1.

Андрей слушал ученика, вызванного к доске, изредка поглядывая на Ковалевскую. Взгляд он не задерживал, чтобы избежать зрительного контакта. Впрочем, брюнетка, кажется, и не пыталась его установить.

Она сидела какая-то вялая, сонная что ли. Перегуляла прошедшей ночью? Или, в самом деле, даже у нее бывают неважные дни?

Когда в начале урока, войдя в класс, он уловил на ее лице ехидную самоуверенную ухмылку, он мысленно спросил ее, как она будет ухмыляться после того, как он навестит ее родителей? Не произойдут ли с мимикой на ее мордашке поразительные перемены?

Сейчас, спустя полчаса ее столь необычного умиротворенного поведения, он даже начал сомневаться, стоит ли вообще выполнять задуманное? Может, она сама «устала» от собственных укусов?

Подобным сомнениям способствовало его общее состояние, благодушное и приподнятое. Перед 11 «А» он вел историю в 11 «Б» классе. И ему пришлось приложить усилия, чтобы сосредоточиться на работе, вести себя так, чтобы ученики ничего не заметили.

Они с Машей раз десять встретились взглядом, и девушка все время отводила глаза. Но не так, как будто не хотела, чтобы он смотрел на нее, скорее, она опасалась, что это заметит кто-нибудь из одноклассников. Во всяком случае, так ему показалось. Ему становилось неловко, но он не мог заставить себя вовсе не смотреть на нее. Кажется, девушка тоже волновалась, и у него возникло ощущение общей тайны.

Позже, во время перерыва, он говорил себе, что между ними ничего нет, всего лишь встретились вечером, пусть и не случайно, прогулялись, поговорили. В самом деле, почему учителю нельзя вот так неофициально пообщаться со своим учеником, даже если он противоположного пола? Андрей это понимал, но необычная вибрация внутри нашептывала, что дело совсем ни в этом.

И был еще один момент, неожиданно приятный, связанный с Машей Нетак.

Сегодня он мало думал о вчерашнем разговоре с директором. Зная себя, свою дотошность в подобных щепетильных вопросах, Андрей лишь удивлялся. Вчера, возвращаясь из школы домой, до того, как он встретился с Машей, Андрей даже не предполагал, как на следующее утро придет на работу. Как вообще сможет выполнять свои обязанности. Конечно, он бы пересилил себя, внешне вел бы себя, как и прежде, но каждое свободное мгновение он бы терзался и терзался.

Но этого не произошло. И все благодаря Маше. Она отвлекла часть его мыслей, невольно заставив его забыть о собственных неприятностях. Вернее, не забыть, скорее, ослабить их влияние. Он все помнил, но ощущения оказались притуплены.

Он сам себе поражался, но признавал, что ситуация его устраивает. И это притом, что отношений с Машей еще никаких не было, и неизвестно будут ли они вообще.

Благодаря этому даже ситуация с Ковалевской потеряла свою остроту. Казалось, Андрей после длительных ерзаний на жесткой кровати, наконец, отыскал положение, при котором стало тепло и уютно, и теперь ему хотелось лишь тишины, неподвижности, и любое движение означало потерю этого состояния. И сама Ковалевская как будто почувствовала близкую опасность с его стороны и потому негласно попросила неопределенной продолжительности тайм-аут.

Когда отвечающий закончил, Андрей на пару секунд задумался. Не молчит ли Ковалевская потому, что не было пока никаких зацепок? Если так, значит, на следующем уроке зацепки обязательно отыщутся? Получалось, откладывать поход к ее родителям все же неразумно.

Андрей незаметно качнул головой. Что если он даже насчет сегодняшнего урока ошибся? Вот поставит парню низкую оценку, и Ковалевская тут же проявит «заботу» о своем однокласснике. Поставь Андрей ту оценку, что ученик заслужил, Ковалевская, возможно, промолчит, хотя может и заявить, что учитель мог поставить высший бал. Но на это отвечающий точно не тянул.

Андрей вдруг осознал, что колеблется, идти ли к родителям Ковалевской, и потому подсознательно стремился к очередному столкновению. И в данный момент ученик, стоявший у доски, превращался в нечто вроде разменной монеты, но он ведь здесь точно ни при чем.

— Садись, Коля, — предложил парню Андрей.

И едва сдержал улыбку: он не огласит оценку, просто поставит ее в журнал. В принципе это его право.

Когда Андрей поднял голову, он заметил, что Ковалевская хочет что-то сказать. Прежде чем она заговорила, он решил, что она спросит, что он поставил в журнал. Конечно, он ответит, что не обязан перед ней отчитываться, и — скандальчик готов.

