, и Медис стал мрачнее грозовой тучи.

— Где ты бродишь, гад паршивый? — внезапно заорал Кул, обращая к нему лицо, искажённое бессильной яростью. — Там Кана убивают, а ты по тылам шляешься, уродина! Давай вперёд!

Услышав слова Изолида, Медис встрепенулся и бросил взгляд через головы впередистоящих. Там — в каких-нибудь двадцати шагах — среди белых перьев мелькало что-то чёрное. Хорошему разведчику дважды повторять одно и то же нет надобности — пустая трата времени! Могучим плечом, раздвинув шатающихся от усталости Орфея и Торита, Медис обрушил на голову ближайшего врага тяжеленную секиру, пинком, будто щенка, отбросил в сторону второго и втиснулся в образовавшуюся щель. Цепники последовали примеру командира, круша атлантов своим страшным оружием, от которого не спасали ни клинки, ни щиты. «Звяк! Звяк! Звяк!» — пошли гулять тяжёлые цепи.

Враги не расступались — враги упрямо лезли на беспощадных гвардейцев-башей. Что ж, баши не жаловались — они шагали по вражеским трупам. Жить надоело, господа имперские самоубийцы? Пожалуйста, можем помочь! Звяк! Звяк! Звяк!

А тем временем окружённая троица вновь принялась за дело: десятники из охранной сотни Флика погнали своих подчинённых в новую отчаянную атаку, которая, как и все предыдущие оказалась бесплодной.

— Я вам покажу, как маленьких обижать! — выкрикивал Кэм при каждом удачном выпаде.

Под маленькими он, очевидно, подразумевал себя и Кана, поскольку Орит, хоть и выглядел не таким крепким, как окружавшие их враги, но ростом почти никому не уступал.

Кан сражался молча. Воодушевление, принесшее ему победу над одним из лучших поединщиков Первой Имперской прошло, но зато остались стойкая ожесточённость и спокойная уверенность в собственных силах. Да, он устал. Да, ему было тяжело. И всё же ни один из имперских бойцов, поочерёдно становящихся на место вышедших из строя, не мог дотянуться клинком до его тела, а его выпады сеяли смерть в рядах противника, будто десница беспощадного Таната.

Что же касается Орита, то он бился, как обычно — стойко, неподатливо, с опасной дерзостью опытного, знавшего и свои и чужие поражения и ничего уже не боящегося воина.

А время шло; всё трудней и трудней становилось добираться до нахальных юнцов, насмехающихся над лучшими силами шестого когопула — вал из тел Белых Султанов окружал ахейцев и с каждой минутой становился всё выше.

А время шло, сыпались секунды и минуты на чашу тысячелетий, равнодушных к отдельным человеческим судьбам, но сейчас каждый миг работал на трёх друзей, приближал помощь, отодвигал ещё недавно такое близкое соседство царства подземного бога обители умерших. Уже совсем рядом взлетает и опускается кроваво-красная до самой рукояти секира Медиса, уже все остальные звуки вокруг заглушает размеренный лязг боевых цепей.

— Сейчас ребята! Потерпите ещё минутку! — слышится уже спокойный, убеждённый в удаче голос пастуха.

Орит, прикрывшись щитом, делает бросок, и сражающийся с Медисом Султан валится наземь, поражённый под левую лопатку. Медный шар на тяжёлой цепи опрокидывает противника Кэма…

Цепники окружают молодых героев, передние разят атлантов, остальные тискают в объятьях спасённых. Венета плачет уже от радости, обнимая разом и брата и любимого. Но бой ещё не кончен — исполненный решимости Медис отстраняет от Кана его подругу:

— Сражаться ещё можешь, командир?

— Могу?! Глоток вина — и я перережу весь когопул!

— Можно и вина, — это Априкс протолкался сквозь толпу цепников, за ним следует его сын, четырнадцатилетний Элоп — с чашей в одной руке и гидрией в другой.

В гидрии разведённое кисловатое вино, кувшин долго стоял на солнце, так что пить из него можно без опасения — не запалишься. Ай, да дядюшка Априкс!

