Глава 1.

На следующий день мы вступили на Скорбный Путь. Была как раз пятница, страстная пятница. Как раз в пятницу, каждую пятницу в три часа пополудни, я это уже знал, отцы-францисканцы и организуют скорбное шествие паломников по Крестному Пути. А сегодня не только пятница, но и преддверие Пасхи.

- Как ты представляешь себе свое будущее? - снова спросил я.

Мне так хотелось услышать: «Я не мыслю теперь свое будущее без Пирамиды». Но Юра был непреклонен:

- Будущее всегда неизвестно, - по-прежнему ответил он.

Солнце уже качнулось к западу, мы шли по безлюдным улицам, город спешил до захода солнца закончить дела...

- От людей я не жду ничего хорошего, - продолжал Юра, - поэтому наше будущее мне кажется беспросветным.

Он все еще был полон тихого бархатного, но и неистребимого пессимизма и, казалось, ничто не могло поколебать эту его унылую неуверенность в преобразовании жизни.

Мы пришли сюда заранее, чтобы насладиться не только прохладой оливковой рощи, но и церковью Святой Анны, и великолепием фасада церкви Всех Наций, и золотыми маковками, увенчанными золотыми крестами русской православной церковки Марии Магдалины. Просто не верится, что когда-то здесь был предан Иисус. До сих пор спорят, было ли это предательство, или же Иуда выполнил просьбу Иисуса. Чтобы сбылось пророчество. Тем не менее, мир до сих пор порицает Иуду, и его именем проклинает каждого, кто уличен в этом мерзком проступке: Иуда!

И тем не менее, здесь же, на Масличной горе, где Иисус проповедовал свои, теперь уже ясно, нетленные истины, где Он оплакивал Иерусалим, был предан и арестован, именно здесь хотят быть похоронены многие евреи, до сих пор ожидающие прихода Мессии, который вот-вот должен появиться, войдя через Золотые ворота. Говорят, и Иосиф Кобзон приобрел себе часть горы, возможно, вон с той, огромной величины корягой, что осталась от масличного дерева, под которым, вполне вероятно, мог отдыхать Сам Иисус? Зачем Кобзону эта Святая земля? Неужто и он надеется воскреснуть, как Лазарь, чтобы напроситься сопровождать Мессию при Его вступлении в город?

 

Глава 2

Ага, вот и Церковь Доминус Флевит (Скорбящего Господа) с ее светло-коричневатой полусферой, издали напоминающей шоколадную конфету. Приютившаяся на склоне Масличной горы, эта Церковь, кажется, все еще ждет своего Хозяина. Вот на этом самом месте Иисус и скорбел о предстоящем разрушении Иерусалима. «Камня на камне от тебя не останется...». И что же? Стоит Иерусалим! Иерусалим - белый город, центр мира, Пуп Земли... Когда мы были здесь с Жорой, это было лет пять тому назад (или года четыре?), здесь не было еще этих цветников, не было и этой апельсиновой аллеи, ни вон тех высотных домов с виселицами подъемных кранов. Строится город, растет. Не было и этих тенистых пальм. Мы, помню, сидели на этих теплых валунах под палящим солнцем, а теперь они спрятались под сенью молоденьких пальм. Нужно обязательно побывать здесь с Аней, подумал я и тут же ей позвонил:

- Слушай, ты была когда-нибудь в Иерусалиме?!

- Много раз... Я вчера вернулась из Ватикана... Меня представили Папе...

- Папе?! Тебя?!!

- Я рассказала ему о твоей Пирамиде.

- Ты рассказала?..

- Я рассказала, он в восторге! Он готов...

- Он готов отказаться от роскоши и вести полуголодное существование?

- Ты не поверишь: он живет уже так много лет.

- Я не верю.

- Ты бы видел его глаза!

- Не могу понять, почему же?..

- Ты бы видел его глаза! Мы говорили всего несколько минут, он - святой...

- Но как же тогда объяснить?..

- Ты когда вернешься?

- Мы тут с Юрой...

- Я потом тебе все расскажу... Ты когда вернешься?

- Мы тут с Юрой...

- Ты нашел-таки и его?! Поздравляю... Папа ждет твоего звонка.

- Но-о-о...

- Правда-правда. И Тина с вами?

И Аня о том же!.. Ах ты Боже мой!..

- Я готов. Мы тут с Юрой... Хочешь с ним поговорить?

- Хочу. А Тина с вами?

Я не стал отвечать, чтобы не посвящать Юру в наши дела.

Пока они разговаривали, я думал о Папе: неужели лед тронулся?!

О Папе... О Тине... Вперемешку... Может быть, Тина и с Папой на короткой ноге? А что если и Аня, и Тина... У меня голова шла кругом!

- Держи, - сказал Юра, протягивая мне телефон.

- Да... Слушаю...

- Ты мне не ответил, - сказала Аня.

- Что? - спросил я.

- Ладно, - сказала она, - потом... Пока...

И выключила телефон.

Сейчас справа по ходу нашему взору откроется... Так и есть: ах, какая удивительно уютная часовенка! Нежные, хрупкие, изящные колонны...Часовня Вознесения. Отсюда Иисус и вознесся на небо...

- Ты можешь представить себе себя летящим? - спросил Юра.

- Папа Римский с нами, - сказал я, как только у нас представилась возможность немножко поотстать от толпы.

- Как это понимать?

Я только кивнул, мол, я в этом уверен. Никакой Тины, конечно, с нами не было. Да и быть не могло! Почему Юля вдруг о ней спросила?

- Не Юля, а Аня, - подсказала Лена.

- Ну да, да... Конечно, Аня, - сказал я.

Тина не выходила у меня из головы: что если она... Да ладно! Не придумывай себе никаких невероятных стечений никаких обстоятельств. И что, собственно, можно было предположить? Ха! Да ничего особенного! Хотя вот что - Глория!.. Тина - инопланетянка!

Это не укладывалось в голове! Конечно, это полный цугцванг мысли. Нонсенс! Нелепица!..

Нет-нет, только не это...

Я боялся себе признаться: ну, ты, парень, и хватил!

Когда я намекнул об этом Жоре, он ничего не сказал, только пожал плечами и качнул своей большой головой:

- Конечно, - затем сказал он, - Тинка - энэлотичка! Напросись к ней в гости... куда там... Будете лететь - прихватите меня с собой.

Жора иронизировал. Но ничего не отрицал!

Я маялся: что если вдруг?!

Об этих инопланетянах сегодня мусолят на каждом углу. И сколько там правды, в этих баснях и басенках, никто толком сказать не может.

Что если...

Время от времени я думал о Папе. Мне вдруг пришло в голову, что изменить его мировоззрение, воспитывавшееся веками, не так-то просто. Что если он не увидит нашу Пирамиду во всей ее красе? Потом я позвонил Юле. Телефон не отвечал.

- Юле или Ане? - спрашивает Лена.

- Не помню. Мне было всё равно.

Первая остановка на Скорбном пути рядом со школой Эль-Омария. Я смотрю на часы: 14:52. У нас есть восемь минут, чтобы подготовить себя к встрече с Христом. Степенные чинные монахи-францисканцы в черных и темно-вишневых до пола сутанах. Мне кажется, что я каждого из них я уже знаю в лицо. На стенах церкви мозаика, изображающая суд над Иисусом. А в нише над алтарем - сам Иисус. Из белого мрамора. Удивительно тонкая, нежная и изящная работа. Даже терновый венец на Его голове не кажется орудием пытки, хотя Он и не улыбается. Но лицо Его не искажено и страданием, ясный чистый взгляд, устремленный в будущее с надеждой на прозрение и преображение мира. А кто видел Его улыбающимся? Связанные руки не таят в себе никакого напряжения: пальцы мирны и всевластны. Кисти человека, но и Бога. Каждый, кто умеет читать, читает: «Ecce Homo». Вот Человек! Как образец совершенства. Я всегда прихожу сюда прежде, чем пройти Его путь. Сравни себя с Ним здесь, а потом попытайся пережить Его ощущения на каждом этапе Via Dolorosa. Вдумайся в то, о чем думал Он, следуя на Голгофу с крестом на спине. Я всегда пытаюсь понять, что подвигнуло Его утвердить в себе мысль о выборе такого пути. Кто?! С моей стороны, это всего лишь немыслимая попытка перевоплощения, отчаянное сиюминутное желание вырядиться в Его одежды... Жалкая попытка, тщедушное стремление... Курам на смех.

15:00. Что ж, пора...

Почему Юля вдруг вспомнила о Тине?

- Аня вспомнила, - поправила меня Лена.

Да какая разница?!

 

Глава 3

Когда впервые идешь по Via Doloroza, тебя охватывает странное чувство огромной тревоги и, удивительное дело! - беспощадного стыда за всю предыдущую жизнь. Это чувство не покидало меня никогда, даже если я шел по этой Дороге в третий и пятый, и десятый раз, в одиночку (я специально пришел сюда как-то задолго до восхода солнца) и в унылой толпе паломников, слепо бредущих нескончаемым ручейком друг за дружкой, словно олицетворяя собой стадо без пастыря... Да, чувство стыда и безмерной вины за содеянное!.. Груз креста здесь чувствуешь собственной кожей и невольно клянешься все свои силы положить на алтарь утверждения Духа Христа, воцарения Его идей на Земле. Потом, конечно, клятву чуть-чуть нарушаешь, немножечко, ну, самую малость, и каешься, клятвоотступник, вымаливая у Него прощение... Таков человек! Всегда ведь живешь с оглядкой на покаяние. Будто клятву можно нарушить чуть-чуть.

- Ты в порядке? - шепотом, остановившись и внимательно посмотрев на меня, спросил Юра.

Я тоже остановился и в свою очередь с недоумением посмотрел на него.

- Мне показалось, что тебя пошатывает, - сказал он.

Я не успел даже пожать плечами в ответ, так как шедшие позади нас паломники стали теснить, принуждая двигаться дальше. Может быть, земля и качнулась у меня под ногами, когда стыд в очередной раз переполнил меня, вечный стыд за грехи, от которых никто ведь не застрахован и которые тут, на Этом Скорбном Пути, ощущаются очень остро, и этот самый твой стыд, совершенно не волнующий тебя в повседневности, вдруг берет тебя за горло... Так, что подкашиваются ноги. Да, надо побывать здесь вместе с Аней, решил я, пройти этот Путь... Каковы будут ее ощущения? А что сказала бы Юля?

А Тина?.. Или она у нас безгрешна?

- Я тоже чувствую тяжесть креста, - сказал Юра.

Еще бы! Кому уж кому, а тебе эту тяжесть нужно чувствовать каждую долю жизни, подумал я.

А вот и знаменитая арка, откуда Пилат, указывая толпе на Христа, провозгласил на весь мир свое «Ecce homo!». Если прислушаться - до сих пор эхо этого свидетельства слышится, стелется над головами. И совершенно неважно, что осужденный на распятие Иисус шел чуть в стороне и немного ниже, чем идем мы сейчас. Шаг влево, шаг вправо, не в этом ведь дело. Дело в том, что Духом Христа освящен здесь каждый уступ и выступ, каждая пылинка на камне. Да! Сюда стекаются миллионы паломников, чтобы вдохнуть этот воздух, пропитаться насквозь его святостью. Часовенка Осуждения.

Прислушавшись, можно слышать:

- «Ты Царь Иудейский?».

- «Ты говоришь».

Вот он, Рубеж эр! Здесь кончилась старая эра! (до н. э.). Отсюда покатилось колесо нового времени! (от рождения Христа).

- «Не слышишь, сколько свидетельствует против Тебя?».

- «И не отвечал ему ни на одно слово, так что правитель весьма дивился».

- Кто бы мог подумать, - негромко произнес Юра, повернувшись ко мне, - что вот эти камни слышали Его согласительное молчание.

А я подумал, что своим молчанием Иисус был способен напрочь распороть камень. В те времена здесь был двор претории, где Иисус был допрошен в присутствии толпы соплеменников и римских ротозеев. А вот здесь эти изверги истязали Его розгами и оплевывали, изгаляясь над Ним и играя при этом в кости.

«И раздевши Его, надели на Него багряницу».

В крестики и нолики... Вот на этих самых каменных плитах, где до сих пор сохранились высеченные на камне круги и квадраты, разделенные линиями на сегменты и сеточки. Камень Базилинды. Я наступаю на него, как на змею, осторожничая. Когда-то это была мостовая двора Антониевой крепости...

«И, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову...»

Язычники, дикари...

«... и дали Ему в правую руку трость; и, становясь перед Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся Царь Иудейский!».

Варвары. Скот...

«И плевали на Него и, взявши трость, били Его по голове».

Часовня Бичевания в каменной тюрьме двора.

«И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие».

Стены дворика кое-где увиты густым ярко-зеленым в солнечном освещении плющом с устремленными на тебя стрелами веток, увенчанных, словно раненными сердцами, наконечниками кроваво-красных цветов. Черный проем входа в часовню - как открытые двери ада. Вблизи входа - молодое оливковое деревце, единственный признак живой жизни в этом тесном и жарком каменном гробу.

- Я бы не вынес пыток, - сказал Юра.

- Ты же - не Иисус, - сказал я, - тебе нечего и волноваться.

На фронтоне часовенки - крест... Кресты теперь здесь на каждом шагу.

Тут же, рядом, здание греческой православной церкви, построенной на месте бывшей тюрьмы, над входом короткая надпись: «Заточение Христа». Здесь Христос и Варавва коротали время перед казнью, прикованные к стене вот этими металлическими кольцами.

Поворот налево, Армянский патриархат, здесь третья станция. Я вдруг снова подумал о Папе: неужели великий прелат разделяет наши взгляды на жизнь? Неужели лед тронулся?!

И без Тины.

 

Глава 4

В нескольких шагах от входных ворот на мраморном полу - камень «Помазания» - большая плита беловато-розового мрамора. Здесь Иосиф и Никодим помазали смирной и алоэ тело Христа. Преклонив колени, мы припадаем губами и к этому прохладному камню. Над плитой на четырех столбах укреплен невысокий балдахин. На столбах же висят и неугасимые лампады от главных христианских конфессий. Справа от камня вход в часовню Адама, жившего в Иерусалиме после грехопадения и предсказавшего, что если Иисус будет распят, основание Голгофы даст трещину. В глубине часовни - окно, заглянув в которое, можно видеть эту самую расщелину в камне. Вот и долгожданный Череп, Голгофа! Никакого черепа, конечно, здесь нет (разве что, может быть, где-то череп Адама!). Уникальный архитектурный ансамбль. Все, что можно, упаковано в мрамор. В остальном - чистота и простор. И невероятная легкость собственного тела. Кажется, что еще шаг, и ты оторвешься от земли, воспаришь, как и Он, вознесешься... Как и Он. Такое ощущение. Хотя тяжесть преступления, содеянного против Него, чувствуешь собственными плечами. Объекты всеобщего поклонения - под единой кровлей. Здесь каждый камень соответствует этапам этой священнейшей мировой мистерии: распят, погребен, воскрес... Храм на Голгофе, часовня Гроба Господня, храм Воскресения...

Пахнет прохладной свежестью, небом. Идешь короткими медленными шажками, поглядывая под ноги, словно боясь наступить на череп Адама, захороненный согласно легенде тоже где-то здесь. Прослеживается связь времен: Адам, творение Бога - Иисус, Сын Божий - и ты, Его раб...

Сунув левую руку в небольшой разрез молнии сумки и легким движением пальца повернув рычажок на панели прибора, я чисто автоматически, как это всегда делаю, настраиваю на полную мощность датчик считывания биополя.

- Что ты ищешь? - спрашивает меня Юра, заметив, что я роюсь в сумке.

- Пишу...

- Ты надеешься, что?..

- Нельзя упускать такую возможность.

- А что это у тебя там? - спросил Юра, указывая бровями на мою пирамидку.

- Приют для огня.

- Приют?

- Да, приют, альков, если хочешь - лоно и ясли... Для огня.

- Для огня?

- Ага, - сказал я, - для Огня, - и пояснил, - Благодатного...

Юра тотчас кивнул: ясно, ясно...

 

Глава 5

Входим в Храм, осторожно - лестница, спускаемся, глядя под ноги, а когда потом поднимаем головы, обнаруживаем просторный, но темный и даже мрачный зал. Его своды покоятся на густо стоящих многочисленных колоннах (в тот раз Жора насчитал их 18 штук) и укреплены дополнительно металлическими лесами. От такой тяжести - колонны в трещинах. Три четверти века тому назад их испытывало на прочность мощное землетрясение. Огромная ротонда, метров тридцать в диаметре, перекрыта серо-голубым куполом. В самом же центре Храма над пещерой Гроба Господня возвышается небольшая купольная часовенка из розового мрамора - Кувуклия.

Ажурная колоннада с каменной резьбой, объемлющая Пещерную Гробницу, образует и Придел Ангела. Этот сияющий беломраморный Ангел сидит на гробовом камне. «Вид его был как молния, и одежда его бела, как снег». Часть затворного камня вмурована в аналой такого же белого монолита.

На «лавице» - каменном ложе, где покоилось тело Христа, ежедневно совершаются католические, православные и армянские литургии.

Храм Гроба Господня - как мемориал Христа. Все здесь, все упаковано в мрамор, зеркала которого, преломляя лучи бесчисленных лампад, озаряют непорочную белизну покоев.

За часовней - притвор греческой церкви, где расположена огромная каменная ваза - символ «Центра Земли». А напротив часовни - притвор русской православной церкви. Среди образов четырехъярусного иконостаса на богато отделанном золотом алтаре покоятся четыре большие иконы с необычайно тонкой работы серебряными окладами. Одна из них - пожертвование императора Александра первого. Три роскошных паникадила - дар Николая первого. В Гробницу ведет низкий проход, проходя по которому невольно склоняешься в низком поклоне. Над входом на мраморной доске надпись по-гречески: «Что вы ищете среди мертвых? Его здесь нет: Он воскрес».

Все здесь связано с Его именем.

В глубине греческого притвора высится Распятие над открытым престолом. Под престолом в полу - яма, окантованная серебром, в которую было врыто основание креста, а рядом - два черных круга, отметины мест, где высились кресты разбойников.

Теперь мы на лестнице, ведущей к месту Обретения Креста Господня. Именно здесь и обнаружила Елена останки Его Креста с не поржавевшими гвоздями. В честь Константина и Елены воздвигнута капелла, принадлежащая армянской церкви, владеющей и Местом Обретения Риз. Здесь легионеры Рима по жребию делили одежды Христа.

 

Глава 6

Все, все здесь свято: и столб, где Его бичевали, и камень, где Он сидел с терновым венцом на голове, и Голгофа с напрочь распоротым основанием, и камень, на котором Его помазали... И Кувуклия с Гробом Господним, и Величественный Храм Воскресения... Все!..

Мы с Юрой, как по команде, преклоняем колени перед этим камнем, орошая его вдруг навернувшимися на глаза слезами и покрывая поцелуями. А как же! Только так, с поцелуями и со слезами на глазах и не иначе как коленопреклоненными, мы должны чтить памятники человеческого спасения.

Мириады верующих, как ночные мотыльки на свет, устремляются сюда, чтобы прикоснуться, прильнуть, собственными взглядами обласкать блаженно сияющие в свете лампад вечные святыни. Несмотря на раздел церквей и ожесточенные споры по поводу истинного расположения святынь христианства. И если Ватикан и православные со временем и пришли к согласию, то англиканская конфессия все еще настаивает на том, что истинная Гробница, Садовая, находится невдалеке от Дамасских ворот. Но каковы бы ни были противоречия между различными конфессиями, все кажется смешным и наивным перед искупительной жертвой Христа.

Сторож-магометанин каждый день отпирает и запирает Святые Ворота Храма. Вот уже много лет подряд эта мусульманская семья владеет ключами от Храма Гроба Господня, передавая их из поколения в поколение старшему сыну.

Осколки колонны, у которой был привязан Иисус, сегодня хранятся в церквах Испании и Венеции, а Его Плащаница - в соборе Турина. Ее подлинность и по сей день с дозволения Ватикана проверяется современными методами науки.

- Хорошо бы найти чашу Грааля, - произносит Юра, - ее биополе нам бы здорово пригодилось.

Мне нравится Юрино «нам». Оно вселяет уверенность в том, что мысленно он уже с нами.

- Хорошо бы знать, что есть эта самая чаша, - говорю я, - говорят, что вся Франция, а теперь и Европа заселена теперь наследниками Иисуса.

- Да, я слышал...

