В сущности, возвращаясь с Венечкой в ту же квартиру, из которой выскочила пять минут назад, я возвратилась в иную реальность. Нет у Виктора никакой любимой женщины. Я его единственная женщина, если, конечно, опять не попадаю во власть очередной иллюзии. Венечка – любовь всей его жизни. И никакой особой драмы у них в отношениях, видимо, нет, я всё придумала. Виктор всего лишь желает чаще видеться, а у Венечки клиника, аспирантура, благотворительные дела, вот супруг и жалуется на недостаток внимания. И это не явочная квартира, а настоящее семейное гнездо. Не пахнет женщиной? Так неоткуда взяться подобному запаху. Я, разве только, изредка чуть-чуть подванивала. Разумеется, и речи быть не может о том, чтобы присвоить хоть что-то, принадлежащее ненаглядному мальчику. Я сейчас готова развернуться и уйти на все четыре стороны, не оглядываясь. Не ври себе Ната, не готова. Наоборот, с места двинуться сил не хватит. Хочется только раскрыть глаза пошире и впитывать, впитывать. Как они смотрят друг на друга, что говорят, о чём умалчивают, понимая без слов. Я попала в грёзу наяву, прямиком на страницы романа, который всю жизнь до этой минуты сочиняла мысленно. И, словно подтверждая – сказка ожила – солнце брызнуло в окно, ослепительное и горячее. Всё как тогда, в самые счастливые, самые драгоценные минуты детства.

– Отстань ты от неё со своим кофе! Ей успокоиться нужно. Посиди, Натуля, пять минут, я тебе приготовлю попить кое-что полезное. Сейчас.

Я осталась с Виктором на кухне, а Венечка вышел.

– Пошёл колдовать? – Окликнул его Виктор. Ответа не последовало.

– Лис у нас знатный травник, настоящий шаман. Жалуется, вся квартира кофе провоняла; ты пойди, понюхай, что на той половине делается.

– Это где?

Он махнул рукой:

– В том конце у нас вторая кухня, мы на ней почти не готовим, Лис там над своими травками колдует. У него там целая лаборатория, аптекарский огород.

– Можно пойти посмотреть?

– Да, конечно, пойдём.

Стены волшебной пещеры сами собой отверзлись, и она шагнула в прекрасные чертоги. Я и понятия не имела, насколько большая, можно сказать, огромная у них квартира. Здесь заблудиться недолго. Но «шаманскую» кухню, о которой Виктор рассказал, действительно легко найти по запаху. Я вздохнула полной грудью. Умопомрачительно! От одного такого вдоха можно сразу все болезни вылечить.

– Да, травками пахнет здорово, – прошептала я.

– Что я тебе говорил? Целое отделение фитотерапии на дому.

Точно! Вот откуда я знаю этот запах. Мы с мамой были в санатории, и там, в лечебном корпусе на третьем этаже так пахло. Фитотерапии, правда, было посвящено не целое отделение, а две небольшие комнатки. В одной готовили, а в другой разливали страждущим целебные чаи. По мере приближения к комнаткам, запах вот так же усиливался. Ни с чем не сравнимая оргия обоняния. Валериана, мята, полынь, ромашка, тмин, пихта, или сосна. Нет, вычленять отдельные ароматы бесполезно, да и невозможно. Венечка обернулся на наши шаги:

– Садитесь. Ло, достань, пожалуйста, мёд. – Кажется так. Опять я точно не расслышала, теперь уже как Венечка называет Виктора. Ещё уточню, а то получится, как с Лизой. Это ж надо! Стыдно вспоминать. Мало того, что ошиблась, ещё и теорию сверху нагромоздила. – Нет, другая баночка, тёмненькая, ага. Так, Натуль, смотри: это успокоительный сбор, это общеукрепляющий, это от токсикоза. Будешь заваривать. Я всё по пакетикам разложил, легко кипяточком зальёшь, настоится и пей. Конечно, лучше правильно всё это готовить, но в наше время никто не любит излишне утруждаться. Ничего, так тоже эффективно. Напишу тебе памятку, когда что и как, а это сейчас попьём. А то все распсиховались, будем успокаиваться.

Он расставил на столе три чашечки восхитительного ароматного напитка.

– Вить!!

– М-м?