Оказалось, он ошибся в причине, хотя не ошибся в следствии.

— Можно мне выйти из класса? — пробормотала брюнетка, недовольно, почти сердито, словно Андрей сам должен был предложить ей это без напоминания.

Ни тебе «пожалуйста», ни тебе имени-отчества.

— Выйти? — переспросил Андрей.

— Да. Я неважно себя чувствую.

— Что случилось? Что-то серьезное?

Не то чтобы он был против того, чтобы отпустить ее, всего лишь проявил обычное участие к ученице. В конце концов, он стремился к тому, чтобы относиться ко всем одинаково.

— Я вам должна рассказывать подробности? Просто сказала: неважно чувствую. Если не верите, ваше право.

Он хотел прервать ее, но она не позволила, успела добавить:

— Если у меня будут критические дни, я вам что, вслух перед всем классом должна сказать?

Послышалось несколько коротких смешков, впрочем, тут же растаявших. Повисла неловкая тягучая тишина. Нет, она все-таки снова ущипнула его, хотя он готовился к этому, настраивался.

— Можешь идти, — сухо произнес Андрей.

Брюнетка прошла на выход, конечно, не поблагодарив учителя, и даже хлопнула дверью.

Тем лучше, подумал он, тем лучше. Теперь у него не осталось никаких сомнений.

2.

Андрей оглядел ничем не примечательный девятиэтажный дом, серый, как и дома по соседству, и вошел в нужный подъезд.

Почему-то идти туда не хотелось. Что-то внутри противилось, и он посчитал, что это говорит его натура, не желающая кому-то на кого-то жаловаться. Пусть даже отчасти это и входило в его обязанности учителя.

Когда час назад Андрей звонил на квартиру Ковалевских, он беспокоился, что трубку возьмет Яна. В этом случае он опасался, что вообще не услышит ее родителей. Девочка, что и говорить, резкая, находчивая, с быстрой мысленной реакцией. Скажет, что никого нет, и что тогда делать? Еще через полчаса звонить? Так она и телефон отключить может. И он не знал, насколько у него хватит запала.

Еще Андрей опасался, что она заранее подготовит почву, чтобы все его слова не дали нужных ему всходов. В конце концов, он не директор и не классный руководитель. Так, досадная единичная помеха на пути к хорошему аттестату.

К счастью, трубку взяла мать Яны. Андрей едва не ошибся, так были похожи голоса матери и дочери. В последнее мгновение он спросил, попал ли он к Ковалевским, и когда на противоположном конце подтвердили это, Андрей уловил в голосе взрослость, которой не было у Яны.

Он представился, сказал, по какой причине звонит. Возникла пауза, затем мать Яны спросила:

— Это так необходимо? Поговорить о моей дочери?

Андрей поморщился, сглотнул.

— Да.

— Это срочно? В смысле, нужно прямо сейчас?

— Хорошо бы, конечно, не откладывать. Или вы сегодня очень заняты?

Она не ответила, лишь спросила, устраивает ли его прийти к ней через час? Он сказал, что это очень удобно. На том телефонный разговор завершился.

Теперь, прокручивая разговор в голове, Андрею он нравился все меньше и меньше. Слишком сухо говорила с ним женщина. Ни капельки живого интереса, никакого волнения, хотя речь шла о ее дочери. Казалось, она сделала ему одолжение, что согласилась встретиться и выслушать. Ни странно ли? Один из учителей звонит ей, говоря, что хочет поговорить о ее дочери, а женщина абсолютно равнодушна?

Любопытно, сколько ей лет? Про Яну Андрей ничего не знает, в смысле, есть ли у нее брат или сестра, младшая она в семье или старшая. Ее матери самое малое тридцать шесть-тридцать семь. Максимум, конечно, может оказаться каким угодно. Хотя, судя по голосу, ей вообще не больше тридцати.

На пятом этаже Андрей вышел, поколебался, но, понимая, что глупо давать задний ход после телефонной договоренности, позвонил в дверь.

Женщина, открывшая ему, даже не взглянула на гостя. Сразу повернулась к нему спиной, предложив самому пройти на кухню. Сослалась, что курит только в кухне у открытой форточки. И потому Андрей ее сразу не рассмотрел. Неловко вошел в прихожую, расшнуровал туфли, осторожно прошел в кухню.

Женщина стояла к нему спиной, курила, выпуская струйки дыма в форточку. На ней был яркий голубой халат, прикрывавший ноги до середины голени. На ногах — тапочки в виде собачьих мордашек.

