1

Илья еще не заснул, когда услышал этот непонятный звук.

Звук напоминал трепет белья, вывешенного на заднем дворе и терзаемого порывами ветра.

Некоторое время Илья лежал с открытыми глазами, пытаясь понять, не снится ли это ему. Во-первых, сейчас зима, и на заднем дворе нет никакого белья. Во-вторых, погода сегодня не была ветреной, да и сейчас не слышно обычного в этих случаях гула в водосточных трубах.

Не считая этих хлопков какой-то ткани.

Илья осторожно приподнялся на локтях, глянул на жену. Та спала, и ее ровное тихое дыхание убедило его, что ему ничего не мерещится. Не хотелось выбираться из-под одеяла на холод, но Илья все-таки встал с кровати. Проверил, не разбудил ли Ольгу, накинул пижаму и вышел из спальни.

Дверь в свою комнату они не закрывали с тех пор, как решили, что их ребенку пора ночевать вне родительской спальни. Оля волновалась, что они не услышат, если трехлетний Данила проснется среди ночи, испугается и заплачет, и тогда Илья предложил оставлять двери их комнат открытыми.

Он прошел к спальне сына, заглянул туда, убедившись, что ребенок спит, и прошел дальше, на кухню. Именно с кухни задний двор был виден лучше всего.

Это был просторный участок, ограниченный невысоким — по пояс взрослому человеку — забором, часть которого скрывали заросли черемухи и сирени. Правда, сейчас голый кустарник не справлялся с этой задачей, и забор был виден по всему периметру, не считая тех участков, справа и слева, которые были общими с соседскими дворами. Справа располагался гараж, слева — сарай, благодаря чему задний двор Ильи и Ольги Даменковых был скрыт от посторонних глаз. Если, конечно, не встать с тыла на тропинке, протянувшейся вдоль леса.

Задний двор был достаточно просторным и удобным, и хозяева уже ни раз устраивали здесь пикничок с шашлыками, приглашая друзей и родственников. И еще Илья планировал оборудовать песочницу, поставить качели и горку. Для Данилы и… его будущего братика или сестрички — Оля была уже на четвертом месяце.

Не решаясь включить свет, Илья осторожно просеменил к окну. Хлопки, напоминавшие трепет белья на ветру, стали отчетливее. Плотная занавеска на окне усиливала тьму и не позволяла рассмотреть задний двор. Появилась необъяснимая тревога, Илья помедлил, прежде чем, наконец, приподнял край занавески.

Сначала Илья не заметил ничего особенного. Заметенный снегом двор, темная бесформенная масса гаража и сарая, сжавшийся, будто под тяжестью снега, мертвый кустарник и расплывчатая стена спящего леса. Илья даже успел удивиться: откуда эти хлопки, если на заднем дворе ничего и никого нет?

Потом он обнаружил человеческую фигуру.

Не происходило ничего криминального: никто ничего не тащил, никуда не крался. Человек просто стоял, глядя на дом, но у Ильи похолодела спина, и он не отпрянул от окна, отпустив уголок занавески, лишь потому, что его охватило оцепенение.

Это было неожиданно — человек, вошедший к ним на задний двор незадолго до полуночи. И, наверное, не предвещало ничего хорошего. Однако это предположение отодвинули на задний план другие детали.

Человек был в длинном темном плаще, не черном, скорее фиолетовом или бордовом. Свет уличных фонарей со стороны фасада не освещал человека в плаще открыто, но частично рассеивал тьму. Достаточно, чтобы различить некоторые мелочи.

Одежда визитера показалась Илье тонкой и совсем не зимней. Сам человек казался тем, кто, замерзая в лесу, решился постучать в первый попавшийся в дом в поисках приюта. Именно полы его плаща трепетали, издавая те самые хлопки, что подняли Илью с кровати. Полы трепетали, несмотря на отсутствие ветра — в противном случае шевелились бы ветви кустарника.

Спустя минуту или около того Илья решил, что человек на заднем дворе — женщина. Он сам бы не объяснил, почему пришел к такому выводу. Капюшон плаща оказался накинут на голову, и лицо рассмотреть было нельзя. Наверное, причина была в росте и хрупком сложении.

И еще Илье показалось, что женщина вошла во двор босиком. Во всяком случае, ему не удалось рассмотреть обувь, хотя полы плаща не скрывали ноги полностью.

Очередной хлопок странной одежды под несуществующим порывом ветра заставил Илью прервать это созерцание. Нужно было что-то делать. Он отпустил занавеску, и задний двор скрыла тонкая белая ткань. Илья оглянулся, подумав о жене и том, не разбудить ли ее. Отказавшись от этой затеи — Оля же беременна, и он ее только напугает — Илья решил выяснить все самостоятельно. В конце концов, к ним на задний двор кто-то вошел, и он, как хозяин дома, должен получить объяснения. Вдруг этой женщине, в самом деле, требуется помощь?

Илья шагнул к веранде, где был выход на задний двор, осознал, что у него босые ноги, и попытался нащупать во мраке холодной веранды хоть какую-то обувь. Нашлись старые тапки, в которых Илья в теплое время года выносил мусор или спускался в подвал.

Он уже отодвинул засов, когда появилась мысль-предупреждение: он выходит из дома в пижаме и безоружный, но нет уверенности, что это не какие-нибудь отморзки-грабители странным способом выманивают хозяев. Но было поздно — он уже толкнул дверь вперед, и холодный воздух иголками впился в обнаженные голени, быстро пополз вверх, забираясь под пижаму, вгрызаясь в бедра и ягодицы, гениталии и пах.

Несмотря на это, Илья застыл.

Во дворе никого не было.

Илья покосился влево, потом — вправо.

Пусто. Словно никого и не было.

Возникло абсурдное желание вернуться в кухню и снова поглядеть в окно. Убедиться, что и оттуда задний двор предстанет пустым, без странного визитера, минуту назад стоявшего в неуместном одеянии и, кажется, босиком.

Вместо этого Илья шагнул вперед, сходя с невысокого крыльца на заснеженную землю.

— Эй, — негромко позвал он. — Кто тут?

Ему никто не ответил.

Любопытно, могла ли та женщина в плаще покинуть двор, пока хозяин дома искал на веранде обувь и открывал заднюю дверь? Теоретически это возможно, если двигаться очень быстро. Впрочем, теоретически возможно многое. Но вот в реальности…

Женщина в плаще стояла шагах в пяти от калитки — выхода с заднего двора на лесную тропу. И калитка была закрыта. Не так, чтобы много, но уйти из поля зрения человека, выходящего с черного хода, можно было, лишь совершив все бегом. Да, только с помощью быстрого бега.

Неужели женщина в плаще заметила Илью, смотревшего на нее из окна, и догадалась, что он вот-вот выйдет на задний двор, чтобы потребовать объяснений?

Если так, если она ничего не хотела объяснять хозяину, что она вообще здесь делала? В тонком плаще, босиком?

Немевшие от холода ноги лишь укрепили Илью в уверенности, что женщина в плаще не могла не мерзнуть, стоя на одном месте неопределенное время. Если так, она тем более не могла бежать. Куда же она подевалась?

Илья шагнул к калитке. Тревога, перераставшая в страх, тянула его назад — в дом. Но он лишь коротко оглянулся на дверь, как бы сомневаясь, оставлять ли ее открытой или все же прикрыть, чтобы не напустить в дом холода. Так и оставил открытой, как будто не рискнул отрезать единственный путь к отступлению.

Десяток шагов — и он оказался на том месте, где стояла женщина в плаще. Он посмотрел на калитку, на лес. Подумав о следах, опустил голову, вглядываясь в землю.

На минуту он забыл о холоде, о том, что обнаженным ногам уже больно.

Следы были, но… Несмотря на приличный слой снега, они были неотчетливыми, припорошенными, что ли. Как если бы женщина стояла здесь пару часов назад, до того, как поздним вечером недолго шел снег.

Илья оглянулся назад, на собственные следы. Так и есть. Собственные следы были вполне отчетливыми.

Илья окинул взглядом лес. Ему стало нехорошо — внутри как будто образовался кусок льда, с множеством острых краев.

Могла ли женщина в плаще быть галлюцинацией? Мог ли Илья ходить во сне и даже выйти во двор, после чего проснуться, стоя возле калитки? Не факт, что раньше с ним такого не случалось — всегда что-то случается в первый раз.

Значит, ходил во сне? Во сне выглянул в окно и увидел то, чего не было? Иначе как это объяснить? Возможно, это было с ним и раньше, но он ложился спать и на утро ничего не вспоминал. И сегодня, прежде чем он вернулся в постель, его разбудил холод.

Илья уже повернулся назад, решив согласиться с тем, что иногда бывает лунатиком, когда снова посмотрел на землю. Пожалуй, не будь здесь вообще следов, объяснение с походами во сне было вполне подходящим.

Но следы были. Они, правда, выглядели, как оставленные здесь несколько часов назад, но никак не минут.

Илья мог поклясться, что сейчас не спал, только не на этом холоде в рваных тапках. И припорошенные снегом следы не были сновидением. Он видел их в реальности.

В очередной раз окинув взглядом лес, Илья покачал головой и поспешил в дом. Ко всем чертям эти следы! Он уже не чувствовал больших пальцев обеих ног. Кто бы ни заходил к ним во двор, ничего страшного не случилось. Ну, забрел кто-то, на здоровье! Быть может, такой же, как те лунатики, что ходят по крыше и не падают.

В кухне, поглядывая в окно, Илья массировал ступни, пока в пальцы не пришла горячая ноющая боль. На всякий случай Илья выпил горячего чая. И только потом вернулся в спальню.

Заснуть удалось лишь под утро.

 

2

Он пил кофе с молоком, когда одна-единственная фраза жены заставила его поперхнуться и пролить горячий напиток себе на рубашку.

Ольга, гладившая на кухне штанишки Данилы, ахнула и бросилась к мужу.

— Вот растяпа, — беззлобно протянула она. — Снимай, я тебе сейчас другую принесу.

Она помогла Илье расстегнуть пару пуговиц и поспешила в спальню. Он поморщился, стягивая испачканную вещь. Обычное утро, привычный ритуал недолгого общения с женой перед уходом на работу, пока ребенок еще спит. Все, как всегда, за одним исключением — он никогда не проливал на себя кофе.

И в чем же причина, что он так дернулся?

Ольга рассказывала о том, как вчера днем, взяв Данилу, проводила время у соседей. Она частенько ходила к Люде — подруга с мужем жила всего через два дома от Даменковых, и у них, кроме старшей дочери-школьницы, был двухлетний сын. Пока мальчишки ползали по полу с машинками и солдатиками или пинали друг друга, к счастью, без последствий, женщины могли вдоволь пообщаться.

Илья не имел ничего против, хотя с мужем Люды — Виктором — у них легкого и доверительного общения почему-то не получалось, и он не испытывал восторга, если соседи изредка звали их в гости. По собственному опыту Илья уже знал, что сидеть днями с маленьким ребенком — это можно приравнять к тяжелой, выматывающей работе, и понимал, что жене необходимо отвлекаться.

Пока Илья завтракал, он читал книгу — в последнее время он подсел на Коэльо, и это была «Дьявол и сеньорита Прим». Потом жена решила гладить на кухне, и он отложил книгу, с неохотой мысленно покидая далекую шотландскую деревушку. Слушал он Ольгу без особого интереса, но нить разговора не упускал.

Ольга с Людой обсудили то, обсудили это, восхитились той телепередачей, поругали этот сериал. Посмеялись над Людиным Тимкой, измазавшим шоколадом мордашку так, словно он не конфету ел, а делал сладкую маску.

С этого Оля плавно перешла на то, как на днях Тимка разревелся среди ночи так, что Витя с Людой успокаивали его почти час. Оказывается, для Люды самой эта ночь была неудачной. Она проснулась около полуночи, разбуженная какими-то звуками во дворе. Выглянула в окно и увидела женщину в длинном плаще.

В этом месте рассказа жены Илья и не удержал чашку с кофе.

Оля вернулась с чистой рубашкой, осмотрела ее и решила, что нужно все-таки прогладить.

— Я быстро, — сказала она. — Ты успеешь. Допивай пока кофе.

Илья снова сел за стол. Появилась острая потребность рассказать жене то, о чем он уже забыл. То, что случилось всего две недели назад. О женщине в длинном плаще. В их собственном дворе.

Илья нахмурился и… удержался, не позволив себе эту слабость. Удержался с трудом. Он глянул на талию жены, и, хотя «живота» еще не было видно, Илья покачал головой. Оля слишком впечатлительная. И кто знает, как это на нее подействует? Особенно после известий от соседки.

— Вот и все, — пробормотала Оля, поворачиваясь и протягивая свежую рубашку. — Готово.

Илья взял ее, одел, заправил.

— И что Люда? — спросил он.

— А? — кажется, Ольга потеряла нить разговора.

— Я спрашиваю: и что Люда? Что она сделала, когда увидела… человека во дворе?

— А-а, ты про… — Оля отмахнулась. — Она разбудила Витю, но во дворе уже никого не было. Ей померещилось. У них на заднем дворе, ты же помнишь, маленькое деревце — грецкий орех. Посадили для красоты, думают, вырастит, и даже орехи будут. Наверное, в потемках не разглядела и перепугалась.

Илья накинул пиджак.

— И что Витя? Не вышел во двор посмотреть? На всякий случай.

— А что смотреть? Галюники спросонья, вот и все. Люда же не высыпается ночами из-за ребенка. Это наш уже более-менее спит до утра.

Илья прошел в прихожую, накинул дубленку. Время уже поджимало, еще надо машину прогреть, но он жаждал вытянуть из жены все мелочи. Оля, провожая его, вышла в прихожую.

— Оль, а когда это было? — как можно спокойней спросил Илья.

— Что?

— Ну, это… Когда Люде человек во дворе померещился?

Оля заглянула мужу в глаза.

— А что?

Илья опустил голову, сделав вид, что поправляет одежду. У жены слишком хорошая интуиция, еще догадается, что он спрашивает об этом не из праздного любопытства.

— Ничего, просто спросил.

— Кажется, позавчера. Ну, давай, а то опоздаешь.

Илья подставил щеку под губы жены и вышел, меньше всего думая в этот момент о работе.

Илья остановил машину — темно-бордовую «мазду» — напротив дома Виктора и Люды.

В конце февраля дни не такие короткие, как в середине зимы, но уже стемнело, и в домах повсюду горел свет. Илья глянул на окна соседей, поколебался, но все-таки заглушил двигатель. Все равно ведь не успокоится, пока не поговорит с Людой.

В течение дня он постоянно возвращался к разговору с женой, к тому, что там примерещилось их соседке, и это начало раздражать. Благо, что общение с партнерами сегодня было минимальным. Давно минули времена, когда он был продавцом-консультантом в крупнейшем зоомагазине Города, и ему приходилось говорить часами. Сейчас он сидел в кресле коммерческого директора.

Илья открыл дверцу, выбрался из салона. Когда вошел во двор и приблизился к двери, стало как-то неуютно. Что если Виктора нет дома? И как он объяснит свой внезапный визит без жены? Если память не изменяет, в этот дом он приходил только с Ольгой. Неужели достаточно сказать, что его раздирает любопытство, и он хотел бы узнать подробности случившегося две ночи назад от самой Люды? И что по этому поводу она подумает?

Илья замер перед дверью, неуверенный, что сейчас не развернется, возвратившись к машине ни с чем. С другой стороны, если уж ссылаться на любопытство, замешанное на тревоге за судьбы соседей, лучше с этим не тянуть.

Рука сама собой потянулась к кнопке звонка и вдавила его. Легкий перезвон, похожий на звуки колокольчика, детский щебет, и быстрые шаги. Открыла Люда. Ровесница Ильи, потяжелевшая телом после того, как родила второго ребенка. Добродушное лицо осветилось улыбкой.

— Ильюха? Проходи, проходи, — она вытянула шею, явно высматривая Ольгу. — Не ожидала. Ты один?

Позади нее уже топтался ребенок, что-то лопоча на своем личном наречии.

— Да, я… один, — Илья понял, что начинает краснеть. — Я…

— Проходи, Ильюха. Малого застудим.

Илья вошел, и Люда уже протянула руку, как бы предлагая снять и отдать ей дубленку. Илья, чтобы скрыть смущение, быстро сказал:

— Я на минуту. Кое-что спросить хотел. Ехал домой и тормознул возле вас.

— Да пройди ты, раз уж зашел, — предложила Люда. — Чайку со смородиной выпьешь.

— Спасибо, меня Оля ждет. А Витя дома?

— Нет. Вот-вот должен прийти.

Тимка, указывая на Илью, что-то сообщал матери, из чего было понятно лишь одно: пришел дядя.

Люда взяла его на руки и кивнула, соглашаясь:

— Да, дядя Илья к нам пришел.

Илья вдруг понял, что совсем растеряется, если его застанет Виктор.

— Люда, мне Оля сегодня утром сказала, что ты… что у вас кто-то на заднем дворе шлялся пару ночей назад.

Люда сначала нахмурилась, не понимая, о чем говорит сосед, потом усмехнулась.

— Так это мне померещилось спросонья. Подумала, что у нас во дворе какая-то бабка, только зря Витю разбудила. Так ты из-за этого пришел?

Илья смутился еще сильней. Разговор пошел как-то не так, и теперь Илья выглядел глупо.

— Я просто… Понимаешь, я подумал… Подумал, вдруг у вас действительно кто-то шнырял вокруг дома?

Люда засмеялась, и он поспешно добавил:

— Я за Олю волнуюсь. Мы же от вас так близко живем. Вдруг этот… эта старуха и к нашему дому подходила?

Тимка, подражая матери, тоже захихикал.

— Ильюха, — протянула Люда. — Да приснилось мне это. Наверное, встала, еще толком не проснувшись, вот и… Нашел из-за чего волноваться.

Илья, уже понимая, что зря сюда пришел, решился:

— Люда, скажи. Как эта старуха выглядела?

Кажется, Люда удивилась.

— Зачем тебе это, Ильюха? Мало ли что мне почудилось ночью?

Илье захотелось рассказать о том, что две недели назад он тоже видел какую-то старуху у себя во дворе, но он сдержался. Это обязательно дойдет до Ольги, обязательно — можно даже не стараться, умоляя Люду ничего никому не рассказывать. Все равно расскажет. И что это даст, если он признается Люде в том, что тоже кого-то видел ночью, но вовсе не уверен, что это ему привиделось? Что? Соседка изменит свое мнение и подробно опишет старуху? И что дальше?

Дальше — ничего. В конце концов, ничего плохого не случилось. Мало ли какая побирушка бродяжничала ночами по поселку?

Люда ожидала ответа на свой вопрос.

— Я просто спрашиваю, — пробормотал Илья. — Из любопытства.

Люда хмыкнула.

— Не помню я, Ильюха. Как можно помнить того, кто тебе на секунду померещился? Я уже и забыла об этом, пока ты не пришел.

Тимка закапризничал, пытаясь вырваться из рук матери, и под эту заминку Илья ускользнул. Сконфуженный и раздосадованный на самого себя.

К счастью, как ни странно, Люда так ничего Оле не рассказала.

И не меньшая странность — уже на следующий день Илья забыл о старухе в длинном плаще. И не вспоминал до того апрельского дня, пока у соседей не потерялся ребенок.

 

3

Послеобеденный сон, который Илья позволял себе в выходные дни, был прерван стуком в дверь.

Первой мыслью было: какого черта так колотить в дверь, если есть звонок? Илья приподнялся на кровати, посмотрел на часы. Было четыре пополудни, и этого в принципе оказалось достаточно — Илья лег полтора часа назад.

Стук перешел в резкий испуганный голос, в котором Илья не сразу узнал соседку Люду. Что-то стряслось, в противном случае та не стала бы врываться к ним через заднюю дверь.

Илья встал, глянул в зеркало, на ходу пригладив волосы, и вышел из спальни.

Оля дремала днем крайне редко, если даже не получалось выспаться ночью. Этим она отличалась от своих мужчин — и мужа, и сына. Обычно, пока Илья наверстывал упущенное за пять рабочих дней, она занималась домашним хозяйством.

Когда в их дом пришла Люда, Оля кормила Данилу сладкой рисовой кашей с изюмом. Сейчас ребенок с набитым ртом, не прожевав, растерянно смотрел на двух встревоженных женщин. Когда Илья вошел в кухню, обе замолчали, и Люда, прикрыв на секунду глаза, приложила ладонь к левой стороне груди.

Илья, нахмурившись, потрепал сына по волосам, но ничего спросить не успел — его опередила жена. Оглянувшись, Оля выдохнула:

— Тимка потерялся.

Илья растерянно улыбнулся.

— Оль, что ты…

— Людка думала, что он к нам прибежал. У них во дворе его нет.

Данила задержал взгляд на матери и… захныкал. Тихонько, но все быстрее распаляясь.

— Данила, — пробормотал Илья и, обращаясь к жене. — Успокой его, я сейчас.

Он шагнул к Люде, направил ее на заднюю веранду, вывел из дома.

— Что происходит, Люда?

Соседка растерянно осмотрелась. Похоже, испуг за ребенка уступил место оцепенению. Как под действием лекарства, она пробормотала:

— Он во дворе гулял… на веревочке машину катал. Я только на пять минут его оставила — мне свекровь позвонила.

Она замолчала, и Илья ее подтолкнул:

— Что дальше? Ты вернулась — и что?

— Его уже не было. Я его поискала, думала, он вокруг дома бегает, но его нигде не было. Я его уже и звать стала. Вышла к лесу и подумала, что он к вам пошел. К Даниле.

Как потеплело, сошел снег, и подсохла тропинка, детей водили друг к другу в гости за домами — так женщины, меняясь, дарили дуг другу час-два спокойствия. Сначала одна посидит с ними, потом другая. Один раз Оля вышла с ними на тропу и, увидев Люду, ожидавшую у входа на свой участок, помахала ей и не повела детей, предоставив им возможность побыть самостоятельными. Данила и Тимка, взявшись за руки, держа каждый по машинке, потопали сами. Конечно, Оля вернулась во двор, лишь убедившись, что дети дошли до соседки.

Тимка вполне мог захотеть к своему другу и уйти без спроса.

— Но его здесь не было? — спросил Илья, хотя уже понял, что это так.

Люда покачала головой и прошептала:

— Он, наверное, в лес ушел.

— Подожди, Люда, не волнуйся раньше времени. Я думаю…

— Он постоянно просился в лес, несколько раз истерики закатывал. Я ему тысячу раз говорила, что в лес нельзя, что он заблудится.

Ее затрясло.

— Так, Люда, не надо только…

На крыльцо вышла Оля.

— Илья, что нам делать? Может, участковому звонить?

— Постой, постой. Нечего в панику впадать. Успокой пока Люду, я сейчас. Думаю, Тимка забрел к кому-нибудь из соседей. Кстати, где Витя?

Вместо Люды ответила Оля — наверное, она это первым делом узнала.

— По каким-то делам в Город уехал.

Илья покачал головой.

— Вот незадача. Вы ему это… пока не звоните на сотовый. Надеюсь, Тимка сейчас отыщется.

Поселок, если увидеть его с высоты птичьего полета или на карте с крупным масштабом, напоминал полумесяц. Если исходить из сторон света, то — растущий полумесяц, где-то одна четверть. Его южная оконечность, более тонкая, нежели северная, и являлась тем единственным выездом на автостраду.

С запада к поселку, к вогнутой стороне полумесяца, вплотную подходил смешанный лес. В основном — мелколиственная порода: береза, осина. Совсем немного ольхи, орешника и вяза. Но были и отдельные части из одного ельника — мрачные, темные и сырые.

В принципе лес подходил вплотную к поселку со всех сторон. Но с востока, с выгнутой стороны растущего полумесяца, он был гораздо реже и светлее, а определенную часть этой стороны у леса вообще отвоевало озеро. Неширокое, отчасти выгнутое наподобие самого поселка, оно названия не имело — просто озеро. Оно начиналось сразу за домами, и к нему вели не менее десятка коротких проулков.

Илья и Оля Даменковы, также как Виктор и Людмила Короткевичи, жили в северной части вогнутой стороны полумесяца. Женщины уже давно нашли плюсы, что озеро расположено с восточной стороны поселка: пока дети будут подрастать, им невдомек, что можно пойти на озеро и купаться без взрослых.

Севернее дома Даменковых располагались всего четыре дома, дальше продолжался лес. Но, как рассчитывал Илья, для маленького мальчика мест — соседских дворов — куда он мог зайти, удовлетворив свое любопытство неизведанным, было более чем достаточно.

Конечно, сначала Илья свернул влево — проверить два двора, что находились между его домом и Короткевичей. Наверняка ребенок, направившись к другу Даниле, просто не дошел, по дороге обнаружив что-то более любопытное. Илья надеялся, что идти в другую сторону — к окраине, не понадобится вообще.

Рядом жила пожилая пара, за ними — вплотную к Короткевичам — люди зрелого возраста, двое сыновей которых учились и работали в Городе и приезжали сюда крайне редко.

Илья остановился напротив дома соседей, осмотрел задний двор. Здесь калитки не было. В отличие, от участка Даменковых и от большинства других соседских дворов, упиравшихся в лесную чащу. Однажды эти люди, огораживая двор, решили, что им вовсе не нужен свободный выход в лес.

Правда, их ограда из нешироких и редких досок вряд ли остановила бы маленького мальчика — даже Данила, более крупный ребенок, вполне смог бы протиснуться во двор.

Во дворе была теплица, разросшийся кустарник, и часть территории разглядеть было нельзя. Илья позвал ребенка по имени. Тимка не отозвался.

Зато залаяла овчарка, чья будка находилась с торца дома. Звякнула цепь, и показалась свирепая оскаленная морда. Несмотря на то, что эта собака видела Илью много раз, ничего не менялось — при первой же попытке войти сюда животное начинало бесноваться.

Илье очень не хотелось беспокоить соседей — если хозяйка была милой общительной женщиной, то ее муж предпочитал, чтобы его навещали и заговаривали с ним как можно реже. Но выбора не было. Нужно было убедиться, что Тимка не пробрался сюда и не сидит сейчас на кухне, жуя предложенную конфету.

Вышла хозяйка.

— Здравствуйте, Зинаида Евгеньевна! — выкрикнул Илья. — Извините за беспокойство, к вам тут случайно Людин Тима не забредал? Вы его не видели?

Женщина подошла ближе, покачала головой.

— Нет. А что случилось?

Не хотелось говорить правду, но Илья успокоил себя тем, что главное сейчас — чтобы мальчик отыскался. Илья быстро объяснил, что Тима, похоже, направился к Даниле, но куда-то забрел, и Люда забеспокоилась.

— Наверное, залез в чей-то двор, — добавил Илья и двинулся дальше. — Еще раз извините за беспокойство.

— Ничего, ничего.

В следующем дворе Тимы тоже не оказалось.

Илья вошел на задний двор, поспешил к дому. Благодаря тому, что был выходной, люди находились у себя. Прежде чем хозяин открыл дверь и на вопрос о мальчике покачал головой, Илья догадался, что Людиного сына не было и тут.

Теперь Илья уже не верил, что Тимка пробрался в один из соседских участков. Илья, конечно, собирался заглянуть еще в три-четыре двора по другую сторону дома Короткевичей, после чего вернуться и пройти соседей от своего дома. Однако крепла уверенность, что это ничего не даст.

Илья хотел миновать участок Виктора и Люды, только приостановился на пару секунд — убедиться, что ребенок случайно не вернулся. Взгляд его скользнул по двору и задержался на отпечатке маленькой ноги в нескольких шагах от калитки. Это был Тимин след, отпечатавшийся на влажной земле, и теперь Илья окончательно убедился, что мальчик покинул двор через заднюю калитку. И, судя по тому, что у соседей его нет… ребенок, возможно, пошел в лес.

Илья остановился, осматривая землю в поисках новых следов, но тропа была утоптанной и не оставляла следов. Он глянул на лес. Шагах в двадцати параллельно тропе тянулась полоска еще не растаявшего, почерневшего снега. Полоска протянулась напротив дома Короткевичей и на половину участка соседей.

Если мальчик двинулся в лес относительно прямо, он не мог переступить снег — полоса была для ребенка слишком широкой. Если так, если Тима действительно пошел в лес от двора, на снегу должен быть след.

Илья неуверенно двинулся к грязно-белой полосе. Шел и надеялся, что ошибается.

Не ошибся.

Снег запечатлел две маленьких ступни — два шага, понадобившихся двухлетнему мальчику, чтобы пройти дальше.

Илья остановился, покачав головой. Представил лицо Люды, и ему стало не по себе. Как далеко ушел Тимка? Илья поколебался и несколько раз позвал мальчика. Бесполезно — ребенок не откликнулся.

Люда сказала, что оставила мальчика на пять минут, но Илья подозревал, что времени прошло больше. Он бы и сам плохо сориентировался после телефонного разговора. Пока мать говорила по телефону, мальчик мог уйти достаточно далеко, чтобы не слышать крики с опушки.

Похоже, в одиночку не обойтись — Илья пойдет в одном направлении, и не обязательно в том, куда пошел ребенок.

Он вернулся к своему дому и во дворе увидел жену с заплаканной соседкой.

— Мы позвонили Виктору, — сказала Оля.

Илья кивнул.

— Звони нашему участковому. Я пока соберу соседей. Надо торопиться — скоро стемнеет.

Люда замерла, глядя на него.

— Илья?

— Мальчик, наверное, пошел в лес.

 

4

Свет множества факелов, фонарей, людские тени, приглушенные голоса, от которых на спине рождается дрожь.

Илья продвигался вперед, поглядывая на тех в людской цепи, кто шел по сторонам от него. Каждый — шагах в десяти-пятнадцати. Время от времени Илья тоже выкрикивал имя Тимы и перекладывал факел из одной руки в другую.

Время приближалось к полуночи, и он устал. Еще промокли ноги — в глубине леса снега было гораздо больше, как и влажной почвы. Не додумался он найти и обуть кирзовые сапоги, пошел в обычных полуботинках.

Хорошо, что хоть Олю уговорил остаться дома. Нечего ей здесь делать. От одного лишнего человека толку больше не станет.

Пока было светло, Илья собрал соседей — человек десять мужчин. К счастью, никто не роптал, не уточнял детали, пытаясь убедиться, что ребенок действительно потерялся в лесу. Даже вечно недовольный муж Зинаиды Евгеньевны — Михайлович. Прибыл и Виктор — встревоженный, непохожий на обычного себя, улыбчивого и слегка развязного.

Растянувшись цепью, они прочесали часть леса, прилегающего к северо-западной оконечности поселка, но ребенка не обнаружили. К ним присоединился участковый — капитан Назаров, молодой, не больше тридцати двух, толковый и отзывчивый, как говорили в поселке — «правильный мент». Он убедил Илью и Виктора вернуться назад, чтобы увеличить количество тех, кто включится в поиски. И заодно — вооружиться фонарями и факелами, ведь дело шло к сумеркам.

Люда была близка к истерике, и ее, конечно же, не пустили со всеми в лес, оставив на Олю и на старшую дочь. Пока жители поселка готовились — их число увеличилось до тридцати — Назаров вызвал из соседней деревеньки егеря и двух его помощников. С егерем Назаров рассчитывал руководить людьми более эффективно.

