«Эффект присутствия мощный. Если в ту сторону не смотрю, то, не знаю чем, затылком, кожей, средним ухом? чувствую – он здесь. Лежит на диване, шелестит журнальчиком. Так хочется повернуться, и чтобы всё как раньше. Взглянуть в его глаза, погладить его плечи, о его щетинку щекой потереться».

– Аистёнок, иди ко мне.

«Только б не заметил, как плечи дрогнули от звука этого голоса. Заметил, конечно. Он всё замечает. Его это ранит ужасно, мое неприятие. А разве я виноват? И разве это неприятие? Ведь я поверил, не оттолкнул, не заблажил дурным голосом "не может быть!", "уходите!", "ты не он!". Не побоялся чокнутым прослыть. Монику доверил. Что же нужно от меня еще? Разве справедливо требовать невозможного? Конечно. Раз с ним случилось то, чего не может быть, так и я теперь выше головы обязан прыгнуть. Кто это сделал с ним? Господь или дьявол? Кто дал ему второй шанс в такой издевательской, гротескной форме? Или мать моя права, и гомосексуальность от лукавого, тогда это Бог, вот так, категорически дает понять, какой должна быть настоящая семья? Не может быть. Глупости. Просто Он знал, что один я не выживу, а подходящего мужчины рядом не нашлось. Минуточку. Разве лучше принял бы я его в чужой, но мужской оболочке? О нет. Ни в коем случае. Не кошка же я, в самом деле, похотливая, как утверждает Хэнк. Перед любым болтом не стану изгибаться. Дудки. Я люблю своего Роджера. О, Господи! Дай мне сил!»

– Аистёнок! Ты уже полчаса одну и ту же фразу играешь. Хватит пиликать попусту. Иди ко мне.

– Сейчас.

– Сейчас же! А то обижусь.

– Иду, иду. Уберу только скрипку.

– Быстрей.

Патрик бережно уложил инструмент. Примостился на краешек дивана рядом с телом Келли, закрыл глаза. Роджер обнял его. Патрик невольно прижался щекой к груди и попал на мягкую упругую подушечку с пуговкой посередине. «Попрыгал» на ней, слегка покрутив головой. Оба захихикали.

– Что вот это такое?

– Разве не удобно?

– Вообще неплохо. Но я скучаю по твоему животику.

– Животик отрастить дело не хитрое. Больше-то всё равно ничего не вырастет.

Роджер погладил Патрика по спине, залез рукой под джинсы, сделал пару-тройку привычных движений пальцами. Всё, как любит его мальчик. Вот так и вот здесь ему нравится. Патрик горячо протяжно выдохнул приоткрытым ртом. Роджер почувствовал, как между ног у него стало влажно, и что-то будто тихонько заныло в низу живота, нет, еще ниже.

«Ох, ох, ох. Патрик терпеть не может этих мокрых девчачих ракушек. В средней школе его соблазнила одна скороспелка – до сих пор плюется».

– Роджи, родной мой, не вздыхай так тяжело. Мне хорошо с тобой. Я привыкну, не смей даже думать о плохом. Кстати, ты зря остановился.

– Вот так приятно?

– О, да. Очень.

– Это всё, что у меня осталось.

– В смысле?

– Раньше, в минуты нежности, я чувствовал наши тела, как нечто единое. Теперь осталось только твое. Ну, ну, прости меня, малыш, не буду больше ныть. Тебе и так тяжело.

– Не тяжелее, чем тебе.

– Нет, я хорошо привыкаю. Сегодня утром крутился в ванной перед зеркалом. Совершенно голый. Чего ты ржешь? Я красотка. Скажешь, нет?

– Ой, не могу! Держи меня, а то свалюсь с дивана!

– Ну, чего ты?!

– Крутился перед зеркалом, – еле выдавил Патрик сквозь хохот, – прикидывал, куда тут пивной живот отращивать.