Чтобы стать еще раз свидетелями чуда схождения Благодатного Огня, мы с Юрой, завоевав себе место у стены с помощью локтей, остались на ночь в Храме Гроба Господня, и уже с самого утра Великой субботы, стесненные со всех сторон немыми и радостными соглядатаями, тянем головы в сторону Кувуклии, выискивая взглядами Патриарха Иерусалимского. Но только часам к десяти тушат свечи и лампады. Полумрак, тишина... Нам удается кое-как протиснуться к Кувуклии, которую, предварительно проверив на наличие источников огня, опечатывают большой восковой печатью. Теперь на эту печать чиновники мэрии, стражи и полицейские ставят свои личные печати. Все! Никакому огню здесь неоткуда взяться! Полный мрак! Тишина!.. Мы ждем чуда, чуда!.. Все!.. Первый сполох... Бархатный зайка... Бабочка... Затем - то там, то тут... Над головами... Все головы задраны, все рты открыты... Блаженные улыбки... Неожиданный вскрик!.. И вот... Все пространство наполняется нежно-сизыми мотыльками... Теперь слышно, как у Кувуклии арабы сперва тихо несут свои молитвы Христу, Марии, святому Георгию, и вот первый удар барабана, который вырывает из заждавшихся глоток веселые возгласы и взрывает тела в неистовых плясках. И только после двенадцати с Патриарха снимают ризы и, обыскав, оставляют в одном подризнике. Ему предоставляют право войти в Кувуклию и молиться, молиться, вымаливая у Него не только чудесный Небесный Огонь, как свидетельство прорастания верующих своими корнями в Небо, но и заслон для прихода Антихриста. Когда, некоторое время спустя, Феофол выходит из Кувуклии с горящей лампадой в руке, раздается всеобщий выдох. Затем шепот, где-то снова одинокий вскрик, и у многих увлажняются глаза.

- Браво, - шепчет мне на ухо Юра, словно это слово единственное из всех слов, выражающих восторг происходящего.

Я только киваю. И смахиваю навернувшиеся слезы миганием ресниц. Потом и наши свечи принимают этот Дар Неба. И мы, не закрывая глаз, омываем этим Небесным светом свои лица: да святится Имя Твое!..

Наконец я переношу Огонь в свою пирамидку: не дай нам сгореть в своих намерениях и надеждах!

 

Глава 7

Вот и мы прошли этот Путь! Я не мог поступить иначе. Взяв на себя ношу Бога - изменить этот грешный умирающий мир - мне нужно было еще раз пропитать себя Его мыслями и той несокрушимой энергией и крепостью Духа, которые привели на крест. И раз уж и Юра качнулся в сторону совершенства, думал я, то и ему этот Путь поможет утвердиться в верности своего выбора. Я надеялся! Сканер биополя был постоянно включен.

Какое-то время мы шли молча. Здесь каждый немного Преображается. Во всяком случае пока идет по Этой Дороге. Прошло не меньше получаса прежде, чем Юра задал свой вопрос:

- Поразительно, - сказал он, - прошло две тысячи лет с тех пор, как Иисус показал людям дорогу в Небо. Ничего в мире не изменилось. Если бы сегодня появился Сократ, ему тотчас бы насыпали в рот цикуты.

- Налили, - говорю я.

Юра даже не повернул голову в мою сторону.

- Ты же лучше меня знаешь, что до сих пор этот мир грузно заселен не человеками, а какими-то там волками, шакалами, грифами и прочей нечистью, готовой слопать тебя... Или какими-то слизняками, мокрицами и планариями вроде твоего Ергинца... Слушай, где ты его откопал? Ну и вонючка! Они как клейкая масса дерьмом липнут к рукам...

- И хочется сей же час вымыть руки с мылом.

- Нет, - говорит Юра, - не вымыть - отрубить.

- Отрубить?

Я был поражен: Юра слово в слово повторил Жорины слова о липких руках Авлова - «отрубить»!

- Или обуглить, сунуть их в очищающее пламя топки мартена. Или паровоза... Ясное дело - чувствовать себя голодным гораздо хуже, чем быть униженным и оскобленным, и поэтому эти мокрицы будут ползать, лизать, лебезить, пресмыкаться до тех пор... до последней капли своей ненасытной крови... Да всегда!..

Стрелка напряженности биополя тут же прыгнула за сотню, и мне пришлось Юру успокаивать:

- Не злись, - говорю я, - ты искажаешь священное биополе.

- Да-да, извини-извини... Потом...

- Что «потом»?

Юра не ответил, затем:

- Так что же, по-твоему, жертва Иисуса была ненужной, бессмысленной, зряшной?..

Меня удивил его вопрос: как можно назвать Эту Жертву зряшной?

- Вот поэтому мы и не имеем права, - сказал я, - терять то, что добыто Его тяжким трудом. Мы, знающие теперь толк в делах Его. Вот теперь-то и нужна наша Пирамида.

- Но тебе не кажется?..

- Не кажется, - оборвал я его, - нужен клон...

- Клон - это хорошее слово.

- Нужен клон, чтобы наша с тобой Пирамида засверкала всеми гранями совершенства...

Теперь Юра только смотрел на меня, он просто ждал продолжения разговора.

- Клон, - продолжал я, вспомнив рассуждения Жоры, - это ведь инкубатор, хранилище избирательных генов. И в этом его главное предназначение. Мы в любой момент можем дать развитие новому поколению, выпустить своего джина из бутылки, и пусть себе он осваивает свою Ойкумену. Но наш джин всегда будет на коротком поводке, с уздой совершенства на шее.

- Клон - это хорошее слово, - согласился Юра, - хотя жить в узде - последнее дело...

- «И будет сладко иго Мое», - сказал я словами Иисуса.

- ... а вот Пирамида... Я ее не совсем понимаю.

- Это так же просто, - заверил я, - как поймать вон ту бабочку.

- Ты сначала поймай, - предложил Юра.

Я только улыбнулся.

- Слушай, - вдруг сказал он, - а помнишь у Лема, в его «Сумме технологий»...

- Это наша настольная книга, - сказал я, - «Библия», «Капитал», «Феномен человека» и «Сумма технологий»...

Юра с любопытством посмотрел на меня.

- И вы...

- Мы просканировали все, что мир постарался очень забыть.

- Слушай, - Юра неожиданно взял меня за плечо, - а что Аза, как она, где она?.. Ты что-нибудь знаешь о ней?.. Наш Гуинплен, наверное...

- Не знаю, - отрезал я и высвободил плечо.

- Интересно было бы...

- Да, - сказал я, - интересно...

И Юра, и Аня, все они, конечно, считали виновным меня в той трагедии, которая приключилась с Азой и нашим первенцем. А я так не думал. Они ведь тоже были участниками тех грустных событий. Правда, ни Аня, ни Юра, да и никто из них не могли чувствовать за собой никакой вины за случившееся. Вся вина, считали они, ясное дело, лежала на мне. Но в чем выражалась эта вина? Кто мог на это ответить? Никто. Вины просто не было.

Еще два дня мы пробыли с Юрой вместе. Мы уточнили детали сотрудничества и договорились с ним созвониться.

- Хорошо, - сказал он, - я приеду. Причешу все свои дела и...

Вот-вот, радовался я, вот ведь в чем сила Его Святого Духа!

Когда мы уже расставались, договорившись о скорой встрече, он взял меня за локоть, крепко сжал его и, сняв очки, чтобы я не смог солгать ему, заглянул мне в глаза:

- Слушай, - спросил он, - это правда?

Я сделал вид, что не понимаю его.

- Ну, вся эта твоя Пирамида?

Он все еще не верил мне. Нельзя было медлить с ответом, нельзя было ни на миг посеять в его душе никаких сомнений. И я сказал, сказал просто и ясно:

- Пирамида, - я тоже сжал его локоть, - это моя кровь.

Он улыбнулся, высвободил руку и надел очки.

- Да, видимо, нанотехнологии все-таки изменят лик Земли. И твоя Пирамида вполне может быть выстроена.

- Да, - сказал я.

- Да, - сказал он.

Я в этом был уверен, поэтому не сказал больше ни слова.

- Хорошо, - сказал он, - ладно... Скажи мне вот еще что...

Он поправил очки указательным пальцем.

- Ватикан - это Пирамида?

- Ну, конечно, нет, - сказал я, - Ватикан - это лишь одна грань Пирамиды: власть Бога. Может быть, две. Власть Бога и денег. Не нужно смотреть даже в оптический прицел, чтобы увидеть, как скособочена эта Пирамида.

Юра внимательно слушал.

- Понимаешь, - сказал я, - Пирамида - это когда все грани равны у каждого, кто наделен генофондом. От какого-то там завалящего вируса и аж до царства людей.

- От вируса?

- И до царства людей...

- Ладно, - сказал Юра, ища мою руку, - разберемся потом. И пока! Мне нужно еще успеть...

Если бы мы могли только знать тогда, если бы мы могли предположить, как все обернется... Но, как в любом большом деле, жертвы неизбежны. Нам тоже не удалось их избежать.

- Да, ты говорил...

Это было в конце марта на Пасху католиков, а уже в начале апреля...

 

Глава 8

Мы еще долго не могли взять в толк: тем ли мы в жизни заняты? Знаешь, мы - мучились... Наступил 2001 год, пришла осень... Вдруг, как снег на голову, как всевселенское умопомрачение - 11 сентября !.. Это был вызов добру, справедливости, совести, наконец, вызов разуму... В самом ли деле ты sapiens, Homo? Или ты просто гомик, миллионолетия преследующий самое себя? Дикое животное, тварь, урод, гадина, мерзкая мразь...

И саморазрушение - твоя суть!

Как же построить это неуловимое, не поддающееся пока даже осмыслению совершенное общество, этот Град Божий? Где взять рецепт? У Будды, у Христа, у Мухаммеда?..

Я чувствовал себя совсем раздавленным: как представить себе это Царство Небесное? Как потом оказалось, сотворить мир гораздо проще, чем его осознать. За две тысячи лет мир ни капельки не изменился, не стал ни на йоту добродетельнее, мягче, счастливее, тише... «Хлеба и зрелищ!» - это лозунг и сегодняшнего дня. Деньги по-прежнему являются эквивалентом деятельности человека. Схема жизни человечества - сделать деньги - захватить власть - покорить рабов - наслаждаться...

Мир с такими грандиозными открытиями (порох, пар, колесо, письменность, крыло, атом, электричество, ген...), мир, который кичится такой высокой организацией мозга человека разумного, его воспитанием и образованием, человека, вооруженного знаниями поражений и побед предыдущих цивилизаций, оснащенного интернетом и самыми современными достижениями науки и техники, человека, в руках которого управляемый атом и подвластный его воле ген, мир, который, казалось, так ладно скроен и крепко сшит, сегодня трещит по всем швам. По всем швам... На земле уже нет места, где бы не ступала нога человека, и где бы она не ступила, везде оставила свой замызганный и заплеванный, зловонный, черный роковой след. Ор, жор, мор, тремор, террор... Tumor, kolor, kalor, dolor, наконец, functio leze и все остальные признаки не только воспаления, но и скорой агонии. Апокалипсис, ад...

На сегодняшний день 99,9 % живых существ на земле уже вымерло. Это факт, от которого не отмахнешься. И чем мы отличаемся от Содома и Гоморры? Ничем. Чем мы отличаемся от Великой блудницы Рима или от распластавшейся в полудрёме на золотом блюдце Византии? Ничем. Люди, разлепите ресницы, расплющите очи: Армагеддон на дворе! Выковыряйте из ушей серные пробки! Разве вы не слышите зычных труб Апокалипсиса?..

О всемирном потопе судачили на каждом шагу. Все газеты галдели о кризисе культуры, исчезли великие писатели и поэты, философы и ученые. Нравы пали, появилось множество сект и лжеучений, лжепророков и выскочек-самоучек. Ни Сократов, ни Аристотелей, ни Коперников, ни Ньютонов... Днем с огнем не встретишь ни одного Данте, ни одного Петрарки, ни Байрона, ни Киплинга... Что ж до Сервантеса или Рабле, или Вольтера, или Бальзака, то их и след простыл... Ни Монтеня, ни Паскаля, ни Бэкона, ни Ларошфуко... Может быть, где-нибудь спрятался дедуган Маркс? Или Энгельс? Или, на худой конец, Ленин?.. Есть, правда, и Морганы, и Рокфеллеры, и Гусинские, и Абрамовичи, но что с них для человечества пользы? И - какой всевселенский стыд! - ни одного Эйнштейна!!! Разве что наш Гриша Перельман... И ни одного хотя бы завалящего Эдисона... Ни Теслы, ни братьев Райт... Только братья Кличко! Мордобои! Это и есть Всевселенский потоп. Правда, появился Билл Гейтс и оборвал эру индустриализации. Информационные технологии ворвались в нашу жизнь и перевернули ее с головы на ноги. Тем не менее человечество вырождается. Вот Гейтс теперь и занялся созданием новых лекарственных растений для лечения человечества.

- В чем же все-таки дело?

- А все дело в том, что технология естественной генной инженерии не соответствует технологии социальной инженерии, которую человек берет, так сказать, с потолка. Мы для строительства общественной жизни, человеческого муравейника, используем экономические, экологические и социальные законы и успешно пренебрегаем биологическими, потому-то и Пирамида современной жизни кривая: кособочит, дрожит, едва держится на ногах...

- Что же делать? - спросил я у Жоры.

- Как это «что»? Нужна свежая кровь... Например, Тинка... Ты её...

- Где, где я тебе её возьму?! - не на шутку разозлился я.

- Клонируй хоть...

- Ха!..

Пропади она пропадом, ваша Тина!

 

Глава 9

Конечно же, все это не могло оставить равнодушным даже самого черствого из людей. Я почувствовал, что задыхаюсь, тону в этом жутком угаре. А тут ещё Жора с этой Тиной! Свежая кровь, свежая кровь!.. Я готов был сделать и себе кровопускание! И не только себе! Душа моя рвалась в клочья, а ум приказал ухватиться за спасательный сук. Выбора не было, не было мочи терпеть. Это заставило присмотреться к себе и своему окружению, пересмотреть концепцию собственного существования, круто изменить стиль и траекторию жизни. Требовалось незамедлительное вмешательство воли. Я пришел к выводу, что из года в год, день ото дня, час за часом человечество деградирует. Что там деградирует - вымирает. Вымерли динозавры и мамонты, птеродактили и бронтозавры, исчезли с лица земли эти безмозглые узкоумые уроды, туда им и дорога, но ты, человек, Homo и, так сказать, очень sapiens, ты-то о чем думаешь? Что творишь на земле?! Достаточно было внимательно присмотреться к себе, сначала к себе. Достаточно было посмотреть через призму добра, да-да, через призму добра, красоты и, конечно же, совершенства, посмотреть на сей серый и убогий мир рабов плоти, роботов наслаждения... Господи, Боже милостивый! что я увидел! Царящий хаос безвкусицы, ханжества и разврата. Мир невежд и неверия окружал меня. Я был убит, потрясен, растерзан. Какой смерч, какое нагромождение неразумия и бесстыдства. Все институты, созданные человеком для защиты и услады греха, просто потрясали. Про что пестрели газеты, о чем галдели радиорепродукторы, что проповедовали телеведущие?.. Насилие, наркотики, террор, смерть всех искусств, гибель книги, театра, кино, поэзии и, главное, - правды. Этот зловонный мир, этот смердящий человеческий отстойник стал невыносим и уже требовал своего Везувия, своего Апокалипсиса и, наверное, своего очистительного Потопа. Очевидным знаком надвигающейся беды стали сладострастные обещания рая вождями в то самое время, когда вокруг смердело дерьмо разложения и распада. Невозможно стало слышать косноязычные убогие речи наших правителей, этих жалких кротов и заик. Это не были тихие теплые велеречивые проповеди Иисуса, как не были и пламенные речи Сократов и Цицеронов, Демосфенов и Цезарей. За ними не стояли очереди в библиотеках, их не переписывали в тетрадки, не перепечатывали десятками экземпляров... Заики оставались заиками, фарисеи и книжники - лжепророками. С кем бы я ни распечатывал эту тему, у кого бы ни пытался добиться ответа на душераздирающий крик, никто внятно и членораздельно мне ответить не мог. Все только удивлялись моему удивлению, пожимали плечами, мол, нашел о чем спрашивать, разводили руками или что-то мычали... Или молчали, тупо рассматривая свои ногти. У кого-то были, правда, попытки найти выход из тупика юродливым философствованием, но эти уродцы были настолько жалки и беспомощны, что хотелось рыдать. Как-то я бросился с этим к Жоре. Я прилип к нему, как банный лист к заднице: «Ты скажи, нет, скажи мне, скажи!..». Жора встрепенулся, откашлялся и вдруг загудел:

- Ты только посмотри на эти сытые рожи глухарей и кротов, на этих рябых жаб и горилл...

По всей видимости, Жора и сам давно мучился этими вопросами.

- Эти свиные рыла, свиные же!..

Жора даже закашлялся.

- Ты только прислушайся к их чавканью у корыт и мирному хрюканью. Разве ты им веришь? Разве ты не готов заткнуть их поганые глотки увесистой порцией свежего говна? Ты давно готов. В чем же дело? Да этих косноязычных заик нужно просто...

У Жоры судорогой свело горло, но он снова откашлялся и продолжал:

- Казалось бы: что нам делить? Мы делим мир, как делят добычу, колем его на куски, тащим во все стороны и, забившись, как кроты в норы, притаившись грызем поодиночке. Мы не люди, гордые своей щедростью и всесилием Бога, мы - кроты. Тараканы, гады, жабы и крысы куда великодушнее нас, куда красивее и, конечно, достойнее...

Жора долго искал свою трубку (она лежала перед ним на столе!), наконец, взял ее и стал набивать табаком. Я заметил: трубка была его спасительным талисманом. В минуты злости или отчаяния он всегда прибегал к ее молчаливому участию.

- Отсутствие чувства стыда и совести, - продолжал он, - что может быть более греховным? Мы живем в эре греха. Не живем - вымираем, мрем, как мухи. Несмотря на то, что количество человеческой плоти на земле возросло до семи миллиардов голов, количество духа на каждую из этих душ упало до крайности. Ни в какие, даже самые темные времена истории, не был так низок удельный вес духа отдельного человека. Даже во времена инквизиции среди нас были Леонардо да Винчи и Джордано Бруно, Жанны д'Арк и Яны Гусы....

Он гудел, как сирена и ревел, как белуга.

- Нельзя сказать, что мы как-то вдруг, в одночасье стали свидетелями очевидного регресса. Долгие годы хлам деградации нагромождался вокруг нас, день за днем это дерьмо жизни мы складывали зловонными кучками до тех пор, пока сор невежества не стал путать нам ноги, пеленать руки, застилать глаза и затыкать уши, пока эта вязкая паутина не стала вить вокруг каждого из нас свой уродливый кокон, пока эта мерзкая плесень не стала кляпить нам рот... Мы были ослеплены, обездвижены, мы оглохли и онемели, нечем стало дышать... Нас превратили в гниющую мертвечину и лишили возможности взвешивать, сравнивать, думать. Думали, что лишили, надеялись, твердо верили, что мозги наши превратились в опилки. Но вот тут-то и ждал нас промах. Произошла осечка. Заржавели патроны, промок порох. Для истории это не ново. Каждую империю ждет свой конец. На фоне этой проржавевшей упаднической идеологии вдруг проросли свежие тугие ростки новой мысли. Ее конечно, пытались скосить, выжечь, вытравить...Даже распять. И распяли... Но известно давно: мысль погубить невозможно. Человека можно убить, но нельзя запретить ему думать и жить его мыслям...

Вскоре с трубкой было покончено, он долго ее раскуривал, наконец произнес:

- Этот мир, без сомнения, должен быть разрушен. Как Содом и Гоморра, как Карфаген...

Это был приговор миру.

«Камня на камне от тебя не останется»...

Мне показалось, что на землю снова пришел Иисус...

- «Не мир пришел я принести, но меч...», - сказал я.

- Вот именно, - сказал Жора, - не мир... Миру вкрай{ Вкрай (укр.) - по зарез.} нужен острый меч, чтоб отсечь дурью голову с плеч...

- Стишок так себе, - сказал я.

- Я и не старался.

- А мог бы...

- Тут я не мастак, - сказал Жора, - вот Тинка...

Он мечтательно прищурил глаза.

- Что «Тинка»?

Жора молчал.

- Нужно побыстрей строить нашу Пирамиду, - сказал я, - сколько можно топтаться на месте?! Необходимо действовать, действовать, а не...

Жора прервал меня:

- Стой, стой, - сказал он, - послушай меня. Ты должен усвоить это навсегда: действие - злейший враг мысли, ибо любая самая ничтожная и даже глупая на первый взгляд мысль предполагает отрешение от всего мира движений, всяких там перемещений и достижений успехов, отрешение от мира движений звезд и планет.

Жора прервал свою мысль, посмотрел на меня и продолжал:

- Когда человек думает, он должен остановить бег не только собственной плоти, но и несущегося мимо него мира. Чтобы мысль, пришедшая ему в голову, смогла изменить этот мир. Прошли те времена, когда прогулки по побережью под мерные накаты волн Средиземного моря, создавали мир мыслей для строительства будущего человечества. Я прав?..

- Возможно, - сказал я.

