1.

— Можно, Клара Борисовна? — Андрей остановился на пороге кабинета директора. — Вызывали?

Широкое окно кабинета выходило на Большую спортивную площадку с беговой дорожкой, баскетбольными корзинами и разметкой для волейбола. За площадкой росли яблони, оставшиеся еще с тех времен, когда там были частные дворы, позже уступившие место расползающейся школьной территории. Дальше — импровизированное футбольной поле с кривыми воротами. Все это огораживали деревянные заборы.

— Проходи, Андрей, — Борисовна оторвалась от лежащих на столе бумаг, взглянула на него. — У тебя сейчас «форточка»?

Андрей помедлил, прежде чем ответить. Через десять минут — звонок на урок. Значит, разговор не на пару слов. Раз директор спрашивает, не опоздает ли он.

— Да, «форточка», — подтвердил Андрей.

Почему-то такое вступление ему не понравилось. И не потому, что было некое предчувствие. В конце концов, просто так Борисовна никого к себе не зовет, если все идет замечательно. И лицо у нее сейчас какое-то хмурое. Недовольное.

— Присядь, — посоветовала директор.

Андрей заглушил собственный вздох. Да, похоже, предстоит разговор.

— Спасибо, Клара Борисовна, — он сел.

Женщина молчала, вращая в руках шариковую ручку. На Андрея не смотрела. Только на собственные руки. Так длилось не менее двух минут.

Андрей заерзал на стуле. К чему это молчание? Будто он школьник какой-то, честное слово.

Его движения как будто оторвали Борисовну от созерцания собственных рук, и она, наконец, посмотрела на молодого учителя.

— Андрей, — сказала она твердо, уверенно, как в начале затяжного монолога, но почему-то тут же осеклась, замялась, то ли подбирая слова, то ли чего-то смутившись.

Он попытался заглянуть ей в глаза, но тщетно.

— Да, я слушаю вас, Клара Борисовна.

— Понимаешь, я тебя позвала сюда не совсем, как директор. Дело в том… Не знаю, как лучше выразиться. Тут такое происходит. Решила, что лучше у тебя самого спросить.

Ну, сколько можно? Столько фраз, но он так и не понял, о чем речь.

— Вы что-то хотели у меня спросить, Клара Борисовна?

Он постарался, чтобы голос звучал спокойно, но что-то уже давало о себе знать. Что-то, о чем он еще не имел ни малейшего представления. В собственном голосе он уловил дрожь.

— Понимаешь, — снова сказала директор и на этот раз посмотрела на него. — Я, конечно, слухам особо не доверяю, но… Вот, думаю, надо с тобой поговорить сначала.

— Каким слухам? — просипел он.

Кажется, его лицо изменилось. Покраснело или еще чего. Во всяком случае, глаза у Борисовны сузились, словно она опасалась упустить некую важную деталь, что могло выдать его лицо, после чего вовсе отвела взгляд.

— Ходят нехорошие слухи, что ты… Что ты иногда выпиваешь по выходным и… идешь к молодежным дискотекам… Знакомишься с молоденькими девушками. В возрасте наших учениц.

Андрей открыл рот, но так ничего не сказал. Борисовна быстро глянула на него и также быстро отвела взгляд.

— Это слухи, прошу заметить. Слухи, Андрей, — сделала она ударение на этом мерзком, режущем слове. — Я понимаю, может, кто и видел тебя выпившим, так сказать, с кем не бывает, но… Вот, слухи есть. Про то, что ты, бывает, со школьницами… знакомишься.

— Клара Борисовна! — он, наконец, заговорил. — Я вообще почти не пью. Ну, вообще. Разве что на праздники, понимаете?

Он растерялся, хотел привести веселенький пример, как один друг по институту как-то заявил, что у Андрея в организме отсутствует фермент, отвечающий за расщепления алкоголя, и потому кем-кем, но алкоголиком он точно никогда не станет. Хотел, но лишь пробормотал:

— Как же я могу ходить пьяным? По улицам?

Борисовна закивала:

— Да, конечно, конечно. И я говорю. Но эти слухи… Как-то все нехорошо получается. Хотя я слухам не верю, но… неприятно.

Андрей почему-то подумал, что как раз наоборот — она верит слухам, иначе не вызвала бы его в свой кабинет. Глядя на нее, Андрей осознал, что не в выпивке дело. Совсем в другом. В молоденьких девчонках, которых он якобы снимает на дискотеках.

