Отдельно Героический век как эпоху в бытии человечества выделили лишь эллины. Этот век наследовал Золотому, Серебряному и Медному, знаменовавшими вырождение мира и времени. Героический век своей идеализированной чистотой и рыцарским романтизмом словно призван был компенсировать вырождение.

На историческом уровне Героический век соотносим с Микенской эпохой – то были славные и странные времена, когда на благодатной южной оконечности Балканского полуострова, весьма густо по мерке тех самых времен населенной, объявились пришельцы с севера, принявшиеся настойчиво покорять или вытеснять местное население. Себя эти пришельцы именовали ахейцами и ионийцами – под этими прозваниями они и попали в историю.

Обитатели земель, куда пришли ахейцы, быстро принялись разбегаться. Побежали карийцы и минийцы, лелеги и хетты. Оставшиеся пеласги были покорены, а где-то вполне мирно сосуществовали с пришельцами, которые привнесли свою культуру, материально более бедную, но духовно весьма оригинальную. В отличие от древнейших обитателей Эллады незваные гости являли собой ярко выраженный тип мужлана со всеми присущими сему типу достоинствами и недостатками: властью вождей, упованием на силу оружия, почитанием мужских божеств.

Закрепление ахейцев в Греции, главным образом в Пелопоннесе, как доминирующего этноса относится к рубежу между XVII – XVI веком до н. э. Именно в это время пеласги окончательно признали свое поражение, уступив власть пришельцам, которых английский историк начала ХХ века Уильям Риджуэй представлял этакими суперменами – белокурыми бестиями. Ох уж этот романтизм, особенно несносный в устах представителя нации торгашей и колонизаторов!

Не очень-то верится, что ахейцы были белокурыми красавчиками. Скорей всего, они мало чем отличались от пеласгов, которым были этнически близки. Но ахейцы были крепкими парнями, буквально брызжущими пассионарной энергией, в то время как пеласги этногететически уже «поиздержались». Потому-то ахейский потоп безжалостно накрыл пеласгов, словно прогневивших Зевса, и длился он несколько поколений. Одно за другим, будто грибы после дождя, росли на благодатной земле Эллады ахейские поселения.

Уже в XVI веке до н. э. таких гегемонов было несколько: Микены, Аргос, Пилос, Фивы, Иолк. Правителей этих селений хоронили в глубоких шахтовых могилах, собирая в дальнюю дорогу богатые поминки.

XVI век до н. э. знаменовал взлет ахейской славы. Подчинив материковую Элладу, ахейцы – воспользовавшись катастрофическим извержением Санторина – захватили Крит; там около 1450 года до н. э. воцарилась ахейская династия. Ахейские цари захватывают власть над морем, до этого принадлежавшую Миносам; их стремительные узкоклювые корабли несутся по волнам от острова к острову, где оружием, где словом, где ходовым товаром утверждая влияние Аххиявы – страны ахеян.

Растет грозная слава, растут богатства знати. Славу предков затмевают новые герои, которых уже не удовлетворяют прежние роли. Афинянин Тесей производит «зачистку» Аттики, истребляя разбойников, а потом предпринимает дерзкую экспедицию на Крит, где умерщвляет Минотавра, знаменуя тем самым падение власти Миносов. По всей Ойкумене, вплоть до лежащей на краю Земли Гесперии, разгуливает свирепый кондотьер Геракл. Дерзкий Ясон плывет на «Арго» к другому краю земли. Семеро героев выступают в легендарный поход на Фивы, а их сыновья разорят столицу Беотии, после чего объединенная ахейская рать отправится мстить за бесчестье Менелая… Стоит ли удивляться, что те, кто свершил столь обычные и столь же невероятные подвиги, воспринимались потомками как герои? Ведь пройдут века и века, прежде чем люди сумеют возвести стены, хотя бы высотой своею сравнимые с циклопическими стенами Микен. Пройдут века и века, прежде чем человек предпримет путешествия, подобные плаванию «Арго», или военные экспедиции масштаба Троянской войны. И уж никогда больше люди не сразят ужасных чудовищ, ибо переведутся чудовища на цивилизованной земле. И уж никогда человек больше не будет пировать за одним столом с богами, ибо боги не снизойдут более до падшего в их глазах человека.

Героический век Эллады можно условно разделить на четыре поколения, равные векам, которые просуществовала Микенская цивилизация.

Первое поколение героев – те самые ахейцы, что беспощадным потопом прошлись по земле Эллады. Это поколение Сизифа, Кадма, Иксиона, Эдипа – героев, ставивших себя равными небожителям и пировавших с олимпийцами на симпосиях. Это поколение героев, видевших свой подвиг в дерзостном поступке – против морали или самих богов, мораль, к слову, у эллинов вовсе не олицетворявших.

Ну, посудите сами, Иксион, царь лапифов, покусился на честь самой Геры, за что заслуженно был отправлен на вечные муки в Тартар. Злоумный Сизиф убивал спутников и долго дурил богов, кончив тем же, чем и Иксион. Там же оказался и Тантал, мерзавец, решивший испытать всеведение богов страшным угощением – блюдом из собственного сына Пелопа, который, как выяснится позже, также был редкостным подлецом. Афинский царь Эрехтей был наказан богами за убийство собственного внука. «Байкер» Фаэтон едва не спалил землю, в непомерной гордыне решив уподобиться богам. Эрисихтон развлекался тем, что методично вырубал священную рощу Деметры. Ну прямо-таки скопище подонков, равного которому не найти в легендарной истории ни одного народа! И это при том, что боги вели себя чрезвычайно любезно по отношению к людям, приглашая их на Олимп, угощая амброзией и нектаром. Создается впечатление, что народ сохранил о своих первопредках лишь дурную память.

Второе поколение героев – эпоха великого передела мира, вершимого величайшими из героев. В Калидоне блистает могучий Мелеагр. Лапифы Пирифоя берут верх над кентаврами. В Афинах объявляется Тесей, который наносит смертельный удар Миносову Криту, истребляет вселюдскую шваль – полукровок-бастардов, выродившихся героев. Тесей – необычайно симпатичный герой, недаром афиняне горячо прославляли его, ставя выше всех прочих. Но будем справедливы, всех прочих затмевал Геракл, величайший герой всех времен и народов, которому впоследствии заискивающие перед нигилизирующим человеком боги припишут славу победителя титанов и гигантов.

Именно эти герои утвердили величие Ахайи-Аххиявы, восславив ее оружие в дальних землях – от Египта и Хеттии до далекой, как край света, Колхиды. Именно эти люди сделали нарицательным само слово «герой»… Время склонно менять значение слов. Мы воспринимаем слово «величие» иначе, чем ассирийцы, слово «вода» иначе, чем египтяне, «добродетель» иначе, чем потомки Ромула. Еще больше изменилось восприятие слова «герой» Кто есть герой в нашем понимании? Человек, совершивший героический поступок, скажете вы. Еще героем можно назвать человека, исполнившего трудное дело. А еще – отдавшего жизнь во имя благой цели. Не стоит забывать и о том, кто прослыл героем, достигнув не столь общественно важной, но трудно достижимой цели.

Кто есть герой по призванию и роду деятельности? Воин? Несомненно. Воин – первая и высшая эманация героя. При слове «герой» невольно всплывают в памяти триста спартанцев и моряки «Варяга», старая гвардия Наполеона и русские кавалергарды на поле Аустерлица, взвод панфиловцев и бесстрашные матросы с германских кораблей «Шарнгорст» и «Гнейзенау», отказавшиеся спустить свой флаг и вступившие в бой с целой английской эскадрой. Война предоставляет наибольшие возможности для героизма.