В течение нескольких месяцев мы каждый день обговаривали сложившуюся ситуацию. И решение было принято окончательно: строить! Смешно было даже предполагать, что мы могли от него отказаться. Ведь мы ждали этого момента с таким нетерпением! Отрешившись от химер славословия и отрекшись от всего, что заставляло нас любить жизнь, мы перестали видеть в ней все, что доставляло нам наслаждение и все свои силы устремили на ее спасение. Да! Нужно было безотлагательно действовать, спасать жизнь, спасать... Если не мы, то кто? Неужели вот эти ханжи и невежды, эти прилипалы и живодеры, эти Авловы, Здяки, Чергинцы, Переметчики, Шпуи и Штепы, Шапари и Швондеры, кнопки, булавки, шпоньки и швецы... Эта шелудивая шушера, вот эти ублюдки?!

Нет...

Мы понимали: если не мы, то кто же?! И если все-таки кто-то, то почему не мы?! (Это стало и нашим девизом!).

- И помни: не найдёшь мне Тинку - удавлю! - пригрозил Жора. - Я не шучу.

Он посмотрел на меня так, что я не мог не поверить: он не шутит. Я знал этот его нешуточный взгляд.

Похоже, что пришла и её, Тинина очередь сказать свое веское слово.

 

Глава 10

Как-то я застал Жору с огромной толстой книгой в руках. Грубый темно-вишневый переплет, какие миллионными тиражами издавались в Советском Союзе. Книга, казалось, вдавила Жору в кресло, и создавалось впечатление, что теперь ему из него не выбраться до тех пор, пока не будет прочитана последняя страница. Она прочно удерживала своего читателя и, как бы мстила ему за такое запоздалое любопытство к своей величественной персоне.

Я знаю много толстых книг: Библия! Или «Война и мир». Или «Гаргантюа и Пантагрюэль», или «Дон Кихот», или «Словарь русского языка», или «Биология» (Вилли), или, скажем, тот же «Улисс»...

Какую из них он не дочитал?

- Ты еще и книжки читаешь? - с издевкой, на которую способен только самый последний ехидна, спросил Вит.

- К твоему большому стыду я победил не все самые толстые книжки.

- Осилишь ли, а, ста-арик?

Не так давно Вит отпустил усы и бороду и теперь был еще больше похож на Жана Рено-Леона из французской картины про киллера. Если бы Вит был чуть повыше ростом, пошире в плечах, поплотнее в теле и не настолько лыс, он мог играть его двойника. А сейчас у него был такой вид, словно он только что придумал теорию относительности. Жора оторвал взгляд от книжки и, усмехнувшись, неуверенно произнес:

- Вряд ли.

- Что это, неужели Библия?

- Да, - сказал Жора, - наша Библия.

Он закрыл книгу, и теперь можно было прочесть огромные золотые буквы на темно-вишневом коленкоре: «Капитал».

- Ух, ты!- произнес Вит.

- Да, - сказал Жора.- Я давно хочу вам сказать, что...

Вит неожиданно прервал Жору:

- Я и сам об этом думаю.

Почувствовав, что Наталья все это время смотрит на меня, я подошел к ней, мол, в чем дело? Я ждал подходящего момента, чтобы сказать Жоре о том, что пора ехать в аэропорт. Мы собирались на день-другой в гости к китайским друзьям.

- ... что твой прадед был на верном пути, - продолжал Жора.

- Ска-ажите-ка! Надо ж!...

Жора не замечал ерничания Вита.

- Он строил свою Вавилонскую башню, но не на песке, а на звенящих монетах. И был неплохой экономкой. Если бы он знал, что гены...

- Он был чистым экономистом, - сказала Инна.

- Всего лишь, - с сожалением произнес Вит, - а наша тетя Циля уже сегодня - старший экономист, но и она о генах мало что знает.

Вит всегда упоминал этот бородатый анекдот о тете Циле, когда ему нужно было прекратить всякий спор.

- Но работает не хуже Маркса, - сказала Наталья.

- Издеваешься, - сказал Вит. - В «Капитале» ни-и строчки о генах, даже Энгельс о них ни-игде не упоминает. А ведь его «Диа-алектика природы»...

- Слушайте новый анекдот, - вдруг сказала Вера, - подходит новый русский к старому еврею и говорит: «Папа, дай денег»...

Возникшую паузу снова прерывает ее голос:

- Всё, - говорит она очень серьезным тоном и обводит всех внимательным взглядом, - все, - повторяет она еще раз.

Теперь все смеются.

- Вер, сама придумала? - спросил Боб, - it's very well!..

- Да...

Думать ни о чем не хотелось.

- It's o'kеy!

Я тоже говорил какие-то глупости. Чтобы не молчать.

- Вот вам чистая работа генов, - сказал Руди.

Генная инженерия...

- Да, генная инженерия - это прекрасно, - сказал Жора, - но пришло время и генной экономики.

- Вот-вот, - сказал Вит, почесав бородку, - я так и знал: генная экономика...

Я знал, что Жора давно вынашивал эту мысль. Однажды он попытался пробиться ко мне со своей генной экономикой, но не нашел никакого ответа. Тогда я даже не сообразил, что он имел в виду. Он и не стал разъяснять. Видимо, идея еще не совсем вызрела. И вот он решился.

- Чушь какая-то, - сказала Рая.

- Конечно, - поддержал ее Вит.

Признаюсь, и у меня до сих пор не было ни малейшего представления о Жориной «генной экономике» - что это? Можно ли инъекцией премьер-министру наносом, содержащих по всем признакам совершенный геном, повысить уровень ВВП или снизить цену за баррель нефти? В самом деле: какая-то чушь собачья... И ничего больше. Так я думал тогда. Так думали все, кто впервые услышал это. Никто до сих пор серьезно не воспринимал Жорину «генную экономику».

Если бы Тина была с нами, подумал я, она бы наверняка тоже... Хотя... Вряд ли. Что она могла понимать в «генной экономике»?

Когда он читал курс своих лекций в Сорбонне, Оксфорде или Массачусетсе, вначале (рассказывал он, улыбаясь) тоже часто встречал недоумение и неприятие: какая еще «генная экономика»? Он терпеливо разъяснял. До тех пор, пока не приходило ясное понимание: теперь-то все it's o'key! Вначале и мы противились. Мы даже слушать не хотели. Поэтому перешли на Дарвина. Или на Мальтуса...

- Слыхали, - сказала Инна, - уже создан виртуальный неандерталец...

- Если бы не я, - сказал Вит, - из тебя давно бы сделали чемодан или да-амскую сумочку.

Наталья рассмеялась.

- Ты бы лучше побрился, - сказала Виту Инна, бережно снимая с его бородки хлебную крошку, - ты и без бороды - наш дедушка Маркс.

Я подошел к Юле и тихо спросил: что? Она медленно покраснела, потянулась к моему уху губами и прошептала:

- Вы меня берете с собой?

Поездка к китайцам была небезопасной, и хотя они уверяли нас в том, что нам ничего не грозит, мы с Жорой не стали рисковать.

- Нет, - сказал я.

- Ты же мне обещал! - настаивала Юля.

Мы тотчас забыли о Марксе и его слишком узком взгляде на жизнь. И «генная экономика» не легла нам в тот день на слух.

- Нам пора, - сказал я, обращаясь к Жоре.

- Да-да, идем-идем...

Мне запомнился Жорин взгляд, которым он одарил всех присутствующих, слегка снисходительный радостный взгляд, каким любящий отец смотрит на шалящих детей: ах, вы мои милые несмышленыши...

Это же он придумал и свой «генный социум», и «генную экологию», и «генную власть»... Засилье Жориных генов! Жуть!

В Пекине он об этом не сказал ни слова. Зато там, среди китайцев, мне вдруг открылась вся тайна Жориной идеи. В самом деле: разве вся экономика жизни не соткана из генов?!

- Главное в «Капитале», - заключил тогда Жора, - как делить? Правда, об этом в книжке - ни слова.

- Значит, Жора был прав?

- Его интуиция - как центурии Нострадамуса. Как иероглиф. Я понял это еще в Китае.

- И Конфуций в сердце? - говорит Лена,

- Да-да, и Жора - в сердце! Мы поселили там Жору, сами не подозревая об этом. Это и был тот самый Жорин культ, о котором из уст в уста уже кочевала по миру молва. Это был Жорин след на Земле.

И Юля была без ума от Жоры!

 

Глава 11

Вскоре мы и Стаса с его искусственными матками и плацентами, хорионами и пуповинами перетащили к себе.

- Ты не пожалеешь, - сказал ему Жора, - здесь безмерное поле для твоего творчества.

- Я никогда не сомневался, - сказал Стас, - в твоем умении обольщать людей, не суля им ни денег, ни славы...

Жора просиял:

- Стас, - сказал он, - ты - у нас не девочка, и уже не так молод, чтобы, «задрав штаны, бежать за своим комсомолом».

Легкий на подъем, Стас перебрался к нам, не колеблясь. Америка ему тоже нравилась. Мы приняли его, как родного. Он располнел и сильно отяжелел. Не могу сказать, что он изменился настолько, чтобы я не узнал его, встретив случайно на улице. По-видимому, я слишком долго стоял и разглядывал его прежде, чем мы бросились друг другу в объятия.

- Что, я так изменился? - спросил Стас.

На это я только дружески потрепал его по щеке ладошкой.

- Дела заели, - сказал он, словно оправдываясь, - деньги, знаете ли, не дают продыху.

На своих искусственных матках Стас заработал солидный капитал и теперь, как каждый капиталист, терзался мыслями о новых проектах.

- Мы тебя быстро приведем в норму, - пообещала Наташа.

Она имела в виду теннис. И не только теннис - утренние пробежки по песчаному берегу, умеренность в еде, посты, молитвы... Вообще весь наш образ жизни - The Pyramiden Way of Life. Впрочем, мы были избавлены от заботы загонять каждого в наше стойло - наш стиль поведения: вольному воля, но никто не отказывал себе в удовольствии проповедовать его преимущества.

Сюда бы к нам ещё Тину! Об этом можно было только мечтать.

Вслед за Стасом прилетел к нам и Юра. Они встретились с Жорой так, словно только вчера расстались. Будто и не было этой пропасти лет.

- Ты здоров? - спросил Жора, и, не ожидая ответа, добавил, - это хорошо. А я здоров.

Я смотрел на них и радовался, что мне удалось снова собрать их вместе.

- Слетаются птенцы к родному гнезду, - рассмеялась Ната.

- Юрка! Ты!? - Тамара бросилась ему на шею, - ты - прелесть! Толстый какой, жирный просто...

- Крепкий, - сказал Юра и нежно обнял Инну, - не толстый, а крепкий.

- Да! А это что? - воскликнула Инна и ткнула указательным пальцем Юре в живот. - Ты же был худющий, как щепка!..

- Ань, привет...

- Юрка!..

Это было время радостных встреч. Мы сидели и пили вино. Как сто лет назад.

- Ты богат? - спросил Жора.

- Я счастлив, - сказал Юра, - кажется, счастлив. А ты?

Жора окинул его вопросительным взглядом. Затем:

- Я нищ как последний проныра, - сказал он, - но и баснословно богат.

- А где Шут, - спросила Тая, - кто знает, где теперь Шут?

Мне было интересно, как Юля встречала каждого - на «ты»:

- Ты сегодня ел?

Этим вопросом она встречала всех новеньких.

А как бы она встретила Тину? Жора бы воскликнул: «Ти, ты где пропадала?! Мы тут все без тебя...».

Что, что «без тебя-то»?!

Я был восхищен: как хорошо держится Аня!.. С Юлей они встретились, как родные.

 

Глава 12

Объявился и Шут. Он нашел нас по интернету и тут же бросил все свои дела, чтобы быть с нами.

- Это какой-то цугцванг!

Это были первые его слова. Мы, конечно же, все изменились. Да! А разве могло быть иначе? Но его нарочито-насмешливый склад ума остался при нем. Это было время не только встреч, но и неожиданных узнаваний. Однажды расставшись и расставшись, казалось, навсегда, мы вдруг встретились снова и узнали друг друга... Не верилось, но прошли годы.

- Удача, я вижу, не обошла и тебя стороной, - сказал Юра Ане.

Мне показалось, что у Ани давно был готов ответ и на этот вопрос.

- Все люди верят в удачу, - сказала она, - но самые удачливые верят только в себя.

Были и вопросы, что называется, в лоб:

- Я слышала, ты стал киллером? - спросила Наталья.

- Тебе не терпится узнать правду?

Не переставая щурить глаза, Ната кивнула.

- Правда, - сказала она, - это одно из самых больших наслаждений человека. Без нее мир погряз бы в дерьме!

Юра только секунду держал паузу.

- Ты пользуешься правдой, - сказал он, - как инструментом дознания.

И еще секунду подумав, добавил:

- Как щипцами для пыток.

- Я просто ее очень люблю. Впрочем, можешь не отвечать.

Ната встала и отошла к окну.

- Я стараюсь никогда не делать людям больно, - сказала она.

Кто-то мог бы расценить эти слова, как упрек. Только не Юра.

- Я тоже, - сказал он.

Слух о том, что среди нас появился самый настоящий профессиональный киллер вызвал невиданный интерес. Каждый хотел задать ему свой горячий вопрос. Юра не прятался - пожалуйста! Правда, отвечал сухо, но без какого-то там нарочитого вызова, без восторженных нот в голосе, просто, словно рассказывал вчерашнюю газетную утку.

- У меня ведь такая профессия - заглядывать в глазок, - уточнил он.- Этим я зарабатываю на жизнь. И профессию, замечу, никогда не менял. Прежде я заглядывал в глазок объектива микроскопа, а теперь вот в глазок прицела... Разницы ведь никакой. Я использую свои знания и опыт в разных сферах жизни и на самом высоком уровне.

- А скажи, - приставала Инна, - а скажи...

- Это твой черный день, - сказал Жора, - держись!

Юра улыбнулся:

- Черные дни мои давно позади.

- Я тебе верю, - сказала Инна, - но...

- Да, - едва слышно сказал Юра, - убивал.

Он кротко стоял перед Инной, как стоят перед иконой, потирая свои пальцы и не мигая, смотрел через притемненные стекла своих очков прямо Инне в глаза. В эти недолгие секунды Инна была похожа на беспомощного щенка. Между ними повисла короткая тишина, затем Юра добавил:

- Да убивал, - сказал он.- Как мух!

Инна только сглотнула и ничего не сказала, а Юра уселся на диван и добавил:

- Мою работу всегда сопровождали одиночество и смерть. Так что...

- Но ты же убивал живых людей? - набросилась на него Ната.

- Ошибаешься - мертвых, - ни на секунду не задумываясь, сказал Юра, - и не людей - нелюдей... Для меня они были мертвыми.

- Как ты мог знать? - спросила Инна.

О том, что Юра убивал мертвых, у меня не было никакого сомнения. Я всегда знал, что он делил мир людей на живых и мертвых. Как Иисус. Эти мертвые, по его теории жизни (или смерти) тянут мир на дно пропасти. Поэтому, по его мнению, они и должны быть... Нет, не уничтожены! Они не должны мешать жить! А вести их отстрел... Мне казалось, что Юра это понимал: всех не перестреляешь. Он просто... Ему просто... Хобби, вот!.. Это для него было просто хобби!.. Хобби?! Если честно - я не знал ответа на этот вопрос.

- Господи, какая дикость! - возмущалась Юля.

- Лишить человека жизни, - поддержал ее Стас, - это значит лишить жизни сто миллионов удивительных существ, обладающих...

- Ошибаешься, - сказал Юра, - мертвые не могут ничем обладать, они же во власти тьмы! Там света нет, а значит нельзя ничем обладать...

По всему было видно, что ему было лень тратить слова на разъяснения.

- Тинку бы ещё найти...

У Жоры искрились глаза, когда он произносил имя Тины. Он вопросительно посмотрел на меня, мол, что новенького?

- Да-да, - сказал я, - скоро-скоро... У меня всё готово!

- Всё? - переспросил Жора, не отводя взгляда.

Я кивнул: да.

- Смотри у меня, - он погрозил своим толстым указательным пальцем, - не подведи...

Я едва сдержал себя, чтобы не поклясться.

«Тинку бы ещё найти».

Ищи-свищи свою Тинку!..

Я ведь даже представить себе не мог, с чего начать эти поиски этой самой Тинки! Найду - удавлю, думал я.

Итак, мы снова были все вместе! И нас собрала Пирамида! Никому из них это, правда, и в голову не пришло. Только я это знал и, пожалуй, Жора, который без всяких сомнений теперь был уверен, что пришло время новых побед, а все неудачи и поражения остались в прошлом. Признаюсь, я очень обязан всем этим удивительным и неординарным людям. И никогда то, что мы пережили и сотворили, не покинет мое сердце и память.

 

Глава 13

Пока я гонялся по свету за Аней и Юрой, Жора с ребятами, дай Бог им здоровья, проделал огромную подготовительную работу. Он восхищался:

- Это был сильнейший мозговой штурм! Целая вереница проблем одна за другой были решены в считанные дни. Мы расчистили плацдарм для строительства, вычистили, так сказать, авгиевы конюшни, в общем сделали все lege artis. Я надеюсь, тебе понравится.

- Я уверен, - сказал я.

Меня ведь на самом деле ничуть не интересовало, как им удалось достичь запланированных результатов, для меня важно было, что они спелись. Я хотел только одного - сбить их в крепкую команду, в единый кулак, склеить, скрепить...

- Нам нужно было хорошенечко въехать в тему, - сказал Жора.

- Я тебя понимаю.

- И, заметь, все это мы сделали без тебя, - добавил он, улыбнувшись.

- Видишь, Скрепнин, - заметила Тая, - мы и без тебя теперь можем...

Я обещал ей привезти из Парижа модные клипсы и не привез.

- И без Лесика, и без Ушкова? - спросил я.

Жора только хмыкнул.

- Зато с Инкой и Натой, они у тебя просто...

- У нас.

- И со мной, - сказала Тая, - я же тоже!..

Юля молчала.

Мы собрались с мыслями, сбились в теплую кучку, свились в плотный рой и, уверившись в своих силах, решили: пора!

Но не тут-то было. Нужно просто хорошо знать Жору.

И опять, уж в который раз, мы собрались как-то вечером.

- Что ж давайте-ка, - сказал Жора, - еще раз взвесим камни, которые мы собрали.

Он сидел и курил свою трубку. Собирать камни было его любимым делом. Прежде чем штурмовать новые бастионы, Жора любил подвести итог пройденному этапу.

- Что мы можем и чего не можем, - сказал он, - и на что мы можем рассчитывать с тем, что мы можем?

Все притихли и посмотрели на Жору с нескрываемым любопытством: что еще он нового мог нам поведать?

- Итак, первое...

Так всегда начинался у нас новый этап.

- Мы легко можем получить клон из живых клеток: кожи, крови, спермы, мочи, слюны... Из любых - печени, почки, кишки...

- Не тяни, - сказала Инна.

- Второе: из ядра мертвых тканей - мумии, формалин, криостат...

- Есть и это...

- Теперь - известное биополе плюс стволовые клетки с их последующей трансформацией...

- Дальше...

- У нас есть «Милашка» и стимуляторы роста...

- Есть и это.

- Наконец, гетерогенный геном, по сути искусственная жизнь на любой заказ, - спасибо Крейгу...

- Прекрасно!

- Таким образом, в наших руках могучая технология преобразования мира! Пора собирать камни для строительства...

- Никто не спорит.

- Что ж, да здравствует Пирамида!

- Ура!

- И здесь очень важно - не переспешить.

- Да поможет нам Бог!

Будто кому-то из нас было неясно, что назад пути нет!

- Юль, ты готова?..

И в тот же день Жора улетел в Швецию. Бжезинский сам позвонил нам и пригласил на заседание клуба.

- Заседание клуба? - спрашивает Лена.

- Бильдербергский клуб... Я же рассказывал.

- Не помню.

- Да. Нужно было принимать решение о финансировании строительства Пирамиды.

- Это же... Страшно сказать! Это же огромные деньги!

- Но и nervus rerum! (Движущая сила! - лат.). Сам Нельсон Рокфеллер вместе с Бушем и Киссинджером предложили нам свое участие, когда Жора убедил их в неизбежности ломки старого мира.

- Ломки?

- А разве этот мир не заслуживает перемен? Этот мир, как и тот Рим, свое отжил. И правление клуба...

- Чем же они занимаются?

- Правят миром. Они - все! Правительство мира. Это только кажется, что в странах правят короли и президенты, что есть ООН, Совет Европы и Совет Безопасности, разные другие надгосударственные структуры. Нет. Есть бильдербергеры! Масоны, розенкрейцеры, мормоны... Орден иллюминатов! С тех пор, как... Кстати, этому Ордену - 6000 лет! Ровесник пирамид! С тех пор, как потомки пришельцев вручили шумерским жрецам каменную Книгу власти, эти иллюминаты и замахнулись на абсолютную власть над миром. Потомки разумных рептилий... На протяжении тысячелетий в орден входили лучшие умы человечества. Сами рептилии ассимилировались среди людей, их ДНК ничем не отличается от нашей. Разве что разница в частотном поле...

Жора смеялся:

- Это инопланетные существа, принявшие образ людей, и клонировавшие людей, как программу по ДНК, для использования в качестве рабов.