Он совершил ошибку, что начал с протеста по поводу алкоголя. Ни с этих наговоров про знакомства. Вот с чего ему надо было начинать. Также горячо и уверенно. Ведь именно об этом Борисовна завела речь. Подумаешь, выпил! С кем не бывает? Вот девицы, ровесницы тех, кого он учит, это действительно серьезно. И, кажется, он что-то из-за этого упустил.

— Клара Борисовна, я не знаю, кто… вам такое сказал, но это все… ложь. Ложь, поверьте. Да я и в возрасте моих учеников не сильно рвался на дискотеки. Что же говорить сейчас? Я на них сто лет не был. Музыку я и дома могу послушать. Плясать меня тоже не тянет.

Она его слушала, даже кивала, хотя в глаза не смотрела, но что-то Андрею подсказывало, что зря он старается. То ли момент упущен, то ли она заранее для себя все решила, еще до того, как он переступил порог ее кабинета. Возможно, что-то зависело от его первой реакции: начни он гневно орать и топать ногами, она бы изменила свое мнение. Но он скорее растерялся, настолько все было неожиданным, и подобная реакция вполне могла укрепить Борисовну в первоначальном мнении. Теряется — виноватый.

— Андрей, ты ведь не женат? — как бы, между прочим, спросила она.

В этом вопросе слышался укор. Весь вид Борисовны говорил, что Андрей, не имея постоянной женщины, вполне мог опуститься до того, чтобы приставать к несчастным детям возле дискотек. Ну, хорошо, один раз к кому-то поприставал, а слухи-то пошли. Они, миленькие, долго не ждут.

— Нет, — мрачно ответил Андрей.

Хотел сказать, что есть постоянная подруга, считай, жена, но удержался. Кто его знает, вдруг Борисовна в курсе его неустроенной личной жизни? Как-нибудь столкнулась с его матерью и услышала основную ее жалобу по поводу отсутствия невестки. Хотя, кажется, они все-таки незнакомы.

Директор покачала головой. Вот, мол, отсюда и все проблемы. Будь у тебя женщина, она из тебя нехороший пар бы и выпустила.

Андрей почувствовал злость.

Злость не имела определенной направленности, ни на директора, ни на обстоятельства, она просто переполнила его, как газ — предоставленный сосуд, без особой цели.

— Клара Борисовна, — Андрей поднялся со стула, положил руки на стол, подался вперед, словно хотел дотянуться до директора. — Я ни с кем возле дискотек не знакомился, тем более, с несовершеннолетними. Не знаю, кто вам такое сказал, но еще раз повторяю: это — ложь.

Будто возмущаясь последними словами, зазвенел звонок. Андрей выждал, когда наступит тишина, и добавил:

— Либо меня с кем-то спутали.

Борисовна быстро-быстро закивала.

— Да, Андрей, я тебя понимаю. Очень часто люди преувеличивают.

Он хотел сказать, что в случае с ним преувеличивать нечего, но не решился перебивать Борисовну.

— Всякое бывает. Вот я и хотела сказать тебе, чтобы ты в следующий раз был поосторожней. Один неправильный поступок может скомпрометировать надолго. Неприятно будет и за тебя, и за школу.

Она говорила так, словно признавала за Андреем право на одну оплошность, которую он уже совершил. С кем не бывает: ну, подошел к какой-то девице, ты же мужчина. Но в дальнейшем думай, что делаешь.

В общем, погладила против шерстки, дав понять, что в следующий раз будут менее приятные манипуляции.

Андрею хотелось заорать на нее, потребовать, чтобы она отталкивалась от фактов, а не прислушивалась к дурацким наговорам, хотелось возмутиться этой чудовищной несправедливостью всем своим существом, но он сдержался. В основном потому, что знал крутой нрав Борисовны. Пожалуй, не знай он ее еще по школе, поступил бы иначе.

Он ведь не мог высказывать что-то наполовину. Если его прорвет, с возмущением случится перебор. Со словами, с жестами, с движениями. С Борисовной это не пройдет. Может, и до увольнения дойти. И этого ох как не хотелось. Особенно сейчас, когда он вернулся домой и только-только начал входить в новый щадящий режим.

Он лишь устало кивнул и обернулся к двери, как бы давая понять своей начальнице, что все понял и его желательно отпустить.

— Хорошо, — наконец, сказала Борисовна. — Мы с тобой об этом разговоре забудем, а пока можешь идти.

