Митя заехал за нами после колледжа. Вернее, Петрович его завёз, сам он машину не водит.
– Что, мои птенчики, покормить вас надо?
– Пиццу!
– Пиццу!
– Пи-пи! Кукушата. В вашем возрасте нормально питаться нужно.
– А в твоём?
– В моём тем более. Сейчас заедем в нормальный ресторан, нормальный обед закажем.
А мы и рады: домой возвращаться никому особенно не хочется. Как выяснилось, у меня и Мити удивительно совпали взгляды и вкусы касательно того, как должен быть устроен семейный быт. Он практически всю жизнь прожил вдвоём с мамой, а я, казалось бы, детдомовский ребёнок, казалось бы, существо коллективное, должно бы быть, но нет, оба мы не выносим посторонних, лишних людей в доме. А в доме у нас теперь, как Митя выражается, Содом с Гоморрой. Аркашин офис почти со всеми его сотрудниками, по мере выздоровления, последовательно перекочевал сначала в больницу, а потом уже и к нам домой. С раннего утра до позднего вечера толкутся люди: адвокаты, представители фирм, референты, секретари, партнёры, конкуренты и, бог их знает, кто ещё. Не считая медицинской бригады, дежурящей круглосуточно. Папа понимает, что мы с Митей от этого не в восторге, и не обижается на нас за то, что предпочитаем подольше где-то погулять. А у Нади дома своя радость – беременная мама со странными вкусовыми предпочтениями и резкими перепадами настроения. Но скорее она за компанию с нами мотается, полное нарушение спокойствия и уюта именно у нас. Некоторые вещи Митя воспринимает гораздо более болезненно, чем я. Например, пересуды. Было раз, сидели с ним тихо-мирно в моей комнатке, я уроки делал, он писал что-то. А эти сотрудники, они ж по всему дому лазают без зазрения совести, и никак за ними не уследишь, Олеся гоняет их, тоже злится, но разве её будут слушать? Она ж не настоящая хозяйка, не жена папина, у людей на такие вещи чутьё, кто не в курсе, и то сразу догадывается. Так вот, какие-то две курицы возле самой нашей двери встали, и давай языки чесать, противными такими голосами. Мы с Митей смотрим друг на друга, надо бы выглянуть, шугануть их, да связываться неохота, они все такие себе на уме. И пока мы тормозили, эти курицы свои дела перемалывать закончили, на нас перекинулись. Одна говорит: «Нет, который поменьше мальчик, это сын, а который высокий – любовник». Вторая: «Жуть какая, я думала, они оба сыновья». – «Скорее, оба любовники». – И «Ха-Ха-Ха» в две глотки. Митя, бедненький, аж побледнел. Выглядываю, говорю: «Я б на папином месте вас уволил». Те за словом в карман не полезли, но, хотя бы, от двери нашей отошли. А Митю битый час пришлось уговаривать, что они просто дуры. Он очень ранимый человек и даже робкий. Может быть открытым, слегка развязным, но это только в своём кругу с близкими, а с чужими людьми теряется, компелксует. Папе сейчас не до этого, сам стараюсь нашего Митю в обиду не давать. Везде ходим вместе, была б моя воля, я б с каким-нибудь оружием наперевес по дому его водил. Кто взглянет косо – сразу бы отстреливал, а то он, бедненький, от этих взглядов прямо заболевает. И это только от взглядов, про стычки мелкие я уж не говорю. Бывает, столько набежит народу всякого и сразу, естественно, все начинают пить и жрать, аж очередь в туалет на первом этаже скапливается. Особо сообразительные лезут к нам, на второй. Митя как-то двум мужикам попытался запретить. Те сразу в штыки: кто, мол, сказал, что нельзя? Ясен перец, им всё, блин, можно, как Надя бы выразилась. Тут я выхожу, жалко без базуки: «А что он́ говорит, вам мало? Это вообще-то его дом и его сортир персональный. Кого захочет, того и пригласит, у вас есть приглашения? Предъявите!» Сам от себя не ожидал такого. Мужики что-то там под нос пробурчали и ушли. Я уж Мите говорю, ты сразу меня зови, сам не пререкайся, ещё один разрыв сердца нам в семье не нужен. Боюсь, что