1. Вой одинокого волка

Сквозь заснеженные перевалы острогов Бастарнских Альп пробивался маленький отряд – шестеро всадников, облаченные в грубые одежды. Люди, жившие по ту сторону гор, не преминули б заметить про такие одежды, что они неуклюжие и варварские. Да, эти одежды были варварскими, ведь их носили живущие далеко на севере варвары. Да, они были лишены изящества, столь ценимого изнеженными жителями юга. Но они были прочны, удобны и, главное, в них можно было не опасаться холода, столь беспощадного зимою в горах. Шитые из овчины куртки, простеганные шерстяной нитью штаны, меховые сапоги, меховые шапки и тяжелые плащи из медвежьих шкур – такая одежда спасала не только от холода, но даже от стрел. Шестерым довелось убедиться в этом на собственном опыте, а их недругам пришлось испробовать остроту массивных мечей, что висели на левом боку у каждого всадника.

Кони месили рыхлый снег до тех пор, пока не стало темнеть. Едва солнце присело на отвесный гребень горы, один из путников, выделявшийся среди прочих резкими чертами лица, а также полным отсутствием растительности на щеках и подбородке, остальные были густобороды или хотя бы имели усы, – остановил коня и велел готовиться к ночлегу. Четко рассчитанное время и продуманный выбор места свидетельствовали о богатом жизненном опыте предводителя отряда. Подобно своим товарищам, он всю жизнь провел в лесах, – по крайней мере, никто не помнил, чтобы Мудрец, так звали этого человека, когда-либо надолго отлучался из дома, – однако он каким-то образом был осведомлен о той стремительности, с какой ночная тьма поглощает горы. И место для ночлега Мудрец выбрал с большой осмотрительностью. Он не прельстился ни каменистым навесом, ни расселиной, в какой можно укрыться от ветра, секущего колким снегом. Мудрец разбил лагерь на взгорке, расположенном на значительном расстоянии, как от горных склонов, так и от разверзшейся по правую руку пропасти. Здесь было неуютно, но зато можно было не опасаться внезапно сорвавшейся сверху лавины или неожиданного нападения лихих людей, если б только такие нашлись в этих суровых, мало пригодных для жизни человека краях.

Сам Мудрец ни за что не согласился б жить в подобном месте. Не получал он удовольствия и путешествуя по нему. Лишь острая необходимость заставила Мудреца держать путь через горы, а не по реке и морю. Мудрец спешил, у него было мало времени. Семь по семь дней назад он вдруг принялся, не объясняя причин, собираться. Невзирая на уговоры росов, Мудрец оставил свой светлый, рубленый из прогретого солнцем дерева дом и отправился в дорогу. Его сопровождали пять братьев, людей племени, именуемого Рось. Они были охотниками и воинами, достойными хранителями родной земли. Братья ни разу не повидали милых сердцу лесов, но Мудрец сказал, что они нужны ему, и пятеро без колебаний последовали за тем, кто не раз выручал их советом и в чью мудрость они безгранично верили. Братья были могучи и выносливы, а имена их были страннозвучны и красивы той красотой, что присуща всему прекраснодушному и варварскому. Россы звались Ратибор, Горислав, Правдомысл и Храбросерд. Последний, самый младший, на чьем лице едва пробивались усы, откликался на имя Дор, короткое и звонкое, словно вскрик всаженного по рукоять в дерево топора. Они же, обращаясь к своему предводителю, почтительно именовали его Мудрецом, ибо другого имени у него не было, а, если и было, пятеро этого имени не знали…

Быстро расседлав лошадей и насыпав им в торбы овса, путники принялись обустраиваться на ночь. Трое отправились собирать валявшийся внизу по склону сушняк, – Мудрец, выбирая место для ночлега, принял во внимание и это обстоятельство; Дор срубил и теперь обтесывал ветки, коим назначено было стать стойками и перекладиной для костра; широкоплечий, похожий на медведя, Горислав набивал чистым снегом котелки. Когда братья возвратились на вершину холма, посреди его, обложенный кольцом из каменных глыб, пылал костер. Приладив над языками пламени перекладину и повесив на нее оба котелка, россы расселись на расстеленные вокруг костра плащи. Ратибор достал из переметной сумы мешочек с пшеном и бросил несколько горстей крупы в воду. Правдомысл и Храбросерд принялись нарезать тонкими ломтиками вяленое мясо и обратившийся в ледяную глыбу хлеб. Дор, вооружившись щепочкой, старательно помешивал варево.

Ужин пробирающихся через бесплодные горы путников был скуден, но россы привыкли быть умеренными в пище, когда этого требовали обстоятельства. Едва варево закипело, Дор снял котелок с огня и поставил его на снег. Горислав подал брату миски, и тот поочередно наполнил их. Первая была с подчеркнутым почтением вручена Мудрецу, он же получил самую большую порцию хлеба и мяса, что свидетельствовало о том уважении, каким пользовался этот человек. Заметим, весьма загадочный человек.

Дело в том, что никто в племени Рось не знал точно: кто такой Мудрец и откуда он взялся. Старики говорили, что он пришел из краев, где рождается солнце, и это было в столь давние времена, когда отцы их отцов еще не появились на свет. В один из морозных зимних дней в селении россов объявился человек, а, может, как догадались позже, вовсе и не человек. У него были сильные руки и желтые немигающие глаза. Незнакомец поселился рядом с россами. Он никому не мешал, и никто не мешал ему. А вскоре выяснилось, что пришелец знает множество удивительных вещей. Он научил людей племени Рось правильно обрабатывать землю, и урожаи выросли втрое. Он обучил кузнецов ковать особо крепкие мечи и показал воинам, как нужно владеть ими. Гость объяснил, как пользоваться знаками, выцарапывая их на выделанной шкуре или коре березы, и как быстро сосчитать количество добытых за зиму белок. Желтоглазый человек обучил россов многому, и при этом ничего не требовал взамен. Сначала люди племени Рось пытались отблагодарить гостя, поднося ему мед и пушистые шкурки, и даже желтый металл, столь ценимый соседями. Но тот не взял ничего, кроме самой малости. Такое бескорыстие изумило россов, и они всерьез стали подумывать о том, чтобы избрать пришельца вождем своего племени. Но, к их глубочайшему изумлению, тот отказался от столь великой почести. Тогда россы порешили давать гостю еду и одежду, а за это попросили его помогать племени добрыми советами. Тот согласился. Не был он и против почетного имени, присвоенного ему на собрании родов – Мудрец. Право, он заслуживал такого прозвища, ибо не было в земле Рось человека более умного и многоопытного. Мудрецу построили дом, и он поселился в нем, проводя время в беседах с тем, что его окружало. Многие тайком следили за ним и божились именем грозного Перуна, что самолично видели, как Мудрец беседовал с деревьями, рекою и диким зверьем. Кое-кто даже уверял, что Мудрец разговаривает со звездами, но это было уж совсем неправдоподобно. Как можно говорить с тем, что мельче самой крохотной соринки!

Мудрец провел в лесу много лет. За все это время он ничуть не изменился, и это не могло не пугать. Он не старел ни лицом, ни телом, а в руках его по-прежнему таилась великая сила, которой мог позавидовать самый могучий воин. Случалось, и пугались. Случалось, и завидовали. Порой находились неразумные, которые пытались выведать у Мудреца секрет его вечной молодости и силы. Ведь для человека нет страха большего, чем страх старости и смерти. Мудрец не усмехался и ничего не отвечал на расспросы, а, если любопытствующий настаивал, прогонял его прочь. И горе тому, кто в гневе обнажал против Мудреца меч! Таких потом находили мертвыми с разрубленным наискось от шеи до бедра телом. И никто не сердился на Мудреца, и не пытался отомстить ему, если погибший приходился родичем или другом, так как все знали, что Мудрец – справедливейший из людей и никогда не поднимет меча первым. Россы научились этому правилу у Мудреца и были лучше своих отцов. Они научились еще многому и порой пытались почитать Мудреца, как бога, хотя и знали, что он непременно будет сердиться на них за это. И когда Мудрец обратился к россам за помощью, все мужчины племени Рось изъявили желание помочь ему. Но Мудрец остановил выбор на пяти братьях из рода Серого Медведя, известных своей силой и неустрашимостью.

– Пятерых вполне достаточно, для того чтобы помочь мне с моим делом, – сказал Мудрец.

Он велел братьям собираться, но перед тем, как отправиться в путь, вручил каждому из них по мечу, которые собственноручно выковал в небольшой кузнице, устроенной им при доме. Это были необычные мечи из тускло сверкающего металла. Каждый из этих клинков без труда перерубал надвое своих собратьев, изготовленных оружейниками племени Рось. Еще Мудрец сказал, что путешествие будет опасным и, возможно, никто не вернется домой. Но братья лишь усмехнулись на это. Они были воинами и не боялись смерти, ибо знали, что бояться того, что рано или поздно придет, столь же глупо, как пытаться отсрочить восход солнца.

Солнце взошло, и шестеро всадников двинулись в путь. Они скакали по равнинам, пробивались через непроходимые чаши, вступали в схватки с коварными недругами и дикими зверями. Мечам довелось славно потрудиться, а вечерами Мудрец рассказывал невероятные истории о людях и событиях, которых просто не могло быть. Он и сам не скрывал, что их никогда не было, и смеялся, видя, как вытягиваются в обиженную мину лица поверивших в его сказку братьев.

Время летело вскачь, и три дня тому назад путники достигли гор, за которыми, как уверял Мудрец, должны были лежать равнина и громадное соленое озеро, именуемое морем. Россы понимающе усмехнулись, когда Мудрец сказал им об этом. Они-то прекрасно знали, что вода не может быть соленой, если не бросить в нее соль. Но какому чудаку придет в голову бросать в озеро драгоценную соль, без какой невозможно придать похлебке вкус, а рыбе и мясу – долговечность.

Вот и сейчас варево было едва присоленным, но россы не замечали этого. Они привыкли именно к такой пище, а, кроме того, были слишком голодны, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. Столь же мало неудобств доставляла людям снежная крупа, которую швыряли закручиваемые горными склонами воздушные спирали с ближайшей вершины. Все пятеро работали ложками с почти животной яростью, и Мудрец не отставал от них. Если признаться, он любил поесть. Мерный стук ложек о края выточенных из дерева мисок разносился далеко по ветру. Он не мог не привлечь внимания одинокого волка, выскользнувшего из нагромождения осыпавшихся во время недавней лавины камней.

Горные волки значительно отличаются от своих собратьев, живущих в лесу или степи, но этот был необычен даже для здешних мест. Очень крупный, ростом с годовалого теленка, он имел неестественно вытянутую пасть, украшенную частоколом чудовищно-громадных клыков, два передних из которых в верхней челюсти были почти сросшимися. Глаза волка светились жутким фосфоресцирующим блеском.

Прислушиваясь к шуму, издаваемому людьми, волк неторопливо затрусил к костру. Движения его были по-кошачьи грациозны, лапы, отмеряющие мелкие шажки, напоминали пружины. Этому волку ничего не стоило одним прыжком перемахнуть через голову скачущей лошади.

Звуки становились все отчетливей. Вскоре к ним прибавились и запахи, а затем глаза волка различили расположившихся вокруг огня людей и темную массу лошадей, сбившихся в кучу чуть ниже по склону. Волк принюхался и недовольно чихнул. Аромат постной похлебки пришелся ему не по вкусу. Куда приятней был тонкий запах пота, исходивший от животных, а еще более притягателен был запах влаги, исторгаемый людскими телами. Влаги, которую выделяет через поры горячая кровь. Волк облизнулся и, давясь, сглотнул липкую слюну. Не в силах сдержать вдруг проснувшийся голод, волк поднял к небу узкую морду и оглушительно завыл.

Пробившийся сквозь стоны пурги звериный крик потревожил путников и их коней. Животные, захрапев, повскакали на ноги, братья дружно, словно по команде, прекратили жевать. Пять рук невольно провели по земле у левого бедра, проверяя, на месте ли меч. Лишь Мудрец продолжал безмятежно наслаждаться незатейливой трапезой. Его спокойствие придало россам уверенности, и они вернулись к еде. Только Дор, самый молодой и горячий, отставил миску в сторону.

– Пойду, погляжу, – сказал он, беря меч.

– Это волк, – лениво сообщил Мудрец. – Он не решится подойти к костру.

– Я все же пройдусь.

– Как хочешь. Только будь осторожен, не сверни себе шею.

Дор ничего не сказал и, быстро повернувшись, шагнул от костра. Темнота и снежная круговерть моментально поглотили юношу, оставив один на один с ночью, горами и подкрадывающимся зверем.

Волк заметил, как один из людей, прихватив меч, отошел от огня, и понял, чего тот желает. Человек хотел посмотреть в желтые глаза смерти. Волку не раз и не два приходилось сталкиваться с подобными безумцами, полагающими себя равными смерти. Волк ухмыльнулся, он прекрасно знал, что смерть сильнее. Волк был единственным, с кем смерть не могла совладать. Покуда мир полон людей со сладкой горячей кровью, волк был готов поспорить со смертью. Он медленно двинулся вперед, пряча глаза из опасения, как бы человек прежде времени не увидел их хищного блеска. Волк бежал по дуге, обходя свою добычу с таким расчетом, чтоб отрезать ее от огня и загнать поглубже в пургу. Он почти не сомневался в успехе, хотя и не мог не оценить мощную стать противника. С таким, если первый прыжок окажется неудачен, придется повозиться. Приглушенно рыкнув, волк напряг мышцы, проверяя их готовность к стремительному броску.

Человека и зверя разделяло не более двух десятков шагов, когда оба, не сговариваясь, замерли. Дор остановился потому, что никак не мог рассмотреть потревожившего покой путников хищника. Причина замешательства волка крылась в ином – тварь увидела более лакомую добычу. На горной тропе, ведущей со стороны перевала, противоположной той, откуда пришли сидевшие у костра люди, появился маленький силуэт. Ребенок! Он заблудился в метели и теперь, привлеченный светом, спешил к костру. Тело волка наполнила сладкая истома. Он много раз пил кровь детей и находил ее чрезвычайно вкусной. Незачем рисковать шкурой, вступая в схватку с сильным, вооруженным человеком, когда совсем рядом был беззащитный ребенок, с плотью, не испорченной дурной пищей и ядом похотей. Изменив направление бега, волк затрусил вверх по склону наперерез бредущему к огню силуэтику…

Дор уже возвратился к костру, когда из темноты донесся вой, а следом, сливаясь с ним, перепуганный детский крик. На этот раз на ноги вскочили все, в том числе и Мудрец.

– Волк напал на ребенка! Это там!

Выхватив из ножен меч. Мудрец бросился бежать в гору. Россы устремились за ним. Хотя не было видно ни зги, глаза Мудреца определяли путь безошибочно, чего нельзя было сказать о топавших следом братьях из рода Серого Медведя, которые то и дело оступались и падали. Правдомысл зашиб колено и исчез в снежной круговерти, медленный на ногу Горислав приотстал и что есть сил орал в темноту, надеясь испугать хищника криком.

Однако волка мало тревожили звуки, издаваемые людьми. Его вой был в тысячу крат сильнее и ужасней. Особенно, когда он пел песнь в честь полной луны. Его не волновало и то, что людей было много, а он один. Ему случалось вступать в схватку и с большим числом врагов, и он всегда побеждал, окрашивая клыки сгустками крови, такой сладкой и желанной. Он уже успел и сейчас вкусить ее, пробив передними клыками шейку сбитого с ног ребенка, маленькое, укутанное в неуклюжие одежды тельце которого недвижно лежало у его передних лап. И волк был готов драться за обладание этим тельцем, щедро напитанным влагой, которой было достаточно, чтоб утолить его голод. В глазах волка зажглись багровые огоньки, и он издал угрожающий вой. В этот миг бегущий впереди других человек поднял меч. Взгляд волка наткнулся на этот клинок и замер. Потом волк зажмурился и замотал головой, словно по ней ударили невыносимо тяжелым и острым. Клинок таил в себе небесный свет, смертельно опасный для волка. Волк слышал, что существуют такие клинки, но не верил в их существование. Теперь волк узнал его. Этот клинок мог подарить смерть даже ему, волку, ибо был выкован самой смертью.

Волк не рискнул замешкаться ни на мгновение. Оставив добычу, он прыгнул в снежную пелену и исчез. Несколько раз из темноты донесся приглушенный рык, потом все стихло.

Подбежав к неподвижно лежащему тельцу, Мудрец схватил его и немедленно повернул к костру. Подоспевшие следом россы подумывая продолжить погоню за волком, но Мудрец властным криком остановил их.

– Возвращайтесь! – приказал он тоном, не допускающим возражений, и тут же, будто устыдившись непривычной для себя резкости, добавил, смягчая голос:

– Вам не догнать его. Слишком темно.

Чуточку поколебавшись, братья признали правоту Мудреца и повернули обратно. Последним шел Дор, то и дело настороженно оборачивавшийся в темноту.

Мудрец очутился у костра первым и бережно положил тщедушное тело на меховой плащ. Защищая лицо ребенка от снега, он аккуратно развязал тесемки напитавшегося кровью ворота одежды. Ратибор принес от костра головню, и все увидели искаженное ужасом девичье личико. На тоненькой шейке ребенка отчетливо чернели две крохотные ранки.

В этот миг девочка открыла глаза и с испугом уставилась на своих спасителей. Заросшие бородами, в высоких меховых шапках, они выглядели не очень привлекательно и могли напугать не только ребенка. Мудрец понял это первым. Он широко улыбнулся и велел своим спутникам:

– Улыбайтесь!

Братья старательно изобразили улыбки, а старший из них, Ратибор, даже попытался показать пальцами козу, но смутился и спрятал руки за спину.

Увидев, что окружавшие ее люди настроены дружелюбно, девочка успокоилась. Мудрец, не теряя времени, обследовал спасенную и, не обнаружив больше ни одной раны, подвел итог увиденному:

– Легко отделалась. Волк лишь поцарапал ей шею.

Укутав маленькое тельце в плащ, он спросил девочку на языке россов:

– Кто ты?

Девочка промолчала, явно не поняв вопроса. На вид ей было лет девять или десять, кожа ее была смугловатой, а глаза напоминали лишенные жара угольки.

Подумав, что она, может быть, голодна, Дор сбегал за своей миской с уже остывшей похлебкой. Девочка и впрямь жадно набросилась на еду. Она, давясь, ела, а Мудрец произносил непонятные россам звуки. Он говорил довольно долго, пока, наконец, девочка не ответила.

Ее голос был чист и почти весел, а слова напоминали журчание ручейка. Мудрец внимательно выслушал обращенную к нему речь и, улыбнувшись, ласково положил большую ладонь на ее голову. Через миг девочка крепко спала. Накрыв ее еще одним плащом, Мудрец подсел к костру и принялся исследовать свою оставленную на произвол судьбы миску. Россы терпеливо ждали, что он скажет, но Мудреца, казалось, занимала лишь еда. Перемешавшееся со снегом варево совершенно застыло, превратившись в неприглядный комок. Тогда Мудрец оставил миску в покое, набросил на озябшие ноги край плаща и сообщил так, как бы между прочим:

– Ее зовут Нола. Она из селения, расположенного в долине за этим хребтом. Девочка возвращалась домой и заблудилась. А потом она увидела наш костер и пошла на него. В этот миг на нее напал волк, которого она называет Вульго. Ей повезло, что мы подоспели вовремя. – Мудрец сладко потянулся. – Сейчас все, кроме Храбросерда и Горислава, которые останутся на страже, лягут спать, а утром мы отвезем девочку в ее селение, запасемся там пищей и продолжим путь. Давайте спать.

Россы, за исключением двух, названных Мудрецом, зашевелились и стали готовиться ко сну. Никто из них не расслышал, как Мудрец негромко пробормотал себе под нос:

– Вульго – странное имя. И какой странный укус!

Через миг Мудрец уснул. Он слишком устал, чтобы размышлять над происшедшим.

А высоко в небе, на вершине самой высокой горы, стоял и неотрывно смотрел на затухающий костер волк. На нижней челюсти его алели пятнышки смерзшейся крови, с двух верхних, почти сросшихся между собой клыков капала тягучая слюна. Сегодня волку не удалось утолить мучивший его голод. Ярая злоба сверкнула багровыми огоньками в лунных глазах зверя. Задрав морду в закрытое слепыми тучами окно, волк оглушительно завыл, и звук этот разнесся далеко окрест, заставив дрогнуть ужасом сердца пробудившихся ото сна людей.

Вой одинокого волка.

 

2. Замок с черными окнами

Едва светало, а люди были уже на ногах. Наскоро подкрепившись, путники взгромоздились на коней. Девочку посадил перед собой Ратибор. Она хорошо отдохнула и была весела, глаза ее блестели, на щеках играл легкий румянец.

Пурга замела тропу, поэтому ехали медленно, внимательно осматривая каждый подозрительный участок. Вершины перевала достигли лишь к полудню. Отсюда открывался великолепный вид на окрестности. Далеко внизу, убегая изогнутой лентой, чернели похожие на катышки овечьего помета домики селения, в котором жила Нола. По левую руку темнели контуры какого-то массивного сооружения. Оно венчало высокую гору, наполовину сокрытую белесой дымкой, поэтому рассмотреть, что это такое, не представлялось возможным. Однако, если судить по местоположению и размерам, туман скрывал, скорей всего, замок местного властелина. Мудрец поманил пальцем ехавшего следом Ратибора. Когда конь воина поравнялся с ним. Мудрец спросил у притихшей Нолы, указывая рукой в направлении возвышающегося на горе строения:

– Что это?

Надо было видеть перемену, произошедшую с девочкой! Румянец моментально исчез с ее кругленьких щечек. Задрожав всем телом, Нола выдавила, с трудом выталкивая слова:

– Там живет Вульго!

Мудрец усмехнулся и задумчиво тронул пальцами щетинистый подбородок. Властитель гор должен был быть порядочным мерзавцем, если для него не нашлось сравнения лучшего, чем с волком-людоедом.

– Кто он такой?

Побледнев еще сильнее, Нола отчаянно замотала головой.

– Не знаешь?

Словно обрадовавшись возможности уклониться от ответа, девочка поспешно кивнула.

– Вульго! – смачно провозгласил Мудрец. Глаза его холодно блеснули.

– Насколько я понимаю, этот Вульго нехороший человек? – спросил Ратибор. Он не понял, о чем говорили Мудрец и Нола, но чутко уловил перемену в настроении девочки. От него не укрылось, что при упоминании имени Вульго Нола вздрогнула от страха.

– Вероятно.

– Так может, имеет смысл завернуть к нему в гости и поговорить с ним? По-хорошему, – прибавил Ратибор после крохотной паузы, выразительно положив громадную ладонь на эфес меча.

– Можно было б, – согласился Мудрец, – но, к сожалению, я спешу. Очень спешу. Дело, которое ожидает меня, важнее ста тысяч таких Вульго.

Ратибор не стал спорить. Мудрецу было виднее. Дружно тронув поводья, всадники направили коней вниз, по едва различимой лощине. Здесь снег был еще более рыхл, и потому двигаться приходилось с величайшей осторожностью Лошади то и дело оступались и проваливались в сугробы, грозя переломать себе ноги. В конце концов, Мудрец решил не рисковать. Он велел Дору, самому легкому на ногу из братьев, спешиться и идти впереди, указывая дорогу. Скорость продвижения порядком замедлилась, но зато теперь люди не рисковали ни собственными жизнями, ни здоровьем своих скакунов.

Они преодолели примерно половину пути до того места, где начиналась каменная гряда, за которой тянулся длинный пологий склон, почти лишенный снега, когда Нола испуганно вскрикнула, вытянув ручку.

– Вульго!

Воины устремили взоры туда, куда указывал пальчик девочки. На покатом, изрезанном морщинами валуне сидел орел. Зябко топорща перья, птица наблюдала за движущимися мимо людьми. Россы дружно, не сговариваясь, рассмеялись.

– Похоже, все, что движется, именуется в этой стране одним и тем же словом! – заметил Правдомысл.

Мудрец ничего не сказал, но в отличие от своих спутников он остался серьезным.

Кони продолжали, увязая в снегу, спускаться вниз. Путешественники достигли заветной гряды, где дорога становилась более удобной, и в этот миг навстречу им на полном скаку вылетала кавалькада всадников. Та уверенность, с какой они гнали своих коней, наталкивала на мысль, что незнакомцы хорошо знают здешние места. При виде всадников Нола вздрогнула и покрепче прижалась к Ратибору. Тот осторожно коснулся рукой ее головы.

– Вульго? – спросил росс. Девочка судорожно кивнула. – Не бойся!

Нола не поняла, что сказал огромный человек, прикрывавший ее широкой спиной от ветра, но, похоже, немного успокоилась.

Тем временем всадники приблизились вплотную и разом вздыбили коней, заставляя их остановиться. Воздух огласили конский храп и ржание. Лошади под россами тревожно затанцевали. Люди с трудом смирили встревоженных животных, после чего обе группы принялись настороженно разглядывать друг друга.

Незнакомцев было не менее двух десятков. Обликом они напоминали обитателей земель, находившихся к востоку от гор, разве что разрез глаз был немного необычен – длинен и узок, словно эти люди постоянно смотрели на солнце. Всадники были облачены в одинаковые одежды – отороченный мехом кафтан, поверх которого была накинута выделанная вместе с головой волчья шкура, заменявшая плащ. Зубастые пасти, нахлобученные на головы обитателей гор вместо шлемов, производили устрашающее впечатление. Каждый из всадников был вооружен кривым мечом, эфес которого торчал из закрепленных на правом боку коня ножен, у некоторых в руках были короткие копья. Довольно долго люди хранили молчание, словно желая выведать замыслы вдруг преградивших дорогу незнакомцев, затем, убедившись, что россы не выказывают враждебных намерений, люди в волчьих шкурах решили начать переговоры. От них отделился один, видимо, предводитель. Он выглядел постарше остальных. Тонкие, соединенные с небольшой бородкой, усы придавали его лицу хищное выражение. Безошибочно выделив Мудреца, предводитель направил коня к нему.

– Кто вы такие?

Он говорил на том же языке, что и девочка из горного селения.

– А вы? – немного поколебавшись, ответил вопросом на вопрос Мудрец.

– Вы – гости, мы – хозяева, вам надлежит отвечать первыми, – веско сказал горец.

– Согласен. – Мудрец слегка склонил голову, изображая поклон. – Мы – мирные путники, держащие путь в сторону умирающего солнца.

Человек в волчьей шкуре усмехнулся.

– Мирные путники не носят с собой мечей.

Мудрец также состроил подобие улыбки.

– Времена ныне неспокойные. Мы имеем оружие, но лишь для того, чтобы в случае опасности постоять за себя.

Мудрец говорил скупо и уклончиво, сведения, сообщенные им, явно не могли устроить горца. Он желал знать больше.

– Откуда вы? Из земель приречных скифов.

– С чего ты взял? – спросил Мудрец, верный своему правилу больше слушать, нежели говорить.

– Вы похожи на них одеждой, вот только мечи ваши отличаются от тех, какими сражаются скифы.

– Ты прав, это не скифские мечи, и мы не скифы. Мы россы, мы держим путь из мест, гораздо более далеких, чем страна скифов.

– Что вы ищете в чужих краях?

– Славы и золота, – ответил Мудрец.

Такой ответ пришелся по душе человеку в волчьей шкуре.

– В таком случае я рад приветствовать вас на этой земле. Мы ищем того же. Меня зовут Эльмеш, я сотник великого князя Вульго, властелина здешних мест. А это мои воины.

– Вульго? – прикинувшись удивленным, спросил Мудрец.

– Да. А что? – В голосе сотника прозвучало отчетливо различимое подозрение. – Ты уже слышал это имя?

– Приходилось.

– Откуда?

– Его произнесла маленькая девочка, которую мы спасли этой ночью от волка.

Лошадь под сотником затанцевала. Он издал негромкий свист, заставляя его успокоиться.

– Она назвала волка именем Вульго? – Мудрец кивнул. Сотник засмеялся, хотя от внимательного взора Мудреца не ускользнуло, что глаза горца остались холодны и внимательны. Небрежно поигрывая витой плетью, сотник пояснил:

– Мы истребляем волков и украшаем свои одежды их шкурами. Поэтому местные жители нередко именуют волков именем нашего князя. А эта девочка с вами? – поинтересовался Эльмеш, резко меняя тему.

Тон, каким был задан вопрос, мог показаться безразличным, но Мудрец слишком хорошо разбирался в людях, и от него не ускользнул интерес, отчетливо проявившийся в словах человека, назвавшегося Эльмешем.

– Да. Мы намереваемся отвезти ее домой.

– И правильно сделаете. Но сначала вы должны посетить замок князя. Он приглашает вас.

– Мы спешим, – сказал Мудрец.

– Князь приглашает вас, – настойчиво повторил, скрипнув зубами, сотник.

– Говоришь, приглашает… – задумчиво протянул Мудрец. – Но откуда князь мог узнать про нас?

Вопреки его ожиданиям, сотник не смутился.

– Князь Вульго знает о всех, кто держит путь через его владения.

– Он всеведущ?

– Именно так. Люди, звери и скалы докладывают ему о том, что происходит вокруг. – Сделав короткую, точно выверенную паузу, Эльмеш рассмеялся. – Не воспринимай мои слова всерьез, чужестранец. Просто я имею приказ приводить в гости к князю всех, кого повстречаю на горных тропах.

– Но мы очень спешим!

– Вы ничего не выгадаете, если откажетесь посетить замок. Надвигается снежная буря, и вам все равно придется переждать ее где-то в укрытии. А, кроме того, князь очень не любит, когда гости отвергают его приглашение.

Предостережение сотника прозвучало зловеще и недвусмысленно. Слегка повернув голову, Мудрец покосился на застывших за его спиною россов. Они были отменными воинами, но враги по крайней мере вчетверо превосходили числом. К тому же у них были луки и копья, а у россов лишь мечи. Мудрец не желал рисковать ни собой, ни своими людьми. Дело, которое ему предстояло выполнить, было слишком важным.

Меж тем россы почувствовали прозвучавшую в словах сотника угрозу и будто невзначай положили пальцы на эфесы мечей. Воины Эльмеша сделали то же самое. В любой момент могла начаться стычка. Тогда Мудрец поднял над головой руку, приказывая своим людям успокоиться. Слуга князя Вульго терпеливо ждал, что скажет его собеседник.

– Хорошо. – Это слово далось Мудрецу нелегко. – Мы принимаем твое приглашение.

Эльмеш оскалил зубы в довольной ухмылке.

– Вот и отлично. Присоединяйтесь к моему отряду и поспешите, потому что скоро начнется буря.

Обернувшись к настороженно притихшим спутникам, Мудрец крикнул на языке россов:

– Друзья, мы едем с этими людьми! Надвигается буря, и их князь предлагает нам переждать ее в замке. Следуйте за ними, но, – Мудрец слегка понизил голос, – будьте осторожны. Держите оружие наготове.

Впрочем, слова Мудреца насчет осторожности остались лишь благим пожеланием. Он еще не докончил свою речь, как сотник махнул рукой, и горцы в мгновение ока заключили россов в кольцо.

– Так будет лучше, – сказал Эльмеш, улыбнувшись. – Вы не знаете дорогу, и ваши кони могут увлечь вас в пропасть.

Мудрец предпочел воздержаться от замечаний.

Фыркая, лошади устремились вверх, в гору, на которой возвышался замок. Мудрец и сотник Эльмеш скакали бок о бок, прочие следовали за ними, причем горцы умело разбили братьев-россов таким образом, что на каждого спутника Мудреца приходилось по меньшей мере по три воина в волчьих шкурах. Все это было проделано чрезвычайно ловко, почти незаметно. Чувствовалось, что подобный трюк не в новинку для слуг князя Вульго. Мудрец невольно задумался, ему было, над чем поразмыслить.

Скакавший рядом сотник старательно делал вид, что не замечает чувств, овладевших гостем. Непринужденно улыбаясь, он без умолку говорил, старательно подчеркивая свою расположенность к чужеземцу.

– Эти места могут казаться тебе суровыми и непривлекательными. Но это не так. В Валашии хорошо, особенно летом, а уж тем более весной, когда все цветет, а сквозь зарождающееся тепло пробивается чистая зимняя свежесть. Весной замок окружен оправой буйноцветущих лугов. Тебе там понравится. У нас хорошо. К тому же наш князь – превосходный рассказчик.

– У него странное имя, – заметил Мудрец, пробудившись от задумчивости и возвращаясь к прежней теме. Мудрец вдруг вспомнил о том необъяснимом чувстве тревоги, охватившем его накануне, когда спасенная девочка впервые произнесла имя – Вульго.

В глазах сотника промелькнула настороженность, тут же растворившаяся в добродушной улыбке. – Имя, как имя. Обычное валашское имя. У нас в округе полно подобных имел. Кстати, ты забыл назвать мне свое.

– Келрун, – бросил Мудрец, после чего продолжил расспросы. – Выходит, ваша страна называется Валашия?

– Да. А ты не знал?

Мудрец отрицательно покачал головой и поддернул поводья, заставляя коня идти ровнее.

– Мне не приходилось прежде бывать здесь, но я слышал, что римляне именуют эти места Дакией…

– Дакия – все, что за горами. А здесь Валашия! – с неожиданной злобой воскликнул сотник. Несколько обескураженный резкостью, прозвучавшей в его словах, Мудрец замолчал. Какое-то время оба безмолвствовали. Тишину нарушали лишь конский храп, да негромкое постукивание копыт по едва присыпанной снежком тропе. Пологий склон уже остался позади, и теперь всадники двигались по карнизу, извилистому и узкому. С левой стороны была стена, а с правой – пропасть, казавшаяся бездонной из-за наполнявшего ее тумана. Кони, настороженно прядая ушами, скользили по причудливо пробитому в скале серпантину. Одно неловкое движение и… И – на котором все обрывается.

– Тебе приходилось бывать в Риме?

От неожиданности Мудрец вздрогнул и изобразил улыбку.

– Нет, но я слышал о нем.

– Я тоже. Красивый, говорят, город. Где ты еще бывал?

– Почти нигде. Я провел всю свою жизнь в стране, именуемой Рось. Она лежит далеко на Востоке.

– Где Китай?

Мудрец даже не попытался скрыть удивление.

– Ты слышал о Китае?

– Князь рассказывал мне о нем. Ему приходилось бывать там много лет назад.

– Я вижу, твой князь – мудрый человек, – протянул Мудрец. – Расскажи мне о нем.

Эльмеш медленно повернул увенчанную волчьей пастью голову к Мудрецу.

– Ты не ответил мне.

– Страна Рось много ближе, чем Китай. Если скакать на добром коне, ее можно достичь через полторы луны.

– Далеко, – прокомментировал сотник, после чего вновь резко сломал тему разговора. – Ты хочешь знать о моем господине? Зачем?

Мудрец спокойно выдержал тяжелый взгляд Эльмеша.

– Но я же направляюсь в гости к нему. Гость должен знать о том, кто его хозяин.

– Он сам расскажет тебе все, что сочтет нужным! – отрезал Эльмеш.

– Как тебе угодно, – пожав плечами, сказал Мудрец.

Подъем становился все круче, тропа – уже. Если вначале всадники ехали в строй по четверо, то теперь они вынуждены были разбиться на пары. Мудрец невольно подумал, что это не так уж плохо. Случись что, могучие, умелые в поединках россы без труда разделаются со своими опекунами, и тогда можно будет рассчитывать на то, что бой будет более или менее равным. Если и затевать схватку, это следовало сделать именно сейчас и именно здесь. Но покуда всадники в волчьих шкурах не выказывали враждебности. Напротив, они вели себя подчеркнуто дружелюбно. Скакавший в полушаге от пропасти сотник уже одним этим показывал, что полностью доверяет гостю. Словно желая еще раз подчеркнуть свое расположение к чужеземцу, горец вновь затеял разговор.

– Ну хорошо, я расскажу тебе о своем господине. Думаю, в этом нет ничего дурного.

– Конечно, нет, – согласился Мудрец.

– Его зовут князь Вульго, а полностью его титул звучит так – Вульго – Князь Ночи. – Мудрец, не удержавшись, хмыкнул. Сотник воспринял его удивленное восклицание, как насмешку, и вновь рассердился. – Не вижу ничего смешного!

– А я и не смеюсь. Просто прозвище у твоего господина не менее странное, чем имя.

– Ничего странного. Чем лучше: Гелиос – бог солнца.

Вновь настал черед изумиться Мудрецу.

– Откуда тебе известно про Гелиоса?

– А тебе? – отпарировал сотник.

Мудрец замялся. Ему приходилось слышать о боге эллинов, и не только о нем, а вот человеку в волчьей шкуре вовсе незачем было знать об этом. Насколько смог убедиться Мудрец, Эльмеш был неглуп, и потому следовало быть с ним настороже.

– Я слышал об этом от заезжего купца.

– А мне рассказал о нем мой господин.

– Он, должно быть, очень умный человек, – придав голосу нотку подобострастия, протянул Мудрец.

– Ты уже говорил это, – заметил Эльмеш. – Так вот, мой господин правит всеми этими землями, великим множеством городков и маленьких деревень. Он – властелин валашей. А мы служим ему.

– И что, твой господин всегда завлекает гостей таким оригинальным способом?

– Почти.

– Но зачем это ему?

– Когда наступает ночь, князь испытывает голод – голод по новым лицам, новым голосам, новым ощущениям.

– Понятно, – кашлянув, протянул Мудрец, хотя ему было понятно совсем немногое.

Тропа стала столь крутой, что кони с трудом поднимались по ней. Копыта их то и дело соскальзывали с обледенелых камней. В какой-то миг налетел ветер, и тут же началась снежная буря.

– Не успели! – раздосадовано протянул сотник. Он подхлестнул коня и крикнул:

– Нам надо спешить! Осталось совсем немного!

Мудрец молча ударил плетью своего вороного жеребца. Лошади медленно, борясь с ветром, брели сквозь сплошную крутящуюся пелену. Время от времени скакун Мудреца норовил отступить вправо, подальше от нависающей над его головой стены. В такие мгновения Эльмеш зло постегивал по влажному конскому крупу.

Гул пурги прорезал короткий крик. Кто-то упал в пропасть. Сердце Мудреца невольно вздрогнуло от мысли, что это мог быть один из его спутников. Мудрец обернулся, но рассмотреть что-либо в сплошной пелене не представлялось возможным. Оставалось лишь надеяться, что с братьями все в порядке.

Буря усиливалась, превратившись в настоящий ураган. Ветер хлестал по лицу мокрыми обледенелыми рукавицами. Снег лез в глаза, нос, надоедливо набивался за ворот. Понукаемые людьми, кони упрямо пробивались сквозь ослепительную круговерть. Мудрец с тревогой подумал, что еще немного, и им всем придется навечно остаться в этих горах. Но, к счастью, они уже достигли цели.

Еще один поворот – и путники очутились на широкой, идеально ровной площадке. Впереди чернело строение – громадное, подавляющее своей массивностью, отчетливо ощущаемой даже сквозь мельтешение снежной крупы. Тяжелый куб в основании, увенчанный несколькими – сосчитать их количество точно не представлялось возможным – башнями-шпилями, один из которых, выраставший из середины куба, вонзался острием в беспросветную мглу снежный туч.

При появлении всадников кованые ворота распахнулись и пропустили их во внутренний дворик. Набежавшие слуги приняли лошадей. Первым делом Мудрец пересчитал своих спутников. Все пять россов и девочка были целы. Отирая залепленные снегом глаза. Мудрец шагнул на голос поджидавшего их сотника. Он сделал лишь шаг и, взглянув перед собой, застыл на месте.

Подобное ему уже приходилось видеть прежде – в приходящих кошмарами снах.

Замок с черными окнами.