Помнится, меня поразила не сама история трехсот спартанцев (а правильнее сказать: спартиатов), бесспорно невероятно яркая, но мысль: почему они не покинули ущелье? Логика фермопильского противостояния просто вопияла об этом. Сначала самопожертвование было оправданным, ибо воины Леонида выигрывали время, чтобы дать возможность собраться основным силам; да и не было то самопожертвованием – имела место четко спланированная операция, защита идеальной позиции высокопрофессиональными воинами против многочисленного, но уступающего в умении врага. Блестящая операция, уже начальной фазой своей заслуживающая достойного места в военной истории!

Но вот персы задержаны, время выиграно. Эллины вправе отступить. Более того, получено известие, что враг проведал о тайной тропе, ведущей в тыл обороняющимся. Леонид приказывает прочим, находящимся под его началом отрядам начать отход, а сам вместе с тремястами спартиатами остается. Зачем?! Бессмысленное, даже пагубное с военной точки зрения решение. Триста отборных воинов способны не только причинить большой урон врагу, но и – что более важно – вырвать победу в генеральном сражении. Они нужны Элладе живыми. Но спартиаты решают иначе. Они следуют древнему принципу, запрещавшему отступать с поля боя, и остаются. А с ними добровольно идут на смерть семьсот ополченцев из крохотного городка Феспии, в мирной жизни – гончары, плотники, кузнецы. Почему? Наверно, тоже принцип. Если дозволено спартиатам, почему не дозволено нам?! Хороший принцип! Очень нецелесообразный, но очень хороший, ибо подобное порождает энтузиазм – лучшее, по справедливому замечанию Гёте, что мы имеет от истории. И воины Леонида отказываются оставить ущелье, а «ворчуны» Наполеона сложить оружие на поле у Ватерлоо. В этом величие Воина, в этом величие Героя. Оно выше величия матроса, бросающегося с гранатой под танк, и величия солдата, закрывающего собой амбразуру. Их подвиг продиктован горячкой боя, которая не отпускает, самопожертвованием, естественным – кощунственно звучит: естественное, но это так – для боя. Но вот когда не нужно ни под танк, ни на амбразуру, а нужно, напротив, отступить, сохранить силы для нового удара, но они не отступают, а дерзко принимают последнюю битву, ибо таково их представление о чести: умереть, но не отступить. И даже когда нужно сложить оружие, ибо проиграна не только битва, а вся война – великая война, растянувшаяся на два десятилетия, – и нет никакого смысла умирать, они умирают, потому что гвардия умирает, но не сдается. На то она и гвардия, чтоб в подобающий миг умереть.

Мы ценим в воине героя двоякого сорта – героя победоносного и героя жертвенного, героя, выигрывающего сражение, и героя, жертвующего собой ради грядущей победы. Воин – высшая инкарнация героя.

Но далеко не единственная. Средние века с приходом романтизма подарили новых героев – флибустьеров, корсаров, буканьеров, словом, пиратов, всегда беспринципных, но всегда отважных. Корсар, пожалуй, был второй героизированной профессией после воина. Потом в герои записали путешественников. С покорением воздуха героем считался каждый летчик, с полета Гагарина – каждый космонавт. Была героизирована работа пожарных, врачей экстренных служб, а с недавнего времени – спасателей.

Параллельно с героизацией труда наблюдается героизация развлечений. Испанцы вот уже много веков почитают героями тореадоров. К героям отнесены альпинисты, ищущие приключений на голову авантюристы, подобные Федору Конюхову, наконец, спортсмены, актеры. Оказывается, можно забивать мячи или сниматься в кино, получая при этом немалые деньги, и тоже считаться героем! Недалек тот день, когда человечество запишет в герои каждого, кто отважится сесть в самолет, пройтись по грибы в лес или мужественно отработать день на фабрике или в школе. А что, бургомистр из захаровского «Мюнхгаузена» заметил по поводу своего ежедневного хождения на работу: «В этом есть что-то героическое».

Понятие «герой» нивелировано донельзя. Если в прежние времена требовалось совершить нечто из ряда вон выходящее: одолеть смерть, как Гильгамеш, основать империю, подобно Саргону или Александру, освободить соплеменников от иноземного ига, как сделал Моисей, победить двунадесять языков, как Цезарь, или, по меньшей мере, сродни Диомеду сразиться с богами, – то для нашего героя достаточно протолкнуть в сетку шайбу или сверкнуть белозубой улыбкой на киноэкране. Протолкнул, сверкнул – и ты герой! Герой?..

Ахейцы, дети Героического века, в азартные игры не играли, хотя развлечений, в общем, тоже не чурались. И победа в состязании была атрибутом героя. Но лишь победа. В победе вся суть героя. Для ахейца времен Агамемнона и Нестора существовал один-единственный тип героя – победитель. Герой мог творить что угодно, но непременно побеждать. Право на поражение герой получал, лишь одержав харизматическую победу – такую, после которой не зазорно проиграть.

Впрочем, победа, а следовательно, и подвиг, заключалась во многих деяниях. Герой мог победить в битве, взять верх в поединке, умертвить чудовищное порождение прежних веков, основать город, совершить путешествие из разряда тех, что поражают воображение. Благородные деяния тоже приветствовались. Но герой ради победы был вправе совершать подвиги и иного рода.

Сизиф в своем героизме отметился преступлениями против людей да изощренным обманом богов. Братья Алоады пошли еще дальше, замахнувшись на саму власть Олимпа. Благородный Тесей, и тот поддался на уговоры Пирифоя и попробовал утащить из Аида дебелую красавицу Персефону. А Геракл, этот величайший из героев, – если хорошенько разобраться, он занимался исключительно истреблением, уничтожая чудовищ и бесчисленные сонмы врагов-людей, а время от времени, словно ненароком, невзначай, нечаянно, убивал своих друзей и близких; а когда его заставали, выражаясь юридическим языком, en flagran delit – на месте преступления, Геракл делал большие глаза и ссылался на не допускающую ослушания волю Зевса.

Но это еще не философия, а характеры. Первые поколения героев отличались дикостью, хтоничностью, искренностью чувств. В связи с этим можно условно обозначить два психологических типа героя – герой в чистом, можно выразиться классическом, виде и герой-прагматик. Второй тип – это продукт разложения Героического века, выражение перехода от героя к властелину. Это герой прагматичный и властный, готовый отречься от подвига во имя власти.

И вот уже наши герои становятся неисправимыми прагматиками. Они уже не бунтуют против Олимпа, но признают его первенство на условии определенного равенства. Человек может быть равен богу, если тот хочет схватиться с ним в человеческом естестве. Тогда все решится количеством силы, каким наделены бойцы, если же бог выступает в своем вышнем аспекте, тогда в силу вступает принцип качества.

Это время воистину великих героев: Персея, Мелеагра, Тесея, Ясона и, конечно же, Геракла. На их примере нетрудно проследить мотивы, коими руководствовались герои.

Персей – классический герой, наделенный всеми архетипическими чертами: божественный отец, чудесное зачатие и рождение, преследование младенца земным отцом, которому была предсказана смерть от руки сына, попытка умерщвления, замененного удалением, путешествие в бочке, чудесное спасение, воспитание на чужбине, обиды от властного царя, ненавидящего потенциального пасынка… Потом Персей прославился двумя большими деяниями: умерщвлением – при поддержке расположенных к нему богов – Медузы Горгоны (имя личное, имя фамильное), а также морского чудовища, намеревавшегося сожрать несчастную девицу Андромеду.

Победоносно вернувшись домой, Персей отомстил несостоявшемуся отчиму и взошел на трон. Нечаянно вскоре убив деда – впрочем, некогда поступившего с ним весьма немилосердно, – Персей отказался от власти, после чего основал Микены. Здесь уместно сказать, что место для своего города герой нашел, испив воды из вогнутой шляпки гриба – ох, уж эти мухоморы! Отсюда и название города – Микены, ведь «микос» в переводе означает «гриб». Погиб Персей трагично – от руки сына умерщвленного им царя Прета.