плюнет он на это дело и обратно к маме в однушку переедет. В тесноте, да не в обиде. Склоняюсь уже к мысли обратиться к отцу, чтобы как-то решил этот вопрос. Пора прикрывать надомную лавочку. Что они здесь виснут, со своими бумажками? Интернет же есть. Понятно, папа человек старой формации, но парочки помощников, я считаю, за глаза хватит. Не решаюсь пока, жду, само, может, рассосётся. Только бы Митя дождался, не ушёл. Я, ведь, понимаю всё, он молодой, ему любовник нормальный нужен, а папа не в форме сейчас. И после операций восстанавливается, и работать ещё хочет по-прежнему, совсем ему не до любви. Нет, если Митя уйдёт, это только логично будет. Но очень-очень обидно. Так что, мы с Надей стараемся ему во всём потакать. Их любимое развлечение – ходить по магазинам, всю подряд одежду примерять. Меня такие походы утомляют ужасно, но терплю, не жалуюсь. Чтобы я не так скучал, придумали розыгрыши продавцам устраивать: они заходят в дорогие бутики, долго и нудно выбирают там себе что-нибудь, привередничают, капризами донимают, а потом делают вид, что денег нет. Продавцы на стенку с досады готовы лезть. И тут эффектно появляюсь я, делаю пальцы веером: «Упакуйте, девушка всё, что ему понравилось!». Надя: «А мне! А мне!» – «Так и быть, ей тоже». И демонстративно все их покупки «платиновой» карточкой оплачиваю. И так в разных вариациях: то делаем вид, что до этого вообще знакомы не были, тогда Митя очень искусно разыгрывает, насколько он удивлён и растроган, то, наоборот, звонит: «Приезжай, дорогой, выкупай меня». Все поджидают кого угодно, только не моего типа «клиента». С Надей тоже они там по-всякому выпендриваются.
Ещё Митя любит музеи разные, театры, и прочие культурные места. Делать нечего, и туда все втроём таскаемся. На джазовой опере в Доме Музыки мы с Надей сломались.
– Тягомотина фуфловая, не могу больше, – шепчет она мне, – ща сама завою. Давай выйдем, скажем, что в туалет. – Я кивнул. Она стала Мите на ухо шептать, он только отмахнулся. Пробрались к выходу. – Слушай, он реально кайфует, извращенец.
– Просто мы с тобой некультурные, отсталые люди. В туалет-то пойдёшь?
– А ты?
– Можно вообще-то, газировки надулись.
– Слушай, пошли вместе, всё равно никого нет.
– Пошли, только не в женский.
– Я так и знала, трусишка.
Зашли в мужской. А там из одной кабинки звуки такие доносятся – разве только дурак не догадается, что в ней происходит. Пи́сать мне сразу расхотелось. Показываю Наде глазами и жестами, давай, мол, на выход. А она наоборот симафорит: войдем тихонечко в соседнюю ячейку. Попробовал притворно сделать вид, что ухожу. Куда там! Разве её этим остановишь? Пришлось поддаться искушению. И вот прямо около нас, практически в нескольких сантиметрах, за тонюсенькой перегородкой двое стонут и охают, как сумасшедшие что-то там у них хлюпает, или чпокает и постукивает ритмично. Надя сразу полезла на унитаз с ногами, а я немного только оттолкнулся от стульчака и на руках подтянулся, заглянули за перегородку – там два парня! Не знаю как Надю, меня, постоянного зрителя гей-порнухи, их «упражнение» не слишком шокировало. Ничего такого особенного они не делали, один другому, как бы это помягче сказать, выхлопную трубу прочищал. Местечко выбрали неудачное, это да. И оба на вид не намного старше нас, крупнее только, особенно тот, что сзади. Вот он-то первым вверх посмотрел, глазами со мной встретился, и спокойно так, не прерывая своего занятия, покряхтывая только слегка, говорит: «Ну что, пацаны, вам тоже вдуть? Готовьте попки, сейчас оформим. Очередь занимайте». Мы с Надей со стеночки этой, как спелые груши с дерева осыпались, бегом на выход. Отошли в сторону, она как разругалась:
– Нет, ну, – так перетак, – совсем охренели... – дальше ещё словечко, грубоватое, но в данном случае уместное вполне.