 

3. Тоненькие струйки крови

Внутри замка было сумрачно и глухо. От стен веяло холодом и той отчетливо уловимой сыростью, которую источают камни казематов; от стен веяло мраком и приглушенной угрозой. Подлинному коридору с настолько нависающими сводами, что высоким россам приходилось то и дело пригибать голову, Эльмеш провел гостей в ту часть замка, где находились предназначенные для них покои. Распахнув дверь, сотник продемонстрировал Мудрецу и россам комнату, обставленную не слишком роскошно, но с претензией на некий стиль – стол, кровать и скамьи из темного дерева, мрачной расцветки гобелен на стене, разложенные на полу медвежьи и рысьи шкуры – и, словно извиняясь, пробормотал:

– Вас шестеро, а комнат пять. Кому-то придется жить вдвоем. Впрочем, если желаете, один из вас может пойти со мной. Я устрою его в покоях в другом крыле замка.

– Благодарю. – Мудрец вежливо улыбнулся. – Полагаю, мы неплохо разместимся и здесь.

– Отлично! – С улыбкой шагнув к Ноле, Эльмеш положил ладонь на ее плечо. Нола испуганно вздрогнула. – Девчонка переждет бурю в комнате служанок, а потом ее отведут домой.

Сотник еще не закончил свою речь, когда стоявший рядом с девочкой Ратибор крепко стиснул его запястье. Медвежья хватка росса пришлась не по вкусу горцу. По хищному лицу Эльмеша пробежала судорога. Валаш резко дернулся, желая освободиться, но примерно с таким же успехом можно было пытаться разомкнуть пальцами стальную цепь. Губы Эльмеша побледнели от боли и гнева, свободная рука его поползла к серебряной рукояти кинжала, выглядывавшей из-под полурасстегнутого отворота кафтана. Мудрец опередил это движение. Глядя прямо в глаза Эльмешу, он сказал:

– Благодарю тебя за заботу, господин сотник. И передай нашу благодарность князю Вульго. Он очень внимателен к своим гостям. Мы прекрасно разместимся в таких просторных покоях и всемером. Я обещал этой девочке, что сам отвезу ее домой. Покуда я не сделал этого, она будет жить рядом со мной.

Кивком головы Мудрец приказал Ратибору освободить сотника. Росс нехотя разжал пальцы. Криво улыбаясь, Эльмеш потер занемевшую кисть и сказал:

– Хорошо, пусть будет по-твоему, гость Келрун. Хотя, – Эльмеш обвел быстрым взглядом Мудреца и столпившихся вокруг него россов, – было бы лучше, если б ты уступил. Для всех вас лучше.

– Будет так, как я сказал.

– Как тебе угодно. Ты – гость, желание гостя – закон! – Эль-меш поклонился. – Располагайтесь. Сейчас слуги принесут вам еду и вино. А потом вы сможете отдохнуть. До вечера. Вечером князь устраивает в вашу честь ужин.

Еще раз поклонившись, Эльмеш вышел. Едва только сотник очутился за дверью, улыбка исчезла с его лица. Гостям также было не до улыбок.

– Мы попали в скверную историю, – сообщил Мудрец настороженно притихшим воинам из рода Серого Медведя. – Я пока не знаю, в чем именно тут дело, но одно могу сказать определенно: в этом замке обитает темная сила – сила, враждебная всему живому, враждебная всему тому, что относится к миру людей. Я не знаю, что это за сила, но я чувствую ее присутствие. Вполне возможно, что она попытается завладеть нашими жизнями.

Россы переглянулись.

– Пусть только попробует! – мрачно процедил могучий Ратибор. – Эти недоноски в волчьих шкурах живо отведают остроту моего меча!

– Я говорю не об этих людях, – поправил Мудрец.

– О ком же?

Вздохнув, Мудрец пожал плечами.

– Не знаю. Пока я ничего не знаю. Я только чувствую, но, поверьте, я могу чувствовать очень многое.

– Что же нам делать? – спросил Правдомысл, второй по старшинству, слывший не столь храбрым, сколь рассудительным. – Быть может, следует пробиться к воротам и бежать отсюда?

Дор и Горислав встретили такое предложение презрительным фырканьем, а Мудрец показал в затянутое слюдяной пленкой окно, сквозь которое едва пробивался свет.

– Посмотри, как темно. Снаружи бушует самая свирепая буря, какую только можно вообразить. Если мы даже сумеем вырваться за ворота, нам не спуститься с горы. Сумей мы сделать и это, нам грозит гибель от холода и снега.

Правдомысл кивнул большой косматой головой.

– Ты прав. Мудрец. Но скажи: как нам в таком случае поступить?

– Ждать. – Расстегнув пряжку, Мудрец распоясался и положил ремень с пристегнутым к нему мечом на скамью рядом с собой. – Ждать, когда закончится буря. Нам надо держаться вместе и быть готовым к любым неожиданностям. Будьте осторожны в поступках. Нельзя дать этим людям повод напасть на нас. Будьте осторожны в словах. Хотя это маловероятно, может статься, среди этих людей есть такие, что знают наш язык.

– Откуда ты знаешь, что они говорят?! – с оттенком вызова воскликнул Храбросерд, в сердце которого порой просыпалось недоверие к Мудрецу.

– Да. – Мудрец медленно, задумчивым движением провел ладонью по лбу, словно пытаясь воскресить полустертые воспоминания. – Я знаю их язык. Однажды мне довелось побывать в этих краях. Но это было давно. Так давно, что я успел позабыть про это и лишь сейчас начинаю кое-что вспоминать. – Мудрец тяжело вздохнул. – Замка еще не было, но люди знали имя Вульго. Они произносили его со страхом, наотрез отказываясь пояснить причину это страха.

– Чем же он может быть так страшен, этот Вульго?! – задиристо спросил Дор, боявшийся на этом свете разве что брата своего Горислава.

– Я слышал, он владел секретом вечной жизни. Так утверждали обитатели этих мест.

– Ну и что? – Каждый из россов невольно подумал о том, что и жизненный срок Мудреца определен не матерью-природой, а некоей высшей силой.

– А то, что вечной его жизнь стала за счет жизней других, преждевременно исчезнувших. Быть может, хозяин замка и тот Вульго – разные люди, но очень может статься, что мы имеем дело с одним и тем же человеком. А, может быть, и не человеком. Посмотрите, как испуган ребенок! – неожиданно заметил Мудрец.

Все невольно обратили взгляды на Нолу. Девочка была бледна; хотя в комнате было жарко, маленькие ручки ее зябко дрожали.

– Она что-то знает, – сказал Горислав. – Я уверен.

– Я тоже, – согласился Мудрец. – Но она ничего не скажет. Она боится.

Приподнялся со своего места Дор, в чьих жилах кипели молодой задор и безрассудство.

– Так, может, поговорим с этим князем прямо сейчас, не дожидаясь, пока его слуги придут за нашими головами!

В словах Дора был определенный резон, – встречаясь с врагом, всегда предпочтительней нанести удар первым, – и потому прочие братья вопросительно посмотрели на Мудреца.

Тот улыбнулся. Улыбка вышла веселой, но в глубоких глазах плескалась тревога.

– Не самое плохое предложение, но, думаю, пока нам стоит воздержаться от поспешных решений. Если верить словам Эльмеша, хозяин замка ждет нас к ужину. Думаю, он раскроет свои карты или хотя бы часть их. По крайней мере, мы увидим, что это за человек, и поймем, насколько серьезны наши опасения. А пока давайте располагаться. Нам предстоит провести здесь ночь и, может быть, не одну.

Сбросив с плеч плащ, Мудрец принялся развязывать тесемки куртки, однако разоблачиться от верхних одежд полностью не успел, потому что дверь отворилась, и на пороге появился человек с подносом в руках. Человек был облачен в черный, украшенный серебряными нитями костюм. Мрачные тона одежды невольно подчеркивали неестественную бледность лица вошедшего. Молча пройдя через всю комнату, слуга поставил свою ношу на стол и немедленно удалился. Вечно голодные Дор и Горислав без промедления обследовали содержимое подноса. Пять блюд и кубки из черненого серебра вполне удовлетворили россов тонкостью отделки, но никак не содержимым.

– Однако в этом замке неважно кормят! – проворчал Горислав, без особого труда расправлявшийся на пирах с зажаренной на вертеле бычьей ногой. Небольшие куски жаркого, естественно, не могли вызвать у росса особого воодушевления. – И это все на семь человек?!

– Думаю, все же не на семь! – улыбнулся Мудрец. – Надо проверить остальные комнаты для гостей. Полагаю, там тоже окажутся подобные блюда.

Дор незамедлительно исполнил это пожелание. Через несколько мгновений он возвратился с известием, что в соседних комнатах действительно также есть подносы.

– Только кушаний там поменьше – прибавил Дор.

– Все правильно. Это дано на двоих, а прочие рассчитаны на одного. Гостеприимные хозяева настойчиво уговаривают нас расселиться порознь. Что ж, не будем им прекословить. Со мной останутся Ратибор и девочка. Все остальные пусть займут по комнате. Россы начали подниматься со скамей, но Мудрец остановил их быстрым жестом.

– Постойте-ка! – Протянув руку к столику, он быстро провел ладонью над блюдами, от которых исходил легкий пар, а в довершение окропил несколькими каплями вина серебряный с черным камнем перстень, украшавший его безымянный палец. Убедившись, что матовая поверхность камня осталась такой же чистой, как и прежде. Мудрец прибавил:

– Можете есть, ни о чем не беспокоясь. В еде и вине нет яда.

Слегка удивленные этими манипуляциями, россы пожелали Мудрецу и старшему брату приятной трапезы и удалились.

Предложение перекусить было очень кстати. Очутившись в своих покоях, гости дружно набросились на еду. Мясо было сочным, хлеб – мягким, овощи – слегка пересоленными, но вполне съедобными. Вино же было поистине превосходным. Багровое на цвет, оно было терпким на вкус и обладало приятным, дурманящим запахом. Выпив такого вина, хотелось улечься на скамью и дать отдых усталому телу. Путешественники так и поступили, предварительно положив под голову отстегнутые от пояса мечи. Все, кроме Дора.

Самый молодой из братьев, Дор был наименее обласкан славой. Как подобает отважному воину, росс искал ее. Нечаянное приключение предоставляло великолепную возможность продемонстрировать свою храбрость и сноровку. Обуреваемый жаждой деятельности, Дор едва прикоснулся к еде и совсем не трогал вино. Быть может, именно потому его, в отличие от остальных, не потянуло в сон. Наскоро прожевав крепкими зубами мясо, Дор поднялся и тихонько выскользнул за дверь. На цыпочках пройдя мимо покоев Мудреца, он остановился перед комнатой, в которой поселился Горислав, и тихонько приоткрыл дверь. Горислав нередко сопутствовал Дору на охоте, и юноша был вправе ожидать, что брат поддержит его опасную затею.

К удивлению Дора, Горислав спал, сладко всхрапывая при каждом вдохе. Это было странно, ибо Горислав не отличался пристрастием к сну. Но подобная незадача ничуть не обескуражила юношу. Улыбнувшись собственным мыслям, он притворил дверь и направился вперед по уходящему в неизвестность коридору.

Он шел наобум, надеясь что-то найти и сам не зная, что ищет.

Коридор был длинен и пустынен. Редкие факелы, укрепленные на вмурованных в стены треножниках, едва-едва освещали его. В столь густом полумраке вряд ли можно было различить врага, особенно, если тот вдруг внезапно выскользнет из-за ближайшего поворота. Дор сознавал это, но упрямо шел вперед, хотя и рисковал быть в любое мгновение обнаруженным. Вскоре он попал в небольшую, разделенную двумя рядами колонн залу. Зала была совершенно пуста, если не считать дремлющего у стены воина в накинутой на плечи волчьей шкуре. Дор беззвучно проскользнул мимо него и устремился дальше.

Сразу за залой коридор распался натрое. Средняя часть уходила вверх, как предположил росс, в одну из башен-шпилей, левая оставалась ровной, продолжая бежать по периметру основания, правая уходила вниз. Повинуясь безотчетному порыву, Дор избрал третий путь. Он спускался ниже и ниже, настороженно внимая долетающим издалека шорохам. Спуск становился все круче, пока, наконец, наклонная поверхность не превратилась в ровные, аккуратно высеченные в камне ступеньки. Дор догадался, что достиг основания замка и теперь спускается глубже – в вырубленное в толще скалы подземелье. Здесь было довольно холодно, и росс похвалил себя за то, что догадался накинуть кафтан. Подбитый мехом рыси, он неплохо согревал тело, а стынущие руки Дор поочередно запускал за пазуху и, дав им отогреться, вновь брался за рукоять меча.

Постепенно звуки, доносившиеся сверху, становились все глуше, пока не стихли совсем. Теперь тишину нарушали лишь мерное дыхание да вкрадчивые шаги мягких меховых сапог. Вот Дор наступил на очередную ступеньку и, поскользнувшись, едва не упал. Подобное обстоятельство слегка озадачило росса. Чтобы образовался лед, нужна вода, но откуда взяться воде здесь, где воздух столь сух, что моментально поглощает вырывающиеся изо рта облачка пара. Выдернув из ближайшего треножника факел, Дор осветил им ступеньки. На одной из них, возле самой стены, отчетливо виднелся язычок льда, окрашенный в алый цвет. Словно кто-то порезал руку и оставил за собой тоненькую цепочку кровавых капелек. Это следовало запомнить, но вряд ли подобное открытие могло быть важным. Дор не стал возвращать факел на место, а оставил его себе, чтобы получше видеть путь. Меж тем света становилось все больше. Если прежде треножники отстояли друг от друга примерно на сто шагов, то теперь их разделяло все пятьдесят, а вскоре и двадцать. Дор недоумевал: зачем нужно столь неэкономно расходовать факелы, развешивая их на стенах, когда много проще, просто взяв факел в руку, освещать себе путь, как это делал он. Но у обитателей замка, очевидно, были свои резоны.

Лестница закончилась так же неожиданно, как и началась. Дор стоял перед массивной металлической дверью, на блестящей поверхности которой было вычеканено изображение летучей мыши, подобной тем, что можно повстречать ночью в сумрачных дубравах земли Рось. Только перепончатые крылья этого существа были непомерно громадны, а из зловеще оскаленной пасти торчали два изогнутых клыка. Немного поколебавшись, юноша толкнул дверь. Как и опасался росс, она не сдвинулась с места. Оставалось лишь повернуться и уйти. Но перед тем, как сделать это, Дор, сам не зная зачем, щелкнул ногтем по оскаленным клыкам крылатой твари.

Приглушенный скрежет визгливо распилил тишину. Дверь мягко подалась вперед, образовав щель, вполне достаточную для того, чтобы в нее протиснулся человек.

Юноша не колебался. Приглашение было слишком заманчивым, чтоб от него отказаться. Держа перед собой меч, росс проскользнул внутрь и очутился в большой, ярко освещенной зале. Света здесь было даже больше, чем в тоннеле, соединявшем подземелье с основанием замка. Стены и многочисленные колонны из грубо обработанного камня были буквально утыканы факелами. Неровные маслянящиеся отблески пробегали по закругленным плоскостям и бросали на пол, стены и теряющийся высоко вверху потолок тени, какие колебались при каждом движении воздуха.

Дор осмотрелся, его внимание привлекли два больших, окованных медью сундука, стоявшие посреди подземелья. Сердце юноши вздрогнуло от сладкого предвкушения. Он не был жаден до богатств, земля Рось щедро дарила своему сыну все, в чем он нуждался, но кто откажется запустить пальцы в груду золотых кругляков иль насладить взор игрою невиданных самоцветов! Поэтому Дор устремился к сундукам и в этот миг увидел человека. Тот сидел, прислонившись спиною к колонне с таким видом, словно присел отдохнуть, но Дору достало беглого взгляда, чтобы понять, что человеку уже не суждено подняться. Лицо его было белее снега, что запекся тонкой корочкой на длинных волосах. Настороженно поглядывая по стонам, юноша приблизился к мертвецу. Вне всякого сомнения, это был обитатель гор. Узкий разрез застывших глаз лучше любых слов свидетельствовал об этом. Но человека вряд ли можно было причислить к людям-волкам, слугам князя Вульго. Одежда его была бедна, а застывшие руки покрыты ссадинами – следами тяжелой работы. Скорей всего, это был какой-то бедолага, прельстившийся сокровищами и поплатившийся за это жизнью.

– Интересно, отчего он умер? – пробормотал Дор себе под нос.

Причину смерти долго искать не пришлось. На шее мертвеца сквозь разодранный ворот одежды отчетливо виднелись две крохотные ранки, точно такие, что были у девочки Нолы, спасенной россами накануне ночью.

Неужели волк? Дор опасливо огляделся. Но откуда взяться волку в подземелье?

А, может? Пред мысленным взором Дора внезапно предстала летучая мышь, изображенная на двери. Если она и впрямь столь огромна, ей ничего не стоит умертвить человека. Но воину с мечом не пристало бояться ни волка, ни какой-то крылатой твари. Оставив мертвеца в покое, Дор решительно направился к заветным сундукам.

Они были велики размером и наверняка тяжелы. Медные бока украшала замысловатая чеканка – причудливые изображения людей, волков и перепончатокрылых птиц. Дор поддел мечом крышку первого из сундуков и, кряхтя от натуги, откинул ее. И тут же отпрянул.

То, что он принял за сундук, на деле было гробом. В нем лежала девушка, самая прекрасная из всех, когда-либо виденных россом. У девушки были длинные черные волосы, волной ниспадавшие на белое кружевное платье. На покрытых легкой изморосью щеках играл румянец, у уголков рта виднелись два кровавых следа, словно кто-то смочив ноготь в свежей крови, провел им по атласной коже от губ до подбородка. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Дор коснулся ладонью белоснежного лица девушки, отерев следы, оставленные кощунственной рукой. Теперь ее кожа стала девственно чистой, как белое платье невесты, укрывавшее мертвое тело. Юноша невольно залюбовался невиданной красотой.

И в этот миг словно неясный шелест пробежал по подземелью. Разом дрогнули языки сотен мерно горящих факелов. Металлическая дверь скрипнула и начала медленно закрываться. Сознавая, чем все это может для него обернуться, Дор бросился к выходу. Он не видел, как мертвые веки красавицы дрогнули и вдруг распахнулись. Бездонные зеленые глаза, удивленно сузив зрачки, взглянули на свет. Девушка улыбнулась, одними губами, и из уголков их выскользнули две алые струйки.

Тоненькие струйки крови.

 

4. Тень, лишенная человека

Мудрец и Ратибор проснулись одновременно, точно по команде. Резко встал с лавки Мудрец – он ухитрился заснуть сидя, недоуменно протирая глаза, поднялся Ратибор.

– Что случилось?

– Надеюсь, ничего! – буркнул Мудрец. Он был сердит на себя за то, что позволил хозяину замка обвести себя вокруг пальца. Магический перстень не солгал – яда в вине и кушаньях не было, но вот снотворное зелье, вне всякого сомнения, присутствовало. Увидев, что свернувшаяся калачиком на постели Нола также проснулась и, хлопая глазенками, смотрит на него, Мудрец спросил у девочки:

– Ты заснула вместе с нами?

Та покачала головой.

– Нет. Когда я увидела, что вы спите, я решила, что так и нужно.

– Ты не заметила ничего необычного?

– Нет, – немного подумав, сказала девочка. Она выглядела спокойной, хотя и несколько бледной.

– Что случилось? – настойчиво повторил Ратибор, не понявший ни слова из того, о чем говорили Мудрец и девочка.

– Нам подсыпали в вино сонного порошку.

– Зачем?

– Не знаю. Проверь, всё ли на месте.

Ратибор вытащил из ножен меч и придирчиво осмотрел его. Это была единственная его вещь, за которую он беспокоился.

– Все в порядке, – сказал росс, возвращая клинок на место. Распахнулась дверь, и на пороге возник заспанный Правдомысл. Смущенно улыбаясь, он сообщил:

– Я, кажется, заснул.

– Мы, кажется, тоже! – с издевкой, обращенной скорей к себе, нежели кроссу, сообщил Мудрец. – Иди, посмотри, на месте ли остальные братья.

Правдомысл кивнул и исчез. Он вернулся через несколько мгновений. Следом за ним в комнату ввалились Храбросерд и Горислав. Липа у всех троих были встревоженные. Правдомысл выпалил:

– Дор исчез!

– Его у себя нет, – подтвердил Горислав.

Мудрец молчал. Тогда Ратибор сказал, обращаясь к нему:

– Мы что-то должны делать.

– Что?! – Мудрец резко, почти нервно дернул головой. – Хорошо, допустим, его похитили или он попал в ловушку, ну а вдруг ему взбрело в голову пойти, пощупать местных девок?! Что скажут хозяева, когда мы обвиним их в исчезновении Дора, а тут заявится наш молодец, живой и невредимый.

– Дор не такой! – обиженно возразил Горислав, больше других любивший младшего брата. – Он…

Ратибор не дал ему докончить.

– Мудрец прав. Дор вполне мог отправиться прогуляться по замку. Это в его духе. Он любит совать свой нос куда не следует, особенно, если при этом есть риск свернуть себе шею.

На этот раз Горислав не нашелся, что возразить. Дор и впрямь был именно таким.

– Будем ждать, – решил Мудрец.

Но ждать пришлось недолго. Негромко скрипнула дверь, и на пороге появился Эльмеш. Сотник был облачен в богато расшитый золотом темно-синий кафтан, на левом боку его висел длинный узкий меч с украшенной камнями рукояткой. Широко улыбаясь, Эльмеш отвесил поклон и провозгласил:

– Достопочтенные гости, сиятельный князь Вульго приглашает вас посетить его скромную трапезу! – Россы молчали, угрюмо разглядывая горца. Удивленный подобной реакцией, Эльмеш медленно разогнулся. Улыбка сползла с его губ. Быстро окинув взором нахмуренные лица гостей, сотник спросил:

– Что-то случилось?

– Один из моих людей исчез! – резко бросил Мудрец.

– Этого не может быть! – Голос Эльмеша звучал твердо. – Я отвечаю за безопасность гостей и могу поручиться головой, что никто не осмелился б причинить ему вред.

– Но, тем не менее, его нет: это факт, а твои слова остаются лишь словами!

Левая щека Эльмеша нервно дернулась.

– Я привык отвечать за свои слова! Ждите!

Резко повернувшись, сотник вышел.

Как только дверь за ним захлопнулась, Мудрец кратко пересказал россам суть разговора, прибавив:

– Мне показалось, он говорил искренне.

На что Ратибор со вздохом заметил:

– Ой, боюсь, нам все же придется извлечь из ножен наши мечи!

– Это недолго сделать, однако хотелось бы выбраться из этой истории по возможности невредимыми.

Мудрец умолк. Молчали и братья. Все думали о Доре. Россы любили его, да и Мудрец за время путешествия успел привязаться к немногословному отважному юноше.

– Его утащил Вульго, – вдруг тихо проговорила Нола. Визит Эльмеша потревожил девочку. Ее лицо было испуганным, губки тряслись.

– Так он и дался какому-то Вульго! – пробурчал Мудрец на языке россов.

Вновь установилось молчание, на этот раз всего на несколько мгновений.

Из-за двери донесся шум – мерные шаги нескольких тяжело ступающих людей, путешественники напряглись, горячий Горислав потянул из ножен меч. В этот миг дверь распахнулась, являя взорам собравшихся в комнате людей Эльмеша и Дора. Лицо сотника выражало торжество, Дор выглядел растерянным.

– Прошу! – Эльмеш подтолкнул росса рукой. – Получайте свою пропажу!

– Где ты был? – сердито спросил Мудрец.

Дор смутился.

– Я хотел пройтись по замку и заблудился, – пробормотал юноша. Румянец, проступавший поначалу на его щеках едва заметными пятнами, принял оттенок, близкий к вишневому. – Я знаю, я виноват, – пробормотал Дор.

– Ладно, поговорим позже. – Мудрец кашлянул. Изобразив улыбку, он обратился к стоящему с оскорбленным видом Эльмешу:

– Господин сотник Эльмеш, приношу тебе искренние извинения от себя лично за то, что осмелился бросить тебе несправедливые обвинения, и за моего человека, самовольно покинувшего отведенные ему покои.

– Ничего страшного, нам нечего скрывать от гостей. – Эльмеш широко улыбнулся, продемонстрировав отменные зубы. – Впрочем, я принимаю твои извинения, Келрун! А теперь пойдем. Князь ждет нас.

Мудрец отвесил поклон. Распрямив спину, он приказал россам.

– Собирайтесь. И ты тоже. – Последнее было сказано на языке горцев и адресовалось Ноле.

Девочка кивнула и поспешила сойти с постели. Однако Эльмеш опередил ее.

– Это невозможно. Почему?

– Я искренне уважаю тебя, друг Келрун. Ты гость, и я готов исполнить любое твое желание. Любое, кроме этого, девочка не может пойти с тобою. Князь не допускает на свои пиры простолюдинов, тем более, она совсем еще ребенок.

– Мои люди тоже не самого знатного происхождения.

– Это ничего не значит. Они воины, а каждый воин достоин быть гостем князя. Эта маленькая девочка – раба, дочь его рабов. Господину не подобает сидеть за одним столом со своими рабами. – Мудрец молчал, размышляя, и тогда Эльмеш присовокупил, придав голосу оттенок обеспокоенности:

– Разве я не прав?

– Прав, – согласился Мудрец. – Хорошо, она останется здесь. Ратибор, – Мудрец перешел на язык россов, – тебе придется побыть с девчонкой.

Росс кивнул и, подмигнув Ноле, опустился на скамью. Увидев это, Эльмеш забеспокоился.

– Ты хочешь оставить с ней своего воина?

– А как же иначе! – Мудрец с хитрецой усмехнулся. – Ведь я ответственен за ее жизнь.

– Пока вы находитесь в замке князя Вульго, князь отвечает за все, в том числе и за ваши жизни! – высокопарно воскликнул Эльмеш.

Мудрец вежливо улыбнулся.

– Я ценю доброту и заботу князя, но привык отвечать за себя и своих людей лично. Мой человек останется с девчонкой. Он уже стар и не любит пиров. Наутро его всегда мучают головные боли.

Эльмеш окинул могучую фигуру Ратибора недоверчивым взглядом.

– Напомню, однако, что князь ждет к себе шестерых.

– Нас будет пятеро. В противном случае мне придется принять приглашение одному. Мои люди не приучены ходить по пирам.

Взгляд сотника стал колючим.

– А ты не из трусливых, гость Келрун.

– Это ты верно подметил, почтенный Эльмеш, – мгновенно отреагировал Мудрец. – Так моим людям собираться или, быть может, стоит остаться здесь?

Сотник на мгновение задумался, после чего вернул на лицо улыбку.

– Пусть собираются. Полагаю, хотя бы свои громоздкие мечи вы не потащите с собой на пир?!

– Нет, сотник. Наши мечи и впрямь тяжелы, но россы не привыкли с ними расставаться. Даже занимаясь любовью с женой, росс держит меч пристегнутым к поясу.

Эльмеш натянуто рассмеялся.

– Мне нравятся россы! Они настоящие воины. Идите за мной. – Сотник повернулся и направился к выходу.

– Ступайте за мной. – Мудрец оглядел своих спутников беглым взглядом. Если не принимать во внимание заросших физиономий и настороженных взглядов, россы смотрелись вполне достойно. – И будьте приветливы! Не следует смотреть на обитателей замка, как на врагов или диких зверей!

Сказав это. Мудрец нацепил на лицо поистине чарующую улыбку. Россы попытались последовать его примеру, но без особого, признаться, успеха. Мудрец оценил их старания, вздохнув и укоризненно покачав головой.

Как и днем, Эльмеш следовал бок о бок рядом с Мудрецом, демонстрируя свою заботливость и внимание к гостю.

– Этот коридор ведет в центральную часть замка, – пояснял он на ходу. – Отсюда можно попасть куда угодно – в любой из шпилей или в подвалы, расположенные в толще горы. Если следовать по ответвлению направо, мы попадем в казармы княжеских воинов, налево живут слуги, прислуживающие князю. Там же покои женщин, которые скрашивают наше одиночество.

– А где живет сам князь?

– Наверху самой высокой башни. Он любит услаждать взор видом подвластных земель. Осторожно, здесь выбоина – Эльмеш поддержал гостя под локоть, словно ненароком коснувшись эфеса меча. Мудрец аккуратно отстранил непомерно услужливую руку. Сотник, казалось, не обратил на это никакого внимания. Ласково улыбнувшись, он сообщил:

– Вот мы и пришли.

Он толкнул ладонью массивную дверь, пересеченную по горизонтали двумя металлическими полосами. Первым вошел Мудрец, за ним – четверо братьев, а последним – Эльмеш.

Гости очутились в громадной, шестиугольной формы зале. Висевшие на стенах масляные факелы заливали ее ярким светом. Посреди залы располагался огромный стол, за которым могло разместиться, верно, не менее пятидесяти человек кряду. Стол был сделан столь искусно, что даже самый внимательный взгляд не смог бы различить на его матовой поверхности ни единого стыка. Создавалось впечатление, будто он сделан из одного куска дерева. За столом уже находились несколько человек, дружно повернувших головы навстречу вошедшим.

Ближе всех ко входу сидел пожилой мужчина с большими пушистыми усами, делавшими его похожим на сытого кота. Рядом в высоком кресле расположилась женщина, единственная из присутствующих оставшаяся безучастной к появлению гостей. Если судить по рукам, лишь по локоть прикрытым платьем, она была молода; красива ж она или гнет, сказать было трудно – лицо женщины пряталось в тени невесть с какой целью установленной рядом со столом колонны, которая, кстати, была не единственной. Через несколько кресел от женщины восседали два воина. Об их роде занятий свидетельствовали могучие руки, украшенные в запястьях бронзовыми браслетами, предохраняющими в бою эти уязвимые места от ударов мечей. Оба воина были довольно молоды, по крайней мере, намного моложе человека, сидевшего по правую руку от них. То был старик с неприятным жирным лицом. Одежда старика была вызывающе роскошной.

И, наконец, во главе стола в огромном золотом иль золоченом кресле восседал мужчина, облаченный в пурпурный, цвета запекшейся крови, костюм и черную мантию. Поначалу он не отреагировал на появление гостей, оставшись неподвижным, и лишь спустя несколько мгновений поднял глаза, вцепившись взором в Мудреца.

Взгляд Мудреца столкнулся с этими глазами, и предводитель россов невольно, сам не зная почему, вздрогнул. Лицо человека в черной мантии было прекрасно. Такие лица сводят с ума женщин и импонируют своей мужественностью мужчинам. Высокий, рассеченный тонкой вертикальной морщинкой лоб, крепкие и вместе с тем изящные скулы, прямой, резко очерченный нос и волевой подбородок. Но более всего притягивали к себе глаза – колдовские, глубокие, неземные. Глаза цвета утренней зари, точь-в-точь того цвета, что и глаза Мудреца.

Человек в черной мантии довольно долго рассматривал Мудреца, затем приветливо улыбнулся, продемонстрировав безупречно ровные белые зубы.

– Келрун, гость из страны Рось, и его спутники! – громко объявил выступивший из-за широких спин россов Эльмеш.

Сидевшие за столом никак не отреагировали на эти слова, а мужчина с пышными усами даже отвернулся, словно потеряв всякий интерес к иноземцам. Зато человек в черном плаще проявил исключительную почтительность. Поднявшись из кресла, он низко склонил голову.

– Приветствую тебя, Келрун! Приветствую твоих друзей! – Голос человека был низок, но не хрипл. – Меня зовут Вульго. Я владыка здешних земель и этого замка. Прошу тебя и твоих спутников занять место за моим столом. Чувствуйте себя, как дома!

Вежливая улыбка, появившаяся на лице Мудреца, едва хозяин замка начал говорить, застыла. Россы удивленно переглянулись между собой. Еще бы! Князь Вульго беседовал с гостями на их родном языке.

Однако Мудрец быстро совладал с собой.

– Благодарю тебя князь, за приветливые слова, – сказал он, поклонившись. – Мы счастливы принять твое любезное приглашение остановиться в этом доме. Надеюсь, мы окажемся приятными гостями, и визит наш не будет обременительным для тебя.

– Что ты, Келрун! – Князь Вульго улыбнулся, глубоко посаженные глаза его сверкнули, словно отшлифованные льдинки. – Больше всего на свете я люблю общество приятных и умных собеседников. Присаживайтесь к столу. Тебя, Келрун, я прошу занять место рядом со мной, твои друзья пусть рассядутся между моими друзьями, а вот этого красивого молодого воина, – князь указал взглядом на Дора, – я попросил бы сесть рядом с моей дочерью, княжной Иленной. Полагаю, им обоим будет приятно общество друг друга.

С этими словами князь Вульго опустился в кресло. Обернувшись к россам, Мудрец быстро показал им глазами, какие места они должны занять. У сидящих за столом, за исключением двух молодых витязей и присоединившегося к ним Эльмеша, не было мечей, но это ничего не значило – оружие могло появиться в любой миг. Поэтому россы расселись таким образом, чтобы отразить нападение, каким бы внезапным оно ни было. Горислав, неуклюже отодвинув кресло, устроился рядом с пышноусым господином, Храбросерд и Правдомысл – точно напротив Эльмеша и его товарищей, Дор, повинуясь просьбе хозяина замка – рядом с княжной, которая не удостоила юношу взглядом и продолжала сидеть, пряча лицо в падающей от столба тени. Мудрец занял кресло, соседнее со сверкающим троном князя Вульго.

Едва гости устроились, как князь заговорил вновь.

– Позволь, дорогой гость, я представлю тебе моих друзей, – негромко сказат он. На этот раз князь воспользовался родным языком, словно давая понять, что слова эти предназначены лишь для ушей Мудреца. – Начнем, пожалуй, с дамы, тем более что она единственная на нашем пиру. Как я уже говорил, это моя дочь. Ее зовут Иленна.

Если Дор не мог разглядеть лица княжны, то у Мудреца, оказавшегося точно напротив нее, была такая возможность, так как тень, если смотреть отсюда, была не столь густой.

Княжна была очень красива, красива той холодной, привлекательной красотой, что отличала ее отца. На поклон гостя Иленна коротко кивнула, тряхнув рассыпанной по плечам волной черных волос, и тут же с безразличием уставила взор в пустоту перед собой.

– Рядом с Иленной, – продолжил свою речь Вульго, – сидит мой советник граф Паллес.

Пышноусый господин, судя по всему обладал великолепным слухом. Он расслышат свое имя и в знак приветствия склонил голову.

– Эти двое, – Вульго указал взглядом на поигрывающих мускулами витязей, – мои сотники Лекс и Гаруд. С Эльмешем ты уже знаком. Ну и, наконец, мой секретарь Фрес.

Мудрецу захотелось обратить внимание князя на то, что обычный секретарь разодет с явно неподобающей сану пышностью, но и господин Фрес, и его хозяин, похоже, относились к этому, как к должному.

– Теперь будь любезен, представься сам и назови своих спутников.

– Меня зовут Келрун. Я свободный человек из страны Рось. А это мои друзья – Храбросерд, Правдомысл, Горислав и Дор.

– Какие занятные имена! – тая улыбку в прозрачной глубине глаз, заметил князь Вульго.

– Для страны, откуда мы пришли, они обычны.

– Но только не твое. Я прав, Келрун?

– Допустим. – Мудрец с твердостью встретил испытующий взгляд князя. Какое-то время хозяин и гость упрямо смотрели в глаза друг другу, словно ведя безмолвную борьбу, потом князь уступил, отведя взор. На его губах вновь заиграла улыбка.

– Веселись, Келрун, пока еще есть время. Веселись, если сможешь! – шепнул Вульго.

– Смогу, – так же шепотом ответил Мудрец.

– Я знал, что ты скажешь именно так! – Вульго хлопнул в ладони и сделав знак рукой, приказал приблизившемуся слуге:

– Подавайте!

Слуга поспешно исчез в сокрытой за драпировками двери. Переведя глаза с Мудреца на его спутников, Вульго внимательно рассматривал россов. По лицу князя пробегали ломкие отблески теней, отбрасываемых неровным пламенем факелов, отчего оно казалось неестественно зыбким, словно пытающаяся сползти маска.

Залу наполнило шарканье ног. Из-за портьеры появились слуги. Их было много, никак не менее двух десятков. Мудрец незаметным движением положил руку на эфес меча. Он посмотрел на своих спутников и по их неестественно окаменелым лицам определил, что они также заподозрили ловушку и готовы дать отпор при малейшем намеке на нападение. Но слуги не имели при себе оружия. Их руки занимали блюда, кувшины, подносы с кубками, зажженные канделябры и прочая столовая утварь. Прошло всего несколько мгновений – и стол был совершенно заставлен дорогой посудой, наполненной всевозможными яствами. Обитатели замка явно любили поесть. Лица россов, в особенности Дора и Горислава, моментально подобрели. Такая жизнь была им по вкусу!

Исполнив свое дело, слуги беззвучно удалились. Остались лишь четверо, принявшиеся разливать вино. Дождавшись, когда все кубки будут наполнены, князь Вульго поднялся. В руке его была массивная золотая чаша. Напоминавшие перепончатые крылья ручки делали сосуд похожим на диковинную безголовую птицу. Именно это сравнение пришло на ум Мудрецу вначале, однако, взглянув на покатый бок своей чаши, он понял, что ошибся. Княжеская чаша воплощала летучую мышь, мастерски исполненное изображение которой украшало и кубок Мудреца. Подняв крылатую чашу над головой, князь Вульго провозгласил:

– Я пью за наших гостей, чей счастливый приезд развеял скуку, поселившуюся в этом доме! Я пью за то, чтобы недолгие дни, которые нам предстоит провести в их обществе, были столь же приятны, как и этот вечер!

Князь припал губами к краю чаши и осушил ее до дна. Обитатели замка и гости последовали его примеру. Мудрец и его спутники, памятуя о приключившемся с ними днем, пили с некоторой опаской, однако это вино отличалось от прежнего. Терпкое и крепкое, оно не навевало сон, а, напротив, возбуждало. Поставив пустые чаши на стол, россы ощутили, что их кровь буквально бурлит.

– Угощайтесь! – широким жестом указав на заставленный блюдами стол, предложил князь.

Надо ли говорить, что гости не заставили себя уговаривать. Всех превзошел Горислав, который, по своему обыкновению, не стал размениваться на мелочи и завладел целым кабаньим боком. За все время путешествия он ни разу не наедался вдоволь. Сегодня росс решил компенсировать этот недостаток с лихвой.

От брата не отставал и Дор. Он ел быстро и жадно, время от времени косясь на свою соседку. Его несколько удивляло то обстоятельство, что княжна отнеслась ко всему этому съестному великолепию с поразительным равнодушием. Она едва пригубила вино и съела лишь хлебную корочку, предварительно обмакнув ее в мясную подливу. Девушка по-прежнему скрывала свое лицо. Дор видел лишь руку, изящную и тонкую, с почти прозрачной кожей и розовыми ноготками.

Дождавшись, когда пирующие немного утолят голод, князь подал знак слугам. Те расторопно наполнили бокалы вином. Вульго с вежливой улыбкой посмотрел на Мудреца.

– Теперь скажи свое слово ты, гость из дальних земель.

Мудрец поднялся. Окинув присутствующих долгим взглядом, он остановил взор на князе и заговорил.

– Достопочтенный князь Вульго. От имени своих спутников благодарю тебя за то гостеприимство, которое ты нам оказал. За время нашего путешествия нам довелось побывать во многих землях, но нигде нас не встречали с таким радушием, какое мы встретили в этом замке. Я пью это вино за нашего хозяина и его друзей.

– И да не оскудеет рука, наполняющая эти бокалы! – с улыбкой прибавил князь Вульго.

Мудрец кивнул и выпил вино. На сей раз оно показалось ему чуть более крепким и солоноватым.

Трапеза продолжалась. Россы ели с неослабевающим аппетитом, хозяева были не столь жадны, хотя и не оставляли вниманием стоявшие перед ними яства. Очень быстро многие блюда опустели, и слуги внесли новую перемену. Мудрец невольно задался вопросом, откуда в этих скудных краях берутся яства, обычные скорей для щедро прогретых солнцем южных земель.