Не говоря ни слова, он направился на выход, но, прежде чем коснулся дверной ручки, Борисовна его окликнула:

— И еще, Андрей. Чуть не забыла.

Он повернулся к ней.

— Тут мне сказали… Ты иногда проводишь на уроках внеклассные темы. Так, Андрей?

Он отвел глаза. Попытался подобрать слова в оправдание, но Борисовна не дала ему этой возможности.

— Я понимаю, ты пытаешься разнообразить ребятам учебу, рассказываешь интересные вещи, я все это понимаю, но… Большинство из них не очень хорошо знают то, что положено по программе. Вот в чем проблема. Кроме того, это может не понравиться кому-нибудь из родителей учеников. Ты пойми, Андрей, я полностью на твоей стороне, но мы не можем отталкиваться только от собственных желаний. Есть еще общие правила.

— Да, Клара Борисовна, — промямлил он. — Я, в общем-то, этого уже не практикую. В начале было немного.

В душе разливалась горечь. Он хотел, как лучше. Что в этом плохого, если он расскажет ученикам, как живут люди в далеких малоизвестных странах, какая там природа, какой климат? Неужели это кому-то не позволит выучить заданную тему? Чушь! Все догмы виноваты. Ограничения и какие-то там идиотские правила, неизвестно кем придуманные. Они как бетонные заборы, голову расшибешь, лучше и не пытаться их игнорировать.

Борисовна удовлетворенно кивнула.

— Вот и хорошо.

Он посмотрел на нее, и до него вдруг дошло, что про внеклассную тему ей рассказал кто-то из учеников. Учителям, своим коллегам, Андрей ничего не говорил. Кто же подошел к Борисовне? К этому отнюдь не мягкому директору? Ведь подошедший к ней сам рисковал навлечь на себя ее гнев. Ученики знали: реакция у Борисовны непредсказуемая. Она вполне могла встать на сторону подобной импровизации со стороны нового учителя.

— Клара Борисовна, кто вам пожаловался на меня? Случайно не Ковалевская из 11 «А»?

Это вырвалось у него быстрее, чем он обдумал слова.

Борисовна почему-то опустила глаза.

— Андрей разве это имеет сейчас значение?

— Значит, она?

— Ты имеешь в виду Яну Ковалевскую?

— Да.

— Нет, Ковалевская здесь ни при чем.

Борисовна по-прежнему не смотрела на него, но это необязательно означало, что она опасается чем-то себя выдать.

— Послушайте, Клара Борисовна, про знакомства у дискотеки вам тоже она говорила?

На этот раз Борисовна отложила ручку и задержала на нем взгляд.

— Андрей, слухи — это, когда много кто говорит. Неужели ты думаешь, что я бы послушала какую-то ученицу? Поверила бы ей на слово?

Андрей сразу как-то обмяк. И, пробормотав извинения, спросил, можно ли ему идти.

Директор пожала плечами.

— Конечно, иди.

2.

Ковалевская стояла в окружении трех одноклассниц у окна на первом этаже.

Андрей заметил ее сразу. Как тут не заметишь? Яркая кофта, короткая юбка. Кроме того, его мысли были направлены на нее весь последний час. И она смотрела на него сама. Наверное, заметила в окно еще на школьном дворе.

Он понимал, что в школе не высидит. Размеренная рабочая жизнь внезапно дала трещину. В течение четверти часа в кабинете директора на него вывали столько, что это нужно было хоть как-то рассортировать, упорядочить в своем мозгу. И он покинул здание, вышел проветриться, благо у него был свободный урок.

Андрей прошелся по своему району. Думал, не забежать ли домой, но решил, что не надо. Он брел и спрашивал себя, знают ли об этих слухах, дошедших до директора, другие учителя? Неужели и до них дошло? Он пытался вспомнить лица своих коллег, уловить, произошли ли какие-нибудь изменения в последнее время? Смотрел ли на него кто-то не так, как в начале?

И признал, что ни в чем не уверен. Если он и нащупал некое изменение, так могло всего лишь казаться.

