У моих «мужей» медовый месяц. Ходят по номеру в халатах и практически не вылезают из спальни. Даже подслушивать их неинтересно: сплошные вздохи, стоны, смешки, хлопки, чмоки и чпоки. Да и надоело стоять, уткнувшись носом в закрытую дверь. Один раз вообще смешно получилось, Венечка внезапно зачем-то выскочил абсолютно голый, а я тут, у порога торчу. Он так обалдел, ой, говорит, извини, развернулся и пулей назад. Мне и стыдно и забавно, застукал можно сказать, на месте преступления, и сам же ещё извиняется. Кстати, я очень была удивлена: почему-то предполагала, что там у него гораздо меньше. Оказалось, довольно внушительная и очень красивая штучка. Но, как известно, не про нашу честь. Короче говоря, поскольку им совсем не до меня, решила сама себя выгуливать. Всё-таки я в Париже, не в залесских выселках. Собиралась же практиковать французский, так надо начинать. Единожды решившись, «ударилась во все тяжкие»: магазины, салоны красоты, кино, кафе, рестораны и даже оперный театр, и всё это с утра до самого позднего вечера. Подозреваю, что если я однажды вовсе не явлюсь, они не сразу и заметят. Не хочется придираться и нудить, но всегда до крайности корректный, «застёгнутый на все пуговицы» Венечка вряд ли стал бы бегать голышом, если бы помнил о моём существовании. Глупо обижаться, с самого начала знала, на что иду. В нашей тройственной вселенной я далеко не центр.
Распорядок наш в последнее время изменился: я не выхожу чаёвничать с Венечкой по утрам – не могу так рано проснуться, а он завёл привычку досыпать после чая и вставать вместе с Виктором часов в десять, в одиннадцать, когда я уже где-то гуляю. Скучновато ходить везде одной и очень трудно преодолевать языковой барьер, но, в общем-то, вполне сносно. К тому же, строго говоря, я не одна – таскаются по пятам соглядатаи. Теперь, когда поблизости нет ни Вени, ни Вити, они не считают нужным таиться. Например, принялась однажды ловить такси – один из них подошёл и предложил:
– Садитесь ко мне, – указав на припаркованную рядом машину, – всё равно вместе поедем.
Я согласилась. Кстати, это тот самый, что был со мной свидетелем сцены между Венечкой и необузданным Майком и так цинично откомментировал её.
– Вы извините, что я тогда так. Если бы он, хотя бы на помощь позвал, я бы вмешался.
– Нет, вы совершенно верно рассудили, он был не против.
– Извините, это я от растерянности сморозил.
– И были правы.
– Это вы́ были правы, всё-таки он сын Маргулиса, а я на него работаю. Если б моего сына так к стенке прижали – голову бы оторвал.
Я улыбнулась:
– Наверное, обоим?
Он тоже расплылся в улыбке:
– Да уж, такие вещи я бы в своём ребёнке не поощрял.
– А у вас есть дети?
– Как и у вас, на подходе первенец.
– А жена в Москве?
– В Киеве.
– Тяжело, наверное, так надолго расставаться?
– А мы не надолго. Я часто к ней летаю, потом по скайпу постоянно треплемся и по телефону, командировки почти незаметно проходят.
– Как вас зовут, извините, не спросила сразу.
– Дмитрий.
– Дмитрий, в музей со мной пойдёте? Нравится вам Сальвдор Дали?
– В общем, ничего, симпатично. Моя мама его обожает.
Навигатор сообщил, что мы приехали. Дмитрий остановил машину, вышел, открыл мне дверь и подал руку.
– Но, между прочим, он и без меня прекрасно справился, – охранник многозначительно подвигал бровями, – вы обратили внимание?
– Нет, что-то не пойму, о чём вы.
– Болевой приём применил.
– Беру для вас билет?
– Берите.
– Deux billets, s'il vous plaît. Я ничего не заметила, а что за приём?
