Изредка в их спальню проникал шум проехавшей мимо дома машины, но в основном было тихо. В соседней квартире один раз гавкнула собака, и на этом звуки прошедшего дня закончились.

Они лежали в обнимку; Лера гладила мужу грудь, Арсений гладил жене спину. Медленные и очень приятные поглаживание казались сейчас не только важнее, но и изысканней ненасытного секса, которым они терзали себя третью ночь подряд.

Они снова были вместе, как в начале знакомства, но теперь их отношения стали намного крепче, теснее.

Когда Арсений почувствовал, что засыпает, Лера тихо окликнула его и спросила:

— Так ты думаешь, Черное Пальто приходит в детстве ко многим людям?

Арсений открыл глаза, посмотрел в потолок, белеющий во мраке спальни. Он чувствовал, что все эти три дня Лера хотела о чем-то поговорить, и, похоже, решилась.

— Не знаю, родная. Думаю, к некоторым он приходит, особенно если чувствует или предугадывает, что возможна пожива.

Лера заерзала под одеялом, и он обнял ее сильнее, успокаивая.

— Знаешь, у меня такое чувство, — прошептала она. — Что однажды, когда я сильно заболела, и у меня была высокая температура, он тоже… приходил ко мне. Я, наверное, бредила, и мать почти от меня не отходила, но все-таки несколько раз вышла из комнаты. Вот тогда он и пришел.

Лера помолчала, и Арсений ее не торопил.

— Мне кажется, он хотел мне что-то сказать, но так и не заговорил. А потом вернулась мама, и… все. Он куда-то исчез, — Лера вновь поерзала под одеялом. — Мне было тогда всего лишь восемь лет. Но я… вспомнила об этом только после твоего рассказа о Черном Пальто. И теперь я не уверена… было ли это на самом деле или это разыгралось мое воображение.

Арсений потрепал ее волосы на затылке.

— Успокойся, это уже не имеет значения. Мы его победили, он проиграл.

Лера вздохнула.

— Я никак не могу понять. Если он приходит к разным детям, почему никто из них никогда о нем не говорит?

— Пойми, это всегда случается в стрессовой ситуации. И ребенок, не в силах ничего объяснить, неосознанно забывает увиденное. Даже против собственной воли. Ведь и пожаловаться он не может — кто ему поверит?

— А когда повзрослеешь? Почему все забывает об этом настолько прочно?

— В детстве время другое. Вспомни, когда начинались летние каникулы. Три месяца казались целой жизнью. А сейчас три года — ничто. А под старость вообще покажутся минутами. Потому и выходит, что по ощущениям дети проживают такой год, будто это лет пять-семь, а может, и больше. И все, что случилось, постепенно забывается. Кто знает, может Черное Пальто потому и видит что-то впереди, что для него будущая взрослая жизнь ребенка — все равно, что пару недель, и можно просто спрогнозировать его судьбу?

Лера вздрогнула, приподнялась на локте, глядя на Арсения.

— Ты можешь объяснить, почему видел свою мать да еще, как ты сказал, почти в момент ее смерти? Ведь она — не вариант будущего, а прошлое.

Арсений помолчал.

— Лера, ты пойми, наверняка я ничего не скажу. Нельзя все объяснить. Можно только предполагать. С очень большой вероятностью ошибки или какого-то заблуждения. Я лишь могу высказать какое-то предположение, но верное оно или нет…

— Ну, так выскажись.

— Не хотелось бы, но… Ладно. Мы ведь не знаем, что такое смерть. И как происходит умирание, то есть как долго нечто, что можно назвать душой, находится в теле или подле него. Время вообще предмет плохо объяснимый. Быть может, моя мать, умирая, а умерла она по дороге в больницу, что-то такое увидела про нас с тобой. Неизвестно ведь, что с человеком происходит в этот момент. Ну, и… она смогла добраться до моего сознания, каким оно будет в тот момент, когда я приеду в деревню или когда окажусь в том доме за стеной. Если уж я встретил прохожего, которого видел еще в детстве, когда хулиганье обижало моего друга, вернее я увидел в детстве того, кого должен был встретить спустя много лет, если это принять, тогда, кто знает, в какой последовательности происходит наша жизнь?

Лера вздохнула, как будто держала что-то тяжелое. Арсений хмыкнул.