Лес, прилегавший к поселку с запада, тянулся почти до самого Города. Ближе к Городу лес, конечно, значительно редел, но первые километров восемь от поселка был довольно густой. Это был приличный квадрат, прочесать который было достаточно сложно.

Кроме того, многие понимали, что мальчик, хоть и был надет тепло, ночью замерзнет и не выживет. По ночам температура опускалась ниже ноля. Нужно было торопиться, но даже сотня человек не обязательно должна все успеть за целую ночь.

Люди уже дважды возвращались к поселку и снова уходили вглубь чащи километров на пять-семь, прочесывая очередной сектор. Назаров останавливал людей всего два раза — подождать отставших, убедиться, что все чувствуют себя нормально и готовы продолжить поиски, сколько понадобится.

С каждым часом надежды таяли. Никто ничего вслух не говорил, но Илья видел это по лицам людей, когда у поселка они сближались, чтобы развернуться и снова пойти в лес.

Подключились две группы кинологов с собаками, вызванные из Города. Но след взять не удалось. То ли сами жители поселка затоптали следы, то ли еще по какой причине.

Когда пошли от поселка в третий раз, была глухая ночь. Илья спросил себя, кто и когда остановит поиски. Он уже с трудом передвигал ноги, но понимал, что будет участвовать в поисках, если даже они продлятся до рассвета.

Отдых был нужен не только ему, но в сознании засела уверенность, что Тимка не переживет эту ночь, если его не найти.

Вскоре на пути возник ельник с белыми пятнами выживших сугробов, за которым должен был появиться овраг. Глубокий, метров двадцать в ширину, с крутыми, скользкими склонами. Естественное препятствие, где многие упадут или споткнутся, послав в ночной воздух не одно проклятие. Овраг протянулся почти на километр, и поисковая группа наткнулась на него уже в прошлый раз.

Илья вгляделся вперед. В этом месте овраг зарос плотным кустарником.

Илья тяжело вздохнул, покосившись на цепочку огней, приближавшихся к оврагу, и приготовился к спуску.

Иван встал у склона и посмотрел вниз.

Из-за тьмы дно оврага превратилось в бездну. Из-за тьмы казалось у оврага вообще не было дна.

Иван поморщился. Как в своем уме можно лезть ночью в такой овраг? Между тем те, кто шли по сторонам от него, уже спустились вниз — Иван заметил, что пятна света — факелы в руках людей — как будто погрузились под землю.

И кто только заставил его снять телефонную трубку? Жена давно стала прошлой жизнью, сиди себе, потягивай пиво и смотри телевизор. Никто специально не пришел бы в его дом, позвонили — не поднял, ну, и ладно. В поселке кроме него достаточно мужиков, чтобы искать какого-то пацаненка, за которым не досмотрела его мать.

Теперь Иван мучался так, что ему уже ничего не хотелось. Наверняка он схватит простуду, а тело завтра станет ломить так, что придеться весь день валяться на диване.

И еще этот овраг! Ни обойти, ни повернуть назад.

На секунду у него мелькнула идея, развернуться и просто уйти. Глядишь, в этой суматохе его исчезновение и не заметят.

Конечно, он не решился. Слишком велик риск, что Назаров снова проверит людей и не досчитается одного рыла. Быстро или не очень народ дознается, кто исчез, и потом стыда не оберешься. Это не считая злости, когда людям придеться искать еще одного пропавшего, а после выяснится, что пропавший давно отмокает в горячей ванне.

Нет уж. Свой шанс он упустил, когда снял телефонную трубку и на вопрос, может ли он помочь людям, ответил утвердительно.

Иван вздохнул. Ничего не попишешь, но, прожив полвека на этом дрянном свете, ему придеться, словно мальчишке, лазать по оврагам. Он присел на корточки, опустил руку с факелом как можно ниже. Бездна исчезла, но то, что он увидел, надежды не вселило. Крутой, выглядящий опасно склон, дно под слоем грязи. И эту грязь не перепрыгнуть — нужно минимум три шага, чтобы достигнуть противоположного склона, где почва выглядит посуше.

Иван покачал головой. Не лучше ли сместиться в сторону и поискать другое место? Он огляделся и выбрал направление по правую руку. Пройдя шагов десять, снова присел и опустил факел к самой земле. Немного лучше, но все равно не то.

Он подумал, не пройти ли еще немного, но обратил внимание, что пятна факелов уже на другой стороне оврага. Пока он колебался, большинство людей уже одолело овраг.

Иван махнул рукой и, придерживаясь одной рукой, стал спускаться. Глинистая каша на дне жадно вцепилась в ступни, пытаясь засосать в себя поглубже. Поморщившись, Иван ступил на противоположный склон. Подниматься оказалось намного трудней, нежели спускаться. Когда, пару раз ругнувшись, Иван одолел две трети склона, случилось что-то странное.

Он как будто на что-то напоролся, его что-то оттолкнуло, и вместе с этим пришел страх. Испуг, который никак нельзя объяснить. Казалось, Иван едва не сорвался в пропасть, притом, что понимал — максимум, что грозило, это окунуться в грязи, упав на спину.

Иван снова подался вперед, и снова возникло ощущение, что кто-то невидимый мягко, но непреклонно отталкивает его. Скорее даже не отталкивает, просто не пускает, но напор Ивана превращается в силу с противоположным знаком. Иван поскользнулся и, чтобы не упасть, вжался в склон. Факел угрожающе вздрогнул, но не потух. Во рту Иван ощутил сырой песок.

Почему-то это вызвало приступ гнева. Иван, обычно спокойный, аморфный и ленивый, иногда, если его кто-то умудрялся сильно зацепить, становился бешеным. Сейчас произошло нечто похожее. Он разозлился — на склон, на грязь, на людей, которые уже двигались вперед по ту сторону оврага, на Илью, позвонившего ему, на самого себя.

Несмотря на страх, невесть откуда взявшийся, на странную сложность в преодолении считанных метров, Иван зарычал, выплевывая песок, и ринулся вперед. В последний момент он заметил, что выскакивает в кустарник — густую поросль, будто стена крепости, стоявшей на обрыве, и разумнее сместиться в сторону на десяток шагов. Но Иван не сделал этого — он ничего не соображал от злобы. Его выбросило, как пробку из толщи воды, и он продрался сквозь колючую поросль.

Продрался, оказавшись на поляне, окруженной мрачными, низкорослыми елями.

И пожалел, что сделал это.

Факел, не выдержав удара плотной паутины ветвей, вздрогнул прощальной вспышкой, но умер не сразу — пламя боролось еще несколько долгих секунд, из последних сил освещая то, что было на поляне.

Сначала Иван увидел шагах в пятнадцати нечто, напоминавшее приземистую удлиненную клетку. Высотой по пояс человеку среднего роста, длиной и шириной шагов в пять, не больше. И эта клетка была разделена на две части. Там, внутри, была перегородка, делившая это крохотное строение на две части-антипода.

И внутри что-то было. В обеих частях. Во всяком случае, Иван успел заметить шевеление какой-то темной массы. Ему даже показалось, что он рассмотрел чьи-то глаза из-за прутьев, и его что-то коснулось.

Потом клетку что-то заслонило. И в угасающем пламени Иван увидел перед собой на расстоянии вытянутой руки человеческую фигуру. Увидел женщину, вернее старуху. В плаще, в длинном, фиолетового оттенка, напоминавшим цвет избитой человеческой плоти.

На голове у старухи был капюшон, но из-за близости Иван рассмотрел часть ее лица. Сморщенного, в пигментных пятнах и бородавках. Кожа ее была настолько отталкивающей, что это вызвало тошнотворный рефлекс. Но ни это заставило Ивана отпрянуть — скорее внезапность ее появления.

Старуха протянула к нему руку ладонью вперед, как будто хотела потрогать лоб или прикрыть глаза, и прошептала:

— Нельзя смотреть…

Слова сопровождались шипением, словно человек говорил одновременно с шипящей гадюкой.

— Нельзя идти…

Сказано было неразборчиво, но смысл Иван уловил.

Потом факел судорожно вздрогнул и погас.

Прежде, чем поляну окутала тьма, Иван, пытавшийся уйти в сторону, увидел цепь жутких картинок, сменявшихся с неимоверной скоростью. И они подействовали так, словно его мозг вынули из головы и бомбардировали острыми предметами.

Перед глазами возникли острые крюки, осязаемые, отсвечивавшие в полумраке какого-то подземелья, где было всего пару свечей. Потом возникло ощущение насаживаемой на эти крюки плоти.

Потом крупный план человеческого живота, разрезаемого чем-то металлическим.

Искаженное женское лицо — лицо роженицы.

Темное месиво, освещенное проникшей в него сталью ножа.

Сгусток мяса и капающая с него кровь.

Человеческое глазное яблоко изнутри, в которое вонзается острый крюк.

Сморщенное лицо ребенка, заходящегося немым криком и скрюченного в тесной водянистой темноте.

Оскаленные зубы крысы, громадной отъевшейся твари.

Десяток оскаленных крысиных морд, нависших со всех сторон.

Зубы, вонзающиеся в самого зрителя.

Это стало завершающим аккордом. Иван, попытавшийся было сжать голову руками, повалился на землю и закричал. Встал на четвереньки и быстро пополз прочь.

Илья отошел от оврага шагов на тридцать, когда раздался жуткий вопль. Люди как раз начинали останавливаться — большинство пятен света замерло на одном месте. Возможно, команду подал Назаров, хотя, наверное, мужчины просто давали время тем, кто немного отстал после оврага. Таких было немного, но они были.

Илья проклинал про себя глинистый склон, где он едва не подвернул ногу, но уже в следующую секунду это было забыто.

Определить расстояние до кричавшего человека было сложно, Илья безошибочно угадал лишь направление. Где-то слева от него. Он ринулся туда прежде, чем появилось объяснение этому крику, переполненному болью и ужасом. Илья решил, что обнаружили мертвого ребенка. Иначе что могло вырвать из человеческой глотки такой вопль? Ему даже померещилось в крике что-то от голоса Виктора.

Сосед, на месте которого Илья ни за что не хотел бы оказаться, в первые часы поисков держался рядом. Но позже, когда люди несколько раз меняли направление, они с Виктором разделились.

Илья бежал, с трудом увертываясь от стволов деревьев, и едва не столкнулся с одним из тех, кто шел в цепи рядом с ним. Это оказался Александрович — степенный, пузатый мужчина, живший с женой на самой окраине поселка, через три дома от Даменковых.

Илья сбавил темп, заметив, что впереди еще несколько человек. Александрович тяжело дышал, и Илья оставил его позади. Илье казалось, что кричавший находится левее, ближе к самому оврагу. И он взял левее, хотя двое мужчин с факелами наоборот забирали вправо. Илья уже хотел нырнуть меж двух низкорослых елей, когда крики по правую руку остановили его.

Судя по изменившимся голосам, нашли того, кто вопил.

Илья бросился на шум, оставив в стороне ельник, и увидел, что шагах в тридцати скапливаются пятна света — люди собирались в кучу.

Полминуты — и он оказался на месте.

Кто-то ползал на четвереньках, что-то бормоча. Илья не сразу узнал Ивана. Его никак не могли остановить — он уворачивался от протянутых рук, вырывался, если кому-то все-таки удавалось его схватить. Народ скапливался, и ползавшему Ивану приходилось ползать по кругу.

И лишь Назаров, в прыжке навалившийся на Ивана, остановил его.

Капитан перевернулся на спину, обхватив и удерживая Ивана. С десяток мужчин подались к этой парочке, напоминавших сейчас борцов. Назаров повернулся на бок, по-прежнему не выпуская Ивана, и встряхнул его.

— Да что случилось?! — вскрикнул он.

И уже людям, склонившимся над ними:

— Расступитесь! В сторону! Вы нас обожжете!

Илья, сам не зная почему, выронил факел на землю и подался к Назарову, державшему Ивана. Света и без того было достаточно, чтобы видеть обезумевшее лицо, а Илье хотелось слышать, что там бормочет Иван.

Назаров снова встряхнул Ивана.

— Что с тобой случилось?! Что ты увидел?! — и влепил ему пощечину.

Иван вздрогнул и на секунду замолчал. После чего пробормотал:

— Старуха в плаще сказала, нельзя… Старуха сказала…

Он обхватил голову руками и закачался, всхлипывая и подвывая.

И в наступившей тишине кто-то прошептал:

— Он что, сошел с ума?

 

5

Илья медленно шел к центру поселка. Медленно и неуверенно, как будто не знал, куда и зачем идет.

Когда он выходил из дома, Оля тревожно посмотрела на него и спросила:

— Ты куда?

Естественный вопрос жене мужу. Но Илья вздрогнул, запахиваясь в ветровку, и постарался, чтобы она не видела его глаза. Можно было подумать, что он идет к какой-то фифе, о существовании которой жене знать не положено.

— Пойду, пройдусь, — сказал он. — В магазине ничего не надо?

Она неуверенно пожала плечами.

— Нет, вроде бы.

— Ладно, фруктов куплю.

Где-то в доме Данила изображал звук несущегося на скорости автомобиля. В отличие от взрослых дети живут настоящим. Наверное, он помнил, что потерял своего единственного друга, но что он мог изменить? И не лучше ли поиграть в машинки одному, если уж нет партнера? От того, что он станет горевать по Тимке, тот вряд ли явится к нему в гости.

Прошло две недели после той первой ночи, убитой на поиски пропавшего мальчика, но до сих пор не нашли даже тела. Жители поселка, усиленные кинологами и поисковой группой отдела расследований из Города, продолжали прочесывать лес сектором за сектором, но спустя еще пять дней стало ясно, что ребенок, скорее всего, мертв. Спустя еще трое суток поиски прекратили.

По словам егеря, в основном лес был исследован, хотя на такой обширной территории заглянуть под каждый куст нереально физически. Те, кто участвовал в поисках, были измотаны. Кроме того, у каждого из них была свою жизнь, выбитая из колеи и требовавшая возвращения к прежнему графику.

Но Виктор все еще продолжал блуждать по лесу до самых сумерек. Сначала Илья порывался его удержать, но, убедившись, что сосед все-таки возвращается домой на ночь, оставил эту затею. Кроме того, Виктора отправили в долгосрочный отпуск, а у Ильи работа не ждала.

В эти дни Оля большую часть времени проводила с Людой. Илью это беспокоило — все-таки жена переживает, столько дней на нервах, и как бы это не сказалось на беременности. Но не меньше Илью беспокоило то, что случилось в первую ночь поисков. То, что случилось с Иваном. Его обезумевшие глаза и особенно его странная реплика, единственная, которую Илья расслышал.

В ту ночь из-за Ивана поиски не прекратили, но количество участников убавилось на четверых. Люди понесли Ивана назад в поселок. Одним их них был доктор Левин, живший в поселке и работавший главой местной амбулатории. Уходя, он предположил, что у Ивана нервный срыв на почве переутомления. После выяснилось, что Ивана госпитализировали в психиатрическую лечебницу на окраине Города. Он все еще находился там, и ходили разные слухи.

Многие в поселке знали, что Иван одно время злоупотреблял наркотиками, чем-то слабеньким, но достаточным, чтобы втянуться и часто терять работу. Из-за этого и с женой разошелся. Поговаривали, что у Ивана «поехала крыша» именно из-за того, что он наглотался какой-то дряни перед тем, как его вытянули на поиски пропавшего мальчика. Это и впридачу слабое сердце, не выдержавшее ночных блужданий по сырому, мрачному лесу, сделали свое дело.

Илья был готов согласиться с этим, но он знал то, чего не знали другие. Он вообще сомневался, что кроме него и Назарова кто-то слышал невнятное бормотание о старухе в плаще. Да — он и Назаров.

Но и Назаров не мог знать, что некая странная старуха в плаще могла существовать на самом деле, и что ее видели Илья и Люда Короткевич.

И все же до последней ночи Илья не думал, что пойдет к капитану и все расскажет. Это даже не созревало на уровне фантазий, для осуществления которых даже усилий не станешь прилагать. Но сегодня все изменилось.

Ночью ему снова почудились хлопки плаща, терзаемого порывами ветра. На этот раз он спал и потому не был уверен, что это не приснилось. Во всяком случае, он ничего не слышал, когда встал с кровати и вышел из комнаты. Несмотря на это, он прошел на кухню и выглянул в окно. Даже никого не обнаружив, Илья заставил себя выйти на заднее крыльцо и пройти к калитке.

Земля уже достаточно подсохла, чтобы расстаться с надеждой обнаружить чьи-то следы, тем более, ночью, но острое беспокойство вынудило Илью, проснувшись, потребовать от жены, чтобы сын ни на секунду не оставался во дворе один.

Оля отнеслась к этому с пониманием, но, конечно, она не догадывалась об истинной причине этого требования Ильи. Тогда-то, утром, он и решил, что пора навестить Назарова. Благо, что у капитана было ночное дежурство.

Сейчас, оказавшись в торговом центре поселка, Илья понял, что поговорить с Назаровым нужно было давно.

Кабинет Назарова находился с торца здания, в котором одновременно умещались кафе «У озера», парикмахерская «Инесс» и салон для видеоигр «Меркурий». По бокам располагались два небольших одноэтажных здания — почта и булочная. Напротив, через дорогу — мини-маркет.

У входа в видеосалон стояла кучка мальчишек лет одиннадцати-тринадцати. Из мини-маркета выходили две пожилые женщины. Илья знал их, но постарался скрыться за углом прежде, чем они его заметят, вынудив поздороваться. Хотя это не имело значения, он хотел войти к капитану никем не замеченный.

Прежде чем открыть дверь, он постучался, глядя на озеро, мелькавшее в просветах между крышами домов, и услышал вялое «входите».

Назаров сидел в кресле, положив ноги на стол, и читал книгу. Телевизор был выключен, а радио приглушено настолько, что сложно было определить звучавшую мелодию.

Капитан глянул поверх книги на посетителя, помедлил, очевидно, запоминая место, на котором его прервали, и отложил книгу, сбросив ноги на пол.

Они снова встретились взглядом и поздоровались. Назаров почему-то обращался к Илье на «вы», хотя был почти ровесником, и того это немного смущало. Например, к тому же Виктору, который был еще старше Ильи, Назаров обращался на «ты».

Капитан не задавал лишних вопросов — он ждал, справедливо полагая, что Илья сам скажет все, что надо.

— Я тут проходил мимо, — начал Илья. — Жена продуктов послала купить. Ну, думаю, загляну.

Назаров кивнул. Естественно, он понимал, что тот, кто не является его личным другом, вряд ли зайдет сюда просто так.

— Скажите, капитан. Что там про Ивана слышно?

Назаров вздохнул.

— Все по-прежнему. Проблемы с головой. Неадекватная реакция на окружающих. В общем, он не скоро вернется домой.

— Понятно.

Илья помолчал. Назаров его не торопил.

— Тут всякие слухи ходят по поселку, — продолжил Илья. — Сами понимаете, там, в лесу, всего пару десятков человек было, и все равно никто так и не понял, что с Иваном-то случилось. Как в лечебнице, подтвердили то, что говорил Левин? Неужели все это из-за перегрузки с ним случилось? Вы-то сами что думаете?

Назаров развел руками.

— Ну, я думаю, что лучше на специалистов полагаться. Да, они там подтвердили, что помешательство произошло из-за совокупности факторов. И усталость, и общее состояние нервной системы, и возможность испуга в лесной темноте, — Назаров покачал головой. — Человек — сложная система. И, по правде говоря, на все сто не определить, что из-за чего происходит.

Они помолчали, не глядя друг на друга.

Илья решился.

— Капитан, вы помните, как Иван, когда вы его остановили и потребовали объяснить, в чем дело, сказал, что-то вроде «… старуха в плаще сказала…»? Помните?

Назаров коротко глянул на него, сменил позу в кресле, словно затекли ноги. Наконец, кивнул. Во взгляде было: «И что?».

Илья, не выдержав, стал прохаживаться по небольшому кабинету — от окна к стене и обратно.

— Я… я понимаю, человек помешался, с ним что-то случилось, и… В общем, я сам знаю, что в таком случае обращать внимание на его слова… не… неразумно. Но…

Илья замялся, растерявшись, чувствуя, что упускает наиболее удачное развитие разговора, и Назаров подбодрил его:

— Продолжайте. Я слушаю.

— Словом, мне надо рассказать вам, капитан, об одном случае, это произошло еще зимой, но… В общем, слушайте.

Спустя десять минут в кабинете повисла тишина. Было даже слышно, как где-то на озере улюлюкает ребятня.

Илья ждал реакции капитана. Назаров молчал. Его взгляд блуждал по полу, словно он искал потерянную вещицу. Илья не выдержал и первым прервал затянувшуюся паузу:

— Капитан, может, я что-то и напутал, но двоим это не могло померещиться. Люда тоже видела какую-то старуху. Потом пропал ее сын.

Назаров глянул на Илью.

— И что вы предлагаете?

Илью вопрос удивил. Он даже растерялся.

— Не знаю. Я думал, вы сможете сделать из этого какие-то выводы. Вот и пришел, чтобы…

— Хорошо, — прервал его Назаров. — Вы видели какую-то старуху. Люда Короткевич тоже видела кого-то. Хорошо. Дальше. Как я понимаю, вы как-то увязываете эту… старуху не только с пропавшим мальчиком, но и с тем, что случилось с Иваном?

Илья помедлил, неохотно кивнул. И на всякий случай уточнил:

— Я не уверен. Я только допускаю, что это… Что есть такая возможность.

Назаров снова уставился в пол, чуть заметно покачал головой.

— Ладно, Илья, вы только не обижайтесь, но мы можем предполагать все, что угодно. Я даже допускаю мысль, что вы в чем-то правы. Или хотя бы идете в верном направлении. Но… Как бы это сказать? Что вы предлагаете принять в практическом смысле? Объявить в розыск старую женщину в плаще, похожую на побирушку?

— Ну… не обязательно так. Не лучше ли еще раз пройти тот сектор, в котором с Иваном что-то случилось? Может, найдутся какие-то следы?

— Вы надеетесь, что мы там кого-то найдем? Илья, во-первых, прошло время, и вряд ли человек, находившийся там, будет сидеть на одном месте так долго. Во-вторых, Иван… Я даже не знаю, что сказать. Он ведь был живой. Разве что умом тронулся, но при чем тут старуха? Иван ведь не ползал тогда с заточкой в спине или просто какими-то повреждениями на теле.

Илья промолчал, не зная, что сказать.

— Мы достаточно плотно прочесали то место. Да, мальчика жаль. Жаль, что не нашли хотя бы тела. Но… Да, это странно. Я хочу сказать про старуху, которая вряд ли живет в нашем поселке. Только как нам поступить? Или вы считаете, надо предупредить людей в поселке, чтобы они были осторожны и сразу же сообщили мне, что видели кого-то похожего?

Илья пожал плечами. Идея не показалась разумной, и, будто подтверждая его мысли, Назаров добавил:

— Не думаю, что это что-то даст. Только слухов дурацких наплодим.

Они помолчали.

Назаров, поглядывая на Илью, сказал:

— Да, трагично все получилось. Ребенка не нашли, так еще Иван помешался. Ладно, Илья, я вас понимаю. Есть какие-то странности. Есть, признаю.

Капитан оперся на локти, погрузил лицо в ладони, потер виски.

— Я вот что думаю. Попрошу я егеря еще разок пройти в том месте, где с Иваном что-то случилось. Посмотрим, может что-нибудь новое и обнаружится. Егерь — человек опытный, что касается изучения следов.

— Спасибо, капитан.

— Ну, а вы, Илья, не волнуйтесь. Уверен, несчастья больше не повторится. Главное, следите за своим мальчиком, чтоб без спросу в лес не уходил.

Илья еще раз поблагодарил Назарова, извинился за то, что побеспокоил, и вышел.

Ближе к дому, он обнаружил, что не купил фруктов. Возвращаться не хотелось, но Илья не расстроился. Наоборот настроение немного поднялось. Почему-то ушло напряжение, необъяснимое беспокойство за семью.

Кажется, он действительно немного переборщил. Есть у него такое свойство — слишком все драматизировать. И в прошлом он не раз убеждался, что торопился с выводами, готовясь к самому худшему. Да, у соседей случилось несчастье, но это лишь вынудит его внимательней смотреть за собственным ребенком. В жизни всякое бывает, и в том, что маленький мальчик потерялся в лесу, нет ничего необъяснимого. Ну, а Иван… У Ивана и раньше были нелады с психикой.

Илья свернул к дому. Перед крыльцом остановился, глядя в небо, где уже проступали бежевые осколки звезд. Из дома доносился лепет Данилы. Приятный, теплый вечер.

И, конечно, все будет хорошо.

 

6

За прутьями клетки все замерло.

Четыре громадные крысы застыли, растопырив уши, и лишь кончики их носов подрагивали, исследуя воздух.

Крупный самец повернул свою голову вправо, откуда ему послышались тихие шаги. Его черные круглые глаза влажно поблескивали в тусклом свете луны, заглянувшей на поляну, где находилась клетка.

Только что самец и три его подруги все свое внимание и свою злобу направляли на животное, занимавшее другую половину клетки. Крысы подходили к перегородке, принюхивались, пищали, шипели на животное, темной массой затаившееся в своей тюрьме.

В этом животном было что-то странное. С одной стороны крысы знали его, как росомаху, сильного, выносливого зверя, неприхотливого в еде и в условиях обитания. И очень опасного для самих крыс. С другой стороны эта особь, там, за прутьями, отличалась от обычной росомахи. Даже в запахе было что-то не то.

Более странным, необъяснимым и пугающим для крыс к этому моменту стало лишь поведение той сущности, которую они сначала приняли за обычного человека — старуху в плаще.

Старуха принесла крыс в мешке из прежних мест обитания. Принесла усыпленными и выпустила в клетку через маленький люк в крыше. Все четыре особи грузно упали на землю, устланную хвоей, и обнаружили, что они — ни единственные узники этой непонятной темницы.

И еще оказалось, что из клетки не так уж сложно удрать — прутья стояли не слишком часто, и, немного помучавшись, даже самец мог протиснуться между ними.

Крысы не воспользовались этим немедленно только потому, что в теле оставалась заторможенность. И… потому, что сама Старуха, посмотрев на них, развернулась и отошла. Она не пыталась их убить, не пыталась спустить на них росомаху, затаившуюся в другой половине клетки. Более того, от Старухи не исходила угроза смерти, что крысы чувствовали безошибочно.

И, когда Старуха принесла и бросила через люк в клетку живую беременную белку, стало ясно — сущность, которую они приняли за человека, не причинит им вреда. Наоборот эта сущность в них нуждается.

В первые дни после того, как они получили бельчатину, крысы предполагали, что в дальнейшем их пищей должна стать росомаха. Да, они испытывали страх перед ней и, хотя могли пролезть на ее половину, никто на это, конечно, не решился. Однако росомаха пищу от Старухи не получала, и было ясно, что со временем она ослабнет настолько, что крысы смогут напасть на нее безбоязненно и прикончить.

Но время шло, сами крысы начали голодать и подумывали, не покинуть ли клетку, пока не поздно, а росомаха, казалось, была полна прежней силой.

Иногда она прижималась мордочкой к прутьям и следила за Старухой, стоявшей неподвижно часами.

Потом Старуха куда-то исчезла, и крысы уже решили, что больше дармового корма им не получить. На всякий случай они в очередной раз подразнили росомаху, свернувшуюся калачиком в дальнем конце клетки, чтобы убедиться: та по-прежнему им не по зубам.

Одна из самок уже приноравливалась к тому, чтобы протиснуться между прутьев, оказавшись за пределами клетки, а две другие следили за ней, когда Старуха вернулась.

В руках она держала мешок, в котором оказался… человеческий детеныш. Лакомство для крыс в прежней жизни недоступное. Они замерли, неверяще выглядывая из клетки. Росомаха наоборот заметалась, кружа по клетке, пытаясь разгрызть прутья, протиснуться сквозь них, разрыть землю, но тщетно — прутья не пропускали ее тело и не давались ее зубам, внизу же был сплошной настил — врытый в землю пол клетки. Она скулила, как собачонка, у которой забрали щенков. Жалкий пронзительный звук был едва ли не единственным на поляне.

Ребенок казался без сознания, но живым. Старуха держала его за ворот курточки, как щенка за шкирку. Держала на вытянутой руке. И медленно приближалась к клетке.

Запах человечины наполнил внутренности крыс сладкой, почти болезненной истомой. Росомаха заметалась еще неистовей, и на миг могло показаться, что внутренняя перегородка не выдержит ее напора. Но для трех изголодавшихся самок это прошло незамеченным. Только самец, покосившись на росомаху, обнаружил кое-что непонятное.

От росомахи исходило какое-то свечение. Свечение чем-то напоминало прозрачный красноватый дым. Это дым поднимался вверх, проходя сквозь крышу клетки, и Старуха, державшая ребенка, втягивала этот дым ноздрями.

Потом и самец перестал видеть это — Старуха нагнулась, чтобы открыть люк.

КЕХА вошла в ельник и заметила очертания клетки.

Она не видела деталей сквозь прутья, но слух у нее был достаточно острым, чтобы определить, что там происходит.

Как обычно крысы, изголодавшись, проявляли повышенный интерес к животному в другой половине клетки. Глупые твари! Они хоть и обладали очень высоким интеллектом, близким к человеческому, по-прежнему не могли понять, что видят не просто росомаху. Что эта особь — Особенное Животное. И похожую они никогда больше не увидят в своей никчемной жизни. Другую такую смогут увидеть лишь их далекие потомки, если только род не прервется.

Как обычно первым приближение КЕХА обнаружил самец — самый трусливый и осторожный из четверки. КЕХА слышала, как он приник к прутьям, втягивая воздух.

Через пару шагов КЕХА услышала, как зашевелились самки — три крысы тоже подались к той стороне клетки, к которой она приближалась. Наверняка они пытаются унюхать, несет ли, кроме запаха самой КЕХА, человечиной.

И наверняка КЕХА углядит в их маслянистых глазках разочарование, когда окажется, что руки ее пусты.

Зато Росомаха, неуловимо шевельнувшаяся лишь сейчас, чуть расслабится, убедившись, что время очередной человеческой жертвы еще не пришло.

КЕХА остановилась неподалеку от клетки и вслушалась в лес.

Где-то, между этой поляной и окраиной поселка, послышался сухой щелчок — человек, идущий в этом направлении, наступил на ветку. Дальнейшие его шаги теперь едва угадывались. Но очень скоро КЕХА будет слышать его, не напрягаясь — медленно, но неумолимо человек сокращал расстояние.

Следующие полчаса КЕХА не шевелилась, застыв с закрытыми глазами. Звук шагов человека, медленно, с остановками приближавшегося к поляне, становился все явственней.

Крысы тоже замерли, недоверчиво и боязливо глядя на странную человекоподобную сущность, которая принесла их сюда, в клетку, откуда при желании можно сбежать, и почему-то их кормила. Они по-прежнему больше всего опасались КЕХА, когда та находилась в таком состоянии — превращалась в изваяние. Для них это было необъяснимым, а для живых существ необъяснимое всегда вызывает страх. На всякий случай крысы не двигались, справедливо полагая, что их неправильное поведение вызовет гнев КЕХА.

