Наш колледж располагается прямо на территории большой больницы. Как только оказываешься поблизости, первое, что бросается в глаза, огромное количество, прямо-таки толпа, молодых людей в белых халатах. Такой у нас в колледже дресс-код: белые халаты на всех, включая первый курс и преподавателей школьных дисциплин. Обычно первокурсников к лечебным корпусам и близко не подпускают – вся практика только со второго. Но сегодня всех прибывающих огорошивали, прямо с порога отправляя бегом в больницу. Аврал. Катастрофа. В третьем корпусе наводнение. Из семи этажей затоплены с пятого по первый, нужна любая помощь, в том числе наша, неквалифицированная. Мы с Надей бок о бок помчались, куда и все.
На первом этаже, в вестибюле третьего корпуса сыро темно, тесно от людей и шумно. Те, кто могут уйти – уходят; кого-то родственники забирают; тяжёлых переводят в другие здания.
– Какой курс? – Спросила нас полная пожилая женщина, то ли врач, то ли сестра, может и санитарка – не понятно. Но нам сейчас всякий начальство. Мы хором:
– Первый.
– Идите на пятый этаж. Оттуда уже всех вывезли, поможете убирать. Вон там, по лестнице поднимайтесь, лифты не работают.
На лестнице ад настоящий: по ступеням и стенам вода стекает, дым стоит столбом, точнее пар, не видать ни черта, электричества нет во всём корпусе. А главное нам-то нужно вверх, а основной поток вниз движется: на носилках, на креслах и даже на кроватях все спускают больных. Благодаря своим небольшим габаритам мы с Надей стали продвигаться довольно успешно, но скоро сбившись со счета, решили, неважно какой этаж, зайдём в отделение, будем делать что скажут, если отправят – пойдём в другое. Зашли. Вторая хирургия. Пустой коридор. Нигде ни души. Прямо мистический триллер. Кругом всё разбросано, бумажки какие-то плавают в лужах, куски штукатурки, тряпки. Двери во все палаты открыты, постели перевёрнуты. Грязь, мрак, полное разорение.
– Таак, явно эвакуация тут никому уже не требуется, – говорит Надя, – а уборка нужна однозначно.
– Да, но мы были направлены в помощники, насколько я понял, а тут помогать, как видишь некому. Начнём убираться или подождём командование?
– Подождём. А то придёт какая-нибудь дура, разорётся, что без неё тут чужие хозяйничают.
– Может, на другой этаж перейдём? Вдруг там кто-то есть. Может, мы вообще не на пятом.
– На пятом, не на пятом, какая разница. Придёт и сюда, в конце концов, кто-нибудь. Расслабься.
Я расслабился, насколько возможно, и мы с Надей разошлись в разные стороны исследовать обстановку. Очень скоро картина бедствия мне приелась. Я лениво переходил из палаты в палату, машинально отмечал признаки беспорядка, и уже начал, было, думать о своём, когда прибежала Надя с вытаращенными глазами.
– Там труп!
– Где?!
– Во второй палате.
– Издеваешься?
– Иди, посмотри.
Она вцепилась пальцами в мой бицепс, и мы пошли.
Хоть он и закутан был в одну только простыню, я сразу понял, что никакой это не труп, а просто спит человек. Думаю, Надя это тоже сразу поняла, только ей захотелось попугать и попугаться. Потом, действительно странно и даже жутковато его здесь обнаружить, когда во всём отделении больше ни души.
– Вот уроды. Они его забыли, – прошептала Надя.
– Бред. Но, похоже, так и есть, – я тоже перешёл на шепот. – Что будем делать?
– Давай вниз спустим, а там разберёмся.
– Может, лучше позвать кого-то?
– Может-может, – передразнила Надя, – ты видел, что там творится? Хрен кого найдёшь.
– Будить будем?
– Ясное дело, будем.
– Ну, давай.
– А чё я-то?!
– Ладно. Я сам.
Стянул немного с него покрывало, заглянул в лицо. Молодой совсем человек, наверное, Митиного возраста. Красивый прямой нос, я всегда, почему-то, в первую очередь на нос внимание обращаю. Если нос сразу не понравится, потом ещё долго привыкаю к лицу, считая его отталкивающим. А это лицо мне сразу понравилось, не только из-за носа, вообще.
Очень трудно решиться разбудить вот так постороннего человека, не знаешь, как обратиться, что вообще говорить. Положил ему руку на плечо, потряс легонечко. Он сразу глаза открыл, как будто не спал вовсе.
– Вы чего, ребята?
– Наводнение во всём корпусе, эвакуируют всех.
– А. Знаю. Мне укол сделали, я отрубился. Вы на практике, что ли, здесь?
– Да. Первый день сегодня, – ответствовала Надя с мрачной кривой улыбочкой.
– Вы как себя чувствуете? – догадался я поинтересоваться.
– Так себе. Нога болит здорово.
