Глава 9
1
В микроавтобусе Артем Донской продержался значительно дольше — почти до темноты.
В течение первого часа он перемещался по салону, не приседая ни на минуту. Они слышали, как он подвывал. Судя по всему, он был уверен, что богомол вот-вот атакует его. Если до этого во дворе он являл собой образец неподвижности, то теперь началась настоящая истерика, породившая бешеную энергию.
В конце концов Донской выдохся, осел на одно из сидений, силясь остаться хотя бы в сидячем положении. Глаза его закрывались сами собой.
К этому моменту находившиеся в доме снова сидели каждый на своем месте. Время от времени Сергей Анин или Анжела Маверик приподнимались, чтобы взглянуть на Донского.
Они так и не обнаружили признаков присутствия богомола, что заставило Анжелу Маверик усомниться, сидит ли тварь по-прежнему в засаде.
— Хватит, — глухо оборвал ее Олег Сурта. — Я не собираюсь убеждаться в этом на собственном опыте. Если ты хочешь, попробуй, выйди из дома. Но я бы тебе не советовал.
Он понимал девушку, но решил убить ложные надежды в зародыше. Они много лет назад выцедили из чайника и бутылки последние капли воды. Голод почему-то не особенно давал о себе знать, а вот жаждой они уже мучились. Но пока еще можно было терпеть.
Надежды Маверик оказались заразными. Ольга Сурта, глянув на мужа, обратилась к Анину:
— Сергей, ты то что думаешь? Может богомол все-таки убрался отсюда к своему Котловану?
После непродолжительной паузы Анин тихо сказал:
— Лучше подождать… кого-нибудь, если даже и так. Выходить опасно, — и почти шепотом добавил. — Он здесь, я чувствую.
Ольга Сурта поежилась. Духота старого дома отступила, и девушка почувствовала холод. И новую волну страха. Близился второй вечер их пребывания на хуторе, но впереди по-прежнему маячила беспросветность. Временами ей начинало казаться, что они посидят здесь еще долгие дни, прежде чем что-то изменится.
Анин почувствовал, что его последние слова оставили неприятный осадок, и поспешно заверил:
— Нам бы еще немного продержаться. Я уверен, отец уже знает, что с нами что-то случилось и вот-вот организует поиски. Они с Вересовым постоянно перезваниваются. Папа должен что-то почувствовать.
Его слова приободрили их. Сурта поддержал Анина:
— По идее, они перво-наперво приедут сюда. Арсеньево — единственное место в округе, где постоянно кто-то находится. Конечно, они захотят узнать, не видели ли нас здесь.
Напряжение ослабло. Это было, как глоток надежды. Пожалуй, впервые с момента своего заточения они воспряли духом все вместе. Осталось ждать, причем не так уж и много, если сравнить со временем, проведенным здесь.
Анжела Маверик не могла уже сидеть, словно у нее открылось второе дыхание. Девушка ходила из комнаты в комнату, и Анину захотелось сказать, чтобы она не спешила, не тешила себя уверенностью в том, что в ближайшие часы прибудет помощь. В последний момент Сергей передумал: пусть лучше так, чем сидеть с мрачным лицом и отгонять мысли о неминуемой смерти.
Маверик, доходившая почти до окон фасада, замерла, показав на улицу. Анин тут же вскочил.
— Смотрите, — пошептала девушка, и в ее голосе не было ни следа приподнятого состояния. — Кажется… он снова заснул.
Так и было. Донской, остававшийся в сидячем положении, дремал, голова свешивалась на левое плечо.
Рядом с Аниным возникли Сурта с женой.
— О, Боже, — выдохнула Ольга.
Анин остановил Маверик, готовую закричать.
— Подожди. Не надо.
Девушка удивленно посмотрела на него.
— Почему?
Анин пояснил:
— Стоит ли? Если богомол сидит рядом, он, похоже, решил чего-то дождаться. То ли чтоб кто-то вышел, то ли Донской выбежал из машины. Пусть поспит, — он пожал плечами. — Разницы, кажется, нет. Зато он хоть немного придет с себя.
Маверик кивнула, согласившись: она вспомнила, как Донской повел себя во дворе, когда они его разбудили криком.
Они постояли еще минут пятнадцать прежде, чем разойтись. Ничего не происходило. Донской сидел, не шелохнувшись. Если тварь знала о том, что человек находится в пассивном состоянии, она никак это не использовала.