– Ах ты, злюка! Хулиган! Вот я тебя! – Роджер легко поборол ослабевшего от смеха Патрика, подмял под себя. Но снова мысль холодным душем: и что теперь? – Да! Я ж забыл совсем, аистёнок! Гляди, что есть у меня. Спокойно только, ладно? Не понравится – просто скажи.

Патрик еще дохихикивал, пока Роджер лазил в самый верхний ящик шкафа и извлекал оттуда…

– Вот. Такая игрушечка. Вчера купил в «товарах для интима». Может, попробуем? Вроде тебе такой размер в самый раз? А? Как ты?

–Вникаю. Не совсем понятно, почему он синий.

– Были там телесные, вообще как настоящие, но продавец меня любезно проконсультировал, короче говоря, здесь структура поверхности, и форма, и еще что-то, всё специально для мальчиков.

– Представляю, что ты ему наплел.

– Да уж не растерялся, будь спокоен. Ну что? Не возбуждает?

– Не знаю. Попробовать можно. А для себя ничего присмотрел? Я хочу, чтоб и тебе было хорошо.

– Со мной потом разберемся. Я, всё же, еще не освоился, куда тут и что. Я потерплю.

– Ладно, давай.

– Хочешь, в спальню пойдем?

– Угу. И шторы там задерни.

«Нет, жизнь определенно налаживается. И свет на письке клином не сошелся. Всё у нас будет хорошо. Знакомые педики послетают с катушек, когда мы встанем перед алтарем. Стопроцентно надо пожениться. Не только ради Моники. Ситуацию с Моникой свадьба вряд ли спасет. Но я сам хочу. Призанятно будет клятва звучать "пока смерть не разлучит". Нас с Роджером даже смерть разлучить не смогла».

– Ты чего притих, аистёнок? О чём думаешь?

– Вот и Хэнк так-сяк пригодился. Если б Моника сейчас не у него была, как бы мы с тобой экспериментировали?

– Ты серьезно? Нет, ты что, действительно так считаешь? Ну, ты даешь! Да я секунды не могу спокойно думать об этой твари.

– Всё, всё, успокойся, Роджи!

– Успокойся?! Да меня корежит от мысли одной, где сейчас мой ребенок. Спасибо тебе, напомнил! Он нашу жизнь разрушил! Он меня убил! Он искалечил нашу семью. Ненавижу! Так вот и шибанул бы чем-нибудь по башке. А! Что там мелочиться, зубами бы загрыз, гада.

– Успокойся, милый, прошу тебя, тише. Нам нельзя ни по башке, ни зубами, ни даже яду в кофе. В первую очередь на нас подумают. А теперь еще, видишь, в одну тюрьму никак не попадем. Ну, давай, подышим ровненько. Вдох, вы-ыдох. Покажем, как мы умеем двигать своими новыми буферами.

– Дурак.

– Правильно, посмейся лучше. Ну, всё в порядке?

– Эх. Ничего не в порядке, Патрик. Сам знаешь. Какие-то проблемы у нас неразрешимые.

– Знал бы ты, милый, что я пережил на этой самой кровати не так давно. Вот это было неразрешимо. По сравнению с этим всё остальное – забавное приключение.

– Ты прав, мой родной, мы всё преодолеем. Главное вместе быть.

– Банально звучит, но так оно и есть. Поиграем еще с этой штукой?

– Тебе понравилось? Птичка моя! Я счастлив.

– Чёрт. Пришел, что ли, кто?

– Да. Звонят.

– Может, это Моника? Он иногда внезапно привозит, если надо срочно на работу. Откроешь?

– Да, одевайся.

Роджер проворно сбежал по лесенке в прихожую. Вдруг и вправду чудовище Монику привезло? Распахнул входную дверь, легко, в несколько скачков добежал до калитки. На бегу отметил про себя две вещи: ощутил, как груди подрагивают в движении, и понял, кто пришел. «Принесла ее нелегкая. Сам виноват. Обещал позвонить. Три дня собирался».

– Келли, дочка, это я. Можно к вам?

– Конечно, мама! Здравствуй. Проходи.

– Ты одна?