Он поднял простыню, под которой оказался совершенно голым. Меня это не очень смутило, а Надя от неожиданности аж выпустила крепкое словечко. Впрочем, на неё могла произвести впечатление вовсе не нагота его, а нога – бедро, замотанное насквозь окровавленными бинтами.
– Перевязка нужна срочно, – поспешил я загладить неприличное выступление своей подруги.
– Что делать будем? – занервничала она.
А что мы можем сделать, зелёные первокурсники, больных видевшие, разве только гриппом – домашних своих. Ну, максимум ещё в сериале «Скорая помощь».
– Давай вот этим. – Вдруг бодро заявила Надя, и начала разрывать на полоски простынь.
– Что? Сильно кровит? Не лучше бинты поискать? – спросил больной.
– Или всё-таки попробовать позвать врача сюда какого-нибудь? – подхватил я.
– Некогда. – Отрезала Надя, яростно разрывая простынь. – Бинты мы можем и не найти. А врачей и в мирное-то время ни черта не дозовёшься, моя мама вечно на это жаловалась, когда бабушка в больнице лежала, а сейчас тем более. Завяжем тем, что есть. Вас быстрее в другой корпус нужно доставить, там всё нормально сделают. Давай, помоги мне!
Я приподнял слегка его ногу. Надя туго намотала тряпки поверх бинтов. Наш первый пациент держался молодцом, хоть было видно, что ему очень больно.
– Вас как зовут-то, ребята?
– Коля.
– Надя.
– Ярослав, очень приятно.
– Вы не волнуйтесь, мы вас доставим, куда нужно, и там вам всё хорошо сделают.
– Ничего, ребята, вы сами-то не волнуйтесь, обойдётся.
Да уж, «не волнуйтесь»! Это только на словах всё так просто: доставим, передадим. А как доставим-то? Он такой высокий, мускулистый, килограмм под сто. А мы оба мелкие с Надькой, вдвоём, наверное, на сто не потянем. Пробежался я по коридору – ни одного кресла на колёсиках нигде нет. Да и нужно ли оно? Как мы с ним по лестнице? На носилках нам тоже этого Ярослава не унести.
– Вот! Смотри, что я нашла!
Гляжу – Надя откуда-то костыли тащит.
– А он на них сможет?
– Попробуем.
Принесли костыли в палату, Ярослав согласился попробовать. Его мнение о том, что ждать здесь, пока его хватятся, бессмысленно, и нужно самому на первый этаж спускаться, полностью совпало с Надиным. Мы кое-как напялили на него майку и трусы, запихнули в чей-то пакет все его вещи. С большим трудом помогли подняться и встать на костыли.
На лестнице народу поубавилось, мы стали спускаться. Я всё время шёл на ступень впереди, а Надя на ступень сзади.
– Если будешь падать вперёд, то на него, а если назад, то на меня, – инструктировала она нашего подопечного.
И между прочим, один раз он почти упал вперёд, навалился на меня всем телом. Но я выдержал. И он преодолел себя, двинулись дальше. У меня внутри всё дрожало от страха и напряжения. Я его боль почти физически ощущал, даже в глазах слегка потемнело и зашумело в ушах. Мимо нас пробегали какие-то взрослые мужчины и женщины в белых халатах, но ни один не остановился и не поинтересовался нами. Чудом добрались до первого.
На первом этаже народец тоже слегка рассосался, но не окончательно.
– Ребят, я сейчас упаду, – тихонько, и главное, спокойно так, сказал Ярослав.
– Не сметь! Стоять! Держи его! – скомандовала Надя и кинулась куда-то галопом.
Я подпёр его собой, напрягая все возможные силы, а через пару секунд она уже бежала обратно к нам с креслом-каталкой. Успела. Не упал. Усадили.
Дальше полегче: Высокий полный мужчина, громким голосом отдававший направо и налево распоряжения, всем своим видом не оставлял никаких сомнений – нам к нему.
– У нас больной с кровотечением, – крикнула ему Надя и указала пальцем Ярославу на ногу.
Доктор лишь мельком взглянул и объявил немедленно на весь вестибюль:
– Девятый корпус, гнойная хирургия.
– Пошли! – объявила нам Надя, не моргнув глазом.
– А ты знаешь, где это?
– Найдём. Пошли быстрей.
На улице мы пожалели, что не прихватили с собой никакого одеяла, но решили не возвращаться – кровь уже сквозь наши тряпки проступила. Спросив пару раз дорогу, бодро вкатили в девятый корпус, там лифт, слава богу, работал, и даже был лифтёр, точно знающий на каком этаже эта самая гнойная.
– А нам точно в гнойную? – пробормотал Ярослав. – У меня вроде гноя никакого не было.
Нам самим это неприятное название не очень-то понравилось, но мы поспешили утешить своего пациента:
– Пусть сначала кровь остановят.
– Да. Если что – перевезём в другое.
– У нас больной с кровотечением, – провозгласила Надя, поравнявшись с ближайшей медсестрой.
Мы-то, наивные, уже полагали, что раз этот пароль один раз сработал, то он универсальный. Ан нет.
– История его где? – равнодушно поинтересовалась тётя.
