Как в воду смотрел, пророк проклятый! Через два часа Андрей стер себе ногу, пришлось залеплять специально припасенным для этого пластырем. Артём продержался до первого перекура, но и он вынужден был признать, что прогулка под руководством беспощадного «адопроходца» — совсем не сахар. Абсолютно не сахар! Плечи ломило, спина онемела, ноги стали спотыкаться на каждом шагу, а в глазах то появлялись, то испарялись бесформенные темные пятна. Большой же невозмутимо топал впереди, словно матерый лось-пятилеток, разве что взопрел слегка. Пока выдохшиеся компаньоны, со стоном сбросив чугунные вещмешки, валялись, как мертвые, он выбрал себе местечко поудобнее и, закинув на пенек свои слоновьи ножищи, вынул из рюкзака тонкую тростинку сигары.

— Оставишь, — выдохнул Артём. — Первую очередь пропускаю.

Комариные шнобели сквозь «бамовские» комбинезоны действительно не проникали. Чего не скажешь о колючих стеблях сухостоя. Ну, казалось бы, откуда им было взяться в начале лета? Ан нет, нашлись и такие. Впрочем, по сравнению с блаженной неподвижностью, все эти мелочи, вроде уколов, ломоты в ногах и бесперебойного жужжания комаров над распаренным лицом, не стоили того, чтоб и языком ради них шевельнуть.

— Как самочувствие, ястребы Преисподней? — осведомился Большой, вкусно затягиваясь и выпуская сизый дымок сквозь полтины ноздрей.

— Как у покойников, — проворчал Андрей, не открывая глаз.

— И это правильно, — благодушно покивал Большой. — Умершим Ад не страшен, они свое отбоялись. Если сумеете это чувство на пару недель сохранить — очень хорошо.

— Сам-то как свои ходки переносишь? — полюбопытствовал Артём.

Большой равнодушно пожал плечами; сосна, о которую он опирался, жалобно заскрипела.

— По-разному, — сказал Большой.

Артём поднатужился и приоткрыл свинцовые веки.

— Тоже пугаешься? — удивился он.

— Если бы хоть раз испугался, — сказал Большой, — ты бы меня не встретил. Но временами очень домой хочется. Предчувствие беды — иначе не назовешь. Работать продолжаешь — куда деваться, а в уме держится. В нашем деле главное — пройти посередке, не струсить и вовремя унести ноги. Есть почти для каждого верная гибель в Аду — это страх, с детства всаженный в подсознание, страх неопределенности.

— Не понял, — сказал вдруг Андрей.

— Это когда боятся неизвестно чего. Тебя Букой в детстве пугали?

— А то нет!

— Ты знаешь, как он выглядит? Вот и я не знаю. Страх невидимый, неосязаемый, без цвета и запаха. И всегда готовый сожрать тебя с потрохами. В разных странах он зовется по-разному, но всюду присутствует. Кому-нибудь доводилось, по малости лет, встречаться с эффектом «невидимки»?

— То есть?

— Ну, вроде бы и нет никого, а вроде бы кто-то и есть. Шаги там, движение воздуха за спиной в условиях полного безветрия.

— У меня было, — твердо сказал Артём. — После школы раз в кино пошли. Сейчас уж и не помню, на какой фильм. Что-то душещипательно-индийское, двухсерийное и с обилием драк. От друзей своих я жил далеко, обратный мой путь к дому лежал мимо городского парка. Представляете: зима, полнолуние, полночь. Снег, как зеркало, лунный свет по окрестностям разбрасывает. Красота! И людей — никого! Скучно, знаете ли… Вдруг слышу — позади снег скрипит. Ну, оглянулся, на всякий случай, мало ли тут кого носит — врагов у меня и тогда хватало… — Артём протянул руку и принял от Большого вполне приличный окурок. — Я ж говорю — на полкилометра все насквозь видать. Да только нет никого. И шаги затихли, но не сразу, а через пару секунд. Что прикажете думать юному балде-атеисту? Поблазнило, думаю. Пошел дальше. Только слышу — хрусть, хрусть, хрусть… ведь идут же! Человек я десятка неробкого, бояться не боялся, так что явно не со страху мерещится. Ведь явственно слышу! Притормозил резко, стал, как вкопанный, уши навострил. Точно: пять шагов хрустнуло, и опять тишина. Ладно, думаю, сейчас мы для преследователя нашего маленький экспериментик устроим! Повернулся и — навстречу, туда, откуда звук доносился. С тем расчетом, что если просто звуковое эхо от снега отражается, то хруст опять позади начнется… — Артём затянулся дымком с такой жадностью, что явно перехватил, вытер рукой выступившую слезу. — Так нет же! Нет никакого эха. Свои шаги слышно прекрасно, а посторонних — ни-ни!