Замерла и Росомаха, поглядывая на КЕХА из своей половины.

Когда человек оказался не дальше, чем в сотне шагов от поляны, КЕХА шевельнулась, и в движении ее безгубого рта крысам почудилась плотоядная улыбка.

Егерь продвигался медленно, несмотря на то, что смог бы отыскать нужный сектор леса очень быстро. Он давно изучил эту чащу, протянувшуюся от поселка к Городу, и место, где две недели назад с жителем поселка случилось что-то странное, не представляло для него тайны.

И все же он не спешил.

Его что-то смущало. Что? Интуиция?

Он не знал. Он шел вглубь леса, пытаясь понять, откуда взялось это тревожное чувство. То, что он сейчас делал, несмотря на просьбу капитана Назарова, было неофициальным, и егерь не взял помощников. И теперь жалел об этом.

Когда ему позвонил Назаров и предложил встретиться, егерь признал, что и сам думал об этом. В чем-то его не устраивал случай с Иваном. Казалось, егерь что-то не доделал в прошлый раз.

Тогда все его помыслы были о прочесывании леса, о потерявшемся ребенке, и лишь, когда прошло время, и вероятность найти мальчика живым стала нулевой, мысленно егерь вернулся к той первой ночи поисков. К тому моменту он уже знал официальное заключение лечебницы в отношении несчастного. И все же это его не удовлетворило. Егерю по-прежнему казалось, что какие-то детали остались вне поля зрения тех людей, кто участвовал в поисках.

Капитан Назаров тоже оказался недоволен поисками пропавшего мальчика и поинтересовался, нельзя еще раз изучить то место, где помешался Иван. Егерь ответил утвердительно. Кажется, Назаров хотел сказать что-то еще. Хотел, но так и не сказал. Как истинный работник правоохранительных органов, Назаров посчитал, что лучше промолчать, нежели приводить ни чем не подтвержденные версии.

Сейчас егерь подумал, что капитан был не совсем прав.

По мере приближения к оврагу егерь все придирчивей осматривал землю и деревья. Он по-прежнему не знал, что ищет, какого рода следы, но это лишь усиливало напряжение.

Вот и овраг.

Егерь решил перейти овраг в полусотне шагах от того места, где предположительно его переходил Иван. Если на Ивана повлияло что-то извне, это случилось либо в самом овраге, либо сразу после него. И лучше держаться оврага, как той ниточки, которая куда-нибудь выведет.

Оказавшись на другой стороне, егерь постоял, прислушиваясь к лесу.

Что-то неуловимо изменилось в лесу по сравнению с прошлым годом. Сложно было сказать что. Нет, лес не стал выглядеть умирающим. И живность, и растительность продолжали свой жизненный бег.

Вот и птицы поют, а это верный признак, что все более-менее в норме. Но…

Что-то все равно не так. Даже в пении этих птиц. Словно они… не так свободно сообщают миру, что заняты поисков партнеров? Возможно, так. Было что-то неуверенное, приглушенное в этих трелях. Или так всего лишь казалось самому егерю?

Покачав головой, он двинулся вдоль оврага. Спустя пару минут на пути возник густой ельник. Иван должен был пройти здесь перед тем, как его обнаружили ползающим на четвереньках. Егерь сдвинулся в сторону от оврага, отыскивая пространство между деревьями. Решив не удаляться от оврага, он протиснулся меж густых мрачных ветвей.

На мгновение у него возникло ощущение, что его не пускает ветка, которую он не заметил, свисавшая на уровне пояса. Но это тут же прошло, когда он опустил глаза. Секунда — и он вышел на свободное пространство.

И замер.

В глаза бросилось сооружение, напоминавшее клетку. И за ее прутьями что-то шевельнулось.

Желая рассмотреть, что внутри, егерь даже не огляделся, хотя и почувствовал на себе чей-то взгляд. Когда он шагнул к клетке и, казалось, вот-вот поймет, что видят его глаза, какой-то звук заставил его оглянуться.

Егерь вздрогнул.

В десяти шагах стоял человек в плаще. Невысокая старуха с омерзительной, отталкивающей кожей лица. Порывы ветра трепали полы ее плаща, но егерь даже не осознал, что ветра на поляне и вообще в лесу нет.

Его охватил страх. И от неожиданности, и от вида старухи, и от исходившей от нее явственной угрозы, и от понимания, что она как-то связана с тем, что случилось с Иваном, и, возможно, даже с пропавшим мальчиком.

Егерь вскинул ружье.

— Что вы здесь делаете? — вырвалось у него.

Старуха не ответила. Она по-прежнему стояла, не шевелясь, чуть опустив голову, и капюшон не позволял видеть ее лицо.

На всякий случай егерь взвел курки, и в этот момент ему почудились сзади тихие шаги. Он быстро оглянулся, но никого не обнаружил. Однако шаги стали отчетливей — кто-то подходил к нему.

— Стой, где стоишь, — выдавил егерь.

Старуха на это никак не отреагировала, но шаги приблизились вплотную.

Егерь встал к старухе боком, снова никого не заметил, а когда повернулся назад, старухи уже не было. Он тихо ахнул, рассматривая поляну, и в этот момент что-то проткнуло ему шею.

Изо рта у него хлынула кровь, и в глазах потемнело.

КЕХА вытянула свои пальцы из шеи егеря, и его тело распласталось на земле.

Крысы, увидев, что двуногий неподвижен, заметались в клетке, поглощая воздух короткими жадными порциями. Они запрыгивали друг другу на спины, царапали когтями прутья, пищали. Они справедливо полагали, что им тоже достанется от общего пирога. Затем, заметив, что КЕХА не двигается, они замерли, опасаясь, что своим поведением лишат себя пищи.

Некоторое время КЕХА стояла, рассматривая тело егеря. Нет, она не убеждалась, что он мертв, она знала это с того момента, как ее пальцы проткнули шею человека. КЕХА размышляла, как практичней распорядиться этим подарком обстоятельств.

Еще два часа назад она не думала, что кто-то из людей сам придет сюда, прямо к ней в логово. Она планировала, что уже сегодня ей придеться найти второго ребенка, так как силы начинали блекнуть.

Она рисковала, что крысы, вовремя не получив пищи, начнут пожирать друг друга. Эти глупые прожорливые твари могли и уйти, но, скорее всего, чтобы не покидать такого необычного места, они для начала прикончили бы самую слабую самку.

Восстановить прежнее равновесие-антагонизм: крысы — Росомаха, будет не просто. И осуществимо, если только заменить этих тварей и начать все сначала.

Между тем КЕХА рисковала перейти ту грань, когда в поселке поднимется настоящая паника, но селение еще не будет зависимо от нее. КЕХА рисковала, пока не возведет здесь, на этой поляне, своеобразный макет селения.

С паучками вместо людей.

С паучками, спавшими одним большим клубком, который КЕХА держала в мешке из плотной ткани, зарытом в овраге.

Пришло время выпустить их на волю.

Прошло три дня.

Сытые крысы, развалившись, дремали. Изредка они открывали глаза, чтобы лениво посмотреть на застывшую КЕХА. Та стояла так долго, очень долго.

Сначала крысы проявляли любопытство, высовывали свои носы из клетки, следя за странными манипуляциями КЕХА. Она вырыла в земле углубление шириной в два человеческих шага и что-то положила туда. Из клетки ничего не было видно. Потом интерес у крыс пропал, и они предались приятной и продолжительной дреме.

Росомаха все это время лежала, свернувшись калачиком, и лишь по медленно вздымавшейся шерсти можно было понять, что Она дышит и жива.

Положив клубок из паутины, мха и ветвей на дно углубления, КЕХА принялась ждать. Когда солнечные лучи коснулись клубка, внутри послышалось движение. Тысячи лапок зашелестели, перенося тщедушные уродливые тельца по лабиринтам жилища.

КЕХА ждала.

Наконец, из клубка показался одни паучок. Затем второй, третий. Четвертый.

Они недавно проснулись и еще не покидали клубок. Они суетливо бегали снаружи, не решаясь спуститься на землю. Их становилось больше и больше, и вот некоторые стали покидать клубок. И отбегать на небольшое расстояние.

КЕХА ждала.

Со временем отдельные паучки стали выбираться из углубления, без труда одолевая его склоны. Но в любом случае паучки возвращались домой, как только наступали сумерки.

КЕХА по-прежнему ждала.

Паучки обживались на новом месте, привыкали к своим каждодневным маршрутам, которые, рано или поздно, заканчивались возвращением домой. Одни уходили далеко, другие не очень, третьи вообще не покидали углубления, где находилось их пристанище, но так или иначе все они приходили обратно.

Однажды перед рассветом, пока вся живность на поляне дремала, кроме Росомахи, настороженно следившей сквозь прутья клетки, КЕХА прочертила большим пальцем борозду на земле. В форме окружности, охватывавшей углубление.

Выждав какое-то время, КЕХА снова наклонилась и провела еще одну окружность. На этот раз шире в диаметре. Окружность охватывала и углубление, и первую окружность. Между линиями появился зазор шириной в два человеческих шага. Чуть позже, когда КЕХА почувствует, что солнце вот-вот появится на горизонте, она проведет еще одну окружность. Самую широкую.

КЕХА выпрямилась, глядя на свои художества, и Росомахе, следившей за ней, показалось, что та удовлетворенно улыбнулась.

Теперь обеим — и КЕХА, и Росомахе — оставалось ждать, когда взойдет солнце, и паучки станут покидать свое пристанище. Многое решится и станет ясным, когда первый паучок достигнет ближайшей борозды.

 

7

Аркадий, сорокачетырехлетний предприниматель, отъезжал от своего дома в центральной части поселка в приподнятом настроении.

Почему нет? Тепло, солнечно. Жена с детьми уезжает до вечера воскресения к матери, и ему даже не придеться объяснять, почему он поздно вернется домой. По большому счету, сегодня он вообще может не возвращаться, хоть всю ночь проведя со своей любовницей.

Девчонке всего двадцать, и энергия из нее прет так, что это передается окружающим. В последние дни Аркадий ощущал себя этаким студентом, чей пик сексуальности достигал апогея и все сильнее мешал выполнению лабораторных работ. Жаль только, что ему приходилось довольствоваться коротенькими свиданиями и все делать наспех.

Привести к себе любовницу Аркадий не мог, сама она жила с родителями. Не будь у Аркадия свободных часа-двух днем, пока девушка находилась дома одна, пришлось бы снимать квартиру.

Представив лицо любовницы, Аркадий улыбнулся. Последние дома поселка остались позади. Всего пару часов потерпеть, и он с ней встретится. Проверить торговые точки, переговорить с бухгалтером и продавцами, и — он свободен.

Потом они зайдут в какое-нибудь заведение с хорошей кухней, желательно оживленное, чтобы не очень бросаться в глаза. После чего… как только стемнеет, они даже могут поехать к Аркадию. Назад он отвезет ее ночью. Или под утро, пока все в поселке еще будут спать. И никто, ни один любопытный сосед, ничего не увидит.

С любовницы мысли перескочили на жену. Аркадий представил ее лицо, чуть нахмуренное, как будто женщина вспоминала что-то важное. Этот образ наполнил душу тоской.

Аркадий даже хмыкнул, настолько это было неожиданно.

Тоска усилилась. Замелькали образы еще молодой жены. Ее влюбленный взгляд, ее слезы, ее улыбка. Подумалось о детях. Сыну сейчас семнадцать, он уже выше отца, но выглядит таким беспомощным и неуверенным. Дочери — двенадцать. Аркадий почти не уделяет им внимания.

Внезапно захотелось обнять их, поцеловать. Это вдруг показалось вопросом жизни и смерти. Как будто, если он не сделает это в ближайшие пятнадцать минут, он их больше никогда не увидит.

— Что за фигня? — пробормотал Аркадий, сбавляя скорость.

Он не собирался разворачиваться. Что он, идиот, из-за каких-то сентиментальных переживаний возвратиться домой, когда его ждет работа и… молоденькая девица с упругой попой?

Через двести метров тоска стала нестерпимой, появился страх, и Аркадий, выругавшись, остановил машину. Приоткрыл дверцу, сплюнул на асфальт. Прислушался к урчанию мотора, огляделся.

Внутри все плавилось от тоски, и он не выдержал — развернул машину и поехал назад в поселок.

У своего дома он притормозил. Посмотрел на окна.

Шторы были раздвинуты — жена уже встала. Возможно, помогает собраться детям, готовит им завтрак.

Аркадий сидел, барабаня пальцами по рулю, и спрашивал себя, что с ним такое случилось? Какого черта он вернулся назад, поддавшись сентиментальному порыву?

Ответа не было.

Аркадий покачал головой и снова развернул машину, надеясь, что его неожиданное возвращение домашние не заметили. Он опять поехал к шоссе, ведущему из поселка, хмурясь, покусывая губы.

Он постарался не думать ни о жене с детьми, ни о любовнице, ни о работе. Просто ехал, глядя перед собой.

В какой-то момент, ощутив безысходность, тоску и необъяснимый стыд, как будто он стянул последние деньги у бродячей монашки, Аркадий непроизвольно вдавил акселератор — он не хотел мириться с этими ощущениями и снова возвращаться домой.

И тогда его обдало страхом. Словно волна ударила в грудь, вынудив остановить машину. Он тяжело задышал, утирая рукой пот с лица, затравленно огляделся. Появилась мысль, что он заболел. Странная, конечно, болезнь, но кто сейчас разберет, что там из-за нервов случается. Во всяком случае, в таком состоянии никуда ехать нельзя.

Очередной разворот, и — Аркадий снова вернулся к дому. На этот раз он не сидел в машине, пытаясь разобраться в собственных ощущениях. Оставив машину у тротуара, он поспешил в дом.

Жена удивилась.

— Что-то случилось? — спросила она. — Забыл что?

Аркадий заглянул в кухню, где завтракала дочь. Страх ушел. Стало спокойней. Жена смотрела на него с тревогой. Неудивительно — вряд ли он справился со своей мимикой.

— Нет, не забыл, — пробормотал он. — Просто вернулся. Послушай, дорогая, давай ты сегодня с детьми никуда не поедешь. Останемся все вместе дома, а?

Несколько секунд она смотрела на него, потом кивнула.

— Хорошо. Останемся.

— Спасибо.

— А что с работой?

Он махнул рукой.

— Я позвоню — предупрежу, что меня сегодня не будет. Сами разберутся.

Он прошел в спальню, прикрыл за собой дверь. Но прежде, чем позвонить, какое-то время стоял с закрытыми глазами, массируя лоб. Было такое ощущение, что он всего лишь отложил решение проблемы, которую не в силах решить.

Как и вчера, в субботу, сегодняшнее утро было солнечным.

Валера и Люба, поглядывая на дочь, забрались на переднее сидение. Малышка грызла попкорн.

— Вкусно? — спросила мать.

Девочка кивнула.

— Ага.

— Умница.

Валерий завел двигатель, и машина тронулась.

— Пап, а куда мы едем?

— В лес. Выберем место посимпатичней, разложим вкуснятину, что мама приготовила. Отдохнем, как следует. Ты ведь хочешь в лес? На полянку?

— Хочу, — согласилась девочка.

— Ну, вот. Скоро приедем.

Люба отыскала молодежный канал, сделала громче. Композицию «Хай-Фай» сменила Кайли Миноуг.

Они уже выехали на шоссе, покинув поселок. Люба покачивала ногой в такт мелодии, Валера улыбался. Изредка он поглядывал в зеркальце: как там дочка на заднем сидении? Девочка сосредоточенно жевала лакомство.

Валеру вдруг захлестнуло щемящее чувство — любовь к дочери стала огромной, настолько огромной, что появился риск, что это чувство разорвет его. Он даже заволновался, что это на него нашло. За рулем ведь, в конце концов.

В этот момент он сообразил, что жена уже выключила магнитолу и сидит с таким лицом, словно ей плохо.

— Люба? Что такое?

Люба не успела ответить — заплакала дочь.

Они вдвоем обернулись, посыпались испуганные восклицания, и Валера остановил машину. Вслед за женой он выскочил из машины, распахнул заднюю дверцу, подавшись к девочке, зашедшейся в истерике.

Успокоили они ее не сразу. Ничего внятного от нее не добились, только убедились, что она не поперхнулась попкорном, не поранилась, не укусила себя за язык. Дочка всхлипывала, вжимаясь матери в грудь, и, когда Валера успокоил ее настолько, чтобы можно было говорить, он предложил:

— Ну, что? Теперь поедем искать полянку?

Дочка замотала головой.

— Я домой хочу. К маме.

Это вызвало у Валеры растерянную улыбку.

— Вот же мама. Она с нами.

— Я с тобой, моя хорошая, — вставила Люба.

— Я хочу домой, — повторила девочка.

Валера и Люба переглянулись. С Любой тоже было что-то не то. В чем же дело? Ведь все было нормально считанные минуты назад.

— Поехали домой, Валера, — попросила жена.

Он помолчал, наблюдая, как дочка снова начинала плакать, и пришел к выводу, что поездка в лес отменяется.

— Я хочу домой, — повторяла девочка сквозь всхлипывания. — К маме.

— Все, едем домой, — сказал он. — Едем.

В понедельник утром из поселка пытались выехать несколько сотен автомобилей. Ни один из них так и не достиг трассы, ведущей к Городу — все возвратились к своим домам.

Большинство тех, кто управлял машинами, совершили повторную попытку, но безуспешно.

Дети впадали в истерику, заходясь плачем, у взрослых возникал страх, как у человека, отплывавшего от спасительной шлюпке в бурное ночное море. У некоторых женщин начиналось обильное кровотечение, если даже не было критических дней. Люди испытывали необъяснимую тоску, стыд, желание вернуться домой, запереться и никуда не выходить. Хотя бы сегодня не выходить.

Отдельные предприняли третью попытку выехать из поселка. И лишь несколько человек решились на четвертую попытку. Все, так или иначе, возвратились домой.

К середине дня столь же безуспешно попытались уехать еще около сотни машин.

Жиденький поток одиноких машин не прекращался до самого вечера.

Но ни один человек поселка не покинул. Люди возвращались домой, запирались в комнатах. Пытались решить свои проблемы с помощью телефонных звонков. Не важно, по поводу работы, личных проблем, учебы, покупок или других дел, все они могли позволить себе бороться с этим лишь на расстоянии, используя достижения научного прогресса.

Кто-то принимал успокоительное, кто-то алкоголь. Кто-то валился на кровать и засыпал. Кто-то садился в кресло, тупо уставившись в телевизор, кто-то бессмысленно листал журнал, подвернувшийся под руку, кто-то включал музыку, но слушал ее рассеянно. Кто-то звонил друзьям, родственникам, знакомым, кому угодно, лишь бы поговорить, не важно о чем, отвлечься. Кто-то ругался со своими домашними. Кто-то наоборот пытался обсудить то, что сегодня случилось.

Те, кто пытался выяснить причину происходящего, разговаривали неуверенно, запинаясь, следя за реакцией собеседника. Можно было подумать, что обсуждается нечто постыдное. И все-таки никто из них не приблизился к сколько-нибудь удовлетворительному объяснению.

На следующий день, во вторник, жители поселка повторили вчерашние действия с точностью зеркального отражения. Те же тщетные попытки выехать на трассу, и то же позорное возвращение ни с чем. И снова звонки, снова бесцельное блуждание по дому, выглядывание в окна и очередные звонки.

В среду машин убавилось.

В четверг стало еще меньше. Людям хватило всего несколько дней, чтобы убедиться в тщетности своих попыток. Другое дело — почему это происходило, но для большинства проблемы лежали в иной плоскости — в практической, и надрываться, выясняя суть, никто не жаждал. Все усилия пошли на то, чтобы не потерять работу — используя знакомства, люди уходили на больничный, брали отпуск за свой счет, по семейным обстоятельствам. Конечно, некоторым это не удалось, не все вообще могли себе это позволить, и потому были уволены, но таких было меньшинство. Никто не задумывался, что делать, если эти меры будут исчерпаны, но ничего не изменится. Никто так далеко не заглядывал. Казалось, достаточно просто пережить пару-тройку дней, и все придет в норму.

Закрывшись в своих домах и понимая, что нечто похожее произошло с соседями, никто не пытался их навестить и обсудить происходящее сообща. Слишком странными были собственные ощущения, слишком отчетливо запомнился страх, заставлявший повернуть назад. И еще к страху примешивался необъяснимый стыд — самое надежное лекарство от откровенности.

Пожалуй, были еще две причины, вынуждавшие людей закрыться в собственной скорлупе, не рискуя выяснить суть или хотя бы позвонить в соответствующие инстанции.

Во-первых, в поселок по-прежнему приезжали те, кто здесь работал, живя в других местах, кто поставлял продукты либо предлагал различные услуги населению, и те, кто навещал родственников или друзей. И эти люди, сделав все, что надо, уезжали из поселка без проблем.

Во-вторых, что-то происходило. Что-то имевшее определенную цель. И определенного исполнителя. Очень многие, выглядывая из окон по вечерам, видели странную старуху в фиолетовом плаще, медленно проходящую мимо их дома.

 

8

Илья вел машину медленно, готовый в любой момент притормозить.

Ужасно не хотелось вновь испытывать то, что случилось с ним в воскресение, потом дважды в понедельник. Одно дело — почувствовать прежние симптомы, развернуться и уехать назад. И совсем иное — очередная встряска нервной системы.

Илья был уверен, что встряхнись так еще с десяток раз, и что-нибудь малоприятное, например, полное и резкое облысение, язва желудка или сердечный сбой обеспечено. Или того хуже — обнаружится рак какого-нибудь органа.

Илья не знал, откуда у него такая уверенность. Наверное, интуитивная догадка, если исходить, какой силы стресс он испытал, когда выезжал из поселка.

Между тем он знал, что это случилось со всеми жителями поселка. В понедельник утром, после первой в этот день неудачной попытки, Илья не сразу вернулся домой. Он остановился в торговом центре и некоторое время приходил в себя. Понимая, что напугает Олю, что надо прийти домой в нормальном состоянии, он выдерживал паузу. Тем самым он получил возможность наблюдать многих жителей, кто возвращался домой, хотя минут десять до этого на высокой скорости, уверенно мчался к шоссе.

Лица некоторых Илья рассмотрел, и этого оказалось достаточно, чтобы понять: они испытали то же самое, что и он. Или что-то очень близкое к этому.

Не будь это фактом, это показалось бы абсурдом или просто глупостью — то, что никто не может выехать из поселка только из-за собственных ощущений, переживаний, из-за каких-то личных страхов. Но фактов оказалось более чем достаточно.

Хорошо еще, что Илья с Олей отлично понимали друг друга, и у них не было никаких недоговоренностей, личных секретов. Илья не сразу, но все же рассказал, что происходит в поселке, и что случилось с ним самим. Отдельные моменты он скрасил, но суть передал. И жена поступила так, как он и хотел. Она не запаниковала, не стала докапываться до сути. Наоборот — она его успокоила, сказала, чтобы он выбросил это из головы, что все образуется само собой.

Он получил передышку. Страх за здоровье жены отступил.

Но это не избавило его от страха за здоровье жены в ближайшем будущем. Понедельник закончился, но никто из жителей поселка так и не покинул его.

И во вторник, рано утром, как только рассвело, Илья решил снова рискнуть. Почему-то он надеялся, что сегодня все изменится. Изменится, и воскресение с понедельником покажутся кошмарным сном. Какое-то время люди будут шептаться о том, что случилось в эти дни, но постепенно тот необъяснимый страх сотрется из памяти, и жизнь станет прежней.

В конце концов, человеку свойственно забывать самые неприятные моменты собственной жизни. Те же женщины, кто сразу после родов клянется больше не рожать, спустя время смотрят на это спокойно. Некий механизм в голове выправляет ситуацию, и мы снова готовы видеть все в розовом свете.

Надежда иссякла внезапно, как только Илья почувствовал страх — резкий невидимый удар, заставивший его затормозить. Пока он давал задний ход, перед глазами мелькнуло искаженное болью лицо жены. Лицо женщины, захваченной врасплох родовыми схватками. Женщины, которая находится далеко от людей, одна и беспомощна. Женщины, муж которой куда-то не вовремя отлучился и теперь рискует не увидеть живой не только ее, но и ребенка.

Машину занесло, и она съехала на обочину. Илья едва успел снова вжать тормоз — еще немного, и он бы врезался в дерево. Остановив машину, он открыл дверцу, высунулся из салона, ртом хватая воздух. Его трясло, и страх за жену лишь ослаб, не ушел окончательно. Но Илье была необходима пауза — в таком состоянии он рисковал не доехать к дому.

Стерев со лба пот, Илья огляделся. Его по-прежнему тянуло домой, толкало туда, требуя поскорее вернуться и убедиться, что с Олей все в порядке. И он не мог с этим бороться. Не мог, даже понимая, что ему необходимо покинуть поселок, понимая, что страх за жену не имеет под собой основы, и вызван не реальной угрозой, а неизвестной пока причиной, перед которой оказались бессильны все жители поселка.

Не выдержав, Илья выехал на дорогу и помчался к поселку. Когда показались первые дома, дискомфорт ослаб. К счастью, поселок был пустынным, и Илья решил остановиться в торговом центре.

Заглушив мотор, Илья тяжело вздохнул.

Нужно было что-то делать.

Мимо проехал зеленый «Опель».

Илья проводил его недоверчивым взглядом. Водителя он знал в лицо, но имени не помнил. Тот даже не посмотрел в сторону Ильи. Ехал, сосредоточенно, хмуро глядя перед собой.

Илья смотрел ему вслед, пока автомобиль не исчез из виду. Илья прикрыл глаза, опустил голову.

Поехать следом, держась на расстоянии?

Илья покачал головой. Возникло чувство, что это равносильно тому, что подсматривать за человеком в его же дворе. Илья может подождать и здесь. Через двадцать, в крайнем случае, тридцать минут все станет ясно, покинет ли зеленый «Опель» поселок или нет.

Илья глянул на дальнее окно в здании — кабинет Назарова.

Зайти?

Это напрашивалось еще вчера, а если точнее — вообще позавчера, в воскресение. Назаров ведь обещал, что сообщит Илье о результатах вылазки егеря в лес. Прошло достаточно времени, но капитан даже не позвонил. Дополнительный повод, чтобы наведаться к Назарову. Если же его нет, Илья узнает у дежурного помощника, когда капитан явится. В любом случае Илья дождется его.

Илья уже открыл дверцу и поставил ногу на асфальт, когда решил, что сначала он дождется зеленого «Опеля». Или убедится, что автомобиль не вернется.

Прошло минут десять. Со двора дома в ста метрах от торгового центра выехала белая «Ауди». С такого расстояния Илья водителя не рассмотрел. Кому принадлежит этот добротный двухэтажный коттедж, он не знал. Все-таки четыре года, что они с Олей живут в поселке, не слишком существенный срок.

Поглядывая на окно кабинета Назарова, Илья ждал. На часы он больше не смотрел, но и без этого понимал, что зеленый «Опель» уже должен был вернуться назад. Если, конечно, с водителем случилось то же, что с Ильей и другими жителями.

Он уже подумал, не поехать ли снова к выезду из поселка, когда с той стороны что-то мелькнуло. Так и есть. Белая «Ауди». Она возвращалась, превышая скорость, установленную для такого населенного пункта.

Но зеленого «Опеля» по-прежнему не было. Неужели кто-то выехал на трассу?

«Ауди» резко затормозила возле дома, откуда отъезжала менее десяти минут назад. Взвизгнули шины, машину развернуло. Это выглядело почти абсурдно — резкое торможение в тишине еще не проснувшегося селения. Как будто некий подросток перестарался, не заметив, что зрителей нет, и никто не видит его дерзости.

С минуту машина стояла в том же положении, словно водитель заснул или о чем-то задумался. Монотонно урчал двигатель. Потом «Ауди» медленно подкатила к дому, и урчание смолкло.

Илья выскочил из машины, поспешил к водителю «Ауди». Тот медленно, будто сомневался, стоит ли это делать, приоткрыл дверцу, выбрался из машины. Посмотрел в салон, приподнял руку с дистанционным управлением, и дверцы автомобиля закрылись.

Услышав шаги, он обернулся. Высокий, зрелого возраста мужчина с залысинами.

Илья приподнял руку и выкрикнул:

— Доброе утро.

Мужчина помедлил, потом коротко кивнул и… быстро прошел к калитке. Он, конечно, понял, что Илья хочет поговорить с ним, но, несмотря на это, пытался уйти.

— Подождите! — крикнул Илья. — Я у вас спросить хочу.

Водитель «Ауди» нехотя обернулся, но калитку все же приоткрыл. Лицо было странным — бледное, встревоженное и… злое. Похоже, злость была вызвана не только вынужденным возвращением, но появлением Ильи. Мужчина не был предрасположен сейчас к каким бы то ни было разговорам.

Еще не приблизившись, Илья спросил:

— Извините, вы случайно только что не видели зеленую машину на выезде из поселка? Зеленый «Опель»?

Мужчина покачал головой.

— Нет, — и он шагнул во двор.

Илья растерялся, не зная, как еще задержать человека и хоть что-то из него вытянуть.

— Постойте, пожалуйста, мне поговорить надо.

— Я спешу, — бросил водитель «Ауди».

— Вы, наверное, недавно собирались уехать из поселка, но… И вот вернулись, да?

Мужчина промолчал, глядя на Илью, как будто размышлял, захлопнуть ли перед его лицом калитку.

— Почему вы вернулись? — решился Илья.

— Прошу прощения, но я очень спешу, — пробормотал мужчина.

Илья не решился его задерживать.

Илья стоял, глядя в закрытую калитку.

Водитель «Ауди» прошел в дом, и его шаги замерли.

Илья огляделся. Центральная улица пустынна, но скоро появится движение. Илье уже не хотелось наблюдать, как большинство машин возвращается назад. И он не был уверен, что снова подойдет к кому-нибудь и спросит, почему человек не уехал.

Быстрым шагом Илья вернулся к своей машине. Завел ее и, не колеблясь, направил к выезду из поселка. Он хотел убедиться, что зеленая машина покинула город, а не стоит посреди дороги или на обочине.

Сейчас это показалось особенно важным: кто-то все-таки уезжает из поселка.

Вот и знакомая ель, стоявшая ближе других деревьев к полотну дороги. Илья запомнил ее, как знак — именно на этом участке его окатил страх. Дальше он ехать не рискнул. Остановил машину, не заглушая двигатель, опасливо покосился на ель, словно это из-за нее происходило необъяснимое. Потом он всмотрелся в дорогу. Она просматривалась метров на двести, не больше, но зеленой машины видно не было.

Значит, «Опель» выехал из города?

Илья покачал головой. Как ни странно, это лишь добавило необъяснимости в происходящее. Так и не решившись проехать вперед хотя бы метров на пятьдесят, Илья развернулся и возвратился в торговый центр.

На этот раз он подъехал к кабинету Назарова. Не позволив сомнениям превратиться в помеху, он прошел к двери и постучал. За дверью послышался сонный голос. Илья слов не разобрал, но, скорее всего, ему предлагали войти. Илья вошел.