Глядя на Донского, на лес за микроавтобусом, где меж деревьев уже собирались серые пятна, постепенно темнеющие, Сергей Анин занервничал. Он чувствовал: общая временная эйфория по мере приближения ночи сходила на нет, уступая место чему-то более реальному в данных обстоятельствах. Это лишь усугубляло его собственное состояние.
Почему богомол так долго не появляется?
Этот вопрос давил его, мешал глубоко и свободно дышать, словно кто-то невидимый уселся ему на грудь. Должна быть причина, по которой насекомое выжидает, должна.
Анин не допускал мысли, что богомола на хуторе уже нет. Тварь рядом. Вчера богомол без конца летал вокруг дома. Сегодня — таится.
Не без оснований Анин опасался, что продолжительное бездействие со стороны насекомого обязательно во что-нибудь выльется. Самое худшее то, что они уже расслабились, они уже не могли реагировать также, как вчера. Сейчас их очень просто застать врасплох — не могло не сказаться напряжение длиной более, чем в сутки.
Что если богомол совершит внезапную попытку проникнуть в дом?
Анжела Маверик, дольше всех не отходившая от окна, тихо спросила:
— Сергей, как ты думаешь, твой отец появится до темноты?
Анин едва не закричал на нее, прилагая усилие, чтобы лицо оставалось бесстрастным.
— Не знаю… Будем надеяться. Ты лучше отойди от окна.
Помедлив, она последовала совету. Снова спросила:
— Неужели мы проведем здесь еще одну ночь?
Анин опустил голову на колени — он не хотел, чтобы она видела, как исказилось его лицо. Неужели она не понимает? Откуда ему знать? По большому счету, он не особенно удивится, если они просидят на хуторе до следующей, третьей ночи. Когда он убеждал ее, что отец вот-вот начнет поиски, это, мягко говоря, вряд ли соответствовало действительности.
В реальности все обстояло иначе — Владимир Анин, понадеявшись на Вересова, мог забеспокоиться лишь в понедельник утром. Сюда следовало прибавить довольно приличное время, прежде чем кто-нибудь из близких догадается прочесать лес, съездить в Арсеньево. Это — после других версий, поисков, метаний из стороны в сторону.
Если богомол по-прежнему будет ждать, желая действовать наверняка, они смогут досидеться в этом доме до ЧЕТВЕРТОЙ ночи!
Анина затрясло, в спину будто всадили что-то острое, пронизавшее внутренности страхом.
Выдержат ли они?
Еще вчера, скажи ему кто-нибудь, что вся проблема в том, чтобы продержаться, что тварь не рискнет проникнуть в дом вслепую, Анин усмехнулся бы, уверенный, что самого худшего они избежали. Сейчас он не был уверен, что в один прекрасный момент не выскочит из дома сам, не говоря о девушках. Никогда не знаешь, как поведешь себя в следующую минуту, не сдадут ли нервы. Судя по взглядам, с ним, Аниным, что-то произошло. Как он понял, что-то случилось с волосами. Впрочем, сейчас это казалось ерундой, чем-то недостойным внимания.
Анжела Маверик, не дождавшись ответа ни от Анина, уткнувшегося в колени, ни от Сурты, тяжело вздохнула и снова выглянула в окно.
— Он проснулся, — быстро сказала она.
Анин хотел подняться, посмотреть, но тяжело было даже шевелиться — наверное, пришел очередной упадок сил. Он решил посидеть, не все ли равно, видит он Донского или нет, однако в следующую секунду ему пришлось-таки вскочить.
Маверик дрогнувшим голосом произнесла:
— Боже! Нет!
2
Донской засуетился, откатил дверцу. Закрыл ее.
Снова открыл. Пробоина в дверце напоминала чей-то изувеченный глаз.
— Эй! Завопил он. — Эй, где вы!?
Черты его лица расплывались — при кажущейся силе дня, сумерки подкрадывались все ближе и ближе.
Донской снова закрыл дверцу. Снова закричал:
— Кто-нибудь! Эй! Помогите!
Они уже топтались у окон фасада вчетвером.
— Он сейчас выпрыгнет, — выпалила Ольга Сурта.
Анжела Маверик одновременно с ней ахнула:
— Наверное, ему плохо!
— Артем! — вскрикнул Анин, отдернув штору и прильнув к окну. — Мы здесь! Не выходи из…
Поздно, Донской не слышал их.
Он в очередной раз откатил дверцу и… выпрыгнул из салона.
Они думали, он вбежит во двор, попытается вернуться в дом: на секунду он застыл, пожирая взглядом двор и фасад дома.