– Есть такая техника, воздействие на чувствительные точки, минимум движений, но очень эффективно. Если бы тот бугай не такой здоровый был, плохо б ему пришлось, да, к тому же, Рыжий не слишком обиделся, вот и бил не сильно. А вообще видно, знает, куда и как бить, обучен.
– Он врач, понимает в анатомии.
– Не в этом дело, тут боевая техника. Хотя, конечно, если ещё и анатомию знать... он тычком пальца убить может. Теперь понимаю, почему Аркадий Борисович только для вас охрану держит.
– Со мной это так, недоразумение, легче было согласиться, чем возражать.
Пока ходили по музею, Венечка позвонил. Как-то он сразу вырос в моих глазах, произвело впечатление то, что Дмитрий рассказал. Выяснил, где я и что, велел не перенапрягаться и пораньше домой приходить. Ответила в том духе, что пусть они с Виктором сами не перенапрягаются. Потом накупила сувениров разных: парфюм в вычурных флакончиках, наручные часы в виде яичницы, альбомы, ручки, кру́жки, футболки с принтами репродукций Дали, всё это на троих. Ещё оригинальный рюкзак для Венечки, сумку и пудреницу себе, очешник для Виктора. Захотелось похвастаться всем этим перед своими, про музей рассказать, сагитировать сходить как-нибудь всем вместе, полюбоваться. Дмитрий подвёз меня к отелю, помог донести покупки до двери, в самый последний момент, я карточку уже поднесла, открыть, он схватил мою руку, наклонился к самому уху и прошептал:
– Подождите, я хочу вам сказать, предупредите Рыжего, пусть не отходит от вас, особенно если меня рядом нет.
– А что такое? – Тоже зашептала я, не успела испугаться, да и большое доверие чувствую к этому человеку, инстинктивное.
– Вам скоро рожать?
– Да, скоро уже.
– Так вот, пусть смотрит хорошенько. Скажите, чтоб на время мужиков по́боку.
– Не объясните в чём дело?
– Не хочу вас пугать. И друга своего подставлять не хочу, если Аркадий Борисович узнает – ему хана. Маргулис такими вещами не шутит. А я ему жизнью обязан, своему другу, понимаете?
– Ничего не понимаю.
– В общем, случайно узнал я, есть заказ, как только родите, ребёнка вашего изъять.
– Господи! Как это изъять?
– Ну, отнять у вас, украсть, унести, что тут непонятного? Подменят, может, чтобы вы не заметили. Точно ничего не знаю, я не замешан, но предупреждаю, смотрите в оба. И вы, и Рыжий, и этот, третий ваш, все на чеку будьте. Я, разумеется, тоже буду поглядывать. Забейте себе в телефон для меня смску заранее, вот номер, как вам приспичит, тут же вызывайте, если не моя смена.
– Это что же? Мегеры происки?
– Чьи?
– Жены Аркадия Борисовича.
– А! – Он хахатнул. – Вероятно. Только очень прошу, самому́ не докладывайте. С другом я по-своему разберусь, и ребёнка убережём, не сомневайтесь. А Маргулис, если узнает... в общем, вы не бойтесь, а повнимательней просто, особенно во время родов. Рыжего предупредите обязательно.
– Я поняла, спасибо, вам, Дима!
– Нема за шо, у меня у самого жена беременная.