Он просвещал нас:

- Все они появились в Шумере, Египте, а затем в правящих слоях Европы и дальше - мира. Состоят из сорока восьми семейств и все кровно связаны между собой. Они стремятся к установлению Нового Мирового Порядка, единства мира под единой политической, финансовой и религиозной властью... себя любимых... Они изобрели религию для поддержания человека в страхе...

Жора даже нарисовал их портрет:

- Они отличаются мясистым горбатым носом и оттопыренными ушами. Но главное - это их нечеловеческие глаза. Часто смотрящие в разные стороны как Хамелеоны... Всмотритесь в глаза Ротшильда...

Жора показал портрет Ротшильда.

- Видите... А вот вам принц Нидерландский Бернхард, который после войны создал Бильдербергский клуб (мировое правительство), в состав которого и входят большинство приведенных тут товарищей... Дюпоны, Рокфеллеры, Онассисы и прочие ящеры... Их символ - всевидящее око. На долларовой банкноте - вот, видите?

Жора извлек один доллар и продемонстрировал нам это око.

- Но тут есть и наша пирамида! А над ней надпись: «Novus ordo seclorum», что значит - «Новый мировой порядок». Так что теперь мы с ними напрочь повенчаны, - заключил Жора, - их око и наша Пирамида! Как Ленин и партия!

Мы, конечно, удивлялись:

- Надо же!..

- Самые богатые и влиятельные люди в мире. Это они контролируют выборы во всех странах мира. Кто им нужен, того и избирает народ. Это они контролируют все земные конфликты: нужна маленькая война - пожалуйста! Нужен мир во всем мире - милости просим! Цены на нефть, продовольственные программы, рождаемость и смертность, ядерный арсенал, даже управляемые смерчи и торнадо, рукотворные извержения вулканов и цунами... Все! Все в их руках. Сказано же: правят миром! И цели у нас теперь едины: единое мировое правительство, где правит Дух, а не жалкая плоть... Еле уговорил их! Теперь им постоянно приходится бороться со своей звериной сущностью, рептильей натурой...

Чуть не пришибли...

- Поговаривают, что они сотрудничают с инопланетянами, - предположила Алла.

- Брось. Это же...

- Инопланетяне - как источник безграничной власти, - сказал Жора.

Тая улыбнулась:

- А вы, ты, Рест, Юра, Аня, Юля... Вы, случайно, не инопланетяне?

Жора замотал головой:

- Ты же видишь - нет! Мы живые, вот, потрогай меня...

Я тоже не мог сдержать улыбку:

- Ты как Ленин, - сказал я Жоре, - живее всех живых.

- А ты зря улыбаешься, - тотчас напал на меня он, - тыыыы...

Он сощурил глаза:

- Слушай, - сказал он, - а Тинка твоя случайно не инопланетянка? Точно! Тебе не кажется?

- Отстрянь!..

- Я просто уверен!

Жора смотрел на меня, словно лил сквозь меня раскалённое олово.

- Ты мужик или не мужик?! Ты можешь её найти, наконец?!

- Да иди ты... - в сотый раз посылал я его.

- Бильдербергерша - точно! - уточнил Жора, - ты видел её глаза?!

У неё же глаза...- он сделал движение указательным пальцем, словно написал на стене единицу, - как восклицательный знак! С вертикальным разрезом зрачка! Ты видел? Как у...

Жора не договорил. Все притихли, уставившись на меня и ожидая моего ответа.

На это я лишь рассмеялся! Ну, где и когда я мог видеть её глаза?

- Ты еще скажи, - сказал я, - что у неё и кожа... как у крокодила! Вся в чешуе! В пупырышках! И она льёт крокодильи слёзы, когда плачет.

- Она не умеет плакать, - сказал Жора, - она не ты!

Я не помню, чтобы я когда-нибудь плакал. Один, правда, раз, когда...

И Жора видел те слёзы. Но зачем он меня так? Чтобы хоть как-то досадить? Чтобы я, наконец, нашёл эту... эту Тину?! Разве это поможет?

- Жор, - заступилась за меня Ната, - твоя Тинка...

- Но она точно инопланетянка! - оправдался Жора.

Все молчали.

- Se non e vero, e ben trovato (Если даже это и неправда, но придумано хорошо. Ит.), - сказала Моника. - И что же твои бильдербергцы? Они согласились? Они готовы отказаться от своих миллиардов, от власти?!

- Они - умные! Они не только готовы, - как-то весело сообщил Жора, - они с радостью бросят все свои накопления под ноги совершенству. Упадут ему в ноги!

- Ты меня удивляешь!

- Они и сами были удивлены своему решению. Но потом, когда все было учтено и просчитано...

- Где же выгода? В чем их бонус?

Жора дернул плечами:

- Ты меня удивляешь: принципы! Наши принципы! И-и-и... решение всех проблем. Всех земных проблем. Мир спасен! - разве это может быть кому-то невыгодно?.. Я так им и сказал: «Теперь вы - как боги!..».

- И они?..

- И они подписали чек.

- На какую сумму?

- На всю сумму стоимости нашей планеты: море денег... Ведь сегодня деньги - это...

- Эквивалент труда.

- Да, чтобы мир избавился, наконец, от денег нужен беспримерный труд, работа до кровавого пота, и для этого необходимо много денег. Вот такой замкнутый круг. Порочный и позорный круг, разорвать который под силу лишь совершенству. Да! Совершенство - всесильно! Наши принципы... Материальная нищета - это добровольная жертва нашего духа! Это - как распятие Христа! И вот еще что: самая сильная власть на Земле - это власть над совершенством. Это и есть истинное совершенство.

- Так много совершенства, - фыркнула Тая.

- C'est la vie! (Такова жизнь! - фр.).

 

Глава 14

Я не уверен, что в своем рассказе придерживаюсь хронологии, но все события, которые произошли, все, что с нами случились, изложены, на мой взгляд, достаточно точно и подробно. Я допускаю, что в этой последовательности могут быть прорехи, но отдельные эпизоды до сих пор стоят у меня перед глазами так отчетливо и ясно, будто все это было только вчера...

Иногда я позволял себе с кем-нибудь вырваться из объятий умопомрачения, этого ига совершенствования. Нередко с Юлей. Мы забирались в самые отдаленные уголки Земли... Ночью там, на юге, сквозь быстрые белесые облака светили огромные яркие звезды, на дождь и намека не было, утро было тоже солнечное, верхушки гор еще не охвачены заревом, не пылали золотом, но вот-вот луч коснется и их. Небо не фиолетовое, не голубое и не синее, высокое и чистое, как лестница Иова. Никакого грома, никакой музыки, только крики чаек, которые летают и над поселком, да шелест листвы платанов. Воздух свеж, никаких запахов, даже лавровые кусты не пахнут.

Я даже Тину здесь забывал!

Не знать её до такой степени, чтобы даже не вспоминать, было для меня сладостным упоением - такого не может быть!

Год тому назад я дал себе слово к нынешней осени выпустить брошюрку, листов тридцать шесть - сорок. «Стратегия совершенствования». Как, не страшась страданий и самой смерти, жить на земле? Мне казалось, что я сумею рассказать людям, донести до каждого правду жизни. Все, что сказано до меня Сократом, Сенекой, Спинозой и Фрейдом тоже правда. Библия, Веды, Коран и Талмуд ответили на все вопросы бытия. Почти на все. Почему же человечество несчастно?

- Пирамида, - сказал тогда я, и рассказал еще раз о том, что сам пережил и выстрадал.

- Египтяне, - спросила Юля, - каменные глыбы?

- Нет-нет, - сказал я, - это Пирамида Духа. Человек осваивает, завоевывает планету... Численность населения растет, и его волнует проблема больших городов. Здесь, на Земле, мы уже так наследили, что теперь должны входить в Храм жизни, хорошенько вытерев ноги...

- Об этом можно где-нибудь прочитать?

- Вот, держи! Эта книжонка сегодня идет нарасхват.

- Что это, твоя Нобелевская речь?

- «Стратегия совершенствования».

- Та самая инструкция?

- Там же сказано: «Стратегия».

Ни один Юлин жест, ни одно ее слово меня не раздражали, даже ее привычка отвечать вопросом на вопрос: «А ты?». А ее неумение справиться с обычным пистолетом, когда мне приходилось рисковать и ее жизнью, меня просто восхищало.

- Рука, - говорю я, делая резкий поворот вправо, - рука...

И когда машину выравниваю, снова бросаю:

- ...прямая!

И снова ору:

- Рука - прррямая!..

- Я помню, - едва слышно говорит Юля и разряжает всю обойму в преследующего нас мотоциклиста.

Только потом, в постели, я шептал ей на ухо слова благодарности и признательности.

На нас уже тогда охотились как на зайцев.

Из движущегося с бешеной скоростью автомобиля этот мир разглядеть невозможно. Но и, сидя за рулем, тоже нельзя наслаждаться картиной мира. Я ловил себя на мысли, что иногда даже любуюсь этими пальмами, освещенными лучами заходящего солнца, этими дальними синими вершинами гор, этой золотом залитой поверхностью океана... А ведь я хотел коренным образом изменить эту жизнь. Зачем?

- Почему ты не отвечаешь? - спрашивала Юля.

Если бы я знал ответ.

- Разве строя свою Пирамиду, - спрашивает Юля, - ты не плетешь новые сети для человечества?

Я и сам над этим не один раз задумывался. Я помню, что что-то о сетях недавно читал у Марка Аврелия или у Сенеки, кажется - у Сенеки. Да, у Сенеки. Я помню прочитанное дословно: «Никому из смертных не сравниться с пауком в тканье». Я делаю для себя новое открытие: я - паук!

- Не плетешь? - спрашивает еще раз Юля.

- Ткут пауки, - отвечаю я.

- Да нет, - уточняет Юля, - я в том смысле, что ты - как ловец человеков...

Я помню из Сенеки и следующее: «Этому искусству не учатся, с ним рождаются».

Разве я рожден со способностями каменщика, строителя Пирамид? Попросту говоря, не масон ли я?

- Ловцы человеков - апостолы, - разъясняю я, - я же - паук, человек - паук...

- Не обижайся, пожалуйста, улыбается Юля, - ну, плз, я же...

Ее «плз» звучало упоительно!

- Обижаться, - повторяю я, - это удел холуев и лакеев, ты сама говорила - удел горничных...

 

Глава 15

Сначала мы, конечно, смоделировали Пирамиду. От а до я. Каждый винт, каждый болтик... Каждый ген и его фенотип!

- Как такое возможно? - спрашивает Лена.

- Нам удалось! Вся Америка, да что там Америка - весь мир ринулся к нам в помощники. Да-да, ученые всего мира считали за честь участвовать в этом проекте. Мир ведь зашел в тупик. Каждый здравомыслящий политик понимал, что цивилизация на краю гибели. Армагеддон вошел в каждый дом, и только слепой не мог этого не видеть. Особенно старался Римский клуб. Каких только прогнозов и моделей будущего не напридумали! Но все они сводились к одной - край! И вот наша «Стратегия совершенствования» стала началом координат нового времени, точкой отсчета. Это был всевселенский, небывалый доселе мозговой штурм! Лучшие умы мира!.. Мы работали, не разгибая спин, мозги гнулись и плавились... Никто уже не варился в собственном соку, мы пили коктейль всеобщей свободы мышления. Архитекторы новой жизни, мы участвовали в преображении мира, и каждый чувствовал себя богом. И социальная инженерия дала свои плоды. Мы создали нашу виртуальную Пирамиду, тысячи компьютерных персонажей...

- Цивилизационные игры? - спрашивает Лена.

- Что-то похожее.

Как когда-то для поиска Юры, ребята из «Google» создали нам его виртуальную модель («Шныру»), так и сейчас мы построили компьютерную модель Пирамиды, собственно, модель идеального социума, если хочешь, - Града Божьего! Да-да, именно!.. Этакую всеядную плерому! Над нею трудились уже давно, с того самого момента, когда Жора еще в Москве познакомился с Мишкой Брином и его сыном Сергеем. Вернее, с тех самых пор, когда Жора по-настоящему уверовал в Пирамиду, в неизбежность ее построения. Модель была великолепна, знаешь, просто блистательна!.. Это был рай! Люди там жили, как во времена Адама. Все деревья познания добра и зла мы, конечно же, повыдергивали с корнями. Еву сразу же одели в красивые, но скромные одежды, и все яблони заменили на пальмы. Адам стал садовником... Что же касается змия-соблазнителя, то из него мы сварили уху... Мы наделили каждого такими качествами, такими добродетелями!.. Это была виртуальная страна Совершенства, Новая Атлантида, если хочешь, - Царство Небесное...

- И Иисус...

- С Иисусом не все так просто, как кажется. Быть может, поэтому у нас и пошли потом сбои. Но модель - это всего лишь модель, нам же нужны были живые люди... А модель была лишь подсказкой, штампом, матрицей, обычной инструкцией, но она помогла нам верно выстроить свою стратегию достижения цели. Ну и тактику, конечно, и каждый наш шаг.

Тысячи компьютерных персонажей с нашими апостолами во главе мы расселили в виртуальном мире и дали им полную свободу действий - живите! Сейте, пашите, стройте жилье, производите товары и машины, творите, любите, рожайте детей...

- Прекрасно! И что?..

- Мы натоптали их геномы всеми известными добродетелями, известными человечеству: никакой борьбы, никаких войн, никаких революций...

- Да-да... И?..

- И эта виртуальная цивилизация... Можно скептически ухмыляться, но дело обстоит именно так: близок, как никогда близок конец эры греха, мир на новом витке развития; вот-вот настанет день, когда горб мира выровняется, когда животные страсти (это же атавизм!) изживут себя, и только в книжках можно будет прочесть о змеиных уловках человека прошлого, о волчьих его повадках, лисьей хитрости, слоновьей нерасторопности и заячьей трусости... О нечеловеческой страсти к накопительству, жадности, скупости, скряжничеству и нещедрости... И вот все это умрет навсегда. Можно над этим смеяться, но совсем скоро каждый увидит это собственными глазами.

Мы вбили себе в голову, во что бы то ни стало достичь желаемого результата, брались сразу за несколько дел и, конечно же, совершали ошибки. Не понимаю, как от этих беспрестанных, упорных и чрезмерных усилий мы не сошли с ума. Страсть к совершенству превратила нас в маньяков.

- Да уж... Вы просто сдурели! - восклицает Лена.

- Мы освоили методику выращивания нейроцитов in vitro в лабораторных условиях, а потом...

- In vitro!?.

- Мы вырастили мозг не только Эйнштейна, но и твоего любимого Маркса, и Пригожина, и Макиавелли... «Голова профессора Доуэля»! Да-да, голова как источник знаний! Головы просто кишмя кишели... Эхнатон, Сократ, Августин, Леонардо...

- Брось...

- Ага!.. Целая череда голов!.. Цезарь, Наполеон, Галилей с Ньютоном... Все с глазами ангелов и с распоротыми напрочь ртами - жрать!.. Все хотели есть, не переставая. Головами!..

- Зрелище, надо сказать, не совсем...

- Не совсем! Совсем не...

Гаврилишин нам помог в экономике... И в случае необходимости мы использовали эти головы при мозговом штурме для решения трудноразрешимых проблем.

- Вы брали напрокат мозг Эйнштейна? - спрашивает Лена.

- Да, на пару часов, на сутки... Это был коллективный мозг.

- Коллективный мозг и брейн стоминг?

- Да. Это был и кабинет министров, и парламент, и конгресс, и кнессет, здесь была и Палата лордов, и Дума, и Совет старейшин, объединены все формы правления. И не было короля. Ни короля, ни президента, ни шейха, ни... Правила, собственно, машина. Она принимала решения, предлагала несколько вариантов и прогноз развития тех или иных событий. Учитывалась каждая мелочь, способная изменить в будущем ход истории.

- Такая как?..

- Да любая, самая незначительная на первый взгляд, скажем, глянец плеч Жозефины или блеск глаз Таис...

- Блеск глаз?

- Неодолимый признак творческого потенциала любого вождя.

- Улыбка Джоконды?

- Да, кокетство - как двигатель прогресса.

- И не было никакой борьбы за власть?

- Никакой...

- Никаких партий, идеологий?

- Они не имели смысла. Любая идеология - это пустышка, поскольку каждый день жизнь преподносит такие уроки существования и развития, какие невозможно предусмотреть никакой идеологией. Идеология - это догма, тормоз и враг развития, застывшая, окаменевшая мысль. Застывшая лава еще вчера грохочущего и брызжущего и брюзжащего якобы новыми мыслями политического вулкана. Это рудимент политики, анахронизм. Подчинившись какой-либо идеологии и следуя ей, общество заливает свои легкие суперпрочным цементом. У такого общества нет будущего, поскольку оно перестает свободно дышать.

- Даже Америка, даже Китай?

- Даже Лихтенштейн и Монако.

- И Ватикан?

- Пока белый дым вырвется из трубы на свободу, не одна голова претендента на роль Папы рухнет на плаху святого престола.

- Значит, роль каждого игрока в этом вертепе...

- Да, весь мир - театр... И битва за трон никогда не выявит победителя. Совсем скоро мир станет един, как...

- Невероятная скука!

- Ты не поняла: един - не значит однообразен. Он будет един, но разнообразие его будет таким же пестрым. Ведь для этого Бог и дал каждому из нас по три с половиной миллиарда нуклеотидов. Чем выше гетерогенность системы, тем она устойчивее и ее энтропия неизменно растет. Единство мира в его генофонде, а проявление, манифестация, вся феноменология жизни, останутся бесконечно яркими и богатыми. Традиции, чувства наций по-прежнему должны уважаться. Никаких шовинизмов, нацизмов и национализмов. Никаких расизмов! Все авгиевы конюшни геномов будут напрочь очищены от всех скотских поползновений.

Мы понимали, что вполне возможно, именно это неясное, расплывчатое, чисто абстрактное представление о Пирамиде и являлось камнем преткновения, вызывая среди нас споры, недомолвки и даже мелкие ссоры. И все же меня радовало, что каждая такая стычка проясняла какую-нибудь деталь, линию, штрих в строящемся сооружении, просветляла наше будущее. Я радовался даже чашечке кофе, которая объединяла нас за завтраком и особенно партии в теннис, когда, проиграв свой сет, Инна искренне казнила себя за неудавшийся эйс и потом просила меня подавать ей мячи для отработки техники подачи. Но самую большую радость мне доставляли минуты общения с Аней, живописные минуты искренней радости, деля которые на двоих, мы были счастливы. Поздним утром, медленно выбравшись из ленивой постели, раздвинув полоски жалюзи и удостоверившись, что небо чисто от туч, она, тотчас распахнув окна настежь и встав на цыпочки, тянулась руками и всем телом к уже высокому солнцу... И вдруг начинала петь...

- Ты был счастлив с ней? - спрашивает Лена.

- Она была неравнодушна ко мне.

- И Юля тоже...

- Ага...

- А с Тиной? - спрашивает Лена.

- Её равнодушию не было предела, - говорю я, - она же сангвиник. Полный!.. Понимаешь - полный!.. Переполненный до краёв!..

- Что это значит?

- А я - абсолютный холерик! Как мы могли бы... Поясни - как?!

- Как плюс и минус.

- Что?

- Что могли-то?

- Всё!..

 

Глава 16

Юлиному любопытству не было предела:

- Расскажи, расскажи еще раз об этом чуде...

- О каком чуде?

- О любви...

Юля, как всегда, открыто посмотрела мне в глаза.

- О любви?.. О любви ты все уже знаешь.

- Каждый раз ты рассказываешь по-новому.

Я не помню, что вообще когда-либо рассказывал ей о любви. Между слов можно было, конечно, прочесть, что мне доводилось в жизни испытывать это чувство, но чтобы об этом кому-то рассказывать - нет. О любви не расскажешь словами. Все что сказано, считаю я, сказано неверно и, наверное, впустую. Любовь молчалива, нема. И каждый знает, что это такое. Облечь в слова - значит фарисействовать, даже юродствовать. Мы ведь произносим слова для того, чтобы за них спрятаться. Чтобы мир знал нас такими, какими мы хотим ему казаться.

- Чудо любви непостижимо, - говорю я. - О том, кого мы любим, мы рассказываем меньше всего. Мы просто знаем, что любим. И все слова, сказанные об этом, кажутся никчемными и даже ложными. У этих слов нет никакой надежды выразить это чудо. Любовь - это Бог. Она не признает разговоров всуе.

- Значит, ты считаешь...

- Не надо считать.

- Что же, по-твоему...

- Нет-нет, - говорю я, - любовь - это такая природа и такой порядок вещей во Вселенной...

Юля не понимает:

- Порядок вещей?..

- Нет смысла писать какие-то там законы сосуществования между людьми, если они не пронизаны, не наполнены духом любви.

- И в твоей Пирамиде все законы наполнены...

- Переполнены, - говорю я, - а как же!?.