— Тогда ты решил заглянуть в парк, — полувопросительно, полуутвердительно продолжил Большой. — Наверняка кирпич какой-нибудь подобрал или доску поувесистей. Ворвался в ворота с «оружием» наперевес, а там — тоже никого. Да и хруст — за спиной, а не впереди. Вот тут ты и почуял, как мурашки на спине зашевелились. Или нет?

— Все в точности, — признал Артём. — За исключением мелких подробностей. Ничего я не подбирал, просто кастет на пальцы надел.

— Судя по тому, что живым тебя видим, — хмуро промолвил Большой, — до дому ты дошел осторожным, размеренным шагом, в бег так и не кинулся. Хотя сердчишко, надо полагать, даже не в пятках, а на кончиках пальцев стучало. Да, ты знаешь, какой он — наш Бука.

— Я знаю тоже, — сказал Андрей.

— О, в тебе-то я никак не сомневался! — усмехнулся Большой. — Ну, орлы, и кодла же у нас подобралась! Один другого фантазийнее! Если в Аду на Буку напоремся, всем троим — амба! Никто не поможет, еще, глядишь, и топить друг дружку начнем. Тёма, ты чего это с куреньем затягиваешь? Ты давай, не филонь, заканчивай поживее! Ишь, разлеглись! Подъем!

Солнце пекло немилосердно, прокалив сосняк до сухого знойного звона. Ветерок чуть пошевеливал желтые в кончиках желобчатые иглы, узловатые ветви застыли в каменной недвижности. Даже птицы примолкли, пережидая полуденную жару. Даже комариный писк порастаял. Лишь трудолюбивое гудение пчел изредка оживляло лесную тишь, да занудный трескоток теплолюбивого паута-кровососа.

Артём с ненавистью смотрел в широченную, как диванная подушка, спину Большого сквозь мокрые от пота ресницы. Он уже дважды останавливался, чтобы отхлебнуть воды из пузатой походной фляжки, обтереть салфеткой лицо. Большой взирал на эти задержки, неодобрительно хмурясь, но помалкивал. И правильно делал, в противном случае Артём, пожалуй, и позабыл бы о будущем вознаграждении ради мгновенной сладости полновесного, от души, апперкота.

Андрей тащился позади, не отставал, не скулил, только пыхтел, как паровоз. По едва заметной хромоте было ясно, что и вторую ногу он стер так же благополучно, как и первую, но крепится в пику Артёму. Время растягивалось в бесконечность, усталость наваливалась, будто пьяный тяжеловес. Большой же по-прежнему пёр по бездорожью, ломился сквозь подлески, с неожиданной медвежьей ловкостью форсировал небольшие болотца.

— Умный в гору не пойдет, — проворчал Артём.

— И в Ад не полезет, — огрызнулся вожак маленького отряда безумцев. И Артём впервые подумал, что в случае открытого столкновения Большой может оказаться очень опасным противником. Такой если разок зацепит, так наверняка покалечит, если совсем не убьет.

— Привал, — сказал Большой, аккуратно снимая рюкзак. — Андрюха, разуваться будешь потом. Сначала ставим кофе на огонек, а уже после того занимаемся остальными делами. Вот так-то, орлы. Все делается попутно — в том месте, куда мы с вами намыливаемся, время нужно экономить. Минутка к минутке, секунда к секундочке — глядишь, на часок пораньше смоемся. А лучше — на парочку.

— А лучше бы вообще не ходить, — буркнул Андрей, приклеивая пластырь к мозолям.

— Кому как, — парировал Большой. — Для некоторых адская тропа — способ существования. Ты торгуешь трубами, я исследую Ад. У каждого своя стезя.

— Не надо упрощать, — обиделся Андрей. — Я не торгую, я с людьми работаю.

— А я с чудовищами, — ухмыльнулся Большой. — Которые — то есть, а то, глядишь, и нету. Очень занимательное занятие… только зевать нельзя.