Откуда это, спрашивал он себя. Как такое возникло на пустом месте? Или не совсем на пустом? Конечно, Ковалевская имела к этому какое-то отношение. Иначе и быть не могло. То, что это она подошла к Борисовне и пожаловалась на россказни нового учителя про экзотические страны, Андрей не сомневался. Кроме нее — некому. И Ковалевская могла рассчитывать на Борисовну, что та ее не выдаст. Просто сказала, что опасается Андрея, если до него дойдет ее жалоба. Приняла надлежащий девственный вид и попросила Борисовну ничего не говорить про ее визит в кабинет директора. Вполне достаточно, если директор ей пообещала.

С пятиминутными беседами в конце уроков более-менее ясно: Ковалевская. Но как быть с этими странными слухами?

Андрей чувствовал: без брюнетки и здесь не обошлось, но как все это происходило? Ведь не подошла же она, в самом деле, к Борисовне, чтобы сказать такое? Конечно, нет. Это вам не жалоба на неправильное проведение урока.

Как же тогда? Кому она сказала? И от кого это узнала Борисовна? От какой-то учительницы, с кем Ковалевская позволяет себе подобную откровенность? Но Андрей не представлял в этой роли никого из своих коллег. У него уже возникло ощущение, что Ковалевская с презрением, тщательно спрятанным, относится ко всем учителям без исключения. Значит, вариант с учителем отпадал.

Слухи — это, когда много, кто говорит. Так определила Борисовна. И потому ниточек, ведущих к истоку, могло быть сколь угодно много. Бессмысленно распутывать этот клубок. Бессмысленно, несмотря на всю злость и негодование из-за подобной несправедливости.

Так ничего и не придумав, Андрей в очередной раз глянул на часы. Нужно было отправляться в школу. У него еще два урока.

И кого он сейчас меньше всего желал увидеть, того он и увидел. Можно подумать, он притягивает Ковалевскую одними мыслями.

Андрей мог подняться на второй этаж через другое крыло, лишь увеличил бы путь к учительской на две минуты, но он пошел так, как ходил обычно. Мимо Ковалевской с одноклассницами. Не прятаться же от нее!

Когда он приближался к группке девушек, они, прежде о чем-то оживленно беседовавшие, замолчали. Как будто речь шла о нем. Каждая из девушек бросила на него короткий, смущенный взгляд. Их напряженные позы и фальшивая пауза в разговоре напомнили Андрею те времена, когда он сам был подростком, и девчонки шушукались друг с дружкой, замирая при появлении парней, чтобы те, не приведи Господи, что-нибудь не подслушали.

Дети! Ну, что с них взять?

Ковалевская взгляд не отвела. Она смотрела в открытую, не таясь. Нагло и уверенно. И, кажется, ухмылялась. Совсем немного — по-видимому, она не очень жаждала, чтобы эту ухмылку разглядели одноклассницы. Казалось, она знала о разговоре Андрея с Борисовной. Знала все, что ему там высказали. Слово в слово.

В этот момент Андрей неожиданно понял, что это она каким-то образом распустила эти гнусные слухи. Она!

Почти поравнявшись с ней, Андрей испытал чудовищной силы импульс. Захотелось шагнуть к этой наглой девице, схватить ее за волосы, гаркнуть в самое ухо, чтобы она сама, по своей воле, ушла из этой школы. Ушла, пока не поздно. Исчезла. Растворилась, как дурной сон.

Конечно, он не сделал этого. Это было бы самое никудышное решение проблемы. С самыми нехорошими последствиями. Можно не сомневаться, Ковалевская, прикоснись он к ней, раздует такую трагедию, что покинуть школу N 2 придеться ему, не ей. Уж она точно не испугается физической угрозы, использует оплошность с его стороны на все сто.

И Андрей прошел мимо, не осознавая, как у него скрипят сжатые зубы. Он прошел, отметив, что сегодня уже не будет созерцать самодовольную мордашку Ковалевской.

Оказалось, что он ошибся.

Поднимаясь на второй этаж, он услышал за спиной ее голос:

— Андрюша.

Он резко оглянулся, подумав, что ему померещилось.

Нет, это была Ковалевская. Она нагнала его на лестнице, где по Великому Закону Подлости как раз никого, кроме них, не было.

— Андрюша, — приторно улыбаясь, повторила она.

Он застыл, не в силах сказать ни слова. И она поравнялась с ним, обогнала.

Наконец, он опомнился, осознал, что такое нельзя оставлять просто так.

— Ковалевская, — пробормотал он. — Ты хоть понимаешь, что за такое обращение к учителю…

— К директору поведете? — она хихикнула. — И что? Я скажу, что такого не было. Скажу, что ты, Андрюша, ко мне придираешься. Надо будет — расплачусь, как положено.