Махом опрокинув чашу, вытерев поданным плащом пот с лица и шеи, Кан заново затянул ремень шлема под подбородком, взглянул на меч. Худо! Клинок совсем выщербился — странно даже как эти тупым куском металла он ещё недавно умудрялся пропарывать крепкие вражьи латы.

— Венета!

— Я здесь.

— Дай-ка свой меч.

— Зачем?

— Мне кажется, ему тоже пора попить атлантской кровушки.

— Ты что, снова туда? — горячие пальцы коринфянки крепко стиснули руку афинянина. — Не пущу!

— Помолчи, женщина! — Кэм бесцеремонно отодвинул сестру. — Идём, командир!

— Пошли.

Цепники расступились, пропуская их в первый ряд. Вот и Медис, молодчага, Медис.

— Тебе помочь, дружище?

— Валяйте.

— Ну, держитесь, сукины дети! — зловеще пригрозил Кэм, занимая место по левую руку от Кана, Медис ворочал секирой справа.

Звенящий цепями клин башей с безжалостной методичностью продолжал рвать строй шестого когопула. Он продвигался ещё быстрее, чем прежде, поскольку даже бесстрашные Султаны в ужасе отступали перед бешено рвущимися вперёд Каном и Кэмом. Они видели, знали, что им не суждено сразить этих нечеловеческих сильных и изворотливых «малышей». Ещё немного, ещё. Противник Кана осел наземь — на месте головы его бил настоящий фонтан крови… И тут случилось то, чего никогда ещё не знала история Империи — охваченные суеверным ужасом Белые Султаны обратились в бегство.

Запасные тысячи не успели войти в бой, священный отряд не двинулся с места, оторопев — бежали Султаны! Весь левый фланг ахейского войска и половина центра очистились, но цепники и тысяча Тенция, быстро оценив ситуацию, отрезали путь отступления тем, кто дрался против южан. В окружение попало больше шести тысяч атлантов, и они продолжали драться. Тут уж нашлась работа и для щитоносцев Ритатуя. Фракийцы и Священный отряд двинулись на помощь Меласу, войска которого бились с четвёртым когопулом и конницей Муроба, пытающимися прорваться на левый фланг. Когда к беотийцам прибыло подкрепление, атланты убрались восвояси.

Сражение закончилось в ночной темноте, но спать утомлённым воинам было ещё рано — следовало немедленно перенести лагерь и закрепиться на новом месте. Поужинали уже под утро, спали до вечера и только потом взялись за подсчёты потерь и добычи. Всё имущество хорошо обеспеченного отборного когопула досталось победителям, но заплачено за него было дорогой ценой: больше пяти тысяч ахейцев полегло этом упорном бою, раненных и покалеченных было ещё больше.

Когда Ритатую доложили о потерях, архистратег немедленно направил на правый фланг две тысячи фессалийских пехотинцев. Войска фивян и этолийцев, прикрывая отборный отряд слева, тоже двинулись в наступление. Вилен, не успевший укрепить свой левый фланг, понял, что обстоятельства против него. Ему очень не хотелось снимать осаду с Коринфа, доведённого уже до предела, но фланговый манёвр ахейской армии вынудил его отступить, чтобы выровнять фронт. На сей раз, он был умнее — Белые Султаны оказались не в силах одолеть туземцев без резерва, поэтому когопул ветеранов разделили на три части и поставили их во втором эшелоне, подкрепив одновременно и фланги, и центр.

На следующий день войска коринфского тирана влились в состав союзной армии. И цари, и полководцы настаивали на немедленном сражении с захватчиками, но архистратег упёрся, будто племенной бык. Основания к этому были, и немалые. Во-первых, присоединение коринфян пока ни о чём не говорило. Запертые в городе, ослабевшие от скудной пищи и непрестанных вражеских штурмов коринфяне не были готовы к генеральной битве. Во-вторых, воины, собранные из разных областей Эллады, ещё не притёрлись друг к другу, для этого нужно было время. И последняя причина заключалась в ослабленности правого крыла армии, одержавшего блистательную победу, но едва не истёкшего кровью. Кроме того, о второй атлантской армии пока слышно не было, стало быть, торопиться не стоило; Ритатуй привык действовать быстро, но спешить не любил.