– Точно. Вот это именно они и есть. По таким уродам люди обо всех судить будут. Хорошо хоть Мити с нами не было. Он, оранжерейное растение, не пережил бы шока. В храме искусства, можно сказать, вытворяют такие вещи.
– Я и то обалдела. Ну что теперь? В женский?
– Нет, давай на другом этаже попробуем.
Мы не сговариваясь, захохотали в голос – вообразили живо, что нас может ожидать в туалете на другом этаже. К нам подошёл охранник, сделал замечание, и вывести на улицу пригрозил.
– Нифига себе! – Возмутилась Надя. – Да тут у вас под носом такое...
Я зажал ей рот ладонью и потащил на другой этаж.
Когда по дороге домой Митя заметил наше возбуждение и нездоровую весёлость, не удержались всё-таки, рассказали ему своё приключение.
– Ну, вы даёте, детишки! Сходили в Дом Музыки, обогатились впечатлениями.
– А свинья везде грязь найдет, – отрезала Надя.
Не знаю, на что она там намекала, и намекала ли вообще, но в эту ночь мои эротические сны снова обрели конкретное лицо. А чьё – не скажу. Потому, что в симпатии к этому парню сам себе признаваться боюсь. Нет, никогда я так не поступлю. Это уж совсем подло будет по отношению к папе. Да «кто не скажу» всерьёз меня и не воспринимает вовсе, считает за ребёночка малого.
Все наши проблемы и горести разрешились самым неожиданным образом – мы переехали. Папа новый дом купил. Я здорово волновался, но переезд прошёл на удивление безболезненно, нам с папой и Митей делать почти ничего не пришлось, потому, что, оказывается, есть фирмы, предоставляющие переезд «под ключ»: приходят люди, сами тебе всё упаковывают, перевозят и вынимают на новом месте. Конечно, ими нужно руководить, но руководство взяла на себя Олеся, мы ей немного только помогали. Новый дом это не один, а целых четыре, и в нашем жилом корпусе теперь ни души посторонней не будет, муха не пролетит без необходимости, вот так радикально папа поступил ради меня и Мити. Он, оказывается, вовсе не игнорировал наши страданья. Отдельный домик-пристройка – жильё для наших работников и медиков, которые, к сожалению, всё ещё должны быть поблизости. Ещё отдельно в стороне «офисное здание», и ещё небольшая персональная «больничка» для папы. Всё это на огромной, похожей на парк, территории. В нашем доме бассейн на первом этаже, спортивный зал с тренажёрами, к некоторым из них мы с Митей не понимаем с какой стороны подходить нужно. Поначалу мне показалось слишком много места – все комнаты огромные и столько их, что заблудиться ничего не стоит. Но очень быстро мы освоили всё это великолепие. Этажа в новом доме четыре, но их могло быть сколько угодно, потому, что для папы есть лифт. Я на каждом этаже себе по комнате «забронировал», ещё не разобрался, где хочу остаться, везде нравится.
Митя сразу пожелал завести собаку и папа подарил ему щенка зенненхунда, который без затей был назван Шариком. Щеночек, действительно, кругленький и пушистенький, но в этом смысле я от Мити большего проявления фантазии ожидал. На время главным моим занятием стали прогулки по дому в целях освоения пространства, учёбу даже слегка задвинул. И так расхаживая, папу с Митей случайно застал в объятиях друг друга у бассейна. Митя «вынырнул», а папа его «поймал» и стали возиться. Митя просит жалобно: «Аркаша, миленький, не надо, я боюсь». – А сам целует глубоко и постанывает тоненько.– «Не бойся, малыш, всё нормально». Ну, нормально, думаю, и хорошо тогда. Развернулся, убежал поскорее подальше. Давно уж не горю желанием видеть, как у них это дело происходит. По-настоящему забавно смотреть, как они с Шариком нянчатся, он у них вроде ребёнка. Столько умиления и счастья на лицах, не хочу, а само собой выходит, что расплываюсь в улыбке. Папа стал чаще Митю обнимать, брать за руки, поглаживать, не так меня стесняется, как раньше. В основном сдерживается, конечно: большая часть обнимашек и поцелуйчиков списывается на то, что дом теперь большой, я где-то далеко и ничего не вижу. Надо так понимать, у них нечто вроде медового месяца. Они счастливы. Я, в принципе, тоже.