А как бы Тина определила свою формулу любви? Я был потрясен: вдруг возникшее напоминание о какой-то виртуальной Тине просто ошарашило меня: при чем тут Тина?! Что она, по сути нечто воздушное и неуловимое, пёрышко Жар-птицы, что она может знать о любви? О моей любви к Ане, к Юле или к Людочке?.. Или, скажем, к... Да мало ли... Стишки? Может быть... Но что могут сказать стихи об этом божественном чуде? «Любовь не вздохи на скамейке»? Или «Я помню чудное мгновенье»? Хо!.. А и правда - что?

И я, не давая себе отчета в своих действиях, стал лихорадочно искать Тинин томик стихов. Что если там откровение, ну да, вдруг там есть эта формула...

Куда же я его задевал?

- Что ты ищешь? - спрашивает Юля.

- Вот, - говорю я, взяв с книжной полки увесистый том, - вот послушай...

- Что это?

- Точка зрения, - говорю я и читаю: «Смысл любви состоит в том, чтобы с трудом отыскать бабу, которая органически не способна тебя полюбить, и бухнуть в нее все: душу, мозг, здоровье, деньги, нервы...».

- Кто это? - спрашивает Юля.

- Твой современник.

- Что же по-твоему самое страшное для любви?

Я это уже говорил: разочарование. Юля в полной растерянности:

- И ничто ее не может спасти?

Я и это уже говорил: истинной любви, что от Бога, не нужны костыли и подпорки. И всё же, и всё же - что такое любовь? Любовь, думаю я, - это бездонная чаша, любишь - пей, хоть залейся, а разбил - не склеишь...

Вдруг пришло на память: «...он крючками зрачков по распятому телу блуждал ... вдосталь ...не было слез...просто засуха...не было сил ... нож шагал напролом... что ему до текучей воды...он любил меня так этим светлым холодным клинком... и просил меня выждать и выжить...».

- Что это? - спрашивает Юля.

- Это - любовь! - отвечаю я.

Юля смотрит на меня, словно видит впервые.

- Своими ответами, - говорит она, - ты открываешь двери не для разъяснений, но для проблем.

- Проблем? Разве у нас возникли проблемы?

- Проблем нет, но уже, кажется, слышен скрип двери.

Никакого скрипа я тогда еще не слышал. Но Анин вопрос не выходил у меня из головы: «Что-то случилось?».

И куда же я задевал томик Тининых стихов?

 

Глава 17

Проект первого города-Пирамиды был разработан давно, и теперь пришло время вдохнуть в него жизнь. Где строить? Это были недели мучений. Сначала (если верить легенде) Бог создал свой Эдем где-то в Атлантическом океане. Говорят, Атлантида была чудесной. Если верить Платону, что-то Ему не понравилось и Он смел ее с лица Земли своей справедливой ладошкой в небытие, как сметают со стола остатки пиршества. Затем была гора Арарат с Ноем и его ковчегом (кстати, новый потоп Нострадамус предрекал в августе 1999 года, когда сошлись в крест все планеты. Что-то там не срослось), а затем было Междуречье - плодородный полумесяц от Иудеи до Персидского залива, где-то в устье Тигра и Евфрата. Дождевые тучи цеплялись здесь за вершины гор и, чтобы напоить плодородием землю, беспрерывно лили дожди. Золотое место для зачатия цивилизации! Кстати, Тина... Мне кажется...

- Что?..

- Мне кажется... Да нет-нет...

- Что? - спрашивает Лена.

- Да нет, ничего...

Так и случилось, здесь она и была зачата,

- Тина, что ли? - спрашивает Лена.

- Ага, говорю я, - Тина! Какая Тина?! Цивилизация!.. И мы до сих пор живем в ней. Но когда все это было? Прошли тысячелетия! Времена изменились, и мы изменились вместе с ними. Tempora mutantur et nos mutamur in illis (Времена меняются и мы меняемся вместе с ними, - лат.). Зачем нам вершины гор, зачем нам дожди? К тому же на поверку и эта цивилизация оказалась никчемной: снова войны, непонимание, неслыханная роскошь и беспримерная бедность... Снова удручающая разница и рознь. Бог еще раз доверился человеку, и человек в очередной раз не оправдал Его доверия. История повторяется с невероятной дотошностью: нас ждет новый потоп. Содом и Гоморра уже затаились и ждут своего часа. Собственно, Страшный суд уже начался, и только слепой этого не замечает... Спасение - в новом Плодоносном Зачатии. Это понятно? Нужен новый виток истории. Это понятно?

- Как день, - говорит Лена.

Прислушиваясь к голосу здравого смысла и учитывая свидетельства научных отчетов и изысканий, мы споро кинулись искать новое благословенное место для своей Пирамиды. Там, где не ступала нога человека. Был собран, обработан и проанализирован огромный материал. Мы слушали доклад целой армии специалистов. Компьютеры, что называется, просто дымились. По нашему желанию из памяти машин извлекалась любая справка. На стеллажах, на окнах на полу лежали груды книг и журналов, свежих и старых газет. Отчеты научных обществ были досконально проштудированы...

- А что говорит наш космический мониторинг? - спросил Жора.

Команда Ивана Голоднова тотчас представила снимки спутниковой фотосъемки. Мы смотрели, слушали, спрашивали, спрашивали...

- Ты нам скажи, - спросил Жора, когда Иван закончил доклад, - ты хотел бы жить там, куда собрался закинуть нас? Это же край Земли!..

Иван, ухмыльнувшись, достал сигарету, нарочито долго искал зажигалку и, наконец, усевшись в кресло и прикурив, произнес:

- Я, может быть, и искал для себя.

Он выдохнул дым и добавил:

- Имея в руках такой метод прощупывания качества жизни, грешно было бы не применить его для устройства собственной старости.

- Не рано ли печешься о старости? - спросил Стас.

Мы обшарили каждую пядь Земли, каждый закоулочек. Все забытые Богом участки были изучены и хорошенько зачищены. А как же! Ведь нужно было начинать жизнь с чистого листа! Как тогда в Междуречье! И Тина бы...

Да, вполне! Если бы она была с нами...

- При чём тут она?

- У неё глаза, как у Ашшурбанипала!

- Рест, ты в своём уме?

Помню, там, у Великой стены,

где мои племена-шатуны

разжигали огромный костёр,

извивался под бубен шаман.

Ночь к костру приходила сама...

Словно кокон внутри покрывал...

Горько плакал монах за стеной.

Он-то знал,

что случится со мной...

Этого ещё не случилось, думаю я, это ещё только должно случиться!

Я - в своём уме!

- Рест, ты слышишь меня?

- Вот какими были наши планы, - говорю я, - вот как широко мы мечтали... Все, что нам предлагали машины было отвергнуто. Все места припылились, оказались исхожены и засижены, как стекла витрин у плохого хозяина. Печь споров была раскалена до красна, доходило до драчек... Когда пыль баталий улеглась, кто-то предложил строить Пирамиду на обжитой земле - в Ватикане, в Монте-Карло (как и договорились с принцем Альбертом), в Лихтенштейне, на островах Японии, в Австралии, в Швеции или в Швейцарии, даже в Америке... Почему нет?

- Рай в отдельно взятой стране? Это же чистой воды ленинизм!

- Ну да! Ленин хоть и лысый, но как-никак гений.

- Что если мы переберемся в Гренландию?

- Я бы предпочел Шпицберген, - сказал Юра, - вечная мерзлота, сто тридцать метров над уровнем моря... Там, кстати, уже готов Ноев ковчег - хранилище для семян. Четыре миллиона образцов со всего света! Если вдруг случится очередной потоп, новый мир начнется отсюда.

- Это же почти на Северном полюсе!- воскликнула Юля.

- Вот-вот! Самый нуль! Я говорил с Кери Фаулером - он согласен. Да и Грета Эвлен и Пер Сефланд не против.

- Кто такие? - спросила Нева.

- Правительство и губернатор, - сказал Юра.

- Жуть! - сказал Жора, - край земли. Да и холод собачий! Хотя полюс как раз нам очень подойдет. И Северный и особенно Южный. Ну, вы знаете эту историю с Аненербе, с подземной Новой Швабией, с американскими эсминцами, пытавшимися проникнуть в царство этой Швабии... И с тарелками, атаковавшими американцев... Там есть даже своё Солнце!

- Или на остров Пасхи, - сказала Юля, - там теплынь...

- Мне больше нравится остров Рапа, - сказала Тамара, - воистину край земли: до ближайшего острова Раиваваэ аж шестьсот километров, а до Таити - целая тысяча! Там прекрасная крепость - Моронго-Ута, уже расчищена Туром Хейердалом для строительства нашей Пирамиды. Или остров сокровищ Стивенсона! Кусок камня, рядом Карибы... Чем не будущий рай?!

- Или Израиль, начнем с Иерусалима! Все-таки Город Мира!

- Я бы со-оветовал всем Алькатрас, - сказал Вит. - Остров пуст уже более тридцати лет. Че-ем не чистый лист?

Интересно, что бы выбрала Тина! Какой остров оказался бы ей по душе?

- Откуда ты знаешь её глаза? - не унимается Лена.

- Ты бы видела!..

«Он-то знал, что случится...».

Мы же были - как слепые котята...

 

Глава 18

Мы искали, примеряли на себя разные страны, как перчатки.

Вдруг разразились пожаром свободы руины и развалины Украины!.. Сам Бог велел начинать страну с чистого листа! Мы отправили туда гонцов новой жизни. Их не слышали!

- Да кто вы такие?!

Мы пытались рассказать свои принципы. «Вы с ума сошли: какая совесть, какая обратная связь?!».

И мы убедились еще раз: «Нет пророка в своем отечестве». Жора тогда, помню, сказал: «Этой стране нужен другой народ».

Проектов было множество, и конкурс был жесток, в конце концов его выиграли французы. Но нам не все нравилось, что они предлагали. Зачем, скажем, нам их Эйфелева башня без единой заклепки? Хотя проект Лувра в виде пирамиды нам подходил...

- Возьмите, в конце концов, какой-нибудь ну совсем необитаемый остров, - робко бросила в пламя спора свое предложение Инна, - я согласна быть Пятницей...

Утром в июне мы взяли огромный глобус...

Рассыпанные желтым пшеном на голубой карте мирового океана острова, острова... Каролинские или Соломоновы, или Филиппины, или Кука, или Фиджи, или...

- Мне нравятся Принцевы острова в Мраморном море, - сказала Пенелопа, - правда, с турками я не смогла бы жить долго...

- Что так?

- Чересчур темпераментны...

Мы искали... Тысячи зерен! Есть ли необитаемые? Может быть, есть безымянные? Машина просканировала и прошлась ковровой бомбардировкой поиска по всем территориям. Ответ был один: человек успел наследить везде. Ни квадратного метра, ни дюйма на этой Земле не осталось девственного. Рыло человечества рылось даже в недрах гор и глубинах вод.

- Что ж, крути, - сказал Жора, навесив свою могучую ладонь с растопыренными и шевелящимися, как клешни краба, пальцами над вращающимся экватором глобуса.

Наш виртуальный самолет-разведчик стал кружить то над водами Атлантики, то над водами Тихого океана, до тех пор, пока Жорина медвежья лапа с широко растопыренными пальцами и покрасневшими от прилива крови ногтями часам к четырем ночи не рухнула в воды Индийского океана. Все, кто стоял рядом с Жорой, отшатнулись от глобуса, а Юра рукавом своей толстовки даже смахнул с лица соленые брызги якобы выплеснувшейся из океана воды.

- Вот так и возникают цунами, - сказал он.

В напряженной тишине было слышно, как грозно шумит, спеша к берегу, вздыбившаяся волна.

- Здесь, - прорычал Жора и кашлянул.

Глобус, оглушенный ударом его руки, тотчас замер и, мне показалось, даже задрожал. Показалось: ось земли дала крен, а земля качнулась. Затем медвежья лапа сползла с него и ее пальцы, большие и толстые созидательные пальцы скульптора и кузнеца, я не мог отвести от них взгляда, стали медленно и мягко сжиматься в кулак. Это был самый большой и грозный кулак, какой мне довелось когда-нибудь видеть и тяжесть которого никто, я был в этом уверен, не взялся бы на себе испытать. Это было прекрасное зрелище - грозящий всему миру Жорин кулак! И мир (глобус) зашатался в испуге. Теперь и весь мир, и каждый из нас чувствовал власть этой крепкой руки и понимал, что она единолична, бесспорна и безоговорочна. Всем сразу стало понятно: поиск закончен. А с ним исчезли и все наши шатания. С пониманием этого тотчас пришло веселье.

- Я же не умею плавать.

- Где же наше шампанское?!

Когда Жора убрал руку с глобуса, кто-то робко ткнул указательным пальцем в синь Индийского океана и спросил:

- Здесь что ли?

- Угу, - буркнул Жора и упал в кресло.

Мы стояли и ждали: ведь конкретно не было произнесено ни слова.

- Жор, ты должен произнести это название, - сказала Тамара, - все пальцы указывают на тебя.

- Мьей, - сказал Жора, - я же сказал: Мьей! В конце концов, это не имеет никакого значения...

И мы снова окружили глобус. Почему Жора выбрал этот островок, я до сих пор не имею представления.

- Хорошо бы и у Тишки спросить, - заключил Жора, - думаю ей понравится.

- У какой ещё Тишки? - спросила Дженнифер.

Жора только улыбнулся. Мне тоже понравилось, как Жора назвал Тину - Тишка! Что-то родственное с тишиной. Знать бы нам, чем эта тишина в скором времени разразится!

- Мне тоже нравится, - говорит Лена, - Тишка! Что-то мохнатое и тёплое. Рыжее!..

Я киваю.

- Ах, боже мой, - восклицает Лена, - молоко!..

И спешит в кухню.

«Что-то мохнатое и тёплое»!

Надо же!

 

Глава 19

Из центра океана все, кто был в нашей виртуальной лодке, потихоньку переплыли в Андаманское море и через каких-то полчаса мы уже гуляли по побережью Пхукета. Рядышком, через три пальца на карте, синими бусинками был рассыпан Мьей. Или Мергуи. Все сошлись на том, что лучшего места в мире, чем этот солнечный и вечнозеленый архипелаг просто не сыщешь.

- Вы что же не доверяете моему чутью, - удивился Жора, когда кто-то попытался оспорить его решение, - я же видел такой дивный сон...

- Может, все-таки Галлапагосы?.. Дарвин, помнится...

Этот робкий голосок был расстрелян в упор:

- Кто такой Дарвин?

Рассмеялись. И снова вспомнили о шампанском, о крабах...

Все устроились поудобней в креслах и теперь, поглощая прохладу пузырящейся, оживленно шипящей на нас, искрящейся пены, слушали рассказ знатоков и смотрели кадры о будущем рае.

- Без космической фотосъемки мы бы еще долго блуждали, - убеждал всех Иван, - а теперь мы во всеоружии, мы теперь на коне...

При этом зеленые глаза его хитро блестели.

- Может, нам всем перебраться в твой космос и там строить Пирамиду? - спросила у него Наталья.

- В моем доме места всем хватит - пожалуйста!..

Иван говорил так, будто был хозяином космоса.

- Между прочим, если хотите знать, - с видом знатока недалекого будущего произнес он, - мы со Стивом давно предлагаем найти новые дома для жизни не на островах Индийского или Тихого океанов, не в Атлантике или в Антарктиде, даже не в Монако или в вашем любимом безупречно строгом и правильном Ватикане, а там, - он лениво ткнул указательным пальцем правой руки в потолок, - в космосе...

- На Небе? - уточнила Наталья.

- Именно там, - сказал Иван, - в космосе.

Со своим другом, астрофизиком Стивеном Хоукингом, известным знатоком черных дыр, они уже давно пугают людей угрозой уничтожения Земли. На пресс-конференции в Гонконге, где мы втроем в очередной раз слушали эти угрозы, Стив заявил: «Мы не найдем ничего такого же хорошего, как Земля, если не отправимся в другую звездную систему. Если даже мы сами не уничтожим себя в ближайшие сто лет, мы должны заполучить космические колонии, которые должны существовать без поддержки людей».

Жоре не понравилась эта ученая спесь. В самом деле: жизнь на Земле находится под постоянно растущей угрозой уничтожения. Вдруг вспыхнет ядерная война! Ведь если ружье висит на стене (атомная бомба) оно обязательно когда-нибудь выстрелит. Никто не знает спасения и от глобального потепления, которое неуклонно шествует уже по планете. Все TV и газеты трубят об этом, но ничего существенным образом не предпринимается, чтобы хоть как-то этому воспрепятствовать. А то вдруг восстанет какой-нибудь вирус! СПИДа, гриппа или табачной мозаики... Вирус, скажем, птичьего гриппа еще ведь не побежден. Или чума вдруг вернётся! На все эти угрозы Жора только улыбнулся.

- Я давно вам говорю, - сказал он, - что жить вредно, так что спешите делать добро.

Жора всегда восхищался простором и светом, чистым воздухом и бесконечностью далей... Видимо, недавняя жизнь в затхлых каморках и вонючих полуподвалах хорошенько поднадоела ему. Однажды в Гонконге его поразил аэропорт: какое великолепное сочетание простоты и пространства! И сколько света! Целое море!.. Такой, сказал тогда Жора, должна быть и наша Пирамида!

- Так что всем советую в ближайшее время, - сказал Иван, - примерить скафандры, пройти тесты на психологическую совместимость, заниматься в тренажерном зале...

- Сам-то ты примерил уже? - спросила Наталья.

- Да! Шлем вот тесноват, - ответил Иван, - но я подстригусь.

- Слушай, - пристала к нему Наталья, - а что твой Волошин, ну, тот с вечной ухмылкой?.. Вячеслав или как там его?..

- Да пошёл он...

Иван даже сплюнул.

- Что?..

- Слушай, это жалкое, жадное, жалостливое... Это мелкое, мелочное... Просто тюлька... Ну, знаешь...

Всегда весёлая рожица Ивана скривилась, как от кислого.

- Мы его не берем, - сказал Жора.

- Почему?

- Потому что дерьма в Пирамиду никто не пустит!

 

Глава 20

А пока мы были на Земле, и укромное место для рая искали в тихих заводях. Кто-то уже звонил по мобильному телефону, заказывая места в гостинице, кто-то в аэропорт, Вит выяснял подробности и торговался с властями о закупке трех островов. Он торговался за каждый цент, и за него нам не было стыдно.

Теперь все старательно искали внимания Жоры, лезли просто из кожи вон со своими предложениями.

- Представь себе, на острове Дезерташ недавно обнаружили консервные банки и пластиковые бутылки!

- А на Селваженше - даже использованные презервативы.

- Мадейра и Порту Санту для нас потеряны, - заявил Вит.- А вот захват и оккупация Селваженше и Дезерташа входит в ближайшие наши планы.

- Захват и оккупация, - возмутилась Юля, - как так можно?!

- Иначе - никак, - пояснил Вит, - на этот архипелаг вечной весны уже положили глаз богатые арабы и турки. Но я уже уговорил португальскую власть.

- На «Сашу да-Серра» мы играли там в гольф, в эвкалиптовой роще...

- Ты говорил - Монако.

- Принц Альберт согласился. Он просто дара речи лишился, когда Юля продемонстрировала ему свою «Геометрию совершенства».

- Юля или Аня? - спрашивает Лена.

- Да они вдвоём на него как наехали!

- И что принц, отбился?

- Подарил каждой по розе!

- Монако - страна такая маленькая, - заявила Дженнифер, - что требуется лупа, чтобы разглядеть ее на карте Европы

- Мал золотник, да-а ддорог, - пробурчал в полудреме Вит, не открывая глаз.

- А для Ватикана - нужен электронный микроскоп? - спросила Ната.

Этот карлик под завязку набит деньгами. И с Папой давно ведутся переговоры.

- Есть еще остров Гуам, - подсказала Рита, - в Тихом океане. Народ Гуама встретил Колумба. Там рядом кокосовый остров...

- Жжжжжор, - вдруг выдавил из себя Вит, - мы же за-абыли, как мы забыли?!

Он, лениво дремавший до этой минуты, с легкостью дикого зайца выпрыгнул из своего кресла и, подбежав к Жоре, схватил его за руку.

- Жор, мы же совсем за-абыли - наш Ха-а-ссан! Остров Калимантан! Я не видел в мире ничего пре-екрасней! В его дворце до двух тысяч залов и ко-омнат, ты же помнишь!?

- Помню, - сказал Жора и отцепил пальцы Вита от своего запястья.

Потом Жора рассказал о желании султана Брунея участвовать в нашем большом проекте строительства пирамиды в его стране. Мне понравилось, с каким энтузиазмом султан уцепился за эту идею. «Мои деньги - ваши деньги!». Это было откровение. Он прекрасно понимал, что мы не пришли к нему с мешками за его драгметаллами и камнями, а о строительстве на острове восьмого чуда света султан мечтал еще с тех пор, когда учился в королевской военно-воздушной академии. Почему не пирамиды? С посадочными площадками на самой вершине! На самом деле султан мечтал о строительстве самой красивой в Азии мечети, и Вит не скупился с обещаниями ее возвести.

- Мы построим ему мечеть и сделаем из его дворца лучшую в мире лабораторию! Он же нас приглашал, помнишь?.. Раха от те-ебя без ума. И Пенгиран гла-аз на тебя положила. Его жены в тебя просто вввтресканы. А какие у него при-ииинцессы! У тебя тоже глаза ра-азбегались, не так ли?