Вода в кружках покрылась пленкой из мелких, сплывающих со дна пузырьков.

— Снимайте живее, — распорядился «адопроходец». — Ничто на свете не бодрит верней воды из-под «белого ключа»!

Артём всыпал в кружку двойную дозу кофе, перемешанного с сахаром. Взболтнул ложкой, зачерпнул…

— Хорош! — сообщил с видом знатока. — Только уж больно сладкий. Тут ты не доработал, атаман.

Большой прислонился спиной к высокому, относительно свежему пню, осторожно убрал с кружечного ободка поджарую, полосатую, как тигр, осу.

— Привыкайте к сладкому, орлы, — сказал, прихлебывая кипяток. — Сахар обостряет зрение в темноте и работу мозга. Последнее в аду скорей недостаток, чем достоинство, но острый глаз — крайне необходим.

Он извлек сигару и вкусно затянулся дымом.

— Эй! — возмутился Артём. — Так мы не договаривались! Кофе кофием, а перекур — перекуром.

— Память нужно тренировать, салага! — безмятежно отозвался Большой. — Перекур уже был. Ты что думаешь, мне заняться нечем, кроме как с вами в лесу болтаться? Я — ас. Я в Преисподнюю готов идти в любую минуту. Но в этот раз мне там помощники нужны, а не обуза. А вы, орлы, пока что обуза, вредный багаж. Хотите живыми вернуться — не филоньте, пашите, как зубры. Больно ляжешь — здоровее проснешься. Я-то по-любому оттуда вырвусь. Вопрос в другом — кто мне за ходку заплатит, если вы там все останетесь?

Артём задумчиво подул на густую, чернильно-черную жидкость. Эти новости ему определенно не нравились. Он, конечно, подозревал, что посещение странного мира несуществующих сущностей несколько посложнее ночных прогулок в районе Пионерского поселка, но чтоб настолько?! Впрочем, отступать было поздно. Да и не к лицу. Оставалось надеяться на осведомленность и богатый опыт Большого. Невооруженным глазом было видно, что без твердой уверенности в их полезности делу он и с места не тронется. Скорей, откажет в помощи.

— Послушай, атаман, — сказал примирительно. — Насколько я понимаю, ты не один эту жилу разрабатывал… Есть еще кто-нибудь?

— Позавчера еще один был. Звонил. Сегодня — не знаю.

— А остальные?

Большой помрачнел.

— Были и остальные, — ответил, супясь. — Немного, но были.

— Куда подевались? — настаивал Артём.

— Не задавай дурацких вопросов — не получишь идиотских ответов, — дипломатично отозвался Большой, затягиваясь глубже обычного и совершенно чернея лицом. — Но уж в психушке-то из наших никого нет, можешь мне поверить!

— Что? — забеспокоился Андрей. — Вы тоже не все там знаете?

— Знаем-то все, — невесело усмехнулся Большой. — Во всяком случае, мы с Тимохой. Тем и живы.

— Не понял, — поднажал Артём.

Большой передал ему сигару, щелчком сбил с ладони муравья-проходимца…

— Вам будет трудно понять. Это еще сложнее, чем концепция Ада. Скажу только, что в том мире водятся не только устойчивые иллюзии. Встречаются и реальные существа, запертые древними знатоками в границах Преисподней. Их сущность закреплена навечно, они бессмертны. Точнее, убить-то их можно… только не всякий способен, да и Срок не исполнился.

— Какой срок?

— Знаете что, — устало ответил «орлам» атаман. — Не забивайте себе мозги ненужными вам вещами. Главное — избежать встречи с теми, кто этого заслуживает. А если не сумеем, делаем так: я хватаюсь за голову — вы обходите незнакомца с флангов. С этого мгновения неотрывно следите за мной. Я прикуриваю сигарету — вы хватаетесь за ножи. Остальное — мои заботы. И вообще, много знать будете — скоро состаритесь. Старина Данте недаром поместил над воротами Ада — «Каждому свое». Так и есть. Подъем, салаги!