— Мы здесь! — выкрикнула Маверик, ее пальцы уже отбросили шпингалет.
Донской сорвался с места, но побежал в противоположную сторону, к лесу.
— Куда ты?! — закричал Анин. — Стой!
— Боже! Боже! — причитала Маверик.
Донской удалялся. Бежал он быстро. Несколько секунд — он углубился в лес, его тут же поглотила коричневая масса, лежащая между деревьями. Только что они еще видели его, и все — человек будто растворился.
Сумерки оказались куда злее, чем им казалось, они и не заметили, как дневной свет окончательно выдохся.
— Ему конец, — пробормотал Олег Сурта.
Они превратились в слух. Морщась, ждали истошного крика или выстрела.
Прошла минута. Ни того, ни другого они не услышали. Стояла стылая тишина, больше подходящая для холодного времени года.
Анину казалось, он слышит звук удаляющихся шагов, но это был лишь стук сердца, отдававшийся в ушах.
Еще три минуты. Они ничего не дождались, ни единого признака того, что богомол атаковал убежавшего человека.
Ольга Сурта дрогнувшим голосом спросила:
— Он что, убежал?
Маверик повернулась к ним, в глазах — удивление и… облегчение.
— Он ушел, — тихо сказала девушка и громче: — Он живой! Он убежал!
Маверик запнулась, словно не решаясь сделать окончательный вывод.
Облегчение во взгляде уже превращалось в ликование.
— Нет! — Олег Сурта покачал головой. — Заткнись!
Он говорил грубо, казалось, он хотел убедить в обратном сам себя.
— Никуда он не убежал! Не верю.
Блеск в глазах Маверик ослаб, однако девушка на этот раз не хотела сдаваться так легко. Она схватила Анина за руку:
— Сергей, ну скажи, — потребовала она. — Артем ведь убежал? Вы же видели, его никто не тронул! Этой твари больше нет!
Анин ничего не сказал, медленно, без резких движений высвободив руку.
Блеск в глазах девушки померк окончательно, уступив место разочарованию.
— Нет здесь никого, — упорствовала Маверик. — Может тварь сдохла или еще чего, — она говорила все быстрее и быстрее, повышая голос. — Ее нет, больше этой твари нет, нет, нет…
— Анжела!
Анин встряхнул ее. Он ее понимал: только что вспыхнувшая надежда была раздавлена.
Маверик вырвалась.
— Вы боитесь? — процедила она, переводя взгляд с одного на другого.
— Успокойся… — Анин шагнул к ней, но она отпрянула.
— Боитесь, — теперь это звучало утвердительно. — Мы ведь можем уйти отсюда. Я… я не могу здесь находиться! Давайте уйдем отсюда, уйдем все вместе.
— Нет, — тихо сказал Сурта. — Мы с Олей никуда не выйдем отсюда.
Маверик попятилась в соседнюю комнату.
— Давайте хоть попробуем, просто выйдем во двор. Я чувствую, никого здесь уже нет. Артем запросто…
— Анжела! — прервал ее Анин. — Вдруг ты ошибаешься? Если мы выйдем, а богомол все еще здесь?
Она заколебалась, но лишь на пару секунд:
— А если его нет?
Олег Сурта покачал головой:
— Ты хочешь проверить это на ком-то из нас?
Маверик смотрела на него своими большими темными глазами.
— Его здесь нет. Хотите, я выйду? — Она едва не плакала.
Сурта опешил. Его жена, до этого молчавшая, прошептала:
— Анжела, — в голосе то ли просьба, то ли возражение.
Анин, незаметно приближавшийся к Маверик, преградил ей путь.
— Анжела, — как можно мягче сказал он, хотя его буквально трясло от страха, усталости, напряжения и желания вопить. — Послушай меня, пожалуйста. Если ты ошибаешься, и мы выйдем из дома, кто-нибудь, а может быть и все мы, умрем. Если нет, я бы попросил тебя подождать. Скоро ночь, а к даче топать и топать. Не лучше ли идти днем? Может завтра утром за нами приедут. Может и раньше. Давай подождем до утра, так, хотя бы для уверенности. Ты как?
Маверик облизнула губы.
— До утра? — переспросила она.
Анин кивнул.
Девушка уточнила:
— Если никто не приедет за нами, мы все равно пойдем?
Анин сомневался, что захочет выйти из дома даже утром, если, конечно, они переживут эту ночь. Лучше ждать — так надежнее. Ждать, если даже жажда станет звать старуху с косой. Однако, завтрашний день казался не более реальным, чем следующая жизнь, если только человек живет много жизней. Сейчас самое главное — убедить Маверик, это ведь чревато осложнениями для всех.