Третий тост за здоровье гостей и князя произнес Эльмеш. Было заметно, что сотник не очень твердо держится на ногах. Едва отметив это. Мудрец обнаружил, что хотя мысли его по-прежнему свежи и быстры, он тоже слегка захмелел. Мудрец украдкой покосился на хозяина. Князь выглядел точно так, как и в самом начале пира. Перехватив взгляд Мудреца, он наклонился к гостю.

– Эльмеш сказал мне, достойный Келрун, что ты впервые в этих краях. Откуда ты знаешь наш язык?

– Я могу задать князю тот же вопрос.

– Я знаю много языков и наречий, – увернулся от прямого ответа Вульго.

– Я тоже.

– Ты много путешествовал?

– Да. Но это было давно.

– И именно тогда ты побывал здесь?

Мудрец на мгновение задумался и неожиданно для себя самого признался:

– Да, мне приходилось посещать эти края.

– И когда это было?

– Много лет назад. Я не уверен, что жив хотя бы один человек, который помнил бы меня, когда я пересекал эти горы.

– Но ты не выглядишь старым.

– Я знаю секрет молодости.

– В чем же он?

– В правильном питании.

Князь Вульго засмеялся, обнажив ровные белые зубы.

– Мне нравится твой ответ. Я также живу на этом свете довольно долго, намного дольше, чем мои слуги или люди, обитающие за горами.

– Ты тоже неплохо сохранился. В чем твой секрет?

– В том же, в чем и твой. – Вульго отхлебнул глоток вина. – Я правильно питаюсь. Говорят, есть люди, способные жить вечно. Ты слышал о таких?

– Приходилось. Это люди с ледяной кровью.

– Да? – Быстро протянув руку, Вульго коснулся длинными белыми пальцами ладони Мудреца. – Твоя рука тепла, но ты живешь вечно.

– С чего ты взял? – спросил Мудрец, невольно отметив, что от плоти князя, вопреки его тайным опасениям, также не веет холодом.

– Ты помнишь гибель материков и возведение пирамид. А с тех пор прошла целая вечность.

Мудрец ничего не спросил, хотя ему хотелось сделать это. Отправив в рот кусок мяса, он медленно прожевал его и запил вином. Князь терпеливо ждал. Лицо его под воздействием мерцающих огоньков свечей переливалось изломанными тенями.

– Нет, – сказал, наконец, гость. – Я не обладаю секретом вечной жизни, но я могу жить очень долго.

– Такого ответа я и ждал, – прошептал князь Вульго. Скулы его заострились, морщинка на лбу обозначилась резче.

– Почему? – спросил Мудрец.

– Это длинная история. Если захочешь, я расскажу ее, но не сейчас. Сегодня ешь и пей. Тебе нужно как следует подкрепиться, твоя кровь должна быстро бежать по жилам, а мысли обрести быстроту солнечного луча.

– Зачем?

– Ты узнаешь об этом. В свое время. И не беспокойся, тебе ничего не грозит. Ты – особенный гость, и я буду особенно приветлив к тебе.

– Неужели я похож на человека, который может бояться?

– Не-ет! – Ответ князя прозвучат приглушенным криком. Вульго откинулся на высокую спинку кресла, всем своим видом выражая утомление. Мудрецу почудилось, что по лицу хозяина замка пробежала судорога боли, быстрая, едва приметная. Но Вульго почти сразу совладал с собой. Улыбнувшись подрагивающими губами, он спросил:

– Как тебе нравятся мои друзья?

– Люди как люди. Слуги как слуги.

Князь хмыкнул. Он окончательно совладал с собой, улыбка его стала естественной.

– Вот как! Красивый ответ. А как ты находишь мою дочь?

– Она очень привлекательна, – искренне признался Мудрец.

– Да. У нее была очень красивая мать. Она умерла много лет назад.

– Однако твоя дочь выглядит совсем юной.

– Но ведь и мы с тобой не кажемся стариками. Она тоже правильно питается, и у нее горячая кровь. Ей понравился твой воин, самый молодой из четверых. Он красив.

Мудрец посмотрел на Дора и неожиданно понял, что тот действительно красив. Огромный, синеглазый, крепкоскулый, с правильным лицом и буйной золотистой шевелюрой, юноша мог без труда завладеть сердцем любой женщины.

Вульго отпил еще вина, на губах его пузырилась багряная пена.

– Пожалуй, я бы мог взять его к себе на службу, если он так нравится моей дочери.

– Не думаю, что он захочет остаться здесь. Он ищет от жизни иного.

– Приключений? – Мудрец утвердительно кивнул. – Их предостаточно и в этих горах. Да и не это главное. Скажи, Мудрец, – князь выговорил последнее слово смачно и с оттенком превосходства посмотрел на гостя, – найдется ли на свете мужчина, который отверг бы любовь такой женщины? – Мудрец не успел ответить, потому что князь прибавил:

– И есть ли женщина прекрасней?

Мудрец задумался. Он знал одну женщину, чью любовь не смог бы отвергнуть никто, даже ненавидящий ее самой лютой ненавистью.

– Есть, – сказал Мудрец. – Я знал такую женщину.

Лицо князя исказилось гневной гримасой.

– Лжешь! – прошипел он. – На свете нет женщины, прекрасней моей Иленны! Смотри!

Вульго устремил взгляд на дочь. Сидевшая дотоле безучастно. Девушка подняла голову и замерла, притянутая взором отца. Потом она улыбнулась и медленно кивнула, словно соглашаясь. Слегка привстав, княжна, наконец, оставила тень и повернула свое прекрасное лицо к Дору.

Юноша в этот миг был занят сражением с бараньей лопаткой. Вдруг он встретился глазами с княжной и застыл, позабыв даже закрыть набитый мясом рот.

– Вот видишь! – торжествующе шепнул Вульго. Глаза князя блестели.

– Да, – не мог не признаться Мудрец. Он видел, что девушка произвела оглушающее впечатление на молодого росса. Лицо Дора побледнело, юноша пожирал княжну взглядом, а та улыбалась, насмешливо прищуривая поблескивающие зеленые глаза. И князь улыбался вместе с нею. Потом Вульго легонько хлопнул гостя по плечу.

– Веселись, Келрун! Скоро буря стихнет, и ты, возможно, продолжишь путь к городу, попасть в который так стремишься.

Мудрец резко повернул голову и уставился на князя. В глаза его бушевал холодный огонь.

– Кто ты?

– Я тот, кто живет всегда, и кто будет жить вечно. Как и ты. Я вечный странник, играющий на инструменте, именуемом людскою судьбою.

– Ты играешь лишь траурные мелодии?

– Печальные. Торжественные и печальные. В них нет рева труб. Лишь скрипки и немного гнусавый голос гобоя. И еще – серебряный перезвон, шепотом растворяющийся в ночи.

Пламя свечей в стоящем перед князем шандале дрогнуло, и лицо хозяина замка в который раз растворилось в неровных бликах. Через мгновение огненные языки обрели четкую форму, и Мудрец увидел ослепительную улыбку князя.

– Я знаю кто ты!

– Правда?

– Но я был уверен, что покончил с тобой!

– Когда вонзил серебряный меч в набухшее черной кровью сердце? – Вульго издал смешок. – Это был не я. Ты убил мою бледную тень. Тень, она так многолика. И я люблю ее. Мне б следовало называться властелином тени, но люди отчего-то уверены, что я обретаю силу в ночи, и называют меня Князем Ночи. А я отношусь к ночи точно так же, как и ко дню. Ночь – время людей, становящихся призраками, день – время призраков, становящихся людьми. Я же не то, и не другое. Я мрачно улыбающийся паяц, расписанный черно-белою радугой. Мое время – сумерки, вечные сумерки, неясная игра теней, преломленных камнем, деревом, стеною, резной колонной. Мое время всегда!

– Что же тебе нужно?

Князь Вульго усмехнулся, из-за неровной игры света его зубы казались неестественно большими, словно волчьи клыки.

– Еще вчера я намеревался получить лишь маленькую девочку, случайно заблудившуюся в горах. Но потом я увидел тебя, и теперь мне нужен ты.

– Ты не получишь меня!

– Может, ты и прав. А, может, и нет. Время рассудит нас. Пока бушует метель, пока воздух наполнен полумраком, у нас много времени. Я не стану желать тебе хорошего сна, гость, тебе непременно приснятся кошмары!

Князь резко поднялся. Ожерелье горящих пред ним свечей оконтурило багрово-черную фигуру отчетливым мрачным нимбом. И Мудрец увидел тол, что ожидал увидеть. Точнее, не увидел.

На спинке княжеского кресла, за спиной Вульго, должна была быть тень. Князь был, а тени не было.

Плоть была, а тени не было.

А это означало лишь одно, что где-то есть и тень.

Тень, лишенная человека.

 

5. Ослепляющие крылья смерти

Пока Мудрец и россы беспечно пировали с хозяином замка, Ратибор вел отчаянную борьбу – борьбу с самым изворотливым и неуступчивым врагом, какого только можно выдумать.

Сон. Замок был пропитан им насквозь. Все в этих сумрачных стенах навевало сон. Он исходил от перекрытий, вязко клубился от дверных панелей, дремно вздыхал на кровати. Сон – медленные, завораживающие зрачки змеи. Ратибор изо всех сил боролся с ним.

Его глаза начали слипаться, едва только за братьями захлопнулась дверь. Словно ожидавший этого мига сумрак моментально сгустился и обрел необычайную плотность. Он окружил человека ватными спиралями и начал изливать вязкую патоку успокоенности и дремоты. С ним пришла расслабленность, потягивающаяся в предвкушении уютного долгого сна. Позевывая во всю ширину крепкозубого рта, росс бродил по комнате. Хорошо б, если было с кем поговорить. Но Нола не понимала росса, как сын лесов не понимал языка дочери гор. Беседа, основанная на жестах и односложных словах, была исчерпана вскоре после того, как Ратибор сообщил, сколько ему лет и чем он занимается дома – для этого росс надул щеки и принялся старательно разводить в стороны руки, изображая, как он натягивает лук, – а Нола – как зовут ее родителей и что у нее есть три брата или сестренки, кто точно, росс так и не понял. После этого Ратибор и его подопечная какое-то время улыбались и подмигивали друг другу, затем Ратибор изобразил неуклюжего медведя, что при его комплекции было несложно, развеселив девочку. На сем программа общения была исчерпана, и Ратибор втайне затосковал. Он не умел обращаться с детьми.

На его счастье, в этот момент появился слуга. Сначала он принес ужин, а потом пришел еще раз с охапкой мелко наколотых поленьев. Устроившись за столом, росс и девочка жевали приправленное кореньями мясо и наблюдали за тем, как слуга разжигает камин. От мяса Ратибору захотелось пить. Перед ним стоял кувшин с ароматной влагой, но, памятуя о случившемся днем, Ратибор не отваживался приложиться к нему. Воду, что была налита в небольшую глиняную чашку, выпила девочка. Жажда грозила стать нестерпимой. Немного поколебавшись, Ратибор отважился подойти к слуге, знаками пояснив тому, что просит принести воды. Горбоносое лицо горца выразило удивление, однако просьба была беспрекословно исполнена. Вручив Ратибору требуемое, слуга взял отвергнутый россом кувшинчик с вином и смачно опустошил его, после чего насмешливо посмотрел на гостя и, пошатываясь, удалился. Росс прикрыл за ним дверь и. как велел Мудрец, задвинул массивный засов.

После сытной еды спать захотелось еще сильнее. Нола и не пыталась бороться с дремотой. Свернувшись калачиком на постели, девочка вскоре затихла. Ратибор же продолжил неравную битву с подступающей сонливостью. Довольно долго он ходил по комнате, разгоняя кровь, потом, не удержавшись, сел на лавку, но с таким расчетом, чтоб при малейших признаках сна потерять равновесие и шлепнуться на пол, и принялся рассматривать пляшущий в камине огонь. Затейливая игра огненно-красных языков завораживала. Росс сам не заметил, как начал клевать носом. Тело, покачнувшись, накренилось в сторону, Ратибор больно стукнулся головой о стену и, встрепенувшись, открыл глаза.

– Проклятая тишина! – Росс произнес эти слова нарочно громко, но они бесследно канули в прозрачной паутине беззвучья.

Поднявшись, воин вновь принялся расхаживать по комнате. При этом он энергично размахивал руками. На какое-то время он ухитрился найти себе занятие. Достав точильный брусок, Ратибор стал править лезвие меча. Росс плавно водил бруском по клинку. Повизгивание соприкасающегося с камнем металла сливалось с сухим шепотом горящих поленьев. Глаза Ратибора начали слипаться. Отложив меч, он выпил еще воды и смачно похлопал себя по щекам. Огонь затрещал чуть сильнее. Вздрогнув, росс посмотрел на камин, но не увидел там ровным счетом ничего, кроме переплетения малиновых, оранжевых и белых линий, ломко подрагивающих в раскаленном воздухе. Он не увидел ничего, потому что смотреть нужно было в другую сторону, но, даже направь Ратибор свой взор туда, ему вряд ли бы удалось рассмотреть прижавшееся к стене существо.

То была летучая мышь, невесть откуда взявшаяся. Прицепившись лапками к потолку, мышь повисла с таким расчетом, чтоб совершенно спрятаться в отбрасываемой углом камина тени. Она превосходно видела людей, а вот они, при всем желании, вряд ли могли разглядеть ее.

Маленькие, напоминающие блеклые бусинки, глаза существа отливали красным. Довольно долго мышь не шевелилась, внимательно изучая прохаживавшегося внизу человека. Потом треугольная пасть твари оскалилась. Зловеще блеснули сросшиеся между собою верхние клыки. Расправив кожистые крылья, мышь принялась совершать ими плавные движения, навевая на человека дремоту.

Движения человека замедлились. Задумчиво почесав пятерней голову, он сел на скамью. У человека был такой вид, словно он пытается что-то вспомнить и никак не может сделать этого. Крылья еще несколько раз беззвучно хлопнули по воздуху, и глаза человека сомкнулись, а тело застыло в неподвижности.

Тогда мышь спорхнула вниз. Двигалась она совершенно бесшумно, словно призрак. Описав круг над человеком, она повисла прямо перед его лицом. Перепончатые крылья стремительно мелькали в воздухе, заставляя его дрожать мелкими огненными бликами. Прищурив глазки, тварь изучила лицо человека и, убедившись, что его сон крепок, тоненько рассмеялась…

Ратибора разбудил громкий издевательский хохот. Росс моментально открыл глаза и, вскочив, огляделся. Мерно потрескивал затухающий камин. Кровать, на которой должна была спать девочка, была пуста. Ратибор почувствовал, как холодеет сердце. Ругаясь, он принялся обыскивать комнату в глупой надежде, что девочка из шалости могла спрятаться от него. Росс даже заглянул под кровать и под лавки. Тщетно. Дверь по-прежнему была заперта на засов, но девчонка исчезла, а это означало, что Ратибор не оправдал доверия, какое оказал ему Мудрец. Зарычав от ярости, росс схватил меч и бросился вон из комнаты.

Он бежал тем же путем, каким следовал незадолго до него Дор и по какому отправились на пир россы во главе с Мудрецом. Та же зала с колоннами и вновь коридор, разбегающийся тремя рукавами. Ратибор замер, не зная, какой путь избрать. Повинуясь возникшему невесть откуда наитию, он хотел двинуться по правому ответвлению, уводящему в подземелье, но в этот миг его взор уловил неясное движение слева. Что-то мелькнуло в коридоре, который уводил в шпили, словно неясный силуэт пересек его и тут же растворился в воздухе. А следом издалека донесся слабый отзвук тоненького детского плача. Не раздумывая, Ратибор бросился на этот звук.

Тускло мерцали факелы, едва освещая серую плоть стен. Росс несся вверх, перепрыгивая через две, а то и три ступеньки. Он был готов сразиться с целым войском, и ничто не могло остановить его.

Надсадно хрипя задохнувшимися от быстрого бега легкими, Ратибор вбежал на небольшую площадку. Здесь коридор вновь ветвился, разбегаясь в несколько сторон. Усилием воли смиряя звонко бухающее сердце, росс затаил дыхание и прислушался. Стояла невыносимая, почти осязаемая на ощупь тишина. По разгоряченному лицу Ратибора катились капли пота. То и дело стирая липкую влагу рукой, росс продолжал настороженно ловить неразличимые звуки. Детских криков больше не раздавалось, зато в глубине одного из коридоров мелькнула смутная тень. Ратибор поспешил туда.

И потянулся длинный, кажущийся бесконечным серпантин, обрамленный непроницаемыми стенами. И темнота, почти полная темнота. Отсветы предыдущего факела исчезали за поворотом, а последующий скрывала завитая дугой стена, чей шершавый бок отбрасывал лишь слабые лучи света. Ратибора окружил густой полумрак, пытающийся испугать фальшивой игрой смутных отблесков.

Здесь было царство теней. Они были объемны, оформлены и выглядели очень реально. То справа, то слева вдруг возникала оскаленная морда иль контуры человеческого тела, или человеческая конечность, украшенная длинными звериными когтями. Увидев такое в первый раз, Ратибор застыл от неожиданности и даже замахнулся мечом, но в этот миг смутный силуэт растаял, не оставив и следа. Тогда росс понимающе усмехнулся и двинулся дальше. А тени продолжали свою причудливую игру.

Еще были звуки. Они возникали в толще стен, и в них же исчезали. Неразборчивый шепот, тихое хихиканье, сладострастные всхлипывания. Тембр их был то хрипло-низким, мужским, то высоким и чистым, как у молодой женщины. Одни голоса требовали продолжать путь, другие тихонько советовали остановиться и повернуть назад. Ратибор упрямо шел вперед…

Встреча со спускающимся по лестнице человеком была полной неожиданностью для обоих. Увидев здоровенного вооруженного незнакомца, человек моментально выдернул из висевших на поясе ножен узкий, слегка изогнутый посередине меч. Затем он выкрикнул какое-то слово.

Предположив, что горец – лицом человек был похож на слуг князя Вульго – спрашивает его имя, росс ткнул себя пальцем в грудь и отчетливо произнес:

– Ратибор.

Горец опустил меч и оценивающе оглядел росса. Кивнув в знак того, что понял, о чем желает сказать незнакомец, горец указал на себя и также представился:

– Моорв.

Ратибору отчего-то казалось, что этот человек вряд ли мог быть причастен к исчезновению девочки. Потому росс сунул меч в ножны и принялся говорить.

– Я ищу маленькую девочку… – Догадавшись по озадаченному лицу горца, что тот ровным счетом ничего не понимает, Ратибор перешел на язык жестов. Отмерив расстояние, примерно соответствующее росточку Нолы, росс очертил его ладонью, после чего прислонил к голове согнутые в дугу руки, что должно было означать косички, и издал несколько писклявых звуков.

Вряд ли подобное объяснение могло претендовать на то, чтобы быть понятым, но горец оказался сообразительным парнем. Мотнув головой, он произнес слово, не раз звучавшее из уст Мудреца и Эльмеша, когда они вели разговор о девчонке. Росс обрадовано кивнул.

По лицу горца пробежала тень задумчивости. Он размышлял, а полумрак плел вокруг него хоровод теней. Затем горец кивнул. Спрятав меч в ножны, он решительно указал рукой вниз.

Ратибор не согласился с этим и показал пальцем, что, по его мнению, пропавшая девчонка должна быть наверху. Горец отрицательно покачал головой и начал спускаться. Тронув росса за руку, он несильно, но настойчиво повлек его за собой вниз.

Ратибор не стал сопротивляться. Он ограничился тем, что пробормотал, ласково улыбаясь:

– Если ты, приятель, попытаешься обвести меня вокруг пальца, я отрублю его тебе заодно с шеей!

Горец кивнул, словно подобная перспектива устраивала его.

Ведомый новым знакомым, Ратибор вернулся на то место, откуда начал свое восхождение к шпилю. Здесь Моорв указал рукой направление, где, по его мнению, следовало искать девочку. Ратибор задумался. У него не было оснований доверять первому встречному, как, впрочем, не было и оснований не доверять. Видя, что росс колеблется, горец воспринял это по-своему. Пожав плечами, он двинулся вперед первым, хотя на его лице и не было видно особого желания идти этой дорогой. Моорв знал, чем это может грозить ему, и если б не гордость, присущая любому горцу…

Если б не гордость, он остался бы жив.

Ратибор так и не понял толком, что это было, то ли какое-то оружие, толи звериная лапа. Выскользнув ниоткуда, из колышущегося белесого полумрака, это скользнуло по шее Моора. Всхрипнув, горец упал. Моментально выхватив меч, Ратибор нанес несколько суматошных ударов в пустоту. Клинок со свистом рассекал зыбкий воздух, но цели так и не нашел. Осознав тщетность своих усилий, Ратибор прекратил избиение пустоты. Ухватившись за эфес обеими руками, росс выставил меч перед собой с таким расчетом, чтобы можно было отбить внезапный выпад, хотя у него не было уверенности в том, что это выпад последует спереди. После этого он склонился над своим проводником. Тот уже не дышал. Остекленевшие глаза были наполнены застывшим ужасом, а из разорванной шеи тоненько цевкала кровь. Должно быть, именно в этот миг гаснущее сердце предприняло последние усилия. Взвившись вверх фонтанчиков, струйка крови окропила правую руку Ратибора. Росс машинально отер ладонь о штаны.

Издалека донесся слабый крик. Перепрыгнув через мертвое тело горца, Ратибор устремился вперед. Он бежал вверх по лестнице сквозь зыбко переливающийся светом и тьмою воздух, стараясь не думать о том, что из полумрака в любой миг может появиться это, только что принесшее смерть его случайному знакомому.

А тени продолжали свою причудливую игру. Они таинственно переливались из угла в угол, порождая ужасные видения. Невидимые лапы цепляли Ратибора за ноги, нечеловеческий хохот раздирал сознание. Росс с размаху пронзал видения мечом, и клинок проваливался в пустоту. Но Ратибор уже знал, что любой из призраков способен обрести силу. Он рубил наотмашь, рассекая полумрак яркими отсветами своего меча.

Крик повторился, на этот раз совсем близко. Ратибор с удвоенной энергией рванулся вперед. Он пробегал мимо очередного факела, когда что-то неразборчиво огромное выскользнуло из отступающей темноты и бросилось ему в лицо. Мгновенно отпрянув, Ратибор ударил по черному мечом. Раздался короткий злобный вой, эхом пронесшийся по извилистой галерее. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Ратибор сшиб факел и отшвырнул его за спину. Стало совсем темно, зато отвратительные тени отступили, а голоса стихли.

Росс продолжал подниматься, пока не очутился в небольшой, слабо освещенной зале. Среди уже привычных глазу колонн взгляд Ратибора различил неясный силуэт какого-то существа, склонившегося над неподвижно лежащим телом ребенка. Издав воинственный клич, воин бросился на врага. Однако не успел росс сделать и пары шагов, как тот отпрянул в тень ближайшей колонны и исчез. Ратибор так и не понял, куда он делся. Склонившись над Нолой, росс оглядел ее. Девочка дышала ровно и безмятежно, словно во сне. На тоненькой шейке алели два крохотных пятнышка.

Мерный, эхом доносившийся из-за спины свист Ратибор услышал слишком поздно. Росс успел обернуться, но на то, чтоб поднять меч, времени не осталось. Последнее, что он увидел, были крылья – громадные, перепончатые, черные, разбитые на множество сегментов ажурно-белой паутиной. Ослепляющие крылья смерти.

 

6. Нежные глаза зверя

– Странно, – заметил Мудрец по возвращению в покои, обнаружив дверь открытой. Впрочем, девочка и Ратибор были в полном здравии. Они дружно посапывали на кровати – огромный, распластавшийся во всю длину ее, Ратибор и крохотная, прижавшаяся калачиком к его боку, Нола.

– Вот это охранник! – засмеялся вошедший следом Правдомысл. Он хотел было разбудить Ратибора, но Мудрец не позволил это сделать.

– Пусть спит. По крайней мере, с ними ничего не случилось, и это не так уж плохо. Отправляйтесь в свои покои и не забудьте затворить двери. И будьте чутки во сне! Кто знает, какие сюрпризы может преподнести ночь в этом замке!

Посмеиваясь над незадачливым Ратибором, братья стали расходиться. Шедший последним Дор замешкался у двери. Мудрец вопросительно посмотрел на него.

– Хочешь что-то сказать? – Юноша замялся. – Говори смелее! – подбодрил его Мудрец.

В этот миг гаснущий огонь вдруг ожил, и отсветы пламени заскользили по стенам. Вздрогнув, юноша отрицательно покачал головой и вышел. Мудрец, пожав плечами, улегся на лавку. Вскоре его сморил сон. Дору же так и не довелось заснуть этой ночью.

Следуя совету Мудреца, юный росс затворил дверь на засов. В покоях было душно и сумрачно. Затухающий камин отбрасывал красноватые блики, темными пятнами скользившие по стенам. Дор поворошил тлеющие поленья витиевато изогнутым прутом и направился к ложу. Отстегнув от пояса меч, юноша поставил оружие у изголовья, после чего улегся прямо на меховую полсть, служившую покрывалом. Кровать была большой и слишком мягкой. В другой раз это последнее обстоятельство непременно вызвало б неудовольствие Дора, но сейчас он был слишком далек от того, чтобы думать о подобных пустяках.

Дор был взволнован и, чего греха таить, слегка испуган. Дело в том, что смятение, охватившее юношу на пиру, когда он увидел прекрасное лицо княжны, было вызвано не восторгом, как решил Мудрец, а самым настоящим ужасом. Дор признал в дочери князя ту самую девушку, которую видел в подземелье. Именно это, а не красота княжны, поразило Дора, хотя и красота, надо признаться, была достойна восхищения. Россу припомнились истории, затаенным шепотом рассказывавшиеся по вечерам, о мертвецах, что выходили на землю и утаскивали в свои могилы неосторожных путников. Мертвецы были непередаваемо злобны и очень сильны. Никто из живых не мог совладать с ними. И меч, и стрела были бессильны против мертвецов. Чтобы победить их, заставив навсегда вернуться в могилу, требовалось знать магическое слово. Увы, Дор его не знал. Возможно, слово знал Мудрец, но он наверняка посмеялся б, скажи ему Дор, что видел княжну мертвой, и потому юноша не решился рассказать о своем приключении в подземелье. Дор и сам охотно посмеялся б над подобной историей, не случись она с ним. Но он мог поклясться чем угодно, что именно княжна лежала в том странном гробу в подземелье и что щеки ее были холоднее льда.

Взбудораженное сознание юноши распалось на две части. Одна отказывалась поверить в увиденное, вторая терпеливо настаивала, что все это было. Перед глазами Дора мелькали вереницей причудливые видения: скалящийся острыми клыками шпилей замок, громадный волк с горящими глазами, готовый наброситься на скорчившуюся в страхе девочку, мрачно улыбающийся князь Вульго, за чьей спиной хлопали, подобно крыльям гигантской птицы, полы зловеще черного плаща. И все это отступало перед лицом княжны – тонким, изящным, с матовой, гладкой, словно шелк кожей. Яркие губы навевали грезу страстных поцелуев, а колдовские глаза смеялись, смеялись, смеялись…

Вот и сейчас их наполняла усмешка – скользящая, зеленая, лучащаяся. Целый мир, расписанный хризоберилловыми тонами, таинственно переливающимися в бездонной глубине. Глаза страстно шептали, ласкали, манили к себе. Не отдавая отчета в том, что делает, Дор потянулся губами к этим прекрасным глазам. В тот же миг мягкие ладони обняли голову юноши, и он ощутил сладостное прикосновение нежных губ. Упруго сомкнувшись с его губами, они слегка раздвинулись, и Дор почувствовал легкий шаловливый укус, словно птичка щипнула клювиком, проколов до крови кожу. Вздрогнув от неожиданности, юноша отпрянул.

Его видение обратилось в реальность – у кровати стояла княжна Иленна. Губы девушки были полураскрыты, глаза насмешливо улыбались.

– Как ты попала сюда? – осевшим голосом выдавил Дор, непроизвольно закидывая руку за голову, где покоился меч.

– Захотела увидеть тебя и пришла!

– Но как? Я запер дверь!

Иленна покачала головой, густая волна волос вороновым крылом разлетелась по воздуху.

– Нет, она была открыта. – Прозрачные глаза девушки были столь искренни, что Дор не осмелился усомниться в ее словах. Он и впрямь мог забыть задвинуть засов. Юноша попытался вспомнить, делал он это или нет. Ему казалось, что делал, однако полной уверенности не было.

Пауза затянулась. Дор молчал. Гостья также безмолвствовала, с ярких уст ее не сходила легкая улыбка.

– Что тебе нужно? – наконец отважился выдавить Дор.

– Разве витязь может задавать девушке подобные вопросы? – поинтересовалась княжна.

Дор смутился. Еще через мгновение до юноши дошло, что невежливо разговаривать со стоящей перед тобой девицей, развалясь на кровати, и он смутился еще сильнее. Следовало либо предложить ей сесть рядом, либо встать самому. На первое Дор, будучи по натуре застенчивым, не отважился, зато второе исполнил со всей поспешностью, на какую только был способен. Вскочив с кровати, он предложил княжне:

– Присаживайся.

– Благодарю.

Чинно расправив подол платья, княжна уселась на постель. Какое-то время она смотрела в пол, будто бы пребывая в замешательстве, потом подняла свои лучистые глаза на росса. Смущение Дора достигло крайней степени, какую только можно было вообразить. Видно, оно забавляло княжну, та улыбнулась, словно подбадривая юношу. Зубы ее были ослепительно белы и ровны, будто привезенное с севера жемчужное ожерелье.

– Может быть, ты тоже присядешь?

– Да-да, конечно! – Дор вдруг понял, что остался без меча, который оказался точно под рукой княжны, и ощутил досаду. Нет, конечно же он и в мыслях не имел опасаться маленькой хрупкой девушки. Сумей даже она взмахнуть мечом, в чем Дор весьма сомневался, он справился б с таким противником голыми руками. Просто юноша разозлился на себя за то, что незваная гостья застала его врасплох. Невольно мелькнула скользкая мысль о том, что с ним было б, окажись на месте княжны сильный и опытный враг. Изобразив на лице вымученную улыбку, Дор уселся на кровати с таким расчетом, чтоб оказаться по возможности подальше от княжны. Она заметила это и улыбнулась вновь.

– Тебя зовут Дор?

– Именно так, госпожа.

– Можешь называть меня Иленной.

– Госпожа Иленна. – Росс выдавил это имя с некоторой заминкой.

По личику княжны скользнула гримаса неудовольствия.

– Просто Иленна. Без всякой госпожи, понял?!

– Да, Иленна, – послушно ответил Дор. Княжна благосклонно кивнула головой.

– Ты воин?

– Да, Иленна.

– Должно быть, опытный воин?

Юноша подозрительно посмотрел на княжну, заподозрив усмешку. Но, похоже, Иленна и не думала издеваться над ним. Как ни хотелось Дору прихвастнуть, он решил быть честным.

– Не очень. Пока мне удалось поучаствовать лишь в одном сражении. Зато мои братья очень опытные и сильные воины.

– Ты тоже не выглядишь слабым. Вон какие у тебя руки и шея!

В голосе Иленны звучало почти не скрываемое вожделение.

Дор покраснел. Что и говорить, похвала княжны была приятна ему. Он и впрямь был необычайно силен для своего возраста. Далеко не каждый взрослый мужчина племени Рось отважился б померяться силой с этим юнцом, с легкостью гнущим руками непрокованные заготовки для мечей.

– Ты наемник? – Дор не понял, что княжна имела в виду, но на всякий случай утвердительно кивнул. – Твои братья тоже наемники? – Дор подтвердил и это. – А ваш предводитель, как его, Келрун?

– Мы называем его – Мудрец, – сообщил росс.

– Мудрец? – Девушка удивилась. – Почему?

– Он очень мудр.

Иленна пожала плечами, словно желая сказать: вот уж не заметила. Тонкие пальчики ее скользнули по ворсу покрывала почти до самой руки Дора и, словно застыдившись, поспешно вернулись обратно.

– Кто он такой?

– Он живет среди нас, мы уважаем его. – Дор знал о Мудреце не так уж мало, однако, повинуясь внезапно пробудившемуся чувству осторожности, юноша не стал говорить всего того, что знает. – Мудрец – наш друг. Когда он объявил, что ему нужны спутники в опасном путешествии, мы сами вызвались сопровождать его.

– Отец сказал, что вы следуете в земли, населенные воинственными и храбрыми людьми. Это и впрямь может быть опасно.

Дор приосанился.

– Потому Мудрец и избрал в качестве спутников нас. Люди из рода Серого Медведя всегда там, где опасно.

– Ты любишь опасность?

– Жить не могу без нее! – Почувствовав, что его слова прозвучали слишком выспренне, юноша прибавил:

– Опасность не дает скучать!

– Здорово, – прошептала княжна. – Вот мне бы так…

– Как так?

– Вот так же, чтоб была опасность. – Вздохнув, Иленна потупила взор. – Мне скучно в замке. Кроме отца, здесь даже не с кем перекинуться словом. Одни, как отцовский секретарь Фрес, корчат из себя умников, другие слишком глупы, с третьими отец запрещает мне общаться.

– Почему?

– Ему кажется, что они пытаются завладеть моим сердцем.

– И что в этом плохого?

– Все мои ухажеры не нравятся отцу. Он говорит, что у них куриные мозги и гнилая кровь. По его мнению, мне следует сделать Посвяшенником сильного, молодого, горячего сердцем варвара.

Дор не знал, кто такие варвары, но невольно приосанился.

– Да, у вас скучновато, – протянул он, в который раз скользя взглядом по лицу и стройной фигуре княжны. Она была очень красива, много красивее девушек племени Рось, хотя красота княжны была совсем другой. Подобная красота не только восхищает, но и вызывает безотчетный страх. И еще она ослепляет, затмевая собою все на свете. У юноши засосало под ложечкой, и он понял, что влюбился в княжну. Он еще не знал точно, что такое любовь, но почувствовал, что это именно она. Как раз в этот миг княжна подняла свои прекрасные глаза и посмотрела на него. Их взгляды встретились, и Дор понял, что он небезразличен княжне. А княжна, верно, поняла, что совсем небезразлична этому могучему, пришедшему с далеких равнин юноше. Рука Иленны медленно потянулись к Дору, тот схватил эту маленькую ручку и притянул девушку к себе. Она не сопротивлялась, и губы Дора быстро нашли губы княжны. Ее губы были мягки и пахли свежей, сочащейся из расколотого ствола смолой. Вдыхая этот запах, Дор вдруг вспомнил о похожем на гроб ящике, что служил княжне ложем. Юноша вздрогнул и оттолкнул Иленну.

– Ты что? – в голосе княжны звучала обида.

– Я не буду целоваться с тобой, – пробормотал Дор. – Ты спишь в гробу.

– С чего ты взял?

– Я сам видел это, когда спускался в подземелье.

– Ты был там?

– Да. – Дор брезгливо скривился. – Я видел тебя лежащей в большом ящике. Ты была похожа на мертвую. Твои щеки были холодны, словно лед.

– Ты трогал меня?! – возмущенно вскрикнула Иленна.

– Да, – смутившись, признался росс.

Княжна вскочила с кровати.

– Да как ты посмел?! Как только ты посмел прикоснуться ко мне?!

Юноша поморщился. Он не переносил, когда девчонки начинали визжать.

– Кто-то испачкал твое лицо кровью, я стер ее.

– И все?

– Все. Дверь стала закрываться, и я ушел.

Иленна с подозрением посмотрела на Дора. Грудь ее бурно вздымалась, на щеках играл густой румянец. Княжне потребовалось время, чтоб прийти в себя. Легонько покусывая нижнюю губу, он промолвила:

– Я объясню тебе все.

– Было б неплохо, – согласился Дор.

– Все дело в обрядах, которые мой отец почерпнул из учений чернокнижников Востока. – Иленна говорила взволнованно, ее кожа источала тонкий, дурманящий аромат. Медленно обойдя кровать, она подошла к догорающему камину. Отблески огня придавали ее лицу золотистый оттенок, отчего княжна стала еще прекрасней. – В нашем роду у всех очень горячая кровь, а люди с горячей кровью живут недолго. Они быстро теряют жизненные силы и умирают. Моя мать умерла сразу после моих родов. Ей не было и двадцати. Мне и отцу грозило та же участь, тогда отец отыскал в древних манускриптах способ остудить кровь, заставить ее течь медленнее и тем самым продлить жизнь. Для этого мы должны часть времени проводить в холодном помещении, погруженными в волшебный сон, который вызывается заклинаниями. Мы спим в специально изготовленных ящиках, наполненных магической смесью. И в этом нет ничего ужасного или загадочного!

– Правда? – Дор выдавил смешок. – Но я видел там человека с прокушенной шеей!

– Ну и что? Это бедняга, погибший от укуса волка прошедшей ночью. Его подобрали неподалеку от замка. Отец распорядился поместить тело в холодное подземелье, чтобы потом предать его достойному погребению.

Рассказ Иленны походил на правду. Дор ощутил неловкость. Почесав пятерней затылок, он решил извиниться перед княжной.

– Знаешь кня… То есть Иленна! Я был не прав. Извини меня.

Княжна улыбнулась.

– Хорошо. Надеюсь, больше ты не будешь приставать ко мне с глупыми подозрениями?

– Не буду. – Дор сглотнул слюну и прошептал:

– Иди ко мне.

Иленна неторопливо, покачивая бедрами, вернулась к кровати и уселась рядом с Дором. Юноша обнял ее и принялся покрывать лицо и шею жаркими поцелуями. Княжна отвечала, а нежное тело ее трепетало от едва сдерживаемой страсти. Однако она не позволила Дору развязать тесьму, стягивавшую ворот платья, прошептав:

– После. Сначала ты должен ответить мне.

– Что? Что я должен сказать? – бормотал росс, лаская губами нежную розовую кожу.

– Останешься ли ты со мной, если я попрошу тебя об этом?

Дор замер. Не разжимая объятий, он прошептал:

– Остаться? Здесь?

– Да, – щекоча дыханием ухо юноши, ответила княжна. – Мне нужен муж, а отцу наследник. Ты будешь князем.

– Но как же мои братья? Как же Мудрец? Как же наш поход?! Нет, я не могу! – Дор попытался отстраниться, однако княжна крепко вцепилась в него своими тоненькими, но на удивление сильными пальчиками.

– Мудрец отпустит тебя. Отец уговорит его. Братья поймут. Ну что тебе искать в неведомой стране, где не любят чужаков, где ты можешь сложить голову?! А здесь ты будешь князем. Ты будешь повелевать людьми, скакать на великолепном коне, есть из золотых блюд. Перед тобой будут преклонять колена тысячи рабов. А я буду любить тебя, любить так страстно, что ты даже не можешь себе вообразить!

Сладкое дыхание княжны дурманило голову, упругое тело вызывало истому, столь сильную и сладострастную, что хотелось позабыть обо всем. Из последних сил сопротивляясь все более завладевающему им искушению, Дор бормотал:

– Нет, я не могу. Я должен…

Иленна не дала юноше договорить, неистово впившись в его губы. Обхватив шею юноши и прижавшись упругой грудью к его лицу, она возбужденно шептала:

– Ты никому и ничего не должен. Я люблю тебя и ты любишь меня. Мы будем жить в замке, и я рожу тебе много детей. Так много, сколько ты пожелаешь. И никто и никогда не будет любить тебя сильнее, чем я.

Забыв обо всем на свете, Дор принялся остервенело рвать заветную тесьму. Княжна, часто дыша, ласкала языком его шею. Распутав тесьму, Дор осторожно потянул кисейную ткань, обнажая нежное, белое, как молоко, тело. Упав на колени, росс стал покрывать это тело поцелуями. Иленна стонала от наслаждения, запустив пальцы в густую шевелюру росса. Но страсть не помутила ее рассудка. Едва Дор отважился ласкать округлые бедра, девушка ловко отстранилась.

– Но ты не ответил мне!

– Потом! – умоляюще прошептал юноша, протягивая руки к красавице.