Вот такая славная биография. Оставим в покое рождение и ранние годы Персея – обратимся к его свершениям. Кто есть Медуза Горгона? Жуткого облика и нрава дама с жутким же характером. Возможности ее воистину пугающи, отчего понимаешь, что Медуза – некое божество. А все женские божества сводятся к единому образу – Великой Матери. Следовательно, Горгона – Грозная Мать, противостоящая власти Небесного Отца. Таким образом, она типичное феми-божество, поклоняться которому патриархальный мужчина уже не желал и в почитании которому отказывал. Отсюда и сволочной характер нашей Медузы.

Побеждая и умерщвляя Великую Мать, Персей утверждает власть Небесного Отца Зевса. Теперь Мать становится тенью – это символизирует сам способ ее умерщвления – через отражение в щите; отражение же и есть тень.

Умертвив Грозную Мать Медузу, Персей обретает славу великого героя, но не останавливается на этом. По пути домой он, спасая обреченную на смерть Андромеду, умерщвляет некое морское чудовище, подобие Левиафана, и обретает Андромеду, благостную Великую Мать, которая есть сокровище. Таким образом, он – обладатель двух атрибутов героя: славы и сокровища.

Остается лишь власть. Герой пытается от нее отказаться, но обретает вновь – и уже не силой оружия, не через славу, не через сокровище, а через благо созидания.

Что и говорить – типичный, архетипический герой, что подметил еще Нойманн, хотя его концепция героя-архетипа отлична от нашей. Остается прибавить, что Персей во все времена был популярнейшим героем – как в эпоху Античности, так и позднее. В древности это имя часто носили цари, пусть и не всегда удачливые. В позднейшие времена Персея ваяли великие Канова и Челлини. Причем с творением последнего связана прелюбопытная история.

Как и все честолюбцы, Челлини подписывал свои произведения. Но заказчик «Персея» флорентийский герцог Козимо Медичи запретил скульптору это делать. Челлини изящно обошел запрет, изобразив свой портрет прямо на голове статуи – на затылке, где сходятся детали шлема, можно рассмотреть образованное этими деталями и кудрями героя лицо скульптора – похоже, что ухмыляющееся. Обнаружилось это несколько десятилетий назад.

Мелеагр – второй на нашем счету великих героев. Не совсем архетипический. Родители – обычные производители царского рода. Детство вполне благополучно. Прославился как предводитель Калидонской охоты, в которой участвовали признанные герои Эллады.

Калидонский кабан оказался еще та свинья – огромная и свирепая. Так что героям пришлось несладко. Кого-то гигантский свин изуродовал, а кого и прикончил. Но потом наши герои на кабана всем скопом навалились и общими усилиями одолели. Первой в зверюгу попала стрелой единственная в мужской компании леди – Аталанта, которой флиртовавший с нею Мелеагр и презентовал почетный трофей – шкуру, что вызвало недовольство многих прочих участников охоты. Предводитель по вполне понятной причине – авторитет! – взбеленился. И убил пару-тройку спорщиков из числа собственных родственников, что – таковы уж были ахейские нравы – никого особенно не расстроило.

Никого, кроме матери Мелеагра – Алфеи. В силу пресловутого принципа матрилинейности братья в понимании сестры были самыми близкими родственниками – роднее, нежели муж или сын. Потому-то Алфея, не задумываясь, отомстила.

Когда-то, давным-давно ей было предсказано – неведомо кем, – что ее сын умрет, как только догорит последнее полено в очаге над курочкой. Алфея тут же, не обращая внимания на ожоги, выхватила полуобгоревшую деревяшку из огня и положила в сундук. Теперь же искомое полено было извлечено на свет и отправлено прямиком в огонь.

Мелеагр умер, Алфея удавилась, Аталанта вышла замуж, пред тем перебив множество претендентов на ее руку.

Вот такая вовсе не тривиальная история, и как и все ей подобные – весьма показательная. Есть герой – совсем не архетипический. Есть полено – совсем не полено, а судьба, которой не избежать. Есть Великая Мать – не Добрая и не Грозная. Есть вепрь, который не что иное, как бык – главный естественный противник героя из животного мира, более сильный, чем, скажем, лев. Аталанта – типичная богатырша, которых в будущем будет так много в германской, тюркской и славянской эпических культурах.

И на фоне этих составляющих развивается кажущийся неестественным, но, с другой стороны, очень естественный сюжет. Герой выходит на противостояние с быком – о, эта великая традиция тавроболии, самый почетный из всех подвигов, дарующий наивысшую славу! Попутно он влюбляется в богатыршу, к которой намерен посвататься. Сообща они завладевают сокровищем, которое оспаривают властные родственники. Дабы отстоять сокровище, а заодно с тем обрести власть, герой убивает соперников, этих земных воплощений Небесного Отца. Великая Мать, уже признавшая власть Отца, в гневе убивает героя, запуская в ход механизм неотвратимой судьбы. Потом она сводит счеты с жизнью, и с ее смертью утверждается патриархат, иначе – власть Отца.

Третий типаж – афинский герой Тесей. Происхождение его подобающе: отец божественный – Посейдон, отец земной – афинский царь Эгей, мать – девица из царского рода городка Трезен. По призванию – он типичный чистильщик земли от всяческой нечисти: человеческой и нелюдской. Отправившись к отцу, напомним, базилевсу Афин, Тесей последовательно вырезает встречающихся на его пути древнегреческих гангстеров: Перифета, Синиса, Скирона, Керкина, Прокруста. В числе его жертв оказалась и некая Кроммионская свинья, пожиравшая людей, – к слову, матушка предыдущего вепря.

В Афинах юношу попыталась отравить небезызвестная Медея, но Эгей опознал сына по мечу, который он оставил случайной возлюбленной при расставании.

Вырезав претендующих на трон дальних родственников, числом пятьдесят, Тесей отправился на Крит, дабы сразиться с Минотавром, – вечная история о красавце и чудовище. Ну а далее – подвиг и принцесса в качестве бонуса. Впрочем, наш герой оказался непоследователен: принцессу поматросил да и бросил – на острове Наксос, где ее, однако, подобрал Дионис.

Отец героя не дождался. То ли произошла какая-то путаница с парусами, то ли Тесей заблаговременно позаботился о том, чтобы очистить трон.

Помимо этого, с Минотавром, подвига Тесей совершил еще несколько героических поступков. Он поучаствовал в Калидонской охоте и дрался с кентаврами на свадьбе своего друга Пирифоя, потом на пару с Пирифоем похитил нимфетку Елену, которая в будущем принесет столько невзгод ахейцам с троянцами. Отвечая взаимностью, отправился в Аид, дабы похитить для друга царицу Персефону, за что пострадал и сколько-то времени просидел, прикованный к скамье в царстве мертвых, – спасибо Гераклу, что это «сколько-то» не обернулось вечностью. Между всеми этими делами Тесей, если верить Плутарху, учредил в Афинах самую настоящую демократию.

Тесей у нас герой практически архетипический. Тут и божественный родитель, и истребление земной нечисти, хтоническое чудовище в виде Минотавра, и тавроболия, и поход в царство смерти, и сватовство – странноватое, похищением. Да и смерть его была трагична (он был сброшен со скалы), хотя и не очень героична.

Ясон – герой, организовавший самое грандиозное предприятие своей эпохи. Этот герой прославился величайшим в те времена путешествием – на самый край света, причем, если быть последовательным, сразу на два края – восток и запад. Судьба Ясона подобна судьбе многих героев. Отец его, Эсон был лишен престола Иолка собственным братом Пелием. Опасаясь за судьбу сына, Эсон удалил его от дворца и отдал на воспитание кентавру Хирону.