Анин уверенно закивал:
— Да, пойдем. Ждем до десяти утра. Никого нет — идем сами. Десять утра. Ты согласна?
Маверик кивнула. И тут же разрыдалась.
Ему пришлось заключить ее в объятия.
3
Вторая ночь стала гораздо более тяжелой. Как прогрессирующая болезнь, которая, не встречая сопротивления на своем пути, делает все хуже и хуже.
Она не была такой же темной, как предыдущая. Почему-то они различали не только проемы окон, но даже расплывчатые пятна деревьев. Может, они просто адаптировались? Пришлась бы кстати луна, но сейчас было новолуние.
Сергей Анин в эту ночь ощущал себя абсолютно беззащитным — теперь его руки были пусты. Тем не менее сидеть без сна казалось немыслимым.
Анжела Маверик находилась рядом. Она притихла, и ясно было, что девушка не создает эксцессов, по крайней мере, пока не рассветет.
Сергей слышал запах ее пота. Это не было неприятным, это казалось вполне естественным: что-то находилось рядом и это можно было не только потрогать, но и понюхать.
Естественным. Всего лишь сутки назад они стеснялись ходить по нужде, краснели, закрывали уши и отводили глаза. Теперь Олег Сурта стоял у заднего окна, пока нишей пользовалась его жена и Анжела, и у всех были такие лица, словно они поступали так много-много дней.
Запах, конечно, из ниши распространялся по всему дому, но их обоняние его давно не воспринимало, вернее, воспринимало совсем не так, как у кого-нибудь постороннего, кто зашел бы в дом.
Они сходили по очереди в нишу, чтобы лишний раз не рисковать в темноте. Олег Сурта с женой устроились на прежнем месте — на пороге передней комнаты.
Когда Анин решил, что Маверик спит, девушка приблизила свои губы к его уху и прошептала:
— Спасибо тебе, — пауза. — Что уговорил меня остаться. Я вела себя, как дура.
После чего Маверик действительно заснула.
На короткое время Анин испытал приятные ощущения. В теперешнем положении благодарность оказалась почему-то особенно весомой.
Однако, все вернулось в прежнее русло.
Страх, голод, жажда, неимоверная усталость. Неудобное положение. Осознание того, что спать вообще-то нельзя, и осознание того, что не заснуть просто невозможно.
Анин пытался что-нибудь обдумывать, например, как быстро поиски компании бывших одногруппников приведут в Арсеньево. Или что говорить Анжеле Маверик, да и самому себе, когда наступит утро, а они все также будут сидеть и ждать, изнывая от страха. Анин пытался, понимая, что это лишь оттягивает неизбежное — ночь бесконечна, и ее просторы рано или поздно поглотят его разум, отважившийся бодрствовать и бодрствовать. Все равно, что пытаться вычерпать море ведром.
Однако Анин сопротивлялся. Мужества ему придало равномерное дыхание Олега Сурты — похоже, он спал, хотя поза осталась прежней. О времени Анин имел смутное представление. Нечто давило его, прессовало, и в конце концов Сергей прилег возле стены. Так удобнее. К тому же болезненно ноют ягодицы.
Анин держал глаза открытыми. Нет, он не будет спать. Это было бы оплошностью. Где-то рядом богомол, жуткая тварь, убившая стольких людей, некоторые из которых умирали мучительно. Кто знает, прошлой ночью богомол не совершил ни одной попытки проникнуть в дом, воспользовавшись темнотой, но это не значит, что ничего не изменится теперешней ночью.
Спать нельзя. Он немного полежит, снова примет сидячее положение. На минуту даже можно закрыть глаза.
В старом доме на заброшенном хуторе слышалось дыхание четырех спящих людей.
4
Он открыл глаза, когда уже было светло.
Равномерное дыхание вокруг. Анин приподнял голову и убедился, что все трое спят. Лица исхудавшие, влажные, но сон привнес в их черты некоторое умиротворение. Возможно, им ничего не снилось, и это сыграло свою роль.
Они заснули и то, что были по-прежнему живы, являлось подарком, брошенным к их измученным телам.
Было не просто светло, солнце уже давно встало. Часов восемь уже, не меньше. Анин смотрел на Анжелу и Ольгу и несколько секунд ему не хотелось их будить.
Пока он не осознал, что его что-то разбудило. Какой-то звук.
