– Ну, что у нас? Те же и Мартын с балалайкой?

– Хотела бы я возразить, но, боюсь, ты прав. Под ногтями у парня кожа с такой же ДНК, как и волос на теле первого.

– Не было печали. Я же пошутил в тот раз на счет охоты на гомосеков. Главное, два месяца всё тихо-мирно, и думать, ведь, забыли. Ладно, спасибо тебе за науку, побегу контакты его отрабатывать.

– На футбол успеешь?

– Постараюсь. Возможно не к началу, но точно приду.

– Окей. Счастливо.

– Ага, и тебе.

Впервые за долгое время Хэнк действительно побежал по делам, а не грузно поплелся. Бодренько так, легко ему во всём теле сделалось. Нет, ничего. Можно жить. Можно. Дело об опеке он почти что выиграл. Почти, вообще-то, не считается – присудили совместно с этим… Стоп. О нём не думать. Ни плохо, ни хорошо. Вообще стараться не думать. О чём-то приятном он начал. Ах, да. Хороший маленький домик удалось подыскать за вполне приемлемую плату. Чуть погодя, можно будет забрать туда дочку. Подремонтировать вот только немного. А еще через полгодика … нет, так далеко заглядывать не будем. Сегодня вот футбол у детишек. Как же он не успеет? Лучше чего другое не успеть. А тут ему стараться надо, очки зарабатывать. Вообще неплохая бабёнка эта Лорейн, отзывчивая. Многовато льет воды на мельницу того, етого, о котором мы не думаем. В последние дни, вроде, стала вникать что к чему, и чьей стороны держаться надо. Но не вполне еще прониклась. Мальчишка у нее отличный. Вот уж кто действительно разбирается в людях. (Хэнк и Саймон успели стать настоящими приятелями). А с дочки что возьмешь – привили извращенцы извращенное мышление. Кстати об извращенцах, Лорейн только между первым и третьим убитыми связь обнаружила. Второй голубчик, она считает, сам по себе. А мне, вот, так не кажется. Все они связаны, ясно как день. Методично кто-то мочит педерастов одного за другим. Самая криминальная среда. После нариков разве что. А им еще детей чужих воспитывать доверяют. Куда мир катится? Наш-то еще так себе, справедливость отдать ему надо, пестует дочку, старается, из кожи вон буквально лезет. Но рано или поздно всё одно вляпается. Тут уж ничего не попишешь: любишь в дерьме ковыряться – оно тебя везде найдет. Эх, не охотник я возиться с этой публикой. Легко сказать было: «связи отрабатывать пошел», а связей у каждого из них чертова уйма. Такое впечатление, что из спортивного интереса как можно больше народу поиметь стараются. Казалось бы, не всё ль равно? Очко оно и есть очко. Так нет, пока штук двести не перепробует, не успокоится. А за это время или шлепнут такого «спортсмена», или заразу мерзкую подхватит. И как подхватит – начинает плакаться, жалейте его. Тьфу. Наша-то принцесса-голубэсса, дома сидит. Фасон такой, мол, о ребенке заботится и скорбит о покойном муже. А не вмешайся я, еще не известно, как он в горе своем утешался бы. Сейчас понятно, деваться некуда: шаг в право, шаг в лево, да только он ребенка и видел. Всё равно не поможет. Один чёрт, отсужу себе дочку. Где это видано, чтобы Хэнк Зановски на пару с каким-то мужеложцем своего родного ребенка растил. Тоже мне, закон и порядок. Курам на смех. Жениться не мешало бы. Вот это был бы козырь. Мать честна́я! Вот оно! Пидорино горе.

– Ты что здесь делаешь?

– Навещал своего товарища. У него несчастье.

– Ясно. Страдает, значит?

– Разумеется. Не вижу оснований для сарказма. Ты не подозреваешь ли его? Так это просто нелепо. Они любили друг друга. Впрочем, лучше бы я тебе этого не говорил.

– Почему же?

– Ты слишком болезненно воспринимаешь такие вещи.

– Придется, видно, потерпеть. Возни еще много предстоит в вашей клоаке.

– Прошу тебя, будь с ним помягче. Хотя бы повежливей.

– Не бойся, не съем.

– Мне лучше бы вернуться, пойти с тобой.

– Вот этого не надо. Будешь только мешать. Иди, куда шел. На футбол не опаздывай.

Про футбол само как-то вырвалось. Больно нужно было напоминать.

– Да, да. Кончено. Хэнк! Подожди! Надеюсь, ты не слишком разочаруешься, если Моника не выйдет на поле?

– Это еще почему?

– С утра она немного закапризничала, сказала, что не хочет сегодня играть. Возможно, разгуляется за день, и всё пройдет. Но я решил тебя предупредить, на всякий случай.

– Окей. Не хочет – не надо. Поболеем за Саймона. Пока.