Так получилось (не знаю уж как), что мы с Надей, персонажи не слишком положительные, примкнули к небольшой группке девочек, во главе с нашей старостой, желающих сдать первую сессию досрочно. Они достали списки вопросов по всем экзаменационным предметам, а с теми преподавателями, у кого только зачёт, договорились «просто побеседовать», то есть, считай, «автомат» выклянчили. Таким образом недели две оголтелой зубрёжки подарили нам лишнюю неделю каникул, а проводить её больше негде, как в нашем, по Надиному определению, «санатории». Одно из самых любимых мест у нас лечебный корпус. Нас везде пускают, всё показывают, все аппараты разрешают включать, объясняют, что к чему – индивидуальная практика. Тяжелых больных, конечно, нет, основной пациент у них папа, но всякие мелкие травмы и хронические болячки сотрудников тоже с удовольствием лечатся. И мы самые активные участники, разумеется, в каждой бочке затычки.
Вот кого я не чаял встретить больше никогда в жизни, о ком и думать забыл, разве только изредка, в виде констатации факта, первая влюблённость, всё-таки, хоть и мимолётная и неудачная. Где угодно, в кафе, или на улице, ещё бы куда ни шло, но чтобы дома у нас!
Забегали с Надей перекусить. Мы в двери, а навстречу нам, чуть лоб в лоб не столкнулись – Ярослав! Прямо лбами бы, естественно, не врезались, он нас выше намного, по-прежнему. И сразу узнал:
– Ребята! Здоро́во! Вы что тут делаете, неразлучники?
– Мы, вообще-то, здесь живём. А ты?
– Да так, по делу.
– А к кому?
– Всё тебе надо знать! Состаришься скоро. Бегите, играйте.
И пошёл широкими шагами прочь. Тут и я в один голос с Надей выпалил:
– Нихрена себе!
Вечером, за ужином сделал попытку прояснить это дело.
– Пап, а Ярослав к тебе приходил? Ты его что, на работу берёшь? В охрану?
– Не беру я новых охранников, с чего ты взял? – Ответил папа и сразу с Митей принялся активно болтать о Шарике и подобных пустяках.
Я бы не обратил внимания, он сам виноват, слишком резко стрелки перевёл. Значит, не так всё безобидно?
– А зачем он приходил тогда? И сюда ещё. Ты же сам обещал, что здесь наша частная территория будет, без посторонних.
– Он помешал тебе, что ли? Ну, извини. – Нахмурился Папа.
– А что за Ярослав? – Вмешался Митя. – Я ничего не знаю.
– Потому, что много будешь знать... – начал папа, я перебил:
– О! Он мне то же самое сказал! Если у вас такие уж секреты, лучше конспирироваться надо. Выпустил бы его где-нибудь сбоку, потихоньку, а то вываливается прямо через парадную дверь средь бела дня, и ничего спросить нельзя при этом.
Вместо того, чтобы отшутиться, или спокойно ответить, папа, почему-то смутился, пробурчал себе под нос:
– Ты, сынок, не выдумывай, жуй, лучше, молча.
И весь разговор за столом вообще протух. После ужина Митя пошёл поплавать, я хотел к себе подняться, папа меня остановил.
– Подожди, иди сюда. – Голос недовольный. – Ты откуда знаешь Ярослава? Что у вас за дела с ним? – Я объяснил. Папа плотно сжал губы. – Понятно.
Какие у них дела, я уж расспрашивать не стал, раздражать его только.
– Извини меня пап, за столом я лишнего наговорил?
– Всё в порядке, никаких секретов нет у нас. А Ярослав, он просто мой знакомый.
– Близкий?
– Нет! Иди к себе, фантазёр.
Об этих разговорах пришлось отчитаться перед Надей, нельзя же просто замять такую встречу и всё, что с ней связано. Наде, как и мне, поведение папы подозрительным показалось. Но и теперь бы я ограничился одними рассуждениями, если б она не подсуетилась.
Позвонила в полвторого ночи, разбудила.
– Включай, сейчас же ноут!
– Ты что, с дуба рухнула?
– Сейчас ты сам рухнешь, включай скорей! – Включил.
– Ну и что?
– Посмотри сначала вот это.