Анин почувствовал, как спину обсыпало гусиной кожей. Он задержал дыхание. Страх не отпускал, наоборот, усиливался. Парень напрягал слух, но кроме сопения людей ничего не улавливал.
Закрались сомнения, не приснилось ли ему что. По правде говоря, он не был уверен в чем-то одном.
Анин осторожно принял положение, при котором легко будет вскочить на ноги.
Шорох в кухне.
Анин едва не вскрикнул, резко вскочил, оттолкнувшись от пола.
Его движение разбудило Анжелу Маверик, она застонала, завертела головой, руки ощупывали пол, будто помогали голове припомнить место нахождения.
Проснулись Олег и Ольга Сурта. Парень тут же принял вертикальное положение, схватил ружье.
Тишина стала рваться, как мягкая податливая бумага, пока еще не грубо, но целостность нарушилась.
Анин вскинул руку, жестом призывая к молчанию: им нужна была тишина. Маверик, несмотря на это, постанывала, пока приподнималась, держась за стену. Анин приложил ей палец ко рту и убрал руку, лишь убедившись, что девушка затихла.
Они замерли, прислушиваясь.
Олег Сурта смотрел то на окна, то на Анина. Прошла почти минута, и Сурта наконец не выдержал:
— Что?
Анин покачал головой, давая понять, что надо выждать еще немного.
Ничего не происходило.
— Что такое? — повторил Сурта; по лицу было видно, первоначальный испуг его отпустил.
Анин пожал плечами.
— Как будто кто-то скребся. В кухне.
Ольга Сурта ахнула. Ее муж шагнул к проему, держа перед собой ружье. Остальные снова затихли.
— Тебе не приснилось чего? — тихо спросил Сурта.
Анин ответил после непродолжительной паузы:
— Не знаю, — признался он. — Может показалось.
Олег Сурта, не отводя взгляда от кухни, отошел на прежнее место и снова присел.
— Отбой, — прошептал он. — Можно еще посидеть. Сколько там натикало?
— Восемь, — ответил Анин.
Сурта кивнул: да, мол, сидим. Он казался измученным, как если бы всю ночь шел, а не дремал, время от времени вздрагивая, вскидывая отяжелевшую голову.
Его жена присела рядом.
Поколебавшись минуту, их примеру последовала Анжела Маверик.
Сергей Анин медлил. Не решался, хотя ноги в прямом смысле подкашивались. Если бы он шел, что-то делал, но он стоял на одном месте, и это было особенно тяжело.
Сурта прикрыл глаза. Снова открыл, но ружье уже положил на пол, просто держа на нем одну руку. Ольга… задремала. Анин понял это по дыханию. Странное дело, несколько минут назад Ольга едва не закричала, теперь, несмотря на очередную, мощную дозу стресса, снова заснула.
Плохи дела, подумал Анин, мы выпотрошены. Физически и морально. Он сам едва стоял на ногах. Может это кратковременный упадок, наиболее глубокий за последние сутки. Он не знал.
Анин прошел к кухне, заглянул туда. Никто не смотрел на него. Парень оглядел шкаф, соседний двор и дом, ту часть, которую мог видеть.
Помедлив, Анин вернулся на свое место и присел. По телу прошло приятное облегчение, правда, парень к этому очень быстро привык и теперь уже хотелось принять горизонтальное положение. Возмущенное тело снова запротестовало, требуя новых уступок.
Анжела Маверик сидела с закрытыми глазами. Похоже, ей хватит минуты, чтобы заснуть, если она уже не задремала. Страз, вызванный ложной тревогой, недолго оставался в крови.
Анин вытянул ноги, принимая полулежачее положение. В голове словно разбухал ком намокшей ваты. Анин прикрыл глаза.
В кухне послышался отчетливый шорох, и Анину показалось, что шкаф сдвинулся.
Теперь эти звуки слышали все.
5
Каждого из них словно подбросило пружиной, отпущенной на свободу. Не опоздала даже Ольга Сурта, задремавшая, казалось, крепко, хотя и вздрагивала во сне.
Никто из них не кричал. У Сурты было каменное лицо, у его жены — растерянное, заляпанное пятнами страха. Анжела Маверик, казалось, испытывала приступ боли, острый, проникающий глубоко-глубоко, словно тонкая спица.
Сурта направил в кухню ружье. Анин, несмотря на обжегший внутренности страх, шагнул к нему, как будто непременно должен был удовлетворить свое любопытство.
Шкаф действительно сдвинулся. Он сместился всего на пару сантиметров, но эффект был такой, словно рухнула стена.