– Угу! Отложи, во-первых, на вот, в пиалку, во-вторых, предложи сначала Наташе, а в-третьих мёд в таких количествах вредно. Это же не чтобы жрать, это биодобавка. По чуть-чуть надо.

– Я есть хочу.

– Бедняга. А продукты у нас имеются?

– Угу. – Отозвался Виктор, продолжая уписывать мёд. – Сегодня утром привезли.

– Тогда, пожалуйста, приготовь что-нибудь, ладно?

– Угу-у.

– Всё. Хватит! Иди.

– Вень, я помогу ему?

– Как хочешь. Допей обязательно.

– Да, конечно. Очень приятный чай, спасибо.

– Фирма. Мои сборы от аптечных отличаются тем, что вкусные. А то заводской упаковки купишь, грудной сбор, или почечный, глоточек сделаешь, плюнешь и выплеснешь. Вкусовое сочетание невозможное. Ну и своё полезнее.

– Ты сам травы выращиваешь?

– Растёт кое-что, но мало. В основном закупаю у надёжных людей.

– Спасибо. Очень, очень вкусно.

– На здоровье, иди. Я сейчас приберусь тут немного и присоединюсь к вам.

Виктора я застала у раскрытого настежь холодильника, что-то жующего.

– Хочешь, я обед приготовлю?

– Есть такой старый анекдот, грубоватый немного, но очень уместный: Девица и грузин едут в поезде, она на верхней полке, он – на нижней. Так вот, она свешивается и говорит: «Скажите, пожалуйста, сколько времени»? А он ей отвечает: «Канэшна хачу, зачэм спращиваишь?».

– Да уж. … Ладно, дай я посмотрю, что у вас есть.

– Пожалуйста.

– Вы супы едите вообще?

– Лис очень уважает супы.

– Хорошо. А мясо Венечка совсем не ест? Тебе отдельно мясо приготовить?

– Он ест, ещё как. Только дома и в очень проверенных ресторанах. Так что, давай на всех и побольше.

– Сюрприз. Я была уверена, что он вегетарианец.

– Нет. Лисы плотоядны.

– Ты никогда его по имени не называешь?

– Редко. Привыкли уже, что он Лис.

– А у тебя какое домашнее прозвище?

– Лоб.

– Лоб?

– Ага.

– Почему Лоб?

– Без затей, по фамилии, у меня фамилия Лобанов.

– Хм, я почему-то думала, твоя фамилия Белов.

– Это откуда ж у тебя такие сведения?

– Слушай, ты в курсе, что какой-то человек вымогал у него деньги и прямо-таки нагло ограбил?

– Было такое.

– Я слышала их разговор.

– Это его э… родственник.

– Он тоже так сказал. Как раз этот родственник, жуткий тип, между прочим, называл его Беловым. Я подумала, как супруга.

– При нём, смотри, ничего такого не ляпни. – Виктор перешёл на шепот. – Белова – фамилия его матери. Этот нарком его брат по отцу.

– А! Понятно.

– Ты вообще имеешь представление, кто его отец?

– Нет.

– Тогда ничего тебе не понятно. Давай лучок порежу. А вы с ним что, хорошо дружите?

– Да, очень.

– Давно?

– Несколько месяцев. Жаль, что ты мне ничего не объяснил. Венечка очень для меня много значит. Я бы не стала становиться между вами.

– Ох, ох, ох, и эта туда же. Мало мне, что Лис обиделся.

– Он, вроде бы, ничего, не дуется, не злится.

– Внешне всё в порядке, Лис никогда в бутылку не лезет. Но, говорю тебе, он обиделся.

– Может, мне уйти?

– Не надо. Так ещё хуже будет. Он обижается, что я ему не сказал о наших с тобой отношениях. Попробовал бы я сказать. Раньше он и слышать ни о чём не хотел. Дескать, делай что хочешь, с кем хочешь, но чтобы было полное ощущение, что я единственный, а больше никого в помине нет. Самое смешное, что он и был единственный. А когда с тобой встречаться стал, вижу, он чувствует, что кто-то есть, напрягается, но продолжает делать вид, что ничего не подозревает. Ну, я и старался как-то потихоньку, чтобы его не ранить. А теперь здрасти-приехали, выясняется, что он ждал откровений.

– Может, мне с ним поговорить?