– Нет, сейчас! – жестко отрезала княжна.

Двумя ловкими движениями она накинула на себя платье, прикрыв обнаженную грудь. Юноша ощутил, что сходит с ума от неутоленной страсти.

– Я… Я согласен! Только мне надо поговорить с Мудрецом и братьями. Я сделаю это завтра!

Ласково улыбнувшись, княжна позволила Дору заключить себя в объятия. Зеленые глаза ее сладострастно укрылись за прозрачной кожицей век. Влажные от поцелуев губы тихо шепнули:

– Тогда и меня ты получишь завтра. Завтра…

Высунув маленький алый язычок, княжна медленно повела им по подбородку росса, чуть ниже – по шее, и к уху. Ухватившись зубами за мочку, Иленна легонько прикусила ее. Дор застонал от наслаждения.

В этот миг в углу комнаты обозначилась неясная тень, издававшая тонкий, едва различимый свист. Глаза Иленны открылись.

Дор ужаснулся б, увидев эти глаза. Изумрудная зелень исчезла, уступив место ослепительному пламени нечеловеческой страсти – черному. С желтым узким зрачком посередине.

Нежные глаза зверя.

 

7. Послание из бесконечного далека

Россы напрасно рассчитывали, что им удастся покинуть замок утром. Метель разыгралась еще сильнее, в чем Мудрец самолично убедился, выйдя после завтрака на двор. Снег валил густыми непроницаемыми волнами, за ночь его выпало столько, что ноги тонули в пушистой массе выше колена. Делать было нечего. Постояв еще немного. Мудрец почувствовал, что замерзает, и направился в свои покои. Он проходил мимо обеденной залы когда двери отворились и в проеме показалось лицо толстяка, присутствовавшего накануне на пиру. Память услужливо подсказала Мудрецу имя этого человека – Фрес. Толстяк улыбнулся, и выяснилось, что улыбка делает его лицо привлекательным.

– Доброе утро, дорогой гость.

– Доброе утро, Фрес.

Толстяк отворил дверь и вышел в коридор. На нем был светло-зеленого цвета кафтан с изящными кружевными манжетами – весьма необычная одежда для этой эпохи. Мудрецу лишь однажды приходилось видеть подобную, но это было очень давно и на другом конце земли.

– Интересовался погодой? – Гость кивнул. – Ну и как? Метет?

– Да. Думаю, нам не удастся сегодня продолжить путь.

Лицо толстяка расплылось в еще более широкой улыбке.

– И хорошо. Гости нечасты у нас, особенно такие, как ты. Вчера на пиру я прислушивался к разговору между тобой и князем. Ты был немногословен, но мне показалось, ты много повидал на своем веку.

– Немало, – согласился Мудрец, которого неожиданно заинтересовал этот, похожий на жирного павлина, человек.

– Я как раз собирался выпить бокал вина, – продолжил Фрес. – Не составишь ли мне компанию?

– Охотно.

Толстяк улыбнулся во всю ширину лица.

– Это можно сделать в моих покоях, а, можно, если желаешь, в библиотеке.

– В замке есть библиотека? – удивился Мудрец.

– И, осмелюсь заметить, очень неплохая! Это гордость князя и моя тоже. Князь часто путешествует и неизменно привозит из своих странствий манускрипты. Кое-что оставлено путниками, гостившими в замке, а некоторые, особо ценные труды доставляли специально по заказу моего господина. Впрочем, сейчас ты сам сможешь увидеть все это.

Фрес громко хлопнул в ладоши и бросил явившемуся на его зов слуге:

– Кувшин вина, два бокала и фрукты – в библиотеку!

Слуга исчез, отправившись исполнять приказание, а Фрес повел Мудреца по лабиринту замка.

Со стороны могло показаться, что строители возводили это сооружение, не руководствуясь ни канонами архитектуры, ни даже здравым смыслом. Помещения были разбросаны с невероятной хаотичностью, связывавшие их коридоры были необъяснимо изломаны, а какое-либо понятие об этажности вообще отсутствовало. Мудрец не преминул отметить это. Фрес с улыбкой принялся объяснять.

– Замок планировал сам князь. Здесь все создано именно так, как пожелал повелитель. Быть может, на первый взгляд устройство замка может показаться не очень удобным, но на самом деле все продумано до мелочей. Помещения расположены с таким расчетом, чтобы можно было кратчайшим путем попасть из одного в другое, не заходя при этом в остальные. В замке есть одно-единственное место, миновать какое невозможно. Это площадка, объединяющая коридоры, какие ведут из шпилей в подземелье. Естественный центр, своеобразный, если хотите, пуп замка. Все остальное и впрямь напоминает лабиринт, кажущийся чрезвычайно запутанным. На деле, любой, проживший в замке хоть год, прекрасно ориентируется здесь. Это совсем несложно. Мудрец кивнул.

– Позволь задать тебе вопрос.

– Пожалуйста! – мгновенно отреагировал Фрес.

– Меня удивляет, почему в замке так мало окон, а естественный свет заменяют факелы. В горах не так легко найти дерево, пригодное для приготовления факела, а этих факелов в замке, полагаю, не одна тысяча.

– Примерно три. Однажды – я тогда только проступил на службу к князю – я спросил о том же. Он ответил мне: Фрес, разве в мире есть что-нибудь прекраснее игры пламени, этого бесконечного сплетения огня и наступающей на него тьмы. Я не нашелся, что возразить. Если князь считает нужным использовать для освещения факелы, это его дело. Он достаточно богат, чтобы позволить себе такую прихоть.

– Богат… – задумчиво протянул Мудрец. – Князь Вульго и впрямь богат. Я не заметил, чтоб ваши края отличались изобилием, меж тем князь не отказывает себе ни в чем. Внутреннее убранство замка поражает роскошью, яства, какими угощали на пиру, были отменного качества, посуде, стоявшей на столе, могли б позавидовать самые могущественные владыки.

Мудрец покосился на Фреса, ожидая его реакции. Однако тот предпочел отшутиться.

– Я не интересовался содержимым сундуков князя, – сказал он. – Единственное, что мне известно, так это то, что князь Вульго – обладатель несметных сокровищ. У князя много влиятельных друзей, которые осыпают его щедрыми дарами. Время от времени в замок приходят караваны, груженные золотом, драгоценной посудой, дорогими тканями, редкими яствами. Многие иноземные владыки ищут расположения князя.

– Но почему? Чем может князь Вульго, властелин далекой земли, не владеющий ни сильным войском, ни богатой казной, интересовать их? Ведь ничто в этом мире не делается бескорыстно.

На этот раз толстяк не ответил. Толкнув рукой дверь, он сообщил:

– А вот и библиотека. – Потом он воровато огляделся по сторонам и шепотом прибавил:

– А что касается источника власти князя… В мире много тайн, это – одна из них.

Что оставалось Мудрецу? Изобразив понимание, он кивнул и вошел внутрь.

Библиотека производила солидное впечатление. Ее, конечно, нельзя было сравнить с книгохранилищами владык Египта или Пергама, но для небольшого княжества это было более чем прилично. Вдоль стен тянулись высокие, похожие на соты стеллажи, до отказа заполненные намотанными на палочки папирусами и листами пергаментов. Между стеллажами стояли несколько весьма искусно изваянных статуй, а посреди комнаты располагался небольшой, удобный для работы стол с перьями, кистями, баночками с красками и прочими письменными принадлежностями.

Фрес внимательно посмотрел на гостя, желая понять, какое впечатление на него произвело увиденное. Мудрец не стал скрывать своих чувств.

– Действительно превосходная библиотека!

Толстяк улыбнулся. Его лицо приняло самодовольное выражение.

– Я прилагаю немало сил, чтоб содержать ее в образцовом порядке. Желаешь посмотреть манускрипты?

– Если хозяин не против.

– Что ты! Сделай одолжение!

Мудрец подошел к первому из стеллажей и осмотрел его. Он не мог не отметить, что хранение книг организовано великолепно. Размешенные в хронологическом и географическом порядке, манускрипты лежали в ячеях, к каждой из которых был прикреплен силлиб – кусочек папируса с названием труда и именем автора.

– Это эллины, – сообщил Фрес, став рядом с гостем. Мудрец пробежал взглядом по надписям. Кроме Гомера, Гесиода и великих трагиков здесь были труды Пифагора, Эмпедокла, Платона и многих других философов, математиков и мифографов. Некоторые имена, особенно из последних, не были известны Мудрецу, что означало, что библиотека активно пополняется.

Фрес позволит гостю удовлетворить любопытство, после чего продолжил объяснение.

– А теперь обрати внимание на следующий стеллаж. В нем помешены труды иудеев, вавилонян, сирийцев и египтян. – Мудрец наугад взял один из трактатов и прочел название – «Откровение Моисея». – Необычайно поучительная вещь, – прокомментировал Фрес.

– Да, – согласился Мудрец, тая усмешку. Ему доводилось встречаться с автором сего труда. Он был парсом, выдававшим себя за иудея, порядочным жуликом и плохо кончил. Но Фресу вовсе незачем было знать об этом.

Вошел слуга. Мудрец, скосив глаза, проследил, как тот поставил на стол поднос и вышел. «Откровение Моисея» заняло свое место.

– А вот это – предмет особой гордости князя – сочинения народов, исчезнувших с лика земли. Скажу тебе по секрету, – Фрес понизил голос до шепота. – У нас есть даже манускрипт, оставшийся от атлантов. Но никто не может прочесть его. Может быть, ты, наверняка знающий не один язык, попробуешь?

Мудрец пожал плечами.

– Мне ведомы многие языки, но не уверен, что сталкивался с языком атлантов. Впрочем, возможно, один из языков, что я знаю, похож на тот, каким пользовались атланты. Я должен посмотреть.

Фрес подошел к небольшому, отдельно стоящему стеллажу и извлек из ячеи завернутый в шелк предмет. Бережно развернув материю, толстяк достал золотистую коробочку. Затем Фрес отвернулся от Мудреца, дабы тот не видел, что делает, и нажал на потайную пружинку. Раздался мелодичный звон, Фрес повернулся к гостю. В руке его был небольшой, чрезвычайно тонкий лист.

– Только умоляю, будь осторожен, – попросил Фрес. – Это чудесный, но очень непрочный материал.

Мудрец утвердительно кивнул. Он взял лист и принялся изучать написанные на нем знаки – ломкие, изящно изогнутые черточки, сплетенные в строки. Всего восемь строк. И подпись – короткая, в шесть знаков. Мудрец долго морщил лоб, пытаясь прочесть, но, в конце концов, безнадежно покачал головой.

– Нет, я не знаю этих слов.

– Как жаль! – Фрес со вздохом принял листок из рук гостя и убрал его обратно в коробочку. – У князя есть еще несколько редких манускриптов, но они хранятся в его башне.

– Какие-нибудь магические формулы?

– Не знаю. Князь не позволил мне прочесть их. – Толстяк развел руки в стороны, словно желая сказать – ну вот и все. Мудрец счел необходимым поблагодарить своего гида. Он кое-что узнал и это кое-что было весьма полезным.

– Спасибо тебе, Фрес, за то, что ты уделил мне свое драгоценное время.

– Что ты! – Фрес протестующе махнул рукой. – Я даже не могу выразить словами, сколь приятно мне твое общество. Теперь, после того как ты осмотрел библиотеку, думаю, мы можем спокойно выпить вина. Присаживайся к столу, гость. Не скрою, я надеюсь услышать от тебя какую-нибудь занимательную историю о людях, с какими тебе доводилось встречаться, или о землях, в которых ты побывал.

Мудрец слегка насторожился, но наивное лицо Фреса не выражало ничего, кроме любопытства. Похоже, толстяк и впрямь тешил себя собиранием диковинных историй.

– Ну хорошо, – сказал Мудрец, садясь и беря в руки протянутую ему чашу, я расскажу тебе невероятную и поучительную историю о царе Татине, пытавшемся остановить течение времени. Мне рассказал ее купец, с которым я однажды повстречался на берегу озера, именуемого эллинами Меотидой.

Устроившись поудобней, Мудрец глотнул вина, отчего поморщился, и начал свой рассказ.

– Царь Татин правил в далеких западных землях, и было это так давно, что только самые прочные камни помнят поступь его шагов. Держава Татина была огромна и могущественна, ни один из владык того времени даже не помышлял сравниться с Татином славою, силой и богатством. Сокровищница царского двора была доверху наполнена серебром и золотом, кладовые ломились от обилия припасов, царские слуги ежедневно меняли одежду, и неудержим был гнев Татина, если он встречал кого-нибудь из них в уже ношеном одеянии. Татин имел все, что бы ни пожелал, любая его прихоть, любой каприз исполнялись немедленно. Он испробовал все наслаждения, какие только доступны человеку, и однажды понял, что ему скучно. Тогда царь вызвал к себе придворного мудреца и сказал ему:

– Я познал все, что может познать человек. Я познал возвышенную любовь, жгучую негу страсти, наслаждение властью и сладкое чувство боли. Я не знаю, что я еще хочу. Я ощущаю себя всезнающим и все испытавшим, и от этого мне становится скучно. Скажи, Мудрец, есть ли в мире что-нибудь, мною неизведанное, иль что-то, могущее сравниться со мной могуществом?

Придворный Мудрец задумался, но ненадолго, так как знал, что царь нетерпелив и что на дворе уже острит свой топор палач. Мудрец сделал паузу, чтоб придать ответу значимость, и сказал:

– Время. Если бы ты мог остановить его, ты б ощутил величайшее наслаждение всемогущества, самое сладкое из того, что только существует на свете.

– А это возможно? – спросил Татин.

– Нет ничего невозможного, – философски, почти не задумываясь над тем, что говорит, ответил мудрец.

– Но как?

Мудрец пожал плечами. Он знал многое, он даже знал, как зажечь на небе звезды, но не ведал, как остановить время. Тогда Татин кликнул палача, и Мудрецу отрубили голову.

А царь призадумался. Он думал не день и не два. Он позабыл о еде, питье и развлечениях. Он исхудал и почернел лицом. Придворные полагали, что с их господином приключилась какая-то хворь и зазывали к нему лекарей. Но царь прогонял их, а слишком настойчивых, тех, что докучали ему своим лечением, он приказывал зашивать в кожаные мешки и бросать в море, приговаривая, что их интересует не больной, а его деньги.

Но нашелся человек, который разгадал причину грусти царя. Он был магом и кудесником, и никто не знал его имени. Он пришел к Татину и сказал:

– Царь, я могу помочь тебе. Но что ты дашь мне взамен?

– Проси, что хочешь! – воскликнут Татин.

– Я желаю умереть на мгновение позже тебя.

Царь засмеялся, впервые за многие дни, столь нелепым показалось ему это желание.

– Не могу поручиться точно, но обещаю, если я умру первым, мои слуги снесут тебе голову ровно через мгновение после того, как перестанет биться мое сердце. Тебя это устраивает?

– Вполне, – ответил кудесник.

– Тогда говори, как остановить время.

– А ты рассуди сам, царь. Все смертно. Человек умирает, дерево теряет соки, озера иссыхают, камни источаются под воздействием жара и ветра. И лишь одно-единственное в мире остается незыблемым.

– Что же?

– Солнце. Огненный шар, каждодневно свершающий раз и навсегда отмеренный путь по небосклону. Прикажи остановить солнце. Если тебе удастся сделать это, значит, ты одержишь победу над временем.

Царь обрадовано хлопнул в ладоши.

– Ты молодец, кудесник! Ты обязательно получишь свою награду!

Татин кликнул слуг и объявил им свою волю. И закипела работа, равной которой не знал свет. Слуги царя возвели громадную башню, на чьей вершине была сооружена еще одна башня. И так семь раз, пока вершина седьмой не дотянулась до небосвода. Вооружившись сетями и веревками, слуги Татина залезли на нее и стали поджидать катящееся от горизонта солнце. Когда оно достигло башни, слуги набросили на сияющий диск веревки и сети. Солнце было очень горячим, оно немилосердно обжигало людей, но те не отступались от своей цели, так как знали, сколь крут нрав Татина. В конце концов, им удалось опутать солнце и заставить его замереть на месте.

Татин радостно хохотал, увидев это. Но хохотал он лишь ничтожный миг потому что застывшее солнце вдруг покачнулось и начало падать на землю. И чем ближе было оно к земле, тем громадней становился сияющий диск и тем жарче было его дыхание. Солнце поглотило небосвод, а потом рухнуло на землю, испепелив ее. За миг до этого безымянный кудесник вонзил в сердце Татина нож, востребовав таким образом свою награду. А затем он умер, как умерли и многие другие. И великая держава Татина перестала существовать. Вот что случилось, мой друг, с безумцем, дерзнувшим зайти в своих помыслах непозволительно далеко для человека.

Мудрец помолчал, а потом спросил, вонзая взор в лицо толстяка:

– Ну как, понравилась тебе моя легенда?

– Да, – выдавил секретарь Вульго. Похоже, история, рассказанная Мудрецом, и впрямь захватила его воображение. – Единственное, что я не понял, в чем заключалась ее мораль.

– Она проста. Проста, как все великое, Фрес. Человек никогда не должен взваливать на свои плечи ношу, непосильную для них. Всегда нужно соизмерять свои желания со своими возможностями.

– Расскажи еще что-нибудь, – попросил Фрес.

– С удовольствием. Но сначала ты кое-что расскажешь мне. – Мудрец залпом допил вино и поставил кубок на стол. – Кто твой господин?

Вопрос застал Фреса врасплох.

– Как кто? Вульго – Князь Ночи.

– У Вульго нет тени. Он питается кровью?

– Н-не знаю. – Казалось, Фрес был обескуражен самой возможностью подобного предположения.

– Он умеет принимать облик других живых существ?

Толстяк недоуменно пожал плечами.

– Не знаю.

– Как долго ты служишь ему?

– Примерно лет двадцать.

– Ты путешествовал с ним?

– Да, и не единожды.

– Где вы бывали?

– Во Фракии, Сирии, Вавилонии… – Секретарь задумался. – Еще в Элладе.

– Какова была цель этих путешествий?

– Князь любопытен. Ему нравится познавать мир.

– Он брал с собой в путешествие большой ящик или сундук?

– Нет.

Мудрец хмыкнул и потер рукою лоб.

– В ваших краях много волков? Они нападают на людей?

– Да, и нередко.

– Князь никогда не рассказывал тебе о человеке по имени Вульго, который давным-давно жил в этих краях?

– Нет, я знаю только одного Вульго, моего князя.

– Однако тебе немного известно о твоем господине! – подозрительно заметил Мудрец.

– А зачем мне знать о нем много? – со значением протянул Фрес. – Он щедр и хорошо относится ко мне.

– У него есть мать?

– Кажется, князь говорил, что она умерла, когда он был еще ребенком.

– Умерла… – пробормотал Мудрец.

– Ты знал ее? – вкрадчиво спросил Фрес.

– Конечно, нет. Просто если фамильные черты передались князю, его мать должна была быть очень красивой.

– Мне ничего не известно об этом.

– А что ты знаешь об отце князя?

– Он погиб на охоте еще перед смертью матери.

– Как его звали?

– Вульго, князь Вульго. И предыдущий властелин этих мест тоже звался Вульго. Наш князь уже восьмой из рода Вульго.

– И это именно он построил замок?

– Да, – кивнул Фрес. Изобразив кривоватую усмешку, секретарь поинтересовался:

– Ты узнал все, что хотел?

– Я ничего не узнал. – Почти не скрывая неудовольствия. Мудрец поднялся. – Я превосходно провел время, Фрес, но теперь мне пора идти.

– Уже? – Секретарь выглядел огорченным. – Разве ты ничего больше не расскажешь мне?

– Как-нибудь в другой раз. Боюсь, мои люди уже беспокоятся.

– В таком случае, я провожу тебя?

– Не стоит. К чему такие хлопоты! Достаточно, если ты поручишь это слуге.

– Как тебе будет угодно.

Фрес довел Мудреца до двери и, кликнув слугу, велел тому сопроводить гостя в его покои. Когда ж секретарь вернулся в библиотеку, у стола стоял князь Вульго. Наполнив вином бокал, из которого пил Мудрец, Вульго с усмешкой посмотрел на толстяка.

– Оказывается, в тебе умер великий актер! Ты был великолепен, мороча голову нашему гостю.

– Благодарю, повелитель.

– Этот Келрун легко попался на удочку. – Князь Ночи отхлебнул вино и скривился. – Какая дрянь!

– А наш гость остался доволен им, – улыбнувшись, заметил толстяк.

– Еще бы! Ему хотелось побольше узнать обо мне. Ради этого можно стерпеть даже такую кислятину. Итак, – Вульго сделал паузу, – что мы выяснили?

– Он интересуется тобой, повелитель.

– В том, что это случиться, я не сомневался.

– Еще я думаю, он уже слышал твое имя прежде.

– Или имя моего отца. Тем более, что он спрашивал о нем. Ты соорудил великолепную генеалогическую липу, Фрес!

Секретарь заученно изобразил улыбку.

– Я старался, как мог, повелитель!

– Значит, он знал старого Вульго.

– Несомненно. И, по-видимому, твою мать, повелитель.

Князь Ночи кивнул.

– Еще он интересовался, что я беру с собой, отправляясь в путешествие. Глупый, нелепый предрассудок! Справившись об этом, наш гость окончательно выдал себя. Он полагает, что раскусил меня. Не будем его переубеждать, это заблуждение нам на руку. Далее… Рассказанную им легенду я уже слышал от моей матери. Имя повелителя было другим, да и сама история немного отличалась от той, что услышал ты, но суть заключалась в том же – человек пытался остановить время, и солнце, застопорив свой бег, не удержалось на небе и рухнуло на дерзкого. Следовательно, эту историю можно считать доказательством того, что наш гость встречался с моей матерью и был близок с ней, иначе откуда она могла узнать обо всем этом. И какой можно сделать вывод из всего, мною сказанного?

– Это именно тот человек, которого ты, повелитель, так долго искал.

– Да, – прошептал князь. – Я объездил множество дальних стран в поисках негодяя, погубившего моего отца. Я искал его по всему свету – в горах, в степях и даже в пустыне, я думал, он, по своему обыкновению, там, где бушуют страсти, а он укрылся в тишине лесов.

– Теперь ты сможешь отомстить.

– Да, только сначала нужно завладеть его мечом. А потом я позволю ему покинуть замок и убью его в той самой деревушке, где нашел смерть мой отец. Моя месть будет ужасной!

– Я ликую вместе с тобой, повелитель! – подобострастно воскликнул Фрес.

Вдруг глаза князя сверкнули.

– А, знаешь, Фрес, ведь я знаю, кто этот человек.

– Повелитель уже говорил об этом.

– Да нет, я имею в виду совсем другое. В писаниях чернокнижников Ашшура говорится о Великих Посвященных, чья кровь дарит бессмертие отведавшему ее.

– Разве господина волнует смерть? Пока существует…

– Да! – нетерпеливо перебил князь. – Знаю! Но лишний козырь в борьбе со смертью не помешает никому, даже мне.

– А повелитель уверен, что этот человек из числа Великих Посвященных?

– Не совсем. Но помнишь, что сказано в «Семи таинствах бессмертия Кашшафа»? Видевший гибель земли, именуемой Атлантида, наделен бессмертием.

– Повелитель полагает… – Фрес не договорил и вопросительно уставился на князя.

– Повелитель ничего не полагает. Я знаю лишь одно – наш гость прочел манускрипт, написанный рукою атланта.

Толстяк замер, широко раскрыв рот. Вульго с торжеством смотрел на него. Наконец Фрес опомнился и восторженно прошептал?:

– О, как я надеюсь, что повелитель позволит мне отведать крови нашего гостя!

Князь мрачно усмехнулся, хмурое лицо его исказилось игрою теней…

Мудрец не слышал этого разговора, но, знай о нем, он наверняка поразился б проницательности князя. Но он не знал, как не знал еще о многом.

Мудрец шагал за неторопливо идущим слугой, а перед глазами его стояли буквы – ломкие, изящно изогнутые буквы, написанные его собственной рукой. И подпись в шесть букв – его собственное имя.

Послание из бесконечного далека.

 

8. Призраки, вышедшие из могил

Снег шел весь день, так и не позволив россам покинуть замок. Впрочем, они недурно провели время. Еда была обильной, постель – мягкой. Утомленные долгой дорогой путешественники получили возможность как следует отдохнуть и подкрепиться. До самого вечера россы только и делали, что ели и отсыпались. Никто не тревожил их, однако, памятуя о наказе Мудреца быть осторожными, братья держали мечи под рукой. Но все было спокойно. Лишь время от времени появлялись слуги, приносившие еду и дрова для камина. Однажды пришел Эльмеш, спросивший у Мудреца, не требуется ли ему что-нибудь. Мудрец ответил, что нет, и поинтересовался:

– Чем занимается князь?

– Не знаю, – улыбнувшись, ответил Эльмеш. Поразительно, как обитатели замка любили улыбаться! – Я не сую нос в дела князя. Когда требуется, он сам находит меня.

Сидевший у камина Ратибор закашлялся. Сотник внимательно посмотрел на росса.

– Твой человек болен?

– Здесь сыро.

– Я знаю, но мы топим день и ночь.

Мудрец пожал плечами. Ему нечего было ни сказать, ни возразить. Огонь в камине пылал круглосуточно, да и кроме Ратибора все остальные чувствовали себя превосходно.

– Он поправится, – сказал Мудрец.

– Будем надеяться. Если кашель усилится, обратись к Фресу. Ведь вы знакомы?

– Да, князь представил его мне на пиру, – уклончиво ответил Мудрец.

– Фрес занимается врачеванием.

– Думаю, мы обойдемся.

Словно в ответ на эти слова Ратибор закашлялся и принялся тереть шею. Вновь покосившись на него, Эльмеш улыбнулся.

– В таком случае, позволю себе откланяться. Вечером я зайду за вами.

Надо сказать, пир, который устроил в честь гостей князь Вульго, пришелся по вкусу россам. Поэтому, когда за окнами сгустилась тьма, братья начали проявлять признаки нетерпения. Горислав и Дор дважды заглядывали в покои Мудреца, первый, чтоб попросить у Ратибора точильный клинок, а второй так и не сумел придумать достоверного повода и принялся бормотать какую-то несуразицу о том, что видел, гуляя по замку. Рассказ о блуждании по подземным коридорам не вызвал у Мудреца ни малейшего интереса. Он оживился всего один раз, когда Дор упомянул об изображенной на двери в подземелье летучей мыши.

– Нетопырь, – пробормотал Мудрец себе под нос. – А ты случайно не был за этой дверью?

Юноша отрицательно помотал головой, слегка, как показалось Мудрецу, смутившись. По крайней мере, Мудрец подумал об этом после того, как за Дором захлопнулась дверь. А вскоре завился Эльмеш. Лицо сотника сияло, словно натертый мелом металлический шит.

– Сегодня ты можешь взять с собой всех своих людей.

– То есть?

– Я говорил с князем, и он позволил этой девчонке присутствовать на пиру. Только она должна вести себя тихо. И пусть наденет вот это. – Эльмеш швырнул Ноле свернутую в комок одежду. – Это детское платье княжны, она дарит его тебе. Поняла? – Повысив голос, спросил Эльмеш у испуганно съежившейся на кровати Нолы. Та затравленно посмотрела на Мудреца и кивнула. – Тогда собирайся! – велел ей сотник. – Нечего рассиживаться!

Гости и хозяева устроились за столом примерно в том же порядке, что и накануне. Нолу посадили между Ратибором и Храбросердом. Устроившиеся напротив сотники Вульго с откровенным презрением рассматривали угловатую фигурку девочки, что не на шутку рассердило горячих россов. Они были близки к тому, чтобы затеять ссору, но князь вовремя обратил внимание на вызывающее поведение своих слуг и грозно прикрикнул на них, после чего те перестали смущать девочку насмешливыми взглядами.

– Сущие скоты, – наклонившись к Мудрецу, доверительно сообщил князь. – Держу их лишь потому, что они преданы мне, словно псы. – Мудрец ничего не сказал на это, и тогда Вульго поинтересовался:

– Ты хорошо отдохнул?

– Да, князь. Спасибо.

– Не стоит благодарить. Ты для меня особенный гость, Келрун.

– Почему?

Князь изобразил улыбку.

– Ты много знаешь, много повидал. Такие гости редкость в наших краях. Обычно здесь проходят лишь караваны даков, да еще шайки северных гетов, которые пытаются грабить подвластные мне селения. Но я не допускаю, чтоб какие-то дикари тешили себя мыслью, будто взяли верх над князем Вульго! Мои воины отменно вручены и умеют сражаться в горах. Мало кому из разбойников удалось унести ноги из моих владений. Если бы я собирал в качестве трофеев черепа, как это делают кельты, у ворот моего замка красовалась бы целая пирамида из отрубленных голов. А ты любишь войну, Келрун?

– Нет, – ответил Мудрец.

– Но, если не ошибаюсь, тебе нередко приходилось браться за меч.

– Да, ты прав, но это вовсе не означает, что я люблю войну. Война – зло, хотя порой она необходима. Порой это неизбежное зло.

Губы князя дрогнули, но не сложились в какую-либо гримасу. Появившиеся слуги скользили между столами, расставляя блюда с яствами. Прищурив глаза, Вульго наблюдал за беготней слуг. Внезапно он поинтересовался:

– А мир, выходит, добро?

– Выходит, так.

– А что значит добро и зло? Где граница между ними? Кто определяет, что есть добро и что зло?

– Люди.

– Но люди бывают разные. И мир они воспринимают по-разному. То, что представляется добром тебе, я могу считать злом. Я люблю смотреть, как течет кровь моих врагов, потому что знаю, они были б в восторге, доведись им увидеть, как умираю я. Почему это должно считаться мною злом? Если определять любую смерть, любую боль, как зло, можно скатиться до дешевого морализаторства. Порой для того, чтобы совершить добро, просто необходимо причинить боль, а то и смерть. Разве не так?

– Так, – согласился Мудрец, не совсем понимая, к чему хозяин замка завел этот разговор.

– А раз так, что же такое зло? То, что кажется злом конкретно кому-то – тебе, мне, кому-то третьему? – Мудрец кивнул. – Но другому это может представляться добром. Так кто же определяет? Каждый сам для себя? Иль, быть может, большинство? – Мудрец молчал, князь воспринял его молчание, как победу, и самодовольно ухмыльнулся. – Я вижу, тебе хочется сказать: большинство, хотя ты прекрасно знаешь, что все определяет конкретный человек. А, значит, единого, общего, абстрактного добра не существует, как не существует и абстрактного зла. Существует великое множество добрых и злых дел и помыслов, переплетенных в бесконечном отрицании одного другим. А в конечном счете нет добра и нет зла. Есть что-то посередине. Разве не так, Келрун?

– Возможно. Но почему тебе так нужен мой ответ?

– А потому, что ты не хочешь отвечать, а я хочу понять, кто ты.

– Но зачем?

– Как зачем? – Князь огорчился, похоже, непритворно. – Мне нужно знать твое мнение. Ведь ты мудрый человек, недаром тебя кличут Мудрецом. Вот кто, по-твоему, я?

Мудрец скрестил взгляд со взором голубых глубоких глаз Вульго.

– Зло.

– Опасный ответ, – заметил Вульго, глаза его блеснули. – Но почему?

– Твои кумиры – сила и страх, и потому ты в моем понимании – зло.

– Ты фарисействуешь, Келрун. Разве ты сам не поклоняешься силе?

– Может быть, отчасти. Но я никогда не опирался на страх.

– Знаешь, я тоже. Возможно, я использую порой фактор страха, но я ненавижу его, так как страх делает людей слабыми. А я люблю сильных.

– При условии, что ты будешь первым среди них.

– Естественно, – согласился князь. – А как же иначе? Сила определяет жизнь. Сильный живет долго. Несоизмеримо сильный должен жить несоизмеримо долго, бесконечно сильный живет бесконечно. Ты говорил о людях с холодной кровью. Они бесконечно сильны и живут вечно.

– Не всегда. Я сам видел, как умирают подобные люди.

– Не-ет… – протянул Вульго. – Они не умирают. Они уходят, но возвращаются вновь, когда уже все решат, что они умерли. Великое умение затаиться и терпеливо ждать. Оно – признак силы. Ведь ты и сам умеешь затаиться, верно, Келрун?

– Допустим.

– И вот теперь ты оставил убежище и спешишь туда, где должна пролиться кровь, большая кровь.

– Ты знаешь меня, ты знаешь о том, что должно случиться, – прошептал Мудрец. – Я должен знать тебя?

Князь Вульго утвердительно кивнул головой.

– Наверняка.

– Но я не знаю!

– Узнаешь. Подожди еще самую малость. А сейчас давай уделим должное трапезе. Я распорядился приготовить особое блюдо – вепря, жареного в бычьей крови. Надеюсь, оно придется тебе по вкусу.

– Если не очень сырое.

– Очень, – зловеще прошептал князь, и глаза его сверкнули. Вульго поднялся. – Друзья, я поднимаю тост за тех, кто нечаянно и столь счастливо посетили мой замок. Нам приятны любые гости, а если они при этом еще и достойные люди, нам приятно вдвойне! Ведь человек достойный наделяет своими достоинствами тех, кто находится рядом с ним! – Князь с откровенной усмешкой посмотрел на Мудреца. – За здравие гостя Келруна и его славных друзей!

– За здравие! – дружно воскликнули валаши.

Россы молча опрокинули кубки с пряным вином. Как и накануне, они ели и пили с тем неумеренным аппетитом, который отличает изголодавшихся людей. Но сегодня они позволяли себе быть более раскованными, захмелевший Горислав то и дело бросал вызывающие взоры на сотников князя, от которых у тех начинали играть желваки.

Тосты следовали один за другим. Слуги едва успевали менять блюда и подливать в бокалы вино. По своему обыкновению князь Вульго мало ел и пил, развлекаясь тем, что украдкой разглядывал гостя. Подобное внимание со стороны хозяина замка слегка раздражало Мудреца, но он не подавал виду. Желая казаться непринужденным. Мудрец попытатся завести разговор со Фресом и Эльмешем, однако сегодня те были немногословны и отделались несколькими короткими фразами. Мудрецу ничего не оставалось, как сосредоточить внимание на трапезе. В этот миг князь хлопнул в ладоши.

– А теперь сюрприз специально для наших гостей!

Откинулись портьеры, и в залу вошли облаченные в белые одежды девушки – много, может быть, тридцать, может, пятьдесят похожих одна на другую девушек. Они были красивы, но очень своеобразной, холодной красотой. Подведенные краской лица были бледны и безжизненны, затянутые в бесцветную ткань фигуры казались призрачными.

Девушки выстроились в несколько рядов, проделав эту операцию четко, без малейшей заминки. Откуда-то полилась музыка, тихая, приглушенно-утробная. От этих звуков веяло страстной негой. Повинуясь им, девушки начали плавно перемешаться по зале. Руки и все тело их оставались в неподвижности, двигались лишь ноги. Едва виднеющиеся из-под подолов длинных платьев, они быстро-быстро переступали по мраморным плитам пола. Потревоженный движением, заметался огонь свечей и факелов, породив ожерелья расплывающихся бликов. Танцовщицы двигались все быстрее. Движения их, переполненные звуками и игрою света, завораживали. Мудрец не сразу расслышал слова Вульго, обращенные к нему.

– Извини, что отвлекаю тебя, гость Келрун.

– Да… Да! – откликнулся Мудрец.

– Вновь хочу поговорить с тобой о твоем человеке.

– О ком?

– Я не помню его имени. Молодой парень, что сидит рядом с Иленной. Моя дочь влюбилась в него. Она просит, чтобы я уговорил тебя оставить юношу в замке.

– Его зовут Дор, – машинально сообщил Мудрец. Просьба князя застала предводителя россов врасплох, Мудрец не знал, что ответить. Потому он решил быть дипломатичным. – Лично я ничего не имею против, но не знаю, как отнесутся к подобному предложению его братья. Да и захочет ли он сам?

– Захочет. Думаю, Иленна найдет с ним общий язык.

Мудрец посмотрел на княжну. Та с холодной улыбкой взирала на сидевшего рядом с нею Дора, а сам юноша заворожено следил за плавными движениями танцовщиц.

– Так ты отпустишь его? – настойчиво повторил князь.

– Если он сам попросит об этом.

Вульго кивнул, словно желая тем самым сказать, что подобное решение его вполне устраивает.

– Если нужно, я дам тебе взамен человека или даже нескольких.

– Не надо, мне вполне достаточно и моих. – Мудрец мрачно подумал о том, какова будет реакция братьев, если вдруг Дор объявит о своем намерении остаться в замке князя Вульго.

А девушки все танцевали и танцевали, ноги их мелькали с непостижимой быстротой. Постепенно оживали неподвижные поначалу тела. Они также пришли в движение – беспокойное, страстное. Порой в нем проявлялось что-то животное, но без той неги, какой дышат жесты восточных танцовщиц. И невероятная отточенность каждого шага и жеста! Двигаясь непостижимо быстро, девушки перестраивались в различные фигуры с такой легкостью, словно ими руководил невидимый глазу режиссер.

Вместе с плясуньями танцевали и тени, переплетенные в сложный калейдоскоп быстро передвигающихся человеческих тел. Тени строили затейливые силуэты, претендовавшие на то, чтоб существовать отдельно от плоти, их породившей. Они убыстряли свой бег, сначала догоняя стремительные движения танцовщиц, а затем и предвосхищая их. Трясущиеся блики на потолке и стенах создавали расплывчатые образы клыкастых тварей и лица, в которых человеческое обращалось в звериное. В спокойные звуки струн и глухих медных труб вплетались повизгивание флейты и угрожающий рокот барабана. Звуки повелевали танцовщицами, и не только ими. Мудрец вдруг ощутил, что ему хочется подняться и присоединиться к страстной пляске. Он нашел в себе силы устоять перед этим порывом и обвел взглядом лица сидящих за столом. Большинство из них, вне всяких сомнений, испытывали примерно то же желание, что и он. Лишь сам князь, Иленна, Фрес, граф Паллес и Эльмеш оставались внешне спокойны. Держал себя в руках и Ратибор, положивший тяжелую ладонь на худенькое плечико Нолы.

Это было неестественное действо. Движение и звуки порабощали сознание, заставляя его следовать за собой. Они влекли в неведомые дали, где снег сливался с чернотой ночи и обращался в серую расплывчатость сумерек, где мелькали тени и с визгом носились невиданные твари, вырывавшие из воздуха куски плоти, из которых сочилась веером алая кровь. Мудрец почувствовал, что готов зарычать и щелкнуть клыками. Князь Вульго повернул к нему свою ужасную морду и улыбнулся пронзительным оскалом голодного волка. Взошла луна, вокруг которой мельтешили рваными облаками развевающиеся накидки девушек. В неба кровавыми пушистыми хлопьями падал снег. Сатурн светил неестественным, оранжево-блеклым, расколотым, словно звериный глаз, зраком. Свистел ветер. По небу неслись колесницы, запряженные псами, черные шкуры которых отливали на свету снежным блеском. Падала звезда, полная клубничной свежести и льда. Падала, падала… Губы Мудреца ощутили ее сладкое дыхание.

И все исчезло. Это князь хлопнул в ладоши.

Ярко пылали факелы, освещая ошеломленные лица людей и переливаясь на залепленной жирными пятнами посуде. Девушки стайками быстро исчезли за портьерами. Слуги принялись обносить пирующих вином.

Прихлебывая из чаши, князь обратился к Мудрецу:

– Ну как, понравился тебе танец, гость Келрун?

– Да, – ответил уже оправившийся от наваждения Мудрец. – Мне никогда не доводилось видеть подобное. Как полет лунных птиц.

Князь отрицательно покачал головой, падающая от свечей тень рассекла его лицо надвое, словно свет и тьма договорились провести границу по линии хищного носа.

– Поэтично. Это так похоже на тебя. Но нет, я называю этот танец иначе. Я чужд поэзии. Жизнь – проза, и все нужно называть своими именами.

– Как же называешь это ты?