Шорох прекратился, но шкаф подрагивал. Богомол находился в оконном проеме, невидимый из-за шкафа, и медленно пытался этот самый шкаф сдвинуть.
— Олег! — прорвало Ольгу Сурту. — Олег!
Сурта вжал приклад в плечо, руки его тряслись.
В вертикальной полоске незаслоненного окна мелькнула тень. Мелькнула быстро, Сурта при всем желании не смог среагировать. Анин уже ждал выстрела, пусть и с опозданием Сурта должен был спустить курок.
Сурта не выстрелил. Он отшатнулся, сжимая зубы, и стон, готовый вырваться, превратился в хрип.
Звук рассеченного воздуха прошел вдоль фасада, переместился во двор, иссякнув то ли возле веранды, то ли за тыльной стороной дома.
Ольга, отступившая в переднюю комнату, отшатнулась назад. Ее муж засуетился, не зная, что взять под прицел: боковое окно, заднее или же окно кухни.
Шелест возник за окном кухни. Шкаф вздрогнул под коротким, но чувствительным прикосновением насекомого.
Маверик вскрикнула.
Олег Сурта рывком повернулся к кухне, но тень твари уже промелькнула за окнами фасада. По-видимому, лишь это удержало парня от выстрела в никуда.
— Там! — прохрипел Анин, показывая вытянутой рукой в сторону улицы.
Шорох исчез. Они его не слышали.
Анжела Маверик заплакала. Она переводила взгляд с одного окна на другое, закрывала ладонями рот, но глухие рыдания только усиливались.
— Тише! — потребовал Анин, подняв руку. — Тише, прошу.
Им необходима была тишина, только так можно было вовремя определить, с какой стороны находится богомол.
Маверик не могла остановиться, рыдания душили ее. Анин вращал головой, пытаясь предугадать следующий ход насекомого. То, что тварь притихла, очень ему не понравилось. Олег Сурта на всякий случай держал под прицелом кухню.
Шорох они услышали меньше, чем через минуту. Он исходил с веранды.
Ольга Сурта ударила мужа по плечу, рот полуоткрылся в немом крике. Она указала на входную дверь, глаза выпучились от ужаса. Сурта шагнул в переднюю.
Маверик наконец подавила рыдания.
Во входную дверь уперлись с наружной стороны. Сурта видел, как вздрогнул крючок, сдерживая медленный, почти незаметный натиск.
Тварь скреблась, осторожно, почти неуверенно, будто колебалась, правильно ли поступает.
Ольга Сурта попятилась в соседнюю комнату, не в силах видеть, как нечто сдерживает лишь тонкий кусочек металла. Анин шагнул к боковому окну, но часть веранды он не мог рассмотреть и богомола не заметил.
Сурта пытался определить, в каком месте двери находится тварь. Один патрон, стучало в мозгу, всего один выстрел.
В какой то момент он подумал, что давления на дверь с наружной стороны нет. Не мерещится ли ему?
Легкий шорох на веранде. Мгновенный звук рассеченного воздуха.
Анину показалось, он заметил на веранде движение, но сказать ничего не успел.
Сурта весь сжался.
Шкаф в кухне тяжело заскрипел, царапая ножками пол.
Ольга истошно завизжала. Ее муж, оцепенев на секунду-другую, рванул из переднее к кухне. Его обожгла мысль: не успел, не успел.
Шкаф отодвинуло на метр от окна, не меньше. Он шатался, словно в любое время мог опрокинуться. Из-за его дальнего торца что-то мелькнуло.
Ноги богомола! Тварь почти освободила себе путь в дом!
И еще раз.
Олег Сурта не выдержал. Уже спуская курок, он слышал, как завопил внутренний голос, требовавший прицелиться наверняка. Но было поздно. Понимая, что это была опасная поспешность, рожденная отсутствием хладнокровия, Сурта все-таки выстрелил.
Зарядом вырвало большую часть стенки шкафа и снесло торец. Сурта не видел, как богомол успел отпрянуть в сторону, но он это почувствовал. Богомола он не зацепил.
Зато израсходовал последний патрон.
6
Грохот выстрела встряхнул оцепеневший, изможденный дом. Окна, выходившие во двор, вздрогнули, и казалось удивительным, что они выдержали и не лопнули.
Остов старого шкафа напоминал скелет какой-нибудь тварь из юрского периода, хрупкий скелет, не имеющий шансов долгое время выдерживать вертикальное положение. Теперь кухонное окно ничто не закрывало.