Мои мужчины, наконец-то, вылезли из постели, прилично оделись, уделили надлежащее внимание подаркам. О том, что Дмитрий сообщил, не решилась заикнуться. Как им такое сказать? Сама, ведь, беду накликала, и коллегам наврала с три короба и крутому папаше. Слишком много придётся оправдываться, не хочу. Вечером все вместе отправились в ресторан. Я думала, «медовый месяц» на исходе – поторопилась с выводами. Приличный такой ресторанчик, сразу ни за что не подумаешь, оказался заведением для геев, они весь вечер протанцевали вдвоём, а я в сторонке осталась одинёшенька сидеть. Поначалу было забавно наблюдать, как Венечка грациозно двигает попой и пытается Виктора обучить некоторым па. Изо всех сил сопереживала им и улыбалась, но они ноль внимания, собой только заняты. Потихоньку стали подступать мрачные мысли. Вишу́ у них, как гиря на ноге, которую приходится везде с собой таскать, хочешь, не хочешь. И вокруг огляделась, совершенно другой это мир, в котором мне, обыкновенной, в сущности, женщине, совсем нет места. Приуныла несколько. Тут ко мне за столик кто-то подсел. Я поначалу оживилась, не одна, здесь женщина, значит! Пригляделась получше – нет, мужчина это. Полный, пожилой, со слегка подкрашенным лицом, но не переодетый тёткой, а сам по себе какой-то мягкий весь, женственный. Сказал по-французски что-то. Кроме гарсон, ничего не поняла. Спрашивает, что ли, не мальчик ли я? С грехом пополам собрала в уме обрывки знаний и выдавила из себя фразу навроде «я плохо понимаю, говорите, пожалуйста, помедленней».
– Я могу по-русски, если хотите. – Ни тени акцента, но призвук ощущается, какой-то чуждый.
– О, да, пожалуйста! В принципе, мне нужно практиковаться, но выходит не в чем пока, теории не достаёт.
Он кивнул с улыбкой. Кого-то мне это лицо напоминает. Пара мучительных движений извилинами... Ну, конечно! Был такой фильм американский, забыла название: в семействе геев вырос мальчик и захотел жениться, и один из отцов на смотринах переодевается матерью. Вот он вылитый! Венечка и Виктор повернулись и помахали нам рукой. Мы оба ответили.
– Вы знакомы? – удивилась я.
– Нет, это они вам машут, но если перестанут обжиматься и подойдут сюда, то познакомимся.
– Aucune chance.
– Bravo ma petite! Никогда бы не подумал, что вы русские. Мужчина ещё может быть, но вы и Рыжик совсем не похожи.
– Это комплимент?
– Не обижайтесь, я сам русский, сын иммигрантов.
– Рыжик всё детство и юность провёл в Англии, а я просто ношу на себе результат работы местных стилистов.
– Ваш союз необычен для русских, в России, ведь, традиционные браки в чести, не так ли?
– Пожалуй. А разве видно, что у нас союз? – Немного желчи ударило в голову с горькой мыслью: «они предпочитают делать вид, что я не с ними».
– Разумеется! И я не ошибусь, если сделаю предположение, что один из них – отец вашего ребёнка?
– Так получилось, я узнала, что беременна и что они живут вместе, ровно в один и тот же день.
Он сочувственно покивал.
– Какой красивый мальчик, ваш Рыжик. Не крашеный?
– Нет!
– Рыжеволосые мужчины редко бывают красивыми. Знаете, учёные утверждают, что рыжие – самые близкие родственники неандертальцев. Женщины ещё встречаются хорошенькие, мужчины – никогда. А ваш просто ангел во плоти, удивительно.
– Он к тому же добрый, умный и на кларнете играет. Сосуд, наполненный достоинствами и добродетелью. Если обладаешь таким сокровищем, зачем ещё кто-то нужен? Вот поэтому всегда боюсь оказаться лишней.
– Что вы, деточка! Слыхали прибаутку: «Третий не лишний – третий запасной».
– Нет, не слышала.
– Довольно давно по радио передавали, я слушаю русское радио. Тогда, после перестройки ещё было можно шутить, что называется «по теме». Сейчас, говорят, нравы у вас ожесточились; говорят, чуть не хуже стало, чем при советах.
– Преувеличивают.
– Надеюсь.
– Скажите, у вас есть друг, в смысле близкий, вы понимаете?
– Да, дорогая.
– И вы давно вместе?
– Недавно, почему вы спрашиваете?
– Считается, однополые браки недолговечны. Что я скажу своему ребёнку, когда один из них уйдёт? Папа нас бросил, зато остался запасной? Но и запасной может помчаться искать нового любовника.
– Можно подумать, гетеросексуалы семей не бросают! Вы знаете, был такой художник, Том оф Филанд...
– В первый раз слышу.