Князь засмеялся и прошептал сквозь плотно стиснутые зубы:

– Я?.. Так пляшут призраки…

Призраки, вышедшие из могил!

 

9. Слова, произнесенные ночью

Случилось так, что Мудрец задержался в обеденной зале – с ним заговорил Фрес – и вернулся к себе позже прочих россов. Те уже разбрелись по своим покоям и спали, если не все, то, по крайней мере, Ратибор, простужено сопевший на лавке. Мудрец устало уселся на соседнюю. Он чувствовал себя разбитым. Отдых в замке князя Вульго утомил его больше, чем борьба с занесенными снегом горными перевалами. Вскоре голова Мудреца стала клониться набок. Он уже был готов уступить сну, и тут вспомнил, что ему необходимо переговорить с Дором.

Юноша не спал. Когда Мудрец вошел в его покои, Дор сидел на корточках перед камином и любовался игрою огненных бликов. Заслышав скрип двери, он обернулся.

– Нам нужно поговорить, – сказал Мудрец, садясь на скамью, рядом с Дором.

– Да, – согласился юный росс.

– Ты и впрямь решил остаться в замке? Князь сказал мне об этом.

Дор смутился.

– Еще не знаю.

– Но ты уже говорил об этом с князем?

– Нет, только с княжной. Она была у меня вчера ночью.

– Была у тебя ночью?! – Мудрец возмутился. – И ты ничего не сказал мне!

Смятение Дора усилилось. Отвернувшись, он принялся ворошить изогнутым прутом пылающие поленья. Мудрец понял, что юноша набирается решимости для признания. Так и случилось. Дор бросил прут на пол и повернулся к Мудрецу.

– Я здорово виноват перед всеми вами.

– Но в чем?

– Я должен был рассказать обо всем еще вчера, но не решился. Я боялся, что вы не поверите мне. Дело в том, – юноша сглотнул, – что вчера я проник через ту самую дверь в подземелье.

– И что там было?

Дор с отчаянием затряс головою.

– Нет, лучше я расскажу обо всем по порядку. Помнишь, вы вчера никак не могли найти меня?

– Да, – подтвердил Мудрец.

– Когда вы все уснули, я решил осмотреть замок.

– Я так и подумал.

– Взяв меч, я пошел по коридору. Всего там три пути. Когда мы шли на пир, проводник вел нас по тому, что находится посередине, а я избрал путь, который ведет вниз, в подземелье. Там была дверь, та самая, про которую я рассказывал. Так вот, мне удалось открыть ее, а, быть может, она открылась сама. Я попал в огромную залу. Она была очень большая, и там было много колонн, отчего зала походила на лес. Посреди ее стояли два медных ящика. – Дор выжидающе посмотрел на Мудреца, ожидая его реакции, тот подбадривающе кивнул. – Еще там был мертвец, укушенный в шею. В первый миг я даже подумал, что в подземелье содержатся волки, правда, потом я узнал, что этого человека и впрямь убил волк, но это случилось за стенами замка. Я подошел к ящику и открыл крышку. Там, внутри… – Голос юноши осекся, у Дора не хватало отваги закончить фразу. Летучая мышь, притаившаяся под потолком, напряглась, боясь упустить хотя бы слово. Пасть ее была злобно оскалена.

– Там лежала княжна, – мрачно сказал Мудрец.

– Да. – Удивление юноши достигло крайних пределов. – А откуда ты знаешь?

Мудрец нервно, с силой, провел пальцами по покрытому пробившейся щетиной подбородку.

– Знаю. Что было дальше?

– Я ушел оттуда, потому что дверь вдруг начала закрываться. А потом я увидел княжну на пиру и испугался. Я думал, она – мертвец. Но, к счастью, ночью она пришла ко мне и объяснила, в чем дело.

– И что же она тебе сказала?

– Она сказала, что все это – священный ритуал. У нее слишком горячая кровь и чтобы не умереть, она должна время от времени лежать в этом ящике, наделенной какой-то силой…

– Магической, – подсказал Мудрец.

– Да-да! – обрадовался Дор. – Магической! Таким образом она остужает кровь.

– И, конечно, она сказала, что любит тебя?

– Да. Она уговаривала меня остаться, говорила, что станет моей женой и сделает меня князем.

– А потом?

Юноша покраснел.

– Что потом?

– Между вами что-нибудь было?

– Мы целовались.

– И все?

– Кажется, да. Я уснул и не помню, как она ушла.

– А ну-ка, подойди ко мне. – Юноша послушно приблизился к Мудрецу. – Наклонись.

Дор исполнил и это приказание.

Отогнув ворот кафтана, Мудрец осмотрел шею юноши – там, где синели наполненные горячей кровью жилы.

– Она не укусила тебя, – задумчиво пробормотал Мудрец. – Интересно знать, почему? Вот что… – Предводитель россов положил руку на плечо Дора. – Сейчас ты разбудишь братьев, и все вы придете ко мне. Я должен рассказать вам нечто очень важное. Ступай.

Дор отправился за братьями, а Мудрец тем временем вернулся к себе и растолкал Ратибора. Тот открыл глаза и вскочил, лапая меч.

– А… Что? – Росс фыркнул и начал отдуваться, будто его мучило удушье. – Ну и сон мне приснился!

– Об этом как-нибудь в другой раз! – сурово оборвал его Мудрец. – Сейчас вы будете слушать то, что расскажу вам я.

Появился Дор, за которым шли остальные братья. Молча, не задавая вопросов, россы расселись на скамьях. Мудрец остался стоять. Нервно похрустывая пальцами, он начал свой рассказ.

– Вы, конечно, не раз задавались вопросом, кто я такой, откуда взялся и почему я так долго живу. Так вот, я не бог и не демон, как полагали некоторые из вас, я человек, такой же, как вы, и не совсем такой. Некогда далеко отсюда жили люди, овладевшие тайной жизни. Они научились подчинять время и смогли заставить свое тело подчинять их велениям. Они нарекли себя Великими Посвященными – имя громкое и ко многому обязывающее. Великие Посвященные пожелали жить долго, так долго, чтобы час их жизни равнялся году. В мире проходит целый год вечна, лето, осень, а эти люди проживают лишь час. Человек проживает жизнь, а время Посвященных отмеряет всего пару дней. Таких людей немного, я принадлежу к их числу. Я живу так долго, что вам даже трудно вообразить сколь это много. Я жил уже тогда, когда в помине не было лесов, служащих вам домом, а реки текли по иным руслам. Я знаю тайны, отголоски которых канули в Вечность. Я помню народы, говорившие на неведомых ныне языках и создавшие великие государства. Я много что помню. – Мудрец замолчал, глаза его замутились пеленой воспоминаний. – Десять поколений назад я пришел в вашу землю и поселился там. Мне стал отвратителен мир, в котором я жил прежде, мир, вожделеющий крови, богатств, наслаждений. Я ушел к людям, чьи помыслы чисты, а душа чужда суеты. Мне нравилось жить среди вас. Но недавно я получил известие, что миру грозит опасность. Кто-то из Посвященных начал игру, пытаясь установить свою власть над всем человечеством. Я должен разрушить его планы, и потому мы отправились в путь. – Мудрец кашлянул. Россы напряженно молчали, словно пытаясь осмыслить услышанное. – Это все, что вам следует знать обо мне. А теперь я расскажу вам о том, в каком месте мы очутились. Я не говорил вам этого прежде, но мне однажды уже довелось побывать здесь. Это случилось как раз в то время, когда я искал землю, где намеревался обрести пристанище. Я проходил через эти горы. Замка еще не было, но имя Вульго уже было известно. Так звали повелителя этих мест, наводившего смертельный ужас на людей. Вульго нападал на путников и тех из местных жителей, кто отказывались покориться ему, и безжалостно убивал их. Он разрывал зубами шеи своих жертв и пил их кровь. Вульго утверждал, что это позволяет ему жить вечно. Жители деревни, в которой я остановился на ночь, поведали мне о его злодеяниях. Их переполнял ужас, они уверяли, что Вульго может обращаться в волка или летучую мышь – тварей, нападающих ночью. Естественно, я не поверил этим россказням, и напрасно. Вульго пришел той ночью в деревню. Он прознал про меня и искал моей смерти. Мы бились с ним, и я победил Вульго. Я распорол ему мечом грудь и бросил его злобное сердце на съедение хищным птицам. Что было позже, я не знаю. Я оставил эти места и поселился среди россов. И вот теперь мы очутились в гостях у князя Вульго. Это не тот Вульго, я сразу понял это, хоть князь и пытался намекать на то, будто я не убил его той ночью, что его невозможно убить. Но я-то знаю, как выглядят мертвецы. Тот Вульго был мертв. Вполне возможно, наш Вульго – потомок негодяя, которого я убил много лет назад, или мерзавец, взявший его имя. Возможно, князь воскресил кровавые жертвоприношения и поклонение силам, представляющим оборотную сторону жизни. Думаю, он и его дочь поклоняются миру мертвых, Дор видел княжну спящей в гробу. Не исключено, что эта парочка попытается принести в жертву и нас. По крайней мере, они имеют какие-то виды на Дора, уговаривая его остаться в замке.

– А… – протянул Горислав. – А я-то думаю, что эта красотка пялится на нашего младшего! Пусть только попробует! И тебе голову оторву, если что… – Могучий росс продемонстрировал не менее могучему брату кулак. Мудрец был вынужден положить руку на плечо Горислава, успокаивая разбушевавшегося великана.

– Уверен, Дор уже понял, что к чему, и забыл о княжне. Теперь о том, что нам делать. Надеюсь, завтра буря стихнет, и мы сможем покинуть замок. Но до этого мы должны быть очень осмотрительными. Если мы будем вести себя осторожно и разумно, мы выберемся отсюда невредимыми и продолжим путь. Если наши сердца дрогнут от страха или в них вспыхнет глупая отвага, мы погибнем. Я сказал все, что хотел. – Глаза Мудреца пробежали по окаменевшим лицам россов. – Теперь вы можете отправляться спасть.

– Да, заснешь тут, пожалуй! – пробормотал Правдомысл, накрепко сцепивший кулак с эфесом меча.

– Бояться не следует. Полагаю, этой ночью нам ничего не грозит. Но на всякий случай разбейтесь на пары. Пусть Дор будет спать в одних покоях с Храбросердом, а Горислав с Правдомыслом.

– Я не лягу рядом с этим храпуном! – мгновенно отреагировал Правдомысл.

Мудрец было задумался, но проблему тут же разрешил Дор.

– Я согласен спать с Гориславом! – Юноша с улыбкой подмигнул брату.

– Вот и прекрасно! Полагаю, Горислав в таком случае присмотрит за тобой. – Дор кивнул. – Тогда ступайте к себе. И, будем надеяться, удача нам не изменит!

Негромко переговариваясь, братья разошлись по своим покоям. Сон их этой ночью будет тревожен. Мудрец и Ратибор улеглись на лавки. Росс быстро уснул, а губы Мудреца еще долго шептали, моля о милости ее. Мудрец не верил ни во что, ни водного бога из числа существующих, существовавших и коим предстоит существовать, ибо знал, как и из чего лепятся эти боги. Он верил лишь в безграничный космос, подаривший ему жизнь, и еще он верил в Удачу. И он обращал свои слова к Удаче, самому капризному и самому непостоянному из всего, существующего на земле, самой капризной и самой непостоянной, самой прекрасной из женщин.

Удача – она несет спасение тонущим кораблям, подстилая под их пробитые бока мягкие подушки отмелей. Удача, она подобна парашюту, вдруг раскрывшемуся у самой земли в тот миг, когда умерла надежда. Удача – она смеется солнечным смехом, а от ее кожи пахнет солью, ветром и мягким шелестом банановых пальм. Ее уста дарят аромат клубники и пыльную терпкость степных дорог. Удача, она сладка, словно поцелуй любимой, и нет ничего слаще Удачи. Она есть, и Она возносит тебя наверх – на белого коня или на мостик стремительного судна. Удача определяет все. Большая половина тех, что попали в скрижали истории, обязаны этой честью Удаче, а меньшая – ее отсутствию.

Как вкусны имена тех, кто слыли любимцами Удачи – Фемистокл, Ганнибал, Митридат, Цезарь. Они были с Удачей на ты, они были достойны Ее и сумели уйти достойно, когда Удача отвернулась от них, воспылав страстью к новым любимцам. Ведь Удача непостоянна. В ее жилах течет голубая кровь, и она частенько меняет своих возлюбленных. Ей дозволено это делать, ведь ее сила именно в этом непостоянстве. Постоянство подобно душной тесноте храма. Удача – морской ветер, навевающий бурю. И нужно вовремя поднять паруса, иначе она убежит к другому. Как убежала от многих, подведя итог их жизням; подведя ядом, мечом иль кинжалом.

И остались лишь имена, и размытые временем могилы.

И еще – слава, овеянная Удачей.

Мудрец имел право судить об этом. Ведь он тоже был с Удачей на ты. Ведь многих из тех, чьи имена с придыханием произносят потомки, он знал, а многих ему предстояло узнать. А кое-кем он даже был иль будет. Ведь он из тех, кого любит Удача, голубоглазая богиня с быстрыми и стройными ногами. Он из тех, под кем пляшет быстрый конь и в чьем доспехе неизменно застревают стрелы, всего на волосок не дотянувшись до обветренной кожи. Везение, – скажет кто-то. Удача, – возразит Мудрец. Везение – аморфно, оно ни для кого, Удача определяет свой выбор заранее, определяет по-женски капризно, сладко целуя в уста дерзких и отважных.

Не верьте ни во что, что есть и что может быть. Верьте лишь в Удачу и немного в Любовь, потому что настоящая Любовь всегда Удача.

– Удача! – в последний раз тихонько шевельнулись губы. Мудрец уснул.

Едва его дыхание стало размеренно-ровным, как притаившаяся в тени тварь расцепила когти и, неслышно спланировав над спящими, исчезла в крохотном отверстии, проделанном над дверью. Летучая мышь спешила поделиться услышанным.

Она несла своему повелителю слова.

Слова, произнесенные ночью.

 

10. Холодный отцовский поцелуй

Пожалуй, Дор был непозволительно великодушен, вызвавшись спать в одной комнате с Гориславом, так как теперь о сне не стоило даже и мечтать. Сказать, что Горислав храпит, означало не сказать ничего. Глотка Горислава издавала невообразимые звуки. Он храпел с неукротимостью истекающего кровью кабана. Он храпел подобно трем кузнечным мехам, работающим в унисон. Он храпел… Дор придумал не менее десятка безобидных и не очень безобидных эпитетов, но уснуть так и не смог. С лежащим под боком Гориславом мог уснуть разве что глухой, опившийся вдобавок до полусмерти хмельного меда.

К несчастью или к счастью, Дор не был глухим, да и выпил он не так уж много. А потому уснуть он никак не мог, юноша ворочался, вжимался в мягкую перину, натягивал на голову тяжелое меховое покрывало. Все без толку. Могучий храп Горислава гнал сон прочь. Ох уж этот храп!

Справедливости ради надо отметить, что виной бессонницы был не только Горислав. Рассказ Мудреца также не способствовал мирному сну. Стоило Дору закрыть глаза, и перед его взором появлялось нежное лицо княжны. Иленна улыбалась и манила Дора за собой. Он тянулся к ней, а она, хищно улыбаясь, заманивала его все дальше и дальше в бесконечный сумрачный коридор. Потом она отворачивалась и уходила в темноту, Дор устремлялся следом за ней. Вот он догонял княжну, и тогда та оборачивалась. Но вместо прекрасного белоснежного лица на Дора взирала жуткая маска с двумя рядами хищно оскаленных клыков. Вздрогнув, юноша открывал глаза. И так много раз. А рядом надрывно храпел Горислав…

В конце концов, Дор отчаялся уснуть. Поднявшись с кровати, он принялся бродить по комнате. Покои были поглощены полусумраком. Камин почти погас, из охваченных чернотой углов таращились отвратительные рожи. Чертыхаясь, Дор положил на угли несколько свежих поленьев. Обрадовавшееся щедрой подачке пламя затрещало и иссекло тьму неровными тенями колеблющихся бликов. Стало чуть веселее, но лишь самую малость. Горислав храпел с прежним азартом. Переливы дивного голоса брата перемешивались с бродящим в голове хмелем, отчего юноша ощущал себя совершенно очумевшим. Решив, что вода поможет прочистить мозги, Дор выхлебал до дна вместительный кувшин и вскоре после этого обнаружил, что не прочь прогуляться в известное место, расположенное, к слову, тут же по коридору, рядом с его покоями. Дор помнил, что Мудрец приказал ему находиться под присмотром Горислава, но, во-первых, это было неуважительно по отношению к взрослому мужчине и воину, каковым был Дор, а во-вторых, добрый клинок вполне мог на несколько мгновений заменить брата. Повесив на пояс меч, Дор отворил засов и выскользнул из комнаты.

Коридор был пуст, что представлялось вполне естественным. Кому придет в голову бродить по замку глубокой ночью? Ночью люди спят – одни буйно, как Горислав, другие тихо. Позевывая, Дор сделал свое дело и отправился обратно. Он оправлял на ходу штаны, да так и был застигнут за этим занятием, столкнувшись с невесть откуда взявшейся Иленной. Загородив юноше дорогу, прекрасная княжна улыбалась. Зеленые глаза ее излучали сияние.

– Не ожидал меня встретить?

– Уходи! – строго велел Дор, кладя руку на эфес меча.

На лице Иленны отразилось замешательство.

– Почему?

– Я рассказал Мудрецу обо всем, и он пояснил мне, кто ты такая есть на самом деле.

– Да? И кто я, по-твоему?

– Кровожадная тварь, – проворчал Дор. – Ты и твой отец убиваете людей, а потом пьете их кровь. Вот почему я видел тебя в гробу и вот почему на твоих щеках были кровавые следы.

Княжна улыбнулась, почти беззащитно.

– Допустим. Но это вовсе не означает, что я пью кровь каждого, кто повстречается мне.

Устремив на юношу гипнотический взгляд, Иленна медленно двинулась к нему. Тот испытывал настойчивое желание попятиться, но не сделал этого и даже не вытащил меч. Маленькая, с трогательными синими прожилками под кожей ручка Иленны легла на плечо Дора, и сердце юноши дрогнуло от нежности, настолько робким и застенчивым было это прикосновение. Затем Иленна подняла голову, и росс утонул в омуте зеленых глаз – бездонном, наполненном искрением талой воды и мельтешащими огоньками золотистых рыбок. Губы Иленны были приоткрыты, Дор явственно ощущал исходящий от них нежный аромат фиалок.

– Я пугаю тебя? – шепнула княжна.

– Да нет. Не очень. – Дор смутился, подумав, как вообще можно могучему, вооруженному к тому же мечом мужчине бояться девушки, не достающей ему даже до плеча.

Иленна испытующе посмотрела на Дора, усиливая его смущение. Юноша молчал, не зная, что делать дальше. Наконец, он собрался с духом и выдавил:

– Мне это… Мне пора идти.

– Ты не хочешь побыть со мной? Как вчера.

Дор вспомнил, что накануне с ним не приключилось ничего дурного, и почувствовал себя уверенней. Развязно улыбнувшись, он сказал:

– Я б не прочь, но в моей комнате спит брат.

– Знаю. Такой же большой и неистовый, только более искушенный. Он здорово храпит во сне.

– А откуда ты знаешь?

– Я была в вашей комнате. Он громко храпел, а ты ворочался рядом с ним и никак не мог уснуть. Потом ты подошел к камину…

– Но как ты вошла к нам?! – перебил Иленну Дор. – Я точно помню, Горислав запирал засов. Я помню, что отворил его перед тем, как выйти!

Княжна тоненько засмеялась, блеснув в полутьме острыми зубками.

– Я умею проходить сквозь стены. Ты мог бы догадаться об этом и сам. Но я так и не поняла, хочешь ли ты побыть со мной. Я не слышу твоего ответа!

Тело Иленны испускало упругие горячие токи, от которых все естество Дора наливалось сладкой истомой. В конечном счете разве это не было приключением, которых он так жаждал!

– Да, но где? Мой брат…

– Его сон крепок, – задумчиво прошептала Иленна. – Твой брат не помешал бы нам, но у него есть магический кристалл, фигурка зверя. Где он его взял?

Дор вспомнил, что Горислав и впрямь постоянно носил на шее символ рода – костяную фигурку медведя, которую собственноручно вырезал из медвежьей лопатки.

– А, медведь! Горислав сделал его сам. Игрушка!

Иленна покачала головой.

– Нет, это не игрушка. Амулет наделен немалой силой.

Дор пожал плечами. Мужчины племени Рось не придавали большого значения ритуалам, которые совершали волхвы. Горислав был одним из немногих, кто серьезно относился к этому. Он дружил с волхвом Малом и постоянно советовался с ним.

– Кажется, Горислав отдавал его волхвам.

– Это ваши чародеи?

– Да.

– Могущественные чародеи! От амулета исходит большая сила.

– Ты боишься этой безделушки? – изумился Дор.

– Это не безделушка. Это действенное средство против врагов, использующих другую суть. Но амулет твоего брата ничем не может повредить мне. Моя сила много могущественнее, чем та, что заложена в его медведе. Просто мне неприятно, когда я ощущаю чужие чары. Мы поклоняемся волку, медведь – чуждый нам символ.

Изнывающему от любовного томления в груди Дору надоела нелепая болтовня.

– Тогда, может, пойдем в один из пустых покоев, – предложил он, тайком сглатывая слюну.

– Нет, мы поступим иначе. Мы пойдем ко мне.

– К тебе?

Должно быть, княжна почувствовала, как изменился голос Дора. Ее пальчики легонько стиснули могучее плечо юноши.

– Да, ко мне. Или ты боишься?

– Я же уже сказал тебе – нет! – сердито ответил росс. – Почему я должен бояться?! Где твои покои?

– Недалеко. Идем.

Княжна повела Дора по коридору мимо обеденной залы и дальше. Дойдя до знакомой площадки, где путь ветвился натрое, она избрала тот, что вел наверх. Длинная-длинная лестница, ничуть не короче той, что вела в подземелье. Иленна поднималась по ступенькам первой, ее белоснежное платье таинственно мерцало в свете факелов. Дор любовался стройной фигуркой и невольно, подавляя стыд, опускал глаза ниже, где мелькали тонкие изящные лодыжки. О, это было чрезвычайно соблазнительное зрелище! Дор поймал себя на том, что у него отчего-то сохнет во рту…

Комната Иленны оказалась небольшой и уютной. Значительную часть ее занимала стоявшая посередине высокая кровать с балдахином из полупрозрачной кисеи. У стены, напротив входа, размешался столик, над которым висел отполированный до блеска металлический диск, тускло отражавший свет затепленных на столике свечей. Прочие предметы меблировки терялись в темноте.

– Садись, – сказала княжна.

Юноша послушно опустился на мягкую перину. Иленна, к его удивлению и немалой обиде, устроилась в стоящем на почтительном отдалении от кровати кресле.

– Нам нужно поговорить. Серьезно.

– Слушаю тебя, – сказал Дор, про себя подумав, что для серьезных разговоров вовсе незачем было тащить его на другой конец замка.

– Я люблю тебя, – сказала княжна.

– Так в чем же дело? – слегка дрогнув голосом, спросил юноша. – Я что-то делаю не так?

– Нет, все так. Просто я не могу стать твоей до тех пор, пока ты не дашь обещание исполнить два моих желания.

Плечи Дора расправились помимо его воли.

– Назови мне их!

Княжна улыбнулась и прошептала:

– Для начала ты должен обещать мне стать навсегда моим.

Дор припомнил свой недавний разговор с Мудрецом и братьями и помрачнел.

– Это не так просто, как ты думаешь.

– Ты не любишь меня! – жалобно простонала княжна. Зеленые глаза ее наполнились влагой, и Дор ощутил, как в душе просыпается могучее чувство. Эта маленькая девушка любила его, и он был нужен ей. Лишь на него она могла положиться. В мире было много людей, которые нуждались в Доре. Взять хотя бы Мудреца. Но эти люди вполне могли обойтись без него, воспользовавшись помощью другого. Они были сильны. А маленькой Иленне был нужен именно Дор. Росс ощутил себя на вершине блаженства. В его груди вдруг всколыхнулось столь сильное чувство, о существовании которого он даже не подозревал. И вновь, как и прошлой ночью, «надо» сражалось с «хочу».

– Я люблю тебя! Люблю! Но я не могу. Я должен идти. Но я вернусь к тебе, непременно вернусь. Очень скоро. Обещаю!

Княжна покачала головой.

– Никто не знает, что будет с ним завтра. Ты можешь погибнуть, ты можешь забыть, ты можешь просто найти другую.

– Никогда!

– Допустим, это так. Допустим, я и впрямь нравлюсь тебе, и лишь долг удерживает тебя от того, чтоб остаться со мной. Но ведь мы говорим о любви, а любовь – это самое величайшее из чувств, которое способно овладеть сердцем. Что в сравнении с нею чувство долга, которое движет тобою?! Ничто! Раз ты считаешь, что это не так, давай забудем наш разговор.

Любовный огонь, пламеневший в груди Дора, превратился в пожар. Слова Иленны пронзали трепещущее тело насквозь, и Дор уже не был твердо уверен в том, что решил покинуть замок.

– Ну хорошо! – выдохнул он, пожирая княжну жадным взглядом. – Я поговорю завтра с ними еще раз.

– И они вновь уговорят тебя быть с ними! Не хочу!

Иленна энергично помотала головой, растрепав черную волну волос во все стороны. В полусумраке, царившем в комнате, казалось, будто лицо княжны объято черным зловещим нимбом. Оно было невыразимо прекрасно, и чувство долга отступило еще на шаг.

И еще. И еще. И сдалось.

– Хорошо, будь по-твоему, я остаюсь! Клянусь! – выдохнул росс, отрезая себе все пути к отступлению.

Лицо девушки озарила улыбка. Поднявшись из кресла, она подошла к кровати и села рядом с Дором. Юноша прижал ее к себе и принялся целовать. Княжна отвечала, нежно пощипывая пальчиками могучую шею росса.

– Теперь второе желание, – сказала она, улучшив момент и отстранившись.

– Говори, – прошептал Дор, с волнением ощущая ладонями сладострастную дрожь, исходившую от стройного тела Иленны.

– Ты должен убить моего отца!

Росс застыл. Он глядел в замешательстве в зеленые глаза княжны и не мог вымолвить ни слова. Он даже представить себе не мог, как сумели эти прекрасные губы вымолвить столь кощунственные слова.

– Убить?!

– Да-да, убить. Это сложно, но я научу тебя, как это сделать. Отец не допустит, чтоб мы были вместе и чтоб мы были счастливы.

– Но ты же сама говорила, что я понравился ему!

– Глупый, он хочет, чтоб я завлекла тебя. А потом он выпьет твою кровь!

– А… – Дору пришлось закашляться, чтоб вытолкнуть образовавшийся в горле комок. – А вдруг ты сама собираешься сделать это?!

– Если бы я хотела твоей крови, я бы давно отведала ее. – Верхняя губка княжны слегка дернулась, зеленые глаза помутнели. Но Иленна совладала с собой и широко улыбнулась. – У меня была такая возможность. И вчера, и сегодня, и сейчас. Но я люблю тебя. Я полюбила тебя сразу, как только увидела. Я ждала тебя всю свою жизнь. Именно тебя, могучего, светловолосого дикаря, который любил бы меня и который освободил бы меня от власти жестокого отца. Ведь это он заставляет меня умерщвлять людей и питаться их кровью!

– Да? – прошептал пораженный этим признанием Дор.

– Он! – подтвердила княжна. – Он ненавидит людей. Он появился не из материнского лона, его породили злые силы земли, враждебные всему человеческому. А ведь я человек.

– Разве ты ему не дочь?

– Дочь. – Иленна грустно усмехнулась. – Дочь, но не родная. Я родилась в деревне. Когда я была еще маленькой девочкой, Вульго убил моих родителей и взял меня в замок. Он заставил меня повиноваться и вырастил как собственную дочь, обучив колдовской премудрости. Я узнала все, что знает он. Вдвоем мы победим Вульго!

Горячее дыхание княжны обжигало шею юноши, аромат губ пьянил сознание. Теряя голову от страсти, Дор принялся неистово целовать княжну.

– Да! Да! – шептал он. – Я убью его! Все будет так, как ты хочешь. Все будет по-твоему!

Губки Иленны сложились в плотоядную усмешку. Она легла, отдаваясь во власть Дора. Тот ласкал ее, и эти ласки становились все более смелыми, а дыхание Иленны все более прерывистым. Страсть достигла своего высшего предела, и влюбленные готовы были слиться воедино, предавшись всецело любовному порыву, как вдруг в комнате посветлело.

Магический диск, висевший на стене над столиком, начал испускать ровный, прозрачный свет, словно лучи солнца, напитавшие его днем, вырвались на свободу. Дор замер от неожиданности, а через миг ощутил, как Иленна выскальзывает из-под него. Поспешно оправив платье, девушка схватила росса за руку.

– Беги! Быстрее! Это идет отец!

– Я убью его! – прорычал Дор, хватая лежащий на полу меч.

– Потом! Не сейчас! Мы еще не готовы сразиться с ним! Беги!

Сам не зная почему, Дор не стал прекословить. Он выскочил из комнаты и побежал по тускло освещенной лестнице. Внизу Дор столкнулся с толстым господином, который сидел на пиру неподалеку от князя, и что есть сил толкнул его. Господин упал, а Дор бросился в свою комнату. Вслед ему несся противный визгливый хохот…

В этот миг Иленна была уже не одна. В переплетении воздушных струй возникла громадная фигура Вульго с воздетыми над головою руками. Прозрачный силуэт постепенно наполнялся красками, пока, наконец, не приобрел плотность человеческого тела. Опустив руки вдоль туловища, князь огляделся. От его внимания не укрылось то, что сидящая на постели Иленна смущена.

– У тебя кто-то был. – В голосе Вульго звучала плохо сдерживаемая ярость.

Княжна чуть помедлила с ответом, после чего решительно бросила:

– Нет!

– Был! – настойчиво повторил Вульго.

Холодно улыбаясь, князь подошел к дочери, крепко стиснул ее запястья и заставил подняться.

– Этот мальчишка?

– Да, – нехотя призналась Иленна.

В глаза князя зажглись желтые огоньки, но лицо осталось бесстрастным.

– Надеюсь, ты вела себя разумно?

– Как ты велел.

– Молодец.

Обхватив хрупкую талию княжны, Вульго поднял девушку. Иленна, не отрывая взора, смотрела в принявшие обычный голубой цвет глаза отца. Вульго прошептал:

– Значит, все идет, как надо?

– Да, отец, – тихо выдавила княжна.

– Тогда поцелуй меня, – велел Вульго, закрывая сияющие бездонной синевой глаза.

Склонив голову набок, Иленна потянулась к губам отца, и они слились в поцелуе. Он был бесконечен. Летели мгновения – сотни, тысячи, мириады, а он все длился. Долгий, страстный, нежный.

Холодный отцовский поцелуй.

 

11. Бесконечное переплетение теней

Мудрец не ошибся. Ночь была беспокойна, но она не принесла путешественникам неприятностей. А на утро объявился Вульго. Князь широко улыбался. Он выглядел свежим и хорошо отдохнувшим, а костюм его, на этот раз лилового цвета, был столь же изыскан, как и тот, что был на хозяине замка накануне. Вульго проник в покои Мудреца, не потревожив запора. Что ж, Мудрец предполагал, что Князь Ночи способен на подобное.

– Уже утро, – сообщил, бросив быстрый взгляд на спящих Ратибора и Нолу, князь. – Метель стихает. Скоро вы сможете отправиться в путь.

– Превосходно, – сказал Мудрец, подчеркнуто небрежным движением закрепляя пояс с подвешенным к нему мечом.

– Я подумал, не пожелаешь ли ты напоследок перед отъездом полюбоваться чудесным зрелищем пробуждающихся гор с вершины моей башни.

– Почему бы и нет?

– Тогда пойдем?

Вульго с затаенной усмешкой посмотрел на Мудреца. Тот догадался, о чем думает Князь Ночи. Хозяин замка полагал, что гость непременно пожелает захватить с собой своих спутников, если уж не всех, то, по крайней мере, одного. Но Мудрец и не подумал сделать это. В обычном бою ему не было равных, если ж в ход будут пушены колдовские чары, воинская сноровка россов тем более окажется бесполезной. Мудрец легко поднялся со скамьи.

– Идем.

Вульго обернулся к двери и толкнул рукой засов. Негромко звякнув, тот покинул пазы, освобождая дверь.

– Я полагал, ты выйдешь так же, как и вошел.

– К чему дешевые фокусы? – спокойно заметил Вульго. – Они производят впечатление на людей суеверных или наивных душою. Ты не похож ни на первого, ни на второго.

– Спасибо.

– Это не комплимент.

– На кого же, в таком случае, я похож? – поинтересовался Мудрец, выходя в коридор вслед за князем.

– На человека, которого еще помнят в этих горах… – Вульго умолк, Мудрец подбодрил его:

– Говори, говори. Это очень занятно.

– Ты спешишь познать? Знание опасно, знание убивает.

– А незнание порабощает. – Твердо ставя ногу, Мудрец покосился на идущего рядом Вульго. – Если это была угроза, считай, я не слышал ее.

– Какая угроза? – Обратив лицо к гостю, Вульго усмехнулся. – Я не имею дурной привычки угрожать. Я могу лишь предупредить рычанием, да и то лишь за мгновение до смертельного прыжка.

– Я слышал, волки кидаются молча.

Верхняя губа Вульго хищно дернулась вверх, словно он вдруг вознамерился продемонстрировать клыки. Но это было лишь мимолетное движение. Князь великолепно владел собой. По-прежнему широко улыбаясь. Вульго сказал:

– Это смотря какие волки. Здешние имеют привычку рычать.

Разговаривая подобным образом, хозяин и гость достигли лестницы, ведшей на вершину башни. Тускло мерцали факелы. Массивная фигура князя то очерчивалась этим светом на фоне стен, то почти исчезала, растворяясь в полумраке.

– Тени, – внезапно, безо всякого на то повода, заметил Вульго. – Красиво. Люблю тень.

– Особенно, когда ее нет, – поддакнул Мудрец.

– Ты ошибаешься, Келрун. Тень, она есть. Всегда. Даже, когда глазам кажется, что ее нет. Не все возможно познать глазами.

Мудрец ничего не сказал, потому что в этот миг его глаза различили на одной из ступенек большое черное пятно. Словно кто-то разлил вино. Нагнувшись, Мудрец прикоснулся к пятну пальцами, после чего понюхал их. Запах был слаб, но отчетлив, и этот запах был прекрасно известен Мудрецу. Так пахнет кровь, успевшая свернуться и засохнуть. Шагавший впереди Вульго не мог видеть того, что делает гость, но, тем не менее, князь заметил:

– Кровь. Один из моих людей был столь неосторожен, что порезал шею собственным мечом. Его похоронили на рассвете, а кровь не успели замыть. Мы пришли.

Вульго толкнул рукою дверь, посторонился, пропуская Мудреца вперед, и вошел следом.

Они очутились в небольшой, округлой формы комнате, убранство которой свидетельствовало о разнообразности интересов хозяина. На столе у окна стоял замысловатый, поблескивавший металлом и стеклом прибор, неподалеку размещались стеллажи, заполненные причудливой формы сосудами, здесь же был небольшой горн, снабженный мехами. На стенах, тут и там, висело всевозможное оружие от древнего двулезвийного египетского топорика до короткого меча, каким пользуются римские легионеры.

– Подарки путешественников, – пояснил князь, заметив, с каким интересом рассматривает Мудрец его коллекцию. – Некоторые не желали уступить свое оружие добровольно, и мне пришлось уговаривать их. – Вульго подошел к окну – набранное из отшлифованных пластин горного хрусталя, оно щедро пропускало свет – и, немного повозившись с защелкой, распахнул его. В комнату ворвался резкий, холодный, наполненный редким мельтешением снежинок, ветер. Князь с видимым удовольствием подставил лицо под его хлесткие шлепки и, будто невзначай, заметил:

– Твой меч был бы здесь очень кстати.

– Я не испытываю желания расстаться с ним! – немедленно возразил Мудрец.

– Желание, оно как любовь. Может вспыхнуть мгновенно, может придти медленно, крадучись, – философски поведал Вульго. – Посмотри, как красиво!

Мудрец подошел к окну. Его взору предстала величественная панорама гор – высокие, пикоподобные вершины, хребты, неуловимо схожие с затаившимися дикими тварями, разверстые пасти ущелий. Все это тонуло в снежной дымке, сквозь которую тусклым комком пробивалось солнце.

– Красиво?

Мудрец пожал плечами. В своей жизни ему довелось повидать так много мест, что он вряд ли бы решился вот так запросто отдать пальму первенства одному из них.

– Красиво, – прошептал Вульго, так и не дождавшись ответа. – Это самая красивая земля из всех, что существуют на свете. Горы, тонущие в полумраке снежных туч. И все это принадлежит мне!

– Ты позвал меня лишь затем, чтобы сказать это?

– Нет. – Вульго холодно посмотрел на гостя. – Тебе не терпится узнать, зачем мы здесь? Ты куда-то спешишь?

– Не люблю пустых разговоров.

– Ну, хорошо, поговорим о деле. Возьми вон тот предмет. – Вульго указал на блестящее устройство, которое стояло на столе. – Это всевидящая труба. Я сам собрал ее, пользуясь знаниями, почерпнутыми из древних манускриптов. Она позволяет видеть то, что недоступно простому глазу. – Мудрец не стал спорить. Взяв в руки трубу, он вернулся к окну. – А теперь приставь это место, – князь показал пальцем, какое именно, – к глазу и посмотри на соседнюю гору. Видишь, на самой вершине ее темнеют остатки стен?

Мудрец, разглядывавший многократно увеличенный каменистый склон, повернул трубу чуть влево и различил неясное нагромождение обработанных камней, вне всякого сомнения некогда имевшее форму. Довольно отчетливо вырисовывалась одна из стен, обращенная к замку. Сбоку от нее возвышался неровно обрубленный каменный столп, напоминавший переломанную надвое колонну.

– Это башня, – сказал Мудрец, опуская трубу.

Вульго взглянул на него. В глазах князя промелькнула плохо сокрытая ненависть.

– Когда-то это было башней. В ней жил властелин гор по имени Вульго. Не было в округе никого сильнее, не было никого могущественнее! Люди боялись Вульго и платили ему дань…

– Как же, помню! – встрепенулся Мудрец. – Они посылали ему юношей и девушек. Вульго распинал несчастных на кресте и высасывал из их жил кровь.

– Кровь… – Хозяин замка сладко облизал губы. – Люди любят поговорить о крови. Что, по-твоему, есть кровь? Красная солоноватая водичка или ж основная часть естества, заключающая в себе физиологическую ауру человека?

Терминология, используемая Князем Ночи, не могла не изумить Мудреца, но он не выказал своего удивления и ответил так, как счел нужным ответить.

– Кровь – часть нас, не более и не менее важная, чем все остальное.

– Но далеко не все считают так. Многие полагают, что именно в крови заключена жизненная энергия и пытаются черпать ее, не останавливаясь перед самыми ужасными злодеяниями. Семирамида тщетно пыталась остановить подступающую старость, принимая ванны из крови непорочных девушек.

– Также поступали и владыки хеттов, – прибавил Мудрец. – Только они пили кровь, умерщвляя для этой цели захваченных в плен врагов.

Вульго оскалил зубы в ухмылке.

– Ты знаешь об этом. Откуда, Келрун?

– Думаю, ты и сам знаешь – откуда. Твой сотник поведал мне по секрету, что все, даже камни, доносит тебе об увиденном и услышанном в этих горах, в этом замке. Если это так, ты должен знать, кто я.

– Я знаю. Я знаю больше, чем ты думаешь. Я знаю даже больше, чем ты хотел бы, чтоб о тебе знали.

– Я тоже немало знаю о тебе, князь Вульго, тварь, питающаяся человеческой кровью! – с вызовом сказал Мудрец.