Олег Сурта держал, бесполезное ружье, лицо его исказилось от боли — отдачей чувствительно ударило в плечо. Он стоял, и до него медленно, словно проявляющееся очертание человека, приближающегося в мутном вареве снежной пурги, доходил результат выстрела: больше он уже не выстрелит.
Анжела Маверик сжала ладонями голову и опустив ее, присела на корточки.
Ольга Сурта замерла с широко раскрытыми глазами и ртом.
Ее муж попятился от кухни. Обернулся. Обезумевший взгляд жадно, требовательно ощупал каждого, будто Сурта молил убедить его в том, что он только что не выстрелил. Девушки пялились в кухню. Похоже, они находились в шоке и еще не осознали, ЧТО ПРОИЗОШЛО!
Только не Сергей Анин. Сурта встретился с ним взглядом на какую-нибудь секунду, но сомнений у него этот мимолетный зрительный контакт не оставил — Анин знает. Сурте показалось, из глубины этих застывших глаз поднимается ил настоящего ужаса, прежде пребывавшего на самом дне.
Слабость оказалось молниеносной. Словно кто-то выстрелил зарядом, содержащим специальный газ. Раз — и все. Сурта почувствовал, как сначала отказал низ спины, и его повело назад. Он прислонился к стене, после чего ноги стали какими-то неплотными, почти невесомыми.
Он начал сползать по стене.
— Олег! — всхлипнула Ольга, она протянула руки, но не подошла, ноги перестали ей подчиняться.
Сурта сопротивлялся, пытался не оседать.
— О… черт, — прохрипел он. — Черт…
Анжела Маверик вскинула голову, впилась в Сурту взглядом и… все поняла. Секунду она изучала парня, его лицо, руки, ружье, которое он крепко сжимал, затем застонала и вскочила на ноги. Стон перешел в короткий крик, девушку шатало. Сурта выплевывал искаженные слова, словно застрявшие в зубах кости:
— У нас… я… ни одного… последний патрон. Я не…
— Олег! — Ольга вцепилась в него, чуть приподняла, прижимаясь, будто хотела, чтобы муж забрал у нее часть начинавшейся истерики.
Сурта опять смотрел в кухню, и по его реакции казалось, что там затаилось нечто, готовое вот-вот прыгнуть на него.
Анин стоял, не шелохнувшись. Несколько минут выпали из реальности. Возможно, подсознательно он ждал продолжения — богомол совершит еще одну попытку проникнуть в дом, и тогда все кончится. У них выпали последние зубы, и огрызаться уже нечем. Ждать, только ждать, смысла дергаться нет.
Прежде, чем он понял, что пауза затянулась, перед глазами возникла картинка: богомол, атакующий одного из них, остальные выбегают из дома. И тут же наслоилась другая: он, Анин, выбегающий из дома и попадающий богомолу прямо в «тиски» с тремя рядами шипов.
Кое-как его мозг переработал передышку: богомол прервал атаку, и Анин первым справился с шоком. Он шагнул к Сурте и его жене.
— Тихо! — потребовал он. — Только не кричите.
Это подействовало только на Ольгу. Она вся напряглась, сжалась, но замолчала. Ее муж продолжал невнятное бормотание — шок не оставлял его.
Богомол не показывался. Не слышалось и звуков рассекаемого воздуха. К Анину возвращалась способность рассуждать. Они были живы, тварь решила выждать, и значит, шансы оставались. Глупо было бы просто так сесть и ждать.
Богомол не мог знать, что это их последний выстрел!
Анин, следя за окном, чувствуя, как при каждом вздохе страх комьями заполняет легкие, прошептал:
— Стоп, хватит, — это предназначалось прежде всего Олегу Сурте. — Твари нет, она затаилась. Только не кричите, прошу вас.
Анин едва не добавил «чтобы богомол не догадался».
Сурта затих, взгляд стал осмысленнее. Как и Анин, он смотрел в кухню, в окно, зиявшее, как отверстие гигантского дула.
— Давайте… — пробормотал Анин и запнулся, не в силах предложить что-то дельное, хотя нужно было действовать. — Я не…
— Окно бы чем-то закрыть, — нашлась Ольга Сурта.
— Да! — Анин едва сдержал крик. — Давайте! Диваном.
В следующие несколько минут они почти израсходовали весь свой потрепанный остаток мужества. В основном из-за ежесекундного ожидания, что богомол ворвется в дом в самый последний момент, и их суета не даст ничего.