И ссылками закидала. Открыл я эти ссылки, спросонок не пойму ничего. Какие-то рисунки отсканированные, на рисунках сплошные фаллосы гротескно огромные. Ну, спасибо, думаю, подружка, Нашла, зачем разбудить. Порнуху, и кстати, покачественней, я перед сном смотрел.
– Ну как?!
– Да так, – говорю, – как-то слишком.
Повнимательней приглядеться если – всё там слишком, на этих рисунках. Не только члены огромные, а и целиком их владельцы. Неимоверно «раскачанные» мужички с грудными мышцами, напоминающими скорее женские сиськи больших размеров. И смачно они друг друга за эти сиськи хватают, и фаллосы громадные запихивают в задницы, позиции выбирая самые изощрённые. Сюжет какой-то стал просматриваться, когда я ещё немного проснулся. В итоге разобрался – комиксы это, шокирующие, но занятные. Интересные развлечения находит Надя по ночам.
– Чего притих? Возбудился?
– А ты меня стремилась возбудить? Разбудила, главное, изнасиловала в глаза какой-то хренью.
– Спокуха, не бухти, сейчас основной компромат пришлю. Короче, это художник такой Том оф Филанд, по нему все гомики с ума сходят.
– Прям уж и все?
– Я так поняла, он у них культовый. Это ж старые картинки, годов шестидесятых, что ли.
– Ого!
– Да! Прикинь, тогда им башни как посшибало.
– Прикидываю. Я сейчас пригляделся, и мне сшибает.
– Кароч! Лови бадягу страшную, со стула только не грохнись.
У меня глаза на лоб полезли: реальные мужики повторяют в точности всё, что нарисовал отвязный Том. Какой-то парень у себя на странице выложил, а для наглядности рисунки рядом. Некоторые сцены прямо-таки один в один.
– Ниче так развлекушечки, да?
– А будить-то было зачем?
– Не видишь ещё? Пониже промотай.
– Господи, сколько их тут! Погоди, это что...?!
– Да, да, знакомая физия! Увидел?!
– Ярослав!
– Говорила, ща сам рухнешь.
– Уже. Рухнул. Чёрт. Никогда б на него не подумал. По нему вообще ничего такого не скажешь.
– Скажешь, скажешь, они все такие гомосеки, накачанные.
– Много ты понимаешь в гомосеках.
– Побольше твоего.
– Ладно, я спать пойду. Спокойной ночи.
Отключился, только какой теперь сон! В голове водопад Ниагарский. Захлебнулся мыслями. А на следующий день я опять увидел, как Ярослав от папы выходит.
– Привет, санитар! Где Тамара твоя?
– Она не Тамара.
– Чего ты такой смурной? Поссорились? Не грусти, помиритесь. Слушай, можно тебя на пару слов? – Я растерялся, дал себя в сторону отвести. – Говорят, у вас зальчик тут классный?
– Есть, но он не для чужих.
– Брось, всё равно у вас никто не занимается толком. Пусти меня на часок покачаться, я и тебя научу. Хочешь такие? – Он продемонстрировал свои бицепсы. У меня перед глазами персонажи Тома проплыли.
– Не могу, это наш зал, семейный, чужих договорились не пускать.
– Да что ты, может, я скоро своим стану. Ну! Давай. Пошли, покачаемся.
– Никогда не станешь! Уходи!
– Окей. Хозяин барин.
Я бросился в злополучный зал, в сторону которого и не смотрел раньше, и как налёг на тренажёры с остервенением! Остановился, только когда из сил окончательно выбился. И папа, как раз, заходит.
– Сынок, ты смотри, не переусердствуй.
– Ты тоже, папа.
– Я понемножку. – Не понял моей горькой иронии, а уточнить не хватило духу. – Побудь со мной, пока врач не подойдёт.
– Конечно! Я здесь. Скажи, пожалуйста, а Ярослав...
– Дался тебе Ярослав! – Вспылил папа. – Других, что ли тем нельзя найти?
– Можно. Митя, например.
– А с Митей что не так?
– С Митей всё замечательно. И он никуда не уедет, в любом случае.
– Куда не уедет? В каком случае?
– Даже если у тебя переменятся планы, Митя всё равно останется здесь.
Явился доктор, и я оставил с ним наедине изумлённого папу.