– Сами разберёмся. Ситуация, конечно, не типичная. Для Лиса такое поведение вообще не характерно. Но я сейчас предпочитаю делать вид, что всё идёт по плану, и ничего необычного не происходит. Рыльце-то в пушку. К чему обострять?

– Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду под нетипичным поведением?

– Он абсолютно дикий Лис. А здесь его нора. Лис со всеми ладит, со всеми приятельствует. Но вот так, чтобы в дом и на кухню, никого не подпускает. Любит, чтобы только свои. Домработницы не держим, раз в неделю приходит убираться женщина, и то Лис предпочитает с ней не встречаться. Гости тоже бывают раз в пятилетку. В общем, принцип понятен, да? Робкая догадка у меня теплится, почему он тебя так принимает, но лучше я пока подержу её при себе.

– Возможно дело в том, что у меня будет ребёнок.

– У тебя будет ребёнок?!! – Неподдельное изумление всегда немного комично выглядит. Бедный Витенька! – Час от часу не легче. То есть я, конечно рад, но… Постой, а он что? знает?

– В том-то и дело, не должен бы знать, но у меня полное впечатление, что ему всё раньше меня было ясно.

– А. Ну, я понял.

– Что ты понял?

Он как-то неопределённо помотал головой.

– Скажи мне, пожалуйста, что?

– Знаешь, Ната, мой тебе совет. Делай как я: лицо попроще, заморачивайся поменьше, в общем, как говорится, расслабься и получай удовольствие.

– Готово. Позовёшь его?

– Окей.

Виктор ушёл, и они не возвращались минут пятнадцать. Искать их я не рискнула. Постаралась сосредоточиться на своей стряпне. Какой бы стадии готовности не был обед, всегда есть, что ещё добавить, подправить, улучшить и испортить. Наконец явились оба. Лица спокойные, даже весёлые.

– Я смотрю, у нас в доме завелась человеческая еда. – Заявил Венечка.

– Вот это удар! – Деланно обиделся Виктор. – А я?! Разве я невкусно готовлю?

– Ты не готовишь, а выпендриваешься.

– Что-то новенькое, вроде ты всегда был доволен.

– Витя, дорогой, для мужчины готовка – творческий процесс, а для женщины – рутина. Ты всякий раз стараешься выдать шедевр, а женщины готовят простые домашние блюда, без изысков, и в этом их прелесть. Покушаешь и скажешь: «как у мамы», или «как у бабушки». Это же самое ценное – вкус детства. О твоей готовке не скажешь же, «как у бабушки», максимум «как в ресторане». Кстати да, Наташа, Витя у нас готовит на уровне хорошего шефа. Или ты в курсе?

Я смутилась:

– Нет, не особенно.

– Ну, ничего. Мы ему ещё дадим возможность выступить с коронным номером. У него их несколько.

– Лис, ты хорошо себя чувствуешь?

– Я прекрасно себя чувствую, Лоб. Чего ты от меня хочешь? Не каждый же день у нас прибавление в семействе. И, кстати, недурно бы вина выпить по этому поводу, не находишь?

– Идти за вином?

– Да, принеси, пожалуйста.

– Красного или белого?

– Красное тащи. Наташе тоже нальём полбокальчика.

– Далеко он ушёл?

– Сейчас придёт. У нас там бар в гостиной.

– Вень, мне так неловко.

– Наташа, я прошу тебя, не начинай. Виктор тоже вот думает, что я обиделся, и при этом ведёт себя так, чтобы я же его бросился утешать. И ты ещё туда же. Всю жизнь, пока меня не встретил, он любил только женщин. Рано или поздно нечто подобное должно было случиться. Нет у меня никаких претензий ни к нему, ни к тебе, ни к судьбе, которая так хитро повернулась. Во-первых, для меня большое облегчение узнать, что шлюх он домой не водит. Я в этом отношении брезглив до паранойи. А во-вторых, представь себе, на твоём месте мог, то есть, могла оказаться кто угодно. Посторонний, чужой человек. Нет, хуже – посторонняя чужая баба, самка, готовая сражаться за свои права. Это же ад настоящий. Плавали, знаем.