- Помню-помню, - сказал Жора и улыбнулся.

«Мои деньги - ваши деньги!» - это было, конечно, откровение. Мы и рассчитывали на деньги султана, и, оценивая свой капитал, конечно же, уже мысленно прикарманили и его восемьдесят миллиардов. Во всяком случае, он с легкостью выписывал нам чеки на огромные суммы, если знал, что его имя будет увековечено в нашей Пирамиде.

- А хотите, - однажды расщедрясь, сказал нам султан, - мы разберем пирамиду Хеопса и по камешкам перенесем ее к нам.

Мы смеялись от всей души! Он искренне все еще не понимал, о какой пирамиде идет речь.

- Или распилим на пирамидальные глыбы Тибет, Эверест или, если хотите, Арарат и возведем нашу пирамиду, - веселил нас Хассан.

Впечатление было такое, что он и на самом деле готов распилить Арарат.

- Мне нравится, как там по улицам столицы Бандар-Сери-Бегаване, - вспомнил Бен, - катают в золоченых «роллс-ройсах» молодоженов. И беснующаяся толпа орет что есть мочи: «Наша Маша краше английской Дианы!». А между прочим, - добавил он, - народ Брунея, их около трехсот тысяч, освобожден от уплаты налогов. Рай! Живи - не хочу! Представляете?..

Я представил себе, как жены султана обхаживали Жору, как он дарил каждой из них свою обаятельную улыбку. Представлял ли себе султан в полной мере, что это будет не каменная пирамида, как у египетских фараонов, где и для его крепкого смуглого тела в скором времени найдется уютное местечко для вечной жизни, не каменная, не золотая и даже не бриллиантовая пирамида, а всего лишь Пирамида Духа, этого я не знал.

- Я думал об этом, - сказал Жора, - у Хосе, конечно, условия идеальные, но на острове столько нефти, целый процент мировых запасов. Мир топчется там на каждом квадратном метре. Нам определенно такая толчея не нужна...

- Прекрасно, - сказал Вит, - мы и нефть приберем к ру-укам, и закроем остров. Обнесем его рвом и валом, и преколючей проволокой...

Вит шутил.

- С англичанами из компании «Шелла», присосавшейся к скважинам султана, я договорюсь, - убеждал нас Вит, - и фра-анцузов мы победим, уломаем...

Мы были в Париже, когда Елисейские поля в честь приезда султана были усеяны желто-белыми флагами с его инициалами. А сливки французских деловых кругов расстарались так, что стол султана был просто усыпан его любимыми блюдами: рыбное консоме, пирожки с лангустами, филе окуня, запеченное в картофеле...

- Французы - народ покла-адистый, мы купим их за-а гроши...

Было решено, что остров Калимантан и в частности султанат Борнео, будет одним из претендентов на строительство нашего базового лагеря. Если, конечно, победит в конкурсе.

Мы легко могли бы воспользоваться «Боингами» султана или его аэробусом «310» для доставки генетического материала куда-нибудь в океан, на наши острова. Или вертолетом. Предполагалось, что островов будет несколько в разных морях, в Индийском и Тихом океанах. Может быть, мы построим лаборатории и еще где-нибудь, скажем, в Средиземном или Адриатическом море, или на Кипре, или на Сицилии, Корсике, на худой конец - на Мадагаскаре или даже на Гренландии.

Много позже, когда Хосе уяснил для себя, о какой Пирамиде идет речь, он с присущими ему щедростью и энтузиазмом стал одним из самых напористых и даже дерзких участников реализации нашего проекта.

- Не хотите на А-алькатра-асе? - снова предложил Вит.

- А чем вам не нравится Индия, тот же Конарк, - сказала Юля, - ведь желание - основа Вселенной? А в Ауровиле ваша Пирамида, мне кажется, давно выстроена. Кто-нибудь из вас был в Ауровиле?

Мы стыдливо опустили глаза.

- Завтра же я вас туда свожу, - твердо сказала Юлия.

- Сегодня же! - улыбнулся Жора.

Поначалу планировалось выбирать места потеплее, поуютнее, покомфортнее, места тихие, глухие, почти райские, не заплеванные нашей цивилизацией. А потом уж, потом, когда мы раскачаемся в полную силу... Это будет в конце концов сеть пирамид, расположенных в определенной последовательности на поверхности планеты, связанных между собой одной нитью и одной идеей, объединенных в единый апостольский конгломерат справедливости и добра. Там должны по идее прорасти ростки новой жизни, абсолютно новой, обустроенной так, что мир ахнет, весь этот серый, черствый прохудившийся мир просто ахнет. А базовые лагеря будут на материках, в Европе, в Азии, в Америке, в Африке... Австралию - большой зеленый континент-остров мы тоже не обходили стороной. А как же! И в Канберре, и в Сиднее уже трудились наши люди. Да, и Куба! Фидель пообещал нам сбрить бороду, если наши Пирамиды прорастут и приживутся на его острове Свободы. Свобода, сказал он, это и есть самая справедливая справедливость. Падкий на свободу, он не мог дождаться утра, и на следующий же день выступил по национальному телевидению с пропагандой новой программы жизни. Зря ли мы с оружием в руках, сказал он, забивали сваи социализма на нашей земле, зря ли мы косили наши тростниковые рощи...

- Федор хвалит свое болото, - сказал тогда Жора.

- А расскажи еще раз, - говорит Лена, - о том поселении в Швеции на каком-то острове, помнишь, ты говорил, что там Пирамида тоже пустила корни.

Речь шла о «Suderbyn EkoBo» открытом, экологическом поселении, расположенном на красивейшем острове Готланд в Швеции.

- Население Visby, - говорю я, - главного города на Gotlang всего около двадцати тысяч человек...

И рассказываю историю посещения этого городка прошлым летом: основатели Ингрид и Роберт, три шведские девушки, одна датчанка, один англоговорящий сосед, две девушки-волнтера из Венесуэлы, одна из Испании, один швед, трое нас (Юля, Жора и я) и еще прикольная Аста!

- Прикольная?

- Аста, - говорю я, - милая псина!

- Что такое пермакультура? - спрашивает Лена.

- Такая организация пространства, - поясняю я, - основу которой составляют экологически целесообразные модели жизни.

- И твоя модель совершенствования жизни пришлась им по вкусу?

- В полной мере! Мы с Биллом Моллисоном легко нашли общий язык. Говоря коротко, пермакультура - такой способ жизни, когда люди сливаются с природой, получая от нее щедрые дары в ответ на нежную заботу о ней.

Словом, наша Ойкумена наконец-то пустила корни...

- Снова без Тины? - спрашивает Лена.

- Тина уже жила с нами... Правда, пока лишь в мечтах...

 

Глава 21

Иногда Юля просто восхищала меня: ее смелость и непредсказуемость... Однажды, я уже готов был проститься...

- Я с тобой!..

Я недоумевал: зачем она надевает плащ? Ночь на дворе! Ах, да! Мы же договорились! Что теперь, с того момента, когда мне пришлось самому выбираться из Валетты, когда меня едва не прихлопнули (спасибо Тине, по сути, спасшей тогда меня!), и я сожалел, что ее не было рядом (я сказал это просто так, шутки ради), мы тогда договорились, что она меня теперь одного никуда не отпустит.

- Я только губы подкрашу, - говорит Юля.

- Конечно-конечно...

Я думаю, как же мне удрать одному, и ловлю себя на мысли, что впервые должен прибегнуть к обману. Вполне может быть, что через какой-то час-полтора в меня снова будут стрелять. И я не могу позволить себе подвергать и ее жизнь опасности.

- Я жду тебя в машине, - говорю я, - захвати сигареты...

- Угу...

Ночь такая, что даже съежилась от холода. Мой «мерседес» срывается с места как угорелый, но за углом я резко торможу и, выйдя из машины, возвращаюсь, чтобы выглядывать из-за угла дома: я должен убедиться, что она вернется в номер и тут же позвонит мне. Зная ее, я только на это и рассчитываю. Расчет точен. Когда она звонит, я произношу одно только слово: «Прости». И выключаю телефон. Я найду потом нужные слова для объяснения. Никаких оправданий...

Еще три дня тому назад мне казалось, что все уже позади, что преследователи потеряли наш след, и теперь можно пожить какое-то время без оглядки. Юля даже пошутила на этот счет:

- Ты мастер заметать следы.

Я бы согласился и с этим ее утверждением, как и со многими другими («ты знаешь, чего хочешь», «я не всегда понимаю, когда ты шутишь», наконец: «ты у меня большая умница!»), но я не могу не признать, что главная опасность еще впереди. Я знал это и сто лет назад и все же надеялся...

На что, собственно?!

Терять - вот ведь что страшно!

Чтобы не потерять ее, я набираю номер.

- Привет, - ее голос взволнован, - зачем ты отключил телефон?

- Я целую... Ваши... руки, - медленно, разделяя затяжными паузами слова, диктую я своему мобильнику, - завидуя... тому, кто... целует... все то, чего... не целую... я.

И жду. Тишина. Даже шуршания шин не слышно. Тишина длится как раз вот до этого баннера над головой, на котором я успеваю прочесть одно только слово: «Pardon...». Значит, никакой это не Гудзон, думаю я, и вдруг слышу:

- Так целуй!.. Целуй же!.. Ты где?..

Как можно такое терять?

- Кажется, это Авиньон, - говорю я.

Вот что меня вполне в ней устраивает: она ни разу не заикнулась о браке! Видимо, зная, что я не терплю заик.

- Нет, это не Авиньон - Амбуаз! Я же еду к Леонардо да Винчи!!!

Проходит неделя. Я вхожу и спрашиваю Юлю:

- Нет, ты можешь мне, наконец, сказать, за что ты меня так любишь?

- Не волнуйся ты так, - говорит Юля, - только за то, что ты - это ты.

- Но так ведь можно любить и...

- Конечно!..

- Было не до Тины? - спрашивает Лена.

- Было не до Тины, - говорю я.

 

Глава 22

Еще несколько дней мы потратили на обдумывание предложения Роберта: гора Арарат!

- Что если нам попытаться, - вдруг сказал Боб, - найти этот старый ковчег и подле него разместить нашу Пирамиду? Это было бы здорово! Феноменально! Ведь именно там, на этой самой горе и началось возрождение человечества после Великого потопа.

От этого факта нельзя было отмахнуться. Как известно, в Курдских горах Армении покоится древний ковчег Ксисутроса. Об этом писали древние историки еще в 275 году до н.э. С этого времени восхождения на священную гору были запрещены. Но кто может запретить светить солнцу? Любопытство людей всегда побеждало любые запреты, и чем строже был запрет, тем сильнее распалялись страсти по его удовлетворению. Весь мир искал останки Ноева ковчега на склонах горы и ждал новых сведений о возможном разрешении одной из самых волнующих тайн человечества: тот это ковчег или не тот?

- В этом есть сенс, - сказал Жора.- Ведь с тех пор, когда Ной пустился в свое плавание, на горе ничего не произошло. Определенно, это святейшее место на нашей планете во всей своей простоте и сложности. Хорошо бы все это пощупать.

- Вы все опять у-уходите в сторону, - возразил Вит, - у нас ясная и прямая до-орога, а вы все время сбиваетесь в бок, то на Гаити, то в Гималаи, то на А-арарат. Мало вам Ти-ибета и всей этой Ша-амбалы?.. Вернитесь в реальный мир.

- Что ты еще хотел нам сказать? - Жора посмотрел на Роба.

- Скажи мне кто я, - очень серьезно произнес Роб, - и я скажу тебе, кто ты.

Все рассмеялись. Я понимал Жору. Сенс состоял в том, чтобы в самом деле, как он сказал, прощупать дух Арарата, ее душу. Не зря ведь Бог зацепил за какой-то ее отрог или выступ ковчег Ноя, и именно здесь посеял зерна обновленного человечества.

- Этот выступ длиной в два футбольных поля, - сказал Тэн, - и высотой с «Титаник».

- Трудно себе представить стену воды высотой в пять километров, - сказала Юля, - это даже не потоп, а что-то смертельно страшное. Бедные люди, за что же им так досталось?

- Об этой аномалии до сих пор спорят: что это - артефакт, ледник, каменный монолит или останки ковчега? Пока на эти вопросы нет ответов, а турки запретили дальнейшие поиски, сославшись на тревожную обстановку в курдских районах.

- Вит, - спросил Жора, - договоришься с турками?

Вит только молча пожал плечами, мол, о чем с ними можно договориться? Мы не остались в стороне и отправили с экспедицией научного объединения «Космопоиск» своих людей.

- Вит, - сказал тогда Жора, - нам нельзя упускать эту изумительную возможность.

Речь шла о том, чтобы из первых рук разузнать побольше, раздобыть хоть капельку правды об этом ковчеге. Верно ли, что новый виток жизни начался с Ноя и его окружения, разных там тварей, которые до сих пор плодятся на этой земле? С помощью нашего сканера можно было бы записать биополе вокруг вершины горы и пролить лучик света на эту тайну, а возможно и клонировать Ноя. Все-таки он не последний человек на этой планете! Виту не очень нравилось это предприятие, но Жора был неумолим. В конце концов Вит сдался.

- Как прика-ажешь, - пробормотал он, и в тот же день договорился о нашем участии в экспедиции.

А вскоре и Далай-лама согласился-таки нас принять. Да, он читал о наших работах и наслышан о наших успехах. Он считает, что Нобелевский комитет в большинстве случаев верно оценивает значимость работ своих лауреатов. Далай-лама в курсе всех мировых достижений. Интернет? Конечно! Мы такие же, как и вы, сказал он, и достижения цивилизации принимаем как данность времени. Но искусство применения высоких технологий, добавил он, у нас используется только ради простоты доступа и обращения с информацией.

У него были проблемы с правительством Китая, он пообещал не предпринимать никаких мер по выходу Тибета из состава Китая. Сепаратистские настроения, раздуваемые правительством Тайваня, он не разделяет, считая, что народу Тибета абсолютно все равно под чьей юрисдикцией находиться. Светская власть, считает народ Тибета, не имеет над тобой никакой власти, если ты во власти своего внутреннего мира, и можешь не только соперничать, но и жить в согласии с нею. Но ты всегда готов запереться от нее на все засовы, если она вдруг попытается властвовать над тобой по своему усмотрению. Это будет зряшная попытка, считает народ Тибета, даже в случае применения силы, как это правительство Китая объявило тайванцам. Никакая сила не в состоянии победить веру, так как у веры нет точки приложения материальной силы. Вера имматериальна, а значит пуля не найдет цели. Ни пуля, ни бомба, ни петля, ни яд. Эти смертоносные предметы могут разрушить носителя веры, но не суть ее самое. Так, впрочем, считает не только Далай-лама и его народ, мы с Жорой, к примеру, того же мнения. Далай-ламе близки и наши идеи, и он готов строить у себя в горах нашу Пирамиду, только зачем?

- Ведь мы в ней давно живем, - сказал он.- И все ваши затеи с генной инженерией и клонированием у нас уже лет эдак тысяч пять или семь успешно используются для культивирования власти духа над телом.

Мы прожили у него две недели, но я так и смог сесть на шпагат. Зато Жоре удалось разбить камень ладонью. Бить же кирпич лбом он отказался. Мы проговорили с Далай-ламой детали нашего сотрудничества и обмена опытом. Ему любопытны были наши проработки, и он даже согласился показать нам пещеры, где хранится, так сказать, золотой запас генофонда человечества - лежат много сотен или тысяч лет в состоянии анабиоза (я бы так это назвал) обычные люди - неисчерпаемый источник генов. В пещеры, правда, мы не попали, не всем смертным есть туда доступ, но по указанию Далай-ламы нам удалось заполучить уникальный материал - волосок с чьей-то головы кого-то из тех, кто спит вечным сном.

- Будьте осторожны, - предупредил Далай-лама, - ваши попытки вдохнуть в него жизнь могут дорого вам обойтись. Будьте с ним ласковы и обходительны.

Мы обещали. Мы обещали информировать его о каждом шаге этого человека.

- Да, - сказал он, - это обязательное условие нашего сотрудничества.

- А Тина ваша знакома с Далай-ламой? - спрашивает Лена.

- Всегда!..

- Ты в этом уверен?

- Всегда!

- Что всегда-то?! - возмущается Лена.

- Мне кажется, - говорю я, - что Тина всегда была с нами. Понимаешь, всегда. И Далай-лама...

- Конечно, понимаю, - говорит Лена,.

- И Тина, и Лама связаны... одной, так сказать, ниточкой!

- Рест, - ты наткал этих ниточек уже столько, уже столько наплёл сетей...

- Да, - киваю я, - наплёл... Кинул и над Далай-Ламой - попадётся?

- А Тину поймал?

- Далай-Лама увернулся...

Никаких бумаг мы не писали, наш договор основывался на доверии.

Почему Далай-лама поверил нам вот так с первого раза, я не мог себе объяснить. Возможно, он просто видел наши глаза, наши чистые ауры, знал наши благие намерения. Наверняка так оно и было. Так оно и есть. Единственное, что заставило его на секунду задуматься - Жорина фраза о дезинтеграторе тканей.

- Интеграция, - сказал Далай-лама, - вот что важно. Разрушение еще никогда никому не приносило правды знания о жизни, о мире. Разрушение - это правда о смерти. И вы это теперь знаете.

Мы кивнули. Я подумал, что точно так же сказала бы и Тина. Ведь единство - это её лозунг. Девиз! Её страсть!

Вечером я подошёл к Далай-ламе:

- Мы были бы бесконечно признательны Вам за...

Лама качнул головой, его пальцы перестали мерно пересчитывать вишенки чёток. Он словно разгадал мои мысли.

- Не надо ничего говорить, - сказал он, - послушайте...

Он пристально смотрел на меня сквозь стёкла очков своими большими карими глазами, словно проверял мою готовность слышать его. Я весь превратился в слух.

- Я дам вам проводника...

Я слышал, но не совсем понимал: зачем нам проводник? Мы легко найдём дорогу домой! Недоуменно пожав плечами, я всё же благодарно кивнул. Этикет есть этикет! Он продолжал:

- ... знающего путь...

- Мы уже, - все ещё благодарно кивая, сказал я, - уже хорошо ориентируемся и без труда...

Он жестом руки остановил мой словесный поток.

- Знающего ваш путь!

При слове «ваш» Лама снова кивнул.

И меня осенило! Меня просто пронзила молния! Да, с головы до ног! Это была... Это был... Это было потрясение! Я вдруг яснее ясного осознал, о чём он говорит: Путь, наш Путь, наш жизненный Путь к нашей Пирамиде!

Я не верил собственным ушам! Мы этот Путь искали по всей планете и тут вдруг... Разве кто-нибудь может знать этот Путь? Только Бог, только Бог! И вдруг... «Я дам вам проводника знающего...». Мы ведь уже столько лбов расшибли, столько жил из себя вытащили, столько соли съели... чтобы найти хоть кого-нибудь!.. Знающего... Мы же... Мы даже... Мы как слепые котята тыкались мордочками во все стороны света!

«Я дам вам...».

Это прозвучало как звон колокола!

Я не верил своим ушам! Дам - как дар! Божий...

Лама ждал, когда я вернусь из ступора, затем, что-то тихо сказал, я не расслышал.

- ... и вы теперь, не оглядываясь...

Он ещё что-то говорил, я слушал. Но мне уже не нужны были другие слова, мне достаточно было его «Я дам вам...».

Затем я всё-таки взял себя в руки.

- Но как мы его узнаем?

Лама, видимо, читал мои мысли. Он улыбнулся.

- Вы его знаете, - просто сказал он.

- Но... мы... как... э-э-э-э...

Похоже, я стал заикаться.

Лама только улыбался, затем спрятал чётки, сложил вместе обе ладони и поклонился мне так, как это они обычно делают при прощании.

Я понял, что время нашей беседы закончилось.

И успел тоже поклониться ему.

Все слова благодарности были лишними.

Его пальцы уже снова считали кругляшки чёток.

Мы разошлись...

Утром мы расстались.

- Я искренне желаю всем вам удачи, - напутствовал нас гуру, - пусть счастье сопутствует вашему поиску истины.

Мы стояли перед ним совершенными истуканами со сложенными в прощальном жесте своими ладонями и только кивали и кивали... Своими благодарными головами.

- Ага, - сказал мне потом Жора, - знаешь, я не очень-то верю в удачу.

И снова оседлал своего коня, мол, работа, только работа до капелек пота на лбу приносит удачу. Мол, плодотворно только чрезмерное и т. д. И что если тебе удается чего-то в этой жизни добиться, если ты знаешь, для чего живешь и вдруг осознаешь свое предназначение, и чувствуешь, что на верном пути, и уже близок к цели, вот тогда где-то поблизости с этой целью однажды ты замечаешь, как на лужайке твоих достижений и неожиданных побед в сторонке от пыльных дорог пасется и твоя ненаглядная лань-удача. А рядышком с ней на солнышке, возможно, греется и твое счастье. Только кто мне, говорил Жора, назовет, что есть это самое счастье. Никто не назовет. Но каждый знает, что это такое. Ты же помнишь, что плодотворно только чрезмерное, умеренное же - никогда...