В возрасте эфеба Ясон, покинув убежище, отправляется в Иолк, по дороге переносит через ручей старушку, не подозревая, что это – сама Гера. За бескорыстную помощь Гера в будущем будет покровительствовать герою. Явившись во дворец, Ясон требует от узурпатора вернуть власть Эсону. Пелий притворно соглашается, но ставит условие: совершить великий подвиг – вернуть в Иолк золотое руно чудесного барана, на котором спаслись от расправы Гелла и Фрикс (не будем пересказывать эту историю, ибо она займет добрые три страницы текста); по версии же Диодора, Ясон сам вызывается совершить этот подвиг – ради славы!

Ясон собирает бригаду таких же сорвиголов – всех величайших героев, в том числе Геракла. Они строят корабль, нарекая его «Арго», и отправляются в путь.

Этот путь долог. Им встречаются неприветливые женщины, которые, впрочем, оценив стать гостей, сменяют гнев на милость. Герои сражаются с враждебными племенами, побеждают землеродных – неких сасквочей, неподобных человеку ни обликом, ни разумением… И вот, наконец, вожделенная Колхида – царство Ээта, где в священной роще висит искомое руно.

Что оно есть? Сокровище? Несомненно! Ведь трудно найти землю столь изобильную, как Колхида, где молочные реки текут меж кисельными берегами, где пшеница – сам-сто, а из грозди винограда можно выбродить хус доброго вина. Отчая Фессалия в сравнении с Ээтовым царством – пустошь. Чего уж там говорить об Аттике или Пелопоннесе, где в земле камней больше, чем злаков. С золотым руном это невиданное изобилие должно отбыть в Элладу.

Но подобное перемещение ценностей не по вкусу Ээту. К чему рисковать властью и шкурой – в смысле буквальном и переносном – в драке с толпой хорошо вооруженных и озверевших за долгие месяцы тяжкого плавания иноземцев?! Пусть Ясон выполнит задание, а там посмотрим! Что за задание? Да так, плевое дело. Запрячь пару быков, вспахать землю, засеять ее и собрать урожай. И все… Что ж, быки дело знакомое – правда, Ясон не подозревает, что это за быки. А это – особые быки, подаренные Гефестом, медноногие, изрыгающие пламя. И посев тоже особый – из земли вылезут не колосья, а сотни свирепых воинов.

Этого наш герой не знает. Но ему помогает женщина – ох и везло греческим героям на всепомогающих женщин! Нам бы так везло… Медея, дочь Ээта, волею Афродиты, еще одной покровительницы Ясона, прониклась неистовой страстью к предводителю аргонавтов и не только, предавая отца, поведала ему правду о предстоящем испытании, но еще и дала мазь, дарующую силу и неуязвимость.

Наутро Ясон запряг быков – пусть те брыкались и пускали огонь, – вспахал, засеял пашню, дождался появления из-под земли воинов, бросил в их кучу камень – для тупых землеродных сокровище, – дождался, пока те перережут друг друга, после чего прикончил оставшегося победителя.

Вот такое сложносочиненное предложение, итогом которого стало обретение руна. Но Ээт не согласился расстаться со своей прелестью – ему не впервой было нарушать обещания. Он готовится умертвить непрошенных гостей. Но Медея вновь предает отца. Ночью она ведет возлюбленного в рощу с руном, какую охраняет дракон. Колдунья усыпляет дракона – руно похищено, и корабль устремляется в открытое море. Далее была погоня, блуждания по Ливии, где аргонавты посетили сад Гесперид. Подле острова Крит «Арго» едва не погиб от метких камней медного великана Талоса, с которым разделалась та же колдунья Медея.

По возвращении Ясон отомстил Пелию руками опять же Медеи, которая попросту сварила старика, словно барана. После этого злодеяния Ясон и Медея были изгнаны из Иолка и поселились в Коринфе. Однако со временем Ясон решил жениться на другой, то ли разлюбив Медею, то ли по политическому расчету.

Разгневанная колдунья страшно отомстила неверному мужу: его невесте послала в дар отравленный пеплос, детей на глазах мужа зарезала, сама ж улетела прочь на драконах, чтобы сочетаться новым браком – с афинским царем Эгеем.

О смерти Ясона существует несколько версий. Одни уверяли, что он от горя повесился, другие – что он погиб вместе с несостоявшейся невестой, третьи даровали герою долгую жизнь и смерть в глубокой старости под обломками рассохшегося на берегу «Арго».

Ясон, подобно Персею, Тесею, Мелеагру, может показаться архетипическим героем. Но здесь не все однозначно. Несомненно, он герой, но далеко не подобный другим. Свой подвиг он совершает при покровительстве богов, рьяной поддержке дружины и, главное, посредством колдовства Медеи. Без друзей, без богов и без подруги он, в принципе, никто. Сам он, если обратиться к Аполлонию Тианскому – к слову, приписавшему своему любимцу немало не существовавших в традиции подвигов, – не совершил ничего выдающегося. Да, поражал в толчее схватки врагов, но это – деяние, рядовое для героя. Да, командовал своими флибустьерами, но мало ли кто и когда командовал. Так что Ясон – герой вне ряда прочих, подвиги вроде б и свершавший, славу и сокровище обретший, но ни слава, ни сокровище не принесли ему счастья.

И на десерт остался Геракл. Нет смысла пересказывать множественные приключения и бесконечные странствия этого величайшего из героев. Заметим лишь, что Геракл – самый архетипический из героев, способный похвастать всеми аспектами, герою присущими.

Их мы выделили двенадцать – уж простите за схематичность.

1. Мотивация подвига – все герои.

2. Чудесное происхождение и выдающаяся юность – Персей, Тесей, Геракл.

3. Покровительство богов – Персей (Гермес и Афина), Тесей (Посейдон и Афродита), Ясон (Гера и Афродита), Геракл (Зевс).

4. Противостояние Великой Матери – Персей, Мелеагр, Ясон, Геракл.

5. Противостояние Отцу в образе земного правителя – Персей, Ясон, Геракл.

6. Противостояние смерти – Тесей, Геракл.

7. Борьба с хтоническими и сверхъестественными существами – Персей, Тесей, Ясон, Геракл.

8. Драконоборчество – Персей, Ясон, Геракл.

9. Тавроболия – Мелеагр, Тесей, Ясон, Геракл.

10. Герой как чистильщик – Персей, Тесей, Геракл.

11. Мотив сватовства, женитьбы и погибельной роли женщины – Мелеагр, Тесей, Ясон, Геракл.

12. Трагическая смерть – Персей, Мелеагр, Тесей, Геракл и, возможно, Ясон.

При этом любопытно отметить особенности, присущие разве что греческой мифологии. Во-первых, нет гиперболизации героев. Ну разве что Геракл – да и он предстает скорей здоровенным мужиком, нежели непобедимым великаном. А таковые встречались и в жизни – достаточно упомянуть римского императора Максимина Фракийца, чей рост, по свидетельствам современников, достигал 240 сантиметров.

Что удивительно, едва ли кто из героев мог похвалиться уникальным оружием. Да, Геракл имел сверхмогучий лук. Да, Гефест выковал для него щит, который будто бы не пробивало ни одно оружие. Да, он размахивал неподъемной дубиной. Но скажите, при таких габаритах и соответствующей мощи разве не проще орудовать медной дубиной, нежели полумечом-полукинжалом, какими сражались герои? Разве виноват Геракл, что его лук могли натянуть лишь самые сильные воины вроде Одиссея? Ну а с щитом еще проще – он был из бронзы, а уникальность заключалась единственно в том, что таскать его на руке было под силу лишь здоровяку из здоровяков Гераклу.