Дальнейшую дорогу Артём почти не запомнил. В памяти удержалось лишь ощущение вдавленных в почву ступней и острая резь в плечах, смозоленных лямками неимоверно грузного «сидора». Бухнувшись в песок комнаты-тренажера, долго лежал без движения с закрытыми веками. Слева доносилось хриплое дыханье Андрея. Справа — скрежет вскрываемых банок и довольное мурлыканье Большого. Почему-то сейчас его превосходство не вызывало и тени раздражения. Совсем наоборот.

Артём всегда считал себя резко выраженным индивидуалистом, не выносил групповщины и враждебно относился к проявлениям лидерства. Это доставляло ему массу хлопот, но он даже втайне гордился ими, как несомненным доказательством своего суверенного «я». Он так привык лезть на рожон, что внушил определенную опаску не очень-то боязливым уголовным авторитетам. С ним предпочитали не связываться. Но сегодня, быть может, впервые в жизни он был немножечко рад тому, что в Аду рядом с ним окажется человек, подобный Большому. Человек, который беззаботно насвистывает немудрящий мотивчик, когда он — гроза уголовного мира — не в состоянии пальцем пошевелить.

— Шуруйте к столу, орлы! — воззвал Большой. — Жратва подана!

Артём застонал и поднялся. Телесная немочь позорно отступила перед властным требованием пустого желудка.

Пока они, обжигаясь и давясь, лопали консервы, владелец поместья заваривал чай. Ехидства в его поведении не наблюдалось. Особой усталости — тоже.

— Железный ты, что ли? — позавидовал Андрей.

— Практика, — пожал плечами Большой. — Экстремальщики все такие. Встречал и покрепче себя. Помню, был у нас руководителем группы Прохор Апполинарьевич Хрущ, прозванный Хрычом за глаза. С виду — дрянь мужичонка. Росточком — метр с кепкой, худющий — аж просвечивает. А как вздернет рюкзак, как размотает ходули… все в мыле, а он еще анекдоты травит. Да такие соленые, гад! Гонял нас по горам, как архаровцев. Уж на что мы народ бывалый, и то взбунтовались. Тут глядим — взвился наш дохлячок-хохотунчик… хрясть! хрясть!.. и двое самых шебутных уже пластом лежат. А ты говоришь — железный! Тимоха — друг мой — вот тот железный, он лом на шее узлом завязывает. А я — так, ничего себе, не больше. Даром, что Большой.

Артём, наученный горьким опытом прошлой ночи, вместо кофе всыпал в кипяток чайную заварку из маленького бумажного пакетика. Андрей последовал сему благоразумному примеру.

— Молодцы! — похвалил их Большой. — На глазах умнеете. Теперь вот что. Легче всего проникнуть в Ад из стационарной Зоны. В прежние времена на этих местах, как правило, воздвигали монастыри, иногда церкви. Именно поэтому в народном сознании заброшенный храм мыслится прибежищем нечистой силы. Именно поэтому настолько часты упоминания о массовых психозах в монастырях. В России, где монастырь частенько служил последним пристанищем заслуженным воинам и опальным администраторам, подобные безумства относительно редки. Этих ребят всегда отличало обостренное чувство Реальности, на любые проявления адской сущности они реагировали весьма скептически. А вот на Западе, где в монастырской братии заметно преобладал экзальтированный контингент, такие случаи наблюдались сплошь и рядом. В конце семидесятых годов вышеупомянутый Хрыч подверг сомнению рационалистическую теорию подобных явлений, предложенную еще французскими просветителями. Он осмелился предположить, что эта теория преследовала совершенно противоположные цели, нежели те, о которых заявлялось принародно. Он пошел еще дальше, заявив, что, поскольку имена просветителей давно и прочно связываются с деятельностью розенкрейцеров и франкмасонов, все их «разоблачения» — не что иное, как попытка отвести общественное мнение в сторону от решения существующей проблемы. Именно поэтому, утверждал наш теоретик, в работах просветителей нередко наблюдается полнейшая профанация накопленного материала, назойливое стремление порушить статистические связи многочисленных случаев мистических эпидемий. Вопрос, поставленный Хрычом, был сформулирован следующим образом: «Что именно хотели утаить от нас создатели Рационализма?» После пятилетних исследований мы смогли ответить на него совершенно однозначно: «Существование связи между миром Реальности и мирами слабосистемных сущностей».

Неофиты слушали с интересом, невзирая на телесную немочь.