Как он и предполагал, Назарова еще не было. Вместо него дежурил молодой, не больше двадцати четырех, сержант. Сонная физиономия, растрепанные светлые волосы.

Они поздоровались, и сержант поспешно пристегнул кобуру с табельным оружием.

— Капитан скоро будет? — спросил Илья.

Сержант ответил не сразу. Он помялся, как будто его спрашивали о чем-то личном, чтобы вот так запросто все рассказать.

— Его сегодня… Я точно не знаю, но капитана сегодня, наверное, не будет.

— У него выходной? Он, наверное, дежурил в воскресение?

— Гм. Нет, в воскресение дежурил я. И сегодня ночью тоже. Капитан взял пару дней в счет будущего отпуска.

Похоже, лицо у Ильи стало растерянным, потому что сержант пояснил:

— По семейным обстоятельствам.

— Понятно, — медленно произнес Илья. — А позвонить ему можно?

Сержант пожал плечами.

— Он сотовый отключил, чтобы его не отвлекали.

— Черт, — вырвалось у Ильи.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил сержант, кажется, окончательно проснувшийся.

Илья посмотрел на сержанта. Что он мог ему сказать? Описать свои ощущения и добавить, что так не должно быть? Добавить, что подавляющее большинство жителей поселка по каким-то необъяснимым причинам тоже не могут уехать отсюда? И как все это будет выглядеть?

В конце концов, перед Ильей блюститель правопорядка, но ни о каком преступлении речь не идет.

Нет, нужен Назаров. Только с ним можно поговорить. Сержант тоже участвовал в поисках мальчика Короткевичей, целых два дня, но вряд ли капитан сообщал своему помощнику то, о чем говорил с Ильей.

— Ладно, — сказал Илья. — Ничего срочного. Я приду, когда… капитан появится.

Сержант пожал плечами: мол, как знаешь, приятель, дело твое.

Илья уже повернулся, чтобы открыть дверь и выйти, когда подумал о дежурстве сержанта в воскресение.

— Послушайте, сержант. Вы сказали, что дежурили в воскресение?

Сержант подтвердил кивком.

Илья помялся, соображая, как лучше сформулировать следующий вопрос.

— Скажите, вы ведь после дежурства уезжали домой?

Как и Назаров, его помощник жил в Городе.

— Конечно, — сержанта явно удивил вопрос. — Уезжал.

— Понятно. А когда вы… Перед выездом из поселка… Ну, как на трассу выезжаешь, ничего странного… не было? В смысле ничего странного не видели или не чувствовали?

Сержант молчал, пытаясь понять, что от него хотят. Илья почувствовал неловкость. Его вопросики могли показаться, мягко говоря, странноватыми.

Он уже подумывал извиниться и выйти на улицу, когда сержант сказал:

— Нет, ничего. А в чем дело?

— Да так, — Илья открыл дверь. — Просто спросил.

КЕХА внимательней посмотрела на ком в углублении, заменявший паучкам жилье.

Светало. Где-то в глубине леса робко запела птица. Ее трель подхватила еще одна. Чуть позже — сразу несколько. Лес оживал после тихой безветренной ночи.

Скоро проснутся и паучки. Сначала один-два, потом больше, потом — все остальные. Снова начнется прежняя суета, к которой склонны любые существа, чей желудок требует пищи, по меньшей мере, несколько раз в день.

Так или иначе, заведя шарманку, нужно ждать окончания первой мелодии, прежде чем позариться на другую.

В клетке зашевелились крысы. Прожорливые твари начинали волноваться, не видя пищи, кроме самого крайнего варианта — ослабевшей Росомахи. Впрочем, они понимали, что подобная жратва им не по зубам.

КЕХА коротко глянула на них, и крысы на всякий случай замерли. Они догадались, что сейчас КЕХА лучше не отвлекать даже малейшим шумом. Очень уж пристально она смотрела туда, где находился ком. КЕХА что-то почувствовала прежде, чем это произошло.

Сначала появился один паучок. Он суетливо выбежал наружу, покинул углубление. Но дальше его не пустила тоненькая нить, которая тянулась за ним от самого кома.

Уже несколько дней такие нити тянулись за каждым из паучков, выбегавших наружу. Изредка возле углубления появлялись паучки без нитей, но эти были чужими — они могли приходить и уходить. КЕХА не могла им препятствовать, но это не имело значения. Главное — прозрачные, едва уловимые зрением нити тянулись за каждым паучком, живущим в углублении.

И эти нити вынуждали паучков вернуться назад. Рано или поздно.

Первый паучок, сегодняшняя ранняя пташка, вернулся назад, в углубление. И замер, точь-в-точь, как сама КЕХА.

Появился второй паучок. Он, казалось, не так торопился отбежать от своего жилища подальше, но КЕХА сосредоточила внимание на этой букашке. И интуиция ее не подвела.

Паучок набирал обороты. Даже отбежав от углубления и чувствуя снижение собственной скорости, он упрямо перебирал лапками. Конечно, он не видел нить, не знал о ее существовании и потому не знал, что нить натягивается все сильней.

КЕХА сделала пару шагов, приблизившись к настырной букашке вплотную. С минуту она наблюдала, как насекомое с натугой карабкается все дальше и дальше. Было ясно, что паучок испытывает сильнейший дискомфорт, но это его никак не останавливало. Похоже, он был готов умереть, но не отступиться.

Нить, растянувшись, стала настолько тонкой, что даже КЕХА перестала ее видеть. Конечно, это не означало, что нить порвалась. Какое-то время нить еще будет растягиваться, тем самым, сохраняя шансы на то, что паучок развернется и возвратится назад. Однако КЕХА решила не рисковать. Позже ее присутствие станет необязательным — она сможет рассчитывать на налаженность системы.

Нить, порвавшись, станет причиной гибели любой букашки, решившей, что сможет освободиться ценой лишь одного упрямства. Но это будет позже. Пока же КЕХА не так сильна, чтобы быть полностью уверенной.

Паучок едва полз вперед, но КЕХА слегка приподняла ногу и опустила ее на букашку.

Убрав ногу и убедившись, что паучок раздавлен, КЕХА осмотрелась.

Крысы, высунув носы из клетки, замерли, опасливо изучая КЕХА. Росомаха приподняла голову, тоже посматривая на свою тюремщицу.

КЕХА, наконец, «нащупала» направление и легкой, скользящей походкой, словно шла, не касаясь земли, поспешила прочь. Она рассчитывала, что окажется в нужном месте раньше, чем кто-то, направляясь в поселок, проедет мимо.

Когда она ушла, крысы суетливо забегали по клетке. Они пищали и время от времени грызли прутья клетки, словно это был единственный путь к свободе, которая не была им нужна.

 

9

Илья остановил машину перед домом Короткевичей. Посидел немного, барабаня пальцами по рулю, покусывая нижнюю губу.

Ему нужно было срочно с кем-нибудь поговорить. Не только для того, чтобы что-то выяснить или хотя бы попытаться. Ему необходимо восстановить прежнее равновесие где-то в мозгу, иначе крен в какую-нибудь сторону приведет к непоправимым последствиям.

Нужно избавиться от чувства, будто проснувшись однажды утром, оказался в месте, которое лишь визуально напоминает прежний поселок, но в реальности населено призраками, избегающими смотреть тебе в глаза, избегающими разговоров.

И поговорить он мог только с людьми, с которыми общался более-менее тесно. Те, кто подобно водителю белой «Ауди» был знаком лишь визуально, отпадали.

Поразмышляв о Викторе и Люде, Илья покачал головой. Кажется, единственные из соседей, с кем Илья обменивался походами в гости, были наименее подходящим вариантом. Насколько Илья знал, не только Люда, но и Виктор все эти дни не покидал поселка. Слишком серьезная у них трагедия, чтобы они обращали внимание на что-то другое. Вряд ли они вообще знают о происходящем вне дома.

Илья лишь потеряет время. И ухудшит собственное состояние.

Он тронул машину и остановился напротив дома своих ближайших соседей. Если Зинаида Евгеньевна давно живет, как классическая домохозяйка, то ее муж, Михайлович, минимум раз в два дня выезжает в Город.

Михайлович должен был за эти дни хотя бы раз попытаться выехать из поселка.

Илья выбрался из машины, приоткрыл калитку, заглядывая во двор. Он помнил, что овчарка всегда на цепи, но кто его знает. Негромко звякнула цепь. Илья выждал еще немного, но собака не только не высунула свою морду из-за угла дома, даже не залаяла.

Илья прошел к входной двери и позвонил.

В узком окошке рядом с дверью шевельнулась занавеска. Мелькнуло лицо Евгеньевны.

— Здравствуйте, — сказал Илья, но дверь почему-то не открылась.

Послышался шорох, приглушенные голоса. Илья ждал, перетаптываясь с ноги на ногу. Несмотря ни на что Илья должен поговорить с соседями, если даже они к этому не стремятся.

В окошке вновь шевельнулась занавеска, и на этот раз там появился Михайлович.

— Здравствуйте, — повторил Илья.

Михайлович лишь угрюмо кивнул, но не сделал попытки открыть дверь.

— Вы извините, что беспокою, — продолжил Илья. — Мне нужно с вами поговорить. Очень срочно.

Никакой реакции. Михайлович просто стоял и смотрел на соседа. Илья занервничал, начиная раздражаться, но заставил себя никак не проявить это внешне.

— Так у вас есть пять минут, Михайлович?

Тот покачал головой и все-таки заговорил:

— Что ты хотел?

Голос через стекло звучал приглушенно, но слова можно было разобрать.

Черт с тобой, подумал Илья, решив, что можно поговорить и через закрытое окно.

— Скажите, Михайлович, вы вчера или позавчера ездили в Город?

Михайлович помедлил.

— А что такое?

Илье захотелось заорать, и он едва сдержался. Его убивала эта манера общаться вопросом на вопрос.

— Дело в том, что я не могу…

Илья запнулся. Что он хотел сказать соседу? Правду? Человеку, который даже дверь открыть не хочет?

Пока Илья колебался, сосед заявил:

— Извини, но у меня дела по дому.

— Постойте, Михайлович! Погодите минутку. Я не могу… У меня не получилось выехать из города. Что-то происходит, когда… И это с другими людьми тоже было. Скажите, вы тоже не смогли уехать?

Михайлович отвернулся. То ли не хотел, чтобы его глаза рассмотрел Илья, то ли его о чем-то тихо спрашивала жена. Потом Илья услышал, как он сказал:

— Не знаю, о чем ты. Я вчера дважды ездил в Город без всяких проблем.

— Что? — Илья опешил.

Да, он уже убедился, что зеленый «Опель» выехал за пределы поселка, и вряд ли это единичный случай. Но… Михайлович его все равно ошарашил. Почему-то Илья был уверен, что у соседа та же проблема, что у большинства остальных жителей. Об этом говорил и его взгляд, и поведение. Даже дверь не открыл!

— Ладно, — Михайлович поморщился. — У меня дела.

Прежде чем Илья остановил его, сосед исчез. Не звонить же снова? Какой смысл? Вредный старикан дверь все равно не откроет. Возможно, он лжет, говоря, что без проблем съездил в Город, но Илья откровенности от него точно не добьется.

Илья вернулся к машине, заставив себя не оглядываться на окна. Наверняка сосед с супругой следит за ним, убеждаясь, что тот уходит.

Илья подумал про других соседей, про того же Александровича, но внезапно понял, что это лучше отложить, и ему необходимо домой. Злость на Михайловича исчезла, уступив место тревоге за жену. Илья осознал, что с того момента, как он развернул машину на окраине поселка, его с необъяснимой силой тянуло домой. И лишь упрямство, надежда на какое-то объяснение сдерживали его, позволив выдержать такую длительную паузу.

Илья остановил машину возле своего дома и почти побежал к двери.

КЕХА вышла к дороге, заметила зеленую машину на обочине и осмотрелась. Слух подсказал ей, что на ближайшие десять тысяч шагов к поселку не приближается ни одной машины.

Времени ей хватит.

Здесь, где было свободное пространство, пусть и узкое, как лабиринт, КЕХА могла использовать свои возросшие способности лучше, нежели в лесу. Все-таки приятно, когда после продолжительных скитаний, продолжавшихся многие сотни лет, после ненавистного и тягостного измождения вновь появляется СИЛА.

И это лишь начало!

КЕХА приблизилась к машине, заглянула в салон.

Водитель, полноватый, с растрепанной шевелюрой, завалился на пассажирское сидение. Он был мертв.

Быть может, смерть наступила не сразу после того, как КЕХА опустила ногу на одного настырного паучка, стремившегося сделать то, что делать было нельзя. Все-таки макет поселка и паучки, что показывали вариацию человеческого поведения, немного опережали реальное время.

Как и саму КЕХА опережал тот фантом, каким ее видели люди. Так сказать, переведем стрелки часов на пару минут вперед, чтобы точно не опоздать.

КЕХА подошла к пассажирской дверце, открыла ее, приподняла мертвеца за голову. Нос и щеки у него были заляпаны подсыхающей кровью. Тело еще было теплым. Глаза закатились. КЕХА перехватила человека за шиворот и вытащила из машины. Оттянув тело за ближайшее дерево, она вернулась к машине. Положила ладонь на багажник, напряглась и ткнула рукой вперед.

Машина покатилась, как если бы ее подтолкнули двое-трое мужчин. С хрустом сломалось тонкое деревце, протестующе зашуршали кусты, когда в них погрузилась машина. КЕХА осмотрелась, убедившись, что из проезжающей мимо машины вряд ли что-то заметят. Потом она подхватила тело и потащила за собой вглубь леса.

Теперь она не беспокоилась, что прожорливые твари наделают глупостей. Например, сожрут друг дружку, разбегутся или, того хуже, рискнут напасть на Росомаху. Да, это ненадолго: больное, изношенное тело взрослого человека — это вам не внутриутробный плод, и даже не пятилетний ребенок, у которого уже есть болячки и дефекты. Но лучше, чем ничего. В любом случае КЕХА переходит к более активным действиям. Для нового здания она уже заложила фундамент.

Пока КЕХА тащила тело к своему логову, замолкали птицы. Лишь, когда шорох травы и еловых иголок затихал, и проходило время, вновь начинались робкие единичные трели.

Закрыв за собой дверь, Илья почувствовал облегчение. Казалось, он переступил некую черту, за которой исчезала тревога, сомнения, страх. Словно выскользнул из враждебного параллельного мира, куда угодил по собственной неосторожности.

То, как он себя ощущал дома, разительно отличалось от того, что он испытывал последний час, разъезжая на машине.

И все-таки проблемы не исчезли, и нужно было принять подобающее выражение лица, чтобы не усилить тревогу жены. Оля, конечно, понимала, что происходит что-то ужасное, но разговора на эту тему не заводила.

Первым в прихожую выбежал Данила. Мальчик остановился, разглядывая отца. Он не привык, что папа, уехав на работу, возвращается еще до обеда.

Илья улыбнулся ему. Пока снимал пиджак и разувался, спросил, как дела и настроение. Сын что-то невнятно пробормотал. Последние дни ребенок вел себя странно. Не шумел, ходил притихший, много времени проводил у себя в комнате. Илья даже поинтересовался у Оли, не заболел ли Данила. Попросил осмотреть его, температуру померить. Оля все это сделала и ничего тревожного не выявила. Сказала, что Данила иногда бывает такой после исчезновения своего друга.

Но Илья знал, что это не так. Сын стал таким лишь в последние дни.

Вышла жена. Ничего не сказала. Только задержала взгляд и вернулась в кухню. Илья прошел за ней. Данила вился вокруг них, и некоторое время его родители перекидывались лишь незначительными фразами.

Потом мальчик вышел через заднюю веранду во двор. Илья хотел вернуть его окриком назад, но передумал. Светло, тепло, пусть погуляет, зачем ребенка лишний раз дергать? Илья приоткрыл окно и попросил сына, чтобы тот играл во дворе и ни в коем случае не выходил к лесу. На всякий случай Илья сел возле окна так, чтобы видеть мальчика.

Жена готовила обед — резала рыбу, овощи. Она не смотрела на мужа, тот не смотрел на нее, но оба знали друг друга достаточно, чтобы понимать — вот-вот начнется разговор, который они откладывали с упрямством тяжелобольного, который не желает услышать правдивый диагноз.

Возникла пауза.

Потом Оля спросила:

— Так что с работой, Илья?

Илья коротко глянул на нее.

— Я же тебе говорил: позвонил менеджеру, обговорил кое-что, и выяснилось, что мое присутствие сегодня необязательно. Лучше я с вами лишний денек побуду.

Оля медленно отложила нож, вытерла руки. Илья следил за ней и ждал. Он знал, что Оля всегда такая прежде, чем задать вопрос, который ее по-настоящему мучит.

— Илья, ты опять… опять не смог уехать? Да?

— Оленька, да ты не волнуйся так…

— Илья, скажи мне, пожалуйста. Я хочу знать.

Они помолчали. Илья рассматривал свои руки, поглядывал на сына, строившего песчаные домики.

— Все образуется, милая, — заговорил Илья. — Ты главное не принимай это близко к сердцу. Я только что заезжал к капитану, его, правда, не было, но…

— Илья, почему ты не смог выехать из поселка? — прервала его жена. — Как такое возможно?

Илья вздрогнул. На какое-то мгновение он вспомнил, как перед глазами на окраине поселка мелькнул какой-то бред, от которого стало стыдно перед самим собой. Казалось, он вспомнил ночной кошмар, забытый сразу после пробуждения — какая-то деталь напомнила ему суть приснившегося.

Илье словно ткнули в лицо его собственный образ в тот момент, когда он с вожделением смотрел на незнакомую девушку. Очень молоденькую девушку. Смотрел в тот момент, когда жена, шедшая рядом, наклонилась к коляске, чтобы вытереть Даниле носик.

Илья давно позабыл, что такое когда-то было. Да и было ли вообще? Да, он мог посмотреть на кого-то, но что здесь такого? В конце концов, он — мужчина, и противоестественно было бы вообще не смотреть на чужих женщин. В этом не было криминала, не было измены жене, и, наверное, когда-то он действительно смотрел на проходящих мимо девушек так, что, заметь это его неревнивая Оля, у нее, по меньшей мере, испортилось бы настроение.

Сейчас, вздрогнув от внезапного видения, Илья побледнел. Казалось, кто-то раздул маленькую оплошность до тяжкого преступления. Илья это понимал, но стыд, который он испытал, от этого не ослаб.

Илья сделал вид, что выглядывает в окно, и Оля вряд ли заметила, как на мгновение у него исказилось лицо.

— Ты не хочешь говорить? — добавила жена.

Он повернулся к ней.

— Я тебе все расскажу. Но я боюсь за твое здоровье. Тебе нельзя нервничать.

Рефлекторным движением Оля провела по животу, выдавила слабую улыбку.

— Со мной ничего не случится. Поверь, я больше волнуюсь, когда не знаю, что происходит, — она подошла к мужу, присела рядом, положила руку на его колено. — Скажи, это происходит со всеми в поселке?

Илья кивнул.

— Почти. Исключений мало.

— Рассказывай, Илья. Что происходит?

Илья уже открыл рот, когда заметил, что Данилы во дворе нет. Мальчик исчез из поля зрения.

Несколько долгих секунд Илья сидел, замерев, не в силах сделать один вдох.

Оля вскочила со стула, сжала его плечо и встряхнула.

— Что с тобой?

Потом она глянула в окно, догадалась, в чем причина, и ахнула.

Илья опередил ее — первым рванулся к веранде, распахнул дверь. На пороге остановился, будто напоровшись на невидимое препятствие. От облегчения ослабли, задрожали ноги — Данила сидел на нижней ступеньке, глядя в лес. С ним ничего не случилось, он вовсе не исчез, он даже со двора не ушел. Просто Илья не заметил, как сын сместился от песочницы к веранде.

Илья обернулся к Оле, подхватив ее, и быстро зашептал:

— Он здесь, здесь. Расхотелось играть, просто сидит.

Данила услышал шум за спиной, обернулся, посмотрел на родителей.

— Вы чего?

Илья кое-как улыбнулся.

— Ничего, все нормально. Играйся. Только далеко не уходи.

Они вернулись в кухню. Илья начал рассказывать. Все-таки на фоне страха, что исчез Данила, пусть этот страх и длился считанные секунды, ситуация в поселке выглядела не такой ужасной.

Когда он замолчал, Оля какое-то время смотрела ему в глаза, потом спросила:

— Но что будет, если ты все равно поедешь вперед? Несмотря ни на что. Ведь ты же знаешь, что с нами все в порядке, и ты скоро нас увидишь!

Илья тяжело вздохнул. Он не знал, как это объяснить жене, чтобы она его поняла. Признаться, сейчас он и сам удивлялся, как мог дискомфорт в душе, пусть очень сильный и яркий, вынудить его поступать вопреки здравому смыслу? То есть поворачивать к дому, несмотря на то, что ему необходимо на работу?

Еще вчера Илья говорил себе то же самое — игнорируй. На деле все оказалось иначе. Когда на тебя находит тоска абсурдной силы и яркости, ты просто не помнишь ничего, что говорил себе заранее. Есть только физическая потребность вернуться к родным, в собственный дом.

Это, не считая страха, который превращается то ли в стену, о которую тебя расплющит, то ли в ров, из которого ты уже никогда не выберешься. Страх, ощутимый, правдоподобный и… необъяснимый. Что лишь усиливает его эффект.

— Оля, — осторожно, подбирая слова, начал Илья. — Это невозможно описать. Я… я даже не знаю, с чем это сравнить.

— Хорошо, тогда давай попробуем выехать на трассу вместе.

— Что?

— Я говорю, вместе попробуем. Данилу отведем Короткевичам, а сами…

— Нет! Не выдумывай!

— Но почему?

Он замотал головой так, словно хотел сломать себе шею.

— Нет! Я не позволю, чтобы ты этому подвергалась! Ты не представляешь, что это такое. Мы никуда не поедем! Даже не спорь!

Оля насупилась. Она знала, что ее муж, вполне лояльный во многих вопросах семейной жизни, готовый идти на множество уступок, становился непробиваемым, если проблема касалась чего-то жизненно важного. Несмотря на кажущуюся мягкость, он считал, что, как глава семьи, должен оставлять за собой самые важные решения. Без права апелляции со стороны любимой жены.

Оля поняла, что спорить бесполезно — Илья ее просто никуда не выпустит. Кроме того, она беременна, а для него это лишь дополнительная причина оградить жену от опасности.

Несмотря на это, Оля резко встала, как женщина, готовая устроить скандал.

— Хорошо, мы никуда не поедем! Хорошо! Тогда скажи мне: как долго это будет продолжаться? Ты и завтра вернешься еще до обеда? И послезавтра? Ответь мне, пожалуйста.

Пару минут Илья молчал, и порыв Оли ослаб — она снова села на стул, потупила глаза, как-то обмякла. Она понимала: что-то предъявлять мужу, упрекать его в чем-то — несправедливо. Если она настоящая жена, она должна быть на его стороне.

— Оля, — Илья коснулся ее руки, погладил. — Не переживай, не все так плохо. На днях вернется капитан Назаров, по семейным обстоятельствам он взял отпуск. И я думаю, он что-нибудь решит. Мы с ним разговаривали кое о чем, и он меня поймет. Так что надо потерпеть всего…

— Почему не позвонить в Городское УВД? — Оля посмотрела на мужа. — Обязательно дожидаться Назарова?

Илья покачал головой.

— Оля, если мы позвоним в Город, нам нужно найти вескую причину, почему мы вызываем милицию.

— Разве не причина, что ты не можешь…

— Оля, это будет выглядеть дурацкой шуткой. На нас посмотрят, покрутят у виска и уедут. Предупредив на прощание, чтобы мы так больше не шутили. Ты сама подумай: звонишь, утверждаешь, что у нас в поселке… что? Никто никаких преступлений не совершил, катастрофы или стихийного бедствия нет. Видимой катастрофы, конечно.

— Нужно им рассказать все, как есть.

Илья прикрыл глаза.

— Нет. Если они даже воспримут это серьезно, что дальше?

— Они помогут нам…

— Как? Предложат ехать вместе? Но, поверь мне, как только ты выедешь из поселка, с тобой начнется такое, что заставит тебя рвануть обратно. И что те сыщики, что будут с тобой? Они даже не увидят ничего, понимаешь. А они, скорее всего, смогут спокойно уехать. Как я понял, весь этот абсурд не касается тех, кто приезжает в поселок ненадолго.

— Но ведь не только с тобой это случилось! Пусть и остальные в поселке…

— Нет, Оля. Бесполезно. Это нельзя описать, что с тобой происходит. Кроме тоски и страха, откуда-то появляется и… стыд. Только не спрашивай, что именно у меня вызвало стыд. Так или иначе, со всеми происходит что-то похожее. И никто из этих людей не жаждет поделиться своей проблемой с посторонними. Я уже лично убедился в этом.

Они помолчали, и Ольга тихо спросила:

— Так что же делать? Ты хоть работу не потеряешь?

— Не волнуйся о работе. Дождемся Назарова, и пусть он решает, что делать. Это его святая обязанность, раз он местный участковый.

Оля поднялась, выглянула в окно.

— Илья, пусть Данила играет в доме. Ладно?

— Пусть.

Иногда случается так, что за одну минуту жизнь у человека меняется. Происходит что-то такое, из-за чего одни обстоятельства превращаются в ничто, другие наоборот увеличивают собственный вес, раздуваются пиявками, которых заметили слишком поздно.

Ольга стелила кровать, когда Илья зашел в спальню. Он убедился, что Данила заснул и вернулся к жене. Илья чувствовал определенное умиротворение, если что-то подобное вообще может быть в их теперешнем положении. Разговор с женой поздним утром на кухне был забыт, сама Оля, кажется, вела себя, как обычно.

Оба они уловили физическое желание друг у друга и не спеша готовились к этому.

Илья обошел кровать, встал за спиной у жены, провел ладонью ей по груди. Оля улыбнулась, потянулась к ночнику, выключила его. Потом повернулась к Илье.

Они поцеловались. Медленно, с наслаждением. Они постоянно меняли темп не только самой близости, но и предварительных ласк. И ему, и ей это нравилось. Никто ни о чем заранее не просил, это получалось непроизвольно. Сегодня им захотелось скорее нежности, чем страсти.

Илья опустился на колени, поцеловал ее в живот, прижался к нему щекой, слегка потерся. Оля вздохнула, запустила пальцы рук в волосы мужа. Что-то прошептала.

Потом случилось то, чему Илья поразился — жена вскрикнула и отшатнулась.

В первое мгновение Илья решил, что каким-то невероятным образом сделал ей больно. Он ахнул, пытаясь в полумраке разглядеть выражение ее лица, и заметил, что Оля смотрит в окно. И указывает туда рукой.

— Милая, что…

— Там кто-то был! И смотрел на нас!

Илья подался к окну. Ничего не заметил, только черную стену забора, соседский дом, часть заднего двора. Перед глазами встала фигура старухи в плаще. Он не вспоминал о ней весь сегодняшний день, но сейчас ее образ показался ярким и реалистичным.

Оля выбежала из спальни. Илья догадался, что причиной был Данила. Он не думал, что жена ошиблась — она наверняка кого-то видела. И он догадался кого. Однажды Илья тоже увидел в своем дворе странную старуху и допускал мысль, что это случится вновь.

Данила лежал в своей кровати. Крик матери его, к счастью, не разбудил. Оля склонилась над сыном, шагнула к окну, на секунду замерла, потом задернула шторы.

Убедившись, что с ребенком все нормально, Илья выскочил в кухню. Ему почудился какой-то шорох у задней двери. Как будто кто-то скребся на веранде. Поверх занавески он уловил какое-то движение во дворе и понял, что там кто-то есть. Илья уже тянул руку, чтобы отодвинуть занавеску, когда из спальни Данилы послышался вопль жены.

Илья бросился назад. Он едва вписался в дверной проем, так несся на крик.

В спальне шторы почему оказались раздвинуты, и Оля вжималась в стену, как будто кто-то навис над ней. Данила сидел в кровати, открыв рот. Больше никаких изменений не было.

Жена снова закричала. И… заплакал Данила, испуганно глядя на мать.

Илья бросился к окну и увидел смутную фигуру в нескольких шагах от окна. И понял, что видит прежнюю старуху в плаще. Его как будто парализовало. Он не различил бы глаз старухи, даже не будь на ней капюшона, скрывавшего лицо, но почему-то возникла уверенность, что она заглядывает в окно. Заглядывает и видит всех, кто здесь находится. Видит, несмотря на темноту в доме.

Оля сползла по стене, снова зашлась воплем.

Илья поборол оцепенение, повернувшись к жене. Хотел успокоить ее, сказать, что во дворе всего лишь какая-то старуха-побирушка, но Оля опередила его:

— Она смотрит мне в живот! — вскричала жена. — Нет! Я ей ничего не дам! Пусть убирается!

Илья бросился к Оле, попытался обнять ее, но жена отбила его протянутые руки, снова вскрикнув:

— Она смотрит мне в живот!

С кровати спрыгнул Данила, подбежал к матери, плача, пытаясь ее обнять.

Илья, ругнувшись, выскочил в кухню. Похоже, истерика жены прекратится не раньше, чем Илья заставит побирушку убраться от их дома. Не раньше!

На ходу он непроизвольно схватил со стола нож. Он не думал, что это понадобится, просто прихватил для пущей убедительности своих требований. Его распирала злоба.

Илья выбежал через заднюю дверь во двор, но никого не обнаружил. Решив, что старуха вновь подошла к окну спальни, Илья бросился на угол дома, но и с торца никого не было. Старуха исчезла.

— Эй! — потребовал он. — Покажись! Покажись немедленно!

Никто не отозвался. Лишь шелестели деревья в лесу, и в доме по-прежнему рыдала жена.

 

10

Сергей Михайлович готовился отойти ко сну, когда это случилось.

Он привык бриться на ночь, чтобы утром не тратить на это время. И хотя сегодня он понимал, что завтра ему нет смысла куда-то спешить, встав рано утром, привычка все равно оставалась сильнее.

Супруга возилась на кухне — мыла чашки и блюдца после вечернего чая.

Михайлович хмурился. Мысли крутились в каких-то заоблачных далях, пропитанных тревогой и не уютом, но никак ни вокруг бритья. Не удивительно, что он порезался. Тихо выругавшись, Михайлович стер кровь, она снова выступила, но он продолжил бритье.

Он не заметил, что в какой-то момент негромкое звяканье посуды на кухне прервалось, между тем вода из крана по-прежнему текла. Михайлович как раз закончил с бритьем и ополоснул лицо, когда в зеркале возникло лицо Зинаиды Евгеньевны. Это случилось так неожиданно, что Михайлович вздрогнул.

— Зина, ты не…

— Вокруг дома кто-то ходит, — прошептала женщина.

Михайлович замер. Спину лизнул неприятный холодок.

В том, что возле дома мог кто-то быть, для такого поселка, в котором они с супругой жили, не было ничего опасного — все-таки не мегаполис, где никто никого не знает. Однако в лице Евгеньевны было что-то такое, что ясно говорило: это несет в себе опасность.