Она миновала лестничный пролет и теперь смотрела на него сверху вниз.

— Ты, сучка! — Андрей не поверил тому, что сам сказал, но выносить это дальше он уже не мог. — Ты не много на себя берешь?

— Ого, как мы заговорили!

Она остановилась, он же сокращал расстояние.

— Не боишься, что перегнешь палочку? — прошептал он, словно опасался, что кто-нибудь услышит.

— И что будет? — она даже не попыталась отодвинуться, смотрела открыто и по-прежнему с усмешкой. — Ударишь? Испортишь мое прелестное личико? Ну, тогда получится, что перегнешь палку ты, Андрюша.

Она знала, что он ее пальцем не тронет. Во всяком случае, не за то, что она его назвала уменьшительно-ласкательным именем и без отчества. Знала. И не потому, что будут серьезные последствия. Он не ударит ее потому, что она — женского пола. Он не опустится до такого. Да еще с собственной ученицей. В этом случае никакое ее поведение его не оправдает. Между ними словно невидимый барьер находился, и она была в безопасности.

И на помощь со стороны он тоже не мог рассчитывать. От Борисовны, например. После того, что директор ему сегодня сказала?

— Ладно, Андрей Анатольевич, не обижайтесь. Что с меня, с дурочки, возьмешь? — и она снова засмеялась.

Она упорхнула, словно бабочка-траурница, но он все стоял и смотрел ей вслед, пока не прозвенел звонок.

3.

Девушка бросилась ему в глаза до того, как он узнал, кто это.

Андрей обогнул угол квартала, приближаясь к своему дому, по-прежнему прокручивая в голове два сегодняшних разговора, с директором и Ковалевской. Несмотря на то, что прошло два урока, отвлечься он так и не смог. Он все думал, вспоминал, пока его взгляд не уперся в девушку с собакой.

Светло-коричневый кокер-спаниель, смешно размахивая ушами, будто маленькими, недоразвитыми крыльями, носился вокруг хрупкой девушки в коротеньком пальто. Пальто не скрывало длинные изящные ножки в черных чулках.

Весна пришла, рассеянно отметил Андрей, девушки раздеваются.

Сближаясь с хозяйкой смешного неугомонного пса, Андрей не мог избавиться от ощущения, что знает ее. И в то же время он был уверен, что видит ее впервые. Встречал где-то в городе? Она наверняка живет в этом районе, раз здесь выгуливает собаку.

Девчонка оставалась у него в числе незнакомок, пока не поздоровалась с ним.

— Добрый день, Андрей Анатольевич, — она смущенно улыбнулась.

— Привет, — ответил он по инерции, как учитель, привыкший отвечать на приветствие школьников.

И лишь после этого осознал, что прекрасно знает эту девушку. Собственную ученицу.

Это вызвало у него шок по силе равный тому, какой подарила ему сегодня Ковалевская. Правда, с противоположным знаком, конечно.

Девушку звали Маша, и она училась в 11 «Б». Фамилия еще необычная — Нетак. Чья, любопытно? Словацкая? Чешская? Может, белорусская или украинская? Подумать только, его ученица, и он ее не узнал!

Кокер-спаниель тут же бросился к нему, решив, видно, что и ему положено поприветствовать того, с кем здоровается хозяйка.

— Привет, приятель, — пробормотал Андрей.

Скорее для того, чтобы что-то сказать, скрыть свое смущение, хотя, конечно, он был только за, чтобы погладить собаку.

— Тоша, — окликнула Маша пса. — Не приставай. Запачкаешь.

— Ничего, ничего, — Андрей присел на корточки и гладил собаку. — Хороший пес, хороший. Значит, тебя зовут Тоша?

— Да, — по голосу было ясно, что Маша по-прежнему смущалась. — От Антона. Но мы его так редко называем. Только отец. Если Тоша напроказничает.

Тоша лизал Андрею руку и настырно пытался дотянуться своим языком до его лица. Глаза собаки, так похожие на человеческие, благодарно смотрели на Андрея.

Андрей гладил собаку и не решался снова взглянуть на девушку. Невероятная разница между тем, как она выглядит в школе и на улице! Никогда бы не поверил, если б сам все это не видел.