Что и требовалось доказать. Все они одним миром мазаны. Стоило лишь голову повернуть в сторону какого-то гомосека, и здрасте пожалуйста, Салли тут как тут. Разумеется, любовник покойного ни при чём. Любовники так не убивают. Но это вовсе не значит, что я должен оставить его расслабляться. «Помягче»! Понежней еще скажи. Щас прям, буду я с ним антимонии разводить. Толку, небось, всё равно не добьюсь. Занятно. Ведь я как будто не удивился, что встретил тут красавца нашего. Словно бы ждал, что встречу. Стесняюсь сказать, обрадовался. Лорейн своими воспитательными беседами мозги мне промыла? Привыкаю к нему – ничего не поделаешь. Надо будет расспросить его поподробней вечером. Дела-то паршивые. Он, получается, убитого знал. А может и убийцу. Этого только не хватало.

Допрос, так сказать, потерпевшего, как Хэнк и предсказывал, оказался бестолковым. Удалось, правда, выяснить кое-какие любопытные мелочи. Но слишком уж незначительные. Список контактов, конечно, пополнился. Бегать и бегать по этому списку. Половину, может, больше, он скинет парням из отдела. Не все же авгиевы конюшни самому перелопачивать. Выпивать еще явно рано, и можно было б в пару мест успеть, если хорошенько подсуетиться. К тому же на игру к ребятам в надлежащем виде явиться надо. Но всё-таки Хэнк не устоял перед искушением побаловать себя бутылочкой пива. Он заслужил. Эти сопли-слезы гомосячьи кого угодно выбьют из равновесия. Заскочив в ближайшую закусочную, он уютно устроился за столиком в уголке – народу почти никого. Спросил бутылку «Миллер» и чипсы с острым соусом. «Эх, малышка Сэльма! Что же ты так не сдюжила? Одну малюсенькую девчонку, как следует, родить не смогла. Разве можно было так просто жизнь свою на это положить? Вот сейчас бы мы с тобой расселись на школьном стадионе, вместе стали б умиляться, как карапузы за мячиком бегают. А в какой компании остался я? Нарочно ведь не придумаешь. Так ты, детка, подвела меня. Уж так подвела. Обидел тебя, спору нет. Виноват, раскаиваюсь. Но такого наказания и для меня многовато».

– Не помешаю?

Мужчина, белый, лет под сорок, ровесник, значит, одет прилично, пива тоже заказал. Места кругом полно. Компании хочет? Почему бы и нет?

– Валяйте.

– Не был здесь давно.

– А что, хорошее заведение?

– Нет, я имею в виду в городе. Учился тут, потом женился, а потом сбежал. Шлея, как говорится, под хвост попала. Приключений захотелось, вот и подался в южные штаты.

– Выходит, нагулялись?

– Вроде того. Сказать по правде, совесть заела. Здесь сынишка растет. Пять лет меня не было. Столько пропустил. Бывшая, небось, и на порог не пустит. Поделом конечно, что уж. А вы женаты?

Хэнк до сих пор смотрел на сотрапезника мельком, краем глаза. Он ведь только из вежливости согласился разделить компанию. Задушевных бесед вести не собирался, рассиживаться тоже некогда. Но прямо взглянув в лицо, вдруг встрепенулся, обрадовался, расплылся в улыбке:

– В местном колледже учились, говорите?

– Точно так.

– Майк?! Майк Дуглас! Не помнишь меня?

– Хэнк Зановски! Как же! Здоро́во приятель! Вот это встреча. Извини, не признал тебя сразу.

– Да я, в общем, тоже… Слушай, мне идти уже надо. У дочери сегодня в школе футбольный матч.

– Семьей, значит, обзавелся? Образцовый отец, всё как положено? Молодцом! Одна дочурка, или еще кто есть?

– Пока одна.

– Ну, ничего. Какие наши годы. А хочешь, я с тобой пойду? Времени у меня теперь вагон. Только приехал. Вечерком хочу своей бывшей в ножки покланяться, а пока свободен.

С одной стороны, расставаться со старым приятелем не хотелось. С другой, демонстрировать, как дочь его льнет к какому-то пидарасу, просто немыслимо. Можно было б соврать что-нибудь. Дескать, дядя это по линии жены, в семье, ведь, не без урода. Но Моника упорно через слово называет Салли папочкой, а Хэнка дичится, как прокаженного. Какого, в общем, чёрта? Пусть хоть один человек по-настоящему, без дураков, войдет в мою команду. Все сочувствуют педику; понятно, он такой беззащитный и хрупкий; зла не хватает; слизняк. А мне, между прочим, тоже нужна поддержка. Я тоже не железный, в одиночку всё переносить.

– Слушай, Майк, пойдем, конечно, но дело тут такое, я своей дочери чуть не враг.