Если же добавить происходящее в последние дни в целом, любое еще недавно обычное явление в потенциале могло нести в себе угрозу.

Несмотря на возникший страх, Михайлович предположил:

— Может, опять Даменков приперся?

— Нет, — Евгеньевна уверенно покачала головой. — Это какая-то незнакомая женщина.

Упоминание о женщине придало Михайловичу уверенности. Он вышел из ванной мимо посторонившейся супруги, недовольно сказал:

— Сейчас посмотрим, что там такое.

Он прошел на кухню, поколебался и выключил свет — так он рассмотрит двор. Михайлович прильнул к окну. Сначала он ничего не увидел, но спустя несколько секунд глаза уловили какое-то движение.

Кто-то медленно выпрямился между кустарником и теплицей. Это действительно была женщина, супруга не ошиблась. Михайловичу показалось, что женщина в плаще пригибалась к земле, чтобы что-то подобрать.

Михайлович почувствовал гнев. Мало того, что незнакомка зашла на его двор, она еще и что-то берет в руки.

Не колеблясь, Михайлович шагнул к двери. Открывая ее, он вспомнил о Джеке — своей немецкой овчарке. Какого черта? Джек уже должен разрываться от лая, но он даже не гавкнул. Пожалуй, Зина его слишком перекармливает.

Михайлович вышел на заднее крыльцо, спустился по ступенькам на землю. Сейчас он задаст незваной гостье, кем бы она ни являлась.

Возле теплицы никого не было. Похоже, во дворе вообще никого не было.

Михайлович, пораженный, застыл. Он не мог ошибиться — он видел человека у себя во дворе считанные секунды назад. И Зина видела. Куда же подевалась та воровка?

Михайлович прошел к теплице, и в этот момент уловил какое-то движение — по другую сторону забора. По тропе к участку соседей медленно шла та самая женщина в плаще. Только что она находилась во дворе, и вот за какие-то секунды она одолела расстояние метров в двадцать, при этом перемахнула забор.

Михайлович, шокированный, не в силах отчетливо произнести слова, издал невнятный возглас. Он просеменил в направлении забора и смог, наконец, выкрикнуть:

— Эй! Вы кто? Что вы делали на нашем дворе?

Женщина, медленно удаляясь, не отреагировала.

Шок отступал, и Михайлович разозлился.

— Эй! Ну-ка стой!

Конечно, женщина в плаще не остановилась. Правда, она медленно, будто нехотя, оглянулась. Капюшон был низко опущен, и расстояние для вечернего полумрака было слишком большим, чтобы рассмотреть лицо, но Михайлович понял, что женщину он не знает.

И еще Михайлович испытал страх, что лишь усилило его гнев. Он бросился за угол дома, туда, где находилась будка овчарки.

— Сейчас, сейчас, — пробормотал он, оглянувшись, оценивая, насколько быстро удаляется воровка. — Сейчас ты у меня попляшешь. Джек!

Джек сидел в будке, полностью игнорируя происходящее, игнорируя собственные собачьи обязанности. Между тем собака не могла не слышать постороннего человека, зашедшего во двор.

Михайлович ударил по будке ногой.

— Джек, твою мать! Вылезай! Сукин сын!

Овчарка жалобно заскулила.

— Джек!

Немыслимо, но овчарка не подчинилась, чего прежде никогда не случалось.

Запоздалая боль в ноге от удара ослабила порыв Михайловича. Он застонал, опершись о будку рукой.

— Джек, вылезай немедленно! Я кому говорю?

Это ни к чему не привело, и Михайловичу пришлось вытягивать собаку из будки за цепь. Джек неуверенно сопротивлялся, и Михайлович ударил его по спине.

Потом он освободил пса от цепи и выкрикнул:

— Фас! Фас, Джек! Возьми воровку!

Михайлович подтолкнул овчарку вперед, но та припала к земле и попыталась пятиться к будке.

— Ах ты, ублюдочный кобель! — Михайлович схватил собаку за ошейник и потащил к забору. — Давай, делай то, что тебе говорят! Давай! Иначе ты у меня сдохнешь от голода!

— Сергей?

Во двор вышла супруга. Голос был испуганным настолько, что исказился, будто и не жена вовсе его звала.

Михайлович ее игнорировал. Он продолжал тащить пса к забору, требуя от него действий, но тот все сильнее упирался, продолжая жалобно скулить.

В нескольких шагах от забора Михайлович ударил пса ногой, и в этот момент Джек вырвался. Он рванулся вперед, словно решил, наконец, выполнить команду разъяренного хозяина, прошмыгнул меж досок ограды, вырвавшись на тропу.

Но дальше произошло совсем не то, на что рассчитывал Михайлович.

Джек ни за кем не погнался. Скуля, поджав хвост, он метнулся в лес, исчезнув в вечерней мгле. Он напомнил Михайловичу случай из детства Джека, когда улепетывал от более крупного пса. Та же скорость, тот же скулеж.

— Джек! — растерянно выкрикнул Михайлович, не в силах поверить, что такое возможно, и его здоровенная злобная псина сбежала неизвестно от кого.

Ответом ему была тишина. Шорох, вызванный собакой, ломавшейся сквозь лесные заросли, иссяк, растаял. Как и женщина в длинном плаще.

Он чего-то неосознанно ждал. Нет, не крика в соседнем доме, но какого-то продолжения истории со странной незнакомкой и с собственной сбежавшей собакой.

Случившееся казалось немыслимым, и с трудом верилось, что на этом все закончится.

Когда Джек сбежал, Михайлович какое-то время стоял и разглядывал лес, как будто еще надеялся, что собака вернется. Ушел гнев, негодование, напор, желание настичь воровку в плаще и разобраться, что она делала в их дворе. Осталась лишь растерянность.

Пожалуй, Михайлович стоял бы так еще долго, не позови его супруга в дом. Она, испуганная, кое-как сдерживающая истерику, умоляла его, и Михайлович подчинился.

Удивительно, но они сразу же легли спать, хотя после такого стресса казалось вполне естественным не скоро приблизиться к спальне. Возможно, они хотели обмануть сами себя, обмануть собственный страх. Но это было нереально. Они легли, да, но заснуть они смогли бы не скоро.

Михайлович ворочался, кряхтя, вздыхая. Супруга лежала неподвижно и тихо, как мышка, свернувшись калачиком и будто не дыша.

В этот момент они и услышали приглушенные расстоянием и стенами дома крики. И Михайлович, и его супруга приподнялись на кровати, вслушиваясь в потревоженную ночь. Кричала женщина. Кричала, судя по всему, в одном из соседних домов.

— Где это? — прошептала Евгеньевна.

Михайлович мог определить это не лучше супруги, но, вспомнив, что странная визитерша ушла по тропе вправо, предположил:

— Наверное, у Даменковых.

Супруга села в кровати, спустила ноги на пол.

— Оля? Значит, это кричала Оля?

Снова послышались приглушенные крики, и Евгеньевна встала, повернувшись к мужу.

— Сергей, у них там что-то случилось.

Он промолчал. Конечно же, там что-то случилось, иначе женщина не орала бы так громко. Но… его это не касалось.

— Может, в милицию позвонить?

Михайлович покачал головой.

— Нет, Зина. Ты не знаешь, что там у них. Может, это семейное разбирательство, и мы только крайними останемся?

— Я никогда не слышала, чтобы они так ругались, — заметила она.

Михайлович тоже не думал, что у соседей всего лишь семейная ссора, но ему сейчас меньше всего хотелось бы выйти из дома, чтобы выяснить истинную причину этих криков.

Только не после бегства Джека и того, что было у них во дворе!

— Всегда что-то случается в первый раз, — сказал он.

Это ослабило уверенность супруги в том, что они должны помочь соседям.

— Так что же делать, Сергей?

Он не ответил. Встал с кровати, нашел брюки, натянул их поверх пижамных штанов. Подошел к окну. Он хотел ответить супруге, что лучше лечь в кровать и попытаться уснуть, но не решился. Возможно, в соседнем доме кого-то убивают, а он посоветует жене спать.

Жена снова напомнила про милицию.

— Забудь про это, Зина, — он разозлился за ее назойливость. — Если там что-то очень серьезное, милицию и без нас вызовут. Неужели ты думаешь, что эти вопли слышали только мы?

Она не нашла, что возразить.

— Не волнуйся, — добавил он. — И без нас благодетели найдутся. Я просто не хочу ошибиться, вмешивая сюда милицию. Да и не хочется мне полночи давать какие-то показания. А они, поверь, вцепятся, как клещи, если именно мы их вызовем.

Какое-то время они молчали. У соседей тоже была тишина.

Супруга неожиданно вернулась в постель и, закутавшись в одеяло, замерла, как будто намеревалась заснуть.

Михайлович постоял еще немного и тоже лег в постель.

После полуночи он поднялся, не в силах бороться с охватившей его тревогой.

На улице по-прежнему было тихо. Можно было подумать, что несколько часов назад никто у Даменковых не орал. Не было вокруг их дома ни подъехавших машин с мигалками, ни других соседей, вообще никого.

Лишь тишина, такая обычная для поселка.

Но в том-то и дело, что Михайлович предпочел бы вой сирены, возбужденные голоса и суету вокруг дома соседей, на худой конец — беззвучное вращение мигалок, окрашивающих местность в жуткие красные и синие цвета, монотонно сменявшие друг друга. Отсутствие всего этого было не плюсом, а самым настоящим минусом.

Отсутствие всего этого лишь усилило его страх.

И он не смог больше лежать, ожидая, когда придет сон, лежать и переваривать то, что все больше и больше ему не нравилось.

Кто была та женщина в плаще? Было в ней что-то такое… Михайлович не мог сформулировать собственные мысли, но чувства не обманешь — он напуган. Появление незнакомки вполне может быть связано с тем, что произошло с Джеком. Овчарку как будто подменили. Джек, который лаял бы на кого угодно, будь-то человек с ружьем, прицеливавшийся в него, или даже медведь, забравшийся во двор, Джек, переполненный яростью настолько, что вцепился бы в заведомо более сильного противника, превратился в какую-то дворнягу. Потом вообще сбежал и, похоже, не собирался возвращаться.

Одно лишь это заставило задуматься о происходящем. Но и без этого был полный набор.

Странности при выезде из поселка, странности в поведении людей, Джек, женщина в плаще, собственный страх и бессилие, а после — крики у Даменковых и… отсутствие вмешательства извне.

Так не могло дальше продолжаться!

Если та женщина, что заходила к ним во двор, имеет отношение к случившемуся у Даменковых, она может вернуться назад. И Михайлович не хотел бы выяснить, что ей от него понадобится. Особенно, если рискнуть и предположить, что Даменковых нет в живых.

Михайлович встал и принялся одеваться.

— Зина, — окликнул он супругу. — Поднимайся.

Она пошевелилась и спросила, в чем дело.

— Мы уходим, — ответил он.

Женщина села в кровати, недоуменно посмотрела на него. В темноте ее лицо казалось расплывчатым бледным пятном.

— Что?

— Мы уходим, — повторил он. — Собери самое необходимое, только поменьше — мы пойдем пешком.

Она по-прежнему не двигалась, и он вскрикнул:

— Делай, что тебе говорят!

Она встала с кровати, испуганно прошептала:

— Сергей, что ты надумал?

Он повернулся к ней, стараясь контролировать собственный тон. Если на нее кричишь, она становится, как безмозглая курица, бегущая наперерез несущейся машине.

— Зина, я ничего не надумал. Просто ты не знаешь, что происходит в последние дни в поселке. Не знаешь. Нам лучше уйти. Так что собирайся.

— Но почему ночью? — решилась она возразить. — И почему ты говоришь, что мы пойдем пешком?

— Из города нельзя выехать, — устало объяснил он. — Что-то не пускает, какая-то чертовщина. Вот я и хочу попробовать уйти через лес. И лучше не тянуть, а сделать это сейчас. Пока не стало поздно.

Она открыла рот, но промолчала. Было в его голосе что-то такое, что отбило у нее дальнейшее желание спорить. Она стала суетливо собираться.

Заметив, что она берет слишком много вещей, Михайлович вмешался:

— Не бери ты это барахло. Как ты собираешься это тащить столько километров? Нам бы самим дойти.

— Сергей, ведь это…

— Прекрати. Если тебе это так жалко, я тебя успокою — мы еще вернемся сюда. В крайнем случае, пошлем кого-нибудь. Давай быстрее, я тебе еще пять минут даю, не больше.

До последнего момента он не сомневался, что все получится, и они с супругой выйдут через лес на трассу. Он не думал, каким образом они доберутся до Города среди ночи — сейчас это вообще не представляло собой проблему.

Главное — подальше от поселка, где творится черт знает что.

Они шли через лес, постоянно спотыкаясь. Евгеньевна причитала, несколько раз неуверенно спрашивала, не лучше ли все-таки вернуться и хотя бы подождать до утра? Михайлович даже рявкнул на нее.

Потом это случилось. Не так, как на выезде из города. Не так резко.

Он почувствовал тоску, и это чувство плавно затопило его сознание. Он прошел еще пару сотен шагов прежде, чем тоска стала нестерпимой, обжигающей, и… уступила место страху. Лишь в этот момент Михайлович осознал, что супруга отстала и уже не первую минуту всхлипывает, пытаясь выговорить его имя.

Не в силах продвигаться вперед, словно дул сильнейший ветер, Михайлович остановился. Его знобило, ноги ослабли, и он обхватил ствол ближайшего дерева.

Перед глазами поплыли картинки, и Михайлович увидел себя в молодости. Да, это было что-то из прежней жизни, и от этого несло таким ужасом и стыдом, что Михайловича передернуло. Казалось, кто-то заснял его скрытой камерой, заснял те моменты, когда человек меньше всего хочет, чтобы его кто-то видел. После чего пустил запись по самому рейтинговому каналу. Чтобы видели все.

Михайлович оглянулся.

Возможно, супруга испытывала что-то подобное. На свой лад. Она прислонилась к тонкой сосенке, сжалась, словно замерзала. Потом застонала, опустилась на землю и поползла прочь.

— Зина! Ты куда?

Она не обернулась на его крик. Только поползла еще быстрее.

Стыд, замешанный на страхе, толкнул его следом за ней. Домой! Спрятаться в доме и не выходить! Какой же он идиот, что решился уйти из дома! Из поселка нельзя уйти, идешь ли пешком или уезжаешь на машине. Ну, и ладно, главное — дома он в безопасности. Только бы вернуться!

Михайлович побежал. Он уже не видел супругу, но рассчитывал вот-вот нагнать ее.

Неожиданно он споткнулся и полетел на землю. Небольшой рюкзак, висевший через плечо, при падении болезненно ткнул его в бок. Там лежали смена белья, мыльно-рыльные принадлежности, деньги, паспорт и… бутылка водки. Уходя, Михайлович прихватил с собой водку. Он рассчитывал, выпутавшись из всего этого, снять стресс. Где-нибудь в Городе или, в крайнем случае, прямо на трассе.

Сейчас он криво усмехнулся и пробормотал:

— Меня не проведешь.

Водка оказалась кстати. Михайлович суетливо нащупал бутылку сквозь ткань, раскрыл рюкзак, вытащил водку. Не церемонясь, зубами сорвал крышку.

Никуда он не пойдет! Сейчас он примет на грудь и снова попытается выйти к трассе. Мелькнула мысль о супруге, но Михайлович лишь слабо покачал головой. Что поделаешь? Он ее уже не догонит, а пропадать из-за нее в поселке нет смысла.

Он приложил горлышко к губам, запрокинул голову.

Его лицо исказилось: в горло, казалось, потек расплавленный свинец, как во время средневековой казни фальшивомонетчика, но Михайлович продолжал глотать водку, пока неприятные ощущения не иссякли. На пустой желудок он опьянел, даже не допив бутылку. Ушел страх, стыд, зато появилась бравада и уверенность в собственных силах.

Пошатываясь, Михайлович встал. Он улыбался, что-то говоря несуществующим слушателям и убежавшей супруге. Кое-как держа равновесие, он двинулся вперед. Медленно, но неуклонно он шел по направления к трассе. По пути допил бутылку и, усмехаясь, разбил ее о дерево.

Через сотню шагов он остановился. В груди образовался тугой комок, мешавший вдохнуть. Михайлович прислонился к дереву, схватился за левую сторону груди.

Его сердце остановилось прежде, чем тело оказалось на земле.

 

11

Илья вернулся в дом, закрыл за собой дверь.

Оля сидела на полу, негромко всхлипывая. Данила полулежал, обнимая мать и уткнувшись ей в живот.

Илья, растерянный, подавленный, стоял и смотрел на них, не зная, что делать. В этот момент он вспомнил слова жены «она смотрит мне в живот». Вернее не вспомнил, а осознал смысл. Если, конечно, Оля сама понимала, что кричит. В чем Илья сомневался.

Он присел рядом с ними, погладил сына по голове, вытер ладонью слезы жене.

— Успокойся — она ушла. Все нормально.

Оля что-то слабо прошептала, Илье показалось, что она сказала «я знаю». Он подумал, не позвонить ли сержанту, но не решился. Что он скажет милиции, если ее вызвать? Что возле дома ходит какая-то женщина? И что она напугала его жену и сына?

В данный момент это ничего не изменит к лучшему. Оле сейчас меньше всего нужны посторонние люди, которые будут задавать множество вопросов.

Он что-нибудь сделает, но только утром. Сейчас необходимо пережить эту ночь. Он надеялся, что старуха в плаще больше не появится. Если даже и так, он проследит, чтобы Оля не выглядывала в окна. Лично его эта побирушка больше не напугает.

— Надо положить его на кровать, — тихо сказал Илья, поднимая на руки сына. — Положим его с собой.

Оля, казалось, не желавшая даже шевелиться, не то, что встать с пола, тут же поднялась, стоило Илье забрать у нее сына. Она поспешила следом за мужем, легла на их кровати, обняла мальчика. Илья присел рядом и ждал, пока по дыханию Данилы не стало ясно, что он задремал.

Вставая, Илья прошептал:

— Я обойду дом, милая. Побудь без меня всего пару минут.

Она ничего не ответила, только смотрела в одну точку и гладила сына по голове. Илья поколебался, но вышел из спальни. Проверил парадную дверь, снова прошел на кухню и осмотрел заднюю дверь.

Он не думал, что старуха в плаще попытается проникнуть в дом, кажется, это не входило в ее планы. Впрочем, откуда у него уверенность в этом? И кто она такая, эта старуха? Какие цели преследует, если, конечно, у нее вообще была причина заходить в чей-то двор?

«Она смотрит мне в живот!».

«Я ей ничего не дам!».

«Пусть убирается!».

Все это кричала его жена. Безусловно, Оля испугалась, у нее случилась истерика, но… Но что Илью смутило, кроме внезапности происшедшего?

Он вернулся в спальню. Там ничего не изменилось. Оля по-прежнему поглаживала сына. Илья присел рядом, поправил жене волосы.

— Как ты, Оля?

Она не сразу ответила. Илья уже думал, что не дождется ни слова, но она прошептала:

— Она ушла.

— Что? Да, да, не волнуйся. Она ушла и больше не вернется.

Показалось ли ему, что Оля слабо качнула головой? Он не решился уточнять, только прикрыл глаза.

Выждав какое-то время, он тихо спросил:

— Оля, почему ты так испугалась? Ведь это всего лишь какая-то побирушка. И она… Я бы не пустил ее в дом.

Оля молчала, и он добавил:

— Тебе нельзя так нервничать — ты же в положении. Мало ли что, — он поцеловал ее в плечо.

— Это не побирушка, — прошептала Оля.

— Что? — он опешил. — И кто же это? Ты знаешь эту старуху?

— Нет.

Молчание.

— Так почему ты говоришь, что она не побирушка?

— Она смотрела мне в живот.

Он вздрогнул. Будто пытаясь защититься от тревоги, с новой силой хлынувшей в душу, он заметил про себя, что Оля не могла видеть, куда смотрит старуха. Темнота, расстояние и… старуха — в капюшоне, ее лица не было видно.

Оля, догадавшись о его сомнениях, сказала:

— Я чувствовала, как она смотрит именно на мой живот.

— Но зачем, Оля?

— Не знаю. Она… она хотела… — Оля всхлипнула. — Я ничего не знаю… Не помню…

Она заплакала. Заплакала, пытаясь сдерживаться, чтобы не разбудить Данилу.

Илья прижал ее к себе, успокаивая, поглаживая по спине и следя за сыном. Значит, сегодня больше никаких вопросов. Смысла в них нет — он все равно не узнает ничего нового. Но от напоминаний Оле будет вред. Нужно, чтобы она заснула. Нужно дождаться завтрашнего дня.

Теперь он намерен найти Назарова, чего бы это ни стоило. Пусть сержант делает, что хочет, пусть звонит десяток раз, куда надо, но капитана найдет.

Теперь старуха в плаще — не фантом. Ее видела даже Оля. И необъяснимые реплики жены лишь усилили уверенность Ильи, что старуха каким-то образом связана с происходящим в поселке. Например, с тем, что большинство жителей не могут выехать за пределы. И еще старухе явно что-то надо от его семьи.

— Все хорошо, милая, — шептал он, размышляя, как уберечь жену и сына. — Не волнуйся. Все хорошо.

КЕХА вышла на центральную улицу и медленно двинулась в южном направлении.

Она останавливалась у каждого дома. Принюхивалась, подбирала какую-нибудь мелочь, типа камешка, травинки, листика или сучка. Все это она слаживала в карманы плаща.

Изредка КЕХА задерживалась в чьем-нибудь дворе, и ее два-три раза заметили. У кого-то она вызвала испуг, у кого-то — негодование. Один мужчина даже выбежал во двор, но, конечно же, она уже покинула его территорию.

По мере приближения к выезду из поселка, ночь набирала обороты, и люди все чаще спали. После часа ночи погасло уличное освещение, и поселок погрузился во тьму.

КЕХА продолжала свой обход. Чтобы заглянуть в каждый двор ей понадобится еще не одна ночь. Впрочем, сегодня она, прежде всего, преследовала иную цель. Она искала тех людей, кто понадобится ей в ближайшее время. Из них она выберет ту, в которой нуждается уже сегодня. К утру КЕХА должна сделать все, чтобы крысы не вышли из-под контроля.

Росомаха слабеет, но еще очень нескоро у прожорливых тварей появится шанс разобраться с Ней. Не все так просто. Путь к полной свободе долгий и тернистый.

КЕХА миновала торговый центр, и через один квартал что-то заставило ее повернуть влево. В узенький переулок, выводивший к озеру. КЕХА позволила интуиции вести себя — в последнее время эта ее составляющая усиливалась и усиливалась, требуя выхода. Точь-в-точь, как в стародавние времена, когда удавалось прикоснуться к СИЛЕ. КЕХА подчинялась этому для собственного блага.

Не дойдя до окраины поселка сотню шагов, КЕХА замерла. Перед ней был обычный одноэтажный дом из красного кирпича. Забор в человеческий рост. Деревья во дворе. Одно окно фасада полностью скрыто высоким кустарником.

Потянув носом, КЕХА поняла, что на сегодня ее обход завершен.

Она уже наметила потенциальные жертвы, но вариант этого дома оказался самым подходящим. Здесь беременная женщина коротала ночь в одиночестве. С ней не было мужа и впридачу маленького ребенка. Или младшей сестры, как в другом месте. Или родителей.

КЕХА справилась бы с кем угодно, но она понимала, что лучше обойтись минимум свидетелей. Еще лучше, если их не будет вообще. Как, например, в этом доме.

СИЛЫ уже достаточно, чтобы действовать в открытую, но почему бы не оттянуть этот славный момент еще на пару деньков?

КЕХА вошла во двор.

Даша лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок, прислушиваясь к тиканью часов в гостиной.

И как ей пришло в голову, что она без проблем проведет в одиночестве несколько ночей, пока муж не возвратится из командировки? Говорила же мама, пытаясь помириться, чтобы она осталась у них на ночь. Не надо было с ней вообще ссориться.

Спать не хотелось. Казалось, сейчас день, просто на улице темно. Солнечное затмение или как там это называется. Какое-то время Даша смотрела телевизор в надежде, что ее начнет клонить в сон, но это не помогло. Давно наступила ночь, поселок будто вымер, и ей пришлось выключить «ящик» и лечь в кровать, рассчитывая, что это подействует.

Не подействовало. Только хуже стало. Теперь ее уже ничто не отвлекало от собственных мыслей и… непонятной тревоги.

Еще днем ребенок тарабанил ножками в живот, чего раньше никогда не было. Если она не ошибалась, прежде он вообще не давал знать о своем существовании. Странно, Даша ждала этого — сколько раз она с завистью слышала, как женщины рассказывали, что ребенок бьет ножкой в животе, но почему-то радости это не принесло.

Даша лежала, понимая, что заснуть удастся нескоро, думала про ребенка, когда удар ножкой в животе заставил ее вскрикнуть.

Она села в кровати, глотая ртом воздух, словно ее только что пытались задушить. Действия ребенка в животе умиления не принесли. Наоборот. Неожиданность, резкость и сила удара вызвали тревогу.

Последовал новый удар в животе. Еще один. И еще.

Даша вскочила с кровати, держась за живот. Казалось, ребенок хотел вырваться из темницы. Или… о чем-то предупреждал. Словно маленький зверек, заметивший приближение хищника.

Она замерла, не зная, что делать, и ей вдруг показалось, что возле парадной двери кто-то находится. Вряд ли это был неожиданно вернувшийся муж. В следующее мгновение послышался шорох, и Даша поняла, что не ошиблась. Она почувствовала присутствие чужака прежде, чем он дал о себе знать какими-то действиями. Будь у нее время, можно было удивиться этому.

Входная дверь открылась. Даша не могла ошибиться, услышав этот особенный тихий звук. Она ахнула, заметавшись по комнате, и поняла, что телефон находится в прихожей. Ближе к тому, кто самовольно проник в ее дом.

Даша остановилась, пытаясь вернуть себе хладнокровие. Выскочить в окно? Или сначала выглянуть из спальни? Вдруг в дом забрался какой-нибудь начинающий воришка, и одно ее появление вынудит его в панике бежать?

Она шагнула к двери, приоткрыла ее, выглянула. И пожалела, что сделала это.

Она поняла, ЗАЧЕМ кто-то проник в ее дом.

КЕХА остановилась на пороге. Пусть беременная хозяйка определит ее истинное нахождение, пусть рассмотрит КЕХА во всей ее красе, пусть окончательно прочувствует то, что привело КЕХА в этот дом.

Так все быстрей завершится.

С минуту они смотрели друг на друга. То есть достаточно отчетливо видела только КЕХА, женщина видела лишь ее силуэт, но сейчас это не имело значения. Хозяйке не обязательно было видеть старуху в плаще — в эти минуты само появление КЕХА обострило ее ощущения, разбудило ее подсознание, превратило их противостояние во что-то сродни телепатическому контакту.

Приоткрывшись, КЕХА ослабляла себя, но и ослабляла противника. Это можно было сравнить с тем, что проигравший спасался бегством, при этом он терял все, что имел, словно сбрасывал все лишнее, весь балласт.

Конечно, проигравшей должна стать хозяйка.

Она вскрикнула, и КЕХА поняла, что та сейчас попытается спастись бегством. Отпрянет в спальню, захлопнув дверь, бросится к окну, распахнет его и выскочит. У КЕХА были считанные секунды, и она ими воспользовалась — взмахом руки превратила небольшой участок пола, где находилась женщина, во что-то очень скользкое. Линолеум, смазанный жиром. Трудоемкое действие, но КЕХА рассчитывала, что на остальное у нее энергии хватит.

Молодая женщина поскользнулась. Падая, она пыталась схватиться за ручку двери, но неудачно. Она упала на спину и застонала. Попыталась встать, но у нее ничего не вышло. У нее подвернулась нога, но сейчас беременная этого не заметила.

КЕХА начала к ней приближаться. Их разделяли всего пять шагов. Беременная посмотрела на нее расширенными глазами и прошептала:

— Нет, не подходи ко мне.

КЕХА приближалась, протягивая руки, как будто ждала, когда ей отдадут то, за чем она пришла.

Беременная закричала. Впрочем, крик был недолгим — он перешел в стоны. Женщина схватилась за живот, и ее лицо исказилось.

— Отдай… — произнесла КЕХА. — Мое… Отдай… если хочешь выжить…

КЕХА нависла над беременной и сдернула капюшон.

Молодая женщина застонала, и у нее случился выкидыш. Словно не замечая этого, все еще глядя в уродливое лицо той, которая лишь отдаленно напоминала человека, хозяйка попыталась отползти.

КЕХА извлекла из кармана плаща кусок материи и завернула в него то, что лежало на полу и что через два месяца могло превратиться в новорожденного.

После этого КЕХА покинула дом, прикрыв за собой дверь.

 

12

— Куда мы идем, папа?

Илье никак не удавалось натянуть сыну кроссовок. И он догадался, что Данила просто-напросто не хочет, чтобы его обули. Мальчик растопыривал пальцы, менял положение стопы. Илья с трудом сдержался, чтобы не прикрикнуть на него.

— Данька, держи ногу прямо.

Мальчик, наконец, подчинился.

— Так куда мы идем? — снова спросил он.

— Мы едем, а не идем. К дедушке и бабушке. Мы тебя туда завезем на день или два, потому что мы с мамой будем заняты.

— Я не хочу к дедушке и бабушке, — заявил мальчик.

В прихожую вошла Оля, относившая в машину пакеты с едой и одеждой.

— Данила, — сказал Илья. — Я тоже много чего не хочу, но надо. Понимаешь?

— Я никуда не хочу, — закапризничал мальчик. — Я хочу дома быть.

Илья завязал мальчику кроссовок, выпрямился, взглянул на жену.

Та была бледной, смотрела куда-то сквозь стены и явно сомневалась в том, что они задумали.

Несмотря на то, что спать прошедшей ночью после всего, что было, казалось немыслимым, они оба задремали. Ненадолго, после того, как на востоке посветлело небо. Когда Илья проснулся от дремы, оказалось Данила уже не спит.

Мальчик лежал с открытыми глазами, смотрел в потолок и шмыгал носом, словно сдерживался, чтобы вот-вот не расплакаться. Илье стало жалко сына, и у него появилась мысль, что, быть может, мальчика все-таки можно вывезти из поселка. Не самому, так с помощью других. Тех, кто приезжал в поселок по каким-то делам и надолго не задерживался.

После завтрака Илья рассказал все Оле. И еще прибавил, что надеется: она тоже сможет уехать. Вместе с сыном. Оля ничего не сказала, и тогда Илья спросил, согласна ли она.

— Не знаю, — она пожала плечами. — Давай попробуем. Иначе я… Или я…

Она не договорила, но Илья понял, что жена больше не хочет такого, как прошедшая ночь.

Он вывел машину и вернулся в дом, чтобы одеть сына. Пока они с Олей собирались, Илью все сильней терзали сомнения. Сейчас, когда все было готово, он почувствовал слабость, как будто ночью вообще не прилег.

Он взял Данилу за руку.

— Пошли.

На крыльце он остановился. В поселке было тихо, никого у соседских домов не видно. Можно подумать — выходной, а не будний день. Тревога усилилась.