– Спросите у своих партнёров, они в курсе, так вот, он прожил со своим другом двадцать восемь лет. А фильм «Птичья клетка» наверняка у них самый любимый?
– Нет, Виктор вообще не смотрит такие вещи, а Венечка сходит с ума от «Heaven's a Drag».
– Угу, я смотрю, они у вас во всём избегают штампов. Но я-то вёл к тому, что актёр, который в мамочку переодевался, помните? Натан Лейн... – Вот как этот фильм называется! Точно! И вот на кого похож мой визави. – Он тоже много лет живёт с одним мужчиной. Дольче и Габана разошлись, но сохраняют добрые отношения и ведут совместный бизнес, а это не меньше, чем ответственность перед ребёнком. Нет, девочка, геи вас не подведут. Это чуткие люди, способные на любовь и преданность не хуже других. Не тревожьтесь. А вот касательно их отношений, я бы не советовал вам обманывать, говорить, что один из них дядя, или ещё какой-то родственник. Дети всё чувствуют и понимают. У меня, ведь, тоже есть сын и двое внуков. Мой мальчик и его жена – чудесные люди, между нами никогда не бывает недоразумений. А секрет в том, чтобы естественно вести себя с самого начала. И не бойтесь, что это «перекинется» на дитя, мы не заразны, уверяю вас.
Выносливости, а может быть, и терпению Виктора пришёл конец. Они присоединились к нам, познакомились. Венечка и Антуан, наш новый приятель, заворковали по-французски. Без переводчика все поняли, что наша красотуля млеет от комплиментов. Всё-таки мама права. Как-то раз, в приступе откровенности, рассказала ей о Венечке, о своей любви к нему, о его негативном опыте общения с женщинами. «Доброе слово и кошке приятно», – цинично заявила мама.
– Что ты хочешь сказать?
– Все любят, чтоб их только хвалили, никто не любит, когда ругают. А мужики-то уж особенно. Те бабы крыли его, на чём свет стоит, а ты, знай, нахваливаешь, вот он тебя и привечает. Кто хвалит, тот и хороший. Вон, посмотри по телевизору, они только и делают, что один другого нахваливают с утра до ночи. Ты правильно ключик подобрала, такую политику и веди.
Мне тогда аж воздуха не хватило, чтобы перевести дыхание и на этот её цинизм ответить. А, выходит, какая-то есть в нём доля истины.
Минут через двадцать к нашей компании подошёл молодой человек, вежливо сказал бонсуар и пардон, и увёл Антуана. Сначала мы резво заспорили, муж это его, или сын. Потом, вдруг, Венечка говорит:
– А знаете, на кого он похож?
– На Натана Лейна! – Выпалила я, как зазубренный урок.
– Точ-ч-но!
– А кто это? Я не в курсе, – подал голос Виктор.
– Это я тебе, как раз, легко объясню. А вот вы мне скажите, мальчики, кто такой Том Филанд?
– Понятия не имею, – ответил Виктор.
– А ты знаешь, Вень?
– Я-то знаю. Был такой американский художник, комиксы рисовал. Только творчество его, хоть пристрели меня на месте, демонстрировать тебе не собираюсь.
– А мне?
– Тебе ещё можно, и то опасно.
– Это же дискриминация по половому признаку, Вень!
– Да, Лис, ты у нас за равноправие, забыл?
– Но хоть какие-то крупицы хорошего воспитания во мне ещё остались?
– А сам как считаешь?
– Остались. Более того, во мне сохранилось рудиментарное целомудрие, Наталье Том оф Филанда ни за что не покажу!
В итоге вечерок сложился вполне удачно. Я блаженно растянулась на своей постели и почти задремала, но тут меня как током дёрнуло, схватила телефон, отыскала номер.
– Да!
– Дмитрий! Это я, Наталья.
– Что? Уже?
– Нет, но я хочу узнать, кого из ваших коллег мне стоит опасаться.