Наконец, стоит отметить, что все подвиги герои совершают во имя Отца. Все герои едины в аспектах приложения сил. Но мотивация – разна. В случае с Персеем преобладает мотив славы. В случае с Мелеагром – сокровища. В случае с Тесеем, утратившим и сокровище, и власть, можно вести речь единственно лишь о славе. Ясон обрел славу и сокровище, но так и не достиг вожделенной власти. Геракл за властью, кажется, не гонялся, сокровища во всех видах разбазаривал, но на славу был жаден до непомерности, до неистовства, которое отличало многих героев второго поколения.

Так что второе поколение героев подобно первому свершало подвиги во имя славы, но уже проявилась сладкая пагуба сокровища.

Великие герои второго поколения проложили путь поколению третьему – времен Троянской войны. Это классическое поколение – героев нового склада, для которых важна не одна лишь слава, но в неменьшей степени и достаток, а значит, сокровище, которое – без подвига – и делает обладателя славным, а следовательно, героем.

Это проявляется уже в самой затравке «Илиады», сюжет которой крутится вокруг конфликта между Ахиллесом и Агамемноном, приключившегося на девятом году великой войны. Мы не будем сорить многими словесами по поводу Троянской войны и ее причин – были они, естественно, экономическими: уж больно лакомым куском была блокирующая причерноморские проливы Троя. Нас занимает лишь один– единственный вопрос: ментальность третьего поколения – какому идолу они поклонялись?

Первое поколение занимала единственно слава. Второе было поманено еще и сокровищем – отсюда вырастает множество драконоборцев, чего не было прежде; излишне вести речь о связи сокровища с драконом: на этом славном поприще отметились кому только не лень – от Юнга до Толкиена, не считая менее раскрученных персоналий.

И вот настал черед третьего, и два главных героя-ахейца ведут спор по поводу, кажется, ничтожному. Грубо выражаясь: из-за бабы. Агамемнон, первый среди героев по влиянию, отобрал девицу Брисеиду у Ахиллеса, тоже первого, но в доблести.

Ну что такое какая-то девка – взятая с меча добыча. Таковых в ахейском лагере без числа, ибо, застряв под Троей, они развлекались разорением близлежащих местечек. Так что для ахеянина раздобыть кусок мяса было порою сложнее, нежели смазливую девку. А тут… В общем, не совсем понятно, если не сказать больше – совсем непонятно.

Конфликт на повышенных тонах, разве что не вылетают из ножен мечи. Ах да, скажете, сокровище – женщина представляет собою сокровище. Смотря какая, скажу вам. От иного сокровища впору и отказаться. Да и не ссорятся вожди ради какого-то куска добычи, хотя та и подчеркивает статус ее обладателя как героя и славу. Агамемнон готов поделиться своею добычей, отдав больше, нежели взял, – дев, кубки, коней. Но Ахилл отказывается это принять, понимая, что суть конфликта в ином: Агамемнон претендует не просто на большую долю, он претендует на то, чтобы эту долю делить, занять место «смотрящего», сделаться первым среди равных.

Агамемнон того и не скрывает, заявляя:

Именно это и неприемлемо Ахиллу. Он привык спорить единственно в доблести. Ахилл и такие, как он, могут похвалиться имуществом-сокровищем, что не зазорно, если оно взято с бою, а значит, осенено славой. Но хвалиться высотой положения, превосходством над прочими, полученным не мечом, а пространством земель, числом слуг да отвагой щедро оделяемых добычей подчиненных воинов – это выше понимания истинного героя. Вот и Ахилл, в своей великой ярости этого не понимая, бросает Агамемнону презрительное обвинение:

Но мало кто поддерживает Ахилла. Одни герои зависят от Агамемнона, оделившего их добычей, землями, рабами, других попросту устраивает подобное положение, чтобы надо всеми стоял кто-то один, единственно лишь не переступая грани в корысти и во гневе. Никто не поддерживает Ахилла, и потому он обречен уйти, а с ним обречен исчезнуть и сам Героический век.

Итог известен: Ахилл погибает, Одиссеев конь берет Трою. Миг ликования ахейцев: враги побеждены и уничтожены; но победителям еще невдомек, что побеждены и они. Смерть троянских героев предвестила и смерть героев ахейских. Так и должно было случиться. Стабильная в абсолюте система обречена на гибель. Ахейские корабли поворачивают к родным берегам, но едва ли каждый десятый герой возвращается к счастью на родине. Одни погибают от руки мстителя Навплия, других подстерегает смерть уже на пороге отчего дома. Третьи, едва ли счастливые, закончили жизнь на чужбине.

Великое третье поколение героев сошло в Аид. Их преемников не хочется даже назвать поколением. Это был умирающий декаденствующий век, когда наследников Геракла и Ахилла уже и героями-то можно назвать лишь с известной натяжкой. Одни – мелкомстительны, другие – злобны, третьи – подавлены собственным предначертанием; все они – бесхарактерны. Они не находят стыда в том, чтобы остаться вне честной битвы. Так поступает Одиссеев сын Телемах: он уклоняется от борьбы, что невозможно для героя второго поколения и позорно для героя поколения третьего. Так действуют и «хитроумный» Эгисф с Клитемнестрой, приуготовляющий коварную засаду возвращающемуся Агамемнону.

Истинных героев – считаные единицы, разве что Одиссей, но он герой из третьего поколения, заплутавший во времени. А с уходом его в неведомое западное безвременье Героический век окончательно выродился и исчез в темноте времени, сметенный волнами диких сердцем героев дорийцев, ворвавшихся с севера и одним лишь грозным видом своим сокрушивших киклопические стены Микен, Тиринфа и Пилоса.

Именно так виделась эпическая история эллинам от Гомера до Аполлония. А что же их собратья, чей эпический век совпал с эллинским или же почти совпал, уступив тому во времени разве что с пару столетий?

Индийский Героический век отражен в величайшем по объему и масштабу произведении, которое только создало человечество. Речь, конечно же, о «Махабхарате» – грандиозном во всех отношениях сочинении, имя которого, подобно Библии, следовало бы писать без кавычек.

Нужно сразу заметить, что «Махабхарата» была создана спустя многие века после описываемых в ней событий и даже самой эпической эпохи и испытала серьезное влияние многих религиозно-этических учений, многократно переосмысливалась и, конечно же, дополнялась. Потому неверно рассматривать ее как эпос, схожий с гомеровскими или «Беовульфом», и искать даже минимальную историческую достоверность в событиях, персонажах, характерах, материальной атрибутике. Многоцветное полотно «Махабхараты» – это позднейшее представление обитателей Индии о той давней эпохе, когда еще не были писаны законы и люди руководствовались не буквой права, а честью.

В основе сюжета «Махабхараты» – борьба за власть внутри царского рода Бхаратов, вылившаяся в военный конфликт между племенами пандавов и кауравов.

Опустив многочисленные перипетии взаимоотношений царских родов – взаимные оскорбления, игру в кости на царства и на себя, – подытожим, что многочисленные обиды привели к грандиозной битве при Курукшетре, в которой приняли участие, кажется, практически все народы, проживавшие по верхнему течению рек Джамны и Ганга.

С большой степенью вероятности историки предполагают, что эта битва имела место где-то на рубеже II – I тысячелетий до н. э. и действительно была глобальным событием, на основе которого возникли эпические предания, со временем сплетенные в грандиозную поэму.

Итак, противостояние двух родов, один из которых, пандавы, – хороший, другой, кауравы, – плохой. Плохие кауравы долго унижали хороших пандавов, что сделало войну между ними неизбежной.

Привлекши многочисленных союзников, противники собрали громадные армии – настолько громадные, что чисто физически на ограниченном пространстве их вообразить невозможно. Мы уже убедились в страстной любви индийцев к невероятным числам: пандавы сумели собрать семь акшаухини, кауравы – одиннадцать. Если учесть, что акшаухини исчислялось в 21807 колесниц, столько же слонов, 65610 всадников, 109 350 пеших воинов, то станет ясно, что пандавы собрали под свои знамена полтора миллиона человек, их противники – почти на миллион больше. Не говоря уж о слонах – водись их столько в Индии, там не осталось бы даже и клочка джунглей.