— Скоро приедем к дедушке и бабушке, — пробормотал Илья.

И почувствовал, как Данила упирается, тянет руку назад. Пытается вырваться.

— Данила! — прикрикнул он на мальчика.

На всякий случай взял сына на руки и понес к машине. Оля открыла заднюю дверцу, Илья нагнулся и опустил сына на заднее сидение. Оля села рядом с ним. Илья удовлетворенно кивнул, встретившись с женой взглядом, забрался на место водителя.

Данила захныкал, требуя вернуть его домой. Оля попыталась его успокоить. Илья завел двигатель, тронул машину вперед. Стараясь не обращать на ребенка внимания, Илья сосредоточился на дороге.

Спустя минуту мальчик уже заходился плачем, и все усилия Оли были тщетными. Илья покачал головой, но продолжал ехать вперед, проглядывая на дома. Крики ребенка породили головную боль.

В конце концов, он не удивился, когда почувствовал на своем плече руку жены и услышал ее голос:

— Поворачивай назад, Илья.

Илья закурил, поморщился и выбросил недокуренную сигарету. Он надеялся, что это его отвлечет, расслабит, но вдыхать дым показалось такой гадостью, что он не выдержал.

Он ждал Назарова, обещавшего приехать к нему прямо домой.

Прошло два дня с той памятной ночи, когда Илья снова видел в своем дворе старуху в плаще. В последующие две ночи ничего подобного не случалось. Или… ни он, ни Оля просто больше не заметили странную гостью.

Стараясь не думать о старухе, Илья перенесся в то утро, когда пытался вывезти свою семью. Казалось, это было так давно. Илья вспомнил, как сдерживался, разворачивая машину и возвращаясь назад. Как сжимал зубы, чтобы не провоцировать сына на продолжение истерики. И лишь вернувшись в дом, уйдя в свою комнату, когда он позвонил участковому, его прорвало.

На слова сержанта, что капитан сегодня не появится, Илья заорал, чтобы Назарову как можно быстрее передали его требование о срочной встрече. Кажется, Илья шокировал сержанта. Тот даже спросил его адрес, обещая тут же приехать, но Илья пожелал, чтобы сержант дозвонился до капитана. И сержант дозвонился. Когда через полчаса Илья, несколько успокоившись, снова набрал номер участкового, сержант отрапортовал, что капитан вернется в поселок завтра. И что капитан обещал перезвонить Илье лично.

Илья поблагодарил сержанта, подумал, не извинится ли за собственные крики, но тот уже положил трубку — наверняка спешил отвязаться от назойливого гражданина.

На завтра капитан действительно позвонил. Правда, звонок был короткий, и Назаров сообщил, что вернется на работу через день. Он не мог долго говорить или не имел такого желания, и Илья не стал возражать, начиная разговор, которому не суждено завершиться раньше, чем произойдет личная встреча.

Как бы не тянулось время, но Илья с женой и ребенком благополучно пережили очередную ночь, и пятница, наконец, наступила. Оставалось лишь подождать звонка Назарова, но Илья позвонил сам — запас терпения почти исчерпался.

Капитан уже находился в поселке — утром он сменил одного из помощников. Извинившись в который раз, Назаров сказал, что приедет после полудня. Объяснять он ничего не стал.

Илья, чувствуя, что нетерпение усиливается, подумал, не позвонить ли Назарову снова, когда показался старенький черный «форд» капитана.

Они пожали друг другу руки и некоторое время молчали. Они уступали друг другу возможность заговорить первым. Наконец, Илья предложил:

— Пройдем в дом?

Назаров вопросительно посмотрел на Илью.

— Мы твоих не побеспокоим? Можно и здесь поговорить. Или в машине.

— Как знаешь.

Они перешли на «ты» незаметно для самих себя, и это стало дополнительным удобством в общении. Когда они сели в «форд», Назаров пробормотал:

— Да, не вовремя я взял недельку за свой счет. Ну, ладно.

— Что-то случилось? — спросил Илья. — Сержант говорил, «по семейным обстоятельствам».

Капитан сделал неопределенный жест рукой.

— Со всяким может случиться. Переживу.

Кажется, он не собирался вдаваться в подробности, но собеседник смотрел на него с искренним интересом, и Назаров пояснил:

— С женой разводился. То есть неофициально пока. Так, разъезжались, помогал с вещами, дочке все объяснял. Чтоб не волновалась. Жена не захотела в нашей квартире оставаться. Ни в какую. К родителям и все, — Назаров тяжело вздохнул. — Блин, чуть ли со школы были вместе. Никогда бы не подумал…

Он как-то встряхнулся, как будто подводил черту, сменяя тему.

— Что тут происходит? — он посмотрел на Илью. — Как я понял, ничего хорошего?

Илья кивнул и не спеша рассказал о самом важном: жители, большинство из них, не могут покинуть поселок. Илья предположил, что все испытывают что-то похожее, и описал собственное состояние, количество попыток и, наконец, снова упомянул о старухе в плаще.

Какое-то время Назаров молчал. Илья опасался, что капитан его просто не поймет в отношении «такую тоску невозможно выдержать» или «страх такой, как будто ты умрешь, если не повернуть назад». Однако Назаров даже не уточнял этой, самой нереальной, части рассказа. Он вообще сделал отступление — объяснил, почему не смог приехать утром.

— Тут происшествие одно случилось. Трагичное. Молодая женщина по имени Даша, у озера живет, погибла. Она была беременна, муж уехал в командировку, откуда до сих пор не вернулся…

— Беременна? — прошептал Илья.

Назаров кивнул. Помедлил, следя за Ильей, потом продолжил:

— У нее случился выкидыш. Почему-то она так и не позвонила никуда. С родителями, которые тоже живут в поселке, она накануне поссорилась, и те думали, что она просто не поднимает трубку. Только сегодня утром все обнаружилось, когда мать пришла в ее дом.

Капитан ненадолго прикрыл глаза, помассировал лоб. Вытащил сигарету, посмотрел на Илью и спрятал сигарету обратно, будто догадавшись, что собеседник не курит.

— Даша была еще жива, но находилась без сознания. Вызвали «Скорую», повезли в город. По дороге она скончалась, придя перед этим в сознание.

— О, черт, — вырвалось у Ильи.

— Я находился у нее в доме все это время. Выяснял, что там с ней могло случиться. С доктором Левиным советовался.

— И что?

Назаров пожал плечами.

— Ничего не могу сказать категорично. Скорее всего, несчастный случай — упала, подвернула ногу, испугалась, случился выкидыш. Ну, она и потеряла сознание, крепким здоровьем-то не отличалась. Ладно, к этому мы еще вернемся. Ты лучше расскажи, что именно старуха у тебя во дворе делала. Просто стояла и пялилась в окно?

Илья ответил не сразу. Он поглядывал на капитана, спрашивая, почему его не смущает странность, происходящая с людьми на выезде из города. Похоже, Назаров догадался о причине столь длительной паузы.

— Тебя что-то смущает? Почему я спрашиваю сначала о старухе, а не о том, что…

— Да, старуха — это одна из главных проблем. Но то, что весь поселок сидит по своим домам, это… — Илья замолчал, не зная, как закончить.

Назаров медленно кивнул.

— Я тебя понял. Я ведь уже поговорил с людьми: сосед Даши и доктор Левин. У меня было время удивиться. И тому, что они сказали, и тому, почему они говорили об этом с такой неохотой и… страхом, наверное. Как будто боялись сказать что-то лишнее.

— Вот в чем дело, — не удержался Илья.

— Да. Ты не первый мне об этом рассказал. Я ждал чего-то подобного, и ты лишь подтвердил это. Вот так.

— И что ты собираешься делать?

— Я хотел бы какое-то время, чтобы переварить все это. Отложить, насколько возможно. Старуха в плаще — более объяснимое явление. Вот я и решил начать с нее. О том, почему люди сидят по домам, придеться беспокоиться позже. Что? Ты в чем-то не согласен?

— Нет. Просто меня… поражает, насколько спокойно ты это принял, хотя сам… Хотя не испытал этого лично.

Назаров пожал плечами.

— Если я стану возражать, переубеждать вас, от этого ничего не изменится. Лучше принять то, что есть. Если бы об этом мне сказал ты один, тогда ладно, я бы усомнился. Но таких человек несколько. И не лучше ли принять это сразу? В мире случается достаточно необъяснимых явлений, и я давно не отношусь к ортодоксам, утверждающим, что они знают, что бывает в реальности, а что нет.

— Теперь я все понял, — пробормотал Илья.

— Замечательно.

— Что ты спрашивал о старухе в плаще?

Илья снова окунулся в ту атмосферу тревоги, полумрака, истерики Оли и плача ребенка. Это было неприятно своей реалистичностью, как будто время пошло по спирали, и Илья повторно переживал ночь со вторника на среду.

— Значит, просто стояла? — переспросил Назаров. — Ничего не делала, никаких пассов руками, не вращала телом или головой? Только стояла и смотрела?

— Выходит.

— Потом исчезла? Причем очень быстро, как будто убегала, перепрыгнув забор?

— Не знаю, — признался Илья. — Но как иначе все объяснить? Прошлый раз она ведь тоже ушла как-то слишком уж быстро.

— И еще припорошенные следы, — пробормотал капитан.

Илья кивнул.

— Да-а, — протянул Назаров. — Действительно попахивает какой-то чертовщиной.

Они переглянулись.

— Старуха существует, — сказал капитан. — Черт его знает, что она такое, но она существует. И происходящее как-то с ней связано. В пору ФСБ вызывать, только вот…

— Что?

— Толку, чувствую, от этого не будет. Все какое-то скользкое, неопределенное, уцепиться даже не за что. Даже то, что егерь пропал, ни о чем не говорит. Он вообще не к нам относится.

— Что же делать? Если так будет продолжаться, поселок обречен. Его жители обречены.

— На что именно?

— Ну… те же ресурсы закончатся. У многих закончатся деньги, раз работы нет. На что жить?

Назаров покачал головой.

— Человек — невероятно живучее существо. Поверь мне, раз уж есть доступ в поселок для посторонних, местные жители протянут в теперешнем положении еще очень долго. И каждый будет надеяться, что все решится благодаря другим, а не ему. Я уже понимаю, почему ко мне не ломится народ. Кроме тебя вообще никто не пришел. Люди боятся. И страх — это грандиозное средство, чтобы заставить себя пережить какие-то лишения.

Илья промолчал, признав, что Назаров его убедил.

— Ладно, рано об этом, — Назаров похлопал Илью по плечу. — Прежде чем поднимать вселенскую панику, попытаюсь сам что-нибудь выяснить. Совершу маленький такой обход, опрошу людей. Может, кто-нибудь еще видел старуху, и я узнаю что-то новое. Заодно поподробней выспрошу у Левина о его ощущениях, когда он уезжал из поселка. Надеюсь, уговорю его сесть в мою машину и медленно проехать к трассе.

— Это может быть опасно.

Назаров кивнул.

— Да, я понимаю. Но все равно это надо сделать. В качестве эксперимента. Ну, а ты, Илья, держи со мной связь.

Капитан замолчал, и стало ясно, что разговор окончен.

Илья уже собирался вылезти из машины, когда вспомнил то, что смутило его, промелькнув в голове еще в начале разговора.

— Капитан, ты это… Ты не опасаешься, что, находясь в поселке слишком долго, ты сам потом… Сейчас ведь ты можешь уехать без проблем. Но…

Назаров усмехнулся.

— Я надеюсь, что этого не случится. Ну, а если… Черт возьми, этот поселок — моя работа, и пока я не разберусь, что здесь происходит, уезжать все равно не собираюсь. Я вполне сносно могу устроиться у себя в кабинете.

Илья тоже улыбнулся, и они попрощались.

 

13

Ефим, крепкий мужчина шестидесяти двух лет, застыл с открытым ртом, глядя в окно.

Было солнечное утро, по-летнему теплая погода. Ефим пришел на кухню, чтобы заварить себе чай. Окно кухни выходило во внутренний двор. Была видна часть центральной улицы поселка, три дома на противоположной стороне.

Ефим никого сейчас не ждал и меньше всего рассчитывал увидеть совершенно незнакомого человека. Да еще какую-то старуху в странной одежде.

Ефим чувствовал себя гнетуще. Что-то происходило в поселке, о чем никто из соседей не спешил распространяться. Еще неделю назад жена с зятем и дочерью поехали в Город за покупками, но вернулись минут через двадцать. Кажется, у дочери случилась истерика, но Ефим объяснений не получил. Ни от жены, ни от дочери. В тот раз он подумал, что кто-то с кем-то сильно поругался.

Но вот прошел день, два, три, и никто из его семейства так больше не предпринял поездку. Жена ходила угрюмая и молчаливая, но она и раньше не отличалась откровенностью и болтливостью. Она занималась домом и в Город выезжала крайне редко. О зяте и дочери этого нельзя было сказать. Они вообще со временем собирались перебраться в Город. Кроме того, что там больше развлечений, что зять работал в Городе, здесь их не устраивал старый дом, доставшийся им после смерти матери Ефима.

И вот теперь, судя по всему, они не были в Городе больше недели.

Ефим думал, что дочь серьезно поругалась с мужем, но оказалось, что тот все время сидит дома и даже не ездит на работу. Об этом Ефим узнал от Кости, пятилетнего внука — пару дней назад дочь привела его и попросила, чтобы мальчик «какое-то время побыл у них».

Сейчас, обнаружив в своем дворе старуху в фиолетовом плаще, Ефим сразу вспомнил те несколько случаев, когда мальчик упоминал о какой-то «тете в длинном пальто».

Позавчера внук сказал, что еще у дома родителей видел какую-то «тетю», и мама тогда очень испугалась. Вчера Костя «по секрету» сообщил деду, что опять видел ту же «тетю» в длинном пальто. На этот раз за домом дедушки. Ефим неуверенно улыбнулся, но не стал убеждать ребенка, что ему это померещилось. Во-первых, наступали сумерки, и было достаточно светло. Во-вторых, у самого Ефима, долго ворочавшегося по ночам не в силах заснуть, было ощущение, что вокруг дома кто-то ходит.

Вместо этого Ефим поинтересовался подробностями.

«Тетя» какое-то время стояла и смотрела на дом, потом ушла. Костя ее не рассмотрел — она накинула на голову капюшон. И, конечно же, она была «плохой тетей», добавил внук.

Ефим смотрел на старуху и вышел из транса, когда та опустилась на корточки и как будто бы что-то взяла с земли. Вряд ли там лежало что-то ценное, разве что дочка уронила мелкую денежную купюру, но это движение старухи окончательно убедило Ефима, что пришла она не с благими намерениями.

Он потянулся к окну, распахнул его, высунул голову.

— Эй, любезная, — обратился он к старухе. — Ты что-то у нас забыла?

Старуха вроде бы посмотрела на него — из-за капюшона сложно было определить, куда она смотрит. Ефим почувствовал сильный дискомфорт. Казалось, он застал на месте преступления вора, но вор, в отличие от самого Ефима, был вооружен.

— Эй, тебя спрашивают. Ты к кому? — уже не так уверенно потребовал ответа Ефим.

Старуха развернулась, что-то сказав. Голос напоминал шипение, и Ефиму показалось, что он разобрал слово «позже». Его как будто укололи. Он поспешил в прихожую, распахнул дверь.

Старухи во дворе уже не было. Она находилась возле соседнего дома — двигалась вдоль центральной улицы. Как она там оказалась так быстро, Ефим не смог понять. Он глухо застонал. В этот момент, глядя, как старуха входит в соседний двор, он вдруг вспомнил, что несколько дней назад, перед тем, как дочь привела внука, к ним заходил участковый.

Сам Ефим его не видел — возился в сарае. С участковым разговаривала жена. Вернувшись в дом, Ефим спросил, не заходил ли кто к ним. Жена сказала, что да, это был участковый. На вопрос, что он хотел, жена сказала что-то неопределенное, и Ефим не стал уточнять.

Он поспешил назад в дом. Жена развешивала белье в ванной. Она даже не слышала, что пару минут назад Ефим из кухни кого-то звал.

— Надя!

Он почти кричал, и она испуганно обернулась.

— Что случилось? Костика разбудишь.

— О чем тебя участковый спрашивал?

— Что? — она растерялась, сбитая с толку.

— Я спрашиваю, что участковый хотел? Он ведь заходил к нам недавно. Что ему понадобилось?

— Ну… Я не… Он спросил, все ли у нас нормально? Не беспокоит ли кто?

— И все? И это — все? Зашел спросить, как у нас дела?

— Наверное. Он еще спросил, не видела ли я незнакомую побирушка, и я сказала, что…

— И ты молчала?

— О, Боже! Ефим, что случилось?

Но он игнорировал ее вопрос, поспешив от ванны в общую комнату, где находился телефон.

Назаров осмотрелся и на предложение хозяина пройти в дом спросил:

— Она во дворе была? Тогда покажите, где она стояла и что делала.

Ефим прошел вперед, встал между крыльцом и калиткой.

— Вот здесь я ее увидел. Она просто стояла и смотрела на меня. И потом… Потом она что-то сказала, но я не понял. У нее голос такой… как будто простуженный.

— И что вы?

— Я? Я спросил, что она делает в моем дворе, но она развернулась и пошла к калитке.

— Дальше.

— Ну, я вышел из дома, хотел выйти и посмотреть, все ли в порядке, и…

Ефим замолчал.

— И? — у Назарова напрягся голос.

Ефим колебался. Он по-прежнему не понимал, что там случилось дальше, и как старуха оказалась у соседнего дома так быстро. Ефим предполагал, что выставит себя глупцом в глазах капитана, если скажет все, что у него на уме. И в то же время участковый вызывал у него симпатию, доверие — чувствовалось, что ему очень важно рассказанное Ефимом.

— Она исчезла? — прервал паузу капитан.

Ефим вздрогнул. Участковый почти что попал в точку. Почти.

— Нет, она… Она не исчезла. Просто она…

— Говорите, Ефим, — подбодрил капитан. — Что она?

— Она была возле соседнего дома, — пробормотал Ефим. — Она… Она выходила со двора медленно, но… Потом… Я не знаю, как она успела выйти и так быстро… Может, она бежала?

Капитан нахмурился. Ефиму не показалось, что капитан отнесся к его словам с сомнением. Скорее наоборот. Но такая реакция участкового лишь усилила его тревогу.

— Ефим, вы ее в первый раз видели, эту старуху?

— Ну, в общем, да. Но… Мальчик про нее уже говорил. Мой внук. Говорил, что видел ее там, за домом.

— И что? Старуха точно так же стояла и смотрела на дом?

Ефим угрюмо кивнул.

— Да. Что-то вроде этого.

Какое-то время они молчали, и воздух вокруг как будто сгустился. Теперь ни о каких приглашениях в дом не шло и речи. Сейчас это было бы некстати.

— Скажите, капитан, — пробормотал Ефим. — Что вообще происходит у нас в поселке?

— Если бы я только знал, Ефим, — тихо отозвался капитан. — Это я и пытаюсь выяснить. Правда… получается что-то не очень.

Ефим приподнял голову, снова положил ее на подушку, вслушиваясь в тишину в доме, вслушиваясь в ночь, притаившуюся вокруг дома, как враждебная армия, взявшая город в кольцо.

Спать не хотелось. Из головы не шла старуха в фиолетовом плаще. Ее шипящий голос, медленный ленивый разворот к калитке и то, как быстро она достигла соседнего дому. Из головы не шло напряженное лицо капитана и его попытка поговорить с соседями Ефима.

Попрощавшись с участковым, Ефим не сразу вернулся в дом. Он смотрел, как капитан прошел в соседний двор, оглядываясь по сторонам, но соседи ему даже не открыли дверь. Между ними произошел недолгий разговор через дверь, и капитан, покачивая головой, вернулся к своей машине.

Ефим общался с соседями лишь в рамках «здравствуйте», «как поживаете?», «у нас тоже все нормально, спасибо», но он никогда бы не подумал, что соседи, в общем-то, вполне обычные люди, так враждебно встретят того, кто постучится к ним в дом. Конечно же, он знал, в чем причина.

Знал.

Соседи, как и многие в поселке за последние дни, боялись. Возможно, они и сами не отдавали отчет своим действиям, не очень-то понимая происходящее, но собственным ощущениям не прикажешь.

Во всяком случае, теперь и у самого Ефима появились причины для страха. Причины не были отчетливыми и логическими, скорее они были на уровне интуиции, на уровне «что-то мне сегодня невесело, хотя вроде бы все нормально».

Казалось бы, что опасного в этой старухе? Пусть бродит вокруг дома, лишь бы не пробралась сюда и что-нибудь не натворила, а она меньше всего напоминала воровку или наводчицу. Однако это была лишь видимая сторона происходящего. Не считая некоторых неприятных моментов, которые не поддавались объяснению, было кое-что еще.

Например, странная психологическая атмосфера в доме. Жена, угрюмая и молчаливая, казалось, избегала Ефима. Внук сидел в отведенной ему комнате весь день, и его с трудом уговаривали поесть. И еще дочь.

Тома пришла, как обычно в последние дни — вечером, проведать мальчика. Какая-то задерганная, недовольная. Ефим спросил ее, не видела ли она кого-нибудь, кто бродил на днях возле ее дома, но она даже не захотела разговаривать. Спустя минуту она уже кричала на Костика непонятно за какую провинность. Когда Ефим вмешался, Тома демонстративно покинула комнату, собираясь вообще уйти из дома.

Но она не ушла. Она вернулась сразу, как только переступила порог.

У нее была истерика. В тот момент Ефим подумал, что это запоздалая реакция на ссору с ним. Да и мало ли по каким пустякам беременная женщина может поднять скандал? Он не стал ни о чем спрашивать, просто предложил остаться, пообещав позвонить и предупредить зятя.

Тома не спорила и осталась. Обычно она не любила ночевать у родителей, но в теперешнем состоянии ей было не до этого. К тому же было уже темно.

Сейчас, понимая, что не заснет, и размышляя о сегодняшнем вечере, Ефим вдруг понял, что истерика дочери не имела отношения к ссоре с ним. Причина была в чем-то другом. В чем же? Дочь уже выходила из дома, но вернулась. Почему? Что случилось в тот момент, когда она развернулась, даже не сойдя с крыльца?

Не в силах больше лежать и бороться с бессонницей, Ефим поднялся. Жена спала, но ее сон больше напоминал беспокойную дрему человека, которому пришлось прикорнуть в рабочее время. Она что-то пробормотала во сне, и Ефим постарался двигаться бесшумно.

Когда он коснулся дверной ручки, послышался скрип открываемой входной двери. Потом дверь негромко захлопнули.

И закричала Тома.

Несколько секунд, показавшихся Ефиму минутой, он не мог справиться с дверью. Рука, обхватившая дверную ручку, не слушалась. Несмотря на крики родной дочери, но не сразу поборол себя.

Между комнатами тьма была более плотной, чем в спальне. В коридоре Ефим напоролся на комод, но боль в бедре была ничем в сравнение со страхом за дочь. Тома кричала, и сложно было определить, где она находится.

Ефим бросился к спальне внука — Тома оставалась на ночь там. Распахнув дверь, Ефим увидел, что кроме Костика здесь никого нет. Мальчик сидел на кровати, как монах в позе лотоса, и, кажется, смотрел перед собой. Лишь выбегая из комнаты, во время паузы в криках дочери Ефим понял, что мальчик скулил, как щенок, которого посадили на цепь.

Выскочив назад в коридор, Ефим заметил у входа в кухню невысокую тень. Тень проскользнула в кухню, и Ефим заметил полу плаща.

В его дом пожаловала давешняя старуха! Каким-то образом она открыла дверь и… Дочь была именно в кухне. Тома явно вошла туда до того, как старуха проникла в дом.

Он рванулся к кухне и в дверном проеме неловко остановился, чтобы не разбиться о косяк. Еще не было часа ночи, горели уличные фонари, и освещения в кухне оказалось достаточно, чтобы рассмотреть, что дочь лежала на спине, неловко, суетливо отползая прочь от старухи, склонившейся над ней, протягивающей руки, словно она лишь хотела помочь ей подняться.

— Прочь, — процедил Ефим.

Старуха даже не обернулась. Тома уперлась в ножку стола, крик ее оборвался, но потом под тяжестью тела стол поддался, и дочь снова стала отползать.

Ефим хотел оттащить старуху от дочери. Его руки уже хватали ее за плечи, но в последний момент прошли сквозь пустоту, и инерция движения бросила Ефима вперед, на мойку. Защитившись руками, Ефим смягчил удар. Попытался встать. Удивляться не было времени. Похоже, старуха заметила его движение и уклонилась.

Она снова нависала над дочерью. Пригибалась, протягивая руки, потом выпрямляла спину. Снова пригибалась, будто хотела сесть на молодую женщину сверху, и снова чуть отстранялась от нее, меняя позицию.

Ее действия могли озадачить Ефима, будь у него больше времени, но испуганный и разъяренный отец думал лишь о дочери.

Он шагнул к старухе, замахнулся.

Его кулак прошил пустоту. Там, где находилась спина старухи в фиолетовом плаще, ничего не оказалось. Ефим поразился, но старуха действительно оказалась чуть левее, в каком-то полушаге. Она коротко глянула на него, взмахнула рукой, и Ефим почувствовал, как что-то костлявое вонзилось ему в грудь.

Удар отбросил его к выходу из кухни. В спину вонзился дверной косяк, и Ефим сполз по нему на пол. У него вырвался вскрик, но собственную боль заглушило то, что случилось с дочерью.

Тома застонала, заколотив кулаками по полу, раздвигая ноги. Ее тело охватила судорога. Ефим пытался встать, но у него помутнело перед глазами. И еще был запах. Чем-то знакомый, хотя его не с чем было сравнить.

Прежде чем потерять сознание, Ефим увидел, как старуха в плаще нагнулась к ногам Томы и что-то завернула в темную ткань.

 

14

Назаров угрюмо смотрел, как эксперты-криминалисты бродят по дому, выполняя свою работу, когда кто-то позвонил ему на мобильник — из внутреннего кармана пиджака послышалась мелодия песни, которую лет десять назад исполняла Белинда.

Это был Илья. Он коротко поздоровался и спросил:

— Что случилось?

Возможно, Даменков лично видел возле этого дома машины оперативников, но, скорее всего, просто позвонил в кабинет Назарова и поговорил с сержантом Белым.

— Ничего хорошего, Илья, — отозвался Назаров. — Подробности позже, сейчас не могу.

— Хорошо, — после недолгой заминки согласился Илья. — Я буду ждать звонка.

Капитан покачал головой, тяжело вздохнув и снова разглядывая людей, занятых выяснением того, что случилось в этом доме. Боковым зрением он заметил, как с черного входа в дом вошли двое из ФСБ.

Крепкие, высокие, зрелого возраста, с непробиваемыми лицами. Менее равнодушным казался майор. Его напарник, в звании лейтенанта, выглядел так, словно находился в поселке неделю, и ему хотелось поскорей отсюда убраться.

Они также выполняли свою часть расследования. Именно на них Назаров больше всего рассчитывал. Подключение ФСБ было его инициативой. Он настоял на этом в разговоре с начальником отдела расследований УВД Города. Сейчас капитан прекрасно понимал, что на этом его влияние закончилось.

Любопытно, как эти двое видят ситуацию? И что он сам скажет им, если они потребуют его мнения? Ведь они, конечно, знают, что оказались здесь благодаря местному участковому.

Для Назарова случившееся прошедшей ночью в этом доме по-прежнему было смутным и неопределенным. Хозяин все еще находился в прострации и на вопросы отвечал невпопад. Его дочь, у которой случился выкидыш, недавно увезли в Город — требовалась операция. Жена хозяина и внук ничего сказать не могли. И пожилая женщина, и мальчик находились в своих комнатах, откуда на крики беременной не вышли. Испугались. На вопрос, что случилось, они качали головой и странно таращились на капитана. Когда вопросы стали задавать оперативники, мальчик заплакал, и его пришлось оставить в покое.

Конечно, Назаров сразу подумал о случившемся несколько дней назад. Снова был выкидыш у беременной женщины. Но теперь были существенные различия. Женщина не была дома в одиночестве. С ней были ее родители и сын. И с ее отцом что-то случилось. Причем дело не просто в потрясении от несчастья. Капитан чувствовал, что прошедшей ночью в доме был кто-то еще.

Старуха в длинном плаще?

Назаров не был в этом уверен. Молодую женщину увезли в тяжелом состоянии, ее отец молчал. На кухне обстановка — как бывает после небольшой потасовки. Правда, больше никаких следов Назаров не обнаружил. Ни входная дверь, ни задняя не были взломаны.

Кое-что изменилось, когда оперативники обнаружили иссиня-багровую ссадину на спине хозяина. Назаров слышал, как от хозяина добились, что травма он получил, ударившись о косяк в кухне. Как это случилось? Сам оступился, увидев, что происходит с дочерью? Хозяин не помнил. Капитану оставалось надеяться, что это выяснит парочка из ФСБ.

Двое в костюмах о чем-то негромко посовещались и, взглянув на капитана, прошли в одну из комнат — туда, где находился хозяин дома.

Назаров подумал, что после этого фээсбэшники наверняка сделают одолжение и ему, и он вышел из дома на крыльцо — отвлечься, вдохнуть свежего воздуха.

Он не заметил, как прошли двадцать пять минут, когда рядом с ним оказались майор с лейтенантом.

Лейтенант закурил, скользнув взглядом по Назарову с плохо скрываемым чувством собственного превосходства. Назарова это не задело — сейчас его волновал лишь вердикт ФСБ.

Майор, прежде чем заговорить, огляделся, прищурился, то ли из-за солнца, то ли он так улыбался. Назаров ждал.

— Капитан, — наконец, обратился к нему майор. — Можно узнать, что вы думаете о случившемся в этом доме?

Иначе говоря — можно узнать, какого черта вы нас сюда вызвали?

Назаров помедлил, подбирая слова. Фээсбэшники терпеливо ждали. В конце концов, они уже здесь, и пять минут туда, пять минут обратно ничего существенного не изменят.

— Признаться, — заговорил Назаров. — У меня лишь кое-какие подозрения, которые ничем не подтверждены.

— Угу. Дальше, — благословил его майор.

— Я предполагаю, что в этом доме присутствовал еще один человек. Если так можно выразиться.

— Кто-то из родственников? Например, муж гражданки, у которой случился выкидыш?

Назаров медленно покачал головой.

— Нет, этот человек не имеет к семье отношения, и он проник незаконно.

Одна бровь у майора чуть приподнялась.

— Я хочу сказать, что этот человек вообще не из нашего поселка, но его… уже несколько раз видели другие жители. В общем, это старая женщина, но рассмотреть ее никому не удалось — она все время в наброшенном на голову капюшоне.

Лейтенант едва заметно хмыкнул. Назаров покосился на него и снова перевел внимание на майора.

— Я думаю, причина случившегося в действиях этой женщины. Хотя с виду она напоминает всего лишь побирушку, на самом деле она… может быть опасна.

Какое-то время все молчали.

Майор потоптался на крыльце, засунув руки в карманы.

— Эксперт из Городского УВД, — произнес майор. — Утверждает, что в доме не обнаружено следов присутствия посторонних.