– Простите, не могу. Я знаю только об одном, в деле их может быть больше, может, персонал клиники задействуют, знать одного вам ничего не даст. Я же вас предупредил, будьте бдительны, а всё что от меня зависит, сделаю. Вы сказали Рыжему?
– Нет.
– Надо сказать.
– Вы не хотите раскрывать вашего друга, у вас свои причины, а у меня свои.
– Как знаете. Его помощь нам бы не помешала.
Ходила, ходила вокруг да около, наконец решилась.
– Вень, я хотела с тобой поговорить.
– Какое счастливое совпадение! Я тоже.
– А что ты хотел сказать?
– А я хотел сказать, Наташечка, ты что-то загуляла, наша девочка! Шляешься где-то допоздна, упражнений не делаешь. Давай, становись, кстати, в позу.
Я послушно опустилась на четвереньки.
– А что мне ещё делать?
– Как что? Готовиться.
– Упражнения – пятиминутное дело, а целый день надо же чем-то заниматься. Вам со своей любовью совсем не до меня.
Он помрачнел, обычной лёгкой иронии в голосе как не бывало.
– Прости, ты же видела, что с ним делалось, я должен был его поддержать. Представляешь, он тогда подумал, что я не вернусь. Переворачивайся; давай теперь вместе, вот та-а-к.
– Если честно, у меня тоже были такие мысли.
– Какие мысли?
– Что ты больше не придёшь.
– Ну, товарищи, вы даёте! Тоже мне, натуралы. У вас вообще, что ли, ничего святого? По-вашему так вот просто в любой момент, без объяснений, без причин можно разбежаться в разные стороны и всё?! С ума сойти, с кем я связался! А вдруг со мной что-нибудь случилось, вдруг я под машину попал, или в колодец провалился, это вам в голову, случайно, не приходило?
– Мы справлялись о несчастных случаях, – неуклюже оправдалась я.
– И на том спасибо. Нет, но я что, произвожу впечатление человека, который... не знаю, прямо слов не нахожу.
– Он очень боится тебя потерять. Так сильно боится, что предполагает сразу самое худшее.
– А ты?
– А я попала под его влияние. Он так логично всё объяснил. Рассказал, как ты мечтаешь, чтобы отец на тебя не давил. Не обижайся, у него просто фобия остаться без тебя.
– Вот видишь! Должен же я был провести необходимые реанимационные мероприятия. И кто бы говорил «не обижайся».
– Нет, я ничего. Я всё понимаю.
– А понимаешь, так не шляйся с утра до ночи, сама себя соблюдай, пока папа Веня немного занят. Чего ты мне хотела сказать?
– Я тут почитала в интернете, по вертикальной методике можно где хочешь рожать, не обязательно в клинике. И раз уж мы готовились, то, может быть, попробуем прямо здесь, не отходя от кассы.
– Ещё не легче! Долго думала-то?
– Сам же говорил, лекарства никакие не нужны, нельзя ни обезболивать, ничего.
– Наталья! Не зли меня! Медсестра же, ёлки-палки! Асептика – пустой звук для тебя? Гигиена, предоперационная обработка помещения, ни о чём не говорит? В грязной гостинице рожать собралась? Давай лучше сразу под забором.
– Не сердись, Венечка!
– Сначала доведут, а потом не сердись. Ты скажи, я вероятность осложнений должен учитывать? Чай, не шишинадцать нам? Извини, сама напросилась. ... Как дурак носился колбаской по всему Парижу, выбирал роддом самый лучший. Договорился, кстати, заранее всё посмотришь. Там кровать для родов – конец света! Не просто все вертикальные положения поддерживает, а даже лечь можно, если что. Хочешь сегодня, а хочешь, завтра поедем на ней потренируемся.
Нет, уговаривать его, чтобы всё осуществилось здесь, в кругу семьи, без посторонних глаз и рук – бесполезно, он на это не пойдёт.
– Только я чужих не хочу. Ни акушеров, никого вообще мне не надо, сам прими, хорошо?
– Окей, всё сам сделаю в лучшем виде. Только не шокируй меня больше такими дикими заявлениями.
– А палата отдельная будет?