– Венечка, клянусь, я… то есть, ты никогда не пожалеешь. Если только я буду мешать…

– Наташа, всё. Успокойся. Поживём – увидим, кто кому и чем помешает. Я точно так же как ты, и как Витя, на совершенно незнакомой территории. Но я стараюсь не паниковать и не накручивать. Делай, как я: лицо попроще, заморачивайся поменьше, вообще, расслабься и получай удовольствие от жизни.

Вот это синхрон! Впечатляюще!

– Лис! Я правильно тебя понимаю, Ната может собирать манатки и перебираться к нам? И ты не убежишь?

– Манатки она может и не собирать. Без приданого обойдёмся. Купим всё, что понадобится. А я не убегу. – Он добавил тихонько, как будто, про себя. – Мне и бежать-то некуда.

– В таком случае, можно вступать в переговоры.

– Какие ещё переговоры?

– Матримониальные. Вернее, антиматримониальные. Я так полагаю, что Наташина маменька потребует официального предложения, подвенечного платья и печати в паспорте.

Венечка повернулся ко мне и сделал круглые глаза:

– Серьёзно?

– Боюсь, что да. Впрочем, учитывая залежалость товара и её исключительное расположение к купцу, может, и так обойдётся.

– Что тогда пойти костюмчик тебе посимпатичней выбрать для сватовства? – Протянул Венечка задумчиво глядя в окно.

– Я, вообще-то, планировал просто позвонить и поставить перед фактом.

– Это далеко не моя епархия, но раз уж ты собрался делать предложение, то, наверное, это нужно очно. Поезжайте вместе. Только пусть Наташа отдохнёт сначала. Как ты? Вздремнуть не желаешь? – Я поспешила отказаться, но тут же почувствовала резь в глазах от потребности их закрыть.

– Седативный настой-то зря, что ль, пила? Пойдём, я тебя уложу.

– Лис! А вино как же?

– Позже выпьем, отметим твоё удачное сватовство. И вообще, мне минут через двадцать хорошо бы выйти уже.

– Надолго?

– Нет. Анжеле надо там что-то с документами помочь разобраться.

– А-а! Значит надолго.

– Не драматизируй.

– Я не понимаю, эта курица сама хоть что-то может?

– Витя, Витя! При даме!

– Ничего, при даме хвалить других женщин нельзя, а ругать можно. Она не секретарша же, директор фонда. Мало желающих на её место было? А с мозгами среди них не было?

– Дискуссию по этому поводу считаю бесперспективной и закрытой. Идём, Наташечка, приляжешь. – Он повёл меня за руку. – Я тебе пока так, мельком всё покажу. Квартирка небольшая, но мало ли, заблудишься спросонок. – Ничего себе «небольшая». Видел бы он наши с мамой сорокаметровые хоромы: дому лет семьдесят, комнаты смежные, колонка для нагрева воды. – Здесь у нас гостиная, она же парадная столовая, короче говоря, зала. В той стороне гардеробная, два наших кабинета. Здесь наша спальня. Вот эти две гостевые. Гостей практически не бывает, выбирай любую. Та, по-моему, уютней.

– Можно я всё-таки в этой?

– Конечно.

«Та», которую он предложил, являлась местом наших с Виктором тайных свиданий. В ней я буду чувствовать себя ехидной, предательницей. А в эту Венечка сам меня привёл.

– Располагайся, о плохом не думай, наладится всё, так или иначе.

– Он тебя очень любит.

– Не сомневаюсь. У меня, знаешь ли, было множество поводов в этом убедиться.

– И я тоже. Это некстати тебе совсем, и нелепо, и странно, и, наверное, чуждо, но я тебя люблю.

– Трудно представить ситуацию, в которой кто-то меня любит, а мне это некстати. Теоретически всё возможно, разные там маньяки и прочее, у нас, как видно, не тот случай. Не слишком много меня в этой жизни любили, так что, я могу быть только благодарен.

Я смело приблизилась к нему и крепко обняла. Вдохнула чудесный запах его волос. Тонкий, едва осязаемый аромат защекотал мне ноздри, и щекотка эта перешла в район затылка, где-то внутри головы. Какой он тоненький. Животом и грудью я осязала стройное гибкое тело. Щека коснулась его щеки – ни малейшего следа щетины. Рука сама собой скользнула по спине и вниз – совершенный изгиб, переходящий в безукоризненные полушария. Мне безумно хотелось подольше поласкать его и смертельно не хотелось отпускать, но он мягко отстранился:

– Я пойду. Отдохни хорошенько.