Она оглянулась, будто убеждаясь, что он рядом, и лишь затем повернулась к нему.

— Я вас слушаю.

Она действительно оказалась молодой. Как Андрей и думал: не больше тридцати шести-тридцати семи, хотя визуально она выглядела года на четыре моложе. При определенных обстоятельствах Андрей сам мог бы подойти к ней познакомиться. От этой мысли он смутился. Чтобы скрыть смущение, он оглянулся и пробормотал:

— Яна дома?

— Нет, Яночка сейчас у репетитора.

Несмотря на то, что они не были похожи внешне, у этой женщины с дочерью оказалось много общего. Может, потому что обе эффектны внешне? Обе выглядят аристократично и самоуверенно? Наверное, так. Во всяком случае, Андрей сомневался, что среди матерей его учениц нашлась хотя бы одна такая видная дама.

— Извините, конечно, если что, вы не скажите… отца Яны… Вашего мужа тоже нет?

Она последний раз затянулась и щелчком выбросила окурок в форточку.

— Его присутствие обязательно?

Андрей неловко пожал плечами.

— Нет, но…

— С отцом Яны я в разводе. Он здесь не живет.

— Извините.

— С нами живет другой мужчина, но его сейчас нет, мы с вами одни в квартире. Если даже он и придет, это ничего не изменит. У нас договоренность: в дела дочери он не лезет, я сама ею занимаюсь.

Вот, значит, как? Одним словом — говорить ты будешь только со мной.

— Понятно, — пробормотал Андрей.

Начало неважное, но что поделать?

— Позвольте в свою очередь поинтересоваться.

— Да, пожалуйста.

— Вы какой, говорите, предмет у Яны преподаете?

— История и география.

Она на пару секунд о чем-то задумалась, словно решала, насколько важны эти предметы в учебе. И это тоже Андрею не понравилось. Будто она просчитывала, какие будут у дочери минусы, если ситуация с учителем действительно неважная, и поправить ее нельзя.

— Хорошо, — сказала она. — Так о чем вы хотели поговорить?

Андрей непроизвольно прочистил горло, прежде чем заговорить, хотя эта привычка ему совершенно не нравилась.

— Понимаете… — он вдруг осознал, что женщина не представилась, и он не знает, как к ней обращаться. — Извините, не знаю вашего имени.

— Евгения.

— Гм. Андрей, — он чуть было не добавил отчество, но вовремя сдержался: она ведь на десять лет старше его. — Понимаете, Евгения, в первую очередь я хочу сказать, что ваша дочь очень способная ученица, очень способная.

— Да, я знаю. Яночка — умная девочка.

Андрей с трудом удержался от рефлекторного желания поморщиться. Женщина смотрела на него.

— Насколько я знаю, она способная ученица не только по моему предмету. В общем, учиться она хорошо.

— Так в чем же проблема? — удивилась женщина.

Какой веский вопрос!

— Речь идет не об учебе. С учебой у вашей дочери проблем нет. Но… Я хотел бы… Я не хочу, чтобы у вас сложилось неправильное мнение, она, конечно, девочка хорошая, но изредка у нас с ней возникают трудности в поведении. Я не спрашивал у своих коллег, что там происходит на их уроках, понимаете, не хочу лишних разговоров. Не хочу, чтобы дошло до директора, она у нас женщина несколько резкая. Словом, не хочу добавлять проблем вашей дочери, Евгения. Но на моих уроках Яна… изредка ведет себя… слишком неординарно.

— В смысле?

Пока он говорил, мать Яны никак не изменилась в лице. То же безразличие. И смотрела она на него так, как будто он был подростком с их двора, жалующимся, что Яна не отвечает ему взаимностью.

— Понимаете, она не то чтобы грубит, но… слишком часто норовит устроить со мной дискуссию. Иногда получаются настоящие перепалки. То ее не устраивает, что я их не отпускаю раньше времени и рассказываю о какой-нибудь внепрограммной теме. То ей не нравится, какую я поставил оценку ее однокласснику. Ненароком выходит, что ваша дочь мешает проводить урок. Мне кажется, что это право учителя, решать, что и когда говорить.

— Укажите ей на ее неточности. Вы же ее учитель.

Неточности! Господи, подумал Андрей, твоя дочь — взрослый человек, и все прекрасно понимает.

— Бесполезно, Евгения, — он развел руками. — Я пытался решить все тихо-мирно. Но не получилось. Яна говорит мне два слова, если я скажу ей одно, и так далее. Иногда мне кажется, что она специально провоцирует меня. Чтобы я, например, отвел ее к директору.