– А как же!
– И ребёнок потом со мной останется?
– Наташ, такое дело, плод у нас сейчас без патологий, если хорошо постараемся и в родах её не испортим, выйдет отличная здоровая лялька, которой ни реанимация, ни монитор, ни кувез, ничего такого не понадобится. Там родовая палата и послеродовая, если всё нормально, то в послеродовой будешь вместе с ребёнком. И рожать все вместе, даже Витя с нами будет, пока в обморок не грохнется.
– Почему ты думаешь, что грохнется?
– Лоб? При виде родов? Там сама убедишься. Ладно, хватит корячиться, пойдём, чайку попьём.
– Вень, я хочу тебя попросить, считай это психозом, чем угодно, пожалуйста, не выпускай из виду ребёнка, смотри за ним, пока мы будем в клинике, особенно если я засну, или ещё как-то отключусь. И Виктора тоже предупреди. Я очень боюсь, что с ним что-то случится.
Он обнял меня за плечи.
– Бояться перед родами, это нормально. Но я прошу, возьми себя в руки, потерпи немного, а потом все вместе будем весело нянчить нашу лялю.
Мы обнялись. Какой он всё-таки приятный на ощупь и как вкусно пахнет. Ну, держись, маленькая конфетка, после родов у меня на тебя большие планы.
Схватки начались как по расписанию: в час ночи на дату родов, которую мне ещё в Москве определяли. Прокралась на цыпочках в мужскую спальню, тронула Венечку за плечо. Он моментально открыл глаза, посмотрел на меня пристально, прошептал:
– Иди, ложись.
– Вень, кажется, у меня началось.
– Я понял, иди, ложись, постарайся отдохнуть хорошенько, основное шоу ещё не скоро начнётся. Утром поедем в клинику.
– Мне страшно.
Он наполовину отогнул одеяло, потом спохватился, сказал:
– Иди, я сейчас накину что-нибудь и подойду к тебе.
Хотела я ему ответить «чего я там не видела», но очень уж был неподходящий момент. В дверях остановилась, говорю тихонько:
– Он так храпит, как ты можешь спать?
– Мы с этим боремся, но только потому, что для него вредно. А я, как раз, не могу спать, когда он не храпит.
Минут через пятнадцать он вошёл с чашечкой ароматного травяного настоя.
– Вот, выпей, и поспи ещё немножко. Вещи я сам соберу, не волнуйся.
– Не уходи пока, ладно?
– Да, я здесь.
Он присел на кровать и взял мою руку в свою сухую прохладную ладонь:
– Мы с тобой всё сможем, да? Лоб паниковать начнёт, а мы такие спокойные, как танки, ладно?
Я улыбнулась и кивнула. Он продолжил почти что шёпотом:
– Мы с тобой шикарно родим, не поморщимся даже. Я тебе ребёночка достану идеального, хорошо?
Я так сильно, прямо до дрожи ощутила, насколько мы с ним близки, поняла, какой была дурой, со всеми своими подозрениями, ревностью, обидами.
– У меня всё в порядке?
– В идеальном порядке. Если что-то пойдёт не так, я тебе скажу. И спокойно всё исправим. А если ты очень устанешь, или будет слишком больно, то скажешь мне, как договаривались, помнишь? – Да, мы с ним всё это проговаривали уже раз сто, но в те разы оно не имело такого значения. – Ты мне скажешь, и я положу тебя на спинку и обезболю. И тоже всё получится. Ты будешь моей ассистирующей медсестрой, поняла? А пока у нас всё прекрасно. Закрывай глазки, – он пригладил мои волосы, поцеловал в висок, – набирайся сил.
– Я не хочу спать, я уже выспалась.
– А нам с тобой трудиться предстоит.
– Тогда ложись со мной. – Я освободила немного места, и он прилёг на краешек. – Мне кажется, Виктор не хочет девочку.
– А я хочу.
– Правда?
– Угу. Будем ей платьица покупать, причёски выдумывать.
– Ты в куколки, случайно, в детстве не играл?