- Как таблицу умножения! Ты со своим чрезмерным уже закатал всех в асфальт.

- Вот если пробьётся твой бурундук сквозь асфальт зеленым ростком, тогда и получишь право на существование. А иначе - крышка.

- Какой ещё бурундук?!

Никакой бурундук меня, конечно, не интересовал.

Я думал теперь только о Ламе...

Вру! Я думал только о проводнике...

«Я дам вам...».

Но как мы его возьмём?!!

Тина?!! Меня просто пронзило молнией: может быть, Тина?!!

Наш проводник!

Меня просто трясло...

 

Глава 23

Нам вдруг пришло в голову, что в поисках места для своей Пирамиды мы перебрали множество стран и континентов, исчеркали множество географических карт и тысячу раз провертели не один глобус... Многие страны, большие и маленькие, мы объездили сами: Англия, Америка, Аргентина, Армения, Афганистан, да-да, даже Афганистан, затем Бельгия, Бразилия, Белоруссия, Бирма... Можно перечислить все буквы алфавита: Венесуэла, Ватикан... Голландия, Гваделупа...Дания, Ирландия... Израиль, Иерусалим...

- Бесспорно Иерусалим!- сказал Алька Дубницкий.- Где же еще как не в Иерусалиме, в этом белом городе мира строить нашу Пирамиду! Сам Бог, сколько помнится, выбрал эту святую землю для преображения и восхождения человека к Небу.

- Или Багдад, - сказал Стас.- Вавилонская башня, насколько я осведомлен, возводилась именно там. Она не доросла до Неба лишь по одной причине...

- Или Ватикан, - предложила Тамара, - почему не Ватикан?.. Папа, мне кажется, ждет не дождется той минуты, когда сможет все средства этого сундука с золотом бросить на алтарь совершенства.

- Да, и Тибет, и Египет, и Иерусалим, и Ирак, и Ватикан, - сказал Жора, - но...

- И Конго, и Лихтенштейн...

- А как же Кайлас! - воскликнула Инна, - Кайлас!.. Вот где... Вы просто не знаете, что здесь, на этой горе располагается вход в Шамбалу. Где же нам строить наш новый полис, если не...

- О, нет! О, нет-нет! Только не Кайлас! - тотчас возразила ей Мумтаз. - Тайна этой горы до сих пор не разгадана. Даже ламы, проложившие к ее вершине священные тропы, не советуют к ней приближаться. Иначе - беда.

- Ка, эл, эм... - задумчиво лепетала Женя, - каэлэм... Вот же! - Эм! Мадагаскар! Здесь, как вы знаете... Вы когда-нибудь видели лес баобабов?!

Все притихли.

- Их столбы - как столпы!.. Как те три кита, на которых зиждется наша Земля. Вот где надо строить нашу Пирамиду! У них ветви - как руки атлантов...

Все помолчали...

- Я бы ещё взяла Мон-Сен-Мишель, - смело заявила Виктория. - Там она уже давно выстроена. Это же готовый Град Божий! А ещё здесь, на Могильной горе в золотом гробу и золотых сандалиях похоронен сам Цезарь!

- Юлий? - спросил Шут.

Виктория сожгла взглядом этого шутника и ничего не ответила.

Мы бегали по всем параллелям и меридианам, особенно вдоль тридцатой, где расположены египетские пирамиды и Китайская стена, Бермудский треугольник и гора Кайлас, древние города Гелиополь и Эриду, Персеполь и Лхаса... И, конечно же, Филиппины - тысяча островков...

Мы добежали аж до самой Японии...

- И что? - спрашивает Лена.

- Мы примеряли все эти страны и города... Как перчатки... Но прошло еще не меньше трех месяцев, пока мы не остановили свой выбор на Индийском океане, под теплом крыши Жориной ладони. Как он нарек, так и случилось. Мы всей гурьбой - я, Аня, Юля и Нана, Юра и Жора и даже Вит с Ирой летали на вертолете от острова к острову, выбирая лучший, затем изъездили каждый из них вдоль и поперек на джипе, и потом исходили пешком. Чтобы не было никаких недоразумений. Если не хочешь ошибиться, изучай местность легкой трусцой или короткими шажками. Так мы и поступили.

- Вы бы еще проползли по нему на пузе, - подтрунивал Жора, - с севера на юг, потом с запада на восток. Или от самого центра к периметру по спирали.

И мы ползали. Жора не отставал. Он сознавал всю полноту ответственности каждого из нас и смеялся над нами только для того, чтобы нас подзадорить. Остров нравился.

- Интересно, понравился бы он вашей Тине? - спрашивает Лена.

- Тине - не..

Я даже закрыл глаза.

- Тине - непременно! Еще бы!

Я без тебя совсем... я без тебя вообще...

нет у меня проблем... есть миллион вещей...

есть миллионы дел... за день решаю все...

я без тебя - совсем... я без тебя - вообще...

я без тебя не здесь... я без тебя не та...

крови тугая смесь... в сердце частит не в такт...

жизнь заставляя петь... гну бытие в дугу...

я без тебя не здесь... я от себя бегу...

мир без тебя бледней... жжёт мне ступни стерня...

мне без тебя не петь... я без тебя - не я...

Вот остров! Это её остров!

Этот остров нравится мне, нравится! И это значит, что у нас с Тиной вкусы-то не разные - одинаковые! Близкие! Наши острова рядышком-рядышком... Если это не один и тот же наш остров!

- Похоже, - кивает Лена, - есть что-то в вас... Знаешь, я давно...

- Еще несколько недель, говорю я, - мы потратили на то, чтобы обосноваться на этом острове. Теперь, привязавшись к конкретной местности, можно, казалось бы, было заняться строительством...

Мы просто насели на султана Брунея, и наш Хосе дал согласие.

Пока в его хоромах занимались перестройкой его дворцов в лабораторные помещения, на острове полным ходом шло строительство экополиса нового типа. Это не были пещеры, как не были и современные технополисы, города-небоскребы со всей инфраструктурой. Минимум удобств. Мы не монахи, но выше их.

Саша не давала Жоре покоя:

- Ты хочешь превратить страну в большой монастырь?

- Мы должны переспать с богатством и затем подняться над ним. А вообще-то я скажу так: это будет еще один лозунг на нашем знамени: «Нам нельзя быть богаче самого бедного!». В этом - величие любой власти, ее победоносность и совесть, и ее божественный сенс. У власти должен быть стыд, самый обыкновенный стыд. Это главное, что всем нужно понять.

- Так много всего главного, - сказала Валя Пинская.

Жора и тут не упустил возможности наставлять. Он настаивал:

- Погоня за богатством, за успехом и славой обусловлены завистью, только завистью и больше ничем. Победить в себе зависть, когда вокруг столько богатых и сытых, человек не может. Быть богатым и знаменитым - это крик и последний писк нашего времени. Но это не девиз совершенства. Мир наш ором орет: «Стань успешным!», «Делай деньги!», «Живешь только раз!». Мир занят в основном добыванием материальных благ, но нет концепции увеличения духовной прибыли. Церковь? Нет. Она не объясняет преимущества духа над материей. «Блаженны нищие духом!» - вот формула любого успеха и жизни в веках. Иисус никому не завидовал и был беднее самого бедного. Но был совершенен - и этим баснословно богат.

- Это будет страна святых? - спросил Алька.

- Возможно...

- Это будет большой киббуц? Или орден тамплиеров?.. Знаешь, даже безумие должно быть в рамках разумного, - сказала Тамара.

Нужно было показать это преимущество так, чтобы каждый, даже ленивый, захотел там жить!

- Это был бы третий Иерусалим? - спрашивает Лена.

- Ты уже тоже читаешь мои мысли.

- А кто еще?

Тина...

Я не произнёс её имя. Но другое не могло мне прийти даже в голову.

Я бросил всё и улетел на край света. Да, я скучал по одиночеству, как осенний баобаб по дождю, я уже просто требовал для себя одиночества. Все эти ватиканы и мадагаскары, все эти Мон-Сен-Мишели и Бермудские треугольники уже сидели у меня на голове!

И парижи, и ерусалимы!

Даже остров Пасхи мне опротивел!

Свободы!..

Я просто ором орал... Создавая только видимость непомерной тоски и усталости... Тайно же я мечтал...

Вы не поверите - о встрече с той, кто...

Ой, только не травите мне душу!

Я много раз вспоминал, когда в первый раз ее увидел. И никак не мог: то ли сон это, то ли реальность? Чудеса, конечно, случаются и в наши дни! Вот и случилось... Чудо! Одно из ее первых появлений я помню отчетливо. Это был не сон, я рано проснулся...

Вы когда-нибудь видели раннее утро в пустыне? Когда воздух напитан прохладой ночи и ещё виден белесый мигающий блеск западных капелек-звёзд, а восток неба уже разгорается алым пожаром над чёрной ломаной линией горизонта и глаз уже видит в воздухе мириады мельчайших частиц пустынной пыли...

Вы не видели?!

... мириады частиц мельчайшей пыли, приветствующей огромный малиновый диск восходящего солнца и создающих дрожащее марево, рождающее немыслимой красоты миражи...

В звенящей тишине!

Серая ниточка каравана в дальней дали...

Вы не видели!..

И эта живая зыбучесть песка... Самый незначительный ветерок заставляет волноваться поверхность жёлтого океана, и если внизу бархана образуется маленькая неустойчивая пустота, песок начинает струиться-струиться жалким ручейком, который вскоре стекает по склону неторопливым живым оползнем.

Я стоял потрясённый в ожидании...

Я ждал чуда, чуда...

Ни самолётов, ни птиц в этом бездонном сказочном небе...

Я ждал гласа небесного... Кто-то ведь должен сотворить это чудо. Есть же Бог в этом мире!

Бог - есть?!!

Слышал благую весть?

Бог есть.

Кто-то узнал и случайно сказал другим.

Вышел из храма, шёл по снегу босым,

и заметала следы метели седая месть.

Слышал благую весть?

Бог здесь.

Кто-то встречал, даже пил с ним зеленый чай...

Да уж... Пил с ним зелёный чай...

Упав на колени, задрав к небу голову и выпростав в него все свои руки я...

Да: «Да святится имя Твоё, да будет воля Твоя...».

Я вымаливал у Неба чуда: «Да, дай... дай мне днесь...».

И яви...

Я не понимал: как можно было мне отказать?!

И вот оно - чудо явилось...

«Ждите чудес!».

Чайку бы! Зелёненького с Господом Богом!

Я всё еще стоял на коленях, моля и молясь... С закрытыми напрочь глазами, чтобы лучше разглядеть это чудо... В своём воображении.

Я видел, как...

Нет ничего прекраснее, чем власть над собственным воображением, которое даже с закрытыми глазами рисует райские картины твоего желания.

Я представлял себе... Я видел, как...

Желание жажды чуда... Или жажда желания... Упоение от собственного величия...

Ни шёпота, ни шороха, ни звука...

Только губы немо перебирают слова...

Ставит на ложный донос судьбы печать...

Потом я открыл глаза...

Бог-таки есть! Есть...

Кто-то уже строгает ему по росту крест.

И вот...

Если ты жив, нельзя о таком молчать...

Вы и представить себе не можете - вот в этом дрожащем мареве мне навстречу шла девушка. Сначала я решил, что она босая. Но нет - на ее ногах были легкие светлые сапожки из замши. Длинная юбка резво моталась вокруг стремительных ножек, голова и часть лица были плотно укутаны, руки засунуты в карманы-кенгуру на толстовке песочного цвета... Дочь пустыни, подумал я, Принцесса Востока! Она вся, с головы до пят была решена в цветовой гамме пустыни. Кроме белой ткани, обмотанной вокруг головы и скрывающей лицо. Я даже расслышал заунывные звуки музыки... Музыки, завораживающей даже змей...

Я встал и протёр глаза кулаками.

Откуда она взялась?!

Вся пустыня, куда ни глянь, была напрочь пуста! И вот... вдруг... Как снег на голову!..

Она вся уже была высвечена радостным смеющимся солнцем, и впечатление было такое, словно солнце только и взошло ради неё.

Судя по упрятанным рукам, она шла по пустыне ночью.

Одна? Ночью?! Здесь же ночью адский холод... И такая пустынная чёрная ледяная тьма... Ни зги, ни згишечки!.. Она поравнялась со мной, остановилась и, пристально глядя мне в глаза, произнесла:

- Возьми это, будь добр.

С этими словами она вложила в мою, непроизвольно протянутую ладонь, что-то округлое и прохладное, аккуратно прикрыла свой неожиданный дар моими пальцами и добавила:

- Сохрани это.

Затем коротко бросила сиплое "хай" и пошла дальше, не останавливаясь.

Я побежал за нею и схватил за плечо...

За плечо! Я же точно знал: я даже ощущал атласную шёлковость этого плеча... Мне показалось, что я недостаточно нежно обошелся с плечом принцессы, и даже попытался загладить свою беспардонную грубость...

Но как?!

Я нежно и трепетно шевельнул пальцами, чтобы этой трепетностью скрасить вину, всё ещё надеясь на прощение, ожидая его с терпением прикованного к позорной скале Прометея...

Весь дрожа...

И что же?!

Мои пальцы расслышали только шелест песчинок, льющихся между ними, шорох... шелест и шорох песчинок, сыплющихся между ними, как пшено из куля - шшшшиитьььь...

Даже кожа моя, кожа моих жадных чутких пальцев чуть-чуть задымилась...

Вы знаете, как пахнет живая дымящаяся, теряющая плечо женщины, собственная кожа?!

Но я же видел!..

Я трогал!

Я знал!

Вы не знаете, что такое терять!

Совершенно потерянный, я стоял среди моря песка, ослеплённый скалящимся и хохочущим надо мной, теперь уже желтым, как этот злой пустынный песок, как куриный желток, надменным солнцем...

Я спрашивал и спрашивал себя - Бог есть?

И - за что?..

И не искал ответа.

Но я же видел её собственными глазами, я ощущал нервность этого божественного плеча, я вдыхал её пряные пьянящие запахи...

Что смерть? Умрём мы все. Вот если б не было разлуки...

Я отряхнул с ладоней песчинки... рука об руку... Дар Божий...

Я приложил ладони к губам и крикнул что было мочи:

- Но Ты же была-а-а-а-а-аааа...

Во весь свой громовой голос:

- О, Господи, еси-и-и-и-и-ииии... на небеси-и-и...

Вдруг ясно услышал в ответ:

- ...не беси меня... небеси...

Мурашки по коже...

С вами тут чокнуться можно!.. В ваших песках, с вашими солнцами и плечами принцесс...

С вашими танцующими в глазах миражами...

Миражами?!

Но разве это мираж - эти плечи, эти запахи, эти стремительно семенящие смелые ножки?..

Это «хай»!.. Эта отягощающая руку, прохладная округлость в ладони!

Не оглох же я, не ослеп!..

Вдруг вот ещё:

И ловлю тебя на острый кончик

В тонкую раздвоенность пера...

Да поймала уже, поймала... Нанизала... Отцепись!..

Ага... Как же, как же...

Расскажу потом, когда захочешь,

Из чего мой лаковый мираж

Соткан был...

Расскажешь-расскажешь... Потом... Когда захочу!..

Да никогда, никогда я уже не захочу тебя слушать! Слушайте, это же... Это какой-то... Неужели нет мне спасения от этих её миражей с раздвоенностью перьев?!

С раздвоенностью мыслей...

Я бродил целый день, целый божий день... Под палящим безжалостно злым, заживо сжигающим, хохочущим и белеющим солнцем...

Босиком...

Совершенно голым... До ниточки...

По бескрайним пескам бесконечных пустынь...

Совершенно осипше-немым...

Часами...

Прислушиваясь к заунывному пению песка, выискивая взглядом потускневших глаз тот рассветный мираж... Страдая от жажды ещё хоть разок... Хоть в прищуре зрачка...

Отчего так ничтожен улов у песочных часов?

Вот уж сказано, так сказано: «Ничтожен улов!». Тютелька в тютельку!..

Я спросил себя, до сих пор ещё сомневающегося: Бог есть?..

И вы ещё смеете спорить со мной - нет Его и в помине!..

Слышал благую весть?

Бог есть. Кто-то узнал и случайно сказал другим.

Вышел из храма, шёл по снегу босым,

и заметала следы

метели седая месть...

Я звал и звал Его: «...если Ты есть!..». «Слышал благую весть? Бог здесь. Кто-то встречал, даже пил с ним зеленый чай...».

Слепая седая месть заметала Его следы... Я искал... Я не оставлял надежду хоть краем глаза разглядеть Его след. Весь мир у Его ног, но я в этой бескрайней пустыне, где нет даже кустика, чтобы спрятаться от палящего солнца, ни столбика, где ты перед Ним, как на ладони, я искал и надеялся... Ну, хоть бы слезинка какая упала из Его глаз, хоть бы волос из Его святой бороды...

Шаром покати...

Жди чудес!..

Кто-то уже строгает ему по росту крест.

Ставит на ложный донос судьбы печать.

Слышал благую весть? Скажи другим!

Если ты жив, нельзя о таком молчать

И выходи из дома его встречать!

Я вышел и так ждал чуда, чуда...

Свет зажигают усталые этажи...

Если ты жив - живи по законам живым.

Тоненько плачет запутавшийся во лжи

И не нашедший Господа херувим.

Неужто и я запутался?

Эти тонкие тихие херувимьи слёзы...

- Не разрыдайся, - говорит Лена.

Вот это и есть вам судьбы печать!

- Наконец, я вспомнил... Я разжал пальцы правой руки, на ладони...

- Что, что, - спрашивает Лена, - что там было на твоей ладони?

- Ты не поверишь...

Я и сам тогда знать не знал!

- Что же?

- Ты не поверишь! Я и сам тогда знать не знал... И вот недавно... Это был круглый фиолетово-бурый комочек-камушек, напоминающий перезрелую сливу, только абсолютно круглый, как инжирина, только гладкий и блестящий, как зеркало и такой тяжеленный... Как ведро ртути...

- Как ведро?

- Только плотный, как гранит, как мрамор...

- Как мрамор?

- Как булат!..

- Что же это было? - спрашивает Лена.

- Ну... та... самая... никем до сих пор не открытая и не обнаруживаемая, скрытая от нас самим Солнцем... Я ж рассказывал...

- Ну?!

- Глория... Ну, ты помнишь, я говорил, что...

- И это была Тина?

- Ну!.. Это стало известно только теперь, совсем недавно... Я ж рассказывал...

- Здоров врать-то! Ничего подобного ты не говорил.

- Говорю!..

 

Глава 24

- Да кто такая эта твоя Тина?!

Лена просто набрасывается на меня с кулаками!

- Ты можешь мне в конце концов внятно...

- Внятно - нет! ...

- Пора бы уже хоть знать, с кем имеешь...

- Дело! - говорю я.

- Ну хоть на кулаках, на пальцах... Хоть проблей... Рест, ну нельзя же так! Вот уже скоро новое лето кончится, а ты мне до сих пор... Да кто она такая эта ваша...

Это - вопрос! В самом деле - Ти, ты кто? А давай-ка я попытаюсь уяснить это и для себя! Давай мы попробуем тебя вылепить. Или нарисовать! Суриком или охрой. Рыжая! Представляю себе: я - Леонардо да Винчи! «Мона Тина»! Или «Тина в гроте». А что! Или Рафаэль? «Сикстинская Тина». Или Брейгель Старший. «Тина на строительстве Вавилонской башни». Наверняка, она бы взяла на себя этот славный труд - руководить строительством: «Э-гей, вы там что расселись?!». Или - «Мою статую тащите на самый верх, на макушку! Золота не жалейте! Я должна венчать эту башню. Сюда же, в лоно шпиля и мой трон! Здесь я буду разговаривать с Ним!». А может, Суриков? Или Гоген? «Тина и таитянки». Нет - «Тина и таитянец»! Наверняка, появись она на Таити, у неё тотчас появился бы и охранник. Что если Босх? Ты будешь не только рыжая, но и немного с приветом... Ну так, чтобы было за что зацепиться... Или Ван Гог: «Тина без уха»! А как бы расписал тебя сам Эль-Греко? Или Гойя? Вот-вот - Гойя! «Тина - картина - паутина - ундина - ...». Путина! Тина - как омут, как трясина!.. Это по силам разве что Дали: «Тина и гибкая конструкция с жаренными бобами. Предчувствие гражданской войны». Тина - как предсказатель!

Или, скажем, Никас...

А автопортрет у тебя есть? Есть у Леонардо, есть у Ван Гога, есть у... Даже у Пушкина (кажется) есть! А у тебя есть?

Я бы рассмотрел хоть как следует...

- Рестик, - говорит Лена, - перестань жужжать.

- Да, - говорю я, - конечно...

Или высечь из мрамора... Я - Фидий! Или Пракситель! Может, Микеланджело? Ну хотя бы, на худой конец - Роден! «Весна Тины». Или «Её поцелуй». На худой конец...