— Чушь! — Евгения передернула плечами. — Яночка — культурная девочка. Вести себя она умеет. Особенно с теми, кто ее намного старше.

Андрей нахмурился.

— Я не говорю, что она не умеет себя вести, но на моих уроках она слишком часто неадекватно реагирует на мои действия. Это мешает проведению занятий, понимаете?

— Не знаю, что вы под этим словом понимаете, только Яночка — очень ранимый, чувствительный человек. Ее, конечно, беспокоит ситуация с ее одноклассниками, вот она и считает нужным вступиться за кого-нибудь из них.

— Проблемы возникают не только из-за беспокойства за своих одноклассников. Бывает, она прерывает меня без всякой причины. Или не желает подчиняться, если я что-то требую от нее.

Евгения вытащила из пачки сигарету. Закурила, на этот раз не подходя к форточке.

— Мне кажется, сейчас ученикам предоставляют больше свободы, чем раньше. Позволяют им спорить с учителем, вступать в дискуссии. Не сидеть же им неподвижно, как роботам?

Андрей сжал зубы, но на удивление быстро заставил себя расслабиться.

— Конечно, конечно, общение и споры — это нужно и хорошо. Только со стороны Яны это выходит за рамки. И потому я хотел, чтобы вы повлияли на свою дочь. Попросили ее… попросили… с уважением относиться к работе учителя. Ведь я не могу спорить с каждым, что-то доказывать. Когда же преподавать новый материал?

Евгения затянулась так, что от сигареты почти ничего не осталось.

— Мне кажется, я знаю свою дочь лучше, чем кто-то из учителей. Как вы считаете?

Андрей против воли кивнул, хотя ему вдруг захотелось задать встречный вопрос: откуда у нее такая уверенность?

— И я скажу вам, что Яночка — хорошая девочка. Если что-то и делает не так, то лишь от избытка своей чувствительности и стремлению сделать все, как можно лучше. Если у вас с ней не сложились отношения… — она пожала плечами, встала и выбросила окурок в форточку. — Это не повод говорить, что она не умеет себя вести.

Ладони Андрея сжались в кулаки. Он выдержал паузу, прежде чем заговорить. Только не сорваться. Иначе тогда он останется во всем виноватым.

Не говори, что она тебе предлагала себя, посоветовал Руслан. Не говори, что она называла тебя по имени. Не говори. Все равно не поверят, только против себя настроишь.

Андрей почувствовал, как начинают трястись руки. Похоже, этой дамочке действительно нельзя говорить всю правду. Она заранее настроилась на то, что ее дочь — самая что ни на есть умница, и все претензии к ней со стороны учителей — не иначе, как злые наговоры. Попривыкли, чтобы дети сидели, как послушные олухи, и любое их слово против вызывает недовольство. Такая мамочка, чего доброго, побежит в школу к директору, жаловаться, что молодой учитель, пользуясь тем, что ее Яночка — ребенок, по сути, распускает о ней гнусные слухи. И на фоне недавнего разговора Андрея с директором, еще неизвестно, кому поверят больше.

— Я не понимаю, — пробормотал Андрей. — Вы мне не верите? Хотите сказать, что я придираюсь к вашей дочери, и даже к вам пришел, чтобы на нее пожаловаться? Вы это хотите сказать?

Она молчала. Наверное, не меньше минуты. Андрей немного успокоился, и ему даже стало интересно, что же она на это ответит.

Она не ответила. Вернее ответила вопросом на вопрос.

— Скажите, почему именно вы пришли, а не директор школы, раз моя Яночка такая плохая?

Да, Евгения могла повернуть ситуацию так, чтобы удача в споре повернулась к собеседнику задницей. Прямо, как ее дочь. Один выпад — и все прежние потуги противника сведены на нет.

— Я не говорил, что ваша дочь плохая. И к директору я не пошел потому, что не хотел неприятностей вашей дочери, надеялся, что мы с вами все решим, и вы просто повлияете на Яну. Директор, к вашему сведению, не ведет уроки непосредственно, и потому не в курсе многих мелочей, — Андрей тяжело вздохнул. — Да и не хочу я жаловаться на учеников своему начальству.

— Хорошо. Тогда можно было поговорить с классной руководительницей Яночки. Объяснить ситуацию. Насколько я знаю, Тамара Матвеевна очень проницательная женщина.