— Какие исследования проводились и методику их проведения вам знать ни к чему. Перехожу к практическому обучению. Моя стационарная зона располагается в келье одного из древнейших монастырей нашего края. В каком именно — лучше не спрашивайте, не отвечу. Обстановка кельи скопирована в этом помещении. Цель копирования заключается в том, чтобы помочь выйти из Ада. Туда я вас отправить могу, а выбираться придется самим.

— Интере-есно, — проворчал Артём.

— Еще бы! — поддержал Андрей. — Значит…

— Значит нужно готовиться как следует, а не ждать, пока добрый дядя сделает все за тебя, — любезно пояснил Большой. — И бунта не потерплю! Дело заключается в следующем: Ад — место довольно пустынное, с ограниченным горизонтом. Переход в его измерение прост до смешного, но чтобы выйти, необходимо представить себе точку, в которой это возможно. И не просто представить, а точно, с малейшими подробностями. Слыхал я как-то про одного оборотня, который, перекинувшись в кабана, сам же слопал желуди, валявшиеся на полянке… До осени в кабаньей шкуре мыкался, едва с мушки у собственного внука ушел. Все, отставить чаепитие! Сели лицом к дальней стене. Теперь смотрите, наблюдайте, заучивайте каждый камень, каждый шов! И помните — это всерьез.

Ночью Артёму снились всякие гадости, бесконечные погони, в которых он участвовал то в качестве слабоногой жертвы, то — слишком медлительного преследователя. А напоследок его бросили все, и он очутился в каком-то помещении, незнакомом, без всякого выхода. Правда, одно отверстие там было — да и то не больше замочной скважины. Он был настолько глуп, что заглянул в нее и тут же пожалел о своей глупости, потому что увидел, чем занимается его ветреная подружка со своим богатым хозяином в его отсутствие. Они премило развлекались прямо перед его глазами, на расстоянии вытянутой руки, и весело хохотали, слушая его возмущенные вопли. Он с такой силой заколотил по стене кулаками, что поневоле проснулся… и с минуту еще трясся, как в лихорадке.

Неделя тянулась авиационной резиной. Правда, к четвертому дню оба новичка вжились в крутой ритм марш-бросков, скинули лишний жирок, обжарились до кирпичной красноты, но зато измотались психически. Теперь их сны утратили всяческую суматошность — всю ночь перед закрытыми глазами плавали, лениво кружась, опостылевшие стены тренажера, временами нависая над самою головой, грозя расплющить, размять, растереть в консистенцию томатной пасты. Большой утверждал, будто так и положено, будто все идет, как надо, но легче от этого не становилось.

А в пятницу Артём встретил ЕЕ. Она сидела в кабинете Большого и читала какую-то книгу. Троица адских проходимцев ввалилась в кабинет, внеся в его рафинированное пространство запахи горячего леса и пересохших болот…

— Привет, — прогрохотал Большой, останавливаясь посреди кабинета. — Помнится, я кому-то уже запрещал рыться в моей библиотеке!

Девушка ответила ему открытой лукаво-простодушной улыбкой. Похоже, что свирепость Большого ее не очень-то и пугала.

— Зачем пожаловала на сей раз? — продолжал разоряться владелец поместья.

— Тигр сказал, что ты снова в рейс готовишься, — сказала девушка, откидывая со лба вьющиеся пряди волос, игравшие на свету чудесными оттенками орехового дерева.

— Я этому Тигру клыки поштучно выдергаю! — пообещал Большой. — А то он, видно, решил, что ему кто-то другой жалованье платит!

Девушка поднялась. Легкая, стройная, длинноногая… рядом с кабаньей тушей Большого это было заметно вдвойне.

— Ты опять за свое? — спросила строго. — Ведь обещал же!

— А у меня — особые обстоятельства! — выкрутился Большой. Оказывается, и ему кой перед кем приходилось выкручиваться. — Вон у Андрея супругу в Ад затянуло. Не бросать же ее там?!

Малахитовые бархатистые глаза девушки, скользнув по Артёму, требовательно остановились на лице Андрея, и Артём на миг пожалел, что сам не удостоился подобной беды.

— Это правда?

Андрей кивнул и постарался приосаниться, придать себе вид бывалого путешественника, изрядно битого дорогой и жизнью, но не только не смирившегося под ношей невзгод, а даже совсем наоборот — окрепшего и пришедшего в стать. «Сволочь!» — подумал Артём. Обычно ему не приходилось особенно напрягаться, чтоб завязать разговор с приглянувшейся незнакомкой, но сегодня что-то такое ёкало в бронхах, перебивая заготовленные слова.