Назаров никак не отреагировал на это заявление. Стоял и смотрел куда-то вдаль. Майор выдержал паузу, наблюдая за участковым, прежде чем продолжить:

— То, что ни на одной из обеих дверей, нет следов чужого проникновения, это мелочь. Всегда есть запасные ключи, и они иногда теряются. Другое дело, что никто из присутствовавших в доме не упомянул о незваном госте. Никто.

Майор снова замолчал, изучая Назарова. Тот улыбнулся одними губами, но тут же подавил улыбку.

— Вы же сами видели состояние хозяина этого дома, — заметил Назаров. — У него шок, и сейчас он мне кажется не вполне вменяемым.

— Согласен, — майор оживился. — Но это отнюдь не опровергает, что он сам мог явиться причиной того, что случилось с его дочерью. Косвенной причиной. Кстати, с этой версией сочетается и поведение остальных членов семьи.

Назаров хотел возразить, но неожиданно в разговор вмешался лейтенант.

— Они напуганы, — сказал он. — И глава семьи больше всего. Причем он боится не за свою дочь. Не только за нее. Не говорит ли это, что у него, скорее всего, рыльце в пушку?

Лейтенант щелчок выбросил окурок в траву. Достал из кармана пачку жевательной резинки, положил одну в рот, и его челюсти монотонно заработали.

Назаров покачал головой. Его распирали возражения, целый поток возражений, но он должен обдумывать каждое слово, следить за тем, чтобы не оторваться от реальности. От той реальности, как ее воспринимают эти двое.

— Хорошо. Но что вы скажете о ссадине у хозяина на спине? Медэксперт подтвердил, что это от удара о косяк или обо что-то твердое. Этого мужика кто-то здорово толкнул.

— Не обязательно, — майор покачал головой. — Вариантов объяснений этому множество, и далеко не все они включают агрессию к хозяину со стороны. Есть еще один: его оттолкнула собственная дочь. После такого у нее и случился выкидыш. На большом сроке это может произойти у женщины при малейшем нервном стрессе.

Назаров почувствовал желание высказать все, что не имело прямого отношения к трагедии в этом доме. Признаться, что в поселке происходит что-то плохо объяснимое. Например, что люди не могут выехать за пределы. Что они боятся и не идут на контакт, и страх хозяина объясняется вовсе не тем, что он лично виновен в несчастье своей дочери.

Назаров не сделал этого. В данный момент это не имело бы силы.

Во-первых, он не был уверен, что к нему прислушаются вместо того, чтобы подумать: не причастен ли к трагедии в этом доме и этот не в меру ретивый участковый? Все-таки Назаров сомневался, что найдет сейчас желающих продемонстрировать фээсбэшникам то, что с ними происходит при отъезде из поселка. С людьми творилось что-то неладное.

Да и что посторонние увидят? Как человек неожиданно превращается в испуганное создание, требующее отвезти его обратно? К тому же есть те, кто все-таки покинет поселок без проблем. Та же женщина, у которой случился выкидыш. Не так давно ее родителям звонили из Городской больницы — она вне опасности. Ничего у Назарова не получится — с наглядным пособием возникнут трудности.

И, во-вторых, с этими двумя глупо уклоняться в сторону от конкретного дела. Они — не меценаты от Фемиды, они на работе, и кроме данного случая их сейчас ничего не интересует.

Вместо полной откровенности Назаров упомянул о том, что хоть как-то могло укрепить его позицию.

— Как же тогда с выкидышем? — заметил он. — Если не ошибаюсь, кроме каких-то пятен, ничего так и не нашли.

Майор пожал плечами.

— С этим как раз и надо разобраться — куда подевался мертвый ребенок? И не был ли выкидыш вызван искусственно? Увы, капитан, не кажется ли вам, что это дело скорее входит в компетенцию отдела расследований Городского УВД?

— Да, — поддакнул лейтенант. — Нам пора сваливать отсюда. Чтобы не рассердить коллег. Они справятся и без нас.

Назаров разозлился, сдерживая то, что ему захотелось высказать лейтенанту. Вместо этого он предпринял последнюю попытку.

— Да, возможно, вы правы. Но тогда посоветуйте, что делать, если я абсолютно уверен: у нас в поселке случилось достаточно, чтобы в расследование вмешаться самой мощной структуре — непосредственно федеральной службе безопасности?

На какой-то момент с лейтенанта сползла маска превосходства — он озадаченно посмотрел на участкового. Майор наоборот не проявил никаких эмоций.

Он развел руками и предложил:

— Если вы считаете необходимым вмешательство ФСБ, вам придеться подать запрос нашему руководству. И, конечно, мотивировать свои действия. Только так.

Иначе говоря, объяснить свои потуги более конкретными фактами, нежели тем, чем ты нас кормишь сейчас.

Майор кивнул, прощаясь, и вернулся в дом. Его напарник медлил, по-прежнему разглядывая Назарова. Капитан посмотрел ему в глаза.

— Ты тоже можешь идти.

Фээсбэшник опешил.

— Что?

Назаров, не говоря больше ни слова, повернулся к нему спиной и пошел к машине.

Смеркалось.

Назаров сидел в машине и смотрел, как от дома Ефима отъезжает группа расследования. Статус-кво сохранилось. Ефима оставили дома, так ни в чем его не обвинив. На этом, конечно, не закончилось, но паузу Назаров получил. И на том спасибо.

Капитан немного подождал после того, как последняя машина исчезла из вида. Взял мобильник и набрал номер Даменковых.

— Илья? Это Назаров.

— Я узнал. Ну, что там? Когда тебя ждать?

— Извини, тебе придеться потерпеть еще немного. С полчаса, наверное. Отсюда уже все уехали, но мне надо еще раз зайти, поговорить с хозяином. Обязательно. Потом я сразу к тебе.

— Хорошо, буду ждать.

Назаров вздохнул, прикрыл глаза, помассировал веки. Приоткрыл дверцу, оглядываясь по сторонам.

Вечер выдался еще теплей предыдущего. Конец апреля, а тепло, как летом. На деревьях уже появились маленькие листочки. Назаров вдохнул полной грудью, пытаясь хотя бы на минуту отрешиться от проблем, навалившихся на него за последние часы. Во всем всегда можно найти плюсы. Даже в личной неудаче.

Ведь не случись так с женой, Назаров не смог бы со спокойной душой оставаться в поселке столько дней подряд. Семья всегда была для него приоритетом, а она требует времени. Теперь его ничто не останавливает, даже наоборот. Быть может, нечто и послало ему это испытание в своей деятельности, чтобы заглушить другое испытание, связанное с разводом? Почему нет? В конце концов, так гораздо лучше, нежели получить сначала одно, а потом, когда появится хотя бы подобие душевного равновесия, другое.

Капитан посмотрел на часы. Нужно идти. Достаточно посидел.

Он вышел из машины, поглядывая на окна соседских домов. Наверняка к нему сейчас приковано внимание ни одной пары глаз. Люди следят за ним. Они боятся, но страх не всегда убивает любопытство. Кроме того, сейчас их любопытство имеет практическую сторону. Они не уверены, что в их доме не случится что-то нехорошее в ближайшие ночи.

Назаров подошел к двери, позвонил.

Открыла ему жена Ефима, низенькая, полноватая женщина, открыла нескоро — капитан уже забеспокоился, что придеться требовать, чтобы его впустили.

Назаров быстро сказал:

— Мне б с вашим мужем переговорить. Это ненадолго.

Хозяйка впустила его в дом. Она выглядела заторможено, как будто тщетно пыталась вспомнить, куда положила нужную вещь.

— Он в той же комнате? — уточнил капитан.

— Да, — вяло отозвалась женщина.

Назаров решил, что не мешает проявить участие.

— Как они, не сильно вас замучили?

— Не сильно, — покорно согласилась хозяйка.

Назаров вздохнул, глядя, как она семенит вглубь дома, и вошел в комнату к Ефиму, лежащему на кровати.

Тот лишь покосился на капитана и снова уставился в потолок. В комнате горела настольная лампа, и лицо хозяина из-за резких теней выглядело намного старше, нежели в реальности.

— Я ненадолго, — сразу предупредил Назаров.

Ефим ничего не сказал.

Назаров присел на стул рядом с кроватью. Минуту молчал, потом тихо спросил:

— Все нормально? — и уточнил. — Я о том, что все обошлось? Претензии не предъявляли, что в случившемся с вашей дочерью есть лично ваша вина?

Ефим прикрыл глаза, открыв их после продолжительной паузы, но, несмотря на терпеливое ожидание участкового, так ничего и не сказал. Назаров нахмурился. Да, разговорить его будет нелегко. За день Ефиму хватило, и он просто хотел, чтобы его оставили в покое. В конце концов, человеку надо поспать даже в той ситуации, когда сон кажется немыслимой роскошью.

Назаров встал со стула, потоптался возле кровати. Поколебавшись, присел на край, чтобы оказаться ближе к Ефиму. Тот покосился на капитана, но не возразил.

Назаров чуть наклонился к нему.

— Кого вы видели ночью в доме? — спросил он. — Ведь кто-то приходил к вам в дом? Из-за этого у вашей дочери и…

— Я ничего не помню, — пробормотал Ефим, заставив капитана запнуться. — И я хочу спать.

В его голосе не было испуга, капитан не заставил его вздрогнуть. Ефим выглядел, как человек, который твердо решил, что лучше никому ничего не рассказывать. И любые увещевания ничего не изменят.

Назаров посмотрел в темный прямоугольник окна, покусал нижнюю губу. Он почувствовал, что в тупике: от Ефима не добились откровенности следователь и фээсбэшники, на что же надеется он — какой-то участковый? И в то же время Назаров был полон решимости добиться своего. Разве напрасно он пришел сюда, дожидавшись ухода группы Городского УВД?

— Ефим Степанович, — медленно заговорил Назаров. — Понимаете, в поселке происходит что-то нехорошее и при этом необъяснимое. Ситуация такая, что даже представители ФСБ меня не поняли. Вот почему я пришел к вам после их ухода. И пришел я к вам не как участковый, скорее, как житель вашего поселка.

Назаров позволил себе паузу.

— Ваши слова имеют очень большое значение.

Никакой реакции. Ефим, казалось, спал с открытыми глазами.

Назаров понизил голос:

— Мне кажется, я знаю, кто приходил к вам этой ночью, и кто напугал вашу дочь. Дело в том, что этого человека видели другие в нашем поселке. И уже давно.

Ефим коротко глянул на капитана. И в его глазах что-то промелькнуло, какая-то слабина, сомнение, не молчит ли он напрасно. Назаров заметил эту мгновенную борьбу и быстро спросил:

— Так вы скажете, Ефим Степанович, кто виновник всего случившегося?

Ефим прикрыл глаза, слабо качнув головой.

— Я хочу спать, — он все-таки не поборол свой страх.

Назаров почувствовал, что нить, которую он, казалось, уже нащупал, ускользает из его рук.

— Ефим Степанович, вы меня, наверное, не поняли. Я не требую, чтобы вы, рассказав обо всем мне, потом подтвердили это другим. Нет, я не этого хочу. Просто я хочу подтверждения, что не ошибаюсь. Всего лишь подтверждения от вас.

Ефим что-то пробормотал, и неясно было, чего в его голосе больше — отрицания или…

— Знаете что? — Назаров положил ему руку на плечо. — Давайте договоримся вот как. Я сейчас сам скажу, кто был у вас сегодня ночью, сам. И вы лишь ответите: да или нет. Хорошо?

Ефим замер, задержал дыхание.

— Подумайте о других людях. Ведь у нас в поселке есть женщины, как ваша дочь, — Назаров сделал глубокий вдох. — В своем доме вы видели старуху в длинном плаще, да?

Назарову показалось, что Ефима колотит. Капитан повернулся к нему спиной и пробормотал:

— Скажите, я прав или нет? Скажите, и обещаю — я тут же уйду.

Пауза.

— Это была старуха в длинном плаще?

— Да, — чуть слышно подтвердил Ефим. — Теперь мне можно поспать?

— Да, да, конечно.

Как во сне Назаров покинул этот дом.

О деле они заговорили не сразу, и для Ильи эта пауза была невыносимой.

На этот раз капитан прошел к Даменковым в дом — не хотелось привлекать внимание соседей, да и хозяин настоял. Его жена приготовила кофе, поставила вазочку с домашним печеньем, и Назаров даже отвлекся от Ефима и его семьи, окунувшись в воспоминания о собственной семейной жизни.

Потом Оля застыла у мойки, намереваясь присутствовать при разговоре мужа с участковым. Мужчины переглянулись, и в глазах капитана Илья заметил вопрос. Он глянул на жену и неуверенно сказал:

— Оля, уже поздно. Надо бы Данилу положить.

Она повернулась, коротко глянула на мужа, но промолчала.

— Оль, нам бы с капитаном сначала с глазу на глаз переговорить. Ты не против?

Она хотела возразить, но муж ее опередил:

— Пожалуйста, Оля. Не обижайся.

Она поколебалась, но все-таки вышла.

Илья посмотрел на капитана.

— Ну, что?

Назаров опустил голову, прихлебнул кофе.

— Ничего хорошего.

Илья терпеливо ждал подробностей.

— Ситуация хуже, чем даже я предполагал. Во-первых, в трагедии замешана наша общая старая знакомая. Во-вторых, я вряд ли получу помощь со стороны. Ни от Городского уголовного розыска, ни от ФСБ. По их словам, на то нет оснований. И я… В общем, я не смог на это что-то возразить.

Спустя еще пять минут Назаров рассказал Илье то, что произошло в доме Ефима, пересказал свой разговор с фээсбэшниками и с самим хозяином. Когда он замолчал, Илья уткнул лицо в ладони, тяжело вздохнул. Потом он посмотрел на капитана, и тот увидел в его глазах сильнейшую подавленность.

— Но ведь та женщина, Даша… У нее тоже случился выкидыш, — заметил Илья.

Назаров кивнул.

— И у дочери Ефима, — добавил Илья. — Случилось то же самое.

Он резко встал, едва не опрокинув стул. Казалось, он хотел на кого-то броситься. Назаров даже смутился.

— Ты чего? Успокойся, я…

— Моя Оля тоже беременная, — прошептал Илья.

Назаров опешил.

— И ты… Ты думаешь, что… — договорить он не решился.

— Всякое возможно. Эта старуха ведь ходила возле нашего дома. Олю напугала. С твоих слов возле дома Ефима ее тоже видели. Так что… Это абсурд — зачем ей мертвый ребенок? — он ударил кулаком по ладони. — Твою мать! Мы не сможем уехать. Не сможем.

— Ты уверен? Почему бы ни попробовать еще раз?

— Нет. У Данилы в прошлый раз истерика случилась, когда ушли из дома и поехали через поселок. Он так орал… Не бить же трехлетнего ребенка?

Назаров покачал головой.

— Не волнуйся, Илья. Я понимаю, ты скажешь, что мне легко об этом говорить, но… не волнуйся. Ты вот что. В поселке с населением почти семь тысяч человек беременная не одна твоя жена. Притом, что я допускаю мысль: было лишь два похожих случая, но это не значит, что старуха в плаще и в следующий раз заберется в чей-то дом, где есть беременная женщина. И ты можешь приготовиться к любой встрече. У тебя есть оружие?

Илья покачал головой.

— Нет? Я дам тебе отличное охотничье ружье. Покажу, как им пользоваться. Это несложно. И все. Запирай двери на все замки, и…

— А если это не поможет?

Назаров запнулся. Потом заметил:

— Ефим — человек в возрасте, и он не ожидал такой гостьи. А в другом случае женщина вообще была в доме одна. На их фоне ты…

— Есть в ней что-то такое, — перебил его Илья. — Даже не знаю, как сказать. И эти ее перемещения… Было бы неплохо справиться с ней одним лишь ружьем.

Они немного помолчали, и Назаров сказал:

— Ты не забывай — я сейчас здесь и никуда не уезжаю. В общем, каждую ночь дежурю. Мои ребята будут приезжать днем, и я смогу немного отсыпаться. Ну, а ночью — устрою патрулирование. Думаю сделать так, чтобы со мной был один помощник. Они будут меняться через ночь. Вот. Если что — сразу набирай мой мобильник. Примчимся в течение двух минут.

Илья перестал маячить из угла в угол и сел за стол.

— Послушай, капитан. Почему тебе не помогут коллеги из Города? Это не укладывается у меня в голове.

Назаров вздохнул.

— На все нужны основания.

— Разве их нет?

— Не знаю. Может, и есть, но… Этого мало.

— Как это? Неужели не достаточно, что у нас в поселке… Почему?

— Все выглядит так, словно у Ефима была внутрисемейная разборка. Из-за чего у его дочери и случился выкидыш. Она в тяжелом состоянии, а Ефим упорно молчит. Я вырвал у него подтверждение своих подозрений, лишь пообещав, что это останется между нами.

Назаров поднялся из-за стола, отнес чашку в мойку, встал у окна, пытаясь рассмотреть двор.

— Даже признайся Ефим, что в доме была какая-то старуха, из-за которой все и произошло, все равно это — дохлый номер. Не знаю, может, эксперт плохо постарался, но в доме не обнаружили следов пребывания постороннего человека. Ни волос, ни слюны, ни других частиц. И признание хозяина выглядело бы странно. Откуда взялась старуха? Она не местная, до ближайшего населенного пункта — приличное расстояние. Выходит, старуха пришла откуда-то пешком, чтобы довести беременную до выкидыша, после чего забрать мертвую плоть?

Назаров покачал головой, как бы отвечая сам себе: выглядит абсурдно.

— Так что же делать? — пробормотал Илья. — Зачем чего-то ждать? Я могу подтвердить существование этой старухи. Она наверняка представляет опасность.

— Какую опасность, Илья? Убийства не было, все выглядит неправдоподобно. Пойми — у меня не получится сделать так, чтобы сюда привезли роту солдат и оцепили весь поселок. Люди боятся, и никто не жаждет ринуться в бой. Нереально влезть в их частную жизнь и что-то требовать, каких-то доказательств. Здешние жители кое-как приспособились и надеются отсидеться.

— Черт, неужели все так глухо?

— Если бы даже в поселке произошло убийство, для Городского уголовного розыска — это всего лишь рутинная работа. Они заведут дело, но это не значит, что здесь все кардинально изменится и людям станет спокойно. Что их смогут защитить.

С минуту они молчали, потом Илья встал и спросил:

— Ты ружье сам привезешь или мне с тобой поехать?

 

15

Илья долго всматривался в лес позади двора, прежде чем вернуться к жене. Он делал так уже четвертую ночь подряд, а казалось — несколько месяцев.

Ночи, последовавшие после разговора с капитаном, Илья почти не спал. Он слегка компенсировал это днем, но дальше беспокойной дремы не шло. Илья вскидывал голову, прислушиваясь к тишине в доме, убеждаясь, что Оля и Данила рядом и с ними ничего не случилось.

Дни становились все теплее, и они с Олей не могли держать ребенка в доме. Чтобы как-то обезопасить сына, они договорились находиться рядом с ним во дворе по очереди. К счастью, мальчик не порывался выйти к лесу, и вообще он часто просто сидел и смотрел перед собой, чем вызывал у матери беспокойство.

Илья по-прежнему считал ночи самым опасным временем.

Лишь сегодня Оля легла в их общей спальне. До этого она спала вместе с Данилой в его комнате. Илья вообще не ложился. Он приносил кресло в коридор, ставил рядом ружье и садился, временами проваливаясь в сон, напоминая сам себе наемного убийцу Леона из фильма Люка Бессона.

Время притупляет и хорошие эмоции, и плохие, и сегодня Илья решил, что ляжет в кровать рядом с женой, только не разденется. И, как обычно, не закроет двери в спальнях.

И все же один вопрос не могло притупить ни что: как долго все это будет продолжаться?

После посещения их дома капитаном Оля молчала, но становилось ясно, что до бесконечности так не будет. Пока они вслух об этом не заговаривали, но это ничего не меняло — и сам Илья, и его жена без конца размышляли, как им быть дальше?

Сегодня Илья, вздремнув перед рассветом и заметив, что жена уже не спит, сказал ей, что ненадолго отлучится. Он проехал в торговый центр и там остановился, не понимая, что это ему даст — он ведь и так знал, что ничего не изменилось. Действительно — уезжавших жителей не было. Лишь чуть позже в поселке появилось пару приезжих машин, но это все.

Как сказал капитан, люди приспособились и ждали, когда все изменится само собой. Им было, что кушать, было, где спать, их положение еще не стало критическим, после чего страх перед чем-то необъяснимым перестанет их сдерживать. И у них была связь с внешним миром. Они, конечно, не могли съездить к своим родственникам, но они могли пригласить этих родственников к себе.

Правда, Илья сомневался, что многие этим воспользовались. Скорее всего, для внешнего мира ситуация в поселке оставалась не более известной, чем времяпрепровождение жителей далеких экзотических стран.

Дождавшись, когда приезжие покинули поселок, Илья вернулся домой. После обеда он проехал за продуктами и какое-то время наблюдал за дорогой. Ничего не изменилось. Если кто-то и появлялся в поселке, это были приезжие и оказывались они здесь по работе.

Вернувшись домой, Илья обнаружил, что Оля тоже предприняла что-то, что могло хоть как-то снизить напряжение. Взяв с собой Данилу, она сходила к Короткевичам. Оля надеялась, что соседи будут рады их обществу и позже придут в дом Даменковых. Она сказала Илье, что будет только за, если соседи согласятся переночевать здесь.

Ничего не вышло. Люда по-прежнему находилась в заторможенном состоянии, а Виктор не стремился поддерживать разговор. Сказав, чтобы они приходили в гости, Оля ушла. Она старалась не показать этого, но Илья заметил — жена сильно расстроилась. И он ее понимал. В конце концов, будь с ними еще кто-нибудь рядом, у них бы не было ощущения, что они находятся в полной изоляции.

Стоя у окна и вспоминая это, Илья спрашивал себя: он случайно не заснет так, чтобы не стало слишком поздно, если сегодня суждено чему-то случиться? Поколебавшись, он еще раз проверил заднюю дверь, подхватил ружье и прошел в спальню к жене. Прислушавшись к ее дыхание, он с удовлетворением понял, что она спит.

Опасаясь разбудить ее, какое-то время он стоял и думал, не устроиться ли снова в кресле у входа в спальню. Потом все-таки медленно, осторожно прилег на кровать.

Задремал он быстро, но ненадолго. Ему показалось, что прошло всего несколько минут, когда его разбудили крики у кого-то из соседей.

Илья привстал с кровати, потянулся к ружью.

Спустя минуту, когда он решил, что ему что-то приснилось, снова послышался крик. Женский крик в одном из соседних домов. И снова тишина.

Илья приник к окну, и в этот момент понял, что кричали у Короткевичей. Он посмотрел на Олю — жена, странное дело, так и не проснулась. Наверное, слишком измучилась в предыдущие ночи. Илья поколебался, но не решился ее разбудить.

Он выбежал из комнаты, на ходу набрав номер Назарова.

Капитан, который в две предыдущие ночи, патрулируя поселок, приезжал на эту окраину не менее десятка раз, сегодня сделал перерыв. Закон подлости в действии.

— Илья? — откликнулся встревоженный голос Назарова.

— У Короткевичей что-то случилось!

— Выезжаю!

Илья выскочил на веранду и вдруг понял, что после звонка Назарову пытается набрать номер Короткевичей. Чертыхнувшись, он нажал «сброс». Распахнул заднюю дверь и вышел во двор.

Крики не повторялись, но тишина была какой-то неплотной, словно что-то скрывала в своем чреве. Казалось, будь у Ильи слух собаки, он бы что-то услышал. Теперь у него возникли сомнения, что кричала Люда, а не другая женщина. С чего он вообще взял, что кричали у Короткевичей?

Понимая, что должен пойти к своим соседям, он еще раз подумал, не разбудить ли жену. Впрочем, на это времени не было. Илья закрыл на ключ заднюю дверь и выбежал со двора на тропу.

Проверив ружье, прислушиваясь, он миновал два дома и в полумраке заметил, что у Короткевичей распахнута задняя дверь. Как бы в подтверждение, что это не зрительная галлюцинация, слух уловил приглушенный скрип — дверь толкнул несильный ночной ветерок. Последние сомнения исчезли — к Короткевичам пришла беда.

Несмотря на дрожь и сомнения, он вошел во двор, поспешил к дому. В том, что здесь снова замешана старуха в плаще, Илья не сомневался. Возможно, она еще здесь, хотя зловещая тишина намекала: то, что могло случиться — уже случилось.

Зияющая пасть распахнутой двери приблизилась. Илья уже поставил ногу на нижнюю ступеньку крыльца, когда тихий знакомый звук заставил его замереть.

Так на ветру хлопают полы плаща.

Илья медленно обернулся, осматривая двор, и понял, что не может определить, с какой стороны раздался хлопок ткани. С таким же успехом это могло случиться в доме, там ведь тоже бывает сильный сквозняк.

В этот момент с другой стороны дома взвизгнули шины, и по двору скользнул изломанный отсвет фар. Негромко хлопнули дверцы.

Илья шагнул в дом, пытаясь не думать, как поступит, если сейчас наткнется на старуху в плаще. В парадную дверь забарабанили, послышался голос:

— Открывайте!

Илья подумал, что сейчас капитан или его помощник вынесет дверь, но сзади послышался шорох, и голос капитана негромко потребовал:

— Стоять!

Пока сержант стучал в парадную дверь, Назаров обошел дом.

Илья обернулся к нему.

— Это я.

Назаров не удивился и, ничего не сказав, вынудил его посторониться. Он включил фонарик, вытянул руку с пистолетом и вошел в кухню. В этот момент они оба услышали стоны в одной из комнат. Оба поспешили вглубь дома, но на выходе из кухни Назаров резко остановился. Илья едва не столкнулся с ним.

— Твою мать, — пробормотал Назаров, направив луч фонаря себе под ноги.

На полу лежал Виктор. В груди у него торчал загнанный наполовину разделочный нож. Его руки держали рукоятку, как будто это было самоубийство.

Илья почувствовал спазм в животе. Несмотря на мрак, на невозможность разглядеть детали, он почувствовал запах крови. Быть может, не попади лезвие в сердце, Виктор был бы еще жив. Его убили только что.

Назаров переступил убитого, шагнул к ближайшей спальне. Там он обнаружил Люду — она стонала и дергала руками и ногами, словно лежала на льду и тщетно пыталась встать. Назаров проверил другие комнаты, убедился, что больше в доме никого нет, и крикнул Илье:

— Открой сержанту! Пусть звонит Левину.

Кое-как перешагнув Виктора, Илья прошел к входной двери. Пока сержант звонил по сотовому доктору, Илья вернулся к капитану. Увидев Люду, он спросил:

— Что с ней? Ранена?

Назаров покачал головой.

— Похоже, в этом доме история повторилась.

— Что? — не поверил Илья.

— Ее довели до такого состояния, что случился выкидыш.

У Ильи ослабли ноги.

— Я не знал, что она была беременна.

— Это ничего не меняет. Помоги-ка мне положить ее на кровать.

Илья, мерявший шагами гостиную, услышал звук отъезжавших машин. Он приоткрыл парадную дверь, выглянул наружу.

От дома Короткевичей отъезжали катафалк и машина оперативников из Города. Илья проводил их взглядом, поколебался, медленно прикрыл дверь. До сумерек еще есть время, но Илье очень не хотелось оставлять Олю с Данилой хотя бы на полчаса.

Он и так почти всю первую половину дня провел в доме Короткевичей, с того момента, как приехала следственная группа. Он отвечал на вопросы, помогал Левину присматривать за Людой. Он сам позвонил родителям Виктора, сам встретил их, когда те приехали спустя полтора часа. И еще Илья напоминал Назарову: Люду нужно оставить в поселке, иначе она рискует не приехать живой в Городскую клинику.

Потом Илья ушел. Он беспокоился за свою семью, и он уже не был нужен в доме Короткевичей.

Время шло, но странно — спать не хотелось, несмотря на бессонную ночь. Илья постоянно выглядывал на улицу, чтобы убедиться — в доме Короткевичей все еще находится следственная группа. В мозгу же болезненно билась мысль: моя семья — следующая? И если да, как этого избежать?

Сейчас, увидев, что можно вернуться к соседям и поговорить с Назаровым, Илья понял, что хочет не столько выяснить, что раскопала следственная группа, сколько потребовать от Назарова защиты своей семьи.

Да, пусть капитан обеспечит Илье это, если ему не хватило силенок убедить Городское УВД, что в поселке необходимо ввести чрезвычайное положение!

Илья прошел в спальню сына. Мальчик задремал, и Оля сидела рядом, легонько поглаживая его по спине. Они посмотрели друг другу в глаза. Илья сказал:

— Я выйду к Короткевичам. Постараюсь недолго. Справишься без меня, хорошо?

Она промолчала, хотя хотела что-то сказать, и потому Илья молча ждал. Наконец, он не выдержал:

— Ты что-то хотела спросить? Говори, Оля.

Она опустила голову, глянула на спящего сына.

— Мы можем попросить, чтобы милиция вывезла нас?

— Оля, ты же знаешь…

— Пусть закроют нас в своей машине и везут, что бы мы ни требовали от них. Если мы даже начнем кричать и стучать в дверцу, пусть они не останавливаются, — она подняла голову и посмотрела мужу в глаза. — Мы ведь можем договориться с ними об этом заранее?

Илья ответил не сразу. На минуту ему показалось, что Оля предлагает дельное решение. Он поговорит с Назаровым, и тот наверняка все уладит. Да, им будет плохо, когда машина, в которой их закроют, окажется на выезде из поселка, и нервишки они себе подпортят. Но выбора, кажется, нет. Придеться помучиться, зато на этом все закончится. Раз — и проблем больше нет. Черт с ним с этим домом. В крайнем случае, они продадут его за полцены, так и не вернувшись больше в поселок.

Правда, пугало, как это перенесет Данила, но его можно усыпить перед отъездом. Дать снотворное и немного подождать.

Привлекательность варианта исчезла, как только Илья вспомнил о Даше, о том, что она скончалась, когда ее вывезли из поселка. И, судя по всему, им всем грозит то же самое, если в один прекрасный момент игнорируют мольбы вернуть их обратно.

Илья покачал головой.

— Нет, Оля. Ничего не получится. Мы можем не доехать живыми. Я не хочу рисковать тобой и Данилой.

Оля не спорила — она молча кивнула.

— Я ненадолго, — повторил он и вышел.

В доме Короткевичей было слишком уж тихо. Как будто кроме капитана, его помощника и доктора Левина никого не было.

Илья прошел в дом, остановился, глядя на капитана. Тот отдавал последние распоряжения сержанту — помощник вместе с доктором собирались уходить.

Пока капитан выходил на крыльцо, Илья осторожно заглянул в спальню Люды. Ее там не было. Илья вышел, огляделся, заглянул в общую комнату, потом в спальню ее сына. Никого. Может, Люда в ванной? Удалилась от всех, закрылась, игнорируя, что в ее доме все еще посторонние люди? Похоже на то.

Илья вернулся в прихожую, которая у Короткевичей больше напоминала гостиную. Назаров коротко глянул на него, тяжело вздохнул и опустился на стул у окна. Достал сигарету, зажигалку. Капитан собирался закурить… в чужом доме!