И вышел, прикрыв за собою дверь.

Немного больно. Говорю немного, потому, что рассудок знает, надеяться на то, что ласки мои его прельстят – верх идиотизма. Но быть отвергнутой всегда неприятно, это мягко говоря. За обедом меня и впрямь клонило в сон, теперь ни в одном глазу. Я вышла, прислушалась, они всё ещё в кухне. Звенят посудой, наверное, прибираются. Подкралась поближе, затаив дыхание. О чём говорят? Не жалуется ли Венечка на мои приставания? Не переменит ли своей великодушной милости на праведный гнев?

– Слушай, за всеми этими брачными играми я забыл тебе сказать, Николая заполошного уволили. Боюсь, моя догадка подтверждается.

– Подтверждается, Лисёнок, извини, я тоже забыл совсем. Разведка доложила.

– Вот же наказанье. И давно?

– В конце того месяца завершили сделку.

– Ну, всё. Синдром Хайфилдскул повторится.

– Спокойно, Лисёнок, держись.

– Искать другое место надо, без вариантов.

– Нет, Лис, ты так не набегаешься, всё равно догонит. Подожди пока, не пори горячку. Посмотрим, как пойдёт. Ну, что ты? Ну, иди ко мне. Всё хорошо, малыш, я с тобой.

Венечка что-то прошептал, я не расслышала, и судорожно вздохнул. Виктор тоже понизил голос, но по тону понятно – утешает. Я вернулась в свою комнату. Нет, без малейшей натяжки я готова назвать эту комнату своей. Она мне правда нравится. Просторная, светлая, ни чем лишним не захламлённая – полная противоположность моей девической келье. Здесь с высоты из окна открывается чудесный вид на набережную и центр города. Не то, что у меня – со второго этажа на помойку. Кровать широкая, хоть поперек ложись, и шкаф огромный, а места в комнате ещё полно. У меня вся мебель малюсенькая, а стоит впритык. В комоде много-много вместительных ящичков, я о таком давно мечтала, тоже просто бы не поместился у нас. Смежная комнатка – удобства, как в дорогой гостинице. А дома приходилось шлёпать ночью в уборную через маменькину спальню. Разумеется, было б ещё хуже, если бы она шастала через мою. Тут вообще всё напоминает дорогой отель. И, тем не менее, очень уютно. Вон на ту стенку я хотела бы повесть Венечкин портрет маслом, или хотя бы большую фотографию. Повременю немного, но потом обязательно попрошу Виктора сделать мне нечто в этом роде. Внезапно меня осенила счастливая мысль. Я взяла телефон, нажала кнопку автоматического набора.

– Мама!

– Ната! Куда ты делась, ничего не сказала, я же беспокоюсь.

– Слушай, мы с Виктором решили жить вместе.

– Ты выходишь замуж?

– Мама, эти старомодные ритуалы уже давно не актуальны. Я просто к нему перееду и всё. Он планирует на днях, возможно даже сегодня, заехать и поговорить с тобой об этом. Так вот, давай без фокусов, ладно?

– Что ты говоришь, Ната! Какие фокусы? И что значит «неактуально»? Брак есть брак во все времена. А блудное сожительство никто не уважает и не принимает всерьёз, нынешнее время не исключение.

Я подумала, было, сказать ей, что Виктор уже женат, но не стала. Незачем ему врага создавать, да ещё вот так, сюрпризом. Лучше вместе потом разработаем стратегию. Я слишком долго потакала своей маменьке, могла бы делать это и впредь, но Виктор, а тем более Венечка вовсе не обязаны.

– Ладно, мам, я тебя предупредила. Веди себя, пожалуйста, достойно. Не устраивай сцен, очень прошу.

– Ната! Кем ты меня выставляешь! По-твоему, я не умею себя вести?!

– Не вздумай ни на чём настаивать. Речь идёт исключительно о том, что я пока поживу у него. И больше ничего, понятно? Может быть, это меня не устроит, или его, или нас обоих.

– Я всё поняла. – Сказала мама и бросила трубку.

Очень недовольна. Ну и пусть. У меня теперь своя семья. Это невероятно, но настолько для меня желаемо, что все усилия приложу, для того, чтобы стало действительным.