Шли дружины из всех концов Индии, возглавляемые великими царями, в том числе Кришной – едва ли кто подозревал, что это принявший человеческое естество и обличье бог Вишну. Во главе грандиозных армий стали пять братьев-пандавов, сильнейшим из которых считали Арджуну, и сто кауравов, возглавляемых мудрым Бхишмой, дедом и в прошлом наставником пандавов и кауравов; в этой армии сильнейшим из воинов был Карна, тоже пандав, но незаконнорожденный, оскорбленный своими братьями и потому выступающий на стороне врагов.

Бесчисленные колонны сошлись на равнине Курукшетра. Страшные знамения предшествовали кровавой битве. Смеялись ожившие лики статуй богов, на свет появлялись звери о двух головах, вода в реках обратилась в кровь.

Но предзнаменования не испугали людей. Поутру по разным концам неохватной равнины выстроились две громадные армии, где слоны едва ли уступали в числе колесницам, колесницы – лишь в малом конным воинам, всадники мешались с массой бесчисленных пехотинцев. Переливались роскошные доспехи, грозно сверкало оружие, оглушительно ревели трубы, которые заглушались трубным ревом слонов.

Окинув взором бесконечные ряды вражеской армии, дрогнул сомнением даже бесстрашный Арджуна, признавшись своему возничему Кришне, что не может поднять рук на родичей. Но бог доказывает герою, что он обязан выйти на битву: «Приняв во вниманье свой долг, не нужно тебе колебаться, ведь для кшатрия лучше нет ничего иного, чем справедливая битва… Если же ты справедливого боя не примешь, ты согрешишь, изменив своим долгу и чести. Говорить станут все о твоем вечном позоре. А бесчестие славному – горше смерти. Великие витязи будут думать, что ты отказался от битвы из страха; ты, кого некогда чтили, станешь для них презренным». А те, кого Арджуна страшится поразить оружием, уже мертвы, ибо судьба их определена.

Ужасна была первая битва. Воины грудами тел устилали землю, падали, пронзенные стрелами, ударами топоров и мечей, сшибаемые конями и колесницами, швыряемые прочь пружинами слоновьих хоботов. Гигантская армия кауравов выдержала первый натиск и сама перешла в наступление. И могучее всех остальных был великий, испытанный во многих сражениях Бхишма, воспитатель обоих родов героев, повергший многих пандавов.

И на второй день сражения Бхишма остановил наступление пандавов, устоявши против самого Арджуны. Так изо дня в день сходились на поле неистощимые армии, поочередно торжествуя удачу, но не победу. Уже сражались не только люди, слоны и кони, но даже ракшасы, ужасающие обликом и силой. И не могли пандавы никак одолеть могучего Бхишму, покуда Кришна, стоявший возницей на колеснице Арджуны, не придумал коварную хитрость. Зная, что Бхишма презрит поединок против неравного ему героя, он предложил направить супротив воеводы витязя Шикхандина. Некогда этот сын царя Друпады появился на свет девой, но, не желая подобной судьбы, взмолился богам и получил от них мужество. Шикхандин выпустил во вражьего предводителя три стрелы, однако тот не пожелал отвечать силой оружия, клеймя противника презрительными словами. Тогда Шикхандин и пришедший к нему на помощь Арджуна принялись осыпать Бхишму «тяжелыми ядрами, престрашными трезубцами, секирами, булавами, палицами, дротами, метательными снарядами всяческими, стрелами с золотым оперением, дротиками… огненными снарядами», все сильнее и сильнее раня старого воина.

Истекая кровью, тот рухнул на землю. Битва немедленно прекратилась, пандавы и кауравы собрались вокруг умирающего деда. Теряя последние силы, тот попросил Арджуну: «Подопри стрелами мою голову». Арджуна, пуская стрелу за стрелой, исполнил это желание. Потом новой стрелой Арджуна выбил из земли родник подле губ Бхишмы: полководец напился чистой воды и объявил, что умрет через двадцать дней, – боги даровали Бхишме способность самому определить день своей смерти.

После гибели еще одного предводителя кауравы уговорили встать во главе армии Карну, «что мощью равен был льву или слону, шею имел, как у быка, а также подобился быку поступью, голосом и взглядом». Умелый в обращении с оружием, Карна стрелял из лука с такой быстротой, что «сотнями срывались, подобно пчелиным роям, потоки стрел, причем острие каждой из них касалось оперения предыдущей». Карна был противником, равным Арджуне, а свидетели его воинского искусства даже полагали, что он превосходит соперника. В отличие от большинства героев, Карна был благороден, он несколько раз щадил побежденных им в поединках пандавов, ибо дал обещание своей матери Кунти не убивать братьев, кроме Арджуны. Карна вывел войско на новую битву, ужаснейшую, чем прочие.

Струились реки крови, ожесточение достигло предела. Пандава Бхима поразил палицей каурава Духшасану, жестоко оскорбившего жену пандавов Драупади (одну на пятерых – о нравы!) и, памятуя о своей клятве страшно отомстить ему за оскорбление Драупади, рассек поверженному горло и принялся жадно глотать его кровь, причем «пил жадно и долго, бросая вокруг свирепые взгляды».

И наконец настал миг решающего боя между величайшими из врагов. В этот миг все живые существа – боги и демоны, змеи и птицы, животные хищные и травоядные – разделились, заняв сторону одного из противников. Каждый из витязей рассчитывал на свое сверхоружие: Карна – на «полные жгучего яда стрелы», Арджуна – на оружие «Анджалика», «шестикрылое, в три локтя», – стрелу, от которой нет спасенья даже богам.

Колесницы сблизились на расстояние выстрела. Карна, лучший из всех стрелков, положил на ложе лука губительную стрелу, оттянул тетиву и разжал пальцы. Но Кришна, уловив неуловимое движение тетивы, ударил в дно колесницы, отчего та по ступицы увязла в земле, а стрела миновала цель, лишь сорвав золотой венец с головы героя Арджуны. В ответ тот начал посылать стрелу за стрелой, на куски разбив золоченый доспех Карны. Кони каурава метнулись с накатанной колеи и увязли в песке по самые ступицы – свершилось проклятье, назначенное Карне: он будет уязвим лишь тогда, когда его колесница утратит свой бег.

Карна бросился с колесницы, изо всех сил уперся ногами в землю, пытаясь выдернуть увязшее колесо. Тем самым он подставил Арджуне свою спину и кричал, заклиная врага, чтобы тот подождал, покуда каурава не выдернет колесо – и тогда герои продолжат бой снова на равных. Но Арджуна, желая покончить с кровопролитием, не внимал призывам к благородству. Возложив на лук Гандиву смертоносную стрелу, пандав снес Карне голову.

На следующий день войско кауравов было добито, жалкие остатки его бежали прочь. Пандавы обнаружили неприятельского предводителя царя Дурьодхану и бросили ему вызов на поединок против любого из них. Дурьодхана принял вызов, выбрав в качестве оружия палицу, какой владел лучше прочих. Биться против него вышел царевич Бхима, также умелый во владении палицей. Противники сошлись посреди кольца, образованного пандавами. Дурьодхана нанес Бхиме страшный удар, но получил в ответ сильнейший. Противники описывали круги, стараясь занять удобную позицию, и непрестанно поражали друг друга палицами. Победа клонилась на сторону то одного, то другого. Дурьодхана сокрушающе поразил Бхиму в голову. Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, царевич нанес недругу запрещенный удар – ниже пояса, раздробив Дурьодхане оба бедра. Оставив умирающего, пандавы удалились. Уже ночью Дурьодхану нашел самый яростный из кауравов герой Ашваттхаман. Оплакав царя, герой обещал отомстить врагам.