Возможно, Андрей рассмотрел бы Машу еще в школе, если бы видел с самого начала. Но пока она была при нем всего на двух или трех уроках. Когда он пришел в конце третьей четверти, Маша болела гриппом. В городе как раз эпидемия сходила на нет. Кроме нее еще три ученика вернулись только в начале последней четверти. Один парень в 11 «А», еще парень и девушка в 11 «В». Андрей Машу, конечно, даже к доске не вызывал. Попросил поднять руку, когда обнаружил, что появилась отсутствовавшая ранее ученица, и все.

И тогда речи не шло о том, чтобы она произвела на него впечатление, как представительница противоположного пола. Приятная, милая девчонка, но ведь ученица. В школе он в последнее время напряжен, с трудом сосредотачивается, чтобы качественно преподать ученикам новый материал. После проблем с Ковалевской он, тем более, не проявил бы интерес к одной из выпускниц.

Пожалуй, с Машей сейчас иначе получилось из-за того, что Андрей почти минуту любовался ею, как девушкой с улицы, не имевшей никакого отношения к его школе и к ученицам. Даже возраст не определил. И все догмы-правила оказались обмануты.

Чтобы пауза не затягивалась, Андрей спросил:

— Сколько ему?

— Через месяц будет два года.

— Большой уже.

— Да.

Андрей понимал, что надо оторваться от собаки, подняться, попрощаться и уйти. Но не мог этого сделать. Нечто опутало ему ноги, руки, разум. Хорошо было вот так находиться рядом с девушкой и собакой, хотелось продлить это насколько возможно.

И она тоже не пыталась уйти, не звала собаку, требуя не ласкаться, а выполнять собачьи «уличные надобности».

Они просто стояли рядом, даже не глядя друг на друга, и оба смущались.

Наконец, Андрей не выдержал: заныли ноги, и встал. Посмотрел на девушку. Она коротко глянула на него, задержала взгляд на собаке, что по-прежнему лезла к Андрею.

— Он лапами испачкал вам рукав куртки, — посетовала она и чуть громче добавила. — Тоша, хватит!

— Ничего страшного, — сказал Андрей, отряхнув одежду.

Он почувствовал слабый аромат духов. Волосы у Маши — длинные, пышные. Завиваются на кончиках. Кажется, она — естественная блондинка, хотя сейчас есть такие краски для волос, что и не определишь, свой цвет волос у женщины или нет.

— Ты где-то здесь живешь? — пробормотал он.

Что ты делаешь? Зачем тебе это? Попрощался и вали своей дорогой.

— По Мира, 5.

Оказывается, всего через два пятиэтажных дома от него. Как это он ее раньше не видел? Впрочем, он тут не особо бывал в последнее время. Кроме того, она болела несколько недель, и собаку, наверное, выводил кто-нибудь из родителей. Ну, а прежде, конечно, Маша была еще совсем ребенком, он не мог на нее внимание обратить.

— Мы, считай, с тобой соседи. И давно ты, Маша, здесь живешь?

— С рождения. И в садик здесь ходила. В Четырнадцатый.

Андрей кивнул. Он по-прежнему не мог сказать ей «до свидания» и отправиться домой. Не в силах был поступить именно так, хотя понимал, что Маша тоже смущается, наверное, не ожидала, что разговор с учителем затянется дольше банального приветствия.

Это ж надо! Прилип и не хочет отлипать. Прямо, как кокер-спаниель от него самого. Хотелось смотреть и слушать ее, ощущать запах этих незнакомых духов. Что это с ним? Весна обрушила на него всю свою мощь, собрав ее в одном-единственном ударе?

— Тоша, перестань, — вновь потребовала Маша от своего пса, видя, что тот вовсе не собирается распрощаться с ее учителем. — Перестань, слышишь?

— Ты часто собаку выгуливаешь? — вырвалось у Андрея.

— Утром — нет, днем часто. Иногда вечером. В общем, вечером тоже часто.

Андрей силился спросить, во сколько вечером. И все-таки удержался. Это было бы уже слишком. Получалось, что он хочет знать время, когда она сегодня вечером будет на этом месте. Только ни это! Он что, свидание ей назначает? После того, что ему сегодня Борисовна высказала? Если нет, тогда зачем ему знать, во сколько вечером Маша выгуливает собаку?

Что-то внутри, неохотно сдаваясь, шепнуло, что всегда можно подгадать со временем выгула собак.

— Ну, что, Маша. Я пойду? Вы меня с Тошей отпускаете?

Кажется, она покраснела. Совсем немного, но покраснела.