— Когда отправляетесь?

— Пока не знаю, — хмуро ответствовал Большой. — Думаю, дня два-три еще салажат моих тренирнуть.

— Ты поосторожней со словами, Большой! — предупредил Артём, радуясь возможности придраться к чему-нибудь.

«Адопроходец» удивленно взглянул на распетушившегося помощника

— И этот туда же! Одни неприятности от тебя, Лялька! Придется еще денек накинуть…

— Сам виноват. Не груби. А вы…

— Артём, — поспешно представился Артём.

— А вы, Артём, не сердитесь. Он не со зла — от безнаказанности. Его просто почаще одергивать надо.

— Я постараюсь, — пообещал Артём. — Можете на меня положиться.

Большой с изумлением наблюдал за беседой, переводя взор с одного на другого.

— Все? — спросил он. — Наговорились? Эй, Димыч!

Румяное лицо мордоворота тут же возникло в дверном проеме.

— Проводи-ка ее отсюда! — распорядился Большой. — И если я ее здесь до понедельника хоть раз увижу, можете сообща искать себе новую работу! А Тигру передай, что я его шомполом от берданы разрисую! Будет у нас синеклеточный тигр! Новинка зоологического сезона!

— Пойдем, Ляль, — осторожно предложил костолом Димыч. — Пойдем, а? Ты ж его знаешь, он нас живьем сожрет.

— Сатрап! — сказала Большому Лялька. — Навуходоносор! Тебя уже собственная охрана боится! Вот до чего докатился ты со своими экспедициями! Все неймется, да? Боров!

— Давай-давай, и поскорее, — поторопил Большой смущенного Димыча, осторожно теснящего девушку к дверям. — Вконец разболтались, как я погляжу! Всякая селедка указывает…

— Па-пу-ас! — донеслось из-за двери. — Мумба-юмба! Жиртрест!

— Чего выпялились? — обрушился Большой на свидетелей этой потешной стычки. — А ну, марш в камеру!

Артём хотел было найти достойный ответ на грубость хозяина, но, повинуясь незаметному и в то же время весьма ощутимому тычку локтем, которым угостил его Евдокимов, смолчал. Большой разорялся в кабинете, в тамбуре и какое-то время еще в помещении тренажера. Менее внимательный наблюдатель неминуемо пришел бы к выводу о неуравновешенности характера бывшего экстремальщика, не исключено, что отыскал бы в его поведении задатки мании величия… Но Артём уловил в буйстве «адопроходца» тщательно скрываемые нотки обиды. Интересно. Интересно…

К воскресенью Большой слегка подобрел — его ученики бойко отвечали на заданные им вопросы под судорожное дребезжание каморки, не реагируя ни на шумы, ни на световые эффекты.

— Ладно, орлы, — сказал он во всеобычной своей брюзгливой манере. — Двое суток на отдых, сутки на предпоходный тренаж, и будем отправляться. Тёма, извести кого следует: нужны свидетели, что наш квазимода ушел именно в Ад, а не просто дал тягу в какую-нибудь ЮАР.

Артём так и поступил. Переговоры с Эдуардом закончились, правда, нескоро, но привели-таки к желаемому результату.

— Пойдешь с ними? — поинтересовался в конце беседы хронический капитан.

— Придется.

— Завидую тебе, — признался Эдуард со вздохом. — Я б не решился. Да, раз уж с ними будешь, пригляди там. Насколько я понимаю, в тамошнем пространстве линия координат несколько отличается от нашей. Как бы экспедиция в Ад не обернулась обычной контрабандистской тропой. Или — несколько необычной.

— Это вряд ли. Большой, конечно, сумеет выйти там, где ему заблагорассудится, но Евдокимов однозначно — нет. Они у меня всегда на глазах, сговориться времени не было.

В голосе капитана нотки зависти и почтения мгновенно сменились ехидным злорадством:

— Дурик ты, господин Баца! Был следователем, а стал филёром. Ну подумай сам, напряги извилины! Какой понт Большому в Ад лезть, если потерпевшую вывести не сумеете? Смотри у меня, Орфей из Камышлова!