А если вылить из бронзы? Не только рыжая, но и бронзовая... Можно и из мрамора или хрусталя... Как рюмка или фужер... Высечь! Ага, высечь! Как искру!

Или - как Эйфелева башня... Только из хрусталя... Вся в бриллиантах и бриллиантиках... С лучом света во лбу - как клинок, как кинжал или меч...

Или сваять бетонную! Как кремень, на века! Как «Свобода» Америки... Или как Иисус в Рио!

- Ты собираешься что-нибудь делать? - спрашивает Лена.

- Да. Вот только выстрою...

А если как Пирамиду Хеопса? Из глыб твоих стихов... Пирамида - полная тайн и тайночек... Сфинкс читает Твои стихи! Лев! Львице о её стихиях: «За окнами чьи-то шаги: надо зажечь свечу. Может быть, это враги? В полночь... Я не шучу... Надо пойти за дверь, проверить свои посты. Может быть, это зверь? А может быть, это ты?».

Как же - жди... Припрусь я к Тебе среди ночи!..

- Идёшь уже? - спрашивает Лена.

- Бегу, - говорю я.

Тина, путина, быстрина, тишИна... Я пробую рифму на слух: пружина, вощина, пучина, малина... И еще: плотина, вершина, турбина, резина... Перина! Родина! Пуповина...

Кстати, о Родине... Она прекрасна! Но там сейчас не с кем поговорить: у власти банда, а народу не до разговоров. Уж и не вспомню, к чему это я.

Рифма, да-да, рифма! Ищу ее, даю...

Сейчас поэтов - хоть шаром... Разве что я и Тина.

- Ты - поэт? - спрашивает Лена.

Хмельная... опьяненная тобою...

читай меня губами по губам...

раздвоенностью сути волком вою -

лови меня по буквам: «Н.Е.О.Т.Д.А.М!»

в твои покои - верною рабою,

гребцом твоих безжалостных галер,

княжною, амазонкой, крепостною,

ребенком вне конфессий, храмов, вер....

Просто прекрасно!

Лови меня княжною, амазонкой...

Тебя поймаешь!

Кстати, о вере: ты в Бога-то хоть веришь? И Кто Он, твой Бог?

...из поцелуев тонкую финифть...

волной по коже - теплое дыханье...

расставь на теле знаки препинанья:

‟помиловать

нельзя её

казнить».

Помиловать, миловать... Расставь на теле! Пожалуйста, расставь...

Или казнить? Рррраз! И - голова с плеч! Такая голова... Круглая как футбольный мяч... как Земля, как Солнце... Лысая, как у Нефертити, не такая, правда, малюсенькая, но правильная, как шар. Идеал красоты! Не то, что у Нефертити - с вылупленным яйцеобразным затылком. Как у Эхнатона! Если эту рыжую копну волос, львиную гриву, состричь напрочь, долыса, содрать скальпом - тшшшшть или тссссть... чтобы рассмотреть череп белой-пребелой кости, который, как крепость, как какая-то там камера узника, хранит в себе эти золотые и серебряные, и хрустальные россыпи букв и слов, и промежутков между ними, и даже внутри них, и даже в чёрточках, завитках и линиях, из которых они состоят... буковки... азы и буки... и точечки и тире и тире... натоптанные в этот белый череп как шрапнель в ядро, чтоб бабахнуть...

Разззз!..

И в дамках!

И голова б не болела - кто Ты?..

- Рестик, я серьёзно, - ты не заболел? - спрашивает Лена.

- С чего бы?..

Чичен-Ица или Мачу-Пикчу... Вот потеха-то: Тина - как чудо, Чудище света... Как Сады Семирамиды... Или как... Колосс Родосский! Вот - Колосс!..

- Почему ты молчишь? - спрашивает Лена.

- Думаю...

- Мне нравится, когда ты думаешь...

Или как Великая Китайская Стена...

- Сядь, - говорит Лена, - тебе нехорошо?

- Мне хорошо, - говорю я, - плесни, плз... «Это - как горячим шепотом зажечь свечу в комнате...».

- В какой комнате? - спрашивает Лена.

- В темной! В темной комнате, понимаешь, в темной! В какой же еще?!

- Держи...

- Что это?

- Ты просил... твой коньяк...

- Теплый?

- Как всегда... Скоро ты совсем...

- «Это - как милость крюка, не выдержавшего тяжести тела».

- Э, брат, да ты...

- Это - Тина...

- Пей уже...

Или как Пирамиды!.. Совсем забыл - как Пирамиды! И Хеопса, и Хефрена, и... Да их сейчас море по всему миру! Ти, спасибо, я благодаря Тебе - хоть свою географию подтяну. И историю, и историю... Ты как в капле воды собрала... Да! Ты - не капля в море, Ты - океан в каплях! Ага - Атлантика! В бисеринках слов своих... слов своих светлых слов своих ...

- Ещё будешь? - спрашивает Лена.

Ты - как Сфинкс!..

- Конечно:

Или статуя Зевса, и ПЕтра, и ПЕтра, и, конечно, ПЕтра... Камень!..

Вот так!

Статуя Христа - само собой! Как же без Христа нам с Тобой? Как, скажи?!

«Я не пишу стихов, - слышу я, - я лишь рифмую и структурирую то, что мне сыплет Вселенная, понимаешь?».

Как не понять?! Пшеном сыплет - пшшшшшшшшш.....

А зачем, спрашиваю я себя, а зачем?.. Зачем мне ее лепить, рисовать, расписывать, лить, высекать, пилить, долбить, ваять, созидать, строить, ага, строить ее... Как дом или как мост, или как туннель, или как лестницу... в небо...

Зачем?..

- Ты что это набросился на неё, на Тину-то? - спрашивает Лена.

- И поделом ей... Достала заразище!

Или строить её как строй... Как какой-то там коммунизм!

Или как строй солдат: слушай приказ!..

И все замерли, слушая:

«Был каждый из них хоть по разу бит, а это поднимет им вдвое цену. На рынке невольничьем рыжий жид менял на аргентум его Вселенную».

Развелось этих... рыжих!

За каких-то тридцать сребреников аргентума. Целую Его Вселенную!

Развелось тут Иуд!

А строй стих, слушая стих... ни шевеления, лишь кося глаза...

Вот бы взглянуть на неё хоть краешком глаза!

...или бурить в Тебе скважины, чтобы пить Тебя, как воду артезианских колодцев... Сделать из Тебя пустыню, чтобы затеряться там в одиночестве... с Тобой... искать там оазис, родник... тень... Ти, Твою тень... слизывать росинки росы с колючек чертополоха и с Твоих детских ресниц... пить... и пить, не утоляя этой влагой жажды пожара... Пьянея выпитым...

Ти, Ты - как цунами!.. Очеловечивающее всех этих шариковых и швондеров, этих...

- Рест, ты смешон! Ты не можешь взять в толк, даже в двух словах объяснить и прежде всего себе - с кем ты имеешь дело? Тина, Тина... Ты тратишь себя на какое-то иллюзорное существо, не существующее вживую, невидимое, неслышимое, неосязаемое... Жизнь уходит!

- Тина, - произношу я, - ах, Тина...

- Ты без конца повторяешь это имя, говоришь-говоришь, я же вижу... даже если ничего не говоришь, ты немо шепчешь его, я же вижу... спишь с ним и с ним просыпаешься... С кем спишь-то?!

- Правда?

- А что оно означает, это... «Тина»? Знаешь хоть?

- Знаю: солнце, огонь, львица, золото, гелиотроп, солнце, солнце, желтый алмаз, лавр, роза, да-да - дикая роза, орёл, скарабей... Да и всё остальное бы прихватил!

- Что остальное-то?

- Всё!

Вот вам и состав эликсира бессмертия.

Recipe: взять в известных соотношениях... смешать... растереть... растворить...принимать по 3-5 молекул (гомеопат!) в столовой ложке растаявшего снега с вершины Джомолунгмы (и, или Килиманджаро - зависит от диагноза!) за полчаса до еды.

Главное здесь - взять!

И воскресенье, и Воскресение!..

- Золотой ты мой, не хочешь - не говори. Только не заболей. У нас с тобой через три дня встреча...

- Да я здоров, как конь! - говорю я.

Легко сказать - не заболей!

- Да уж... Скажу тебе по секрету: эти твои поползновения к Тине уже просто бросаются в глаза. Люди спрашивают... Жора засмеял! Таблетку дать?

- Лучше налей. Понимаешь, я не могу ни видеть, ни слышать ее, ни обнять... Только обаять! Это правда. Но я знаю её запахи, слышу её голос, вижу её рыжие волосы, рыжие-рыжие, льющиеся рыжим дождём по плечам, по спине... Аромат этих волос дурманит меня, я живу только вдохами, вдохами... Не смея выдыхать... Наполняя себя как парус... Чтобы плыть и плыть... через всю Атлантику... Как парус...Тугой парус, лопающийся от её: «...собираются демоны душу разделать на фарш... грань реальности зыбкой линией ломкой, то опасно колеблется, то начинает демарш в старый пыльный чердак черепа...».

Понимаешь?..

- Стараюсь, - говорит Лена.

И эти ореховые глаза! Таких глаз в мире - на пальцах считать... На пальцах одной руки!..

- Как мы дружно о черепах-то! Одними вдохами... Не смея выдыхать!

- Да-да, не смея... Милый, а ведь это - диагноз! Скоро взмоешь в свое небо к своей Тине, как воздушный шарик. Там и лопнешь! Тресь! Ба-бах!.. На, держи.

- Что это?

- Ты просил... Коньяк.

- Почему в кружке?

- Чтобы края стакана не откусил. Куда ты?

Слышал благую весть? Бог есть. И выходи из дома Его встречать.

- Ты куда собираешься? - снова спрашивает Лена.

- Встречать, - говорю я, - ты же слышала.

- А ведь это - диагноз, - заключает Лена, - знаете ли... да-да...

И ещё этот шарик... Из той пустыни... Тяжёлый, как ведро ртути... Как булат! Я помню, я хорошо помню: как булат Тининого клинка!

- Хорошо бы тебе показаться...

Только не вздумайте меня лечить!..

А что значит «Глория»?

 

Глава 25

Бывает, что Юля мне просто не верит.

- Это опасно, - говорю я.

- Пс!..

Мы возвращаемся, поздний вечер, едем не спеша, на спидометре - 70.

Я думаю: деньги - это признак удачи, ее прихоть... А иной раз - это просто какое-то недоразумение: у меня полные руки денег! Гонорар за издание баснословным тиражом моей книжицы, ставшей вдруг бешено популярной. Разве я не предполагал о таком фуроре? Я шел к нему неисчислимое количество дней... И ночей! Мой мозг просчитал множество вариантов достижения цели: построить на земле общество без денег! Пирамиду! И вот только издание этого прожекта принесло мне кучу денег, пирамиду, сложенную не из каменных глыб, но из круглых золотых дисков - долларов, евро, франков, песо, шекелей...

Море денег...

- Ты ни словом не обмолвился о стоимости этого колье, - говорит Юлия.

Я, не задумываясь, теперь позволяю себе путешествие вокруг света. И мог бы, не задумываясь, отправиться на недельку-другую в Космос, да, я ни разу не видел свою Землю, которую стараюсь, беспримерно стараюсь населить новыми, современными Пирамидами, ни разу не видел ее из космоса. Как она будет смотреться со стороны? Понравиться ли космическим обитателям, если им вздумается когда-нибудь посетить ее? И возьмут ли они на вооружение мою идею по обустройству Космоса Пирамидами.

- Почему ты не отвечаешь? - спрашивает Юлия.

Я забыл, что дал себе слово, как только у меня появятся первые приличные деньги, купить новый галстук - вместо галстука я, теперь уже мультимиллионер, купил себе старый дом, старинный, целый замок на берегу Луары в провинции Pays de la Loire, в стране средневековых историй, забыв и о том, что Пирамиде не нужны никакие замки. Я давно мечтал о новом доме...

- Это колье, - говорю я, - очень идет тебе...

Я сделал попытку рассказать ей о законе любви.

- Мне тоже нравится, спасибо тебе.

Встречных машин мало.

- И с каких пор, - спрашивает Юлия, - ты впервые почувствовал себя свободным?

- Впервые?..

- Ну, примерно...

Свободным я никогда себя не чувствовал. Даже когда врачи констатировали клиническую смерть. Я видел себя со стороны, откуда-то сверху, парящим над собственным телом, над врачами, бившимися за мою жизнь и победившими мою смерть... Но я и тогда не чувствовал себя свободным.

- Примерно с той минуты, когда увидел тебя.

Я знал, что эта фраза ее обрадует.

- Правда?!

- Ну да!..

Нам казалось, что мы уже все знаем друг о друге. Мы даже заканчивали фразы друг друга. Но разве это может означать, что и эта любовь на пороге краха? Среди людей утвердилось мнение, что как только у кого-нибудь из двоих теряется интерес к другому - любовь кончилась, силы ее исчерпаны...

- Больше нет сил терпеть это, - говорит Юлия.

Мне она очень нравится в этом черном свитере с высоким воротом под самое горло, в вылинявших джинсах, белых кроссовках... Я просто не могу оторвать от нее глаза.

- Да, это похоже на край, - соглашаюсь я.

Мы спорим о том, сколько может длиться это преследование. Вездесущие папарацци просто не дают прохода. И как только они нас выслеживают, тотчас появляется опасность, если не угроза для самой жизни (охоту никто не отменял!). А значит и угроза для нашей любви, да, да, - угроза любви, поскольку мы до мельчайших подробностей знаем, как будет вести себя другой. Как же? Я все силы, все свои силы и все возможности отдам на ее защиту. От любых посягательств. А значит и для спасения этой любви. И никакие страхи, никакие угрозы...

- Ты именно тот, - говорит она, - без кого моя жизнь теряет всякий смысл.

- Малыш, - говорю я, - не забудь передвинуть рычажок предохранителя.

- Да знаю, знаю я, - улыбается Юля, - я уже передвинула... Скажи лучше, как называется этот город? Я до сих пор не могу запомнить это слово.

- Антананариву...

- Да-да... Точно так же, как Тиауако...

- Тиауанако, - подсказываю я, - ты пропустила целую букву, даже целых две «на»! «На» - это важнейший закон Пирамиды.

- Что, - спрашивает она, - что ты сказал?

Я не успеваю ответить, так как фары вдруг высвечивают дерево, лежащее поперек дороги и мне приходится призвать на помощь все свое мастерство автогонщика, чтобы развернуть «Мерсик» ровно на сто восемьдесят градусов. А теперь - за считанные секунды - нужно довести зеленую дугу спидометра хотя бы до 170...

И выстрелы уже почти не слышны... Пук-пук... Тра-та-та-а-а-а...

Охота продолжается?..

- ...потому что любовь, - заключил я, - дело архиважное, знаешь ли...

Потом мы вдруг стали говорить об Ане.

И больше не вспомнили никого! Даже Тине её сахарные косточки не перемыли...

 

Глава 26

Нам понадобилось немало времени, чтобы поверить в то, что мы ни в чем не допустили ошибок. Любая погрешность могла свести все наши усилия на нет, поэтому все тщательно контролировалось, выверялось, дублировалось. Информация о строительстве Пирамиды, конечно же, просочилась на страницы газет. Кто-то все-таки проболтался. Подозрение пало на Джека, всегда готового ради красного словца привлечь внимание папарацци к собственной персоне. Нас просто взяли в осаду. Мы, что называется, зарылись в песок, и теперь, разумеется, не имели права на ошибку. Хотя любая ошибка могла дать неожиданный результат и стать громогласной сенсацией. Особенно придирчив был Юра. Он всегда был таким, сколько я его знал. Теперь же он стал непреклонен в своих мыслях и действиях. Бескомпромиссный эстет, он требовал от нас прецизионной исполнительской дисциплины, не давал проходу мельчайшим элементам неряшливости и распущенности, он просто убивал взглядом любые проявления нашей неаккуратности или беспечности.

- Ты о-очень жесток, - как-то посетовал Вит, твоя ди-исциплина ломает хребет всякого благоразумия и здравого смысла.

- Дисциплина не может быть вальяжной, мягкой или теплой, кислой или северной, - тут же парировал Юра, - она или есть или ее нет. Кому не нравится...

Это была чистая правда, и мы покорились власти чистоты, строгости и порядка, которые были продиктованы нам немногословным Юрой.

Этим он подчеркнул еще раз и важность нашей работы на новом витке наших жизней. Нельзя терять ни минуты, времени не осталось. Каждый из нас понимал это. Для выполнения черновой работы по рекомендации султана мы наняли молодых тайцев и таитянок. Это удивительные люди, кроткие и педантичные исполнители порученного дела. Ни к кому из них нельзя было предъявить никаких претензий. Султан, правда, требовал взамен объяснений: почему мы не строим пирамиду рядом с его дворцом, часть которого мы успели напичкать нашим оборудованием и приборами. Пришлось объясняться. Он не понимал и не принимал наших объяснений. Капризничал. Приходилось терпеть. Как и всякую пирамиду, мы начали строительство с головы, с вершины. Вершина нашей Пирамиды Духа по проекту должна быть увенчана Совершенством. Кого положить в голову? На этот вопрос ответ давно был готов: Иисус! Это было ясно, как день. Но можно ли рисковать? Нельзя. Нельзя было допустить, чтобы венец нашей Пирамиды, Храма с Большой буквы, вдруг поблек у всех на глазах. Мало ли могло быть случайностей. Вдруг мы не все просчитали! Храм тотчас бы рухнул. Нужны были пробы и пробы, мы должны были удостовериться в своих силах, увериться в своих действиях...

И мы настойчиво продолжали бурить свои скважины, сулившие нам фонтаны духовного обновления.

- Наверное, это обошлось вам в копеечку? - спрашивает Лена.

- Это стоило баснословных, просто бешеных денег! Но ты ведь понимаешь, что все деньги планеты Земля, все ее золото и все богатства не идут ни в какое сравнение с попыткой водружения на ее шаткой оси флага совершенства.

Однажды Вит не удержался:

- Слушайте! Но зачем вам все это?! - возопил он в отчаянии, обняв ладонями свою голову. - Мы могли бы купить...

Жора посмотрел на него, как на старый рубль и, не меня выражения лица, произнес:

- Вит, не жадничай.

Вит тотчас умолк.

- И ваши бильдербергеры, - говорит Лена, - не отказались...

- Да, Бильдербергский клуб! Это «тайное правительство» нашей планеты, не скряжничало, не скупилось.

- У меня такое впечатление, что ваша Тиша тоже из бильдербергеров, а - как думаешь? - спрашивает Лена.

- Тиша?!

- Тина, Тиша...

Тиша?!! Мне нравится: Тишка!.. Здесь много тишины...

- Не может быть, - говорю я, - а кто ещё?..

Да знаю я, я давно знаю, откуда эта ваша Тиша! Знаю я! Бильдербергеры? Ха! Да они ей в подмётки не годятся! Вот откуда!..

- Тиша, - вопрошаю я, - ты сказала Тиша?!

- Да, у неё замашки бильдербергерские, судя по тому, как ты её носишь на руках. Точно иллюминатка!

- Ещё чего!..

- Носишь, носишь... Я же вижу!

Никогда этого не замечал.

- И они...

- Ага, - продолжаю я, - и Бжезинский, и Киссинджер, и Рокфеллер и Буш... Да и многие другие, а их около двух тысяч, ни минуты не раздумывая, отвалили нам солидный куш...

- Правда? Без всяких споров и обоснований? - спрашивает Лена.

- У них ведь достаточно ума, чтобы понять: власть денег - ничто по сравнению с властью совершенства. Вот ведь - где истинная власть!

- Власть совершенства?

- Если хочешь - власть над совершенством.

- Но такой власти нет и не может быть, - говорит Лена.

- Пока не построена Пирамида.

- Ну и?..

- И пришел долгожданный час выбора наших клонов. Наконец-то!

Срочно понадобился и источник яйцеклеток. Где их столько набрать? И эту задачу мы решили легко. Была б шея... Спрос обеспечил производство. Мы же на этом не экономили. Как только Вит сделал рекламный проект, женщины тучами предложили нам свои услуги. Тьма доноров, мириады, так сказать, самой качественной, пардон, женской икры. Дошло до международного скандала! Общественные движения, «Green peaсe», «Женщины мира»... наехали так что... Вит потом все утряс, откупился. А Жору, преуспевшему в ладах с любой женщиной, чуть не женила на себе эта самая мисс «Green peaсe». Эта зеленоокая бестия своей красотой покорила весь мир. И у Трампа, покровительствовавшего ей, возникли сложности. Жора этого Трампа засунул за пояс...Это целый роман, я потом расскажу...

- А про Тину расскажешь, - спрашивает Лена, - она и Трампа тоже...

- Ты же её терпеть не можешь!

- Стерплю... «Если завтра устану жить - выйду ночью метать ножи...».

- Э, э... Лен... Тыыыы... Ты Тину цитируешь?! Ты - Тину?!!

- Не только же тебе дозволено это удовольствие!