Нет, подумал Андрей, она не пробиваема. Как и ее дочь. Все напрасно. Ей ничего не доказать. Отчасти виноваты слухи, что распустили про Андрея, но он в любом случае не очень-то жаждал подходить к директору. Он сомневался, что это что-то кардинально изменит. Ковалевская продолжит болтать при личной встрече какие-нибудь дурацкие словечки и просить влюбленных вне ее малолеток звонить Андрею среди ночи. Что ей тот директор?

Андрей встал. Пытаться как-то переубедить эту женщину расхотелось. Она вдруг стала ему неприятна. Как и ее дочь. Впрочем, что он хотел? Как бы там не говорили, но дети — это копия своих родителей. С незначительными дополнениями.

— Извините, я, наверное, пойду. Кажется, мы с вами друг друга не поняли. Ладно, пусть все остается, как есть. Ни к кому я больше не пойду. Я всего лишь хотел помочь.

Она не проводила его, осталась сидеть в кухне. И ни слова на прощание не сказала. Даже когда он, закрывая за собой дверь, произнес:

— Всего доброго.

3.

Маша со своим псом появилась немного раньше обычного. Андрей не ожидал, но, конечно, обрадовался.

— Ого, я только подошел, — сказал он девушке. — Думал, что еще придеться подождать.

Она смутилась.

— Тоша на улицу просился. Я его и пожалела.

Почему-то Андрей так и сказал, что собирался ее ждать, вместо того, чтобы сделать вид, что просто прогуливался. Может, сказывалось нервное напряжение после разговора с матерью Яны?

Пока он ждал встречи с Машей, в голове крутились обрывки этого разговора. И зачем он к ней пошел? Конечно, по совету Руслана, и Руслан дурного никогда не советовал, но откуда он мог знать, с кем Андрею придеться иметь дело? Хорошо еще, что отчима Яны не было дома. Кто знает, не вмешался бы еще и он? Словам Евгении, что новый муж не лезет в воспитание ее дочери, Андрей сейчас не очень-то и верил.

Что ж, придеться оставить все, как есть. И последовать еще одному совету Руслана: игнорировать Ковалевскую. Пусть хоть лопнет, кусает его, он не будет обращать на это внимания.

В этом вопросе ему волей-неволей должна помочь Маша. Кроме того, что просто отвлечет его мысли, она, кажется, становилась важной составляющей его личной жизни.

Они гуляли почти час. Маша сказала, что предупредила родителей, и они не будут беспокоиться. Перед этой встречей Андрей опасался, что он себе что-то напридумывал в отношении этой девушки, и все положительные моменты — лишь первое впечатление, и на самом деле при плотном общении перед ним предстанет глупая девочка-подросток.

Прежде он обсуждал проблему разницы в возрасте и с Русланом, и с другими знакомыми. И пришел к выводу, что однозначного ответа нет. Надо рассматривать в отдельности каждый случай. Но все же какие-то общие закономерности были. Одна из таких закономерностей утверждала, что девушки в шестнадцать-восемнадцать лет, по сути, еще дети, хотя им самим так не кажется. И общаться с ними мужчине за двадцать пять неинтересно.

Андрей хотел верить, что подобным исключением являлась Маша.

Они коснулись многих тем. Кто чего хочет от жизни, кем бы Маша хотела стать после школы, какие книги и фильмы она предпочитает. И все ее ответы удовлетворили Андрея. Он как будто искал подтверждение тому, что имеет основание на отношения с собственной ученицей. Человеку в любом случае не хочется ошибаться, но в данном случае не хотелось тем более.

И отрадно было, что Маша, по-прежнему называя его по имени-отчеству, не только поддерживала разговор, но и сама спрашивала о том, что ее интересует.

— Какой вы смотрели самый последний фильм, что произвел на вас впечатление, Андрей Анатольевич?

Он немного подумал.

— «Гладиатор» с Расселом Кроу. Ты смотрела?

— Конечно. Хороший фильм. Только мне иногда жутко было. Крови многовато. Но в целом — очень понравилось.

— Ну, понимаешь, в реальности, возможно, крови и побольше было в то время. Это ведь никак не обойдешь.

— Да, конечно.

— «Гладиатору», кстати, ведь Оскара дали за прошлый год.

— Да, я знаю. Вот мне из самых последних фильмов больше всех заполнился триллер «Яма». Как компания подростков, чтобы не ехать вместе с однокурсниками по колледжу, куда им не хочется, затаилась в старом бункере, взяв еды и питья всего на несколько дней.

— Знаешь, я смотрел этот фильм. Если не ошибаюсь, он не Голливудский, а Британский?

— Точно не помню. Но фильм понравился. Поразило, как та девушка, чтобы только влюбить в себя парня, закрыла люк и, не сказав про ключ ни слова, больше полумесяца терпела все то, что и остальные, хотя в любой момент могла выйти на свободу.