Во рту князя остро блеснули два сросшихся верхних клыках, из глотки вырвалось хриплое шипение.

– Ты догадался!

– Сразу, как только увидел тебя и как вспомнил имя – Вульго.

– И, тем не менее, ты принял приглашение вампира, ненавидящего тебя и жаждущего твоей крови. Ты безумец, Келрун!

– А ты считаешь, я должен был испугаться? Но почему я должен бояться тебя? Ты такой же, как я, такой же, как все, только ты болен и болезнь твоя неизлечима. Люди суеверны, они полагают, что вампиризм – проявление неведомой, сокрытой от понимания, злобной силы, но ведь мы с тобой знаем, что это не так. Вампиризм есть болезнь, следствие нарушения жизненного цикла. Это вопль людей с зеленой кровью, пытающихся стать нормальными и подпитывающими себя во имя этого горячей кровью собратьев. Ты вновь станешь твердить о бессмертии? Я не верю в эти бредни. Кровь не может подарить бессмертие!

– Да? А как же я? – шепнул Вульго, заговорщически подмигнув левым глазом.

– Ты такой же, как все. И ты обречен умереть.

Князь засмеялся.

– О, ты не первый, от кого я это слышу. И все они обрели смерть в этих горах, а я жил и живу, и буду жить. Ты прав, сама по себе кровь не означает бессмертие. Если прислушаться к доводам желудка, это лишь питательная смесь, причем не самого лучшего качества. Дурная кровь нередко вызывает изжогу. Но ведь решает не желудок, а обиталище души – сердце. Кровь содержит в себе невидимую, неосязаемую энергию. Подобно частицам света, питающим землю, она насыщает организм, давая ему молодость и силу, она вычищает грязь и заставляет сердце биться с юным задором. Нужно лишь уметь впитывать эту энергию в себя. Однако кровь – далеко не единственный вид жизненной энергии, и потому не только люди, питающиеся кровью, заслужили право именоваться вампирами. Вампиризм многолик, он существует во множестве ипостасей. Каждый вампир избирает источником жизни тот, что ему по душе. Одни черпают жизненную силу из обладания властью, другие – прикасаясь к золоту. Есть такие, что подпитывают себя, неся в мир боль. Я знаю и о людях, что ухитрились обворовать самое могущественное, что только существует – время, многократно замедлив его течение. Они тоже вампиры – вампиры времени, самые сильные и могущественные из нашего рода. Они поглощают мгновения и безвременье Вечности, принося времени боль не меньшую, чем приносят людям те, которые питаются кровью. Ведь времени невыносимо больно, когда грубые пальцы хватают его неистово колотящееся сердце и сжимают его, заставляя биться реже. Вот эти люди и есть самые ужасные вампиры, какие только существуют на свете.

– Великолепная обвинительная речь! – саркастически заметил Мудрец. – Насколько я понимаю, князь говорил обо мне?

– И тебе подобных, именующих себя Великими Посвященными.

Мудрец нашел в себе силы усмехнуться. Он отступил от окна и положил магический прибор на стол. Ветер швырял в растворенное окно облачка сметаемой с поверхности шпиля морозной пыли.

– Ты знаешь и это… – Вульго утвердительно склонил голову. – Что ж, ты имеешь право бросить мне подобные обвинения. В чем-то я даже согласен с тобой. По крайней мере, я понимаю чувства тех. кто должен умереть завтра. Трудно оставить этот мир, зная, что и после твоей смерти он будет жить и веселиться. Трудно умирать юноше, у постели которого сидит ветхий старец. Страшна не смерть, а несправедливость, с какой она определяет срок своего прихода.

Подойдя к Вульго, Мудрец остановился напротив него и устремил немигающий взгляд в глаза князя. В голубых зрачках и того, и другого клокотали нечеловеческие страсти.

– Однако, к чему тревожить пустотою слов то, что далеко от нас?! Поговорим лучше о несчастных, чьи стоны каждую ночь оглашают стены замка.

– Причем здесь ночь? – изобразив удивление, спросил Вульго.

– И это говорит Князь Ночи! Разве питающиеся кровью не повелевают тьмой? Разве тьма не повелевает питающимися кровью?!

– Позволь ответить тебе также вопросом: а разве я боюсь солнца? Смотри, оно, наконец, пробилось сквозь тучи. – Вульго протянул руку навстречу огненному шару, чьи лучи рассекли мутное марево и ярко высветили мрачные стены замка. По лицу князя бегали розовые блики. Мудрец ясно видел, что солнечные лучи не причиняют хозяину замка ни малейшего беспокойства.

– Солнце – это прекрасно, – прошептал Вульго. – Я знавал людей, которые боялись солнца. Вот у них действительно была зеленая кровь, моя же кровь ала, словно молодой огонь. Я люблю солнце. Тебя удивляет это, Келрун?

– Да, – сказал Мудрец. – Тот, кто жил в башне, боялся солнца.

Вульго вздрогнул, словно его обожгло огнем. Голубые глаза его налились яростью.

– Да, ты прав, он боялся, – зловеще прошептал Князь Ночи.

– Выходит, это не ты?

– Выходит, не я.

– Кто же, в таком случае, ты?

– Я тот, кто не боится солнца.

– Это не тот ответ, который я хочу услышать.

Вульго положил большую белую руку на плечо Мудреца. Гость был высок ростом, однако князь был выше его. Затянутая в черные одежды фигура казалась громадной.

– Хочешь услышать историю, которую знаешь не хуже меня?

– Смотря что это за история.

– Это история, какую ты рассказывал своим людям прошедшей ночью. Вот только почему ты не рассказал им даже части того, что знаешь обо мне? К чему все эти выдумки о кровавых жертвоприношениях?

– Достаточно того, что правду знаю я.

Князь хрипло рассмеялся.

– Ты испугался… Испугался, что сердца их наполнятся страхом. Ты рассказал им сказку о злодее и герое, который победил злодея. Вот только был ли побежденным именно злодей иль все же он был победившим? Ты рассказал лишь крохотную часть этой истории, не преминув наполнить ложью даже ее.

Мудрец одарил хозяина замка тяжелым взглядом.

– Полагаю, ты будешь столь любезен, что объяснишь, в чем я солгал.

– Ты действительно бился с Вульго. И это было в деревеньке, расположенной под горой. И ты расправился с ним с помощью подлой увертки.

– Это был честный бой! – возразил Мудрец, твердо глядя в пылающие глаза Вульго. Князь слегка смутился и отвел взор.

– Хорошо, будь по-твоему. Но ты забыл досказать, что случилось потом.

– Убив Вульго, я продолжил путь.

– Нет… – протянул Князь Ночи. – Ты поднялся на гору, где стояла башня. Там жили Вульго и женщина, его жена. Думая, что вернулся муж, она отворила дверь, и ты овладел ею. Она была очень красива, и ты не сумел совладать с охватившей тебя похотью.

– Да, – прошептал, помрачнев. Мудрец. – Она была очень красива.

– Она умерла вскоре после рождения сына. Твое семя убило ее. Горячая плоть, питающаяся кровью, не может вынести соприкосновения с холодным сердцем черпающего силы из времени. Но перед тем, как умереть, она успела передать сыну свою мудрость, что составляла ее силу, наделив его могуществом, равного которому не имел в этих краях никто.

– Этот сын – ты, – медленно выговорил Мудрец.

– Угадал… Папуля! – Князь беззвучно рассмеялся. – Отчего же ты не бросишься на шею своему дорогому, вдруг обретенному чаду и не прижмешь его ласковой рукой к отеческому сердцу?!

– Берегу сердце.

– Что ты! Как ты только мог подумать такое?! – Голос Вульго переполняла издевка. – Разве сын волен поднять руку на родного отца?!

– Это судьба, – прошептал Мудрец. – Судьбою мне наречено порождать на свет одних чудовищ.

– Не стоит говорить о случившемся с таким трагизмом! Я не самое худшее из сотворенного тобою. – Вульго испустил протяжный вздох. – О, как долго, бесконечное число дней и ночей я мечтал об этом дне! Я с вожделением представлял, как завлеку тебя в свой замок и заставлю выть от страха, после чего вырву твое трепещущее холодное сердце. И вот теперь я не могу сделать этого.

– Почему? – равнодушно спросил Мудрец.

– Ты не поверишь мне. Я испытываю благодарность. Странное, неестественное чувство. Ты убил того, кто должен был стать моим отцом. Ты обесчестил мою мать. Но ведь ты подарил мне жизнь и власть; власть, несравнимую с той, какую я имел бы, будь сыном Вульго, живущего в башне. Ты сделал меня почти всемогущим. Ты подарил миру еще одно существо, обреченное жить вечно. Не знаю, как отнесся к этому дару мир, но лично я ничего не имею против того, чтобы быть всегда. Будут лететь года – сотни, тысячи, нескончаемые вереницы лет, а я буду сидеть на вершине этого шпиля и завлекать в замок путников, имевших неосторожность забрести в мои владения.

– Этого не будет. – Рука Мудреца потянулась к рукояти меча.

Вульго осклабился.

– Не делай этого, Келрун, не надо. Поединок будет равным, и неведомо, кто выйдет победителем. Очень может статься, что на этот раз героем будешь не ты. И потом, что есть вампир, пусть бесконечно омерзительный тебе, по сравнению с твоей миссией! Ведь тебе очень нужно очутиться в одном месте, где возводят воздушные замки твои собратья, ведущие бесконечную игру со временем.

– Ты хочешь сказать, что вот так запросто отпустишь меня? – недоверчиво спросил Мудрец.

– Именно. Исполни свой долг. А если уцелеешь, возвращайся. Ведь ты вернешься, ты не сможешь не вернуться. Ты привык исправлять свои ошибки, а я – величайшая твоя ошибка. И мы разрешим наш спор, как подобает отцу с сыном.

– Я вырву твое сердце! – процедил Мудрец.

– Как вырвал его у старого Вульго?! – Князь Ночи обнажил волчьи клыки. – Не думаю, что у тебя это получится. Твоя кровь дала мне великую силу, в этом мире нет существа, способного победить меня. – Вульго властно махнул рукой. – Иди, буря стихла. И возвращайся, я буду ждать тебя!

– Я непременно вернусь. – Мудрец шагнул от окна и тут же остановился, словно наткнувшись на невидимую преграду. – И вот еще что, я не оставлю тебе ни моего человека, ни девчонку.

– Как хочешь. Ты вправе решать судьбу своих людей, а что касается этой пигалицы, не беспокойся. Мои рабы не интересуют меня в качестве жертв. При желании я всегда могу насладиться их кровью, но я редко делаю это. Рачительный хозяин должен заботиться о своем имуществе, не так ли?

– Ты чудовище! – прошептал Мудрец.

– Не более чем ты, папуля! Ступай, иначе я могу передумать и приказать своим слугам прикончить тебя и твоих спутников.

Мудрец молча направился к двери. Он уже достиг ее, когда услышал негромкий стук окна. Мудрец обернулся. Вульго в комнате не было. Князь бесследно исчез, оставив вместо себя смутные, неясные очертания перемещающихся вдоль стен теней.

Бесконечное переплетение теней.

 

12. Люди, ищущие погибели

– Мы уезжаем, – объявил Мудрец, входя в покои к россам, напряженно ожидавшим его возвращения. Братья переглянулись, а Дор, не удержавшись, воскликнул:

– Как, прямо сейчас?

– Сейчас, – подтвердил Мудрец, внимательно посмотрев на юношу. Ему показалась странной горячность, прозвучавшая в словах Дора, однако Мудрец, будучи уверен, что накануне убедил юношу, не придал этому особого значения. – Снежная буря утихла. Мы можем продолжать путь. Собирайтесь.

На лицах россов отразилась радость. Мрачная атмосфера замка угнетающе действовала на них.

– А что собираться? – Ратибор поднялся со скамьи. – Мы готовы. Вот только бы знать, куда подевали наших коней.

– Надеюсь, князь пришлет кого-нибудь из своих слуг проводить нас. Он уже простился со мной и был столь любезен, что пригласил нас всех посетить его замок на обратном пути.

– Вот уж чего меньше всего хочу, так это очутиться здесь вновь! – пробормотал Правдомысл. – Меня всю ночь мучили кошмары!

– Это не страшно. – Мудрец натянуто рассмеялся. – Плохо, когда кошмары приходят днем.

Вместо кошмара появился Эльмеш, на чьих плечах красовалась знакомая волчья шкура.

– Готовы ехать? – вместо приветствия бросил сотник.

– Да, – ответил Мудрец.

– Тогда идемте.

Россы не заставили себя уговаривать, дружно покинув покои. Как и накануне, Эльмеш шел рядом с Мудрецом. Он был по-прежнему подчеркнуто вежлив. Состроив приветливую улыбку, сотник спросил у Мудреца:

– Вам понравилось у нас?

– Да. Прием был отменным.

Эльмеш кивнул, показывая, что воспринимает этот отзыв как должное.

– Жаль, что вы уезжаете так быстро. Нам будет недоставать вашего общества.

– А нам – вашего, – возвращая улыбку, сообщил Мудрец. – Но как я уже говорил, мы спешим.

– Да-да.

Гости вошли в залу с колоннами. Обычно пустая, сейчас она была полна вооруженных людей. Выстроившись в шеренги, воины стояли вдоль стен. Два сотника, позванивая браслетами, прохаживались у выхода. Это была неприкрытая демонстрация силы. Мудрец отреагировал на нее подчеркнуто спокойно, россы, следуя его примеру, также не выказывали признаков тревоги.

Эльмеш улыбался.

– Князь намеревается наказать одно из дальних сел. Его жители не торопятся с выплатой податей. – Мудрец кивнул с таким видом, словно знал об этом.

В этот миг шедший последним Дор вдруг замедлил шаг. Юноша различил за колонной фигуру прекрасной княжны. Не раскрывая рта, Иленна манила Дора пальцем. Росс замер, не зная, как поступить. Долг повелевал ему следовать за братьями, любовь требовала остаться с княжной. Колебания длились крохотные мгновения. Шагнув в сторону, Дор решительно направился к княжне, на лице которой появилась победная улыбка. Ни Мудрец, ни россы не заметили этого.

Миновав залу, путники вновь очутились в наполненной бликами узкой кишке коридора. Еще немного – и они, наконец, вышли во двор. Здесь все находилось в движении. Расхаживали воины, суетились готовящие лошадей слуги. Гортанные выкрики валашей и конское ржание сливались воедино. Эльмеш кивнул Мудрецу.

– Сейчас распоряжусь относительно ваших лошадей. Подождите.

Сказав это, сотник исчез. Сгрудившиеся в кучу, россы наблюдали за действиями людей князя, которых становилось все больше и больше. Откуда-то из-за низеньких пристроек, очевидно, конюшен, подходили новые и новые. Одни вели на поводу коней, другие, если судить по праздничному виду, просто шатались без дела. У некоторых горцев были мечи, но враждебности люди князя не проявляли.

Вскоре к путникам подвели их коней. Быстрый осмотр подтвердил, что животные в полном порядке. Россы уже уселись на коней, и в этот миг обнаружилось, что исчез Дор. Об этом сообщил Горислав, крикнувший:

– Дор! Дора нет!

Звякнул извлеченный из ножен меч. Валаши испуганно шарахнулись в разные стороны.

– Прекратить! – закричал Мудрец, опасаясь, что может вспыхнуть кровавая свара, и тогда у Вульго появится вполне законный повод прикончить гостей. – Ведите себя спокойно! Нам надо дождаться Эльмеша!

Россы повиновались. Туго держа на поводу волнующихся коней, они сгрудились вокруг Мудреца, готовые в случае чего отразить нападение. Воины князя тем временем собрались у дверей замка. Как и прежде, они не проявляли враждебных намерений, но всем своим видом показывали, что готовы воспрепятствовать россам проникнуть внутрь.

Эльмеша пришлось ждать довольно долго. Следом за сотником во двор высыпало еще около десятка воинов. Скуластые лица их выражали злобу. Эльмеш по своему обыкновению улыбался.

– Что-нибудь не так? – осведомился он, приблизившись к россам. – Гости недовольны, что их отъезду не уделили достаточного внимания?

– С внимание все в порядке, – сказал Мудрец. – Пропал один из моих людей.

– Уж не тот ли самый, которого я искал в день вашего приезда? – с ехидцей поинтересовался сотник.

– Да, он.

– Ну, верно, он опять отправился побродить по замку. Этот юноша чрезвычайно любопытен. Мы не можем отвечать за его поступки. Кто знает, что ему пришло в голову! Быть может, он отстал и заблудился. А, может, надумал остаться. Стоит ли вам ждать! Давайте поступим так – вы отправляйтесь в дорогу и ни о чем не беспокойтесь, а как только этот парень найдется, я дам ему провожатого, и он догонит вас.

Мудрец ответил не сразу. Ему хотелось избежать конфликта – предложение Эльмеша позволяло сделать это, однако Мудрец не сомневался, что россы откажутся покинуть замок без своего младшего брата.

– Нет, нас это не устраивает. Мы не уедем без него.

– В таком случае – ждите!

Белозубо оскалившись, Эльмеш ушел. Мудрец приказал россам спешиться. Сидя верхом, они представляли слишком хорошую мишень для лучников, немалое число которых появилось во дворе. Гости сгрудились, прикрывшись со всех сторон лошадьми – подобную тактику воины племени Рось обычно использовали, отбиваясь от наскоков южных кочевников.

Вновь потянулись томительные мгновения. Чем медленнее они становились, тем более усиливалась ярость россов.

– Пора разобраться с этим кровопийцей-князем! – бурчат Храбросерд, имевший обыкновение сначала кидаться в драку, а лишь потом считать число врагов – уже мертвыми.

Горислав тискал рукоять меча молча, но по его напряженному лицу было видно, что он полностью согласен с братом и лишь с огромным трудом сдерживает себя.

Даже Правдомысл, обычно осторожный и рассудительный, был не прочь размять руки. Только Мудрец и познавший жизнь Ратибор держались более или менее спокойно. Лицо Мудреца совершенно окаменело, а Ратибор никак не мог избавиться от подхваченной в замке простуды. Мучительно кашляя, росс то и дело хватался за горло, словно невидимая рука душила его.

Вновь появился Эльмеш.

– Мы ведем поиски твоего человека, но никак не можем отыскать его. Князь удручен произошедшим. Он велел тщательно осмотреть замок. – Сотник вздохнул. – Но боюсь, это займет слишком много времени. Я бы на вашем месте все же отправился в путь.

– Можешь так и поступить, когда окажешься на нашем месте! – бросил Мудрец.

– Ну что ж, ждите… – Эльмеш развернулся, намереваясь уйти, однако был остановлен Мудрецом.

– Мы могли бы помочь вам в поисках.

– Справимся сами! – отрезал сотник, не поворачивая головы, и прибавил вкрадчиво:

– Замок очень большой, вы не знаете расположения комнат. Мы сами найдем его, но я передам ваше предложение князю.

Солнце отмерило половину пути и старательно падало за опушенную снегом гору. Похолодало. Чтоб не замерзнуть, россы притоптывали ногами. Ратибор набросил на плечи дрожащей девочки свой плащ.

Скорчившись, словно маленькая птичка, Нола какое-то время сидела неподвижно. Потом по телу девочки пробежала дрожь, и она заговорила.

– Беда, беда, – произнесли маленькие губки.

Мудрец моментально присел на корточки рядом с Нолой.

– Что ты знаешь?

Нола молчала, немигающими зрачками уставясь перед собой. Мудрец осторожно тронул ее худенькое плечико.

– Что с ним? Говори!

Девочка вздрогнула. Тоненько засмеявшись, она прошептала:

– Вульго овладел им. Вульго похитил его душу! Вам больше никогда не увидеть его. Никто никогда его не увидит.

– Ну это мы еще посмотрим!

Мудрец плотно сжат губы, брови его нахмурились. Прислушиваясь к напряженному дыханию россов, он молчал, размышляя, потом решительно поднялся.

– Слушайте меня внимательно, – сказал он братьям. – Я виноват перед вами. Прошлой ночью я рассказал вам лишь часть правды. Я побоялся, что расскажи я все, вы можете испугаться, и тогда мы погибнем. Вульго не просто жестокий убийца, он вампир, существо, питающееся кровью людей. Вампиры пьют кровь, которая дает им жизненную силу, позволяющую жить долго, если не вечно. Мне уже приходилось слышать о подобных существах. Прежде я думал, что все это – нелепые выдумки жрецов Засыпающего Солнца, некогда имевших громадную власть в земле, которая ныне именуется Междуречьем. Я считан, что это лишь суеверие, одно из бесчисленного множества суеверий, что бытуют среди людей. Очень сильное суеверие. Другое б давно исчезло из людской памяти, унесенное временем и забвением, но только не это. Слишком сильно у человека стремление жить вечно. Нет ничего сильнее этого стремления. Ради исполнения его люди готовы пойти на все. Жаждущие вечного существования фараоны Кемта воздвигали на костях тысяч рабов гигантские пирамиды, владыки Ассирии сдирали кожу с пленных, надеясь устлать кровавыми лоскутами путь к вечной жизни. Этой же цели посвящено существование вампиров. Отнимая жизнь у других, они надеются продлить с помощью похищенной жизненной силы свою собственную. Благодаря колдовским знаниям, вампиры обладают способностями, недоступными обычному человеку. Они могут подниматься по отвесным стенам, обращаться в волка или летучего оборотня. Считается, вампиры живут ночью, так как дневной свет жжет их тело кровью погубленных ими людей. А ночью они выходят на происки новых жертв. Вульго, которого когда-то убил я, был именно таким. Он приходил ночью и похищал людей. Думаю, хозяин замка поступает также. Но я не знал этого точно. До сегодняшнего утра я не был уверен, что Вульго – вампир. Уж больно необычным для вампира было его поведение. Обычно вампиры боятся света, князь Вульго, напротив, любит его и всячески подчеркивает это, возможно, он необычный вампир, чем-то отличающийся от других. Возможно…

– Остановись, Мудрец, – велел Правдомысл. Лицо росса выглядело окаменевшим то ли от холода, то ли от переполнявших его чувств. Правдомысл был самым рассудительным из братьев, он тонко чувствовал фальшь, то и дело звучавшую в словах Мудреца. – Насколько я понял, Дору угрожает опасность.

– Да, – сказал Мудрец. Он мог солгать, ведь ему очень нужно было быть далеко отсюда, и ему б поверили, ему привыкли верить; но он не желал лгать, обрекая на смерть человека, бывшего рядом с ним. В этом была его слабость, ставившая Мудреца ниже тех, прочих, что именовали себя Великими Посвященными, в этом была его сила, ибо любой из Посвященных, и не только из них, мог положиться на слово этого человека. А это, поверьте, очень немало, когда можно положиться на твое слово. Мудрец сказал россам правду, хоть это и было ему очень нелегко сделать.

– Так что же мы ждем?! – воскликнул Правдомысл. Блеснул выскочивший из ножен меч. – Мы должны спасти его!

Мудрец коротко кивнул и последовал примеру росса, прочие братья поступили также.

Пятеро сильных, готовых на все людей. Именно такими они предстали перед вышедшим из ворот Эльмешем.

– Так, так, так… Вы никак собираетесь взять приступом наш замок?! – белозубо скалясь, протянул сотник.

– Угадал, – подтвердил Мудрец. – Если вы не вернете Дора, мы сделаем это.

Эльмеш вновь ухмыльнулся.

– Я знаю, где твой человек. Я видел его, но он отказался идти со мной. Он сказал, что хочет остаться в замке.

– Пусть он скажет это сам!

– Ты не веришь мне?

– Нет! – отрезал Мудрец.

Сотник продолжал улыбаться, но уже совсем холодно.

– Это твое дело. Но скажу тебе по секрету, Келрун, из личного расположения, потому что уж больно ты пришелся мне по душе. Скажу тебе по секрету, что этот парень имел глупость влюбиться в княжну, а уж госпожа Иленна не упустит такой лакомый кусочек из своих коготков. Он слишком красив и молод. Одним словом, для вас его больше нет!

– Мы должны увидеть его! – твердо стоял на своем Мудрец.

– Это ваше право.

– Где он?

– Не знаю. Он ушел с княжной. Князь распорядился не препятствовать тебе, но это не значит, что он намерен помочь. Ты можешь попробовать отыскать своего воина сам, но не думаю, что у тебя это выйдет. Замок огромен. Здесь есть уголки, куда много лет не ступала нога человека. Даже мне неизвестно в точности расположение всех его помещений. Ищите, мы не будем мешать.

– Мы возвращаемся! – крикнул Мудрец россам.

Те переглянулись и разом кивнули. Держа наготове мечи, братья направились обратно в замок навстречу преграждающим им путь людям-волкам, в их грозной поступи чувствовалась такая решимость, что горцы, не дожидаясь приказа, расступились, позволив россам войти внутрь.

Застыв у окна. Князь Ночи наблюдал за этой сценой. Алые губы его улыбнулись.

– Они хотят умереть, – прошептал Вульго. – Они ищут погибели. Я люблю вас, безумцы! Я люблю вас, люди…

Люди, ищущие погибели!

 

13 Безмолвный крик боли

Хоть это и было опасно, Мудрец решил, что для поисков Дора лучше разделиться. Ратибор с девочкой должны были вернуться в гостевые покои, Храбросерд вызвался спуститься в подземелье, Горислав сказал, что осмотрит шпили, а Правдомысл решил обыскать обеденную залу и прилегающие к ней помещения. Сам Мудрец отправился на поиски хозяина замка, который, если верить Эльмешу, должен был находиться в своих покоях на вершине главного шпиля.

Россы разошлись в разные стороны и были мгновенно поглощены мрачной, наполненной перешептыванием и полумраком, бесконечностью замка. Скорый на ногу Храбросерд, избавившись от назойливого внимания слуг Вульго, устремился по теряющейся в зыбкой полутьме лестнице в подземелье. Правдомысл, сопровождаемый одним из сотников и воинами, принялся обшаривать центральную часть замка. Ратибор, какого, стоило ему очутиться внутри, перестал мучить кашель, заперся в покоях, у дверей в которые тут же стали люди-волки. Мудрец поднялся в центральный шпиль, но князя здесь не нашел. Тогда Мудрец решил дождаться хозяина замка. Дабы не тратить попусту время, он принялся изучать лежавшие на столе манускрипты. Неясное чувство подсказывало Мудрецу, что он может отыскать там нечто, что раскроет тайну могущества Вульго. Вошедшие следом за россом Эльмеш и граф Паллас ничуть не препятствовали бесцеремонному гостю.

Гориславу, как и Храбросерду, без особого труда удалось избавиться от сопровождающих. Воспользовавшись тем, что шедшие за ним воины чуть приотстали, росс юркнул в небольшую нишу. Когда ж слуги Вульго прошли мимо, Горислав покинул убежище и отправился на поиски пропавшего Дора. Он не знал, куда идет. Он просто шел, полагаясь на везение и на ту великую силу кровного родства, которая сливала воедино души братьев.

Лестница круто убегала вверх, полумрак давил изменчивой игрой теней и неясными шорохами. Горислав упрямо поднимался по ступенькам до тех пор, пока путь ему не преградила дверь, отворив которую росс очутился в просторной, изысканно обставленной комнате. Высокая, с балдахином кровать, небрежно брошенное на спинку кресла платье и, особенно, столик, заставленный множеством флакончиков и баночек, свидетельствовали о том, что здесь живет женщина. На стене над столиком висел огромный медный диск, до блеска отполированный. Росс различил в нем могучего бородатого мужчину и подмигнул ему. Подобный предмет был известен в стране Рось, им пользовались женщины, а назывался он – зеркало.

Комната была пуста. Горислав повернулся, собираясь уйти, как вдруг его настороженный слух уловил негромкий отзвук шагов поднимающегося по лестнице человека. Раздумывать было некогда. Росс бросился к кровати и с неуклюжим проворством залез под нее. Свисавшее до самого пола тяжелое покрывало надежно спрятало Горислава от посторонних глаз.

Он успел укрыться как раз вовремя, потому что в следующий миг в комнату вошел человек. Росс мог видеть только его ноги, обутые в черные кожаные сапоги. Человек пересек комнату и уселся напротив зеркала. Теперь он находился спиной к Гориславу и вряд ли мог увидеть его. Осторожно, затаив дыхание, росс приподнял край покрывала.

Горислав не смог увидеть лица незнакомца, но массивная фигура, резким силуэтом очерченная черным плащом, наталкивала на мысль, что в кресле сидит сам хозяин замка. Словно желая развеять остатки сомнений, князь слегка повернул голову, продемонстрировав хищный профиль, после чего вновь обернулся к зеркалу. Тусклая поверхность диска искажала лицо Вульго. Линии его причудливо колебались. Вот они обрели хищные черты волка, чрез миг узкая морда растянулась вширь, превратившись в отвратительную оскаленную личину летучей мыши. А еще чрез миг из зеркала смотрел человек.

В руке хозяина замка очутился маленький серебряный ножичек. Вульго принялся играть им, ловко крутя сверкающее лезвие между пальцами. Вдруг он резко повернул голову. Горислав замер, решив, что князь заметил его. Однако внимание Вульго было обращено на дверь. Она распахнулась, и появился еще один гость. Он был обут в мягкие кожаные туфли и потому ступал совершенно бесшумно. Этот человек присутствовал на пиру, росс узнал его. Это был очень важный толстый господин, роскошно одетый и с противно бегающими глазками. Подойдя к князю, толстяк поклонился. Вульго пронизал его лицо внимательным изучающим взглядом, после чего повернулся к гостю спиной, продолжая, однако, наблюдать за ним в зеркало.

– Ну что? – спросил князь после долгой паузы.

Горислав поразился тому, что понял смысл произнесенных слов. Так случается, когда очень нужно понять.

– Они разбрелись по замку.

– Где он?

– В твоих покоях, повелитель.

– Пусть подождет. – Гориславу почудилось, что князь усмехнулся. – А где княжна?

– Думаю, внизу, повелитель.

– Следовало б поговорить с ней.

– Мне уйти?

Князь ответил не сразу. Он немного подумал, после чего сказал:

– Нет, останься. Только спрячься куда-нибудь. В последнее время княжна стала слишком своевольной. Это объяснимо – дети рано или поздно пытаются обрести самостоятельность. Я не хочу ссориться именно сейчас. У меня есть дела поважнее. Я хочу, чтобы ты присутствовал при нашем разговоре и высказал свое мнение.

– Куда я должен спрятаться? – осведомился толстяк, похоже, весьма гордый возложенной на него миссией.

У Горислава сперло дыхание. Лучшего места, чем то, какое избрал для укрытия он, нельзя было и придумать. Князь считал так же.

– Под кровать.

К счастью, подобный вариант пришелся толстяку не по душе.

– Но там наверняка пыльно!

– Боишься испачкать одежду, Фрес?! – зловеще осведомился князь.

– Нет, повелитель. Опасаюсь, как бы ненароком не выдать себя. – Толстяк скорчил смешную рожу. – Если пыль попадет мне в нос, я ни за что не удержусь!

Что верно, то верно. Пыли под кроватью было предостаточно. При малейшем движении воздуха она взмывала вверх и принималась щекотать ноздри. Гориславу приходилось то и дело теребить нос, подавляя желание чихнуть.

Князь засмеялся.

– Хорошо, если платяной шкаф устраивает тебя больше, полезай туда.

– Благодарю, повелитель. Полагаю, там мне будет гораздо удобнее.

С облегчением выдохнув, Горислав проследил за тем, как толстяк неуклюже лезет в шкаф. Вот он очутился внутри, немного повозился и затих.

– Ну как? – спросил князь.

– Я готов, повелитель.

– Прекрасно. Теперь сиди тихо, как мышь.

Князь Вульго привстал. Прижавшись лбом к металлической поверхности диска, он принялся что-то шептать. Горислав напряг слух, но князь говорил столь тихо, что разобрать слова было невозможно.

В воздухе началось неясное движение. Тени, до того неторопливо скользившие вдоль стен, оживились. Ускорив движение, они постепенно переместились в центр комнаты и переплелись в замысловатом хороводе, постепенно сузившемся в столбообразную, расширяющуюся кверху спираль. Эта спираль сплеталась все плотнее, пока не обрела контуры чуть наклоненной вперед человеческой фигуры, которая словно клубилась, постепенно приобретая плотность и цвет. Прошло еще несколько мгновений, фигура вздрогнула и распрямилась. Горислав разинул от изумления рот: посреди комнаты стояла княжна. Волосы ее были растрепаны, платье измято. Недоуменно, как показалось Гориславу, обведя вокруг себя взором, княжна тряхнула головой. Черные волосы зловещей пелериной разлетелись по воздуху.

– Зачем ты вызвал меня? – В голосе княжны звучало отчетливо различимое недовольство.

– Разве я не вправе это сделать? – осведомился князь. Он по-прежнему стоял, прижавшись лицом к зеркалу.

– Ты оторвал меня от очень приятного занятия.

– Да? – Вульго медленно повернулся. Глаза его сверкали желтым блеском. – Надеюсь, ты уже сделала то, что должна была сделать?

– Еще нет.

– Почему?

Княжна заколебалась. На прекрасном лице ее отразилась целая гамма чувств.

– Пусть побудет собой еще немного, – заискивающе попросила она.

– Мне не нравится твое настроение, Иленна! – процедил Вульго. – Что это за капризы! А, может, ты влюбилась в этого чужака?

Княжна оскорбленно вскинула голову.

– Как ты мог подумать такое!

– А что я, по-твоему, должен думать? – Вульго медленным шагом направился к дочери. Очутившись рядом, он обнял ее за плечи, прижав хрупкую фигурку к себе. – Наш род вырождается, ты сама знаешь это, чтобы предотвратить вырождение, нужна свежая, непорочная кровь. Кровь дикаря восстановит наши силы и позволит, наконец, появиться на свет наследнику. Мне нужен наследник, Иленна! Он нужен нам обоим. Власть становится зыбкой, когда властелин лишен наследника. Я знаю, этот юноша понравился тебе, но он должен умереть. Умереть во имя нашего будущего. Его смерть необходима, чтоб возродить нашу силу, сделать ее еще более великой. Ты должна распалить его страсть, и в тот миг, когда он уже перестанет владеть своими чувствами и попытается овладеть тобой, ты должна вкусить его крови. Не раньше, так как она еще не наберет той силы, которая необходима, но и не позже, потому что успей он хоть на мгновение слиться с тобою, его кровь потеряет первозданную чистоту и силу. Пойми, Иленна, этот дикарь – ничто. Он не единственный на этой земле, их будет много, и ты еще не раз утолишь свою страсть. А сейчас тебе нужно вкусить огненной, напоенной любовной негой крови. Этот юноша – не более, чем средство, и не следует воспринимать его иначе. Лишь средство…

– Лишь средство… – шепотом повторила Иленна.

– Ты сделаешь, что я велю?

– Да, отец.

– Вот и хорошо. А потом ты придешь ко мне, и мы вместе насладимся страхом и унижением предводителя этих людей, негодяя, обесчестившего нашу мать. Он будет ползать у моих ног, а потом он умрет, передав нам свою силу.

– Да! – сладострастно прошептала княжна.

– Тогда ступай. И помни, ты не должна позволить похоти овладеть собой.

– Я буду послушна, отец.

– Ступай! – велел князь.

Иленна склонила голову.

Заклубились тени. Тело княжны потеряло форму, стало размытым и прозрачным. Дольше всего держались контуры, потом они лопнули, разметав серые сгустки во все стороны.

Князь часто дышал. На виске его пульсировала тоненькая синяя жилка. Обратив лицо вверх, он глубоко вдохнул. Огонь, пылавший в его очах, погас.

– Фрес! – позвал князь.

Из шкафа донеслось кряхтение.

– Да, повелитель.

– Ты все слышал?

– Абсолютно все, повелитель.

Путаясь в платьях, толстяк выбрался наружу.

– Не кажется ли тебе, что она стала непослушной?

– Именно так, повелитель.

– В ней бродит моя кровь, – задумчиво процедил князь.

– Что же делать, Фрес?

– Пусть родит ребенка, а потом с ней можно поступить так, как вы некогда поступили с матерью.

– А если вновь будет девочка?

– Значит, придется подождать еще немного. Рано или поздно Князь Ночи обретет сына.

Вульго оскалил зубы и сладко выдохнул.

– Моего сына! – Спохватившись, он смерил слугу тяжелым взглядом. – Я иду к себе, а ты останешься здесь. Если Иленна вернется сюда, скажешь ей, что я жду ее. Пусть не мешкает. Я хочу убить нашего гостя в ее присутствии. Своенравной дочери не помешает лишний раз убедиться в могуществе отца!

– Ты мудр, повелитель, – подобострастно заметил толстяк.

– Я глуп, Фрес. Я глуп, потому что безумно люблю ее! Когда-нибудь она погубит меня!

– Надеюсь, повелитель, ты сделаешь это первым.

– Надейся. Фрес. Тебе нужно надеяться! Ты будешь одним из первых, с кем Иленна пожелает разделаться, если станет повелительницей гор!

Князь засмеялся, видя, как дрожит, пропихивая комок липкой слюны, кадык толстяка. Потом он шагнул к окну, вскинул над головой руки и в тот же миг исчез.

Едва толстяк остался один, угодливая улыбка моментально исчезла с его лица. Он уселся в кресло и принялся изучать свое отражение. В этот миг пыль доконала Горислава. Беспомощно хватанув ртом воздух, росс зажмурился и оглушительно чихнул. Этот звук буквально выбросил толстяка из кресла.

– Кто тут?!

Горислав, сопя, вылез наружу. Увидев громадную фигуру росса, Фрес вскрикнул и бросился бежать. Однако Горислав оказался проворней. Коротко сверкнул меч, и перерубленный от пояса до шеи Фрес рухнул на пол. В вылупленных глазах его застыл безмолвный крик боли.

– Начали! – пробормотал росс и выскочил вон из покоев. Последовал долгий бег по закрученной в спираль лестнице. На площадке, объединявшей выходы из шпилей, Горислава поджидали воины, те самые, что потеряли его след в самом начале. Их было пятеро. Увидев несущегося во весь опор росса, слуги Вульго поспешно выхватили свои кривые мечи. Но Горислав оказался быстрее и на этот раз. Широкий клинок со свистом раскроил голову одному из врагов и тут же, метнувшись по дуге, рассек шею другому. Оставшиеся атаковали росса, но такой неуклюжий с виду, Горислав оказался на удивление быстр в бою. Парировав выпады врагов, он нанес ответный удар. Горец попытался прикрыться мечом, но узкий клинок разлетелся на части от соприкосновения с оружием, выкованным рукой Мудреца. Кончик меча всего на вершок вошел в лоб валаша, и тот рухнул замертво. Через миг к нему присоединились и двое оставшихся. Первого из них Горислав сбил с ног эфесом, второй пытался бежать, но меткий удар рассек ему шейные позвонки. Вогнав клинок в живот оглушенного, пытающегося встать врага, росс радостно рассмеялся. Такое выяснение отношений было ему по душе!

Оставляя за собой кровавые отпечатки следов, – сражаясь, он запачкал подошвы меховых сапог в почернелой крови врагов. – Горислав устремился вниз, в подземелье, где находились княжна и Дор. Он спешил, как мог, машинально перебирая глазами бесконечные, переливающиеся серым бесцветьем ступени, а перед глазами его навязчиво стояла одна и та же сцена – крик, застывший в глазах расчлененного надвое толстяка.

Безмолвный крик боли.

 

14 Тварь, порожденная тенью

На этот раз Мудрец оказался готов к появлению Вульго. Тот возник неожиданно, выйдя из затененного угла, однако Мудрец упредил хозяина замка и встретил его с холодной улыбкой на лице, чем неприятно удивил князя. Но Вульго по обыкновению умело скрыл свои чувства. Он подошел к шкафчику, извлек оттуда длинногорлую глиняную бутыль и дважды приложился к ней – Мудрец видел, как стремительно двигается кадык на неестественно белой шее князя – после чего убрал сосуд на место и повернулся к незваному гостю. Тот был спокоен, терпеливо ожидая развязки событий, которой должна была стать либо смерть Вульго, либо его собственная. Мудрец не боялся смерти. Он относился к ней с тем полным равнодушием, какое было присуще и его чудовищному сыну. Как ни старался князь, он не сумел обнаружить страх в золотистых глазах Мудреца. Не выдержав, Вульго первым отвел взор и обнаружил, что гость держит в руках древний, закрученный в спираль пергамент.