– И ты тоже? Братья, значит, по несчастью? Лютует бывшая?

– Хуже.

Удалось, наконец-то, Хэнку, не стесняясь в выражениях, наплевав на всякую корректность и поправ совершенно политес, излить человеку душу.

– Ты не виноват, приятель. Она поймет это рано или поздно. Просто будь теперь рядом. Наплюй на эмоции, засунь их подальше. Делай вид, что тебя не ранит ее отношение. Со временем она сама разберется, кто есть кто, вот увидишь. Понимаю, ты думаешь, рассуждать легко, но это я тебя сейчас как самого себя уговариваю. Я сам для себя так решил: сносить попреки, весь негатив от них проглатывать, держаться спокойно и просто быть рядом. Ты хоть о дочери своей не знал, а я, так по уши в дерьме – кругом виноват перед своим парнем. Крошкой совсем оставил его. С матерью, конечно, не с чужими, но оправдание не слишком хорошее.

Выпили еще по бутылке и отправились, всё-таки, вместе. На душе у Хэнка заметно полегчало. Здо́рово, когда ты не один. Он был уверен, что игра еще не началась. Но как-то, видимо, подзадержались они с Майком в ресторанчике. Детишки вовсю уже бегали по полю. Среди них и Моника. Хэнк крикнул погромче: «Задай им, дочка!», чтобы она знала, что он здесь. Саймон остановился и помахал ему рукой. Хэнк невольно поискал глазами. «Кто бы сомневался, тут они, сладкая парочка. Лорейн болеет вовсю, голубая королева сдержанна как всегда. В ладошки хлопает – ни дать ни взять на детский утренник пришел. Фасон боится растерять. Куда там! Мы, блин, в образе – "холодна и прекрасна". Да, да, забыл, собирался же не раздражаться на него. Пришел на дочь смотреть – смотри, а в ту сторону и не косись даже».

– Которая твоя? – Спросил Майк. Хенк показал. – По сколько им?

– По семь в основном.

– Смешные. Моему вот тоже семь как раз исполнилось. Денег послал. Нужно было бы, конечно, нормальный подарок купить, но я совсем не в курсе, что он любит. Вот такой дерьмовый отец.

– Ничего, наверстаешь. – Посчитал своим долгом подбодрить товарища Хэнк. – Ты ведь за тем и приехал.

Есть в этом своеобразная прелесть. Горьковатое удовольствие. Вот сидят они вместе, два несчастных отца, непонятые, недооцененные, понимают друг друга и поддерживают.

– Слушай, Майк, пойдем еще выпьем после матча?

– Можно. Немного только. А то, если я заявлюсь еще и пьяным, через столько лет – сам понимаешь.

– Да уж. Хорошенькая выйдет сцена, прийти и свалиться у них на пороге без чувств.

Судья просвистел перерыв. Моника, как и стоило ожидать, со всех ног устремилась к Лорейн и Салли. А вот Саймон, верный дружок, не подвел. Хэнк, умилившись мальчишеской преданности, протянул было руки, чтобы подхватить его. Но Саймон увернулся, не поздоровался даже с дядей Хэнком, а глядя на Майка во все глаза и задыхаясь, то ли от долгой беготни, то ли от волнения, выпалил: «Вы мой папа?!». «Чёрт, как я раньше не допёр. – Подумал Хэнк. – Всё сходится. Дуглас фамилия распространенная, но он мне битый час талдычил о своих проблемах. Не додумал. Слишком собой был занят». Саймон тем временем уже уверенно восседал у Майка на руках. «Вот золото мальчишка. Контактный, доброжелательный. Отец его в младенчестве бросил, столько лет ни слуху ни духу, а он ему на шею бросается. А фифа голубая девчонку только носом крутить научила, точь в точь как сама».

– Как ты меня узнал, сынок?

– У меня есть две твои фотографии. А еще я нашел твою страницу в фейсбуке, маме только не говори, она рассердится. Ты ко мне приехал? Насовсем?

– К тебе, дружище. Насовсем.

– Дядя Хэнк! Познакомьтесь, это мой папа!

– Мы знакомы, сынок.

– Правда? Вот здорово!

Лорейн случайно наткнулась глазами на их «скульптурную группу», да так и обомлела:

– Глазам не верю, посмотри туда.

– Кто это?

– Майк. Невероятно.

– Подойдешь?

– Не знаю, Патрик, что-то я совсем растерялась.

– Непременно нужно подойти.

– Ты со мной? – Лорейн схватила его за руку.

– Разумеется. Молодчина, доченька, иди, тебя тренер ждет. Ничего не бойся, мы здесь.

Они поцеловали малышку и стали пробираться в сторону соседней трибуны.

– Ума не приложу, как он узнал его? Мистика прямо. Не оставляй меня, Патрик, умоляю!

– Спокойно. Я с тобой.