— Запуталась? Я как-то читал в одной книге, что времени как такового нет, есть только настоящее. И по своей теории автор утверждал, что все существует одновременно, да еще в одной точке. Например, будь мы способны, на собственном мизинце увидели бы и самые далекие звезды, и любую мелкую букашку, когда-либо жившую на Земле, и, конечно же, любое историческое событие, будь-то из прошлого или будущего.

— Ничего себе, — пробормотала Лера. — Почему же мы этого не видим?

— Не знаю. По какой-то причине это нам не дано. Или, скажем иначе: не дано в этой жизни. Лишь в отдельных случаях, уж не знаю, почему, мы лишь проникаем куда-то, выхватываем маленькие крупицы из этой грандиозной тайны.

Они замолчали. Арсений решил, что жена заснула, разговор на сегодня закончен, но Лера пошевелилась и снова заговорила:

— Пусть так. С твоей мамой мы решили. Но кто же звонил тебе ночью? Кто говорил с тобой по телефону и просил встретиться? Этот человек существует в реальности?

Арсений сел в кровати. Его охватило волнение.

— Этот человек — я.

Лера молчала. Кажется, она перестала дышать.

— Если я ничего не путаю, — добавил Арсений и снова лег, обняв жену.

— Но как? — прошептала Лера. — Ты можешь это объяснить?

Арсений молчал долго.

— Не могу, — признался он. — Если ты все-таки требуешь хоть какого-то ответа, я скажу вот что. Как, например, Черное Пальто предугадывает будущее, если будущего, как такового, нет? Значит, нечто существует независимо от основной реальности настоящего времени. Что-то вроде наброска, плана. Этот набросок может стать настоящей реальностью, а может исчезнуть, как любая ненужная вещь.

— Постой, Арсений. Ведь будущего нет, ты сам сказал. Как же этот набросок… может стать, а может…

— В том-то и проблема. Я сам не понимаю, как такое возможно. Наверное, это просто выше человеческого понимания. С другой стороны, если мне удалось увидеть самого себя в прошлом, даже в каких-то иных вариантах настоящего, почему бы я не смог позвонить сам себе?

Арсений снова сел, возбужденный. Лера сжала его руку, как бы успокаивая.

— Кто мог знать, — продолжал Арсений. — Что из-за флирта с сотрудницей на вечеринке, ты, заметив это, отдалишься от меня окончательно, и это толкнет тебя на измену? Только я мог знать… в том наброске реальности, где ты умерла, оставив меня с сыном. Оттуда я и пытался предупредить самого себя.

Теперь села в кровати Лера.

— Выходит, любой из нас в очень сложной жизненной ситуации теоретически может встретить самого себя в каком-то там «наброске» и узнать что-то важное?

Арсений усмехнулся, но его лицо тут же стало серьезным.

— Здесь не все так просто. Любой предмет имеет несколько сторон. Встретить самого себя — это, наверное, самое опасное, что может случиться с человеком.

— Я не поняла, — призналась Лера.

— Почему-то моя мать просила меня не идти на похороны. Я думаю, что там, увидев самого себя, я едва не совершил непоправимое… Знаешь, прошлой ночью мне приснилось, что я искал того типа, Черное Пальто, хотел посоветоваться с ним. Представляешь? И он подталкивал к тому, чтобы я нашел человека, которого… В общем, нашел самого себя, чтобы предупредить об опасности лично.

— Лично?

— Да. В этом и была бы ошибка.

— Но почему?

— Я думал об этом весь день. И решил, что, встретившись с самим собой, человек уже не может обыграть свою судьбу, и «набросок» реальности срастается с самой реальностью. То есть, если бы тот, кем я мог бы стать в случае твоей смерти, нашел бы меня, я уже ничего не смог бы изменить. Безопасным было только звонить или… передать через кого-то. Например, через того мальчика-калеку, — Арсений тяжело вздохнул. — Потому мать умоляла, чтобы я не ходил на похороны. Потому и Черное Пальто во сне советовал мне сделать что-то противоположное.

Они снова улеглись, прижались друг к другу.

— Тебе понятно? — спросил Арсений.

— Как будто.

— Ладно. Это неважно. Если честно, мне самому не очень-то понятно. Давай-ка спать, — он поцеловал жену. — Я надеюсь, этой ночью нам что-нибудь приснится. На этот раз обязательно что-то светлое и теплое.