Илью кольнуло нехорошее предчувствие.

— Как себя Люда чувствует? — спросил он.

Назаров затянулся и после паузы ответил:

— Ее здесь нет.

— В смысле? Ее увезли в Город?!

— Нет. Ее… Она умерла пару часов назад.

— Что? Как она…

— Она повесилась.

Несколько минут они молчали. Назаров нервно докуривал сигарету и словно прятал лицо за сгущавшимся в прихожей дымом. Илья просто не знал, как дальше вести разговор. Он собирался потребовать от капитана защиты для своей семьи, но на фоне трагической смерти Люды это требование показалось едва ли не циничным.

И беременна не только его жена. Сколько еще таких наберется на семь тысяч населения? По меньшей мере, несколько десятков. Но даже будь таких женщин и девушек две-три, они тоже хотели бы получить защиту.

Назаров затушил окурок, поглядел себе под ноги, поколебался и бросил его на пол.

— Она вроде как задремала, — заговорил он. — Ну, я и решил, что лучше оставить ее одну в спальне. Когда кто-то из следственной группы заглянул туда, было поздно. Ее тут же вынули из петли, но она уже была мертва.

— О, Боже мой, — прошептал Илья.

— Если бы не шум такого количества народа в доме… Я что-то слышал за полчаса до того, как все обнаружилось. Подумал еще, что Люда кому-то звонит по мобильнику. Решил не мешать. Оказалось, я уловил ее предсмертные хрипы.

Илья прикрыл ладонью лицо.

— Капитан, ты только моей Оле не проболтайся. Я скажу, что Люду куда-то увезли, чтобы ей одной дома не быть.

Назаров кивнул. Он снова закурил, и какое-то время длилась пауза. Потом Илья спросил:

— Что с Виктором? Нашли какие-нибудь следы?

— Окончательного решения еще нет, но… В общем, похоже на самоубийство — на ноже только его отпечатки. И в доме нет следов пребывания других людей, кроме хозяев. Кое-какие вещи, правда, еще подвергнут более тщательной экспертизе. Но… двое людей, которые видели… старуху, уже никому ничего не скажут.

Илья встретился с капитаном взглядом.

— Значит, ты не сомневаешься, что здесь была именно та самая старуха?

— Пока только с ней можно увязать все необъяснимое, что происходит в поселке. Так что… Какие могут быть сомнения?

— Капитан, и что теперь ты собираешься делать? Ждать следующей жертвы? А потом?

Назаров покачал головой.

— Илья, у меня такое чувство, что ты меня в чем-то обвиняешь. Или я ошибаюсь?

Илья смутился.

— Нет, — буркнул он. — Я просто спросил.

— Ведь я мог бы устраниться от происходящего здесь. Например, взять продолжительный отпуск. Сейчас это было бы нелегко, пришлось бы попотеть, но достижимо.

Назаров встал, выглянул в окно, извлек очередную сигарету и закурил.

— Пожалуй, если произойдет еще два-три таких случая, мне удастся, наконец, убедить ФСБ в том, в чем я хотел их убедить.

— Два-три случая? — вырвалось у Ильи.

— Я ведь не волшебник, Илья. Я всего лишь участковый. Бывший следователь уголовного розыска по особо тяжким преступлениям, которого в один прекрасный день понизили в должности за превышение полномочий. Так что… Я ведь тебе объяснял всю теперешнюю ситуацию.

Илья, чувствуя внутри неприятный холодок, кивнул.

— Я все понимаю, капитан. Извини, если я что-то не то сказал. Но… Я ведь… Я беспокоюсь за свою семью.

— Илья, я тебя понимаю и…

— Нет, капитан, я о том, что у меня появилась уверенность: следующий дом, куда наведается старуха — мой. Я чувствую, что не ошибаюсь. И… если исходить из того, что случилось здесь, с Виктором, мне кажется, я рискую в одиночку не справиться. Ружье — не нож, но… не все так просто. И ты с помощником не явишься в ту же секунду. Если я вообще успею позвонить.

Назаров присел на стул, откинув голову, посмотрел в потолок.

— Я так понимаю, — пробормотал капитан. — Ты хочешь, чтобы я ночевал у тебя. И желательно со своими ребятами?

Илья промолчал, не решаясь подтвердить эту мысль словами.

— Да-а. Я, конечно, не считаю, что интуиция тебя подводит. В конце концов, почему бы ни устроить этой бестии ловушку? Но… Илья, уж точно не этой ночью. Ты пойми, я должен дать своим помощникам отдых. Тем более, если мы хотим, чтобы они потом бодрствовали целую ночь.

Илья кивнул. Он не надеялся, что Назаров проведет ближайшую ночь в его доме. Он вообще не надеялся, что капитан согласится с этой затеей. И потому разочарований не было.

— Я согласен с тобой, — продолжал Назаров. — Ты живешь на окраине, ты уже не один раз видел эту старуху. Выходит ты один из первых кандидатов на ее посещение. В общем, я сам хочу пойти тебе навстречу, но меня беспокоит другое.

— Что?

— Если мы проведем у тебя ночь, вторую, третью, но старуха так и не заявится? Или того хуже, навестит другую семью? Что тогда?

— Не знаю, — признался Илья.

Они помолчали. Потом Назаров поднялся со стула.

— Ладно, постараемся обойтись без всяких «если». Ты только сегодняшнюю ночь протяни, а завтра решим.

Илья направился к двери.

— Выходим, — сказал Назаров. — Кажется, в этот дом еще очень нескоро придут новые хозяева.

 

16

Сержант Тищенко, попрощавшись с капитаном, сел в свою старенькую «пятерку» и поехал к выезду из поселка.

Он приехал рано утром, но спустя какой-то час Назаров предложил ему отправиться домой и хорошенько выспаться. Ночью им всем предстояло дежурство. Как понял Тищенко из разговоров Назарова с Белым, они не будут патрулировать по поселку, а устроятся в каком-то доме. Что-то вроде засады.

Тищенко это не обрадовало, но выбора не было. Он понимал, что капитан искажает их график работы не из-за собственной прихоти. Странные происшествия в поселке говорили сами за себя. И сержант хотел лишь одного — пусть все быстрее разрешится.

Он приближался к окраине. Возле одного из домов стояла женщина в фиолетовом плаще. Она стояла к машине спиной, глядя на дом.

Тищенко оставил ее позади, когда какое-то странное ощущение заставило его нахмуриться. Женщина была необычно одета. Тищенко никого не видел в этом поселке в таких плащах. И что-то в самой женщине было… неприятным что ли? Она стояла, как будто кого-то ожидая или что-то высматривая. И это сейчас, когда в последние дни улицы пустынны, а жители, если уж покидают дом, очень спешат.

Сержант притормозил, достал сотовый, вызвал капитана. Не мешает сообщить ему об этой бабенке в плаще.

В тот момент, когда капитан отозвался вопросом: «Что у тебя?», в памяти у Тищенко как будто встали на место последние детали не такой уж сложной головоломки, и он вспомнил, что уже слышал в кабинете Назарова и во время патрулирования о какой-то старухе в плаще.

— О, блин, — вырвалось у него. — Капитан, там… у какого-то дома…

— Что там?

— Тетка какая-то. На ней плащ такой… Вы как-то говорили про…

— Болван! — выкрикнул капитан. — Быстро назад. Где она?!

— Она…

— Не отпускай ее никуда! Я сейчас буду! Ты это… будь осторожен, не подходи вплотную. Держи на прицеле!

— Все понял, — отозвался Тищенко, разворачивая машину.

Потом он понесся назад. Минуты не прошло, как он достиг того самого места, где стояла…

Или это не здесь?

Тищенко усомнился потому, что женщины в плаще уже не было. Вообще никого не было. Он остановил машину, быстро выбрался из салона, вытянув табельное оружие. Прошел пару метров, но, не зная, как быть дальше, остановился.

К счастью, послышался рев двигателя, и спустя считанные секунды из-за поворота показалась машина Назарова. Капитан был вместе с Белым. Взвизгнули шины, хлопнули дверцы, двое мужчин выскочили из машины.

— Где она? — крикнул капитан.

Тищенко растерянно развел руками.

— Я вернулся, но… ее уже не было.

— Твою мать!

— Я… Минуты не прошло, как я…

— Возле этого дома она стояла? — и, не дожидаясь ответа, Назаров скомандовал. — Быстро во двор! Обходим дом. Я справа, Белый — слева. Ты, Саша, вызывай хозяев.

Они разошлись, Назаров поспешил вокруг дома. На заднем дворе он оказался раньше Белого. Убедился, что здесь никого нет, увидел сержанта, махнул ему.

— Проверь соседний двор. Я к парадному входу.

Тищенко все еще пытался вызвать хозяев.

— Не открывают, — сказал он подошедшему капитану. — Но, кажется, дома кто-то есть.

— Думаю, бестия в плаще до них не добралась, — пробормотал Назаров. — И на том спасибо. Ладно, черт с ними, не стучи. Они нам не помощники. Давай-ка, лучше их соседей обойдем. Может, кто чего скажет.

Тищенко засопел, кивнул.

— Только я умоляю тебя, Саша. Будь осторожен. Может случиться так, что в каком-то доме уже некого будет спрашивать.

Данила нехотя ел манную кашу. И то лишь потому, что мать его очень просила.

Илья смотрел на сына, и у него внутри что-то болезненно сжималось. Сын похудел за считанные дни, и пришлось обратить внимание на то, как он ест. Хорошо хоть Оля восприняла это спокойно — заставить ребенка есть. Раньше они такого не практиковали. Хочет — ест, хочет — не ест.

Похоже, Данила распробовал, отвлекся и заканчивал с едой веселее, когда Илья заметил, что Оля вздрогнула. Жена странно вскинула голову, оторвавшись от наблюдения за сыном, и посмотрела в окно.

Илья тоже посмотрел в окно. Во дворе все было по-прежнему. Он перевел на Олю вопросительный взгляд.

Она скользнула ладонью Даниле по голове и шагнула к выходу из кухни.

— Ты куда? — спросил Илья.

— Я сейчас. Налей ему сока.

Она вышла, но Илья не пошевелился. Он видел, как изменилось лицо жены. Казалось, она услышала нехорошую весть. Его самого кольнуло беспокойство.

Илья шагнул было за ней, остановился, глянул на сына. Мальчик сидел, не шевелясь, застыв с зажатой в руке ложкой, и смотрел вслед матери. Тарелка была пуста.

— Данька, подожди, — бросил ему Илья. — Сейчас будешь пить сок.

Илья вышел, чувствуя, как похолодела спина. Он думал, что Оля пошла в спальню, но ее там не было. Илья обернулся и в этот момент услышал сдавленный всхлип. Казалось, Оля плакала, сдерживаясь, чтобы ее не услышали. Илья нахмурился, догадавшись, что она в гостиной.

Что еще случилось?

Он вошел в гостиную.

Оля стояла у окна, на кого-то глядя, и… зажимала рот ладонями. С силой зажимала. Илья ошибся, приняв всхлип за сдавленное рыдание. Нет — жена пыталась сдержать вопль! Ее уже трясло, в таком она была напряжении, и, тем не менее, она не сходила с места.

Он бросился к ней.

Жена его заметила, и ее прорвало — она закричала.

Перед домом была… старуха в фиолетовом плаще. Старуха сидела на корточках и что-то поднимала с земли.

Илья растерялся. Он ждал старуху не раньше сумерек, и ее появление перед домом днем шокировало его. Он видел, как старуха выпрямилась, как из-под капюшона посмотрела на фасад дома, и лишь оборвавшийся крик жены вывел его из ступора.

Оля попятилась от окна, расширенными глазами глядя на застывшую старуху.

Илья рванулся к входной двери, остановился, вспомнив о ружье. Несколько секунд он колебался, обязательно ли выйти к старухе вооруженным, потом все-таки проскользнул в спальню и схватил ружье.

Когда он выскочил на крыльцо, старуха уже находилась по другую сторону забора и уходила к соседнему дому.

— Стой! — выкрикнул Илья.

Она не отреагировала, и он вскинул ружье.

— Остановись, пока я не выстрелил!

Старуха повернула к нему голову, но не остановилась. В ее движениях даже спешки не появилось. И, казалось, она невозмутимо рассматривала того, кто пытался ее остановить.

Илья колебался. Он не был хорошим стрелком, и с момента походов в стрелковый тир прошло слишком много времени, но расстояние было незначительным — Илья мог подстрелить старуху. Но в последний момент что-то не позволило ему нажать на курок. То ли неуверенность, что именно эта старуха являлась виновником гибели семьи Короткевичей, то ли понимание, что он просто не сможет кого-то застрелить, тем более, безоружного.

Впрочем, мелькнуло что-то еще.

Ощущение, что выстрел ничего не даст. Непонятно, почему, но старуха останется невредимой. Не потому ли она так хладнокровно уходила, пока он в нее целился?

Пока Илья медлил, старуху скрыл угол соседнего дома — она зашла во двор. Илья мог выскочить на улицу, и тогда старуха снова оказалась бы в поле его зрения, но с него уже хватило. Все равно он не выстрелит. Потому что… это ничего не изменит.

Илья вытащил мобильник, вызвал Назарова.

— Случилось что? — голос участкового был недовольным, как будто его оторвали от важного дела.

— Старуха… — вымолвил Илья.

— Где?

— Возле соседнего дома.

— Продержись три минуты.

— Говоришь, она что-то поднимала с земли? — переспросил Назаров.

Илья кивнул.

Они стояли перед его домом и, хотя старуха уже скрылась из этой части поселка, не причинив никому вреда, по-прежнему посматривали по сторонам. Двое помощников Назарова сидели в машине и курили.

— Да-а, — протянул капитан. — Где-то я это уже слышал. И не один раз. То, что она что-то поднимает с земли. Вот тварь.

Он заглянул Илье в глаза, и тот решил, что Назаров хочет спросить, почему Илья не выстрелил. Назаров промолчал. Действительно, какой смысл обсуждать то, чего не изменишь? Тем более, если нет определенного объяснения?

Илья вздохнул.

Он с трудом анализировал услышанное от Назарова. Не укладывалось в сознании, что звонок капитану застал его с помощниками за прочесыванием южной части поселка, где еще утром видели старуху в плаще. Получалось, она запросто ходит по городу, открываясь множеству людей. И когда? Днем!

Примчавшись сюда, Назаров отказался от услуг Ильи, намекнув, что ему лучше остаться с семьей. Илья был ему благодарен. Как бы он проверял соседние дворы, ежесекундно спрашивая себя, не приникает ли в этот момент старуха в его дом?

— Значит, и здесь никаких следов? — спросил Илья.

Назаров кивнул.

— И здесь. Мы не так-то быстро приехали, Илья. Она могла уйти в лес.

Он замер, словно вспомнил что-то важное. Илье он напомнил человека, у которого вдруг выпала зубная пломба.

— Что случилось? — негромко спросил Илья.

— Уйти в лес, — Назаров повторил свои же слова. — В лес.

Они посмотрели друг на друга. Наконец, Назаров сказал:

— Кстати, ты не задумывался, где старуха живет? Явно ведь не в поселке.

Илья пожал плечами.

— Не знаю. Даже предположений нет. Я об этом думал меньше всего.

Назаров кивнул, словно согласился: Илье было не до этого.

— Наверное, приходит откуда-то, — добавил Илья.

— Да. Вот только как далеко это «откуда-то»?

Капитан покусал губы и, казалось, хотел добавить что-то важное.

— Ты что-то надумал, капитан?

— Ладно, смысла нет об этом думать. Мы даже здесь никаких ее следов найти не можем, так что… Плохо другое — она уже не скрывается. И, хотя люди напуганы, кое-кто все же подтвердил, что видел ее. К счастью, не все заперлись в своих хижинах, когда мы стучали. В общем, она уже разгуливает по поселку днем.

Илья почувствовал, как усилилась тревога.

— Капитан, — пробормотал он. — Так что насчет сегодняшней ночи? Мне на вас рассчитывать?

Назаров помедлил, потом кивнул.

— Рассчитывай. Я думаю, что устроить засаду — оптимальный вариант. Боюсь ошибиться с местом посещения, но… Что же делать? Значит, так, Илья. Побудь без нас еще немного. Начнет смеркаться — приедем.

 

17

КЕХА медленно шла к поселку сквозь чернильную тьму леса. Времени было достаточно, и она не спешила, с помощью обоняния обходя деревья, кустарник или острые сучки отмирающих ветвей, торчавших во тьме, как вражеские пики.

Два часа назад она принесла очередную порцию материала, который использовала для обновления пристанища для паучков. Чтобы Сила, благодаря которой удавалось контролировать человеческий поселок, не ослабевала, приходилось обходить дворы и в каждом что-нибудь брать, не важно, травинку ли, листок или камешек.

Обложив паучий городок, КЕХА подошла к клетке. При ее приближении крысы, бегавшие внутри, замерли, припав к земле, прижав уши, косясь на ту, которая продолжала их кормить. Несмотря ни на что, эти прожорливые твари по-прежнему боялись КЕХА, не доверяли ей. Что могло быть в их глупых мозгах? Что в один прекрасный момент она прикончит их и сожрет так же, как они сжирали то, что она им давала? Так или иначе, они по-прежнему оставались в клетке, игнорируя собственный страх. Оставались из-за того, что жадность одолевала страх.

КЕХА перевела взгляд на Росомаху.

Та приподняла голову и тоже посмотрела на КЕХА. В последнее время Росомаха почти не покидала дальнего угла своей половины клетки. Она слабела. КЕХА даже почувствовала, что Росомахе понадобилось усилие, чтобы приподнять голову. Она была очень слаба, но КЕХА понимала, что в критический момент у Росомахи найдется резерв, достаточный, чтобы покончить с крысами, если прожорливые твари решат напасть на нее.

Да, так и будет. И лучше не рисковать, торопя события.

КЕХА не забывала, что было в ее собственном прошлом, и помнила, что случилось с ее предшественницей. Понять, наступит ли тот момент, когда можно уничтожить Особенное Животное, очень и очень сложно. Если вообще возможно.

До Росомахи в мире была Волчица. Существо более сильное, но менее выносливое. И, хотя Особенные Животные потому такими и были, что очень сильно отличались от сородичей, все-таки их физиология была ограничена рамками их вида. Несмотря на это, в их внутренних глубинах скрывалось нечто — что-то вроде аккумулятора, запрятанного так, что даже само Особенное Животное могло не догадываться о том, чем обладает.

Казалось бы, Росомаха на грани смертельного истощения, но уверенность в этом лучше не допускать в свой разум. Иначе возможна роковая ошибка.

Конечно, КЕХА рискует и страхуясь. Человеческое пристанище — слишком тяжелый камень, чтобы держать его в собственной руке неопределенное время. Еще немного, и некоторым особенно проворным людям удастся призвать помощь со стороны. Безусловно, КЕХА справится с этим, но с каждым днем на сохранение статус-кво будет расходоваться все больше и больше сил.

Росомаха снова опустила голову и прикрыла глаза. Экономит силы. Экономит, так как не теряет надежду, что все изменится. Или Она каким-то образом что-то чувствует?

КЕХА могла бы заставить крыс впасть в безумие, чтобы они своим писком и метанием по клетке вынудили Росомаху снова приподнять голову, даже привстать и нескоро погрузиться в прежнее оцепенение, напоминавшее жалкий сон. КЕХА могла. Но она бы выиграла немного.

Все равно, что вычерпнуть десяток ведер из озера, чей противоположный берег лишь угадывается в дали.

Понаблюдав за Росомахой, КЕХА отступила от клетки. Еще рано. Пусть все останется, как есть. Иначе можно потерять сразу все. Сейчас есть другие дела.

Через полчаса стемнело, еще спустя час КЕХА отправилась к поселку.

Она вышла к северной окраине, на минуту остановилась, вслушиваясь в ночь. Потом так же медленно двинулась вдоль домов, остановившись у того, который давно наметила. Здесь кроме беременной женщины был еще и трехлетний мальчик. Ребенок — неплохая страховка, если случится неудача, и у беременной не будет выкидыша.

Впрочем, КЕХА не сомневалась в том, что выпотрошит даже сильную духом человеческую самку, не склонную к испугу и истерике. Сейчас, когда КЕХА питается тем, что дает ей пленение Росомахи, никто из людей не сможет противостоять ей! Никто!

КЕХА принюхалась. Она уже собиралась пройти во двор и направится к задней двери, когда ее обоняние уловило новые запахи, не соответствовавшие этому дому. Здесь были посторонние. И эти посторонние вели себя тихо. Значит, они — не гости, пришедшие к хозяевам, они затаились, ожидая… КЕХА?

Да, похоже на то. Глупые человеческие особи надеялись, что, устроив засаду, справятся с КЕХА.

Если бы в мире КЕХА существовали ирония и сарказм, она бы противно захихикала. Но КЕХА вела более практичный образ жизни, нежели люди, и она не расходовала время и энергию на такие вещи.

КЕХА двинулась дальше. Нет, ее не остановила засада, она знала, что трое-четверо мужчин вместо одного не станут препятствием. Просто КЕХА никуда не спешила и понимала, что позже, когда люди в засаде будут измотаны, она затратит меньше энергии, чтобы получить свое.

Она могла выбрать сегодня другой дом, оставив тех, кто решил поиграть с ней в прятки, ни с чем. Могла. Но она наметила именно этот дом. И если кто-то решил за ней поохотиться, эти люди, рано или поздно, снова встанут у нее на пути. Так не лучше ли разобраться с ними сразу? Пока кто-нибудь особенно умный не догадался, что даже у такого существа, как КЕХА, есть уязвимые места.

Она уходила прочь от дома, к которому вернется часов через шесть-семь. Изредка она останавливалась, принюхивалась и снова шла дальше.

Ночь заканчивалась. С каждой минутой набирал силу рассвет.

Илья открыл глаза, уставившись в потолок. Не сразу он понял, где находится и что происходит. Когда же вспомнил и заметил, что уже не так темно, он быстро поднялся.

Жена спала, хотя ее сон и не показался глубоким и спокойным. В доме было очень тихо.

Илья подумал о трех мужчинах в своем доме — Назарове и его двух помощниках — и понял, что проспал почти всю ночь. Как это получилось? Вынудил людей прийти и охранять его, но сам вырубился, как мальчишка?

Илье стало неловко. Похоже, он прилег рядом с женой и сыном, рассчитывая подремать не больше получаса. Был еще вечер, а раньше полуночи Илья старуху в плаще не ждал. Илья прилег, но предыдущие бессонные ночи сказались — он заснул крепко. Наверное, не последнюю роль сыграло присутствие Назарова и сержантов — когда на душе относительное спокойствие, со сном справиться сложнее.

И вот ночь на исходе, но ничего так и не произошло. К счастью ли?

Если старуха не пришла сегодня, это не значит, что она не появится здесь завтра или послезавтра. Или послепослезавтра. Или через неделю. С другой стороны Илья не уверен, что Назаров проведет в его доме еще хотя бы ночь. Впрочем, и это ничего не гарантирует — капитан с помощниками не смогут бодрствовать каждую последующую ночь до тех пор, пока старуха не угодит в засаду.

Илья вышел из спальни. С вечера капитан и помощники заняли позиции так, чтобы контролировать все места, где возможно проникновение в дом. Назаров выбрал гостиную, откуда он видел входную дверь, крыльцо и часть улицы перед фасадом. Сержант Белый находился в кухне, контролируя заднюю веранду и двор. Тищенко расположился в спальне Данилы — он контролировал подходы к торцу дома. Все двери между комнатами оставили открытыми, чтобы каждый мог слышать происходящее в любом месте дома.

Илья заглянул в гостиную. Назаров сидел в кресле, придвинутом к самому окну. Илья видел его со спины, и трудно было сказать, заснул ли капитан. Когда Илья двинулся дальше, Назаров шевельнулся и что-то негромко пробормотал. Илья замер, понимая, что капитан все-таки задремал на своем посту. Впрочем, было ясно, что малейший шорох заставит его вскочить. Назаров, наверное, потому и устроился в кресле с удобством, что дождался рассвета, и стало понятно — на сегодня все.

Илья прошел в кухню. Сержант сидел за столом, опустив голову на сложенные руки. Здесь сомнений не было — Илья слышал его равномерное дыхание. Стараясь двигаться беззвучно, Илья открыл холодильник, достал пакет сока. Поглядывая на спящего сержанта, поднес пакет ко рту.

Сделав пару глотков, Илья услышал позади какой-то шорох, оглянулся и обнаружил в дверном проеме Назарова. Капитан кивнул ему, виновато улыбнувшись.

— И Сашка тоже дрыхнет, — он указал в сторону ближней спальни.

Илья шагнул к нему и прошептал:

— Ничего, все равно ночь кончается. Пусть вздремнут.

Назаров потянулся.

— Я тоже так подумал. Ну, и присел, оставив один глаз открытым. Услышал твои шаги и решил убедиться, что это кто-то из своих.

— А я как прилег перед полуночью, так только сейчас очнулся, — повинился Илья.

Назаров снисходительно хмыкнул.

— Ничего. Мы же здесь, — он зевнул.

— Капитан, иди еще вздремни, пока твои ребята спят. Не будить же их?

Поколебавшись, Назаров кивнул и вернулся в гостиную. Илья услышал, как кресло тихо скрипнуло под телом капитана. Илья медленно допил сок. Шагнул к мойке, где находился пакет для мусора.

И увидел, как на заднем дворе мелькнуло что-то фиолетовое.

Илья застыл.

На задней веранде послышался тихий-тихий шорох, и Илье удалось побороть оцепенение. Он вздрогнул, шагнул к веранде, но тут же попятился к выходу из кухни.

Конечно, в его дом пожаловала старуха, и он один не справится. Кроме того, главное не геройство, главное — уберечь жену и сына.

Его шаги разбудили сержанта — он приподнял голову, жмурясь, огляделся. Похоже, Белый был не из тех, кто просыпается мгновенно. Его смутила незнакомая обстановка и то, что он спал одетый, за столом.

Послышался шорох в двери, ведущей в дом. Старуха миновала веранду с поразительной скоростью. У Ильи вырвался крик.

— Капитан! Оля!

Выбегая из кухни, Илья понял, что между тем, как он увидел фиолетовый плащ где-то в середине двора, и шорохом у веранды, прошло не больше двух секунд.

— Капитан!

Назаров уже выбежал из гостиной, и они столкнулись.

— О, черт! — вырвалось у капитана.

— Она пришла!

— Спокойно.

В коридоре появился Тищенко, выхватил оружие.

— За мной, Саша! — скомандовал Назаров.

Он шагнул к кухне, заглянул, не врываясь туда с ходу. Прежде чем мимо него протиснулся Тищенко, Назаров заметил, что дверь с веранды уже распахнута, и в кухне находится старуха.

Пораженный, растерянный Белый уже выхватил пистолет, приказывая старухе остановиться и поднять руки. Растеряться было от чего. Низко опущенный капюшон бордового плаща не скрывал лица старухи полностью. Только глаза и лоб, оставляя нижнюю часть лица открытой. Дряблая пигментная кожа, тонкий, с закорючкой нос, две полоски сырого мяса вместо губ. И… запах. Точнее жуткая вонь.

Вонь атаковала человеческое обоняние резко, словно скунс, оказавшийся в доме, выпустил свою знаменитую струю. Скорее всего, запах распространился в течение нескольких секунд по всему дому.

Стреляй, хотел крикнуть капитан своему помощнику, но закашлялся от жуткой вони.

Старуха приблизилась к Белому и, схватив его за горло, встряхнула так, что могла свернуть ему шею. Раздался выстрел — Белый все-таки выстрелил, но пуля старуху не задела.

Назаров прицелился в нее, но в этот момент в кухню протиснулся Тищенко. Капитану пришлось потянуть его назад, и он упустил возможность выстрелить.

Вместо него выстрелил Тищенко, но старуха осталась невредимой — выстрелом вынесло кухонное окно.

Раздался третий выстрел, и Белый вскрикнул.

В этот момент Назаров понял сразу две вещи. Во-первых, старуха сделала так, что Белый застрелил сам себя. Во-вторых, происходило что-то странное, что приравнивало возможности капитана и его помощников к нулю. Времени разобраться в этом не было. Но в любом случае шокировало то, что оба помощника промахнулись с такого расстояния.

И еще Белый оказался между капитаном и старухой. Вместо того чтобы осесть на пол. Старуха поддержала сержанта, прикрываясь его телом.

Назаров действовал интуитивно. Он оттолкнул Тищенко и с грохотом захлопнул кухонную дверь. Боковым зрением он заметил, что Илья смотрит на него, замерев у входа в спальню.

— Уводи своих из дома! — крикнул ему капитан.

Рифленое стекло кухонной двери потемнело, и раздался треск — тело сержанта вынесло стекло и, усеянное осколками, растянулось на полу коридора.

Назаров попятился, взял на прицел дверной проем. Тищенко остался на месте. За спиной капитана Илья с ребенком на руках бросился к парадной двери. За ним из спальни выскочила Оля. Она замерла, глядя на мужчин возле кухни.

Пистолет в руках Тищенко вздрогнул, и раздался выстрел. Из кухни выплеснулась фиолетовая тень. Назаров, рискуя зацепить помощника, все-таки выстрелил, но пуля лишь выбила штукатурку в стене.

Голова Тищенко впечаталась в стену — так его тряхнула старуха. И даже сквозь пистолетный грохот Назаров услышал треск черепа.

— Оля! — послышался крик Ильи.

Женщина выскочила из дома.

Назаров взял старуху на прицел и нажал на спуск. Старуха осталась невредима. Она снова тряхнула Тищенко, и стало ясно, что сержант уже мертв.

Спазмы, вызванные усилившимся запахом, мешали Назарову прицелиться, но даже не будь этой помехи, он все равно бы отступил. Он выстрелил еще дважды, прежде чем ушел из коридора, но тщетно: старуху он даже не зацепил. Он был стрелком приличного уровня, и хотя старуха ни на мгновение не замирала на одном месте, с расстояния в три-четыре метра он должен был в нее попасть. Пусть не с первого выстрела, но должен.

Но он промахнулся. И с этим Назаров справиться не мог. Как не мог объяснить, почему это произошло.

Он выбежал из дома. Илья с ребенком на руках уже покинул двор. Его жена бежала следом. Казалось, они собирались скрыться бегом по улице.

— В машину! — крикнул Назаров. — Садитесь в машину!

Свой автомобиль капитан оставил у соседнего дома.

Оглядываясь на входную дверь, Назаров распахнул дверцу, подтолкнув Илью с мальчиком. Следом за мужем на заднее сидение забралась Оля. Назаров заскочил на место водителя, развернул машину.

Старуха из дома так и не появилась.

Назаров утопил акселератор в пол. Прочь от этого дома.

Спустя минуту захныкал мальчик. Илья прижал его к груди и спросил жену:

— Тебе не дурно?

Вместо ответа она сказала:

— Илья, мы ведь оставили наш дом!

Капитан, сбавив скорость, соединился по сотовому с Городским УВД. Представившись, Назаров выкрикнул:

— Нам срочно нужна помощь! Присылайте в поселок группу захвата!