– Нет, Патрик дома. Он сейчас спустится.

– Поздновато уже, но отец, как всегда, занят, а я не знаю, куда себя деть.

– Молодец, что заехала. Я рада. Патрик! Пришла моя мама!

– А где же девочка?

– В гостях. – Красивая мордашка Келли сморщилась, как от зубной боли. – У своего родственника. Патрик! Ты слышишь? У нас гости! Извини, мам, я на минуточку. – Перепрыгивая через две ступеньки, Роджер поднялся в спальню. – Чего ты тут возишься?

– Игрушку прятал.

– Брось, она сюда никогда не заходит.

– Мало ли. Страхуюсь.

– Там пришла мать Келли.

– Случилось что-то?

– Похоже, просто соскучилась.

– Я тебе нужен?

– Разумеется! Один я, что ли, должен отдуваться?

– Всё-таки она к тебе пришла.

– Вот свинтус! Быстро вниз!

– Можно я хоть обмоюсь?

– И так сойдет. Выходи немедленно.

– Не дури, я всего пять минут.

– Ладно, давай скорее …

– Ты хочешь чаю, мам? Патрик пьет только зеленый. Другого нет. Или, может быть, кофе?

– Сара звонила, спрашивала, как ты поживаешь?

– Хорошо, как-нибудь позвоню ей тоже.

– Папа хочет провести отпуск на Кайманах. Вы с нами не поедете?

– О, я бы с удовольствием, но боюсь, что будут проблемы с…

– Ну, что же ты? Говори. Какие проблемы, милая?

– Никаких, мам. Всё нормально. Классная идея, мы обсудим с Патриком. Пожалуйста, не надо плакать. Возьми, попей. А виски не хочешь?

– Келли, девочка моя, ведь ты совсем меня не помнишь, да?

– Мама! Прошу тебя, ты разрываешь мне сердце. Конечно, я помню. Возможно, не всё. Но кое в чём мы могли бы начать сначала, ведь так?

– Я ничего не понимаю. Что с тобой творится? Как ты живешь, дочка? Допустим, Деррек мне никогда не нравился, я даже рада, что тебя он больше не интересует. Но этот Салли, он такой странный. Намного старше тебя и вообще. Какой-то ... вроде как не мужчина.

– Нет, мам, с этим всё в порядке. Гораздо более мужчина, чем я. То есть, я хочу сказать, мне достаточно его мужественности.

– Не понимаю, зачем тебе жить здесь? Что ты хочешь доказать?

– Я люблю его, мама. Мы ведь это уже обсуждали.

– Да, но… Я не понимаю. Здесь, конечно, очень мило. Уютный маленький домик, и всё такое. Я ничего не хочу сказать плохого, но…

– Маленький?! Да знаешь ты, сколько за него… Ну, да. По сравнению с вашим – просто убогая лачуга.

– Не говори так, «с вашим»? И вообще, почему бы тебе не вернуться? Вместе с ними, безусловно. Места всем хватит.

– Правда?

– И девочка была бы очень кстати. Ты же знаешь, с Питером папа в соре. Делает вид, что это не важно, но я же вижу, как ему не хватает внуков.

– Да. Это было бы здорово. Я поговорю с Патриком.

– И по твоему тону заранее понятно, что вы откажетесь.

– Поверь, пожалуйста, что дело вовсе не в вас с папой. И не в вашем доме, то есть не в нашем. И даже не в нас с Патриком, если уж на то пошло.

– Келли! Я твоя мать. Умоляю, скажи мне, что тебя тревожит? Ты же знаешь, мы с отцом ничего не пожалеем, сделаем всё, чтобы тебе помочь.

Через полчаса Роджер ворвался в спальню, громко хлопнув, плотно затворил за собой дверь.

– Отсиживаешься, трусишка?

Патрик, полулежавший на постели, вздрогнул и приподнялся.

– С духом собираюсь. Мне кажется, она меня недолюбливает.

– Ты не с духом, ты манатки лучше собирать начинай.

– Не понял.