— Да, конечно, Андрей Анатольевич, извините за Тошу.

— Все нормально, не извиняйся. Приятно было с тобой поговорить. До свидания.

— Всего доброго.

4.

— Это Руслан, — сказала Андрею мать и передала трубку.

Андрей подождал, пока мать покинет комнату, вздохнул, будто разом хотел освободиться от всей мысленной сумятицы, что наполняла его голову, приложил трубку к правому уху.

— Привет, Руслик.

— Привет. Ты ко мне сегодня приходишь? Или как?

Пауза.

Андрей не знал, что сказать. Прийти к Руслану он, конечно, хотел. Но в этом случае ему не останется времени, чтобы попытаться встретить Машу. Андрей понимал, что задумал глупость, но перебороть себя не мог. При этом что-то назойливо вопрошало: вдруг это вовсе не глупость?

— Ну, что ты там? — спросил Руслан. — Думаешь, как будто в шахматы играешь.

Андрей вздохнул. Это ж надо, выдался денек! И директор вызывала, и Ковалевская в очередной раз нервы пощипала, и еще свидание самому себе устроить хочется. Нашел время! И с кем? Со школьницей! Нет, это все-таки глупость, что бы там не нашептывал внутренний голос.

— Андрюха, чего молчишь? — в голосе друга послышалось недовольство. — Не можешь, так и скажи. Я — не девочка, которая обидится на всю жизнь.

— Я-то могу. И хочу. Просто понимаешь, сейчас такая каша в голове, ты даже не представляешь. Не хочу тебе мозги пудрить своими проблемами.

Пауза.

— Опять та брюнетка фокус выкинула?

— Да, и это тоже.

— Что еще?

— Директор вызывала.

— Что уже случилось?

Андрей вкратце рассказал. И про разговор с Ковалевской на лестнице тоже.

— Самая настоящая сука, — почти равнодушно закончил он. — Никак не угомонится. Видно, ты был прав, просто не надо с ней вообще говорить. Делать вид, что ее нет.

Руслан молчал.

— Эй, — позвал Андрей. — Ты еще здесь?

— Да здесь я, здесь, — пробормотал Руслан и добавил, неимоверно растянув. — Хреново.

— Ладно, забудь. Извини, что вываливаю на тебя свои…

— Знаешь, Андрюха, — не дал ему договорить Руслан. — Мне тоже кажется, что эти слухи распустила твоя брюнетка.

— Да?

— Да. Кому ж еще? Судя по тому, что ты рассказал, девочка оборзевшая. И потому нечего удивляться. Кому-нибудь сказала, та, которой она сказала, еще кому-нибудь сказала, и — понеслось. Людишки, знаешь ли, любят чужие косточки поперемалывать.

Логично, подумал Андрей. В общем, он примерно так и предполагал.

— И что мне делать? Пойти к Борисовне и все это рассказать? Или оставить все, как есть?

Руслан вздохнул. Точь-в-точь, как пару минут назад Андрей.

— К Борисовне идти смысла нет. У нее уже будет предвзятое мнение. Если б ты сразу все это ей рассказал… Ладно. Не бери в голову, ты ведь не преступление совершил, которое кто-то видел. Ничего страшного не случилось, хотя и неприятно, конечно. Но с брюнеткой оставить все, как есть, не обязательно.

— То есть? Ты же сам мне советовал, игнорировать ее. Что я ей сделаю?

— Я вот только что подумал. Есть один способ. Может, угомонится. И к директору вести не надо. Сходи к ее родителям.

— К родителям?

— Почему нет? У каждого есть слабина. И, скорее всего, у нее такое слабое место — родители. Такое бывает: выпендривается девчонка на уроках и на улице, но дома — шелковая, по струнке ходит. И боится папы-мамы до коликов в животике.

Действительно, подумал Андрей. И как ему раньше это в голову не пришло?

— Встретишься с родителями, скажи, что она вызывающе себя ведет на твоих уроках, но ты не хочешь поднимать скандал, вести ее к директору. Не говори, как она тебе что-то там предлагала, не поверят, только против себя настроишь. И то, что по имени тебя называла, тоже не говори. Вполне достаточно будет, если скажешь, что мешает вести уроки, и ты очень просишь ее родителей повлиять на свою дочь. Пусть, мол, просто тихо сидит на уроках. Подействует, вот увидишь.

Пауза. Андрей переваривал услышанное.