– Интересно?

– Поучительно. Маг Арианы, трактат о тени. Тебе приходилось бывать в Ариане?

Вульго ответил утвердительным кивком головы, мельком покосившись на стоящих у двери Эльмеша и графа Палласа.

– Давно. Еще юным. Думаю, в то время ты едва устроился на новом месте.

– Мне тоже однажды пришлось побывать там, – сообщил Мудрец. – В тех краях некогда жил бог по имени Ариман.

– Я слышал о нем.

– Он был очень могущественен, но однажды явились двое и побелили его.

– И ты был одним из двух? – Мудрец не ответил. Тогда Вульго спросил, удобно устраиваясь в кресле:

– Ты пришел, чтоб рассказать мне об этом?

– Не только. Я хочу, чтобы ты вернул моего человека.

– Зачем он тебе? – Князь перешел с языка горцев на наречие россов. – Разве нам с тобой надлежит заботиться о тех, кто не более чем пешки в крупной игре! Ведь у тебя есть другая, куда более важная цель. И, уважая ее, я отпустил тебя с миром. Я не хочу ломать игру, затеянную не мной. Ну а этот юноша… Ведь он – ничто. Через год или два ты даже не вспомнишь, как его звали. Разве не так?

– Возможно. Но раз ты говоришь – мы, зачем нужен этот ничтожный человек тебе? Если он прельщает тебя, как добыча, не лучше ли избрать для этой цели кого-нибудь другого! Тогда мы сможем разойтись с миром, по крайней мере, до моего возвращения.

Князь с улыбкой указал Мудрецу на кресло напротив.

– Садись, Келрун. Насколько я понимаю, нас ждет долгий разговор.

Мудрец выразительно посмотрел на стоящих у двери слуг князя. Вульго перехватил этот взгляд и усмехнулся.

– Садись, они не причинят тебе зла, я сам сделаю это, когда сочту нужным. Хотя, что есть зло? Кто вправе судить о добре и зле? Если…

– Если ты хочешь прочесть мне лекцию по софистике, – оборвал, садясь, разглагольствования Вульго Мудрец, – лучше избрать для этого другое время. Ответь, зачем тебе нужен мой человек.

– Ты не дослушал меня! – процедил Вульго. – А должен дослушать, чтобы понять перед тем, как навсегда покинешь этот мир. Кто есть судья?

Мудрец не ответил. Он не хотел вступать в пустые разговоры, не имея для этого ни времени, ни желания.

– Давай поговорим о деле. Что тебе нужно от моего человека? Молодая кровь?

– Браво, папуля! – Князь несколько раз беззвучно сложил ладоши, показывая тем самым, что восхищен сообразительностью Мудреца. – Ты почти угадал. Молодая, сильная, неиспорченная кровь – это ценится нами более всего. Но почему именно он, спросишь ты. Ведь с таким же успехом я могу умертвить кого-нибудь из своих рабов, столь же молодых и крепких. Почему, папуля! А ну-ка ответь, раз ты и впрямь такой умный, каким себя считаешь!

– Ты пытаешься заговорить мне зубы! – процедил Мудрец.

– Да нет, – изобразив короткое раздумье, ответил князь. – Представь себе такую ситуацию. Допустим, в этот миг должна свершиться его казнь, а твой ответ, если он будет правильным, означает помилование. Как тебе такая игра?

– Хорошо, давай сыграем по этим правилам, – согласился Мудрец. – Тебе нужна кровь иноземца.

– Правильно, – подтвердил Вульго.

– Эта кровь нужна тебе потому, что твоя загнила, и ты чувствуешь приближение старости.

Князь Ночи ухмыльнулся, продемонстрировав клыки.

– Ты действительно мудр, папуля. Хотя и не совсем прав. Наша кровь и впрямь требует свежего вливания. Этот юноша, такой сильный и чистый, должен влить в наш род свежую струю. Моя дочь нуждается в этой струе. Но главное – он не раб. Он свободен душой, и он воин. Его кровь дарует нам силу, о какой мы мечтаем!

Мудрец покосился на сына.

– Знаешь, Вульго, что я хотел тебе все это время сказать? – спросил Мудрец, переходя на язык горцев.

– Что? – поинтересовался князь.

– Иленна очень похожа на твою мать. Как две капли воды похожа! Так ты уверяешь, что вдова Вульго умерла вскоре после твоего рождения?

Лицо князя искривилось злобной гримасой.

– Какое тебе дело до моей матери?! К чему тревожить тени?! Она была великой женщиной. Она умела то, что не умеет никто – ни ты, ни я. Она умела снимать оковы с тайн души любого, кто встречался на ее пути. Любого! Она не была всевидящей и не умела читать мысли. Просто ей был дарован талант познавать истинную суть того, кто слился с ней в любовной страсти. И она умело пользовалась этим даром, забирая у своих возлюбленных все тайны, какие они скрывали от самих себя. Она познала тебя и восхитилась. И вместе с тем она ужаснулась! Она увидела бездну, в которую толкнуло человека порабощенное им время. Она ощутила ту сладость, самую великую в мире сладость от обладания тем, что неподвластно лаже немногим, кто ставят себя рядом с богами, – сладость от обладания временем. Она узнала все твои тайны и передала их мне. И я стал Посвященным, таким, как ты. Ведь я знаю о гибели великой страны, я знаю об ужасной мечте людей, над нею властвовавших. Мне ведомы волшебнозвучные слова – Аквилония, Стигия, Лемурия, имена древних властителей и чародеев. Я, как и ты, побывал после великой битвы в том самом ущелье и пил кровь, сочившуюся из ран умиравших. Ты сам, не ведая, не желая того, подарил мне великую силу. От меня требовалось лишь умножить ее, и я сделал это. Я понял, что для человека жизнь есть ничто, человек не осознает ее, воспринимая как нечто незыблемое, не дарованное, но данное. Я понял, что главное, на что направлены все помыслы человека, – это смерть. Я догадался, что если не думать о смерти, можно жить вечно. Ведь все, даже самые бесстрашные и беззаботные с виду, хоть раз да задумываются о гнилостном холоде грядущей могилы. И это убивает их. Не нужно искать физиологических объяснений смерти, твердя о старении организма, о болезнях, о всесокрушающей боли. Все это сказки, которые любят рассказывать подобные нам с тобою. Действительная причина смерти – страх перед нею. Он приходит и убивает. Ты, верно, помнишь, как воспринимали смерть любимые тобою эллины?

– Они смеялись над нею.

– Все верно. Они издевались, скрывая пол напускной бравадой терзающий сердце страх. Думаешь, они не боялись ее? Думаешь, Сократ не выл в душе от страха, глотая сладкий яд из поданной ему чаши?! Думаешь, чтимый тобою Воин не мечтал о спасении, стоя пол градом вражеских стрел?!

– Мечтал. Но он не боялся смерти.

– Этого мало, – хрипло шепнул Вульго. – Смерть нужно любить. Как люблю ее я. Вот тогда обретаешь истинное бессмертие. Вот тогда ты вправе оттолкнуть смерть со смехом и сказать ей: пошла прочь, старая! – и плюнуть на изъеденный могильными червями череп. Вот тогда ты вправе делать все, что пожелаешь!

– Другими словами, избавившись от страха смерти, ты обретаешь право дарить ее?

– Именно! Ты мыслишь правильно, папуля! Ведь мы с тобой одной крови. Мы черпаем силу из одного корыта. И наши рыла одинаково вымазаны в алой, солоноватой влаге.

– Как ты красноречив! – Мудрец нашел в себе силы усмехнуться. – Вот сейчас я действительно убедился в том, что ты мой сын.

– Ты рад этому?

Мудрец протестующе покачал головой.

– Нет. Чем меньше на земле будет таких, как ты, тем проще будет жить остальным. Избавившись от страха смерти, ты тем самым порождаешь великую гордыню, возносясь не только над суетным, ной над тем, что определяет великую истину жизни. Ведь человек теряет смирение, когда ему нечего бояться. А это неизбежно подвигает его к пределу бытия.

– Вот как ты взговорил! – Вульго хищно подался вперед, в глазах его засверкали голодные алые огоньки. – А не задумывался ли ты над тем, что способен породить страх перед смертью!

– Веру в жизнь.

– В жизнь?! Не-ет! Это будет самая ужасная вера. И миллионы, не принявших ее, будут распяты на крестах, а согласившиеся и уверовавшие станут на колени и будут раболепно ожидать грядущего воскрешения. Я пью чужую кровь, а те будут пить свою и заедать свое плотью. И час этой веры близок!

– Я знаю, – сказал Мудрец. – То будет пятым великим действом, когда придет Мессия.

– Ты видишь будущее?

– Нет, я знаю прошлое. А когда-то оно было будущим. Все повторяется, сынок. Неизменной остается лишь кровь, пролитая на белые камни.

Вульго расхохотался.

– Я и представить себе не мог, как же ты мудр. Теперь я понимаю, почему эти люди называют тебя Мудрецом. Я горжусь, что у меня такой отец!

– А я ужасаюсь, что у меня был такой сын.

– Ты спешишь похоронить меня?

– Да, ведь я знаю прошлое.

– Моя мать тоже знала его, – задумчиво прошептал князь.

– Она познала тебя и познала твою суть. Ужасное, порочное деяние, оно неизбежно должно было свершиться, и оно свершилось. Твоя мать поняла, кто ты есть и кем станешь, и тогда она испугалась. Она пожелала избавиться от тебя, но ты опередил, убив ее.

– Точка в точку! – Князь Ночи ухмыльнулся. Лицо его было страшно. – Я рано стал задумываться над смыслом жизни – это твоя вина, папуля. Я много размышлял над тем, от чего ты пытался уйти, о той грани, что разделяет добро и зло. И я пришел к выводу, что нет ни зла, ни добра. Мы уже говорили об этом, но так и не довели до конца наш разговор. Истина… Истина лежит на дне колодца, а суть ее в том, что все, чтоб не творилось в мире, обретается посередине. Абсолюта не существует – ни в ту, ни в другую сторону. Нет ни черного, ни белого. Признаки абсолюта присущи лишь одной-единственной вещи – Вечности, если, конечно, повернется язык именовать Вечность вещью. Все остальное относительно, и потому оно не может быть оценено одним цветом. Разве снег белый? Всмотрись в снежинку – и ты увидишь в ней мириады красок. От золотистой и голубой до той, что мы по незнанию готовы считать черной. Но разве сажа черна? Нелепо даже думать об этом. Сажа окрашена во все цвета радуги и то множество оттенков, что поглощает, скрывая от наших глаз, напитанный влагой воздух. Просто эти цвета перемешиваются между собой столь причудливо, что порождают ощущение черноты. Ни белый, ни черный. Ни света, ни тьмы, ни добра, ни зла. Все посередине. И ты, и я, и каждый. Где-то берут верх темные тона, где-то – светлые: но истина всегда посередине. И истина эта именуется тенью. Ты и впрямь полагал, что силу мне дает кровь? – Князь Ночи усмехнулся. – Нет. Кровь давала силу старому Вульго. Кровь давала силу моей матери. Я же пошел дальше их. Будь я сыном Вульго, я б, верно, остался обычным, живущим кровью и страхом вампиром. Я прожил бы лет двести, а, может, все девятьсот, и, в конце концов, умер бы от заворота кишок или пронзенный осиновым колом, какой вбил бы в мою грудь какой-нибудь неуемный искатель приключений. Но, к счастью, моим отцом был ты, владеющий тайною жизни. Я – плоть от твоей плоти. Через тебя я познал, сколь велик и многообразен мир, какие глубокие тайны сокрыты в нем. Твоя кровь одарила меня жаждой познания, которая была чужда Вульго из башни и почти чужда моей матери. Я приобрел вкус к философии и магическим ритуалам. Осмысливая силу, которой владеешь ты, я неизменно приходил к мысли, что должна существовать сила не менее, а даже более могущественная. Ведь не может же множество бытия держаться лишь на одной силе – силе бесконечного времени. Должно быть еще нечто, такое же вечное и могущественное. Как-то, роясь в лавке старьевщика в Дамаске, я нашел манускрипт, тот самый, который привлек твое внимание. Трактат о тени. Пробежав глазами первые строки, я понял, что наконец отыскал то, что так долго пытался найти. Я нашел силу, равной которой не существует. Уйдет все, даже время может скорчиться в спазме коллапса, но тень вечна. Покуда нет абсолютного единообразия, а оно невозможно, так как даже первопричинный хаос бесконечно многолик, даже ячеи первовещества отличаются одна от другой – почти неуловимо, но отличаются, если не физическими параметрами, то хотя бы своим отношением ко времени. Та, на которую мы обращаем взгляд в последнюю очередь, всегда будет чуточку старше своей предшественницы. Вот в этом многообразии и заложена основа могущества тени. Тень есть всегда. Лишь изощренный ум мечтателя может вообразить нечто, не отбрасывающее тени. Но это будет фантазией, не более. И я понял, для того, чтобы достичь абсолютного могущества, необходимо слиться с тенью. Это оказалось не столь сложно, как думалось вначале, хотя чтоб научиться этому, потребовался не один год. Но настал день, и однажды я смог слиться с тенью полностью, я растворился в ней. Тогда я пришел к матери и сказал ей: мама, порадуйся за своего сына! Есть люди, рожденные страхом, а я рожден тенью! Но вместо радости я увидел злобу в ее глазах. Понимаешь, папуля, злобу! Она попыталась убить меня, но я легко увернулся от брошенного ею ножа, использовав отбрасываемую им тень. А потом я разорвал ей горло и вкусил сладкой материнской крови. Ведь у нас уже была дочь, и роду Вульго более не грозила опасность угаснуть. Так я поступил с моей мамой. Она была слишком впечатлительна, как и моя дочь. Женщины порой бывают чрезмерно впечатлительны, ты не находишь? – Мудрец не ответил. Тогда Вульго изобразил улыбку и поинтересовался:

– Я кажусь тебе чудовищем?

– Сдается, ты пытаешься кокетничать! – сурово заметил Мудрец.

– Чуть-чуть, – признался князь.

– Ты не чудовище. Прости меня, если я в запале назвал тебя этим именем. На самом деле ты обычная, мелкая, серая, жаждущая крови тварь, каких немало на этом свете.

Щеку Князя Ночи дернуло мелким тиком.

– Тварь! – прошептал он. – Тварность – ничего себе слово. Тварь, кто это есть? То, что непохоже на тебя?

– Что не похоже на человека.

– Плохое, хорошее или просто непохожее, недоступное человеческому восприятию?

Мудрец задумался и после короткой паузы ответил:

– Наверно, недоступное.

– Тогда я принимаю это имя – тварь! – Вульго издал змеиное шипение. – Чего ты ждешь, Келрун? На что надеешься?

– Не знаю, – честно признался Мудрец.

– Ведь ты хочешь убить меня, так?

– Я должен. Ты – зло. Я породил это зло, я должен умертвить его.

– И потому ты вернулся…

– Лишь потому.

– Что ж, это честно, хотя и глупо. И твой человек здесь вовсе не причем. Кстати, он мертв, – самым безразличным тоном прибавил владелец замка.

Мудрец остался спокоен, ни один мускул на лице его не дрогнул.

– Чтоб ни твердили о смерти, она рано или поздно приходит. Все, кроме Вечности, имеет начало и конец, все рождается и все обречено умереть. Таков мир человека. Он обрывается с приходом смерти. А потом зарождается новый, но это уже другой мир.

– В тебе умер философ, – серьезно заметил Вульго.

– Неправда, он во мне живет. И потому я не верю во всемогущество тени!

Князь Ночи надменно скрестил на груди руки.

– Напрасно. Лишь это вечно. Это не Вечность, но это вечно. Лишь это дарует силу. Тень – не белая и не черная, но серая. В ней нет ослепительного блеска звезд, как нет и всепоглощающей черноты черных дыр. Она походит на незапятнанный лист бумаги и ту каплю краски, что падает и никогда не падет на этот лист с кончика пера. Это застывшая Вечность. Черная капля, бесконечно долго падающая на белый лист. Долго, бесконечно! Ты думал, я обретаю силу из крови? Глупец! Кровь лишь дарует ауру страха и всемогущества. Но истинную власть дает тень. В ней переход от жизни к смерти, от небытия к бытию. Тень вечна. Пока существует свет, пока существует тьма, будет существовать и тень. И буду существовать я, поклоняющийся этой тени. Я появляюсь из ничего и исчезаю в ничто. И появляюсь вновь, и вновь исчезаю. Я странник Вечности, поющий гимн Тени. И никому не победить меня. Ведь нет никого, кто победил бы свет. И нет никого, кто победил бы тьму. А посередине – тень, она в вечном выигрыше. А посередине – я. И я бессмертен. Понял, Мудрец?! Меня не убить. А ты умрешь по первому моему слову. Тебе не выбраться из пут тени, она везде. Ты попался!

– Так убей! – прошептал Мудрец. – Убей, если сможешь.

– Думаешь, не смогу?! Испугаюсь? Ты велик опытом бесконечия лет, здесь я беспомощный младенец в сравнении с тобой, но я нашел силу, могущественней которой нет ничего на свете. И я имею право убить. Даже тебя.

– Так чего же ты ждешь?!

– Ты прав. – Наполнив зрачки желтым огнем, Вульго шагнул к Мудрецу. Тот неторопливо поднялся.

– На чем бы ни была замешана твоя сила – на крови, страхе ль, тени, ты – всего лишь оборотень, тварь, принявшая человеческий облик. А твари бегут от серебряных стрел и слепнут от блеска небесной стали!

С этими словами Мудрец вытащил из ножен меч и в тот же миг остолбенел.

– Вот незадача! – Князь с усмешкой вырвал меч из рук Мудреца и ласково сообщил:

– Это не твой меч. Вместо небесной стали – простая железка, годная лишь на то, чтобы нарезать мясо или разрубить неумело скроенного призрака. – Вульго небрежно сунул оружие обратно Мудрецу. – Держи. Главное преимущество живущего в тени не в том, что он может безнаказанно убить, а в том, что он умеет подготовить это убийство. – Во взгляде князя была беспощадность судьи, уже вынесшего свой приговор. – Напрасно ты, папуля, вернулся сюда. Ведь я был милосерден, я пощадил тебя и позволил тебе покинуть замок. Сколь ни была б сильна моя ненависть к тебе, я ни на мгновение не забывал, что это ты подарил мне жизнь и силу.

– А у тебя и не было ко мне никакой ненависти! – воскликнул Мудрец. – Смерть старого Вульго – слишком незначительный повод для того, чтоб ненавидеть.

– Да, это не повод, но в остальном ты не прав. Я ненавижу тебя, как ненавижу каждого из живущих в этом мире людей. Я ненавижу их, слабых и дрожащих, хотя именно этот страх подпитывает меня, но я мечтаю о мире, какой был бы совершенно избавлен от страха. Я мечтаю о мире бесстрашных! К сожалению, такое возможно лишь в мире мертвецов, ибо им нечего бояться. Они уже обрели самое ужасное, что только существует – смерть. Дальше нет ничего. Я пощадил тебя, но ты вернулся. И теперь я убью тебя!

– Ну что ж, давай, – предложил Мудрец. Голос его был спокоен.

Вульго подступил еще на шаг. Мудрец резко махнул мечом. Клинок прошел сквозь грудь Вульго, не причинив тому ни малейшего вреда.

– Вот видишь, – заметил Князь Ночи. – Но не огорчайся. Имей ты даже клинок из небесной стали, тебе не удалось бы совладать со мной. Мир наполнен тенями, я могу укрыться в любой из них. И тебе ни за что не найти меня.

Выбив меч из руки Мудреца, Вульго стиснул его горло.

– У тебя есть последнее желание, папуля?

– Есть, – прохрипел Мудрец, тщетно пытаясь разомкнуть стальные пальцы князя.

– Какое?

– Сдохни!

Вульго усмехнулся, блеснув зубами.

– Увы, это единственное, что я не готов исполнить, даже для тебя. Вот и все, кончен фарс! Прощай, папуля!

Вульго оскалил клыки. Человеческие черты стали расплываться, превращаясь в звериные. Пальцы князя напряглись, готовые разорвать набухшие сухожилия шеи. И вдруг зверь-Вульго замер. Лицо его поплыло неясными тенями.

– Иленна!

Издав дикий крик. Князь Ночи воздел вверх руки и обратился в вихрящийся столб, который взмыл вверх и рассыпался на переливающиеся осколки теней, спустя миг растворившиеся в полумраке. Сквозь вой глухо донеслось:

– Держите его до моего возвращения!

Повинуясь приказу, Эльмеш и граф Паллас немедленно выскочили из покоев и затворили за собою дверь. Едва они сделали это, как Мудрец обессилено рухнул на пол. Он был жив, но тварь исчезла.

Тварь, порожденная тенью.

 

15. Плач по умершей волчице

Если Горислава задержали слуги князя, то Храбросерда остановила дверь. На свою беду Дор не рассказал ни Мудрецу, ни братьям о том, как ему удалось преодолеть эту преграду. И вот сейчас Храбросерд никак не мог проникнуть в подземелье. Напрягая могучие мышцы, он изо всех сил толкал дверь от себя, толкал долго и безуспешно. Сухо потрескивал, будто посмеиваясь над тщетностью усилий человека, факел. Росс отступал, чтоб передохнуть, с ненавистью взирал на насмешника и возобновлял свои усилия. Дверь не поддавалась – ничуть, даже на ноготь. После третьей или четвертой попытки выдавить ее Храбросерд разозлился. Вынув меч, он принялся кромсать металлическую пластину. На совесть выкованный клинок оставлял в металле глубокие вмятины, но пробить ее насквозь не мог. Тогда Храбросерд сосредоточил свои усилия на том месте, где по его предположению должен был находиться засов. Плодом долгих и упорных трудов стала небольшая зарубка. С такими темпами можно Забыло рассчитывать сокрушить преграду лишь через много часов, а то и дней. Храбросерд слегка приуныл, но занятия своего не оставил. Он кромсал нехотя поддающийся металл мощными ударами меча, давал себе небольшую передышку и принимался за работу вновь. Он так увлекся, что не расслышал тяжелого дыхания спускающегося по лестнице человека…

Ощутив на своем плече чью-то руку, Храбросерд, опускавший в это мгновение меч, не раздумывая, направил клинок по дуге вправо и одновременно повернулся всем телом. Это был его излюбленный прием, обычно застававший врасплох неприятеля. После такого удара число нападавших, как правило, увеличивалось вдвое, при соответственном – вдвое – уменьшении размеров тела. Весьма впечатляющее зрелище, когда человек разваливается на половинки.

Однако подкравшийся сзади был готов к подобному развитию событий и предусмотрительно отскочил на пару ступеней вверх. Смахнув со лба липкую прядь волос, Храбросерд признал в незваном госте Горислава.

– Дурак! Мальчишка! – раздраженно воскликнул старший из братьев.

– Сам такой, – не остался в долгу Горислав, никогда не отличавшийся особым почтением. Он был весел и возбужден, на грязном, покрытом слоем пыли кафтане отчетливо проступали разбросанные рябиновой дробью пятна крови.

– Ты ранен? – скрывая обеспокоенность под безразличным тоном, спросил Храбросерд.

– Не более чем ты. Пришлось немного помахать мечом, но эти ублюдки в волчьих шкурах не позволили лаже как следует размяться. Я уложил пятерых и не получил ни царапины!

– Ты что-нибудь узнал о Доре? – перебил хвастливую речь брата Храбросерд.

– Да. – Радостная улыбка моментально слетела с лица Горислава, уступая место тревоге. – Дор за этой дверью, и дочка князя, похоже, собирается всласть насосаться его крови. Я только что слышал ее разговор с отцом. Князь приказал ей убить Дора.

– Только что? В таком случае ее здесь нет. – Храбросерд вздохнул с облегчением. – Я уже битый час пытаюсь пробиться через эту проклятую дверь, и за это время меня не потревожила ни одна живая душа.

Горислав поспешил разочаровать брата.

– Здесь замешано колдовство! Эта смазливая девка заодно с князем могут растворяться в воздухе и проходить сквозь стены. Уверен, после разговора с папашей она отправилась прямиком сюда, не утруждая себя долгим путешествием по этим чертовым лестницам. Давай-ка, поднатужимся и свернем эту дверку!

Храбросерд покачал головой.

– Бесполезно. Я использовал все, что можно. Ее не открыть.

– Откроем! – бодро заявил Горислав, сходя вниз. – Мы не можем не открыть ее, ведь от этого зависит жизнь Дора!

– Может, и откроем, когда уже будет поздно, – уныло пробормотал себе под нос Храбросерд.

Горислав ничего не сказал. Он внимательно изучал дверь и окаймляющие ее каменные балки, надеясь обнаружить потайной засов.

– Здесь наверняка что-то должно быть…

– Я уже искал. – Удрученный неудачей, Храбросерд устало привалился к стене.

Пальцы Горислава старательно ощупывали каждый выступ.

– Но ведь Дор как-то проник сюда!

– Может быть, она была открыта, – пробурчал Храбросерд.

– Не думаю! Нет! Соображай!

Храбросерд наморщил лоб, изображая работу мысли, после чего уныло пожал плечами.

– Сюда бы Правдомысла.

– Но его здесь нет! Может, попробуешь докричаться до него? – язвительно поинтересовался Горислав.

– А в это время смазливая стерва убьет Дора! Давай навалимся на нее вдвоем.

– Не выйдет! – Горислав уже успел оценить надежность двери.

– Ее не выбить и тараном. Думай! Она должна каким-то образом открываться. И это наверняка совсем несложно. Думай!

Храбросерд принялся мять в кулаке окладистую бороду.

– А… – нерешительно начал он.

– Ну! – крикнул Горислав.

– А что, по-твоему, сделал бы Дор, не сумей он, подобно нам, проникнуть через эту дверь?!

– Разнес бы все тут вдребезги!

– Нет, если бы ему не столь было нужно попасть туда. Ну, если бы он пришел просто из любопытства!

Горислав задумчиво хмыкнул.

– Повернулся б и ушел, хорошенько врезав этой твари по зубам!

Коротко размахнувшись, Горислав продемонстрировал, как бы, по его мнению, поступил Дор, основательно приплюснув кулаком торчащие из-под верхней губы твари металлические клыки.

Раздался скрежет давно не смазывавшегося механизма. Дверь дрогнула и начала отворяться.

– Есть! – Восторженно крикнул Храбросерд…

Дор не отдавал себе отчета в том, что с ним происходит. Неистовые ласки княжны совершенно затмили разум юноши. Не сопротивляясь, он сначала дал снять с себя меч, а потом покорно сошел в подземелье, где впервые увидел Иленну. Здесь ее страсть вспыхнула с новой силой. Покрывая жаркими пьянящими поцелуями губы, лицо, шею юноши, княжна шептала слова любви. Она позволила Дору всласть ласкать свое тело, чем окончательно свела влюбленного юношу с ума.

Позабыв обо всем на свете, росс попытался овладеть княжной. Он почти добился своего, когда Иленна непостижимым образом исчезла из его объятий. Изумленный случившимся Дор принялся озираться по сторонам. Мерцали факелы. Испускаемый ими свет терялся в густом переплетении колонн, порождая множество неясных, лениво шевелящихся теней. Дор беспомощно блуждал взором по зале.

Послышался звонкий смех. Юноша обернулся в ту сторону, откуда он звучал, и увидел княжну. Волосы ее были растрепаны, платье сползло с одного плеча, полуобнажив упругую грудь. Иленна, улыбаясь, манила юношу рукой. Вскрикнув, Дор бросился к ней. Княжна отступила в тень колонны, а когда Дор достиг этого места, за колонной никого не было. Теперь смех доносился из другого конца залы.

Иленна забралась на один из окованных медью ящиков и сидела на нем, шаловливо болтая ногами. Платье ее задралось, приоткрыв стройные бедра. И Дор, словно управляемая невидимыми нитями марионетка, устремился к возлюбленной. Он еще бежал, когда Иленна легко спрыгнула вниз. Она позволила ему обнять себя и шутливо прикрыла ладонью его ищущие поцелуев губы.

– Ты любишь меня?

– Да, – жарко выдохнул росс.

– И я, – прошептала княжна. Она подняла голову, и Дор увидел в ее зеленых глазах печаль. – Мы убьем отца!

– Да! Да! – яростно воскликнул Дор.

Иленна вздохнула.

– О, если бы это было так просто. Никому не убить моего отца. Он не боится стали. Его может умертвить лишь холодный металл, рожденный небом. Да и то для этого необходимо настигнуть его. А покуда в мире есть тень, отец неуловим. Если б только мы могли избавиться от него! Тогда это ложе стало б твоим. – Иленна указала рукой на один из окованных медью сундуков.

– Я не хочу лежать в гробу, – пробормотал Дор.

– Глупенький! Этот гроб дарует вечную молодость. Он наполнен волшебным зельем, сваренным по рецептам чародеев Орефура. Зелье дает молодость, а кровь дает жизнь.

– Кровь? Ты сказала кровь?

– Да, кровь. – Девушка улыбнулась, и Дор отчетливо различил у нее во рту два громадных сросшихся клыка. Он хотел испугаться, но не смог сделать этого.

– Я люблю тебя, – шепнул Дор.

– И ты согласен пить со мною кровь?

– Да, – прошептал Дор, ловя губами рот княжны.

Прикосновение клыков было приятным, почти нежным. Глаза Иленны затуманились.

– Я не думала, что это случится. Я должна была просто завлечь тебя и напиться твоей крови.

– Да, – ответил Дор, прижимаясь щекой к бархатистой щечке княжны. Та грустно улыбнулась.

– При известных условиях это помогло б мне зачать сына.

– Разве это так сложно?

– А ты много знаешь об этом?

Дор нашел в себе силы не выказать смущения.

– Я еще не пробовал, но не думаю, что это сложно.

– Отец угадал, – прошептала Иленна. – Ты и вправду невинен. Это очень древний ритуал. У людей, рожденных от кровосмесительной связи, слабеет естество, и они становятся неспособны к порождению здорового потомства. Нужна свежая кровь – кровь, распаленная страстью. Когда мужчина желает излить семя, его кровь переполняется жизненной силой. Получи я эту кровь, я могла б зачать ребенка даже от отца…

Тут до Дора дошел ужасный смысл слов, произнесенных Иленной.

– От отца? – холодея сердцем, спросил юноша.

– Это кажется тебе святотатством, попранием всех родовых законов? – Иленна дерзко засмеялась. – Что ж, так и есть. Само наше существование есть попрание основ миропорядка. Мы существуем вопреки всем запретам на наше существование, всем преследованиям, которым нас подвергают. Мы отвергаем эти запреты, как отвергаем и все прочее. Да, я родилась от кровосмесительной связи отца с его матерью. Я его дочь и одновременно сестра. А потом я стала его женой.

Дор отшатнулся. Он прятал взгляд, стараясь не смотреть на Иленну. Та горько усмехнулась.

– Теперь ты даже не захочешь разговаривать со мной!

От этих слов судорога пробежала по телу Дора. Сжав княжну в объятиях, он прошептал:

– Нет, я хочу остаться с тобой. Я люблю тебя, только тебя!

Железная хватка Дора причиняла Иленне боль, но она улыбалась от счастья.

– Мы убежим, – шепнули ее припухшие от поцелуев губы. – Мы найдем твоих братьев и убежим. Пусть мой век будет недолог, но я проведу его с тобой. Я твоя, любимый!

Иленна прижалась к Дору с такой страстью, что у того уже не осталось сомнений относительно ее намерений. Дор слегка испугался. Он вдруг подумал, что у него может выйти не совсем то, что ожидает от него возлюбленная.

– Может быть, не здесь? – прошептал он, нерешительно отвечая на настойчивые ласки Иленны.

– Сейчас! Сейчас! – жарко шептала она. – Потом будет поздно… – Вдруг Иленна охнула, лицо ее исказилось. – Поздно! – прошептала княжна. Дора поразила вымученная гримаса, изуродовавшая ее прекрасное личико.

– Что с тобой? – испуганно спросил он.

– Отец зовет меня. Я должна прийти на его зов. Но жди, я вернусь к тебе. – Княжна впилась в губы Дора прощальным поцелуем, столь страстным, что юноша лишился чувств.

– Жди, – было последним, что уловило его гаснущее сознание.

Дор не знал, что братья пытаются спасти его. Он не слышал, как Храбросерд рубил мечом дверь, та была слишком толста, металл и камень поглощали звуки. Не слышал он и мерного потрескивания факелов. Мир застыл. Дор сидел и ждал возвращения возлюбленной. И она вернулась.

Почувствовав легкое прикосновение к плечу, Дор очнулся от наваждения. Холодно улыбаясь, Иленна стояла перед ним.

– Ты пришла, ты вернулась, – забормотал юноша, обхватив тонкую талию княжны.

– Да, я вернулась. И я твоя. Люби меня! Сейчас же!

Дор хотел этого. Робость оставила его. Бережно опустив княжну на пол, юноша принялся ласкать ее тело. Вместе со все распаляющейся страстью к нему приходила уверенность, что он сделает все, как надо.

– Сейчас! Сейчас! – взволнованно шептал он, обнажая стройные ноги княжны.

– Поцелуй меня! – потребовала она.

Дор повиновался. Едва их губы соприкоснулись, Иленна заглянула юноше в глаза. Огненные зрачки зверя обожгли душу Дора, заставив позабыть обо всем – кто он, где он и зачем очутился здесь. Так чувствует себя кролик, ослепленный прожекторами немигающих глаз удава. Юноша упал на спину и окаменел, беспомощно уставившись перед собою. В зеленых глазах княжны разлилась ядовитая желтизна. Из ее горла вырвался негромкий плотоядный рык, прекрасное лицо приобрело черты зверя. Ногти на пальцах чудовища удлинились, превратившись в звериные когти. Оскалив клыки, княжна потянулась к шее Дора.

И в этот миг послышался шум отворяемой двери. Пламя факелов дрогнуло, и в залу ворвались размахивающие мечами Горислав и Храбросерд. Увидев неподвижного Дора и склонившееся над ним ужасное существо, чьи намерения не вызывали сомнений, россы издали крик и бросились на помощь брату.

Первым побуждением княжны было прокусить юноше шею, но она тут же сообразила, что прежде чем успеет отведать крови, сверкающие клинки обрушатся на ее голову. Пронзительно завизжав, Иленна оставила свою жертву и бросилась прочь. Горислав погнался за нею, а Храбросерд наклонился над неподвижным телом младшего брата.

Иленна бежала стремительно, словно испуганная кошка, но разъяренный Горислав постепенно настигал ее. Когда тяжелое дыхание росса стало отчетливо различимым, княжна бросилась в сторону и прижалась к колонне. Горислав подбежал к ней и взмахнул мечом…

Исполненный свирепой силы удар пришелся в камень. Княжна растворилась в воздухе, а клинок Горислава с лязгом вонзился в колонну. Ошеломленный таким неожиданным поворотом событий, росс разжал пальцы, и меч, звеня, покатился по полу.

– Проклятье! Где же… – Горислав не сумел докончить фразу. Появившаяся неведомо откуда Иленна с размаху ударила его когтистой лапой по лицу. Вскрикнув, росс отшатнулся. Тогда княжна с рычанием набросилась на него и принялась рвать когтями лицо и руки, которые Горислав выставил перед собой, защищаясь. Она обхватила шею росса, потянулась к ней губами и в тот же миг отпрянула. Волшебная фигурка медведя обожгла Иленне пальцы.

– Держись! Я помогу тебе!

Храбросерд оставил Дора и спешил на помощь ошеломленному нападением Гориславу.

История повторилась. Когда Храбросерда и княжну разделяло всего несколько шагов, та шагнула за колонну и исчезла. Отчаянно ругаясь, Храбросерд принялся бегать по зале, но вампира так и не нашел. Тогда он возвратился к окровавленному Гориславу. Когти княжны нанесли тому ужасные раны. Лицо Горислава было изодрано в клочья, один глаз был выдран и болтался на синеватой жилке.

– Пойдем. Надо убираться отсюда.

Храбросерд обнял брата за плечи и, поддерживая, повел его туда, где лежал, распластавшись на полу, Дор. Сзади донесся тоненький свист. Верный своему правилу, Храбросерд послал меч по смертельной дуге, одновременно оборачиваясь. Но княжна перехитрила его. Она успела присесть, и меч росса просвистел над ее головой. В следующий миг когтистая лапа чиркнула по горлу Храбросерда и рассекла его. Росс рухнул. Утробно урча, княжна стала на колени и принялась слизывать обильно сочащуюся кровь. Наслаждение, испытываемое ею, было столь сильно, что Иленна позабыла обо всем на свете.

Тонко свистнул меч. Отделившись от шеи, голова Иленны, словно мяч, покатилась по полу. Обезглавленное тело рухнуло на мертвого Храбросерда и забилось в конвульсиях. Из перерубленных артерий хлынули потоки крови, в мгновение ока залившей все вокруг.

– Получай, стерва! – процедил Горислав.

Презрительно сплюнув на агонизирующего вампира, росс повернулся, намереваясь уйти. Но не успел он сделать и шага, как залу огласил чудовищный вой. Пламя факелов дрогнуло и заметалось, образуя, сливаясь со тьмою, ломкие, резко очерченные тени. Через миг они сконцентрировались воедино, породив клубящийся столб. Взвившись до самого потолка, он медленно опустился вниз и принял очертания человеческой фигуры.

Перед россом стоял хозяин замка. Воздев вверх руки, князь Вульго смотрел на человека, умертвившего его жену и дочь. Лицо князя было ужасно. В нем нельзя было найти ничего человеческого. Лишь зверь – дикий, кровожадный, обезумевший от боли зверь.

– Ты убил ее!

Горислав кивнул. Завыв, Вульго надвинулся всей своей громадой на росса. Горислав был далеко не мелок ростом, но принявший чудовищный облик Князь Ночи возвышался над ним по крайней мере на две головы. Но росс не почувствовал даже тени страха, который должен был бы испытывать. Напротив, очевидное неравенство сил лишь подзадорило его.

– Сейчас я укорочу тебя, приятель!

Увернувшись от неловкого движения громадной руки князя, Горислав нанес меткий удар. Меч вонзился точно в шею врага – в самое уязвимое место, какое не прикрыть даже спрятанной под одеждой кольчугой. И тут произошло то, чего росс никак не ожидал. Клинок пронзил шею Вульго насквозь и, звякнув, вонзился в колонну. Камень исторг сноп колючих искр – столь силен был удар, но князь как стоял, так и остался стоять на месте. Второго удара росс нанести не сумел. Схватив Горислава подмышки, Вульго поднял его над собою с такой легкостью, словно имел дело не с могучим мужем, а с ребенком. Из ощерившейся клыками пасти князя вырвался злорадный рык.

– Ты думал, что прикончишь меня так же легко, как мою несчастную дочь?! Да, она боялась мечей с примесью небесной стали. Меня же может поразить клинок, выкованный целиком из этого металла. А такого больше не существует!

Хрипло расхохотавшись, Князь Ночи вонзил клыки в горло росса. Ноги Горислава несколько раз дернулись и застыли, но Вульго еще долго не отнимал губ от прокушенной шеи. Затем князь с размаху швырнул тело в ближайшую колонну с такой силой, что голова росса раскололась, забрызгав окровавленно-белыми сгустками пол и лежавшего неподалеку Дора. Расправившись с Гориславом, князь бросился к дочери. Он упал перед ней на колени и завыл – горько, как рыдает потерявший волчицу волк.