– Неа, зато теперь наиграюсь.
Утром мы потихоньку, вдвоём поехали в клинику. Виктора не стали будить. Он ворвался в палату часа два спустя. С обезумевшим взглядом, похожий на охотничью собаку, которая готова в любой момент броситься вперёд, сломя голову, но понятия не имеет, куда нужно бежать.
– Вы чего меня не разбудили?! – В руках он держал огромный надувной мяч. А я как раз сидела на таком, расслабляла мышцы, готовилась.
– Зачем ты это притащил, Витенька?
– А я знаю? Думал, вы забыли.
– Садись вон туда, на диванчик, можешь на мячик свой сесть и без необходимости с места не вставай, – приказал ему Венечка, – мы, как раз сейчас начинаем.
– Я так и не понял, почему вы без меня поехали?
– Ну, вот ты здесь, семья не распалась, успокойся. Поспал пару часов лишних, лучше себя будешь чувствовать. У нас, может быть, даже двойня получится, – Венечка похлопал его по животику, – мы же не знаем точно, что там.
– Я точно знаю, что там, – надулся Виктор, – комок нервов.
Потом нам очень надолго стало не до него. Родовое кресло, вернее, кровать, действительно великолепно позволяла мне принять самые удобные позы, я сама их регулировала, по крайней мере, Венечка вмешивался, подбадривал и поддерживал меня так деликатно, что создавалась полная иллюзия – я тут рулю. Не знаю, сколько прошло времени, совершенно перестала ориентироваться, взмокла вся, как крыса водяная.
– Головка показалась, – сообщил Венечка.
– Я лучше выйду, подышу, – предупредил Виктор.
И тут послышался тупой стук, как будто рухнуло что-то из мебели.
– Надо было ставки делать, на какой секунде он выпадет в осадок. Сама пока, ладно? Я на минутку.
Я только лёгкую досаду испытала от этой неожиданной помехи, потому что, честно говоря, в этот момент мне было всё равно, что там с Витей. Но вот отлучка такого партнёра, как Венечка серьёзно ощутима. Да, такие роды сближают сильнее всякого секса. Он рожал со мной практически в прямом смысле. Прошло ещё какое-то время и Виктор, видимо, пришёл в себя, потому, что издавал разные забавные звуки со своего диванчика, то ли вздыхал, то ли молился. Правда, у нас с Венечкой свои забавы были, а на Виктора реагировать недосуг.
Всё было вполне сносно и терпимо до определённого момента, когда я вдруг поняла, что совершенно выбилась из сил и почувствовала такую боль, что закричала:
– Всё! Веня, не могу больше! Прекрати это!
– Хорошо, сейчас ляжешь, отдохнёшь.
И тут от меня как будто что-то оторвалось. И через секунду закричал ребёночек. Венечка положил меня на спину, а малышку мне на грудь. И я заплакала от счастья. Маленькое идеальное существо. Всё как он обещал. Виктор тут же стоял в сторонке, но это было наше с Веней счастье, наша гордость, наша победа и наше с ним абсолютное единение. Мы целовались и радовались и благодарили друг друга. Я сказала:
– Ты можешь назвать её как хочешь.
– Может, Витя назовёт?
– Нет, я хочу, чтобы ты.
– Пусть будет Машенька.
– Хорошо. Можно, я посплю немножко? Только ты её не оставляй ни в коем случае.
– Нет, ещё рано спать. Передохни чуть-чуть, и продолжим.
– Как? Ещё один ребёнок?
– Наташ, я удивляюсь, тебе кто вообще диплом выдавал? Вас не учили? Женщина рожает дважды, сначала ребёнка, потом плаценту.
Так или иначе, рано или поздно, всё закончилось благополучно. Позже выяснилось, что Машу мы рожали восемь часов. Передать невозможно, что после этого для меня значит Венечка.