Андрей усмехнулся.

— Да уж. Темная бездна в психике девушки-подростка.

— Точно бездна.

— Ну, и как ты считаешь, это у нее любовь была так сильна?

Маша покачала головой.

— Это не любовь. Это маниакальная зацикленность на чем-то, что хочется иметь. Что-то ненормальное, из-за чего страдают другие люди. И что никогда не принесет счастья самому себе. Любовью это назвать нельзя.

Они как раз дошли до угла Машиного дома, остановились, повернувшись друг к дружке лицом. После ее последних слов Андрей вдруг испытал прилив такой нежности, что захотел ее обнять. Но, конечно, удержался. Не хватало еще, чтобы она испугалась его порыва.

Вместо этого он предложил:

— Маша, может, зови меня только по имени? Андрей и все? И лучше на «ты». В школе, конечно, при других по имени-отчеству, как положено. Хотя, если честно, мне это не очень нравится, я бы предпочел, чтобы все ученики просто Андреем звали.

Пауза.

— Ну, как? Договорились?

— Хорошо. Андрей Анатоль… Хорошо, Андрей.

Судя по всему, ей это далось через силу, и она смущенно улыбнулась.

— Вот и отлично. Ну, что? До завтра?

— До завтра.

4.

Рядом остановилась машина, темно-синяя «Ауди», и кто-то Яну окликнул. Она оглянулась.

— Привет, крошка-длинноножка, — раздалось из салона.

Это был Гена, ее знакомый. Еще на Новый год познакомились. После их пути пересекались часто, но последний месяц Яна его не видела.

— Привет, — отозвалась она.

Гена подошел к ней на дискотеке. И с самого начала было ясно, что ему нужно от Яны. Не то чтобы он был ей неприятен, даже наоборот. Но Яну многое в нем не устроило, все-таки она — девушка разборчивая. Она его тогда подурачила, подурачила, оттягивая с обещанием пойти к нему домой или хотя бы дать номер телефона, после чего упорхнула, не прощаясь.

И надо же, через день случайно столкнулась с ним на рынке.

Гена не предъявил ей никаких претензий. Не пригрозил ей, как часто делали ее сверстники, которых она оставляла ни с чем после вечера, проведенного в баре или на дискотеке, не потребовал объяснений. Может, дело было в том, что вокруг сновали люди. Может потому, что Яна ничуть не испугалась, не отвела взгляд, не засуетилась, ища оправдания. Ей уже приходилось ставить на место этих самоуверенных самцов, и ни их возраст, ни то, что они из себя представляли, ее не смущало. В конце концов, мало ли, что она там сказала в первую минуту знакомства. Она всегда имела право просто передумать и никуда ни с кем не пойти.

Но Гена не трепыхался, доказывая, почему его опасно дурачить, и почему она совершила серьезную ошибку. Он лишь хитро прищурился, ухмыльнулся и спросил, нормально ли она дошла домой.

— Что со мной сделается? — задала она веский вопрос.

Гена покивал головой, все также ухмыляясь, но не противно, как это делали другие, даже немного забавно, и поинтересовался, так как насчет вечера тет-а-тет.

Яна задумалась. Что-то ей подсказало, что Гену она достаточно подурачила, так сказать, исчерпала лимит на этого парня. Пойдет в этом направлении дальше, могут возникнуть проблемы. Конечно, она их решит, ничего ей не сделается, но зачем до этого доводить лишний раз, когда можно избавиться от этого с самого начала?

И она решила, что лучше сразу держать Гену на расстоянии, лишить его повода для будущего недовольства.

— Знаешь, я вообще-то с парнем встречаюсь. Как раз в ссоре была, когда с тобой познакомилась. Он к концу дискотеки подошел, сам он в ДТ не ходит. Ну, мы и помирились, — на всякий случай она чуть виновато улыбнулась. — Извини. Но… как-то нехорошо на несколько фронтов действовать.

Хорошая отговорка. Если уж так понадобится ей этот Гена, всегда можно при встрече сказать, что с парнем она рассталась.

Он снова кивнул. Почувствовал ли он после этого к ней уважение? Что она такая правильная? Скорее всего, ему было все равно. Девушек вокруг много, одной неудачей меньше, одной больше, разница невелика.

Они попрощались. Потом при встрече иногда останавливались минут на пять, разговаривали ни о чем, и Гена каждый раз, ухмыляясь, спрашивал, не передумала ли она и не хочет ли с ним уединиться. И снова это не выглядело похабно.