– Переезжаем отсюда к чёртовой матери.

– Ты можешь успокоиться и толком объяснить?

– А что тут объяснять? И так всё ясно. Удивляюсь, как я раньше не допёр, у кого искать защиты и покровительства. Я серьезно, Патрик, что тебе взять? – Роджер раскрыл комод и стал вытаскивать оттуда нижнее белье. – Это твои, или мои?

– Твои в правом ящике.

– Окей. Значит, из этого ящика берем всё. Или только часть?

– Пожалуйста, оставь мои трусы в покое и объясни толком, что происходит?

– Ты же прекрасно знаешь, Патрик, кто мой отец.

– Твой?

– Вот именно, дорогуша. И твой тесть. Привыкай. Каким болваном надо быть, чтобы походя, невзначай, отметить, кто именно родители Келли, и отбросить эту информацию, как ненужную! Мы же просто идиоты.

– Богатые они. Ну и что?

– Не надо, не надо разыгрывать святую наивность. Впрочем, нет, верю тебе. У меня у самого только что глаза открылись. Он не просто самый богатый человек в городе, чёрт его знает, может, во всём штате, а еще и самый влиятельный. Он спонсировал избирательную кампанию мэра, он близкий друг губернатора. Улавливаешь?

– Нет.

– Патрик! Не будь ребенком. Да стоит ему только глазом моргнуть, и Хэнк на пушечный выстрел не подойдет к Монике.

– Хэнк ее отец, у него все права. К тому же, есть решение суда. Не надо, не обостряй. Мы проиграем и станет только хуже. Дойдет до того, что нам совсем запретят ее видеть.

– Ага, запретят. Только не нам. Решение суда отменят, вот увидишь.

– С какой стати?

– С такой! Слишком-то уж не наивничай. Папа нажмет на педали. А потом его вообще признают социопатом. Я добьюсь этого, обещаю. Он по медицинским показаниям не может никого воспитывать, это ж очевидно.

– Не перегибай.

– Короче, ты со мной или нет?

– Даже так? А если нет?

– Аистёнок, ты что? Не доверяешь мне? Пожалуйста, пойми, нам всем так будет лучше. У папаши весь мир в кармане, он не даст нас в обиду какому-то сбрендившему копу. И вообще никому. Сейчас мы переедем к ним за огромный забор с электрической проволокой и круглосуточной охраной по всему периметру. А через пару месяцев вообще улетим на Каймановы острова. И будем все вместе греть животы. Я свой побольше отращу, как планировали. И монстр никогда нас впредь не побеспокоит. Мы снова будем жить своей семьей. Почти как раньше. Только еще в достатке и роскоши. Это же мечта, аистёнок!

– Как-то цинично это. И вообще неправильно.

– Почему же неправильно?

– Получается, мы станем использовать этих людей.

– А они нас. Хотят, ведь, чтобы я был рядом.

– Не ты.

– Нет, я! Получается, я забрал у них любимую дочь, видит Бог – невольно, и обязан вернуть, всё, что могу. Хотя бы то, что есть в моем распоряжении. – Патрик промолчал. – Любимый, прости меня, знаю, тебе было очень плохо, но возможно, я здесь для того, чтобы быть со своим ребенком.

– Но Моника сейчас у Хэнка.

– Завтра я приеду и заберу ее из школы.

– Тебе не отдадут.

– Пусть только попробуют. Я и спрашивать не стану. И вообще поеду не один, возьму с собой пару дюжих молодцев и семейного адвоката. Ну, и тебя, если хочешь.

– Поверить не могу. Это сон какой-то.

– Прекрасный сон, Патрик.

– Скорее тревожный.

– Перестань, ты же сам только что говорил, то, что творится с нами – приятные приключения, не больше. Неразрешимые проблемы кончились. Теперь и я отчетливо это вижу. Так. К чёрту старые тряпки. Купим тебе, всё что нужно. Вставай и поехали. Сейчас за мамой приедет ее шофер и мы покатим в новую жизнь на личном лимузине.