Все вместе они подняли старый скрипучий диван и внесли его в кухню. Протиснули боком, и ближе других к окну оказались Маверик и Анин. Оказавшись на кухне, девушка посмотрела в окно так, словно заглянула в бездну, куда ее что-то непреодолимо толкало, ее руки резко ослабли, и Анину пришлось напрячься, чтобы не выронить переднюю часть дивана.
— Быстрее, — прошипел Анин; он был почти уверен, что богомол вот-вот атакует одного из них, невероятным усилием парень поборол желание отпустить диван и выскочить из кухни.
Под их натиском остов дивана заскрипел, и после хлипкого сопротивления его бросило влево, в угол за печкой. Старое дерево затрещало, разваливаясь на обломки. Торец дивана невероятно точно закрыл собой оконный проем чуть ниже середины.
Еще одно усилие, чтобы диван плотнее вошел, — и они, не сговариваясь, отпрянули.
Верхняя часть окна оставалась свободной.
— Тварь может пролезть, — сказал Сурта.
Анин заметил:
— Пролезть, но не пролететь.
— Один черт, — процедил Сурта, махнув рукой, жест полный отчаяния.
Девушки пятились от кухни вглубь комнаты, к самому окну, выходившему во двор. После нескольких минут суетливой, зарождающейся надежды, слабой, как мерцание свечи в ночном тумане, Анин осознал, что их потуги бессмысленны. Они спасутся, если только выиграют время до следующей вылазки богомола. Необходимо громадное везение, чтобы тварь опять затаилась на многие часы, только так, от них самих уже ничего не зависит.
Анин испытал полнейшую опустошенность, ему вдруг стало все равно. Абсолютное безразличие. Если раньше они как-то могли отбиться, сейчас это исключено. Возможно, сказалось, что он был изможден.
Это понимал не только он.
Анжела Маверик неожиданно разрыдалась. Ольга Сурта перевела взгляд с мужа на Анина и обратно и после недолгого колебания обняла Анжелу, попыталась успокоить ее.
Анин хотел было попросить девушек притихнуть, не в силах избавиться от наваждения, что богомол догадается об их истинном положении именно поплачу, но у него не хватило моральных сил. Анин заметил, что Ольга тоже плачет, только бесшумно, слезы тем не менее обильно катились по ее щекам.
Так продолжалось минут пятнадцать.
Анин сидел в центре комнаты и ему казалось, что внутри он пустой. Несмотря на ситуацию, он чувствовал сонливость. Сурта стоял между кухней и передней, подпирая стену, тупо глядя в кухонное окно. Анжела Маверик плакала, правда, все тише и тише. Ольга оставила ее, уперлась головой в стену и разрыдалась.
Они как будто оплакивали свою участь. Заранее. Пока есть возможность.
Ольга Сурта затихла через минуту. Похоже, она была измучена настолько, что попросту не могла даже плакать.
Маверик повело, как пьяную, и ей пришлось ухватиться за стену, чтобы не упасть. Ноги девушки подкосились в буквальном смысле. Ольга поддержала ее, помогла плавно опуститься на пол.
— Анжела, что с тобой?
В голосе Ольги сквозил испуг. Сквозил, несмотря на то, что они все уже были покойниками. Сурта испытала страх, заметив странные симптомы поведения подруги.
Маверик часто-часто задышала, глядя в потолок каким-то остановившимся взглядом, лицо сильно побледнело, на лбу выступили крупные капли пота.
— Анжела?
Маверик скользнула взглядом по девушке, поддерживавшей ее.
— Голова что-то закружилась. И тошнит.
— Анжела, — Сурта оглянулась на мужа и Анина.
Взгляд Олега казался безучастным. Анин, физиономия которого почему-то казалась заспанной, пробормотал:
— Это от голода. Меня тоже мутит.
— Я пить хочу, — сказала Маверик.
— Я тоже, — призналась Ольга.
— От голода, — повторил Анин.
Олег Сурта снова смотрел в кухонное окно. Анин не смог бороться с мыслью, что скоро все кончится, и голод, и жажда, все, с чужеродной мыслью. Он безвольно проглотил ее, даже не попытавшись отогнать, и разжевывал, разжевывал.
Еще несколько минут молчания и внутренних терзаний на собственный маневр.
Анжела Маверик снова заплакала, тихо, давясь, словно хотела, чтобы ее никто не услышал.
Ольга Сурта резко повернула голову.
— Что?
Анин посмотрел на нее, заметил взгляд, устремленный в окно, и тут же услышал какой-то смутный, трудноразличимый звук.
Это был звук приближавшегося автомобиля.