Сейчас, глядя на его улыбающуюся физиономию, Яна поняла, что уже забыла о его существовании. И, возможно, зря.

— Как живешь-поживаешь? — спросил Гена.

— Не жалуюсь.

— Садись, прокатаю.

— Гена, я ведь уже пришла домой.

Он хмыкнул.

— Хоть бы раз сделала мне одолжение. Как там твой бой-френд?

— Кто? — Яна пожала плечами. — Нет уже никакого бой-френда.

Гена присвистнул.

— Давно?

— Почти месяц свободна.

— Ого. Чего же ты молчала?

— Нет, я должна была объявления по всему городу развесить: «Нужен новый мужчина!».

Гена выбрался из машины. Яна поняла, что последует очередная попытка добиться «беседы тет-а-тет». На этот раз, наверное, более настойчивая. Как-никак она свободна.

Яна была в очень короткой юбке, из-за пальтишка казалось, что ее вообще нет, и Гена поглядывал на ее ноги, старался, чтобы это не бросалось в глаза, но неудачно. Похоже, он немного растерялся. Не ожидал, что так получится, наверное, собирался ехать дальше.

— Так как ты живешь-поживаешь? — пробормотал он.

— Ты уже спрашивал.

— Черт, — он неловко усмехнулся.

Гене двадцать три, и он, конечно, не дотягивал до бывших Яниных любовников из тех, кому за тридцать. Они выглядели поосновательней, чувствовалось, что люди уже взрослые. С другой стороны Гена мог дать фору ее ровесникам.

Яна чувствовала, что из него можно вытянуть больше, чем ночные звонки по телефону с пустыми угрозами. Правда, вряд ли совсем бескорыстно, ну, да ничего.

Например, из Влада Яна много не вытянула. Она просила его позвонить Андрюше во входную дверь среди ночи, чтобы переполошить все его семейство, но Влад отказался. Как только она несколько раз увильнула от встречи с ним, он больше не согласился звонить Андрюше даже по телефону. Яна хотела найти ему замену, благо на подобные несерьезные фокусы кандидатов было достаточно, но передумала. После нескольких таких звонков Андрюша бы просто к ним привык. Если угрозы остаются лишь угрозами, они очень быстро теряют весь эффект.

Нужно было что-нибудь более существенное.

— Так может, все-таки прокатимся? — снова предложил Гена.

Яна оглянулась.

— Если тебе очень хочется со мной поговорить, лучше ко мне зайти, — заявила она.

— Кто у тебя дома?

— Это имеет значение? Никого, если тебя это устроит.

— Да? — он не ожидал такого быстрого развития событий. — Мне надо машину отогнать.

Кое-что уже начало вырисовываться у Яны в голове. Как всегда, спонтанно и быстро.

— Так в чем проблема? Ставь свою машину. Я пошла. Догоняй.

5.

Она распалила его так, что движения у него стали грубыми. Кажется, нужно приостановиться.

— Подожди, Гена, подожди, — она чуть отстранилась от него.

Он тяжело дышал, пытаясь задрать ей юбку еще выше.

— Ну, сказала же, остановись, — чуть повысила она голос.

Он замер, жадно заглянул ей в глаза.

— Что?

Они сидели и пили кофе от силы минут пятнадцать. После чего Гена просто встал, подошел к ней и впился в ее губы своими губами. Понимал, что раз она сама его так неожиданно пригласила, тянуть время не имело смысла.

С одной стороны так даже лучше, подумала Яна, отвечая на его поцелуи. Резкий этот Гена, но это то, что надо, раз он так хочет ее.

— Что не так? — снова спросил он.

— Все нормально, но… может, не сейчас. Хорошо?

— Почему? — он нахмурился. — Кто-то может прийти?

Она кивнула.

— Так пошли отсюда. У меня есть, где уединиться.

— Ты не можешь потерпеть? Тебе прямо сегодня надо?

— Чего тянуть, Яна? Скажи мне, пожалуйста, если ты согласна, чего с этим тянуть?

Она соображала, что сказать, как повернуть разговор в нужную сторону. И как все-таки избежать того, чего ей не так уж и хотелось, при этом получив свое. Все же от Гены она не в восторге.

— Могу я быть не в настроении?

Он нехорошо ухмыльнулся.

— Ты мне, наверное, голову дуришь? Лучше не надо, хорошо?

— Нет, серьезно. Если мне кто-то настроение испортил? Даже больше, чем испортил? Знаешь, когда голова таким забита, я расслабиться не могу.

— Кто тебе там что испортил?