Истомленные многодневной битвой, пандавы почивали мертвым сном, не выставив вокруг лагеря караулов. Убедившись в том, что вражеский стан спит, Ашваттхаман сотворил молитву Шиве, извечному сопернику Кришны-Вишну. И тут ему явилось ужасное существо. Ашваттхаман тщетно пытался поразить его всем оружием, какое имел при себе, пока не убедился, что пред ним – Шива. Герой преклонил пред богом колена, моля о помощи, и Шива призвал к себе ужасную рать демонов.

После этого он вошел в тело Ашваттхамана, и они, бог и герой в одном теле, подступились к спящему лагерю и начали разить недругов. В стане пандавов поднялась паника. Победители решили, что это гигантский ракшас проник в лагерь. Обезумев от страха, пандавы убивали друг друга, падали под ударами беспощадного меча Ашваттхамана. За человечиной в лагерь пандавов стаями ринулись страшные слуги Шивы – ракшасы и пишачи, питающиеся людской плотью:

Жуткий пир длился до самого рассвета, и лишь считаные витязи из армии пандавов уцелели в беспощадной бойне.

С рассветом Ашваттхаман прекратил свою кровавую месть. Тем временем известие о произошедшем достигло братьевпандавов, ночевавших вдали от своего лагеря. Убитые горем, герои оплакали и погребли убитых, затем бросились в погоню за убийцей Ашваттхаманом. Но тот сумел отразить погоню, пустив в ход диковинное оружие, которое многим современным исследователям представляется сродни ядерному.

На этом и завершилась битва при Курукшетре, в которой ни один из противников не одержал победу. Спустя годы погиб Кришна – человеческое воплощение бога Вишну. Нечаянная стрела охотника поразила лежащего Кришну в пяту. Пятеро пандавов отправились в дальнее странствие – к священной горе Меру. Достиг рая один лишь герой Юдхиштхира, принятый в обитель богов. Этим и была подведена черта Героическому веку индийских ариев с его невероятной гиперболизацией, причудливым перемешением классической эпики и позднейшей религиозной этики, исказившей изначальную канву сказания, но отнюдь не умалившей его художественную ценность.

Сородичи индоариев арья также имели свою великую Героическую эпоху, запечатленную многими преданиями, из которых, увы, дошли до нас только поздние.

В Авесте упоминаются лишь несколько эпических персонажей. Первый из них и знаменитейший – Керсаспа – герой, стройных коней имеющий, поразивший рогатого ядовитого змея Сэрвару с зубами «длиной в человеческую руку» и неких «златопятого Гандарву» (очевидно, дракона) и «каменнорукого Снавидку». Еще Керсаспа прославился как обладатель «косматой дубины» и истребитель многих врагов-туранцев. Еще одного дракона прикончил герой Траэтона. Царь КавиХаосрава многократно громил туранцев, а перед смертью удалился в гору и был взят Ахурамаздой на небо.

В принципе, это все. В основном иранская эпика знакома нам по более поздним источникам – средневековым поэмам, самой грандиозной из которых является «Шахнаме» Фирдоуси – еще один великий эпос.

Фирдоуси поставил целью создать эпическую историю Ирана – от первых до последних царей; но историю не царей, а именно героев, ибо цари занимают в этой истории особое место, лишь когда начинают искать славу не в богатстве, а в подвиге.

В «Шахнаме» можно найти полный набор героических аспектов и сюжетов.

Кеюмарс, первый из царей, он же первый человек, с помощью сына Хушенга победил черного дива, потом сам взошедший на престол Хушенг – дракона, третий из царей, Тахмурес – поразительно поэтическое имя «Отважная лиса, носящая шкуру»! – одолел самого Ахримана.

В те времена к западу от страны арьев (конкретно в Иерусалиме – сколь изящен перенос эпической традиции на исторические реалии!) правил Зохак, овладевший троном через отцеубийство. Он захватил трон Ирана и, как мы уже знаем, царствовал тысячу лет, кормя выросших из плеч змей мозгом умерщвляемых юношей.

После многих перипетий его одолел Феридун (Траэтаона), который

Феридун принял престол Ирана и счастливо правил долгие годы. Ему в конце концов – после уже известной нам истории с тремя старшими сыновьями – наследовал Менучехр. В его правление родился богатырь Заль, с самого появления на свет поразивший персов своим видом – младенец был белокур, отчего показался людям седым – «Была голова у младенца седа». Отец Сам решил бросить Заля на произвол судьбы и оставил его у подножия скалы. Заля подобрал и воспитал Симорг – чудесная птица. Симорг кормил ребенка одним мясом, отчего Заль вырос необыкновенно сильным. По взрослении Заль был найден и признан отцом, после чего стал правителем Систана (Бактрия). Заль поражал недругов своей мощью и отвагой.

Заль взял в жены красавицу Рудабу, вскоре родившую ему сына Ростема (Рустама), могучего, как слон, почему и прозванного Мощнотелым.

Едва возмужав, Ростем начал демонстрировать свою необоримую силу. Он поразил булавой взбесившегося слона, сумел объездить гигантского коня Рехша. После смерти царя Менучехра Ростем стал главным бойцом Ирана в войнах против соседей-туранцев, которыми верховодил могучий Афрасиаб. Ростем посадил на опустевший престол Ирана царя Кобада, разбил Афрасиаба, едва не полонив его голыми руками, перебил тысячу сто шестьдесят вражеских ратников (гиперболизация, но не такая чудовищная как в «Махабхарате»). Чудом спасшийся царевич Афрасиаб так поведал отцу о Ростеме:

Туранцы запросили мира, но тут новый иранский царь КейКавус, соблазненный Ахриманом, решил напасть на северных соседей, живших к югу от Каспийского моря. Ростем отказался принимать участие в несправедливой войне, иранцы были разбиты, царь и его полководцы пленены. Тут, однако, Ростем решил выручить неразумного царя и отправился в путь.

В дороге он на пару с Рехшем совершил множество подвигов – «семь приключений Ростема»: конь убил напавшего на него гигантского льва, помог Ростему сразить дракона. Потом Ростем умертвил коварную колдунью, явившуюся пред его очи в облике прекрасной девы, взял в плен витязя Авлада, победил великана-дива Эрженга, оторвав тому голову, убил Белого дива (полный набор врагов эпического героя: лев, дракон, колдунья, богатырь, дивы). Потом следовали бесчисленные победы над многочисленными врагами-людьми – туранцами, извечными недругами Ирана.

Красавица туранка родила от Ростема Сохраба (Сухраба), поражавшего воображение людей уже в младости:

Возмужав, Сохраб возглавил туранцев в войне против Ирана, захватил Белую крепость, защитники которой ушли через подземный ход. Сохраб побеждал иранцев до тех пор, пока не столкнулся с Ростемом, не зная, что тот – его отец (мотив: бой отца с сыном). Первый поединок не выявил победителя.

Во второй раз сын одолел отца, повалил его наземь и хотел обезглавить, но Ростем убедил противника, что настоящий боец не вправе при первой победе добивать поверженного и должен отложить сведение счетов до следующего успеха. Ну что сказать – этика классического героя, не чуждающегося коварства!

Но в третьем сражении верх взял Ростем. Умирая, Сохраб пригрозил своему убийце, в прошлый раз прибегнувшему к обману:

Узнав, что убил собственного сына, Ростем впал в великую печаль, а мать Сохраба покончила с собой.

У Кей-Кавуса от одной из младших жен был сын Сиявуш. Его попыталась соблазнить старшая жена Судабе, а получив, отказ, обвинила юношу в изнасиловании (мотив Грозной Матери в аспекте мачехи). Сиявуш путем испытания оправдывается и возвращает доверие отца. Потом закручивается интрига с туранским двором – Сиявуш пытается выступать своего рода посредником между родственными ему царскими домами, но, вновь оклеветанный, уже в Туране, погибает от руки палача. Уже после смерти Сиявуша рождается сын, будущий царь Ирана Кей-Хосров.