— Ну, как? — спросил Руслан.

— Отлично, Руслик.

В трубке послышался смешок.

— Ты и сам мог до этого додуматься. Причем давно. Ладно, ты ко мне сегодня придешь?

— Руслик, давай все-таки в другой раз.

5.

Андрей топтался на углу ее дома уже больше часа и совсем потерял надежду, когда подумал, что собаку в любом случае должны вывести на улицу. Не Маша, так кто-то из ее родных. И, если он увидит светло-коричневого кокер-спаниеля с незнакомым человеком, значит, «случайно» встретиться с Машей сегодня не получится.

Оставалось надеяться, что в этом доме лишь один пес такого окраса.

Время перевалило за девять вечера, когда из предпоследнего подъезда вышла Маша. Она осмотрелась, нагнулась к собаке и спустила ее с поводка.

Андрей отступил за угол дома, чтобы девушка не заметила, что он стоял на одном месте. Он пойдет следом, и тогда они столкнутся второй раз за этот день.

Маша пошла в сторону Андрея. Он не рассчитывал, что она захочет обойти дом с этой стороны, и растерялся, но отступать и прятаться дальше, было как-то несерьезно. Андрей двинулся навстречу.

И «позволил» ей первой увидеть его.

— О, Андрей Анатольевич! — в голосе звучало удивление и… радость?

Как только она заговорила, Тоша бросился к Андрею, счастливо вертя своим коротким хвостиком, тыркаясь носом ему в ноги.

— Привет, — Андрей также изобразил легкое удивление. — Привет еще раз.

— Вы… гуляете?

— Ну… вот иду от знакомых. Заодно воздухом дышу. Потеплело уже, вечера хорошие.

— Да, вечером на улице хорошо.

Уже давно стемнело, и редкие уличные фонари мало что меняли, но множество горящих окон позволяли перед домом видеть малейшие черты лица. Андрей не думал, что их с Машей кто-то увидит, но решил, что в темноте за домом будет чувствовать себя свободнее.

— Тоше с другой стороны лучше? Ты его туда вела?

— Да, Андрей Анатольевич. С этой стороны и машины ездят. Тоша один раз чуть не попал под колеса.

— Тогда пошли?

В этот раз и он, и, кажется, она тоже чувствовали себя раскованней. Ему не пришлось делать вид, что он не спешит, и потому не прочь пройтись с ней. Или выискивать тему, которую он может обсудить с ней, как учитель с ученицей. Они просто общались, и Андрей даже удивился, насколько легко идет разговор.

Она была развитой девушкой, без подростковых ужимок, и Андрею казалось, что он разговаривает с взрослым человеком. Даже когда она говорила что-то, что можно было относить к комплиментам, это получалось у нее естественно.

Например, она сказала, что его рассказ про Мадагаскар очень ее заинтриговал, и она как-то сходила в библиотеку, найти что-нибудь про эту страну. Ему было это приятно слышать, и еще приятнее оказалось то, что она не стала спрашивать, расскажет ли он что-нибудь подобное на следующих уроках. Будто знала, какая возникла ситуация.

На какой-то момент Андрей даже забыл, что девушка, идущая рядом, его ученица. Вспомнив, ощутил себя, как человек, в которого плеснули холодной водой. Снова появились вопросы: что он делает, зачем ему это, и как можно рассчитывать на какие-то отношения с несовершеннолетней?

Он уже чувствовал, как к нему снова подкрадывается напряжение, что непременно сделает разговор менее легким, когда Маша взглянула на часы и тихо ойкнула.

— Андрей Анатольевич, извините, мне, наверное, пора.

Он тоже глянул на часы. Десять вечера.

— Я выгуливаю Тошу уже пятьдесят минут, мои забеспокоятся, — сказала она, как бы в оправдание. — Обычно я с собакой больше получаса не хожу.

— Да, да, конечно. Иди.

Возникла пауза. Девушка остановилась, словно не решалась вот так просто уйти.

Андрей колебался недолго.

— Ты завтра Тошу выгуливаешь?

— Да, наверное.

— Ну, тогда я не удивлюсь, если мы с тобой снова случайно встретимся, — и быстро добавил. — Я тоже люблю прогуляться перед сном. Жаль вот у матери собаки нет.

Уже когда она скрылась за углом дома, Андрей вдруг вспомнил, что завтра обязательно увидит ее еще в школе. У него ведь урок с ее классом.