— Препод один. По истории и географии. Новый учитель. Совсем молодой. Твой одногодка, наверное. Такой козел, ты не представляешь. Вчера приходил к нам домой, с матерью говорил. Повезло ему, что меня дома не было.

— И что он?

— Лезет ко мне под юбку, придирается. Я ему сказала, чтобы руки при себе держал, так он вообще обнаглел. Не пойду же я к директору с такими жалобами? Да и не люблю я жаловаться.

Она следила за его реакцией. Реакция пока была неважная. Судя по всему, ее слова на Гену особого впечатления не произвели. Он не порывался, как тот же Влад, «восстановить справедливость и порушенную честь». Не выгибал пальцы веером, обещая, что «все будет тип-топ». Казалось, он вообще оставался безучастным, считая, что Яна сама дает повод к таким действиям со стороны учителя.

И Яне это не понравилось.

Сейчас, уже решив, о чем нужно просить, Яна непроизвольно представила, как бы отреагировал на подобное предложение один из ее взрослых любовников. Скорее всего, сказал бы, чтобы Яна не занималась ерундой. Но ведь Гена еще очень молодой парень, у него излишняя энергия еще должна туманить мозги. Он еще не вышел из возраста, когда человек верит, что он самый-самый, и все дороги перед ним открыты. У него еще должна оставаться хоть какая-то романтика, отомстить за девушку и все такое.

Не дождавшись определенной реакции, Яна на всякий случай спросила:

— Ты мне не веришь? Не веришь, что есть такие учителя?

— Верю, — равнодушно ответил Гена.

— Знаешь, как это на нервы действует! Еще домой к нам пришел. До сих пор успокоиться не могу.

— Так давай я помогу тебе расслабиться, — Гена снова пустил в ход свои жадные руки.

Яна не отстранилась, только прошептала:

— Вот если бы его немного угомонить…

Она не стала делать паузу, чтобы услышать от Гены вопрос: «как?». Она опасалась, что он вообще ничего не скажет или заявит, что это ее проблемы. И потому Яна быстро добавила, будто ей только что это пришло в голову:

— Знаешь, что ему можно сделать? Он ведь многим кровь портит. На него многие злятся. Он ни за что не догадается, кто это сделал, зато угомонился бы, наконец.

Гена тискал ее за грудь. Она поколебалась и спросила открыто:

— Если я тебя об этом попрошу, ты согласишься? Кое-что сделать? Это каждый сможет.

Он оторвался от ее груди, посмотрел ей в глаза.

— Что?

Она рассказала. Коротко, но внятно.

— Это ведь не трудно? — закончила она. — Только надо показать тебе, где он живет.

Он сузил глаза.

— Так мы поедем сейчас ко мне?

— Скажи сначала, что ты согласен мне помочь. Или мне другого искать?

— Согласен. Если ты не попытаешься упорхнуть в последний момент.

— Не попытаюсь, Гена, не беспокойся. Только… понимаешь, давай в другой день. Дело не в том, что сейчас мать придет, просто… у меня… Мне сейчас нельзя. Понимаешь почему?

— Твою мать! — он встрепенулся, убрал руки. — И долго тебе будет нельзя?

— Два-три дня. Ты что, не потерпишь? Или ты только сегодня меня хотел, а завтра уже нет?

Он усмехнулся.

— Если я хочу, то это не только на сегодня.

— Так когда ты сделаешь, что я просила? Сегодня?

Он обнял ее, притянул к себе.

— Только после того, как ты раздвинешь ножки.

Она фыркнула.

— Ты мне не веришь?

— Верю, верю. Но потерпи несколько дней. Ты же просила меня потерпеть. Вот и я тебя прошу. Позвонишь, когда тебе будет можно. Мы встретимся. Потом я все сделаю. Не раньше. Или тебя что-то не устраивает?

Она поняла, что поступить с ним, как с простачком, пустившим слюни, не получится. В принципе, это не так уж страшно, он ее ведь тоже распалил. Не девственность же ей терять!

Единственное — она пожалела, что ляпнула про свои женские дела. Никаких месячных у нее сейчас не было. Но этого уже не вернуть. Признаться, что обманула — показать себя с очень невыгодной стороны. Чего доброго, Гена посчитает, что и он может не выполнить своего обещания. Конечно, легла бы под Гену сегодня, Андрюша получил бы свое очень скоро, но так придеться ждать.

Впрочем, ничего страшного. Через пару дней, так через пару дней. Зато подходящую кандидатуру искать не надо.

— Хорошо, — сказала Яна. — Пару дней потерпим оба.