Беззаботно утратив свою тревожную бдительность, я отсыпалась сутки напролёт. Но разве я не заслужила отдых? А Виктор и Венечка возле нас неотлучно, и Дмитрий, знаю, где-то поблизости. Не поняла точно, какое время суток, раннее утро, или ранний вечер, лёгкие сумерки, меня разбудил тревожный громкий шепот за дверью палаты. Прислушалась – это мои. Неужели ссорятся? Да, похоже. Периодически на голос срываются, но тут же себя окорачивают. Я насторожилась, краем глаза отметила, что девочка здесь и вся обратилась в слух.
– Не понимаю, Лоб! Не понимаю. В конце концов, извини, но это подло.
– Лисёнок, милый, если я сейчас заварю эту кашу, она у меня половину бизнеса отсудит.
– Плевать!
– Ты рассуждаешь, как подросток, слишком категорично. Сам же говорил всегда: бумажки ничего не значат, главное отношения. Сам утверждал, что формальный брак – нелепость.
– Я говорил так, когда это касалось нас с тобой. Но теперь-то... Лоб, она же мать твоего ребёнка. Я не настаивал, потому, что мне и правда было по барабану, но ради Натальи ты должен развестись.
– Не дави на меня, Лисёнок. Может быть позже.
– Неужели она тебе всё ещё дороже нас?
– Не говори глупости! Я же объяснил.
– А я так думаю, ты всё ещё её любишь.
– Венька, родной, ты точно как маленький рассуждаешь.
– Короче, если ты не женишься на Наташе, я не знаю, что я сделаю! ... Ну, что мне самому, что ли на ней жениться?
Я расплылась в умильной улыбке. Солнышко моё! Я бы с удовольствием.
– Слушай, Лис, а ты, оказывается, ханжа!
– Ещё какой! И я с тебя с живого не слезу, пока ты это дело не уладишь.
Венечка заглянул, чтобы нас проведать, я подумала закрыть глаза, сделать вид, что спала и не слышала, но не стала, наоборот, мы встретились взглядами и оба нежно улыбнулись. Он подошёл к кроватке, взял дочку на руки. Так естественно он её держит, без лишних церемоний, не то, что Виктор, которого прямо-таки парализует от благоговения, пальцем боится лишний раз дотронуться. Венечка спокойно массирует ручки и ножки, проверяет пупочек, подгузники даже меняет. После родов я не сомневаюсь: он способен видеть больше. Когда он говорит, что ребёнок абсолютно здоров, я проникаюсь такой уверенностью, и делаюсь так спокойна, как будто сама её насквозь вижу.
Совсем без посторонних здесь не обходится – за мной и за дочкой ухаживают медсёстры, врачи местные нас осматривают, но опасности не чувствуется. Через пару дней позвонил Дмитрий.
– Что у вас там происходит?
– Всё в порядке, Димочка, спасибо вам!
– Простите, не хочу вас пугать...
– Обычно вслед за этой фразой вы тут же начинаете пугать.
– Простите, но вы уверены, что родили девочку?
– В этом не может быть никаких сомнений. Я также уверена, что возле меня сейчас именно моя́ девочка.
– Чертовщина какая-то.
– Какая ж тут чертовщина? Всё замечательно, я вам очень благодарна за заботу.
– Понимаете, заказ был на мальчика.
– То есть девочка им не нужна? Я рада.
– Подождите, дело в том, что одна из медсестёр получила деньги. Она уверила заказчика, кстати, вы были правы, это заказчица, что родился мальчик, и она его на девочку подменила. Я тут с ног сбился, ищу, куда вашего мальчика дели, а вы спокойны все как удавы.
– Всегда завидовала людям, способным вовремя сориентироваться и так изящно извлечь выгоду из сложившихся обстоятельств. Эта женщина вполне заслужила свои денежки.
– Ещё раз: У вас точно ваш ребёнок?
– Дима, не сомневайтесь. Но мадам заказчице об этом знать не обязательно.
– Я на неё не работаю.
– Не обижайтесь, Дима, милый! У вас-то кто родился?
– Мы ещё ждём, но будет мальчик, уже известно.
– От души желаю, чтобы благополучно прошло. И счастья вам и вашему мальчику!