Мстя за гибель Сиявуша, иранцы захватили Туран. Ростем правил здесь семь лет, жестоко разоряя туранскую землю. Опасаясь мести туранцев, сын Сиавуша Кей-Хосров бежал в Иран и вскоре становится иранским царем. Он собирает громадное войско, намереваясь отомстить за смерть отца.

Долго длилась война: сходились в сражениях бесчисленные армии, иногда – в личных поединках лучшие из богатырей. Во многих битвах иранцы сломили гордость врагов. Злой царь– колдун Афрасиаб бежал, но был настигнут; Кей-Хосров лично казнил злодея, повелевшего убить отца.

После смерти Афрасиаба Кей-Хосров помиловал его детей и вручил власть над Тураном сыну поверженного врага. Потом в сопровождении восьми самых доблестных рыцарей он удалился прочь. В одну из ночей он исчезает (мотив исчезновения), предупредив перед тем героев, что приближается метель. Трое из них, в том числе и Ростем, вняв предостережению, уходят прочь, пятеро погибают в снегах. Уход Кей-Хосрова и большинства его богатырей из бренного мира символизировал закат героической эпохи (мотив ухода богатырей).

Принявший власть Лохрасп добровольно передал ее доблестному сыну Гоштаспу (авестийский Виштапса) и удалился в Балх. Вскоре Гоштасп ласково принял проповедника Зардушта (Заратустру), что вызвало негодование приверженных отчей вере туранцев. Большое туранское войско вторглось в Балх. Лохрасп вывел навстречу свою дружину и пал в честном бою.

Гоштасп проявил себя отважным героем еще до принятия короны, когда, рассорившись с отцом, покинул родину и поселился в Руме. Здесь он убил гигантского волка с рогами и клыками слона и дракона, отчего вошел в милость к румскому кейсару. Позднее, уже увенчанный славой, он принял царский венец.

При Гоштаспе началась новая большая война с туранцами, недовольными проповедью Зардушта. Главным героем в этой войне было суждено стать сыну Гоштаспа богатырю Исфендиару («Созданный благочестием»). Образ Исфандиара происходит от авестийского героя Спентодата, утверждавшего зороастризм в Бактрии. Впоследствии Исфандиар – один из основных борцов за веру.

Исфандиар удивительно похож на Ростема – даже одно из прозвищ его «Бронзовотелый», – и потому неудивительно, что судьбы героев в будущем пересекутся. Невероятно могучий, он уже в юности совершил немало подвигов, отчего отец, по наветам завистников, заподозрил его в намерении завладеть царством и заточил в замке, где Исфандиар был прикован цепями к четырем столбам.

Но когда туранцы вновь вторглись в пределы Ирана, не нашлось никого, кто решился бы возглавить войско, и Гоштаспу пришлось вступить в переговоры с сыном. В конце концов Исфандиар уступил и с отрядом храбрецов отправился в поход на Туран. В пути на семи привалах Исфандиар совершил семь подвигов (ср. семь подвигов Ростема): сразил двух громадных волков, затем двух львов и дракона, убил уродливую колдунью, принявшую облик прекрасной девы, одолел гигантскую птицу Симорг. Потом иранцы преодолели снежный перевал и переправились через бурную реку.

Далее начинается тысяча и одна ночь. Понимая, что ему не взять хорошо укрепленный неприятельский город, Исфандиар прячет в сундуках самых отважных воинов и под видом купца проникает за стены. Наутро его войско подступает к городу, туранские полки выходят навстречу, а диверсионный отряд Исфандиара оставляет укрытия и бросается ко дворцу. В схватке Исфандиар лично победил и обезглавил туранского царя, а потом иранское войско произвело страшное опустошение, без жалости истребляя и стариков, и детей.

В гордыне от свершенных подвигов, Исфандиар начал просить отца уступить ему царский престол. Опасаясь отказать сыну в открытую, Гоштасп поставил условием привести к покорности Ростема, правившего Систаном, – тот, дескать, ведет себя слишком независимо в отношении владыки Ирана: Исфандиар должен был заковать Ростема в оковы и представить пред очи царя.

Скрепя сердце, Исфандиар согласился исполнить задание. Поначалу богатыри попытались решить дело миром, но договориться не смогли, и Исфандиар принялся поносить предков Ростема. Возмущенный герой закричал гостю: «Умолкни!», схватил его за руку и стал рассказывать о своих подвигах.

В ответ Исфандиар пригрозил поразить Ростема в поединке или приволочь его к отцу как раба. Примирение сделалось невозможным: не помогли и увещевания, с какими обратился к Ростему его отец Заль, а к Исфандиару – его наставник Петушен.

Наутро витязи – старый и молодой – сошлись в поединке (мотив поединка отца с сыном). Если бы Ростем не был стар, еще неизвестно, кто взял бы верх в этом сражении, но молодость оказалась сильнее. Исфандиар изранил Ростема стрелами и погнал его прочь, насмехаясь. Старику не оставалось иного, как укрыться на вершине близлежащей горы. Он не без труда убедил ликующего Исфандиара прекратить бой, чтобы продолжить его поутру.

Ночью в стан Ростема прилетела чудесная птица Симорг, которая исцелила и самого богатыря, и его верного скакуна Рехша. Симорг подсказала герою, как победить неприятеля. По совету чудесной птицы Ростем изготовил стрелу с двумя наконечниками, какой можно было поразить сразу оба глаза – именно глаза были единственно уязвимым местом могучего Исфандиара.

Уже сойдясь в бою, Ростем пытался убедить Исфандиара закончить вражду миром, говорил, что он готов объясниться перед царем, но юный герой, хоть и был поражен внезапным исцелением-возрождением ветерана, требовал полной покорности. Ростему ничего не оставалось, как сделать роковой выстрел. И…

Умирая, Исфандиар примирился с Ростемом и завещал ему свергнуть с престола отца Гоштаспа, которого обвинил в своей смерти, и посадить на трон Бехмена, своего брата.

Победа над Исфандиаром стала последней в череде славных дел Ростема. Вскоре судьба уготовила ему гибель. Ростем потребовал условленной дани от владыки Кабула, чьим зятем был его собственный брат Шегад. Озлобленный на непреклонность брата, Шегад решил погубить его. Для этого выкопали в лощине подле реки множество ям, утыкав их дно мечами и копьями. Устроив западню, коварный владыка Кабула предложил Ростему поохотиться. Рехш, почуяв опасность, не хотел идти к реке, но Ростем ударил его плетью.

Конь и всадник рухнули в яму. Пронзенный множеством стальных жал, Рехш умер сразу, но Ростем сумел выбраться из западни. У него были пробиты нога и грудь, он истекал кровью. Шегад начал глумиться над братом, но у Ростема хватило сил натянуть тетиву. Напрасно коварный брат пытался спрятаться за стволом дерева. Первой стрелой Ростем пришпилил негодяя к стволу, а второй лишил его жизни.

Сыновья отомстили врагам за смерть Ростема. Вскоре умер Гоштасп, и на престол вступил Бехмен. И уже недалек был век Дары – царя Дария, на которого шел войной Искендер. Это уже была история, которую потомки, однако, все еще пытались обратить в манящую первозданной чистотой и яростью легенду.

Эллины, арии, арья – многоликие и так похожие друг на друга. Они были великими героями, достойными великих преданий. Бесспорно, что во всех этих преданиях лишь крохи исторических реалий, но и эти крохи, искаженные веками, позволяют понять, прочувствовать душу, характеры, стремления людей, живших единственно во имя подвига, во имя славы, а уж только потом – богатства и власти.