– Мы из третьего корпуса, – отрезала Надя, и уточнила на всякий случай, – там потоп.
– Везите к перевязочной, – кивнула головой медсестра, показывая, где перевязочная.
Ёлки-палки! А возле перевязочной-то очередь, целое столпотворение. И всех вызывают пофамильно, никак не пробиться.
– Я пойду к зав. отделением, – сказала Надя. – Иначе бесполезно, знаю по опыту. Мама, когда бабушку лечила, все вопросы только через начальство решала, иначе никак.
Быстро пройдя по коридору, на ходу читая надписи, она в одну из дверей постучалась и вошла. Через минуту, всем уже было интересно, что за этой дверью происходит.
– Выйдите немедленно из кабинета! – кричит кто-то оттуда мужским голосом.
– Не выйду! – Это наша Надя, тоже кричит. – Я же вам объясняю, вы что, не понимаете? Сильное кровотечение! Нужно срочно помочь!
Потом мужская тирада, немного тише, слов не разобрать. Потом опять Надя:
– Да, я требую! Если он умрёт, или ногу потеряет, вы будете виноваты!
Снова что-то невнятно баском.
– Я не пугаю, я констатирую! … Не знаю, кто распорядился, но сейчас специально вернусь туда и узнаю. Если не можете срочно помочь, вызывайте скорую помощь!
Мы с Ярославом переглянулись. Он говорит:
– Во даёт! Нас сейчас с лестницы спустят.
Честно сказать, я примерно то же самое подумал. Хотя ему кивнул ободряюще, мол, не бойся, всё устроится. И о чудо. В кабинете заведующего наступило подозрительное затишье. Потом он пробасил ещё что-то, а потом из перевязочной выглянул доктор в маске: «Кто тут из третьего корпуса с кровотечением? Завозите!» Я немного замешкался с креслом, доктор помог мне и спросил: «На практике?» Я кивнул. – «Какой курс?» Я возьми, и скажи правду.
– Тогда можете быть свободны, спасатели – сказал врач, и дверь у меня перед носом закрыл.
А тут и Надя подбежала.
– Дурак! Надо было второй говорить, нас тогда б посмотреть пустили.
Это я и без неё уже понял.
Уходить мы, конечно, не собирались, но минут через пять тот же доктор выглянул в коридор и крикнул:
– Марина! Звони в оперблок! Экстренная операция. Пусть операционную готовят!
Я похолодел.
– Вот это да! А вдруг ему ногу отрежут? А вдруг не надо было вообще его трогать?
– Да?! И оставить там кровью истекать?!
– За ним бы пришли рано или поздно.
– А если поздно?
Когда врач выходил из перевязочной, мы кинулись посмотреть, как там наш Ярослав, но доктор отстранил нас и сказал ласково: «Идите, ребята, всё нормально будет».
– Ему ногу не отрежут? – осмелилась спросить Надя.
– Не отрежут, идите.
Делать нечего, мы вяло поплелись к выходу.
– Ребята! – окликнула нас медсестра, – кресло заберите, отвезите на место.
На спинке кресла белой краской было написано II тер.отд., но мы преступно бросили его на первом этаже девятого корпуса. Не хотелось нам разыскивать это второе терапевтическое и в третий корпус возвращаться не хотелось, а в колледж на занятия идти тем более. Да и есть ли они сегодня, занятия? Если всех учащихся бросили на помощь в ликвидации бедствия, могли и отменить. А, может быть, просто все под шумок разбежались. Мы тоже решили уйти. Побродили немного по парку, зашли в кафе, без аппетита погрызли пиццы. Надя много курила. Все мысли, разговоры у нас теперь только о нём. Бесконечные предположения, о том, что и как с ним будет. Бесконечные поиски собственных ошибок и недочётов во время нашей, так сказать, спасательной операции. И фамилию даже у него не спросили, как теперь узнавать о его состоянии?
Домой я приехал поздно. А отец ещё поздней – много было дел. Часов в двенадцать он зашёл ко мне в комнату.
– Не спишь ещё, сынок?
Какое там! Если б он только знал, до чего у меня голова распухла от мыслей.
– Ты знаешь, Коля, мне кажется, та женщина, действительно очень похожа на тебя. Возможно, ты не ошибся. Если хочешь, только подумай хорошенько, если ты действительно хочешь, я найму людей, её разыщут, всё досконально расследуют. Даже если это не твоя мать, мы найдём ту самую, настоящую. Прошу тебя, сыночек, только подумай получше, хорошо?
О господи! Подумай! Да я уж забыл и думать о ней! Все мои мысли теперь о другом, после сегодняшнего происшествия.
– Знаешь, папа, – я обнял его за шею и прижался щекой к щеке, – я уже подумал, мне никто кроме тебя не нужен. Прости меня. Это было так глупо. Забудь, если можешь.
У отца на глаза выступили слёзы. Чтобы не давать им воли, он чмокнул меня в висок и встал. А уходя, сказал тихо:
– Если надумаешь, дай мне знать.