Этот ужасный вой, наполнивший подземелье, привел Дора в чувство. Юноша вздрогнул и приподнял голову, пытаясь понять, что происходит. Зрелище, представшее взору росса, ужасало. Рядом с ним, почти касаясь ног, лежал страшно изуродованный труп Горислава. Дор с трудом узнал брата – не по лицу, которое превратилось в кровавое месиво, а по той кряжистой осанке, что придавала Гориславу сходство с медведем. Дору бросилось в глаза, что руки Горислава неестественно белы. Чуть подальше, в луже черной крови лежал также бездыханный Храбросерд, а в глубине залы виднелся громадный силуэт князя.

Вульго стоял на коленях перед одним из окованных медью ящиков и оплакивал погибшую дочь. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Дор поднялся и неверными шагами приблизился к гробу, став рядом с горько рыдающим князем.

Мертвое тело Иленны покоилось, словно в пуху, в волшебном зелье, которое, возможно, и впрямь давало молодость, но не могло вернуть жизнь. Белоснежное платье княжны было изорвано и густо залито кровью, головы не было. Дор скосил глаза и увидел эту мертвую голову в руках рыдающего князя. Глаза Иленны были закрыты, а на прекрасном лице застыло выражение безмятежного покоя. Казалось, княжна спит.

В этот миг Вульго почувствовал присутствие человека и повернул голову. Черты его исказились, обратившись в злобную маску. Издав хриплый рык, князь потянулся к Дору. Но юноша даже не пытался убежать. Он смотрел на бледное лицо княжны, на ее красные, припухшие губы, еще помнившие сладость поцелуев и пряный вкус крови, и в сердце его не было страха, лишь боль – боль и горе. Огромное, бесконечное горе.

И Вульго понял это и не захотел делиться горем. Князь желал, чтобы оно принадлежало ему одному, как принадлежала ему княжна.

Когтистая рука бессильно опустилась, на глаза Вульго навернулись слезы.

– Она любила тебя… – прошептал князь. – Любила! Что ж, пусть это будет последним подарком, сделанным ей мною. Беги!

Дор, до которого слова князя доходили словно через густую пелену, отрицательно покачал головой.

– А как же мои братья? Как же Мудрец?

– Остальные умрут! – отрезал князь. Видя, что юноша колеблется, Вульго угрожающе протянул к нему когтистую лапу и прорычал:

– Вон!!!

Этот вопль разорвал оцепенение, возвратив Дору способность мыслить и действовать.

– Вон! Или я разорву тебя, – тихо прибавил князь.

И Дор понял, еще мгновение – и Князь Ночи исполнит свою угрозу. Юноша отступил назад. Сначала он шел мелкими шажками, пятясь прочь от гроба с мертвой княжной, потом повернулся, подобрал валявшийся на полу меч и побежал.

А в спину ему несся ужасный вой.

Плач по умершей волчице.

 

16. Ослепительный факел победы

Правдомысла, вбежавшего в обеденную залу, Дор застал в затруднительном положении. Роса атаковало с полтора десятка людей-волков, с похвальной ретивостью исполнявших приказ князя перебить чужаков. Судя по тому, что Правдомысл даже не запыхался, схватка продолжалась недолго, однако на полу уже валялось несколько трупов. Как боец, Правдомысл уступал своим братьям, но, право, он владел мечом очень недурно. Вдобавок он был хладнокровен и расчетлив, что не раз выручало его в таких безнадежных ситуациях, где другой лишился б головы. Вот и сейчас, будучи прижат к стене, Правдомысл орудовал мечом с завидным спокойствием, словно демонстрировал свое умение, а не участвовал в поединке, ставкой в котором была его жизнь.

Появление Дора моментально внесло коррективы в ход схватки. Люди-волки тут же лишились еще двух своих собратьев, после чего были вынуждены разделиться. Пятеро во главе с Эльмешем атаковали Дора, столько же, возглавляемые одним из младших сотников, продолжали наседать на Правдомысла. Подобное соотношение сил вполне устраивало россов. Их мечи были длиннее и прочнее, кроме того, валаши, редко сходившиеся со своим врагами в рукопашной схватке, орудовали клинками не очень уверенно. Их неуклюжие выпады напоминали потуги новичков, пытающихся доказать свое несуществующее умение опытному бойцу. Россы быстро завладели инициативой, и число врагов стало неуклонно сокращаться. Дор свалил еще двоих, Правдомысл разрубил голову здоровяку, выделявшемуся среди товарищей вполне сносным обращением с оружием, и ранил сотника. Подобное развитие событий пришлось не по вкусу слугам князя. Не обращая внимания на грозные окрики Эльмеша, горцы начали покидать залу и спасаться бегством. Вскоре против россов бились лишь трое – Эльмеш, раненый сотник и воин с заячьей губой. Теперь у людей-волков не было ни единого шанса на победу. Пока Правдомысл расправлялся с сотником, Дор зарубил уродца и устремился к Эльмешу. Однако тот не стал дожидаться печальной для него развязки. Воспользовавшись тем, что меч Правдомысла застрял в жилистом теле сотника, Эльмеш проскользнул мимо росса и скрылся за дверью. Выскочивший следом за ним Дор не сумел настичь беглеца, моментально скрывшегося в одном из коридоров, и был вынужден ни с чем вернуться обратно.

Не скрывая досады, он подошел к брату, который, наконец, освободил меч и теперь отирал окровавленный клинок об одежду убитого.

– Жив? – спросил Правдомысл, поднимая голову и оглядывая Дора.

– Как видишь?

– А где Храбросерд?

– Они с Гориславом мертвы. Князь убил их. Мертва и княжна.

При известии о гибели братьев лицо Правдомысла перекосилось, известие о смерти княжны, напротив, обрадовало его.

– Жаль, но мертвых не вернешь. А этой твари так и надо! Где ее папаша?

– В подземелье. Рыдает над телом дочери.

– Почему ты не прикончил его?! – возмущенно воскликнул Правдомысл.

Дор покачал головой.

– Это невозможно. Сталь бессильна против князя. Я своими глазами видел, как Горислав ударил князя мечом в горло.

– И что? Он промахнулся?

– Нет, меч попал куда надо, но князь как стоял, так и остался стоять. А потом он убил Горислава.

– Веселенькое дело! – Правдомысл на мгновение задумался, после чего решительно произнес:

– Надо сматываться отсюда! Мудрец в башне?

– Скорей всего, да. Князь пообещал убить его. Он сказал, что не оставит в живых никого из нас. – Дор не стал распространяться о том странном расположении, какое Князь Ночи проявил по отношению к нему.

– Я на его месте поступил так же. – Правдомысл оттер клинок и полюбовался ровным, без единой зазубрины лезвием. – Отличный меч! Ладно, идем!

– Куда?

– Наверх, за Мудрецом. Без него нам уж точно не выбраться отсюда. А потом мы заберем Ратибора и решим, что делать дальше.

Дор кивнул, и братья устремились на поиски своего предводителя.

Мудреца они нашли довольно быстро. Пойманный скорым на ногу Дором, валаш указал дорогу в покои князя. Мудрец лежал на полу без признаков жизни. На шее его отчетливо виднелись синие отпечатки пальцев.

– Умер? – испуганно спросил Дор.

Правдомысл присел на корточки и умело нащупал пульс.

– Жив. Он без сознания. Видно, князь здорово помял его. Найди воды.

Дор принялся метаться по комнате, пытаясь отыскать искомое. Наконец ему удалось раздобыть сосуд с какой-то жидкостью. Она была темно-вишневого цвета и неприятно пахла. После некоторых колебаний Правдомысл все же решился обрызгать этой жидкостью лицо Мудреца, причем несколько капель ее попали Мудрецу в рот. Закашлявшись, Мудрец открыл глаза и пробормотал:

– Кровь. – Признав Правдомысла, Мудрец схватил его за руку и при помощи росса сел. – Откуда здесь кровь?

– Вот из этой штуки. – Правдомысл передал Мудрецу найденный Дором сосуд. Тот вылил несколько капель крови на ладонь и заметил:

– Не свертывается. Значит, Вульго имеет антикоагулянты. Но откуда?

Вопрос так и остался риторическим, хотя бы по той причине, что россы даже не поняли, о чем говорит их предводитель. Впрочем, тратить время на пустые разговоры было непозволительной роскошью. Правдомысл напомнил об этом Мудрецу, с силой тряхнув его за плечи и сказав:

– Очнись, Мудрец! Горислав и Храбросерд мертвы. Нам надо бежать отсюда!

Мудрец покачал головой.

– Ничего не выйдет. Князь не отпустит нас.

– Если ты будешь меньше рассуждать, мы сядем на лошадей и скроемся в ночи. К утру мы будем далеко отсюда, князь не сумеет догнать нас.

– Сумеет. Вульго использует тень, какая позволяет ему перемешаться сколь угодно далеко. Для него не существует расстояний. Везде, где есть хоть малый свет и самая маленькая неровность, он найдет тень и выйдет из нее.

– Неужели нет такого места, где б мы могли укрыться?

– Нет. Он найдет нас везде. И убьет. Если только мы не убьем его первыми.

– Но как?! – воскликнул Дор, в который раз воскрешая в памяти сцену смерти Горислава, отложившуюся в его сознании сквозь пелену полузабытья, – беспомощно болтающиеся ноги брата и зловещий хохот Вульго.

– Ты знаешь, как его убить? – спросил Правдомысл.

– Да.

Правдомысл рассердился.

– Так чего же мы ждем?! Давайте быстрее покончим с ним, пока он не опомнился и не добрался до нас!

Мудрец с трудом поднялся. Коснувшись рукой шеи, он скривился от боли, после чего спросил:

– Где мой меч?

– А разве это не он? – Дор указал на сверкающий клинок, лежащий у ножки стола.

– Нет, это один из тех, которые я выковал для вас. А чтобы убить Вульго, нужен именно мой меч. В нем заключена сила, перед которой не устоять даже самому злобному существу.

– Я понимаю… Он заколдован? – понизив голос, поинтересовался Дор.

– Вроде того. Металл, из какого он выкован, способен сразить любого, какой бы неестественной силой тот не обладал. Лишь этим мечом можно убить князя.

– Сейчас разберемся. – Правдомысл поднял меч и принялся рассматривать его. Лицо росса приняло задумчивое выражение. – Все мечи одинаковы, но если исходить из того, что у меня мой меч, мечи Храбросерда и Горислава были при них, когда они погибли… А как насчет твоего? – Правдомысл посмотрел на Дора. – Где твой меч?

– Он пропал. Но я уверен, что в моих ножнах был именно мой меч. Я проверил остроту клинка утром, перед тем, как оставил покои.

– Выходит, это меч Ратибора – подытожил Мудрец.

– Точно, – поддержал Правдомысл. – Вы каким-то образом перепутали мечи. Он по ошибке взял твой, а ты, не проверив, ушел с мечом Ратибора.

– Если только по ошибке… – Мудрец выглядел озабоченным. – Боюсь, случилась беда. Нужно быстрее найти Ратибора!

Однако Ратибора в гостевых покоях не оказалось. Поначалу Россы решили, что покои вообще пусты, но тут меховая полсть, комом брошенная на кровати, зашевелилась и из-под нее показалась черная головка Нолы. Мудрец поспешно вытащил девочку на свет.

– Где человек, который был с тобой? – спросил он. Девочка пожала узенькими плечами. – Но ведь он был здесь?

– Да, он сидел рядом со мной, а потом поднялся и ушел.

– И ты не знаешь куда? – Девочка отрицательно потрясла головой, тоненькие косички замелькали в воздухе. – Проклятье! – выругался Мудрец. – Теперь придется искать Ратибора!

– Он поднялся и ушел, – тихо прошептала Нола. – Вульго позвал его.

– Вульго?

– Да. Ведь этот человек – слуга Вульго.

– О чем ты говоришь?!

– Вульго пил кровь этого человека, и теперь он стал слугой Вульго.

Мудрец выругался еще раз.

– Что случилось? – обеспокоено спросил Правдомысл.

– Вульго завладел душой Ратибора. Этого-то я и боялся. Теперь Ратибор собирается отдать ему мой меч, который он подменил этой ночью, когда я спал. Надо успеть перехватить его прежде, чем Вульго получит меч, иначе мы погибли!

Мудрец кинулся вон из комнаты, россы последовали за ним. Однако для того, чтобы догнать Ратибора, следовало закончить спор с настырными слугами князя. В зале с колоннами россов поджидала целая толпа воинов во главе с Эльмешем и графом Палласом.

Эльмеш был бледен, но по обыкновению своему улыбался.

– Добро пожаловать, друзья! – воскликнул он. – Думали удрать? Не выйдет! На этот раз вам не уйти от меня!

– Посмотрим! – ответил Мудрец. Он кивнул россам, и три меча обрушились на врагов.

Как и в предшествующей схватке, россы превосходили своих противников. Хоть число врагов и прибавилось, но зато теперь с братьями был Мудрец, а в мире имелось мало бойцов, какие б осмелились померяться ратным умением с Мудрецом. Меч в его руках пел – нескончаемый ликующий гимн смерти. Он рубил, колол, сек, разрывал на части. Мудрец знал бесконечное множество обманных финтов и использовал их с. величайшим искусством. Истекая кровью, люди-волки попятились, не в силах устоять перед натиском россов. Но они продолжали биться, своим сопротивлением отнимая у Мудреца и его друзей столь драгоценное время, а вместе с ним и надежду на спасение. Ратибор вот-вот должен был отдать Вульго меч, и тогда князь станет неуязвим. Перекрывая звон оружия, Мудрец крикнул:

– Мы должны пробиться в подземелье!

Россы умножили усилия, устилая пол все новыми и новыми трупами. Но и сами они не оставались неуязвимы. Убедившись, что им не сравниться с гостями в умении владеть мечом, валаши принялись метать копья. Одно из них поранило плечо Дора, другое вонзилось в бедро Правдомысла. Несколько незначительных ран получил и Мудрец. Залитый с ног до головы кровью, – отчасти своей, но по преимуществу чужой, – он словно ужасный, сеющий смерть демон прорезал строй горцев надвое. За ним следовали прихрамывающий Правдомысл и Дор, который прикрывал товарищам спину.

Очутившись у выхода из залы, россы развернулись, готовые продолжить схватку. А она была далека от завершения. Возглавляемые Эльмешем, слуги князя не думали отказываться от своих намерений уничтожить пришельцев. Число их заметно поредело, но на лицах уцелевших читались решимость и злоба. Схватка грозила затянуться, а победители в любой миг могли превратиться в побежденных. Стоило лишь появиться Вульго, и судьба гостей была б решена. Мудрец бросил взгляд на Правдомысла. и тот понял, о чем думает предводитель. Росс помедлил, совсем немного, может быть, долю мгновения, после чего решительно бросил:

– Бегите вниз! Я задержу эту свору!

– Но… – начал было Дор.

– Бегите! – крикнул Правдомысл.

Хлопнув товарища ладонью по плечу, Мудрец попрощался с ним и устремился в погоню за Ратибором. Дор последовал за ним, сначала нерешительно, то и дело оглядываясь, а затем перейдя на бег.

Увидев, что перед ними остался лишь один противник, горцы ободрились и начали медленно подступать к нему. Впереди шли Эльмеш и граф Паллас. Внезапно в глазах обоих приближенных Вульго зажглись желтые огоньки. Из глотки Эльмеша вырвался хриплый рык, и тело его начало менять форму. Через мгновение подобная метаморфоза приключилась и с графом Палласом. И вот Правдомысл с отвращением разглядывал двух уродливых тварей, каких не встретишь ни в лесу, ни в степи, ни в пустыне. Чудовищно-огромные волки с вытянутой мордой и горящими глазами – оборотни, в которых веровали люди, жившие к югу от страны Рось. Завыв, оборотни дружно бросились на Правдомысла. Следом за ними бежали, потрясая мечами, горцы.

И пришла смерть. Но Правдомысл умер не сразу. Сначала подохла тварь, облаченная в расшитый золотом кафтан графа Палласа. Рухнули на пол шестеро княжеских воинов. И лишь потом упал Правдомысл, на чьей шее сомкнулись клыки Эльмеша. Последним судорожным движением росс воткнул меч в брюхо сотника. Оглушительно завыв, тварь дернулась и издохла. Липкая струйка крови капала из оскаленной пасти на мертвое лицо Правдомысла. Он умер с улыбкой на губах, ибо знал, за что умирает…

Мудрец и Дор спешили, как могли, однако настичь Ратибора на лестнице так и не сумели. Когда они вбежали в подземную залу, росс уже стоял подле коленопреклоненного перед гробом Вульго. В руке Ратибора был заветный меч.

– Ратибор! – крикнул Мудрец.

Услышав этот крик, Вульго вздрогнул и обернулся. На искаженном болью лице князя появилась ужасная, похожая на уродливую гримасу улыбка. Поднявшись с колен, Князь Ночи направился к застывшим посреди залы россам. Ратибор неестественно размеренным шагом следовал за ним.

– Я рад, что ты пришел сюда сам, папуля, – сладко выговорил князь, останавливаясь напротив Мудреца. – Теперь мне не придется разыскивать тебя по всему замку. А зачем здесь очутился ты?! – грозно спросил Вульго, переводя взор на Дора. – Я же подарил тебе жизнь!

– Я вызвался сопутствовать Мудрецу в его путешествии и не вправе бежать, когда ему угрожает смерть! – резко ответил Дор.

– Похвальное чувство долга. В таком случае ты тоже умрешь. Все вы умрете. Умрете за то, что убили мою единственную дочь… – Лицо Князя Ночи исказилось еще сильнее. – Дочка! Много людей будет умирать от ужаса, начиная с этой ночи! – прошептали залитые кровью губы.

Россы молчали. Оба они – и Мудрец, и Дор – тяжело дышали, не от волнения иль страха, просто они очень спешили, надеясь успеть. Но не успели. И Вульго был не прочь позлорадствовать на этот счет.

– Никак вы запыхались? Ах да, вам, верно, не терпелось получить этот меч. – Вульго поманил к себе стоящего в нескольких шагах позади Ратибора. Тот послушно приблизился. Князь внимательно осмотрел меч, однако прикоснуться к нему не решился. – Ай-я-яй! Какая беспечность! – с издевкой протянул он, переводя взор на Мудреца. – Ты всегда так кичился своей осмотрительностью, папуля! Проспать свой собственный меч, да вдобавок ко всему какой! Выкованный из небесной стали! Тебе так хотелось снести им мою голову, и вот его у тебя нет. Ай, как обидно! – Вульго оскалил зубы в усмешке.

– Ратибор! – негромко позвал брата Дор. Тот никак не отреагировал. – Ратибор! – повторил юноша, повысив голос.

– Это бесполезно, мой друг, – сообщил князь. – Твой брат больше не принадлежит себе. Отныне он делает то, что пожелаю я. Прикажи я ему встать передо мной на колени, он встанет! Прикажи я ему убить тебя, он сделает и это. Он отдал мне свою кровь, а вместе с ней и то, что дикие суеверные народы именуют душой – ту эманацию воли, которая определяет мысли и поступки человека. Теперь он послушное орудие в моих руках.

– Нет! – крикнул Дор. – Ратибор! – Юноша закричал изо всех сил и, как ему показалось, лицо Ратибора чуть дрогнуло.

– Глупо! – Вульго ухмыльнулся, наслаждаясь своей властью. – Он принадлежит мне.

Но Дор не слушал князя. Не отрывая взгляда от лица брата, он продолжал взывать к нему.

– Ратибор, отдай нам меч!

– Какой ты глупый! – Вульго выжидающе посмотрел на Мудреца, словно рассчитывая на его поддержку. Мудрец никак не реагировал. Тогда заговорил князь. – Вот и все, папуля, – сказал он. – Теперь тебе действительно предстоит исчезнуть, и я не собираюсь спрашивать, имеешь ли ты последнее желание, потому что оно даровано тем, кому предстоит уйти вовсе. Ты ж останешься и будешь попирать эту грешную землю. Я не буду убивать ни тебя, ни твоего человека. Судя по крови, что густо покрывает ваши мечи, число моих людей поубавилось. А мне нужны слуги, покорные слуги. И вы станете ими. Один легкий укус, наполняющий тело истомой и блаженством – и твое естество больше не принадлежит тебе. И ты вдруг осознаешь, что безмерно счастлив, служа своему господину. Ведь раба не столь уж сложно сделать счастливым. Великое, сладостное чувство причастности, полезности. Раб полагает, что без него не обойтись и становится преданным псом, свирепым волком. Твой человек станет сотником, а ты, папуля, моим личным секретарем. Ведь ты такой умный, я давно мечтал об умном секретаре. Ну как, тебе нравится мой план?

Мудрец по-прежнему молчал, а Дор продолжал взывать к брату.

– Ратибор, отдай мне меч!

Звонкий голос юноши раздражал Вульго. Князь Ночи поморщился.

– Какой упрямец. Хорошо, если ты желаешь убедиться в правдивости моих слов собственными глазами, смотри!

Вульго перевел взгляд на Ратибора, и тот вздрогнул, словно глаза князя пронзили его насквозь. Верхняя губа росса вдернулась вверх, как у готовящегося зарычать волка. Дор с ужасом увидел, что зубы брата превращаются в отвратительные клыки.

– Ратибор, опомнись! Что ты делаешь?! – с отчаянием закричал Дор. Вульго торжествующе захохотал. Смех его грохотом лавины пронесся по зале, заставив вздрогнуть пламя факелов.

Вздрогнул и Ратибор. Взглянул на Дора, он перевел недоуменный взгляд на когтистые волчьи лапы, в которые превратились его руки. Ратибор вскрикнул, и в звуке этом не было ничего человеческого – короткий волчий рык. Вульго захохотал еще пуще. Казалось, еще немного, и стены рухнут от этого ужасного смеха, похоронив под собою пришельцев и торжествующего хозяина замка. И это было б не самым худшим исходом, но стены были прочны. Хохот Князя Ночи разламывал их, но они устояли.

– Брат! – Крик Дора звенящей стрелой врезался во всепоглощающий звук, издаваемый Вульго.

Ратибор вздрогнул и посмотрел на Дора. Глаза его были напоены желтизной, но в них металась мысль – затертая звериной сутью, но не умершая совершенно мысль. То был лишь короткий миг, когда Ратибор осознал, кто он и что происходит. И этого мига оказалось достаточно. Резким, почти отчаянным движением Ратибор бросил меч стоявшему напротив него Мудрецу. Тот ловко поймал в кулак серебряную рукоять. Едва он успел сделать это, как волк со злобным рычанием прыгнул на россов.

– Нет! – закричал Дор, но было поздно. Мудрец махнул мечом, и зверь распластался у его ног.

Вульго перестал смеяться. Повисла тишина, тяжелая, словно плиты, составлявшие свод.

– Досадно, – промолвил князь, настороженно взирая на оружие, очутившееся в руках Мудреца. Теперь усмешка появилась на лице Келруна.

– Вот как все повернулось, сынок. Тебе придется сразиться со мной, и это будет равный бой.

– Вовсе необязательно, папуля. – Вульго сделал шаг назад и очутился в густой тени, отбрасываемой колонной. – Я бы мог разделаться с тобой и сейчас, но к чему столь бессмысленно рисковать собственной жизнью. Сейчас я просто исчезну и навещу тебя потом, когда ты ослабишь внимание. Это же так просто, папуля! Ведь я везде. Я достану тебя даже на краю земли, выбрав для мести мгновение, когда ты будешь беспечен. И ты станешь моим!

– Не выйдет, сынок! Тебе придется сразиться со мной сейчас и здесь!

– С чего это я должен делать то, чего не желаю?! Я привык поступать так, как хочу сам, а не так, как желают другие. – Силуэт повелителя тени постепенно расплывался, принимая все более размытые очертания.

– Беги, сынок, – предложил Мудрец. – Но ведь ты не сможешь забрать с собой княжну.

– А зачем? – прошелестел голос Вульго. – Она мертва.

– Это ничего. – Мудрец состроил ухмылку, как две капли воды похожую на ту, что постоянно играла на губах Вульго. – Я испытываю необъяснимую страсть к женщинам из рода Вульго. Ничего, что твоя дочь мертва. Думаю, даже мертвая она доставит мне немало удовольствия.

Дор невольно отступил от Мудреца, настолько отвратительной показалась ему сама мысль, высказанная им, а Вульго издал негодующий вопль.

– Ты не посмеешь!

– Еще как посмею! И ты знаешь это, потому что знаешь меня.

Почти растворившийся силуэт Вульго вновь обрел четкие очертания.

– Ты умрешь! – провыл князь и прыгнул на Мудреца.

Тот увернулся и отмахнулся мечом, но поразить Вульго не сумел. Князь использовал блеклую тень и скрылся в ней. Через мгновение он объявился у колонны, шагах в двадцати от своих врагов. Губы повелителя тени злобно кривились.

– Ну хорошо, папуля, давай поиграем в прятки. Ты будешь охотником, но станешь добычей. Тебе не поймать меня, зато мне нужен лишь один крохотный миг и одна самая неприметная тень.

– Мы попробуем.

– Тогда я начал, папуля!

Вскинув вверх руки, Вульго исчез. Мудрец настороженно огляделся вокруг и махнул рукой, подзывая к себе Дора. Когда тот приблизился. Мудрец ободряюще улыбнулся ему и сказал:

– Я не знаю, как это сделать, но мы должны заставить князя покинуть тень и вступить в открытый бой. Лишь тогда я смогу убить его. Держись рядом со мной, прикрывая мне спину. Будь осторожен, особенно когда приближаешься к густой тени.

– А я здесь! А я все слышу! – сообщил Вульго, и его когтистая лапа, выскользнувшая из ломкой линией висящей в воздухе тени, скользнула по плечу Мудреца. Брызнула кровь. Скрипнув зубами от боли. Мудрец распорол воздух несколькими суматошными ударами. У одной из дальних колонн объявился хохочущий Вульго.

– Понравилось? Нет?! А мне понравилось. Тебе тоже понравится эта игра, папуля. Непременно понравится!

– Наверно, сынок, – через силу улыбаясь, согласился Мудрец. – Вот только неплохо б немного изменить правила.

Князь возликовал. Самодовольно улыбаясь, он заметил:

– А их не изменишь, папуля! Для этого пришлось бы уничтожить тень, а такое, как сам понимаешь, невозможно, ибо тень вечна!

Вульго исчез и спустя мгновение появился в противоположном конце залы. Дор заметил его и сказал об этом Мудрецу. Тот пребывал в некотором замешательстве, бормоча себе под нос:

– Похоже, он и впрямь многому научился. Не могу даже представить, как вытащить его на открытый бой. – Махнув мечом, Мудрец пресек очередной выпад Вульго, заставив того укрыться в тени. Из ниоткуда донеслось довольное хихиканье.

– Я пока развлекаюсь, папуля. Еще немного, и я займусь тобой всерьез. Я изменил свои планы относительно тебя. Ты будешь не секретарем, – много чести, – а простым слугой. Ты будешь чистить мне сапоги, а время от времени, чтоб не подрывать твое драгоценное здоровье, я буду лакомиться твоей кровушкой.

Мудрец старался не обращать внимания на вопли Вульго, он продолжал рассуждать, обращаясь к самому себе.

– Тень! Тень! Проклятая тень! Как же сделать, чтобы не было тени?!

– Погасить свет, – сказал вдруг Дор неожиданно для самого себя.

– Что? – До Мудреца не сразу дошел смысл слов, произнесенных юношей. Когда ж он осознал услышанное, на его губах заиграла улыбка. – Погасить свет? А что, стоит попробовать! Сейчас ты будешь сбрасывать на пол факелы и тушить их своим плащом. Он плотный и не должен вспыхнуть. Я же позабочусь о том, чтоб наш дорогой хозяин не прыгнул тебе на спину.

Дор кивнул и тут же принялся за дело. Он вытаскивал из гнезд факелы и гасил их, набрасывая на огонь свой тяжелый меховой плащ. Вульго поначалу с веселостью отнесся к этой затее россов.

– Эй, что вы там придумали? – вкрадчиво спросил он, появляясь из тени. – Яркий свет режет глаза?

Издевательски хохоча, Князь Ночи продолжал забавляться. Он появлялся и исчезал, и вновь появлялся. Порой он предпринимал попытку напасть, обращаясь для этого, то в волка, то в громадного нетопыря. Расправив перепончатые крылья, тварь пикировала на людей. Но Мудрец держал наготове меч, а у Вульго не было ни малейшего желания подставлять себя под жалящее острие небесной стали. К тому же россы все время держались вблизи факелов, где не было густой тени, в которой Князь Ночи мог бы затаиться. Повелителю тени приходилось довольствоваться короткими выпадами и тут же исчезать. Но, похоже, подобная тактика вполне устраивала его. Князь Ночи полагал, что люди рано или поздно допустят оплошность, и тогда он нанесет решительный удар. А пока Вульго развлекался, словно кошка, играющая с призадушенной мышью. Он даже не старался толком помешать своим врагам. Лишь когда Дор погасил три четверти освещавших подземную залу факелов, до Вульго, наконец, дошло, что замыслили его враги. Он вдруг понял, что рискует лишиться своего главного козыря, делающего его неуязвимым тени, и быть обнаруженным. Атаки князя стали более изощренны. Ему удалось рассечь когтями спину Мудреца и поранить руку Дору. Но и Мудрец, в свою очередь, задел клинком плечо Вульго, отчего зала огласилась диким криком боли, словно князя обожгли раскаленным прутом.

И вот осталось всего три горящих факела. Тень поглотила всю залу и вот-вот должна была стать абсолютной. А абсолют не может быть тенью. Он черен. Или бел. И Вульго лучше других знал об этом. Он уже не смеялся, а нападал на своих врагов с яростью загнанного в ловушку зверя. У последнего факела Мудрецу пришлось выдержать настоящее сражение. Но вот Дор погасил и его, и залу поглотила тьма. Абсолютная, черная. Дор не мог разглядеть даже собственного пальца, поднеся его к носу. Юноша невольно подумал о том, как же в такой тьме они смогут найти Вульго. Похоже, Князь Ночи подумал о том же.

– Ну и что? – донесся издалека его насмешливый голос. – Посмотрим, как ты сумеешь найти меня теперь, папуля! Темнота и впрямь уравняла нас, и теперь я не могу использовать тень. Но ты не учел, глупый человечишка, что меня все же недаром зовут Князем Ночи, ты не учел, что Князь Ночи видит даже в кромешной тьме!

– Это потому, что у тебя голубые глаза, сынок! – послышался из темноты ласковый голос Мудреца. – Но ты изволишь забывать, что и мои глаза окрашены цветом пылающего неба! А, значит, я вижу в темноте получше тебя! Стой здесь! – велел Мудрец Дору и исчез.

Юноша повиновался. Он прижался к колонне и замер, опасаясь выдать себя неловким движением. Он не мог помочь Мудрецу, да и не особо волновался на этот счет. По уверенному голосу Мудреца Дор понял, что тот не нуждается в помощи.

Так и было. Теперь, когда Вульго лишился возможности укрыться в тени, Мудрец был сильнее его. Желтые звериные глаза Мудреца превосходно видели в темноте. Очень скоро он приметил за одной из колонн массивную фигуру Вульго и больше не упускал ее из виду. Князь Ночи перебегал от колонны к колонне, пытаясь укрыться, но Мудрец следовал за ним по пятам, постепенно оттесняя врага в дальний конец залы – туда, где стояли медные ящики, служившие вампирам ложем. Мудрец преследовал свою жертву с терпеливостью опытного охотника, и, в конце концов, он добился своего.

Вульго был прижат к стене. Очутившись в ловушке, Князь Ночи заметался. Но возможности ускользнуть не было. Мудрец надежно перекрыл все пути бегства, а невидимо блестящий в его руке меч был куда более чем красноречивым аргументом.

– Вот и все, сынок! – сказал Мудрец. – На этот раз ты проиграл.

– Еще нет, отец! Я еще могу постоять за себя!

Вульго скрестил перед собою руки и стал обращаться в ужасное существо, подобных которому не знал еще мир. Мудрец с невозмутимым спокойствием следил за этим перевоплощением. И вот перед ним стоял огромный монстр. Тело чудовища покрывала густая серая шерсть, а громадную пасть украшал двойной частокол тонких, словно иглы, клыков. Издав вопль, монстр бросился на своего врага. Но теперь шансы противников были равны, и потому схватка вышла короткой. Увернувшись от когтистой лапы чудовища. Мудрец обрушил меч на его голову. Однако хоть удар и был силен и точен, раскроив монстру череп, но тварь оказалась живучей. Быстро повернувшись, монстр-Вульго прыгнул на Мудреца. Тот успел нанести еще удар, но напор чудовища был столь силен, что Мудрец не устоял на ногах и упал. Вульго навалился на него и, извиваясь в конвульсиях, пытался дотянуться до шеи. Задыхаясь под тяжестью громадной туши. Мудрец вывернул прижатую к туловищу руку и вонзил клинок в сердце твари. Всхрипнув, Вульго дернулся и затих.

– Вот и все, сынок! – прошептал Мудрец, с трудом выбираясь из-под огромной туши. – Теперь можно выпустить на свободу свет. И не бояться, что он перемешается с тьмой. Теперь уже нечего бояться.

Мудрец высек искру и зажег факел.

Ослепительный факел победы.

 

17. Еще не эпилог

Поднялось солнце. Оно выползло из-за вершины горы неуверенно, робко, цепляясь лучами за скользкую снежную плешь. Солнце прогнало тьму, и жители гор смогли вздохнуть свободно, не испытывая более страха перед гибелью, скрывающейся в невидимых серых крылах Князя Ночи, они обрели свободу от страха перед гибелью, но пришла ли к ним свобода от страха перед смертью? Мудрец думал об этом, но совсем немного. Он и его спутники честно исполнили свой долг, умертвив негодяя. Большая часть слуг Вульго была мертва, другие разбежались в страхе перед возмездием. Лишь немногие, непричастные к злодеяниям князя, остались в замке с черными окнами. Мудрец сказал, что они могут жить здесь, если пожелают, и предоставлять за плату убежище путникам. Эти слуги вырыли могилу, куда положили погибших братьев Дора. В окостеневшие пальцы мертвецов Мудрец собственноручно вложил мечи, какие должны были послужить братьям в ином мире. После того, как могилу забросали камнями, Мудрец велел положить сверху огромный камень, на котором высек короткую надпись в память о россах.

После этого обрели успокоение тела Вульго и княжны. Мудрец решил, что будет лучше предать их огню. Изуродованные куски плоти были сложены в ящики, служившие вампирам долгие годы ложем. Ящики были вытащены во двор и обложены просмоленными факелами, заботливо приготовленными Вульго. Мудрец лично зажег погребальный костер. Глядя на ломкие отблески, отбрасываемые огнем, он задумчиво произнес:

– Ну вот и все, кошмар закончен. Мы можем следовать дальше.

Дор промолчал. Гибель братьев сильно подействовала на юношу. Не мог он забыть и княжну, чье прекрасное тело корчилось в языках пламени, источая резкий запах горелой крови. Дор знал, что уже никогда не сможет забыть ее. Он стоял и молчал.

Костер догорел. Поворошив ногою зловонные угли, Мудрец сказал:

– Все. Уезжаем. Мы и так потеряли целых два дня. А нам нельзя опоздать.

Пока слуги седлали лошадей, россы направились за своими вещами. Замок был неуютен и мрачен даже в большей степени, чем в день приезда. Казалось, смерть Вульго опечалила серые стены. Разрывая гулкую тишину. Мудрец говорил, обращаясь скорей к себе, нежели к Дору.

– Мы поступили единственно так, как могли поступить. Конечно, братьев не вернуть, но у нас не было иного выбора. Нам не в чем упрекнуть себя. Если б не мы, князь и его дочь и дальше продолжали б творить зло. Этот князь был ужасным существом. Он возжелал чудовищной власти, не имея на то ни малейшего права. Чтобы получить это право, нужно немало прожить и еще больше пережить. Князь же хотел владеть миром по праву рождения и злобного знания. А этого недостаточно. Нельзя желать большего, чем заслуживаешь. Как нельзя и опираться на ложную веру. Князь обожествил тень, назначив серому вершить судьбою сущего. Человек же, если, конечно, он вправе называться человеком, не вправе служить тени. Рано или поздно он должен сделать выбор – выбор между светом и тьмой. Ведь в данном случае середины нет. Как сделал его я, как сделали ты и твои братья. А Вульго… – Мудрец не докончил фразу. Случайно взглянув на Дора, он заметил, что юноша не слушает его, и замолчал.

На то, чтоб собрать нехитрые пожитки, потребовалось немного времени. В память о братьях Дор взял лишь костяную фигурку медведя – чудесный амулет Горислава, который так и не смог сохранить своему хозяину жизнь. Дору хотелось разрыдаться, но он держался спокойно, как и подобает настоящему воину. Он научился этому с детства.

Был, правда, еще один миг, когда сердце Дора болезненно дрогнуло.

– Ты любил княжну? – зачем-то спросил Мудрец Дор сдавленно кивнул, не в силах вымолвить – да. В свою очередь Мудрец тоже кивнул, словно признавая право Дора на эту любовь. – Она была красива, как и ее мать. Но она не любила тебя. Ее слишком занимала игра, вошедшая в ее сердце с кровью отца. Играющие жизнью вместо того, чтобы жить, способны лишь играть любовью, но не могут заболеть ею. Выкинь эту девку из головы!

О, если бы Дор мог сделать это! Если б он хотел!

Кашлянув, юноша спросил, желая разрешить вопрос, терзавший его измученное сознание:

– Скажи, Мудрец, а ты и впрямь смог бы исполнить свою угрозу?

– Какую?

– Насчет княжны. Ту, с помощью которой заставил князя принять вызов.

Мудрец ответил не сразу, ведь ответить на подобное нелегко. Наверно, ему хотелось солгать, но он все же решил быть честным, до конца честным.

– Да. Когда участвуешь в игре без правил, не следует быть щепетильным. И уж тем более сентиментальным. Это слишком дорого обходится. Запомни мои слова!

И Дор запомнит, но так и не сумеет заставить себя следовать циничному совету, когда наступит его миг выбора.

На небе появились облака, когда путники вернулись во двор. Наползая на сверкающий диск солнца, они отбрасывали на заснеженную землю рваные лоскуты теней. От этих зыбко очерченных пятен веяло неясной угрозой. И был миг, когда Мудрецу почудилось, что Вульго не умер, что он лишь спрятался в тень и ждет удобного мгновения, чтоб вернуться на землю. Но то было глупое чувство, отголосок неясных страхов, таящихся в душе даже самых отважных и мудрых, ибо Мудрец знал, как вздрагивает в предсмертной истоме плоть, когда ее пронзает клинок. Но Мудрец привык сомневаться. Его ум был скептичен, и он сомневался так часто, как только может сомневаться утративший веру во все, во что принято верить. Ведь Мудрец верил лишь в две простые вещи – в свою Удачу и в Любовь, которая непременно должна существовать, терпеливо стуча в равнодушные сердца своими тоненькими, замерзшими на ветру пальчиками. Все остальное вызывало у Мудреца вполне обоснованное сомнение. Все, кроме того обстоятельства, что князь Вульго мертв. Ведь госпожа Удача не могла обмануть Мудреца.

Чувствуя, как легчает на сердце, Мудрец вскочил на коня и погнал его неторопливой рысью к воротам, у которых виднелась маленькая фигурка Нолы. Поравнявшись с девочкой, Мудрец придержал жеребца и, улыбаясь, крикнул:

– Вот и все! все кончилось, мы уезжаем. Если хочешь, мы можем отвезти тебя в твою деревню. Или ты доберешься сама?

Нола растянула тоненькие губы в улыбке.

– Спасибо. Мне понравилось в замке, я останусь здесь.

– Вот как? – удивился Мудрец. – Ну, как знаешь! Удачи тебе!

– И вам тоже… Удачи.

Дор помахал девочке рукой, и всадники выехали из ворот. Нола с улыбкой смотрела им вслед. В этот миг крохотная, едва приметная тень скользнула по ее бледному личику, отчего девочка нахмурилась. Но тень исчезла, и Нола улыбнулась вновь. Во рту ее остро блеснули два сросшихся меж собою клыка.

Это был не эпилог нашей истории.

Еще не эпилог…